Текст книги "Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Я могу научить тебя медитации, и из медитации возникнет иное качество любви. Тогда это будет не валянием дурака. Тогда это будет мудростью – не дурачеством. Тогда ты будешь не падать в любовь[26]26
  Fall in love (англ.) – влюбиться; дословно: «упасть в любовь».


[Закрыть], ты будешь подниматься, расти в любви. Тогда любовь будет для тебя качеством. Точно так же как свет окружает пламя, тебя будет окружать любовь. Ты и есть любовь. И тогда в любви присутствует вечность, она не адресована кому-то конкретному. Каждый, кто приблизится к тебе, будет впитывать ее. Каждый, кто приблизится к тебе, будет очарован, обогащен ею. Дерево, камень, человек, животное – неважно. Даже если ты сидишь одна… Будда, сидящий в одиночестве под деревом, излучает любовь. Любовь непрерывно изливается из него. Это вечная любовь, и это подлинное стремление сердца.

Не понимай это неправильно – но ум может понять это только неправильно. Понимание возможно только через медитацию.

Второй вопрос… он без обращения:

Впервые в жизни я чувствую себя абсолютно свободным и необусловленным: свободным быть самим собой каждую секунду, без каких бы то ни было компромиссов. И я понимаю, что единственное усилие, которое я должен сделать, – это стать осознающим.

Можешь ли ты сказать что-нибудь об осознанности? Между прочим, я люблю тебя.

«Между прочим», хм? «Между прочим» ты меня любишь? И ты не знаешь, что такое осознанность, но, тем не менее, чувствуешь себя «абсолютно свободным и необусловленным: свободным быть самим собой каждую секунду, без каких бы то ни было компромиссов». Единственное, чего не хватает, – это осознанности. Круто! Вот почему он даже не адресовал свой вопрос – обращение ко мне, наверное, как-то нарушает его свободу; возможно, это демонстрирует его несостоятельность; возможно, это показывает, что он все еще не абсолютно свободен, все еще не является полностью самим собой. И любовь никогда не бывает «между прочим».

Место действия – родильное отделение большой нью-йоркской больницы. Ральф с тревогой ждет рождения своего первенца. Он расхаживает взад и вперед по комнате для ожидающих, нервно просматривает двенадцать журналов, каждый из которых он прочитал уже три раза, и, конечно же, курит одну сигарету за другой.

Краем глаза он видит, как из операционной выходит доктор с крошечным, только что родившимся младенцем на руках и направляется к комнате для ожидающих. Поскольку Ральф – единственный ожидающий отец в комнате, он уверен, что это его ребенок. Его переполняет радость!

Он бежит навстречу доктору, но, к своему ужасу, видит, что доктор подбрасывает младенца в воздухе и, когда тот падает, ловит его за ногу. Ральф шокирован! Он бросается, чтобы забрать своего ребенка, пока не произошла какая-нибудь трагедия, но едва он успевает подбежать, как доктор снова подбрасывает младенца высоко в воздух и на этот раз не успевает схватить его за ногу. Ребенок с глухим стуком падает на пол!

– Мой ребенок! Мой ребенок! – кричит Ральф. – Что вы сделали с моим ребенком?

– Не волнуйся! – невозмутимо отвечает врач. – Он все равно был мертвым!

Между прочим, ты меня любишь? Такая любовь все равно мертва! И без осознанности нет свободы. Как ты можешь стать необусловленным без осознанности? Кто и когда слышал о подобном? Не обманывай себя. По крайней мере, будь немного более внимателен к тому, что ты говоришь, будь немного более наблюдательным в отношении того, о чем ты спрашиваешь. Это полное безумие!

Сначала появляется осознанность, а потом необусловленность. Необусловленность – это следствие осознанности. Осознанность функционирует как ключ; обусловленность – это замок на тебе. Ключ осознанности отпирает тебя, он выводит тебя из твоей тюрьмы. И тогда появляется свобода – но без осознанности ты можешь только грезить о свободе. Ты можешь грезить о необусловленности, ты можешь даже начать в нее верить.

