Текст книги "Флейта Кришны"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Несмотря на то, что дорог и путей много, цель одна, и каждый должен выбирать путь, который находится в гармонии с его стилем жизни. Вместо того чтобы бесконечно спорить по поводу того, какой путь правильный, а какой – неправильный, а это – чистая трата времени и энергии, – вы должны внимательно выбирать путь согласно своей индивидуальности, своей внутренней природе, вот и все.

Вопрос:

Вы объяснили нам отсутствие выбора у Кришны. Гита, однако, говорит, что тот, кто уходит из этого мира, когда солнце на северном небосклоне, тот достигает освобождения. Но как насчет того, кто умирает, когда солнце на южном небосклоне? И как можно сравнить штхитапраджню Кришны, который утвердился в своем разуме, с преданным, который находится на пути любви? Кришна определяет штхитапраджню как того, кто остается незатронутым и спокойным посреди счастья и горя. Но это состояние может также привести к полной нечувствительности. Можно ли назвать его человеческим и можно ли назвать такого человека человеком, если он не воспринимает наслаждение как наслаждение, а боль – как боль?

Эти слова Кришны очень глубоки и полны смысла. Он говорит о штхитапраджне как о том человеке, который остается невзволнованным и спокойным посреди счастья и несчастья. И ваш вопрос в равной степени насущный в данном отношении. Если кто-то не чувствует себя счастливым в счастье и несчастным в несчастье, разве это не разрушит его чувствительность?

Есть два способа оставаться невзволнованным посреди счастья и несчастья. Один – это уничтожить свою чувствительность. Тогда вы не будете счастливы в счастье и не будете несчастны в несчастье. Если ваш язык обожжен, он не может чувствовать вкуса сладкого и кислого. Если ваши глаза ослепли, вы не можете познать свет и тьму. Глухой человек не может слышать звуков – ни приятных, ни неприятных. Отсутствие чувствительности – это самый простой способ достичь спокойствия ума и в наслаждении, и в боли.

Неудивительно, что в большей или меньшей степени последователи Кришны избрали этот путь отсутствия чувствительности. Большинство из тех, которые известны как саньясины, отрекаются, убегают – они ничего не делают, кроме как систематически разрушают свою чувствительность, и поэтому становятся тупыми и не могут испытывать ни наслаждения, ни боли, ни счастья, ни несчастья. Но это не то, что на самом деле имел в виду Кришна.

Смысл Кришны сильно отличается. Он говорит, что штхитапраджня остается невзволнованным ни в наслаждении, ни в боли, но он не говорит о том, что он нечувствителен. Он имеет в виду, что мудрец идет выше счастья и печали, он превосходит и то, и другое, но не потому, что убивает свою чувствительность, а благодаря тому, что достигает высшего состояния сознания, сверхсознания. Бессознательный человек, тот, кто находится под влиянием наркотиков, нечувствителен к боли и наслаждению, но он не может считаться превзошедшим их. Он скорее падает ниже обычного состояния сознания, и в этом смысле мертвый человек так же нечувствителен. Трансценденция совершенно отлична от этого состояния.

И я объясняю этот афоризм Кришны совершенно по-другому. С моей точки зрения, образ жизни Кришны, когда он превосходит счастье и печаль, совершенно уникален и другой. Если чей-то опыт счастья полноценен, то он совершенно чувствителен к наслаждениям. Если он живет настолько тотально, у него не остается ничего, чего он еще не испытал, и тогда вскоре он превзойдет это. Он будет невзволнованным и спокойным в любой ситуации наслаждения и счастья.

Подобным образом, если кто-то испытал боль и несчастье тотально, если он погрузился в нее всем своим бытием, не пытаясь убежать от нее, он также превзойдет боль. Он никогда больше не будет взволнованным из-за страданий. Кришна не просит, чтобы вы убили свою чувствительность, наоборот, он хочет, чтобы вы достигли расцвета своей чувствительности для того, чтобы она стала тотальной. Кришна выступает за чувствительность, за тотальную чувствительность.

