Текст книги "Мессия. Том 2"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Только Юдхиштхира, который был известен как самый добродетельный человек, и его собака достигли небесных врат. Двери открылись, и страж сказал: «Ты можешь войти, но никакая собака никогда не допускалась на небеса». Юдхиштхира ответил так: «Мои братья, моя жена – все потерялись и исчезли в снегу. Этот пес гораздо более добродетелен, он был моим спутником до самого конца, я не могу оставить его. Можете закрывать ваши двери. Я тоже не войду».

Страж забеспокоился. Он справился у своего начальника, а тот сказал: «Пускай оба входят, потому что Юдхиштхира человек слова, а он сказал «мы вместе войдем или вместе останемся снаружи...» Если мы оставим Юдхиштхиру снаружи, то у нас начнутся неприятности. Как-нибудь Бог узнает об этом, и вся бюрократия – от полицейского комиссара Пуны и до самого Бога – не оберется хлопот. Лучше их впустить... что такого может сделать пес? И этот пес, пожалуй, гораздо более добродетелен, чем братья Юдхиштхиры и его жена».

Их впустили. Это всегда интерпретировалось таким образом: если вы добродетельны, то, будь вы хоть псом, – небеса должны открыть свои врата; но если вы не добродетельны, даже если вы величайший лучник мира, как Арджуна, или величайший борец мира, как Бхима, – это не имеет значения. Эти качества не засчитываются, и вы исчезнете на пути, растаете совершенно. Это и есть индуистская интерпретация истории, но для меня она всегда была неубедительной.

Моя собственная интерпретация основывается на моем внутреннем, опыте: как только вы приближаетесь к своим настоящим небесам, к раю своего бытия, вы начинаете таять и исчезать. На самом деле только тот пес и Юдхиштхира не растаяли и прибыли на небо просто как души; у них нет никакого представления о поиске истины. Конечно, пес не интересовался истиной, поэтому у него не было и нужды исчезать. Он перескочил бы через истину – или, может, пописил бы на нее – какое ему дело до истины! Лишь бы место подходящее... конечно же, он пописил бы.

Юдхиштхира, говорят все индуисты, самый добродетельный человек – я не считаю его таким. Они называют его Дхармарадж, король религии. Я не считаю его вообще религиозной личностью, ведь он был игрок, азартный до того, что потерял все свое королевство, все свои сокровища, и, в конце концов, осталась единственная собственность, которая к тому же принадлежала не только ему: пять братьев были совладельцами Драупади... Он поставил на карту свою жену – и проиграл ее тоже. Чудные люди... они называют этого человека, у которого не было ни сострадания, ни уважения к человеческому существу – к своей собственной жене, – королем религии.

Поэтому я считаю: каких бы врат ни достигли те двое, то были, вероятнее всего, фальшивые ворота, как фальшивы полицейские офицеры, которые приходят сюда слушать, приходят в Ашрам. Очень легко найти униформу или позаимствовать ее у друга... Они, очевидно, достигли фальшивых ворот; то не были небеса.

Настоящие добродетельные люди, в особенности Арджуна... Он никогда не хотел войны, и только из-за настойчивости Кришны – «на то Божья воля» – он неохотно принял участие в ней. И, даже победив, он не был счастлив. Никогда больше он не знал улыбки, потому что убил всех своих друзей, родичей – либо он убил их, так как они воевали с другой стороны, либо другая сторона убила их, так как они воевали с его стороны; он жил в унынии. Он хотел уйти в Гималаи, оставить всю эту бессмыслицу и просто медитировать.

Кришна виноват во всей резне, которая произошла: без Арджуны войны бы не было. Все его четверо братьев бросили бы эту затею; без Арджуны они бы никогда не победили, он был человеком, приносящим победу...

Моя интерпретация такова: как только вы приближаетесь к истине, вы начинаете таять и исчезать. Истина найдена, но вы потеряны.

Не говорите: «Я открыл путь души». Скажите лучше: «Я повстречал душу, идущую моим путем».

Мы – пути, и если мы позволяем Богу идти... Вот что должна означать религия – мы позволяем сущему войти в нас, без всякого сопротивления, с глубокой радостью. Потом Халиль Джебран произносит прекрасные слова: мы – пути, по которым идут наши души или души вселенной. Дороги должны быть чистыми и ясными, без всяких помех. Наши дороги должны быть любящими приветствиями.