И твои слова: «Теперь я свободен быть самим собой каждую секунду, без каких бы то ни было компромиссов», свидетельствуют о том, что ты не понял того, о чем я говорил. Что можно сказать о необусловленности и свободе? Они очень, очень далеки от тебя. Ты даже не понял, ты даже не был достаточно разумен, чтобы понять, что я пытаюсь до тебя донести.

Человек свободен лишь тогда, когда его нет. Человек является самим собой лишь тогда, когда его нет. Свобода не означает, что в тебе становится больше «Я». Твое заявление: «Я свободен быть самим собой» – высокомерно. Это эго, которое пытается приукрасить себя свободой. Если оно тебя обманет, ты упадешь в яму, которая гораздо глубже всех тех, в которых ты побывал раньше.

Эго хочет объявить о своих притязаниях на просветление, и когда ты слышишь, как я говорю, что вы все просветленные, твое эго очень радуется. И внутри ты думаешь: «Это именно то, что я говорил себе, – я просветленный!»

Он даже не адресовал свой вопрос. Как он может его адресовать? Это трудно. Он стал просветленным! Он не может назвать меня своим мастером, он не может назвать меня Ошо. Он стал абсолютно свободным!

Свобода существует не для «Я». Свобода, в действительности, означает свободу от «Я», а не свободу самого «Я». Когда вы не обусловлены, «Я» исчезает, потому что ваше «Я» есть не что иное, как обусловленность, слои и слои обусловленности. Это луковица. Если вы начнете снимать слой за слоем, что вы обнаружите в конце? Когда все слои сняты, в ваших руках ничего не остается: не «Я», а Ничто, шуньята, анатта, «не-Я», абсолютная пустота – в том, что касается эго.

Но эго очень умное. Если вы выгоняете его через парадную дверь, оно возвращается через черный ход, оно снова и снова продолжает в вас впиваться. Теперь это может стать вашей обусловленностью. Запомните: даже идея «я необусловлен» может стать обусловленностью. Обуславливание – это очень тонкий процесс.

Я слышал об одном человеке, который был учеником знаменитого русского психолога Павлова. Павлов создал теорию условного рефлекса, и на ней основывается вся русская психология, потому что Павлов пытается объяснить все через обусловленность. Павлов говорит, что все подвержено обусловленности, и на девяносто девять и девять десятых процента он прав. Он неправ только в отношении будд; во всем остальном он прав. Только будда обладает необусловленным сознанием, потому что только будда живет жизнью не-ума и «не-Я».

Но те люди, с которыми мы встречаемся, все являются обусловленными. Христиане обусловлены одним образом, индусы обусловлены другим образом, но все они обусловлены. У них различные представления, различные философии, различные мифологии, различные суеверия. Они живут в камерах различных типов, их тюрьмы по-разному построены, но это – тюрьмы. Христианство, индуизм, мусульманство, джайнизм, буддизм – все это тюрьмы.

Будда не заключен в тюрьму, Иисус не заключен в тюрьму, но Иисус – не христианин. Вы думаете, Иисус был христианином? Он никогда не слышал даже этого слова! Вы думаете, Будда был буддистом? Обусловленными стали совсем другие люди.

Открытие Павлова имеет огромную ценность в том, что касается обычных, неосознанных людей. И это открытие было сделано благодаря наблюдениям за собаками! У Павлова были сотни собак, он постоянно экспериментировал с ними. Но между собакой и неосознанным человеком различие невелико, поэтому все то, что он узнал о собаках, верно и в отношении людей. Павлов – бихевиорист[27]27
  Бихевиоризм (от англ. behaviour – поведение) – направление в психологии, в котором человек исследуется только с точки зрения его поведенческих реакций.


[Закрыть]. Он утверждает, что у человека нет души, есть только поведение, и поведение может быть обусловлено. Вы можете сделать из человека джайна, вы можете сделать из того же самого человека христианина. Все, что требуется, – это немного переобуславливания. Но нет и вопроса об отказе от обусловленности. Вы должны принять другую обусловленность, вы должны заменить свою прежнюю обусловленность. Вы верите в Будду, вы начинаете верить в Иисуса, но вы остаетесь верующим.