Мы можем понять это еще по-другому. Что я имею в виду, когда говорю о тотальной чувствительности? Например, кто-то оскорбляет меня, и я чувствую боль. Если я знаю, если я думаю, что я испытываю боль, это означает, что я неполностью испытываю эту боль. Я еще нахожусь на каком-то расстоянии от боли, и в этом случае я говорю, я испытываю боль, я не говорю, что я – это боль. Даже когда я говорю, что я испытываю боль, остается какое-то расстояние между мной и болью. Но я никогда не нахожусь тотально, полностью в боли. Я удерживаю какое-то расстояние от нее, я никогда не говорю, что я есть сама боль. До тех пор пока я не познаю и не буду говорить правильно, расстояние между болью и мной будет сохраняться. Но истина в том, когда я чувствую боль, я не отделен от боли, потому что расстояние, которое я сохраняю между собой и болью – это способ сопротивляться ей. Это способ избежать ее, не встретиться с ней тотально.

Это нужно понять глубоко. Мы разделяем все в жизни, и это неправильно. Жизнь, на самом деле, неделима. Когда я говорю, что «я люблю тебя», лингвистически это предложение правильно, но жизненно оно неправильно. Когда я люблю кого-то, я, на самом деле, становлюсь самой любовью в отношении этого человека, и тогда я полностью люблю. Никакая моя часть не остается вне любви. Если во мне есть хотя бы какая-то частичка, которая знает или говорит, что любит, это означает, что я не полностью в любви, а если я частично в любви, то я вообще не люблю.

Любовь не может быть частичной, ограниченной. Я могу либо любить, либо не любить. Частичная любовь – это не любовь, частичное счастье – это не счастье, но из-за того, что мы такие, как есть, мы разделяем все на части, и в этом наши трудности, в этом наше несчастье. Когда кто-то говорит, что он счастлив, знайте о том, что он отказался от счастья. Счастье, должно быть, посетило его, даже несмотря на то, что он не знал об этом, и он, возможно, был на самом деле счастлив в это единое мгновение, но в то мгновение, когда он узнал о том, что он счастлив, в это мгновение счастье оставило его. Кто тот, кто знает о том, что он счастлив? Это, определенно несчастливая часть его бытия знает о том, что такое счастье. Для того чтобы знать, что такое счастье, нужно несчастье для сравнения.

Если вы интегрированы и тотальны, то не будет никого, кто смог бы узнать или сказать, что он счастлив или несчастлив. Такой человек не будет счастлив. Он будет самим счастьем. Он не будет несчастлив, он будет самим несчастьем. И тогда, и только тогда, его чувствительность будет живой и тотальной. Тогда чувствительность будет на своей вершине, наивысшем развитии.

В таком состоянии тотальной чувствительности каждая клетка моего бытия, моего тотального бытия, будет счастлива или несчастлива, она будет любить или ненавидеть, она будет спокойна или находится в беспокойстве. Тогда не будет никого, кто будет беспокоиться или даже знать. Если я тотально в счастье или в несчастье, если я есть само счастье или несчастье, я не сравниваю ее и не пытаюсь увеличить, я не отождествляю себя и не осуждаю, я не цепляюсь за это и не сопротивляюсь этому. Я даже не знаю, как это назвать.

Когда чувствительность тотальна, вопрос возбуждения или беспокойства не возникает. Тогда нет причины, по которой человек может взволноваться. Он спокоен в своей мудрости, и он пребывает в своем разуме.

Один друг посетил меня вчера и сказал, что он очень обеспокоен из-за того, что привязан к курению. Я сказал ему: «Мне кажется, что ты разделил себя на две части. Одна часть привязана к курению, а другая часть беспокоится из-за этого. Иначе как бы было возможно то, что ты курил и беспокоился одновременно? Лучше либо кури, либо беспокойся, но так как ты куришь и беспокоишься одновременно, очевидно то, что в тебе есть две личности: одна, которая курит, и другая, которая сопротивляется этому, осуждает, проклинает. И трудность как раз в этом. Та часть, которая курит, продолжает курить, и будет курить до конца жизни, а другая часть будет продолжать сопротивляться этому до конца жизни. Та часть, которая сопротивляется, будет принимать обеты, клятвы, она будет снова и снова клясться в том, что бросит курить, а другая часть, которая курит, будет продолжать нарушать эти обеты и клятвы, будет нарушать безнаказанно клятвы одну за другой.

Поэтому я сказал ему: «Ты должен сделать одно: либо кури без сожалений, либо сожалей без курения. Если ты будешь делать и то, и другое одновременно, ты будешь всегда в аду. Если ты будешь курить, стань тотальным курильщиком, не разделяйся на части, будь полностью вовлечен в курение. Пусть все твое бытие до последней клетки будет погружено в курение. Не позволяй себе даже немного разделяться и быть отделенным, быть судьей, который осуждает курение или который подтверждает его.

