Текст книги "Легион Кэнби"

Автор книги: Билл Болдуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВСТРЕЧИ

11 декабря 2689 г., земное летосчисление

Монте-Карло-19

Нью-Бельмонт

В следующий по земному времени день. День Императора, – в нескольких световых годах от Земли, в роскошном игровом комплексе Монте-Карло-19 на Нью-Бельмонте, доминионе Имперской Земли, находящемся на орбите Альфы Центавра – Крылатый Шут, один из грифонов Ренальдо, одержал победу над девятнадцатью другими его собратьями-трехлетками. После того как в двух предыдущих забегах Шут отстал чуть ли не на два корпуса, ставки на него составили почти пятнадцать к одному. Тем не менее Ренальдо спокойно поставил на молодого грифона уйму денег и в результате едва не разорил банк казино. Графа немедленно пригласили в личный смотровой павильон Филанте XXI. Павильон возвышался в двенадцати сотнях футов над треугольной площадкой длиной десять миль, над которой летали огромные крылатые кошки Пока император воздавал почести победившему животному, прибыл воздушный катер Ренальдо.

Ступив на платформу из искусственного мрамора, граф, одетый в тот день как римский сенатор – в тогу, золотые сандалии и венок из оливковых ветвей, – испытал мимолетное чувство зависти к императору, окружившему себя такой роскошью. Конечно, власть не могла обходиться без своих внешних атрибутов. И все же Ренальдо никогда не покидала мысль, что истинную красоту он способен оценить в большей степени, чем император. Несмотря на все старания, тот не являлся настоящим знатоком, хотя, разумеется, считал себя таковым.

Осматриваясь с напускным равнодушием (как будто давно привык к подобному, бросающемуся в глаза богатству), Ренальдо жадно любовался построенной в римском стиле беседкой Филанте – естественно, с венчающим купол золотым орлом, многоярусными садами, фонтанами, разодетыми в мантии слугами. Какая пышность! Ренальдо почувствовал, как его верхняя губа невольно скривилась. Он не привык ощущать себя… ниже кого-то. И все же трижды проклятому Филанте каждый раз удавалось вызывать у графа это чувство. Он терпеть не мог оказываться на втором месте, особенно когда дело касалось внешних атрибутов.

Ренальдо заметил, как из царской беседки к нему спешит стройная и гибкая девушка. Всю ее одежду составляла спускавшаяся с плеча широкая шелковая лента. Что ж, слуги Ренальдо нисколько не уступали этой красотке.

– Его императорское величество шлет вам поздравления, господин, объявила она с быстрым и легким поклоном, – и немедленно приглашает вас в свое августейшее общество.

– Спасибо, – пробормотал Ренальдо, питая отвращение к необходимости благодарить кого-то, тем более прислугу, подозревая, однако, что эта соблазнительная молодая особа может оказывать на своего всемогущего хозяина тайное влияние.

Тихим шепотом в крыло старого Букингемского дворца, служившее Филанте резиденцией, сзывался штат для „особых услуг“. Скрипя зубами Ренальдо пошел за молодой женщиной по ковру из нежнейшей травы, окаймленному изящными прозрачными деревьями и украшенному длинными полосами прекрасных цветов. Рядом гарцевали на волосатых козлиных ногах сатиры с рогами и копытами, вызванные теми же генетическими экспериментами, которые породили грифонов. Дети с крылышками и молодые женщины – все обнаженные, украшенные лишь яркими лентами – томно возлежали на постелях из лилий или танцевали с такими же обнаженными юношами. Ренальдо внутренне рассмеялся – старик Филанте посвятил слишком много времени работам Жана-Оноре Фрагонара[1]1
  Французский живописец и график (1732–1806 гг.).


[Закрыть] и Пьеро ди Козимо.[2]2
  Итальянский живописец (1462–1521 гг.).


[Закрыть] Однако великолепие рококо только усиливало в Ренальдо чувство чужого превосходства и по мере приближения к трону все больше отравляло графу жизнь.