Один из учеников Павлова тоже пытался экспериментировать с собакой, точно так же, как это делал его учитель. Учитель доказал логически, что поведение может быть обусловлено. Вы можете сделать человека нравственным или безнравственным; это лишь вопрос наказания и поощрения. Если вы поощряете какое-то поведение, оно укореняется, потому что никто не хочет страдать. Если вы наказываете человека за какое-то поведение, оно искореняется.

На самом деле, не только в России, но и по всему миру мы делаем то же самое. Что вы делаете с преступниками? Наказываете их пребыванием в тюрьмах. Это бихевиоризм! Вы пытаетесь наказать их за что-то, чтобы потом они не делали этого снова; но результат оказывается совершенно другим. Когда вы заставляете преступника жить в тюрьме в течение двенадцати лет, он привыкает к такой жизни, он, по сути, начинает наслаждаться ею. Вместо того чтобы считать тюрьму наказанием, он начинает переобуславливаться, иначе он не сможет прожить там двенадцать лет. Отсюда рецидивы.

Если человек несколько лет пробыл в тюрьме, он обречен возвращаться в тюрьму снова и снова, потому что жизнь за пределами тюрьмы кажется ему теперь не такой уж привлекательной. Во внешнем мире существуют тысячи забот: вы должны искать работу, вы должны найти какое-то занятие, вы должны зарабатывать себе на хлеб с маслом. А человек, который прожил в тюрьме десять или двенадцать лет, полностью освободился от забот, связанных с занятостью, работой, поиском жилья, зарабатыванием денег. Он живет в свое удовольствие, он не платит за квартиру, у него все есть. Он вовремя получает свой обед, свой ужин, свой завтрак, свой чай. Жизнь в тюрьме не очень комфортна, но, в некотором смысле, беззаботна. Там нет никакой опасности, там абсолютно безопасно. И он привыкает к этой безопасности.

Павлов постоянно проводил эксперименты. Он давал собаке еду и включал звонок. Собака ела свою еду, и в это время звенел звонок. Через пятнадцать дней он просто включал звонок, и собака реагировала так, как будто звонок – это что-то, подобное пище. У собаки начинала течь слюна, высовывался язык. Обычно, если звенит звонок, ни одна собака не ведет себя подобным образом. Какое ей дело до звонка? Но если вы в течение пятнадцати дней даете ей еду и постоянно включаете звонок, то эти события становятся связанными.

Итак, ученик Павлова проводил свой собственный эксперимент. Он взял у своего друга собаку и попытался научить ее одному трюку. Он хотел, чтобы собака лаяла, стоя на задних лапах, – только тогда она получала бы еду. Чтобы научить ее этому, он держал миску с едой в руке, и собаке приходилось вставать на задние лапы; а чтобы научить ее тому, что она должна лаять, этот человек лаял. Через две недели он перестал лаять и стал ждать, что собака залает сама, но она не лаяла. В конце концов, он так устал ждать, что отдал ей еду. Но собака не стала ее есть, она не прикоснулась к еде – пока человек не залаял! Ее обусловил лай человека! В течение пятнадцати дней вы лаете и даете еду, а потом вы вдруг перестаете лаять. Собака отказывается от еды. Этот человек должен был лаять! Вот что произошло – возникла новая обусловленность.

Послушай меня: берегись! Ты можешь приобрести новую обусловленность – что ты просветленный.

Лишь несколько дней назад я рассказывал о Сомендре. Вчера я получил от него письмо. Он пишет: «Да, Ошо, со мной случилось то, что теперь я сам могу быть мастером. Нет необходимости иметь мастера – хотя я и не знаю, что такое просветление, – поэтому я снял малу[28]28
  Мала – четки из 108 бусин с медальоном Ошо, которые саньясины получали при инициации и носили на шее.