И потом я продолжал: «Если ты сможешь стать интегрированным и целым в курении, однажды наступит такое мгновение, когда ты полностью сможешь отказаться от курения, причем сделаешь это без усилий, полностью. Тот, кто курит тотально, однажды может также бросить тотально. Такой человек никогда не будет вечно жить в борьбе между тем, курить или не курить, быть или не быть, и он будет наслаждаться и курением, и некурением.

Разделенный человек не здесь и не сейчас. Он постоянно находится в борьбе, в несчастье, в аду, ни рыба ни мясо. Он несчастен, когда курит, потому что другая часть осуждает его и говорит, что он грешник. А когда он бросает курить, курильщик в нем восстает, говорит ему, что он упускает огромное и счастье, и он ему говорит, что «ты не должен быть в несчастье из-за этого, ты не должен быть обеспокоенным, беспокойным, несчастным в любом случае», и он снова начинает курить. Что бы он ни делал, он не может избежать борьбы, беспокойства, несчастья. Он никогда не может быть спокойным и невзволнованным.

Только тот может быть невзволнованным и спокойным, кто интегрирован и тотален, потому что тогда ни одна часть не приходит в беспокойство и нестабильность. Тот, кто совершенен, кто тотален, кто становится единым в любой ситуации, которая встречается ему на пути – такой человек перестает быть свидетелем, он превосходит свидетельствование. Свидетельствование – это средство, а не конец. Кришна – это не свидетель, несмотря на то, что он побуждает Арджуну быть свидетелем. Кришна тотален, он достиг. Теперь он уже не отклоняется от субъекта и объекта, между ними нет расстояния, нет расстояния между наблюдателем и наблюдаемым. Теперь есть только наблюдение, процесс наблюдения. Это наблюдение тотально.

Свидетель, наблюдатель делит мир на субъект и объект, на свидетеля и то, что свидетельствуется, поэтому до тех пор, пока есть свидетель, двойственность продолжается. Свидетельствование – это последнее препятствие в двойственном мире, после которого начинается недвойственность, но вы не можете достигнуть недвойственного состояния без того, чтобы стать свидетелем, а быть свидетелем означает то, что вы теперь не делите мир на множество частей, вместо этого вы делите его всего на две части: на свидетеля и то, что этот свидетель свидетельствует. И когда я сокращаю многие части до двух, уже не будет тяжело полностью объединить существование, и тогда двойственность исчезнет. Когда наблюдатель и наблюдаемое станут едины, станут одинаковы, если вы преуспеете в том, чтобы стать свидетелем, вскоре у вас будут проблески единства. И когда нет ни свидетеля, ни того, что он свидетельствует, остается только процесс свидетельствования.

Например, если я люблю кого-то, есть тот, кто любит и тот, кого любят. Если любовь истинна, наступает такое мгновение, когда оба возлюбленных исчезают и остается только энергия любви между ними двумя, которая соединяет их, и будут такие мгновения, когда возлюбленный исчезнет и останется только любовь. Это мгновение адвайты, недвойственности, мгновение единства, единства одного и другого.

Точно так же наступает мгновение единства, когда человек свидетельствует, когда субъект и объект исчезают и остается только сознание свидетеля как океан энергии, который строит мост между двумя бесформенными существами: между свидетелем и тем, что он свидетельствует, между этими двумя отдаленными берегами. Близкий берег можно назвать «я», а отдаленный берег можно назвать «ты», наблюдатель и наблюдаемое – такие мгновения приходят.

И когда это состояние достигает своей полноты и пребывает вечно, тогда даже свидетельствование исчезает, тогда человек установлен в разуме, спокоен в своей мудрости, он целый, он пробужден.

Кришна – это не свидетель. Конечно, он просит Арджуну, чтобы тот стал свидетелем, но он постоянно осознает, что свидетельствование – это только средство, только период превращения, поэтому он также говорит о таких мгновениях, когда даже свидетельствование исчезнет. Кришна объясняет и то, и другое Арджуне: и средство, и цель, путь и цель, и когда он говорит о том, чтобы быть невзволнованным и спокойным, он не говорит о средстве, он говорит о цели, о цели как таковой, несмотря на то, что большинство тех, кто объясняет Гиту, думают о том, что он говорит о средстве, свидетеле. Они думают, что если кто-то остается свидетелем в счастье и боли, не испытывая их, не погружаясь в них, то он достигнет состояния не-взволнованности и спокойствия.