Перед ним, смешно развалившись на изысканном, обитом красным бархатом ложе, Филанте неторопливо отрывал от кисти зеленые, прохладные на вид виноградины. Изборожденное морщинами и ужасными синими венами нагое тело Филанте могло вызвать лишь отвращение – по крайней мере по сравнению с другими обитателями „облака“. Сухопарый старик был почти лысым, за исключением грязновато-серых пучков волос над ушами и на самой макушке. Его лицо с длинным носом, обвисшими щеками, тяжелой челюстью и застывшим в улыбке ртом походило на лицо идиота. Но если бы кто-то отважился заглянуть в его близко посаженные серые глазки, то обнаружил бы, что они светятся коварством и умом. Проворно прикрывая пурпурной лентой поросшую седыми волосами промежность, император протянул левую руку.

– Можешь поцеловать мое кольцо, Ренальдо, – провозгласил он. – Мы понимаем, что Крылатый Шут больше всего благоволил сегодня тебе.

Проглатывая гордость (и комок в горле), Ренальдо опустился на колени на верхней ступеньке беседки и поцеловал протянутое кольцо. Не без зависти граф заметил в оправе огромный звездный огонь. „Проклятый Филанте! мысленно выругался Ренальдо. – Все-то у него непременно самое большое и дорогое!“. Впрочем, поднимаясь, граф улыбнулся: звездный огонь „Юлий Цезарь“ был все же и крупнее, и красивее.

– Ах, ваше величество, – замурлыкал Ренальдо, размышляя о том, знает ли старый черт о том, что величайшая драгоценность найдена и выставлена на продажу, – какое наслаждение быть приглашенным в это святилище! Ваша доброта ошеломляет меня.

– Как всегда, Ренальдо, – добродушно улыбнувшись, заметил Филанте, тебя так и распирает от дерьма. Но нам это нравится, – добавил император, так что можешь подняться.

– Благодарю вас, ваша светлость, – проворковал Ренальдо, отчаянно подавляя внезапное желание расплющить костлявому старику не в меру длинный нос.

С ворчанием гость выпрямился, а затем занял неудобное место, предложенное ему одним из сатиров – довольно смазливым малым, если бы не уродливые копыта и козлиные ножки.

– Итак, Ренальдо, – начал император, задумчиво разглядывая новую виноградную гроздь, – на что потратишь свой злополучный выигрыш?

Поведение Филанте наводило на мысли о чем-то гораздо большем, чем его бесхитростный вопрос. Намеренно помолчав немного, Ренальдо нахмурился.

– У меня почти не было времени, чтобы осмыслить победу, ваша светлость, – уклончиво ответил он. – На ум приходит множество всего замечательного – и, конечно, я преданно служу современному возрождению классической оперы.

– Да, – небрежно бросил Филанте, – нам хорошо известна твоя любовь к опере, и мы хвалим тебя за это. От имени искусства Имперская Земля в долгу перед твоими доблестными усилиями.

– Я благодарен вашей светлости за похвалу, – осторожно ответил Ренальдо.

Затевалось что-то другое и, насколько он мог судить, весьма далекое от недавней победы Крылатого Шута – да и самих состязаний.

– Но, разумеется, Ренальдо, помимо оперы у тебя есть и другие интересы, – продолжал Филанте. – Например, мы лично видели твою великолепную коллекцию драгоценностей.

Ренальдо благоразумно позволил императору вести односторонний разговор в избранном им русле.

– Спасибо за комплимент, – снова уклончиво поблагодарил граф.

– Это не комплимент, мой дорогой Ренальдо, – сказал Филанте, разглядывая руку. – Ты наверняка знаешь, что, если не считать этого звездного огня на нашем пальце, твоя коллекция богаче нашей.

Спустя некоторое время он опять посмотрел на Ренальдо.

– Думаем, ты слышал о том, будто вновь всплыл на поверхность звездный огонь „Юлий Цезарь“.

Так вот оно что!.. Изображая святую невинность, Рональде удивленно поднял брови.

– Неужели сам звездный огонь „Юлий Цезарь“, ваше величество? – в театральной манере выдохнул граф. – Где же он?

– Нам это неизвестно, – ответил Филанте, косясь на собеседника. – Мы надеялись, что ты мог слышать…

– Ах, это действительно была бы новость, – пробормотал Ренальдо ничего не значащие слова, одновременно лихорадочно соображая.