Ибо душа ходит всеми путями.

Душа не идет в одном лишь направлении и не растет, как тростник.

Душа раскрывается, как лотос с бесчисленными лепестками».

Так что вам придется привыкнуть к Халилю Джебрану – взлетающему высоко к звездам и снова падающему вниз на землю. Его изречения делают мои слова абсолютно ясными.

У него есть крылья – но не достаточно сильные.

У него есть прозрение – но не окончательное.

У него есть проблески – но очень мимолетные.

Время от времени он становится почти мистиком – но только время от времени; так или иначе, он отступает к своему привычному стилю жизни, к жизни поэта. Он сам – смесь, раздвоенная душа.

Но вот такое замечательное изречение, настолько глубокое, что любой Гаутама Будда обязан согласиться с ним: Душа не идет в одном лишь направлении – это свобода – и не растет как тростник.

Душа раскрывается, как лотос с бесчисленными лепестками... Правильно, очень правильно, – но как же вы изловчитесь раскрыть свою душу с бесчисленными лепестками? Об этом он не говорит ничего – потому что ничего не знает. Но он, конечно, гений.

Не познав, не пережив, порой он подходит так близко к переживанию, что очень легко тем, кто никогда не шел в глубину и не поднимался к вершинам, убедиться, что это и есть человек, познавший себя. Он мог бы познать, но, вместо того чтобы ехать в Америку, ему следовало прибыть в Индию или Японию, где есть люди, которые понимают, – не только интеллектуально, но от самих своих корней.

Когда меня арестовали в Америке, тысячи и тысячи телеграмм, телексов и телефонных звонков пошли тюремщикам. Первым позвонил мастер дзэн из Японии, который прямо заявил: «Вы не можете понять человека, которого арестовали. В нашем монастыре мы изучаем дзэн по его книгам. Дзэн – это японский феномен, но у нас нет книг, сравнимых с его интерпретациями».

Шериф тюрьмы принес телеграмму, чтобы показать мне. Я удивился, что мастер дзен, общепризнанный как человек самореализовавшийся, – в его монастыре тысячи людей со всего света, люди едут туда медитировать, – стал первым человеком, который сказал тюремщику и президенту Америки: «У вас нет ни глаза, ни опыта, чтобы понять такого человека. Не преследуйте его. Он за пределами ваших способностей, вы даже не понимаете смысла медитации».

Америка стала бедствием для Халиля Джебрана. Человеку такого потенциала следовало двигаться глубже на Восток – тогда он был бы не просто поэтом. Его признали бы одним из величайших просветленных людей человеческой истории.

– Хорошо, Вимал?

– Да, Мастер.

6. ВНУТРИ ВАШЕГО Я

22 января 1987.

Возлюбленный Мастер,

Тогда просил учитель: «Скажи нам об учении».

И он сказал:

«Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания.

Учитель, шествующий в тени храма в окружении последователей, дает не от своей мудрости, а скорее от своей веры и любви.

Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости, скорее, он поведет вас к порогу вашего ума.

Астроном будет говорить вам о своем понимании пространства, но не даст вам это понимание.

Музыкант может передать вам ритм, которым полнится все пространство, но не может дать вам ни слух, который улавливает ритм, ни голос, что вторит ему.

И посвященный в науку чисел может сказать о мире весов и мер, но не может ввести вас туда.

Ибо видение одного человека не дает крыльев другому.

И как каждый из вас стоит одиноко в Божием знании, так должно каждому из вас быть одиноким в своем знании Бога и в своем постижении земли».

Халиль Джебран, снова поднимается высоко в небо, совсем близко к звездам. Все сказанное им в этих изречениях так глубоко – просто не верится, что он был только поэтом; даже мистики были не способны говорить вещи, которые говорит он. Его разум неподражаем.

Быть может, как иногда скрытыми приходят благословения, так иногда и проклятия тоже приходят скрытыми. Из-за того, что его разум так глубок, он забывает, что есть еще более глубокие истины. Из-за того, что его полет к звездам так высок, он забывает, что есть небеса по ту сторону небес – и там нет предела.

Если бы Халиль Джебран был менее поэтом, менее разумным, менее красноречивым, возможно, он попытался бы найти скрытый в жизни – более глубокий смысл, значение которого невидимо. Но именно его величие как поэта помешало ему разглядеть, что он может быть чем-то еще более высоким. Его разум становится барьером, а не мостом. Это удивительный случай.