Но с моей точки зрения, это совершенно неправильный подход. Если кто-то только свидетельствует, не проживая этого, это свидетельствование превратится в своего рода трение, беспокойство, напряжение. Тогда такой человек всегда будет защищаться, пытаться защитить себя от счастья и боли.

Для того чтобы быть не беспокойным, для того чтобы быть расслабленным и умиротворенным, очень важно не осознавать счастье и боль. Если кто-то осознает, это означает, что в нем присутствует своего рода беспокойство, своего рода возбуждение жизни, и возникает отделенность между двумя, между наблюдателем и наблюдаемым. Это сознание, эта отделенность очень тонкая, но она присутствует. До тех пор пока вы продолжаете понимать, что такое счастье и что такое боль, вы не можете быть интегрированными и целыми, и вы не успокоены и не спокойны в себе, вы не достигли равенства, умиротворения, мудрости. Это не штхитапраджня.

С моей точки зрения, состояние невозбужденности и спокойствия, разума и пути обретения этого состояния совершенно различны. Мой подход заключается в тотальном вовлечении, в ощущении наслаждения боли, любви и ненависти или всего, что есть. Я не хочу, чтобы вы были отделены, отделенным наблюдателем, просто зритель. Я хочу, чтобы вы были актерами, полностью вовлеченными в вашу роль, в вашу деятельность; я хочу, чтобы вы были полностью едины с ней.

Вся двойственность, все разделение между актером и действием, между тем, кто испытывает и тем, что он испытывает, между наблюдателем и наблюдаемым должно исчезнуть. Я говорю, что если река может стать причиной того, что вы утонете в ней только лишь потому, что вы отделены от реки. Если вы станете едиными с рекой, если вы станете самой рекой, тогда вопрос о том, что вы можете утонуть в реке, исчезает. Как вы тогда можете утонуть в реке? Кто будет тонуть? И в чем будет тонуть? Кто будет кричать о помощи? На какое-то мгновение вы становитесь тотальными, едиными с ней. Если вы можете быть тотальными и едиными с рекой, если вы сможете быть тотальными, едиными в настоящее мгновение, то вы сможете также быть тотальными, едиными в другом мгновении, которое наступит позже, и тогда вы будете единой сущностью в каждое мгновение. И тогда происходит другое чудо: и наслаждение, и боль обогащают вас, наполняют вас, добавляют вам красоту и величие, и тогда и счастье, и несчастье будут вашими друзьями, и они будут в равной степени присутствовать в вас, и когда придет для вас время оставить этот мир, вы будете благодарны и счастью, и несчастью, необычайно благодарны.

Истина в том, что вы создаетесь не только светом, но также и тьмой в равной степени. Не только счастье обогащает вас, но боль и страдание также в равной степени строят ваше богатство. Не только жизнь в радости, празднике и наслаждении присутствуют в вас, в вас также присутствует смерть. Это великое мгновение блаженства и праздника.

Но это возможно только в том случае, если вы живете в каждое мгновение тотально, если вы можете впитать в себя каждую каплю сока, который предоставляет вам мгновение. Тогда вы не сможете сказать, что счастье дружелюбно к вам, а боль враждебна. Нет, тогда вы будете благодарно принимать и счастье, и несчастье. Вы будете воспринимать их как две ноги, на которых вы ходите, и теперь они обе будут доступны вам. Вы осознаете то, что пытались всю свою жизнь ходить на одной ноге – на ноге счастья.

Интересно то, что когда вы поднимаете вашу правую ногу, вы полностью опираетесь на левую, а когда вы поднимаете вашу левую ногу, вы полностью опираетесь на правую. Точно так же вы должны быть целыми, когда говорите, вы должны быть целыми, когда молчите также.

Разбалансировка начинается тогда, когда мы начинаем выбирать, когда мы начинаем выбирать. Тот, кто выбирает, отделен от мира того, что он выбирает. Это бесконечный процесс, поэтому свидетельствование – это еще не высшее состояние бытия, это только середина. Однако это выше, чем делатель, потому что делатель не может прыгнуть в недвойственность, в состояние единства.