Если Филанте не лжет, Отто Гаспари в самом деле сдержал слово и предложил „Юлия Цезаря“ одному только графу Сокровище переходило к нему! Благодаря проклятому пропавшему работорговцу в последующие месяцы Ренальдо окажется почти неплатежеспособен, но, видит Бог, он все-таки придавит Филанте к земле. А такая возможность выпадает не всякому.

– Похоже, ты весь ушел в думы, Рональде, – заметил Филанте после некоторого молчания и усмехнулся. – Наверное, „Юлий Цезарь“ тревожит и твое воображение.

– Еще бы, ваше величество, – согласился Рональде. – О владении таким сокровищем можно всю жизнь лишь мечтать.

– Это правда. – Смерив Ренальдо взглядом, император улыбнулся. – Тогда пусть выиграет достойный.

– Что выиграет, ваше величество? – спросил Ренальдо как можно более безобидным тоном.

– Состязание за право владеть „Юлием Цезарем“, конечно, – пояснил Филанте, изучая свои холеные ногти. – Мелкую ставку ты и рассматривать не станешь, так ведь?

– Ставку против вас, ваше величество? – удивился Ренальдо, чувствуя еще большую победу над костлявым простофилей, который никогда не бросал слов на ветер. Скорее всего шпионам императора не удалось выследить знаменитый камень. Ренальдо долго ждал своего триумфа, а также вознаграждения за терпение и осторожность.

– Разумеется, против нас! Немногие достаточно богаты, чтобы идти на такие пари. – Филанте улыбнулся. – Впрочем, в данном случае, несмотря на липовые налоговые декларации, которые ты подаешь, нам известно, что с твоими ресурсами можно рискнуть крупной суммой.

– Ваше величество слишком добры…

– Скажем, в миллиард кредитов? – холодно продолжал Филанте.

У Ренальдо невольно подпрыгнуло в груди сердце. Действительно крупная сумма! Заставляя себя успокоиться, он взглянул императору прямо в глаза.

– Миллиарда кредитов будет вполне достаточно, ваше величество, услышал он собственный голос.

– Вы это записали? – произнес Филанте, как будто в пустоту.

– Записали и засвидетельствовали, мой император, – ответил чей-то голос, также из пустоты.

– Мы любим, когда наши ставки под надежным контролем, – заверил Филанте гостя.

– Да-да, – дрожа, согласился тот, – разумеется.

– Ждем твой миллиард на счету условного депонирования в Лондонском банке… через недельку?

Ренальдо мысленно сглотнул. „Юлий Цезарь“ стоит по крайней мере раза в два дороже. Чтобы достать столько денег, графу придется заложить почти все владения. Однако если уж нельзя верить императору, тогда с кем еще и заключать пари? Кроме того, получалось, будто „идиот Филанте“ помогает графу купить звездный огонь „Юлий Цезарь“! Ренальдо усмехнулся.

– Договорились.

– Вот и отлично! – воскликнул Филанте, бросая взгляд на хронометр в стиле барокко, подвешенный к ребру крестового свода беседки.

Император нахмурился, затем перевел глаза на стайку окружившей майское дерево молодежи.

– До следующего забега еще почти час, Ренальдо, – заметил он. Приглядел кого-нибудь из этих? Гарантирую, все девственницы.

Разглядывая молоденьких девушек не старше пятнадцати лет, Ренальдо ощутил знакомое возбуждение.

– Даже и не знаю. Одна красивее другой.

– Ну, тогда вон ту, – предложил Филанте, показывая на гибкую шатенку. – Мы воспользуемся ею вместе – прямо на этой кушетке. Эй, малышка, – позвал он. – Да-да, ты, в розовой ленте.

Улыбаясь от удовольствия, Ренальдо потянулся к крупной, украшенной камнями броши, которая застегивала его тогу. Разделить девственницу с императором – исключительная честь. Это могло стать началом особого дня.

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

В те же минуты – в четверть одиннадцатого утра по земному времени Кэнби приехал в Манхэттен. Окольным путем направляясь в корабельный парк, он заметил на скамейке в старом Бэттери-Парке Синтию Тенниел. Выпавший два дня назад снег, как и следовало ожидать для этого сезона, совсем растаял с юга снова подули осенние ветры. По голубому небу плыли, обещая ясную погоду, плоские облака. Если бы не голые деревья, то показалось бы, что до зимы еще очень далеко.