Но даже и без окончательного переживания его слова так прекрасны, что я могу придать смысл и содержание этим прекрасным, хотя и пустым словам. Я могу видеть, где он ошибся и почему ошибся, – он ошибся из-за своего великого разума. Он ошибся из-за своего великого творчества, чувствительности, искусства играть прекрасными словами и аранжировать их таким образом, что они несут, по меньшей мере, какое-то напоминание, какое-то подобие настоящего пробужденного сознания.

Тогда просил учитель: «Скажи нам об Учении».

И он сказал: «Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания».

Все великое, значительное, абсолютно правильное, – никто не может дать вам, потому что это не товар. Вы не можете ни купить его на базаре, ни выучить в университете. Оно уже лежит в полудреме внутри вашего собственного Я.

Ведь то, что вы разыскиваете, – не где-то еще.

Сам искатель и есть искомое.

Сам лучник и есть цель. То, что вам нужно, – не рост знания, а рост осознания, чтобы то, что спит в вас, больше не спало. Бог – не что иное, как другое название вашего пробуждения.

Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания.

Почему он говорит в полудреме? – потому что вопрос исходит от учителя: Скажи нам об Учении. Это идет от искренности; иначе учитель не просил бы: «Научи нас учить» – ведь это показывает, что он не знает, как учить, а тем не менее, считал себя учителем.

Вопрошающему необходима смелость, чтобы выставить себя в своей наготе. Учитель – не тот человек, который боится показать невежество в собственной профессии. Обычно учителя, профессора скрывают свое невежество за всеми видами заимствованного знания. Они никогда не зададут искренний вопрос.

Я бывал преподавателем в университетах, и вас удивит, что я нигде не сталкивался с более невежественными людьми. Хотя они и обременены знанием, их невежество не исчезло – оно лишь подавлено. Они приложили все старания, чтобы скрыть его. Но помните, невежество – это рана; если вы прячете ее, вам не выздороветь. Вашей ране нужен свежий воздух, новые восходы солнца. Не прячьте ее! Откройте ее исцеляющим силам сущего.

То, что верно в отношении телесных ран, еще более справедливо для ваших духовных ран. За телесные раны вы не переживаете – можно сходить к доктору, к целителю. Но с духовными ранами вы никогда не идете к мастеру, к мистику – а он тоже целитель. Потому что духовные раны глубоки, а вы боитесь открыть их и позволить другим увидеть вас в вашей наготе, вы продолжаете прятать их. Но чем больше вы их прячете, тем больше гноя собирается; чем больше вы их прячете, тем более злокачественными они становятся. Почти все человечество страдает духовным раком.

Но поскольку учитель спросил о своей собственной профессии, Халиль Джебран может разделить с ним свои глубочайшие прозрения: Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания... Потому что вопрос, исходящий от невинности, мудрости, пробуждения, просветления, – уже только полудрема.

Если же вопрос идет от знания, не от невинности, тогда ваша подлинная сущность крепко спит.

Ваш вопрос очень хорошо показывает, откуда исходит. Вот почему Альмустафа говорит, что вы уже полупробуждены; просто чуть больше смелости, и вам не нужно будет ни у кого спрашивать, что такое истина. А подлинный учитель – это тот, кто знает, что такое истина. Благодаря его знанию истины, его учение становится честным, искренним; оно имеет собственный авторитет, не зависящий ни от какого писания или кого-либо еще. Его истина становится его учением. Его истина преображает его в подлинного учителя.

Халиль Джебран не знает разницы между этими двумя словами, учитель и мастер; в противном случае он бы обязательно сказал, что если вы только профессиональный учитель – что означает посредник, передающий знание от одного поколения другому поколению, – то у вас нет ничего собственного, чтобы разделить и дать. Но если ваша истина пробуждена в вас, ваше жилище освещено светом, и ваше существо благоухает – значит, вы стали мастером; вы уже не просто учитель. Когда вы делитесь своей собственной истиной, вы мастер.

Но такое различие между учителем и мастером есть на Востоке. Запад не осознает. Запад считает учителя и мастера синонимами, а это не так. В действительности, чем больше вы наполнены заимствованными учениями, тем меньше у вас возможность стать когда-нибудь мастером. Вот почему очень редко встречается знающий человек, в котором есть глубина, у кого говорят даже жесты, у кого даже молчание – это послание, чье само присутствие проникает, словно стрела в ваше существо.