Свидетельствование подобно понтонам на реке, с которых можно прыгнуть в реку единства, но в одном отношении делатель и свидетель похожи: они стоят на берегу. Ни тот, ни другой еще не стал рекой, и истина в том, что в то время как делатель отделен от реки, свидетель стоит в таком месте, из которого он может легко прыгнуть в реку. Но до тех пор, пока они вне реки, они находятся на одной и той же земле, в одной и той же ловушке – ловушке двойственности, и только после того как они прыгнут в реку, они могут лишиться двойственности и могут стать едиными.

Когда Кришна говорит о необеспокоенности и о спокойствии, он, на самом деле, говорит об адвайте, о недвойственном состоянии сознания, в котором нет никого, кто мог бы быть взволнованным, поэтому я считаю, что видение Кришны не исключает чувствительности, даже наоборот, оно включает в себя тотальную чувствительность.

А что касается того, что Кришна говорит в Гите о северном и южном движении солнца, мне кажется, что это было очень грубо понято, ошибочно понято. Это не имеет никакого отношения к солнцу, которое движется на север или на юг каждый год, не имеет отношения к тому солнцу, которое составляет нашу Солнечную систему. Не следует думать, что если вы умрете тогда, когда солнце движется на север, вы достигнете освобождения, а если кто-то умрет, когда солнце движется на юг, то он не сможет достигнуть освобождения. Освобождение не имеет никакого отношения к нашей планете и к солнцу, это совсем другой вопрос. Это просто символ, это метафора.

Точно так же, как есть внешнее солнце, есть еще и внутреннее солнце: солнце сознания, которое находится внутри нас, которое может двигаться по своим собственным путям и сферам движения, и точно так же, как мы делим землю на северную и южную часть, точно так же мы делим наше внутреннее небо на подобные полушария. Внутри вас есть также движение солнца, или света, или истины – можете назвать как хотите. И сеть центров в нашем теле может сравниться с Солнечной системой, которая существует в наружном мире.

В этом внутреннем мире есть особое пространство. Если оно освещено во время смерти, человек достигает освобождения, а иначе этого не происходит. Это очень важно, но это нужно объяснить, поэтому лучше вернуться к этому вопросу в другой раз. В настоящее мгновение мне бы хотелось сказать, что достаточно будет, если вы будете знать, что Кришна говорит о движении солнца внутреннего, которое не имеет никакого отношения к движению внешнего солнца.

Все мы представляем собой миниатюрную Вселенную с нашим собственным внутренним солнцем, луной, звездами и их движением. Они движутся особым образом, и это превращается в сверхсознание, или истину, или можете назвать как хотите. Это говорит о том, что если кто-то умирает тогда, когда его внутреннее солнце движется на север, он освобождается от круговорота рождений и смерти. Это подобно тому, что мы говорим, что вода превращается в пар после того, как нагреть ее до ста градусов, но она превращается в пар только тогда, когда достигает ста градусов – только тогда она начинает кипеть. Даже вода, которая нагрета до девяноста девяти градусов, еще не кипит, вода остается водой.

Для того чтобы понять это, вам нужно погрузиться во внутреннее строение нашего тела и строение центров, поэтому я не хочу отвечать на этот вопрос более подробно в настоящее мгновение.

Вопрос:

Вам остается еще сравнить штхитапраджню, того, кто идет по пути знания, и преданного.

Вы хотите знать, как штхитапраджня может сравниваться с преданностью, с бхактой. Штхитапраджня – это тот, кто перестал быть преданный, стал Бхагаваном, самим Богом, а преданный – это тот, кто на пути к тому, чтобы стать Богом. Поэтому в то время как преданный – это тот, кто находится на пути, штхитапраджня – это тот, кто уже достиг. Другими словами, преданность – это путь, а крепкий разум, или мудрость – это назначение. Тот, кто достиг цели, считается штхитапраджней, а путешественник к этой цели называется преданным.

Есть много сходства между пробужденным человеком, мудрецом и преданным, потому что путь и цель едины. Цель, назначение – это не что иное, как завершение пути. Когда путь завершается, мы достигаем цели. Есть очень много общего между преданным и человеком, который пребывает в своем разуме, потому что тот, кто находится на пути – он также находится на пути к цели, но его отделяет небольшое расстояние от цели.