– Можно к вам подсесть? – спросил Кэнби. Оторвавшись от книги, Синтия улыбнулась.

– Привет, Гордон, – сказала она, пододвигаясь на край скамейки.

Под расстегнутым пальто Синтии виднелся ярко-желтый свитер и широкие клетчатые брюки.

– Что привело вас этим утром в Бэттери-Парк?

– Вообще-то, – пробормотал Кэнби, сознавая, что все его „домашние заготовки“ для завязывания разговора рассыпаются, – если вам хочется услышать правду, вы.

– Я? – спросила она и засмеялась. – Наверное, вашему экипажу не хватает канонира или еще кого-нибудь в этом роде.

Кэнби рассмеялся вместе с нею.

– Как вы догадались? Неужели у меня на лице написано: „Требуется канонир“? Вообще-то…

Под холодными солнечными лучами собеседники снова рассмеялись. Видимо, выдалось именно такое утро, которое наполняет всего человека радостью.

– Что „вообще-то“, Гордон Кэнби? – спросила Тенниел. Ее голубые глаза искрились на солнце.

– Вообще-то канониры мне больше не требуются.

– Как? – Синтия изобразила крайнее удивление. – Значит, вы хотите, чтобы я работала у вас в машинном… или еще в каком-нибудь жутком отделении? Нет уж, Гордон Кэнби, или канониром, или никем!

– Может, вас устроит вечер в городе? Подняв брови, она замолчала.

– Меня? – наконец спросила женщина.

– Кроме вас, на этой скамейке больше никого нет, – парировал Кэнби. Значит, все-таки вас.

– Гордон, – начала она, внезапно помрачнев, – вы обо мне ничего не знаете.

– Наверное, поэтому я вас и приглашаю, – настаивал Кэнби, в то время как румяные щеки Тенниел превращались в пунцовые. – А разве есть какие-нибудь препятствия?

– Э-э… н-нет, – выдавила Синтия, поднося руку к губам. На мгновение их тронула печальная улыбка. – Просто…

– Просто что? – осторожно поинтересовался Кэнби. – Если вы не хотите…

– Да нет же, Гордон! – воскликнула женщина, и ее грустную улыбку тотчас же сменила тревога. – Дело в другом. Кэнби отчетливо ощутил смятение собеседницы.

– Прошу вас, – выговорил он, совершенно униженный. – Забудем об этом. Представьте, что я не заходил сегодня в парк. Извините, что доставил…

– Вы меня не поняли. Гордон, – возразила Тенниел, поднимая руку, как бы защищаясь. – Я бы хотела пойти с вами. Но…

– Так в чем же дело? – спросил Кэнби, одолеваемый чувством безнадежности. – Что-нибудь не так?

Опустив глаза, Тенниел, казалось, тщательно обдумывала ответ. Наконец она подняла голову.

– Просто я давно уже ни с кем не встречалась, Гордон. И я…

– Что плохого в том, что мы вместе проведем вечер?

– Пожалуй, ничего, – заметила она с мелькнувшей на лице грустной улыбкой. – Но эта моя… ночная работа… – Тенниел покачала головой. Кроме того, вы действительно меня совсем не знаете.

– Я знаю только то, что хочу с вами встретиться, – признался Кэнби. Не обещаю ничего особенного – не могу себе это позволить. Но я бы с удовольствием нанял кого-нибудь присмотреть за Дамианом. К тому же вы сами сказали, что не против. Так как же?

– Моя работа… Кэнби улыбнулся.

– Не могу поверить в то, что вы работаете всю неделю. Тенниел глубоко, чуть ли не обреченно вздохнула.

– Нет, – проговорила она. – Иногда у меня выдается выходной. И, добавила женщина с улыбкой, – я правда хотела бы с вами встретиться. Тогда, может быть, вечером в пятницу?

У Кэнби радостно дрогнуло сердце.

– Вечером в пятницу – замечательно! – воскликнул он. – Когда?

Тенниел ненадолго задумалась.

– В половине восьмого не поздно?

– Нисколько, – произнес Кэнби.