Мастер – это самое драгоценное чудо в мире, потому что он может стать для миллионов дверью к божественному. Учитель просто несет груз, – не свой собственный – и перекладывает его в умы других людей; это только его профессия. Но что касается мастера – это сама его жизнь.

Как раз сегодня вечером Ниведано говорил мне: «Тебя изводили и терзали всю твою жизнь. Почему ты не перестанешь говорить?» Я могу понять, когда меня изводят и терзают, и так продолжается годами, беспрерывно... Как раз сегодня я получил еще один вызов в суд. Кто-то в Канпуре затеял против меня дело: его религиозные чувства задеты. Удивительные религиозные чувства – кажется, уж такие слабые...

У нас в Индии есть очень красивое растение с крошечными листочками, но это настоящий трус – оно называется чуймуй, – потому что стоит коснуться его, и все листочки тут же закроются; вы касаетесь одного листика, и все листья на кусте немедленно начинают закрываться. Я никогда не видел другого такого трусливого растения. Эти так называемые религиозные люди – просто чуймуй.

Если ваша религия так слаба, что любой аргумент против нее задевает вас, то не стоит оставаться в этой религии. Замените такую религию: это ваша болезнь, это ваша слабость, это ваше бессилие.

Что бы я ни говорил – если вы хоть немножко разумны, вы либо соглашаетесь со мной, либо не соглашаетесь со мной, но почему вы должны быть задеты и бежать немедленно в суд?..

Меня спрашивали мои друзья, ученики тысячи раз: «Зачем ты понапрасну лезешь в беду?»

Я не учитель – это не моя профессия.

Я мастер – это моя истинная душа. И если я перестану высказывать истину, это будет самоубийством: что за смысл будет для меня жить дальше хоть секунду? Ведь что касается меня, я осуществлен – я не живу для себя. И меня поразило, что, когда я стал жить для тех, кто жаждет истины, кто жаждет любви, – я открыл жизнь, которая не принадлежит мне; теперь она принадлежит сущему.

По сути, я получаю все эти вызовы на имя Бога, потому что идиоты не могут найти Бога и его адрес – только я остался. Но это не беспокоит, это лишь заставляет почувствовать грусть и сострадание к тем людям, ведь они считают себя религиозными. Они не знают даже азбуки религии. Если кто-то в Канпуре задет – чем ходить в суд, лучше бы ему прийти сюда обнажить свою рану, которая была задета. Я знаю, как задеть человека, я знаю, как исцелить. Судом не поможешь. Суду не известно ничего, что исцеляет дух людей. Сотни дел... и, в конце концов, суду придется отпустить меня, ведь я просто констатирую факты, которые есть в ваших же писаниях. Если вы действительно задеты, сожгите те писания, ведь это они задевают вас, а вы продолжаете печатать всякую ерунду в своих писаниях и распространять. Если я показываю, что ваши писания полны вздора, и если вы на сам деле религиозный человек, то, либо у вас будет доказательство отчетливей, выше, глубже, чем мое, – и аннулирует мое, – либо я аннулирую все ваши аргументы. И суды не помогут просто потому, что ваши писания подтверждают факты. Я никогда не высказывался против какой-либо религии без веской причины. Если вы задеты, это просто означает, что вы строили замки на песке; совсем легкий ветерок – и ваш замок пропал. Но вместо того, чтобы себя считать идиотами – ведь замки не делаются на песке и из песка, – вы переживаете обиду за то, что ваш замок разрушен. Шлете претензии ветерку: «Этот ветерок задевает мои чувства очень сильно». Наверное, то был не замок, то был не храм...

Ваши религиозные чувства задеты, но я не могу перестать говорить по той простой причине, что говорящий – не я. Я не учитель. Я позволил скрытым тайнам жизни говорить через меня, говорить через мои глаза, говорить через мои руки. Я предоставил все сущему. Теперь только сущее может остановить мою речь. Это не в моих руках: меня нет больше. А в тот миг, когда вас больше нет, вы становитесь мастером. Если вы просто попугай, повторяющий других попугаев, мертвых попугаев, то вы – учитель... Был у меня такой странный случай. Когда я впервые пришел в университет как преподаватель, пустовал один стул в общей комнате, где сидят все преподаватели, пока у них нет занятий, и они ожидают своего звонка. Я сел на этот стул. Коллеги заинтересовались – новый человек в университете; но скоро осознали, что со мной опасно даже здороваться, – и стул стал моей абсолютной монополией. И не только этот, несколько стульев на моей стороне и несколько стульев на другой всегда пустовали – почти семь стульев я занимал один. Порой там бывало намного больше людей, но никто не отваживался сидеть рядом с моим стулом – потому что я мог задеть их религиозные чувства.