Поэтому вопрос только в каком-то расстоянии, в каком-то времени, которое понадобится преданному для того, чтобы пройти это расстояние и стать штхитапраджней, потому что цели всегда достигает путешественник, который идет к ней, поэтому различие только в путешествии и назначении. Преданный находится в путешествии, а штхитапраджня, мудрец, уже достиг. Ожидание и намерение преданного превращается в достижение просветленного, пробужденного, и путешественник, таким образом, превращается в штхитапраджню, в мудреца, и они неотъемлемо связаны друг с другом.

Последняя стадия путешествия преданного – это ступень его исчезновения как преданного и его растворения в Боге. До тех пор пока преданный не стал самим богом, он будет жаждать, он будет неудовлетворен. Даже встреча между ними, даже их объятие не лишает преданного чувства неудовлетворенности.

Не важно, какими бы близкими ни были эти объятия – тонкое разделение остается между двумя возлюбленными, и даже несмотря на то, что эти объятия могут быть очень крепкими, нежными, все равно остается расстояние, отделение между ними, и это расстояние может исчезнуть только тогда, когда два возлюбленных исчезают как эго и растворяются друг в друге, становятся тотально едиными. Иначе расстояние остается расстоянием независимо от того, дюйм это или миллионы миль. И даже если вы сократите расстояние до тысячной доли дюйма, расстояние все равно остается расстоянием. Поэтому преданный не может быть удовлетворен, даже если он остается запертым в объятиях Бога. Он может быть удовлетворен только в том случае, если исчезает как преданный и превращается в самого Бога.

Это печаль и боль каждого возлюбленного независимо от того, как бы близко он ни находился к своему возлюбленному, он неудовлетворенным и несчастным. Его трудность в том, что до тех пор, пока он не станет единым со своим возлюбленным не только физически, но также духовно, на уровне любви или бытия, он не может быть удовлетворен и счастлив. И это действительно очень тяжело: быть единым на уровне любви и быть на уровне бытия. Этого достигнуть очень тяжело.

И это не происходит даже в том случае, если двое возлюбленных связаны друг с другом как копны сена, которые бросают в огонь. Ирония в том, что чем ближе они друг к другу, тем больше их несчастье и самообман, потому что когда между ними было расстояние, у них была надежда обретения райского счастья и радости. Они надеялись на то, что они придут к ним, когда они приблизятся друг к другу, но когда они действительно близки друг другу, они чувствуют, что их обманули, что их ввели в заблуждение их собственные надежды.

В их взаимоотношениях нет никаких недостатков. Их близость и доверие совершенны, и, тем не менее, надежда на счастье остается отдаленной мечтой, и тогда возлюбленные начинают мучиться и гневаться друг на друга. Они начинают подозревать друг друга. Каждый из них думает, что он делает все, что только можно, а другой не выкладывается так, как он, обманывает его. Тогда они переполняются беспокойством и волнениями, которых у них раньше никогда не было. Но истинная причина этого в том, что до тех пор, пока возлюбленные не станут полностью едиными, они никогда не могут быть удовлетворенными и счастливыми.

По этой причине я говорю, что возлюбленный сегодня – это преданный завтра. У них нет другого пути, кроме как обратиться к преданности. Когда они понимают, что невозможно стать единым с человеком, у которого нет тела, они обращаются к Богу, у которого нет тела, потому что с Богом можно стать единым. Поэтому раньше или позже возлюбленный становится преданным, и каждое слово любви превращается в молитву.

Так и должно быть, иначе невозможно избежать этой пытки и несчастья любви. Возлюбленный, который отказывается быть преданным, вынужден постоянно страдать. Ирония в том, что в то время как его стремления таковы же, как и у преданного, он пытается осуществить их благодаря общению с обычными людьми. Его желания идут в том же направлении, каким идут желания преданного, но усилия направлены в другом направлении, и поэтому он неизбежно встречается с разочарованием. Он настолько хочет стать единым с другим человеком, что, казалось бы, ничто не может стать на пути к этому. Даже мысли «я» или «ты». Но он выбирает неправильно средство для осуществления своих мечтаний.

Два человека не могут приблизиться друг к другу так, чтобы «я» и «ты» перестало существовать между ними, это невозможно. Только два не-человека, не-эго могут достигнуть единства и объединения. И так как Бог – это не человек, преданный может достичь единства с ним, когда он перестанет быть человеком, когда он перестанет быть эго. До тех пор пока преданный остается отдельным человеком, растворение в Боге невозможно.