Едва он собрался насладиться несколькими спокойными минутами на солнце, как зажужжал голофон. Хмурясь, Кэнби достал из кармана крошечное устройство и нажал кнопку начала связи.

Над голофоном возникло маленькое голографическое изображение Пита Мендереса.

– Извини, что побеспокоил, командир, – произнес Мендерес, поворачивая голову к Тенниел. – Мы можем сейчас поговорить?

– Это друг, Пит, – ответил Кэнби, бросая на Синтию подбадривающий взгляд. – Что случилось?

– Звоню тебе, командир, – доложил Мендерес, – из-за этой Петерсон, которую ты завербовал. Не представляю, как она узнала о Легионе, но она требует, чтобы я с тобой связался. Говорит, вопрос жизни и смерти. Хочет, чтобы ты позвонил ей в парк pronto – знать бы еще, что это такое. Тебе понятно?

Кэнби нахмурился.

– Понятно, Пит. Спасибо.

– Что-нибудь не так, командир?

– Пока не знаю, – сказал Кэнби. – Но если что, перезвоню тебе прямо сейчас. Если нет – значит, все в порядке Изображение Мендереса растаяло, и Кэнби перевел взгляд на Тенниел.

– Даже утром не дают расслабиться. Простите, – добавил он, набирая номер Петерсон.

Тотчас же над голофоном материализовались ее голова и плечи.

– Похоже на Бэттери-Парк, – заметила Петерсон, оглядываясь.

Затем она увидела Тенниел.

– О, привет. Извини, что отвлекла, командир. Можно говорить?

– Кажется, это что-то важное, – многозначительно произнес Кэнби. – Что стряслось? Петерсон все поняла и кивнула.

– Значит, так, – начала она. – Сегодня в четырнадцать тридцать в секторе Джорджтаун тебе назначена личная встреча. Место называется „Прокуренная таверна“. Ясно?

Ну, еще бы! Немил Квинн назначил ему встречу!

– Яснее некуда, инженер, – откликнулся Кэнби.

– Ты успеешь? – спросила Петерсон с беспокойством. – У тебя осталось часа три.

– Ничего, успею, – заверил ее Кэнби. – Ты правильно догадалась, где я. В самом крайнем случае попаду в Джорджтаун к трем.

– Найдешь там это место?

– Инженер, – успокоил ее Кэнби, – если это таверна, найду, можешь не сомневаться. Петерсон рассмеялась.

– Ладно, командир. Уже не сомневаюсь. Тогда я отключаюсь. – Она быстро повернулась к Тенниел. – Жутко извиняюсь, что побеспокоила вас двоих, проговорила Петерсон тоном, подразумевавшим совсем обратное. Затем она снова перевела глаза на Кэнби. – Потом расскажешь, ладно?

– Тебе первой, – пообещал он.

– Пока, командир. – Ее изображение исчезло.

– По-моему, я ей не понравилась, – пробормотала Тенниел – на мгновение на лице женщины вновь появилась печальная улыбка.

– Правда? – удивился Кэнби в тщетной попытке исправить неприятную ситуацию, пока еще не поздно. – Я не заметил.

– Ну, тогда мне просто показалось, – тихо проговорила Тенниел, но Кэнби догадывался, что она тоже притворяется.

– Так или иначе, это не имеет никакого значения, – сказал Кэнби. – По крайней мере для нашего вечера в пятницу.

Покачав головой, Тенниел улыбнулась – на этот раз с искренней теплотой.

– Никакого значения, Гордон. Значит, в половине восьмого?

– В половине восьмого, – повторил Кэнби. – Только где?

Рассмеявшись, она взглянула ему в глаза.

– Я думала, зададите вы этот вопрос или нет… Но я бы все равно не отпустила вас, пока вы не спросили бы. – Порывшись в своей старой сумочке, женщина быстро нацарапала что-то на клочке бумаги. – Вот, – протянула она ему записку. – Я написала, как добраться. И еще здесь есть мой номер, если нужно будет позвонить.

– Спасибо, Синтия, – поблагодарил Кэнби и потряс головой. – Я надеялся понадоедать вам тут немного. Но вы, наверное, слышали, мне теперь надо спешить.