[Закрыть]. Но однажды, после восьми или десяти дней работы в группе, во мне поднялась такая сильная энергия, что я хотел встать, но снова и снова падал. Происходило что-то странное, и неожиданно я услышал чей-то голос, сказавший: „Надень снова малу“».

Он, должно быть, испугался: что происходит? Он, должно быть, испугался. Он не пишет о страхе, который возник, когда он не мог встать. Он занимался какой-то энергетической работой с людьми в группе и упал на пол, лежал на полу, пытался подняться и не мог встать; тогда он позвал своего помощника. Он слышал этот голос трижды. Это не что иное, как его собственное подсознание, потому что я ему ничего не говорил. Он думает, что он слышал мой голос: «Верни малу на место! Надень ее снова!» Это говорил его страх, он, должно быть, испугался того, что происходило. Это выходило из-под его контроля: он не мог контролировать даже свою собственную энергию. И он попросил помощника: «Найди мою малу – она где-то в сумке». Малу принесли, и тогда он успокоился, и энергия пришла в порядок.

Но что-то из того опыта все-таки оставило в нем след, хотя сейчас он снова носит малу и говорит людям: «Я саньясин». Он говорит обо мне, забыв о том, что сам был мастером. Но он заканчивает письмо словами, в которых остался след того опыта: «С огромной благодарностью я прикасаюсь к твоей руке». Не к стопам – «к твоей руке». Это остаточное явление! Так что когда-нибудь он снова попадет в беду. Тогда он напишет: «Я прикасаюсь к твоим стопам, Ошо, я слышал голос».

Он говорит, что ничего не знает о просветлении. Но как ты можешь быть мастером, если ты ничего не знаешь о просветлении? И эти игры эго неизбежно происходят со многими людьми.

Так что берегись – ты можешь стать обусловленным. Я здесь для того, чтобы освободить тебя от обусловленности, а не переобусловить, – запомни это. Моя работа состоит только в том, чтобы освободить тебя от обусловленности, а затем я оставлю тебя в покое. Но моя работа – это моя работа; то, как ты ее примешь, зависит от тебя.

Сумасшедший шепчет своему товарищу:

– Я собираюсь сбежать!

– Как? – спрашивает товарищ.

– Через замочную скважину! – отвечает тот с энтузиазмом.

Через несколько минут он возвращается в палату с разбитым лбом.

– Что случилось? – спрашивает товарищ.

– А! – мрачно отвечает сумасшедший. – Они оставили ключ в замке!

С тобой ничего еще не случилось. Когда я говорю, что ты просветленный, это мое видение тебя, а не твое понимание. В тот день, когда это станет твоим пониманием, ты не будешь спрашивать: «Что такое осознанность?» – потому что без осознанности это вообще не может случиться.

Поэтому забудь о своей абсолютной свободе, о необусловленной свободе, о том, что ты стал полностью свободным, что ты являешься самим собой каждую секунду, без каких бы то ни было компромиссов. Все это просто вздор!

Третий вопрос:

Ошо,

Многие из твоих шуток мне не понятны. Что делать?

Ты, должно быть, слишком усердно стараешься их понять. Ты, должно быть, слишком серьезна. Когда я говорю, что очень серьезно отношусь к своим шуткам, я шучу! Тебе вообще не следует меня слушать! Будь настороже, будь бдительна. Я не тот человек, на которого всегда можно положиться. Нет необходимости стремиться понять шутку – она сама дойдет до тебя! А ты просто расслабься – просто расслабься! Ты пытаешься найти в ней некое значение, некий скрытый смысл, нечто эзотерическое. Это просто шутка!

Но именно так нас обуславливали веками – принимать все всерьез. Я хочу разрушить вашу серьезность, вот почему мне приходится разыскивать все эти глупые шутки – просто чтобы разрушить вашу серьезность! На самом деле, для меня это очень утомительно. Для меня будет легче не рассказывать вам никаких шуток, но тогда вы станете очень, очень серьезными. Даже когда я рассказываю вам эти шутки, вы продолжаете цепляться за свою серьезность. Вы пытаетесь найти в них некий смысл.