Но даже хорошо образованные и культурные профессора не в состоянии отстаивать свою религию, потому что это не их находка. Она была передана им их родителями, священниками – всегда другими. Они не знают источника того, во что верят. Они не знают, существует ли тот источник, но в то же время чувствуют себя задетыми, когда я высказываюсь против него.

Учитель, шествующий в тени храма в окружении последователей...

Вы видите, он не понимает различия между учителем и мастером. Зачем учителю шествовать в тени храма в окружении своих последователей? Ни у какого учителя нет последователей; у них есть лишь студенты, и учителя – только слуги своих студентов, потому что им платят за все те знания, которые они передают. И чего ради, учителю расхаживать в тени храма? Бессознательно он употребляет не те слова.

Учитель, шествующий в тени храма в окружении последователей, дает не от своей мудрости, а скорее от своей веры и любви.

Снова я должен напомнить вам о бедности западной традиции, и дело не только в том, что в ней нет мастера; естественно и логично в ней не хватает и многого другого; у учителя нет мудрости, у учителя есть лишь знание. Только у мастера есть мудрость. Его прозрение истинно, даже если он и пользуется не теми словами, не осознавая тонких различий, которые проводит Восток между учителем и мастером, между знанием и мудростью. Знание – это то, что приходит снаружи, обосновывается внутри вас и препятствует вашей мудрости; оно становится стеной, Китайской Стеной вокруг вашей собственной мудрости. Мудрость – это то, что исходит из вашей сокровенной сути. В знание вы не вносите ничего от своего собственного существа.

Мудрость – это ребенок, который растет в вашем истинном существе. Знание – это усыновленный ребенок. Он вырос в чьем-то чреве, но никому не ведомо, кто отец, кто мать, – может, это просто ребенок из пробирки. Мудрость растет внутри вас, излучается наружу, делясь с теми, кто жаждет, кто ищет. Она не просит ничего взамен. Ее радость в том, чтобы быть Разделенной.

Учитель, шествующий в тени храма в окружении последователей, дает не от своей мудрости, а скорее от своей веры и любви...

Снова он использует ошибочные слова для правильных понятий. «Веру» следует заменить на «доверие». Вера может быть дана учителем, для этого не нужен мастер. Фактически, учитель, священник дает вам веру. Мастер; только создает в вас доверие – доверие к себе. Верят всегда в какое-то знание, в какое-то мнение, в какую-то доктрину, в какую-то догму.

Это и есть вера, которая разрушила все человечество. Кто-то индуист, кто-то мусульманин, кто-то христианин... не потому, что они знают разные истины, ведь истина одна. Они разные из-за того, что им давали разную веру; это не помогало вырасти их вере в себя, в то, что они способны найти истину, которая скрывается в их собственном существе.

Вот почему мастер не дает вам мудрость – не может дать, – он создает надлежащее окружение, среду доверия, в которой ваша мудрость начинает расцветать, пробуждаться. Вы будете благодарны ему; возможно, вначале вы подумаете, что это он давал вам, – он не давал ничего. Он просто придал вам уверенности. Он отнял многое у вас, – ваш страх, особенно одиночества, потому что если вы искатель, то когда-то вам необходимо научиться искусству, быть одному.

Он созидает общность – потому что он любит, и его любовь становится вызовом для вас, вызывает любовь в вас; и поскольку он доверяет, то это вызывает доверие в вас. Так как он есть истина, в вас возникает громадное стремление быть таким же пробужденным, как он, быть таким же прекрасным, как он, быть такой же глубокой истиной, как он, обладать такой глубиной бытия и такими крыльями, чтобы устремиться куда угодно. Он делает ваши крылья сильными, он делает вас сильными. Он не может просто дать вам мудрость, но он создает атмосферу, в которой мудрость начинает расти сама собой.