– Что ж, – призналась Тенниел, – я не могла не слышать, что у вас сегодня довольно важная встреча. Кажется, в секторе Джорджтаун?

Кэнби кивнул.

– Тогда вам действительно пора, – заметила Синтия, взглянув на часы. Туда добираться почти два часа.

– До встречи, – проговорил Кэнби, пряча полоску бумаги в потертый черный бумажник. – В семь тридцать вечера в пятницу.

– Буду ждать, – сказала на прощание Тенниел.

Колумбийский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Пока Кэнби спешил к Гранд-Сентрал, Николай Кобир находился уже в нескольких милях от Джорджтауна, в Колумбийском районе нового Вашингтона. В тот день Николай надел синий мундир гражданского имперского служащего. На его поддельном пропуске с фотографией, а также идентификационным номером значилось вымышленное имя Квинси Бернсайда, аудитора особых документов. Золотой фон и передатчик зашифрованного пользователя – подделка которых стоила десять тысяч кредитов – давали Кобиру доступ к самым точным классификациям документов Империи и проводили его через восемь последовательных проверок Архивного Отдела Империи.

В течение последнего часа Кобир и Казимир Осариан, хрупкий на вид и очень одаренный кирскианец, тоже одетый в имперскую форму, получили довольно полные сведения о финансах Ренальдо.

– Еще что-нибудь есть, Али? – спросил Кобир, обратившись к товарищу по имени, напечатанному на его поддельных документах.

– Всегда можно найти больше сведений, мистер Бернсайд, – ответил Осариан, вглядываясь в один из дисплеев, с которыми они работали, – но уже менее важных, поскольку они старее. То, что мы собрали, подойдет?

– Минуту, мой друг.

Пролистывая указатель, Кобир останавливался на определенных значках, чтобы обдумать записанные в этих разделах сведения. Наконец он закончил работу и улыбнулся.

На сбор подобной информации потребовались немалые денежные затраты, которые пошли на взятки и технические операции. Впрочем, теперь даже поверхностный „срез“ сведений указывал на то, что Кобир сделал разумное вложение. Он станет шантажировать Садира, Первого графа Ренальдо, самым искусным способом – с одной стороны, не требуя лишнего, а с другой – вполне окупая затраченное время.

– Вполне достаточно, по крайней мере пока, – заключил Кобир.

– Тогда я сброшу все на нашу кассету, – сказал Осариан, вставляя в аппарат маленький инфоаккумулятор.

Кивнув, Кобир собрался было отключить терминал, когда почувствовал, что до его плеча кто-то дотронулся.

– Назовите ваше имя, – приказал властный голос за спиной.

Хотя Кобир ничем не выдал своего беспокойства, ум его лихорадочно заработал. Вероятно, на плечо давила чья-то рука – оружие уткнулось бы между лопаток. Следовательно, тот – или те, – кто стоял сзади, не имел оружия или по крайней мере его еще не достал.

Взглянув на Осариана, Кобир с облегчением отметил, что годы военной тренировки мгновенно дали о себе знать. Инженер прекратил работу на терминале и осторожно ждал приказов. Ободрительно подмигнув товарищу, Кобир собрался с мужеством и выпрямился – тотчас же с его плеча убрали руку.

– Кто смеет меня трогать? – спросил Кобир, медленно поднимаясь со стула и разыгрывая крайнее возмущение.

– Молчать! – ответили ему. – Медленно повернитесь и предъявите документы.

Кобир осторожно повернулся и оказался лицом к лицу с бледным штатским со злыми глазами, а также довольно неуверенным с виду охранником в форме. Штатский, на визитке которого значилось „Хогарт, Форнолт, Дж.“, без сомнения, был каким-то начальником и, поскольку распоряжался в этой святая святых, непременно обладал значительной властью. Но здесь, в правительстве, власть редко сочеталась с компетентностью – гораздо чаще она говорила о политических связях. Если Кобир не ошибался, главная сила этого человека состояла в обладании и преумножении власти внутри иерархии, умело сражая своих противников, а также тех, место которых он жаждал занять путем инсинуаций и обмана.

Охранник – судя по визитке, некий Корнолд Вест – не терял бдительности, однако, будучи, как и Осариан, в первую очередь солдатом, ждал приказов. В общем, его кирскианцы могли не опасаться; более того, сам того не желая, охранник мог оказаться союзником.