У жизни нет смысла – наслаждайтесь! У нее нет смысла. Танцуйте, пойте, радуйтесь – у нее нет смысла. Нет нужды быть серьезными, жизнь – это космическая шутка! Что тут понимать? Но целеустремленный ум всегда пытается что-нибудь получить, даже из шутки. Ты что, совсем не можешь расслабиться, не можешь просто слушать и смеяться? Тебе что, нужно ее понять, понять ее значение, ее эзотерический смысл – и только тогда ты засмеешься? К тому времени шутка закончится – ты упустишь суть. Суть в том, чтобы просто расслабиться; но ты относишься к этому очень серьезно, ты, должно быть, слишком серьезна.

Вот что я слышал… (Некоторое время Ошо ищет шутку.)

Господи Иисусе, я снова ее упустила! Я не слышала ничего, ни единого слова! Ты видишь? Даже без шутки до людей доходит! Так что, если ты хочешь что-то уловить, ты просто улавливаешь – независимо от того, есть шутка или ее нет! Я ничего не рассказал тебе, но до тебя дошло! Это вопрос расслабления!

Четвертый вопрос:

Ошо,

Я узнаю тебя, только когда стану просветленным?

Узнавание возможно даже до просветления, но оно останется неясным, оно останется скрытым в дымке. Это точно так же, как ранним утром, зимним утром, вы видите, что к вам кто-то приближается, но не можете точно сказать, кто это. Иногда вы можете определить, мужчина это приближается или женщина, но туман такой густой, что точно определить, кто этот человек, вам трудно.

Такой вид узнавания возможен; иначе отношения между мастером и учеником не могли бы существовать. Как человек становится учеником? Неясное узнавание, аромат, который вас коснулся, любовь, которая тронула ваше сердце, нечто из Запредельного. Это чувство, это не знание. Вы не можете быть в этом абсолютно уверены, это непостижимо.

По мере того как вы становитесь все более и более медитативными, это ощущение будет становиться для вас все яснее и яснее. Это как отдаленный крик кукушки – да, в точности крик кукушки, – отдаленный зов. Вы слышите его, и он как будто замирает, но все же продолжает звучать вокруг вас, он повисает в воздухе на некоторое время, как во сне. Однако это возможно лишь настолько, насколько возможно. Если в состоянии непросветления вы просите чего-то большего, тогда вы просите невозможного.

Вы не можете совершенно точно знать, кто я есть, пока не узнаете, кто есть вы. Но как только вы узнаете это совершенно точно, я буду вам не нужен. Я нужен вам только потому, что вы не знаете совершенно точно. Но что-то включается внутри вас, что-то внутри вас начинает расти.

Когда первые листки из семени появляются над землей, вы не можете знать определенно, какой это будет цветок, но можете быть уверены в том, что что-то начало расти, что-то находится в пути. Это состояние ученика: он чувствует, что внутри него что-то началось. Это подобно тому, как ребенок в утробе матери достигает возраста шести недель, восьми недель, и однажды она начинает ощущать эту новую жизнь. Она не может знать точно, мальчик это или девочка, кто у нее родится – Альберт Эйнштейн, Гаутама Будда, – каков будет его потенциал или ее потенциал, будет этот ребенок красивым или уродливым, родится ребенок живым или мертвым – даже в этом она не может быть уверена. Но она начинает чувствовать в себе присутствие новой жизни, и не только это – она начинает чувствовать некоторые вещи, которым эта новая жизнь дает начало.

Иногда мать без какой бы то ни было причины становится грустной – и она удивляется тому, что грустит. Причина в том, что новая жизнь внутри нее грустит, и это воздействует, это создает тень, и эта тень неизбежно оказывает влияние на мать. Иногда она становится веселой без какой бы то ни было причины. Новая жизнь у нее в утробе пребывает в веселом настроении. Но она не в состоянии различать, что есть что – что принадлежит ей, а что принадлежит этой новой жизни.