Халиль Джебран говорит нечто безмерно прекрасное. Но, бедняга, он не знает, что использовал неправильные слова. И это не его вина: он никогда не входил в контакт с Лао-цзы, с Чжуан-цзы, с Басе, с Кабиром, с Нанаком. Все его воспитание осталось христианским – все, что ему известно, есть христианство; а христианство – это самая бедная религия. Не случайно, только бедные во всем мире обратились в христианство. Причина проста: оно говорит на языке бедных.

Трудно бедному понять Гаутаму Будду: он говорит самым культурным языком, он принц – хорошо образованный, обученный всеми мудры людьми своего времени. Точно понимать его не легко; все, о чем он говорит, может пройти мимо вас. Иисус человек бедный, сын плотника, необразованный. Он разговаривает языком бедного человека, и Иисуса понять легко, тут нет ничего сложного. Очень трудно понять Упанишады, потому что каждому предложению есть столько толкований...

На Востоке это была традиция: пока человек не способен прокомментировать три источника – четыре Веды, сто восемь Упанишад и Брахмасутры Бадараяны, – его не назовут даже учителем. Такая большая искушенность нужна, чтобы просто быть учителем. Конечно, мастеру условия не нужны. Он может даже и не слыхать о Бадараяне, Ведах и Упанишадах. Мастер может сам найти источник, тот же источник, от которого говорил Бадараяна, тот же источник, откуда возникли Упанишады, – о чем ему беспокоиться?

Когда я путешествовал по всей стране, рассказывая о Брахмасутре, Упанишадах, Гите, Ведах, много раз ученые подходили ко мне со словами: «Вы процитировали не точно». Они были шокированы, услышав мой ответ.

А я говорил: «Тогда исправьте Веды, потому что все, сказанное мной, точно. Я полагаюсь на свои внутренние источники; я не цитирую ваши Веды. Поэтому, если вы находите какое-то несоответствие между мной и своими Ведами, исправьте их, потому что вы можете не найти другого шанса улучшить их. Им уже пять тысяч лет, им нужна постоянная коррекция, новые издания, новые переиздания. Многое отжило и должно быть отброшено, и много нового света вошло в мир, его следует включить».

Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости, скорее, он поведет вас к порогу вашего ума.

Это было бы правильно, если бы он не использовал слово «ум». Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости... – потому что нет возможности. Я не могу дать вам войти в мою сущность, так же и я не могу войти в вашу сущность; это просто против фундаментальных законов природы... Скорее он поведет вас к порогу вашего ума. Вот где его нужно исправить. Я хочу сказать: он поведет вас за пределы ума к самой двери вашей собственной внутренней мудрости.

Однако Халиль Джебран постоянно пользуется лишь двумя словами – ум и сердце, мысли и чувства. Похоже, он никогда даже не слыхал, что есть нечто большее – большее, чем ум, большее, чем сердце, – ваша сущность, не ограниченная пределами вашего тела, пределами вашего ума, пределами вашего сердца.

Мастер просто создает доверие в вас: «Не бойтесь». Ведь вы будете двигаться сами. Чем глубже уйдешь, тем более одиноким будешь чувствовать себя, и более испуганным – не одним, но тысячами страхов: двигаюсь ли я в нужном направлении – нет указателей, нет километровых вех, невозможно запастись картой, – или мой путь ошибочен? И кто знает, ведет ли эта дорога куда-нибудь, или это просто уличный тупик? И еще опасение: сумею ли найти свои собственные следы, чтобы вернуться?

Внутренний мир почти как небо – птицы проносятся, но они не оставляют никаких следов. Когда вы уходите внутрь, вы не оставляете никаких следов; невозможно обнаружить путь, которым вы следовали, если вы хотите возвратиться. Вам потребуется огромная отвага, великое доверие и постоянное питание от мастера, от его любви.

Астроном будет говорить вам о своем понимании пространства, но не даст вам это понимание.

Очевидно, есть вещи, которые не могут быть даны, и это самые ценные вещи в мире – самые существенные, самые фундаментальные. Человек без них просто бедняк – даже если он император, не имеет значения. Но человек, обладающий тем, что не может быть дано, и есть император, хотя бы он и выглядел снаружи нищим.

Музыкант может передавать вам ритм, которым полнится все пространство, но не может дать вам ни слух, который улавливает, ни голос, что вторит ему.

Конечно, музыкант может петь песни так прекрасно, так чарующе, вы ощущаете себя больше не на гадкой земле, а почти вошедшими в рай, где ангелы играют на своих арфах. Но даже величайший музыкант не в состоянии дать вам слух, музыкальный слух.