Кобир тотчас же принял позу оскорбленного.

– Хогарт, – презрительно бросил он, – немедленно ответьте, по какому праву вы мешаете мне проводить правительственную проверку!

– Как вы смеете сомневаться в моих полномочиях?! – взревел Хогарт. – Я начальник этого отдела. Ваш допуск недействителен без моего личного разрешения. Что вы о себе думаете? Рядовой Вест, схватите этого человека!

– Э-э, – промямлил охранник, неуверенно делая шаг вперед.

Кобир предостерегающе поднял руку – охранник замер, – затем небрежно повернулся к Хогарту и изобразил на лице холодную улыбку. Успех штатского был обречен стать его самым слабым местом. Власть придавала ему храбрости утаивать свои настоящие доходы. Этим грешили все, и чем выше пост занимал человек, тем меньше налогов пытался платить. Однако каждый год комиссия из знати наугад выбирала несколько тысяч не игравших особой роли личностей и замучивала их проверками, что, независимо от степени вины, неизменно кончалось для жертв финансовым крахом.

– Вот что я имею, – твердо заявил Кобир, доставая из кармана блестящую карточку из хрома с наводящей ужас эмблемой Имперского Бюро по налогам и сборам, грозного орудия политического класса, с помощью которого из подозреваемых в махинациях с налогами выжимались вполне ощутимые ресурсы. Карточка обошлась Кобиру в лишние четыре тысячи кредитов, зато мгновенно оправдала затраченные на нее деньги.

Подобного поворота Хогарт совершенно не ожидал. Испуганно отпрянув назад, он наступил охраннику на ногу и позволил Кобиру стать хозяином положения.

– Али, – приказал кирскианец, – занесите данные с карточки этого Хогарта для обвинения его в воспрепятствии проведению проверки… и, возможно, в других интересных преступлениях. – Он мрачно усмехнулся. – Бюро непременно захочет проследить финансовую деятельность этого человека разумеется, после тщательного изучения первых предъявленных нами обвинений.

Раскрыв от изумления глаза, Хогарт зажал рот рукой, а охранник продолжал пятиться назад в очевидной попытке спасти ноги. При этом вид у него был такой, словно ему хотелось провалиться сквозь пол.

Приняв воинственный вид, Осариан предстал перед Хогартом, чтобы зарегистрировать зашифрованную на его Табличке информацию.

– Повнимательнее, – предупредил своего помощника Кобир. – Обычно те, кто мешает, оказываются самыми злостными нарушителями.

– Постараюсь быть предельно внимательным, господин особый уполномоченный, – ответил Осариан.

– Н-но, особый уполномоченный Бернсайд… – начал Хогарт, глядя на табличку Кобира.

– Молчать, подозреваемый! – отрезал тот. Казалось, штатский съежился, однако подчинился приказу. Кобир позволил себе немного расслабиться. Теперь он полностью держал положение под контролем. Взглянув на инфоаккумулятор, Кобир строго спросил своего спутника:

– Запись нашей информации завершена? Осариан озабоченно посмотрел на кассету.

– Еще минут пять, господин особый уполномоченный. Кобир сжал губы пока вместе с Осарианом они не поднимутся на поверхность и не покинут здание, их жизнь по-прежнему останется под угрозой. Впрочем, выбора у них не было. Повернувшись к охраннику, Кобир распорядился:

– Вест, теперь вы несете ответственность за подозреваемого. Позаботьтесь о том, чтобы он не передал возможным сообщникам сигнал выкупить эти сведения, пока мы не соберем всю компрометирующую информацию.

– Есть, господин особый уполномоченный, – отозвался охранник, надуваясь, словно воздушный шар. – Навести на него бластер?

– Нет, – поспешил ответить Кобир, заметив, что на них начинают поглядывать посторонние. – Это может привлечь внимание, – объяснил он, – а также предупредить сообщников, что их дни тоже сочтены.

– О да, господин особый уполномоченный, – подхватил Вест. – Как я сам не догадался…

– Я отмечу это в своем докладе, – строгим голосом пообещал Кобир.