Бог не имеет личности, а у преданного есть личность. Бог, его бытие подобно небытию, его присутствие подобно отсутствию. Это очень важно в Боге. Это нужно правильно понять.

Мы всегда спрашиваем, все преданные спрашивают, почему бог не проявляет себя. Мы забываем о том, что если он проявит себя, встретиться с ним будет невозможно в смысле единения, в смысле единства, в смысле слияния. Такое слияние возможно только с непроявленным. Преданные всегда говорили Богу: «Где вы прячетесь? Почему вы себя не проявляете?» Это совершенно неправильный вопрос. Если он действительно станет проявленным, возникнет огромная стена между искателем и тем, что он ищет. Единство будет просто невозможно.

Из-за того, что он непроявленный, возможно растворение в Боге. Из-за того, что он не виден и безграничен, как небо, преданный может утопить себя в его бытии, которое настолько же прекрасно, как и небытие. Мы не видим его нигде, и как раз по этой причине он повсюду. Если бы он стал видимым, единение было бы невозможным.

Экхарт, искатель особого видения, поблагодарил Бога очень странным образом. Он говорит Богу: «Твое сострадание безгранично из-за того, что ты такой невидимый, никто не может увидеть тебя, никто не может обнаружить тебя, встретиться с тобой. Тебя нигде невозможно найти, и можно встретиться с тобой повсюду, и в этом твое особое сострадание к человеку, которому что ты делаешь это для того, чтобы преподать ему урок. Урок в том, что до тех пор, пока человек не станет невидимым, таким же, как ты, до тех пор, пока он не станет небытием, отсутствием, таким же, как ты, единение с тобой будет невозможным». Бог бесформенный, и поэтому, когда преданный становится таким же бесформенным, когда он становится небытием, отсутствием, он становится единым с высшим.

Если бы было какое-либо препятствие на пути к тому, чтобы встретиться или раствориться, то это препятствие было бы со стороны преданного, а не со стороны Бога.

Штхитапраджня – это преданный, который исчез, который стал ничем. Теперь он даже не рыдает, не стремится к Богу, потому что нет никого, кто мог бы плакать. Теперь он не молится, потому что кто будет молиться? И кому? Или можно сказать еще так, словами Кабира: все, что он теперь делает – это поклонение, все, что он говорит – это молитва. Можно сказать и так, и так. Он ничто, и он все. Штхитапраджня – это человек, который стал подобным Богу.

Преданный – это тот, кто отправился по пути к Богу, паломник, но он еще остается человеком. Все его надежды, все его стремления присутствуют в нем, как в человеке. Песни Миры отражают это. Она плачет и стремится к богу, она танцует для Бога, ее песни высшие в том смысле, что они такие человеческие. Она рыдает и плачет как возлюбленная, так и преданная; она говорит: «Я устлала прекрасную постель для тебя. Пожалуйста, приди и ложись в нее. Я открыла дверь, и я жду тебя очень долго». Таковы человеческие чувства, поэтому преданный – это тот, кто еще остался человеком, но тот, кто стремится к Богу, тот, кто стремится раствориться в нем, потеряться в нем.

Штхитапраджня – это тот, кто уже установлен в своем разуме, кто перестал быть человеком, перестал быть эго, кто перестал быть паломником. Он прекратил все движение, он никуда не идет. Теперь вопрос о том, чтобы идти куда-то, не возникает. Он там, где он есть. Теперь он знает, что Бог повсюду, и есть только Бог. Он знает, что Бог вечный, что он – это сама вечность, но до тех пор, пока мы не станем невидимыми, такими же, как Бог; до тех пор, пока мы не лишимся тела, мы не можем обнаружить его. Иисус говорит: «Тот, кто сохраняет себя, потерян; тот, кто теряет себя, будет спасен». Штхитапраджня потерял себя, и он спасен, он достиг.

Преданный – это только стремящийся, это только искатель, поэтому у него еще есть эго. Его эго еще действует, но постепенно его эго сгорает в огне опыта и понимания. Кабир говорит: «Когда я скитался в поисках Бога, я терял себя». Таково чудо духовного поиска. В тот день, в который вы теряете себя, вы находите, ваш поиск завершается. И как только искатель исчезает, Бог, мысль появляется. На самом деле, искатель – это мысль. Слова Лао-цзы в этом отношении имеют необычайную важность. Он говорит: «Ищите, и вы не найдете. Не ищите, и вы найдете, потому что Дао здесь и сейчас».