У нас в Индии есть поговорка: «Не трать времени, играя на флейте перед буйволом». Как бы вы ни старались, буйвол не будет обращать никакого внимания. Самое большее – вы наделаете шуму и нарушите процесс жевания травы, которым он был абсолютно доволен.

Помните, точно так же, как бывают врожденные музыканты, бывают и люди, у которых врожденная способность к восприятию музыки. Он не может дать вам слух, который улавливает ритм... Ритм он может создавать, он может заполнить все небо, все пространство ритмом, но если у вас нет слуха уловить его, дать войти в свой внутренний мир, то для вас он не существует. ...Ни голос, что вторит ему. Он может спеть прекрасную песню, но не может дать вам голос. Что уже и говорить о песне – вы не можете даже вторить.

Здесь недалеко есть горная станция Матеран, с замечательной сценической площадкой. Я повидал многие горы и многие места с горным эхо, но Матеранское эхо уникально. Вы поете песню или лаете как собака, а долина и горы повторяют это семь раз подряд. С каждым разом эхо становится все тише, дальше, слабее, но вы можете сосчитать – оно повторится семь раз.

Когда я был там первый раз, проводил медитационный лагерь, друзья сказали мне: «Мы знаем, что ты не любишь ходить туда-сюда, но это место с эхо стоит навестить».

В Матеране есть особые трудности, потому что приходится идти или сидеть в рикше, повозке, которую тянет человек, – это более чем уродливо, это причиняет боль: иногда это старик, обливающийся потом... а в горах дороги вообще нельзя назвать дорогами. Это невозможно для меня из-за моего астматического состояния – я не в силах пройти много миль к высокой вершине. Оба способа были затруднительны. Но они так настаивали, что я согласился пойти. Это было тяжело для моего сердца – ночью у меня был приступ, и вся ночь была бессонной, – но это стоило тех усилий.

Человек, который уговаривал меня больше всех, имел способность воспроизводить звуки многих животных. Он был очень хорошим имитатором – мог имитировать многих актеров, многих лидеров; сперва он залаял, как собака, и все горы наполнились лаем, словно там были тысячи лающих собак, хотя эхо доносилось все тише и тише... как будто собаки удалялись, и вы насчитывали, по крайней мере, семь повторений.

Я сказал этому человеку: «Это одна из человеческих глупостей. Почему вы захотели лаять? Вы могли бы подражать голосу кукушки, вы же это умеете – чего ради, еще изучать животных и их голоса?» Индийская кукушка так сладостна, особенно в сезон созревания манго. Кажется, вся сладость манго, известного в стране короля всех фруктов, – в ней. И из манговых рощ – кукушки любят манго – летит призыв, от одной рощи к другой...

Я сказал ему: «Зачем вы выбрали собаку? Все горы, наверное, смеются над вами – что какой-то безумец приходит и лает, как собака».

Он тотчас же принялся издавать звуки, музыкальные звуки кукушки, и все пространство на несколько миль вокруг наполнилось эхо. Но даже это не может быть дано человеку. Да, музыка не может быть дана, музыкальный слух не может быть дан, песня не может быть дана – даже ее эхо не может быть дано.

Хорошо, что у самых ценных вещей в жизни нет цены, – потому что вы не можете купить их, вы родились с ними. Они могут оставаться дремлющими, если вы родились в уродливом обществе, вроде общества, унаследованного нами. Но если вам повезет немного в вашем будущем рождении, то, по крайней мере, вам будет оказана помощь, чтобы вы смогли стать собой, искать и найти свой врожденный талант... это единственный путь обрести его.

Не бывает другого пути; все другое – псевдо, фальшь, имитация.

И посвященный в науку чисел может сказать о мире весов и мер, но не может ввести вас туда.

Человек, который посвящен в науку чисел, в мир весов и мер, великий математик – вроде Альберта Эйнштейна... Всю свою жизнь он путешествовал повсюду, наверное, побывал в каждом университете мира – потому что он все время гостил по приглашению. В конце своей жизни он сказал: «Насколько я понимаю, во всем мире есть не более двенадцати человек, которые действительно понимают меня. Другие прислушивались ко мне из-за веса моего имени, но они не понимают, что я говорю, о чем толкую». Всего двенадцать человек во всем мире! Это должно быть врожденным качеством.