Точно в таком состоянии пребывает ученик. Ученик находится в утробе мастера. Время от времени вы вдруг начинаете чувствовать, что внутри вас поднимается огромная волна энергии. Вы не знаете, откуда она приходит – изнутри, от мастера, из окружающего пространства, от других товарищей по путешествию. Вы не знаете совершенно точно, откуда она приходит, но она приходит – иногда волна радости, а иногда волна грусти. Иногда вы чувствуете себя очень спокойными и тихими, а иногда – очень возбужденными и экстатичными. Но вы начинаете с уверенностью осознавать, что вы не в одиночестве, что в вас начало проникать то, что вам не принадлежит. Запредельное начало общаться с вами, но все это неясно, смутно, – так и должно быть.

Отсюда необходимость в доверии – в противном случае, в нем не было бы нужды. Доверие необходимо, потому что, если вы не будете доверять, находясь в этом неясном состоянии, вы не сможете двигаться вперед. Если вы сомневаетесь, вы отступите назад. Сомнение разъединяет, доверие соединяет. Если вы способны доверять, туман исчезнет, начнет светить солнце, вы приблизитесь к мастеру. Если вы сомневаетесь, вы создадите дистанцию. Сомнение создает дистанцию, доверие разрушает дистанцию.

Но если под узнаванием ты имеешь в виду абсолютное знание, то это может случиться, только когда ты станешь просветленным.

Вот почему даже такие люди, как Сарипутра, Махакашьяпа или Моггалайан, великие ученики Будды, став просветленными, по-прежнему оставались учениками. Каждого из них снова и снова спрашивали: «Теперь, когда ты просветленный, – почему ты все еще остаешься учеником? Ты же сам мастер!»

То, что происходит, очень странно: эго хочет стать мастером как можно быстрее, эго хочет существовать само по себе. Ему неприятно быть учеником.

Лишь несколько дней назад один саньясин написал мне: «Я уезжаю на Запад. Как мне вести себя там? Я не могу никому сказать, что ты мой мастер, что я чей-то ученик. Я не могу это сказать».

Почему он не может сказать, что он ученик, если он ученик? Если ты даже не можешь сказать окружающим, что у тебя есть мастер и что ты – ученик, тогда просто забудь об этом. Ты не ученик, у тебя нет мастера! Либо он у тебя есть, либо его нет. Забудь о саньясе!

Теперь он просит у меня разрешения скрыть свою саньясу от публики, разрешения спрятать малу, разрешения носить другую одежду, чтобы не оказаться в стеснительной ситуации, когда люди спрашивают: «Что с тобой произошло?» Тогда забудь о саньясе!

Здесь быть саньясином легко; на самом деле, это может даже раздуть ваше эго, потому что здесь тысячи саньясинов. На самом деле, здесь очень трудно не быть саньясином. Вы почувствуете себя неловко, вы почувствуете себя не сонастроенными со всеми, идущими с ними не в ногу. Вы почувствуете себя чужими, посторонними. Поэтому здесь даже те, кто не является саньясином, носят оранжевое, просто чтобы, по крайней мере, чувствовать себя частью целого, чтобы не чувствовать себя чужими, чтобы им легче было участвовать в происходящем.

Настоящие трудности возникают, когда вы оказываетесь в Берлине, или в Лондоне, или в Токио, или в Нью-Йорке, где люди спрашивают: «Что с тобой произошло?» И если вы не можете принять свое ученичество там, то вы не приняли его и здесь. Вы просто обманывали себя.

Ученик наслаждается тем, что он ученик, радуется тому, что он нашел мастера. Но эго хочет стать мастером быстро, как можно быстрее, чтобы покончить с ученичеством.

Как парадоксально: Манджушри, Сарипутра, Моггалайан, Махакашьяпа стали просветленными и остались учениками, по-прежнему прикасаясь к стопам Будды – а не к его руке! И люди спрашивали их… даже Будда спросил у Манджушри: «Почему ты прикасаешься к моим стопам? В этом нет нужды. Теперь ты такой же будда, как и я! Ты абсолютно свободен».