Наконец Осариан вытащил инфоаккумулятор, потер его о рукав, словно очищая от грязи, и сунул в официально выглядевший кожаный футлярчик на поясе.

– Я закончил, господин особый уполномоченный.

– Хорошо, – откликнулся Кобир и обратился к охраннику со словами:

– Вест, задержите здесь Хогарта еще на пятнадцать минут, чтобы он не причинил других неприятностей…

– Н-но, господин особый уполномоченный… – вмешался Хогарт.

– Молчать! – приказал Кобир. – Иначе к вашему приговору прибавится еще несколько лет.

– Н-но…

– Похоже, Хогарт, у вас масса лишнего времени?

– Нет, господин особый уполномоченный.

– Как я уже сказал, Вест, – продолжал Кобир, – продержите здесь подозреваемого еще пятнадцать минут, а затем сопроводите прямо в Охранную Службу для допроса и задержания. Вам все понятно?

– Все понятно, – вытягиваясь, ответил Вест. Его рука потянулась к виску, чтобы отдать честь.

– Али, – громко распорядился Кобир, когда они направились к лифту, напомни мне отметить этого Веста в рапорте.

– Слушаюсь, господин особый уполномоченный, – отчеканил Осариан. Затем, приблизив к губам наручные часы – ничего другого они собой и не представляли, – он четко произнес:

– Напомнить особому уполномоченному Бернсайду отметить в рапорте оказанное рядовым Вестом содействие…

Кобир и Осариан благополучно покинули здание. Еще через тридцать минут парочка переоделась в зеленые комбинезоны и желтые рубашки работников местной гильдии обойщиков. Кроме того, Кобир добавил к своему облику квадратные усики, а Осариан – черную глазную повязку. В таком виде оба отдохнули в джорджтаунской забегаловке под названием „Прокуренная таверна“. Ровно через два часа они сели на скоростной поезд до Манхэттенского сектора.

Однако до станции Гранд-Сентрал спутники не доехали. Вместо этого, когда поезд вышел на поверхность на остановке „Красный Банк“, чтобы выверить временной маршрут, они вышли – с помощью специального ключа от дверей, доступного лишь дорожным служащим. Кирскианцы пешком отправились в таверну „Ильвиенто“, где сначала насладились уникальной во всей известной цивилизации итальянской кухней, а потом покинули Землю на борту одного из своих верных „KV72“, избежав крупнейшей за последние несколько лет полицейской облавы.

Джорджтаун

Колумбийский сектор

Земля

В пятнадцать часов двадцать одну минуту Кэнби перешагнул порог „Прокуренной таверны“ в старом Джорджтауне В это время дня таверна пустовала. В расположенных возле стен кабинках негромко разговаривали несколько парочек, да за столиком возле стойки потягивали пиво двое обойщиков – один с повязкой на глазу, второй – со странными квадратными усиками. Заказав себе пиво, Кэнби уселся в кабинке с видом на дверь и начал ждать.

Наступила половина четвертого, а Немил Квинн все не появлялся. Так же, как и без четверти четыре. Двое обойщиков допили по Второй порции пива и вскоре после пятнадцати пятидесяти ушли. К этому времени Кэнби забеспокоился.

Почти в четыре в таверну вошел маленький угловатый человечек. Совсем лысый, он носил коричневый лыжный свитер из шерсти, мягкую кепку и широкие брюки защитного цвета. И хотя после стольких выступлений в средствах массовой информации не узнать этого посетителя было трудно, в жизни он показался Кэнби намного меньше ростом Оглядывая мрачноватое помещение, посетитель наконец остановился на кабинке Кэнби.

Тот кивнул, и Квинн через всю комнату подошел к его столику.

– Я ищу Гордона Кэнби, – произнес он резковатым басом.

Поднявшись, Кэнби почтительно протянул руку – Гордон Кэнби – это я, ответил он.

Квинн усмехнулся.

– Тогда присаживайся, дружище. Я закажу пару напитков, чтобы нам было легче общаться. Что будешь пить? – спросил гость, кивая в сторону наполовину пустого стакана Кэнби.

– На ваш выбор, – ответил тот, приятно удивленный тем, что канцлер казначейства намерен пить такой плебейский напиток, как пиво, – тем более угощать им незнакомца.