И на глазах у Манджушри выступили слезы. Он сказал: «Никогда больше не говори мне, что я свободен. Сейчас тот момент, когда я действительно могу склониться перед тобой, потому что сейчас я могу узнать тебя полностью. В те сонные дни у меня было лишь смутное ощущение; где-то в подсознании сидело также и сомнение: „Может быть, он просветленный, а может быть, и нет. Может быть, я лишь проецирую. Может быть, вся эта иллюзия была создана одним лишь моим желанием найти просветленного мастера. Может быть, я проживаю свой сон, и моя потребность в зависимости настолько велика, что я спроецировал ее на этого человека. В действительности, он может не быть просветленным“». Эти сомнения остаются, потому что остается эта неясность – остается где-то на периферии.

Манджушри сказал: «В те дни я прикасался к твоим стопам, но я не был тотальным. Я прикасался к твоим стопам, я всеми возможными способами старался доверять тебе, но в этом присутствовало усилие. Сейчас наступил тот момент, когда я могу действительно склониться перед тобой и прикоснуться к твоим стопам, абсолютно сознавая, что ты тот, кого я искал в течение многих, многих жизней.

И мое просветление – это не то, чем можно хвастаться. Я благодарен тебе – это случилось с твоей помощью. Хотя ты и продолжаешь говорить, что не имеешь к этому никакого отношения, я знаю, что это случилось благодаря тебе. Ты можешь не быть причиной этого, но ты запустил этот процесс, твое присутствие запустило этот процесс».

Это то, что Карл Густав Юнг называет синхронией. Мастер не является причиной вашего просветления, поскольку причина не может существовать вовне. Просветление не может быть вызвано извне; в таком случае, оно будет чем-то, что обусловлено внешними причинами. Если просветление вызвано внешними причинами, то что-то извне его может его также и отнять, оно может быть разрушено извне. Если мастер однажды захочет снова сделать вас непросветленным, он сможет сделать вас непросветленным! Если причина находится в его руках, тогда этот процесс может быть обращен вспять.

Но никакой мастер не может этого сделать. Даже если мастер захочет так сделать, это невозможно. Это невозможно, потому что мастер не является причиной вашего просветления. Он является лишь тем, что Юнг называет катализатором. Да, это случилось в присутствии мастера, но его присутствие было лишь катализатором – не причиной, а синхронией. Вы увидели мастера, и что-то внутри вас начало расти, что-то щелкнуло. Но это случилось внутри вас, мастер снаружи был лишь зеркалом. Вы увидели в зеркале свое подлинное лицо. Зеркало не было причиной вашего подлинного лица, это подлинное лицо всегда присутствовало внутри вас. Зеркало лишь позволило вам узнать о нем, но без этого зеркала вы могли бы так и не узнать о своем подлинном лице по прошествии миллионов лет или миллионов жизней.

Поэтому Манджушри говорит: «Сейчас я могу поклониться, я могу прикоснуться к твоим стопам со всей своей тотальностью. Ты можешь продолжать говорить: „Не прикасайся к моим стопам, в этом нет нужды“, но я все равно буду прикасаться к твоим стопам. Я буду почитать тебя, потому что в те дни мое почитание не было тотальным. Сейчас наступил момент, когда я знаю, что ты тот, кого я искал и к кому стремился, и что благодаря тебе я стал тем, кем пытался, но не смог стать, потому что не было никого, кто бы отразил мое подлинное лицо».

Прямо сейчас ты не можешь узнать меня. Ты должен стать просветленным. Чтобы узнать Будду, человек должен стать буддой, чтобы узнать Христа, человек должен стать христом. Осознание случится только в конце, но может иметь место чувство. Чувство – это начало. Запомни, я не говорю «знание», я говорю «осознание». Знание относится к уму, чувство относится к сердцу, осознание относится к существу. Чувство ближе к осознанию, оно на полпути между знанием и осознанием. Вы выпадаете из знания, вы входите в мир чувства.

Это начало ученичества. Затем однажды вы выпадаете из чувства и входите в мир бытия – вы становитесь просветленными. Это, в каком-то смысле, конец ученичества и, в другом смысле, начало настоящего ученичества. Прежнее ученичество исчезает; вы больше не зависимы. И запомните: только зависимый человек хочет быть независимым. С какой стати тот, кто независим, будет жаждать независимости? Только тот, кто несвободен, хочет быть свободным. Зачем тому, кто свободен, хотеть свободы?

Я могу понять точку зрения Манджушри. В том, что «нет необходимости прикасаться к моим стопам, нет необходимости быть учеником…» Будда прав, и Манджушри тоже прав – он сказал: «Нет необходимости цепляться, но также нет и необходимости оставлять это любовное приключение теперь, когда оно расцвело, теперь, когда я пришел к высочайшему пику. Нет необходимости: я свободен, и поэтому нет необходимости быть свободным. Я знаю, что я и есть свобода, поэтому все стремление к свободе исчезло».

В вашем состоянии ума это неизбежно будет либо знанием – тогда вы не ученик, вы можете в лучшем случае быть студентом; либо чувством – тогда вы ученик. Когда вы становитесь просветленным, вы становитесь преданным – мастер больше не нужен.

Мастер говорит: «Если вы встретите меня на пути, убейте меня». Но вы не можете убить – нет необходимости! Вы можете поцеловать, вы не можете убить. Со стороны Будды здесь все в полном порядке. Он говорит: «Если вы встретите меня на пути, убейте меня».

Но одна из моих саньясинок написала мне: «Ошо, я не могу тебя убить. Когда я встречу тебя на пути, я тебя поцелую!» Я могу понять также и ее точку зрения – это совершенно правильно. Но при убийстве происходит то же самое, что и при поцелуе. Почему Будда говорит: «Убейте меня»? Чтобы больше не было никакой двойственности. То же самое может произойти благодаря поцелую: двойственности больше нет, вы становитесь одним. Это то, что требуется: либо убейте, либо поцелуйте!

Судя по твоему состоянию, ты все еще живешь в мире знания, иначе бы этот вопрос не возник. Ты все еще студент, а не ученик.

Гомосексуалист гуляет по улице со своей собакой. К нему подбегает маленький мальчик и начинает кричать:

– Гомик, гомик!

Гей останавливается и вежливо просит мальчика не произносить такие вещи. Но мальчик продолжает:

– Гомик! Гомик!

– Слушай, мальчик, я предупреждаю тебя – не говори так!

– Гомик! Гомик! – отвечает тот.

– Эй, мальчик, еще раз – и я натравлю на тебя мою собаку!

– Гомик! Гомик!

– Ну, ладно! Рекс, взять его!

Собака встает и мягким, бархатным голосом произносит: «Га-ав!»

Конечно, собака гомосексуалиста неизбежно должна быть гомосексуалистом! Разве так нужно произносить «гав!» – так вежливо, так нежно?

Одна саньясинка говорит нашему дантисту:

– Не знаю, что хуже: родить ребенка или вырвать зуб.

Дантист отвечает:

– Решайся. Я должен знать, как мне наклонить кресло!

Жалуясь на то, что расстояния между зданиями в университетском городке слишком велики, Велма, дочь ветеринара, в письме домой попросила денег на покупку велосипеда. Но к тому времени, как деньги пришли, она передумала и вместо велосипеда купила себе породистую кошку.

Через несколько недель у животного начала выпадать шерсть. Надеясь на то, что отец, возможно, знает какое-нибудь средство, Велма написала ему: «У меня вся киска облезла. Что делать?»

Отец ответил телеграммой: «Продавай велосипед!»

После бурной ночи, проведенной на вечеринке в общежитии, подруга молодого Джорданхилла затащила его в церковь на мессу. Поскольку тот ничего не знал о церковных ритуалах, девушка практически непрерывно шептала ему:

– Перекрестись… Встань на колени… Сядь… Встань… Сядь…

Вспотев от всей этой активности, Джорданхилл достал из кармана носовой платок, чтобы вытереть пот со лба. Затем он положил платок на колени, чтобы его просушить. Увидев это, его подруга наклонилась к нему и прошептала: