Текст книги "Мессия. Том 2"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Человек среднего возраста живет самой трудной жизнью. Он похож на мост – ни на этой стороне, ни на другой стороне. Он не может сойтись с теми, кто еще танцует, и он не может сойтись с теми, кто молится и исповедуется в церквах, храмах, мечетях. Он действительно потерян; он не знает, что делать, куда идти.

И так происходит только потому, что он не прожил свою юность тотально.

Если вы прожили свою юность полноценно, вы будете оставаться молодым до самого последнего дыхания своей жизни. Ваше тело может стариться, но ваша свежесть и молодость будет оставаться прежней.

Индуисты очень гордятся тем, что в их времяисчислении начало было лучшим веком – сатьяюга, век истины, – и хвастают тем, что никто не умирал молодым.

Разговаривая с индуистским святым, я сказал: «Не хвастайте этим, тут нечем хвастать. Я вижу в этом другое значение, и мое видение поддержано неопровержимым доказательством, найденным наукой. Чем дальше назад пойти... найдены скелеты людей, умерших где-то в сорокалетнем возрасте, и не нашли ни одного скелета человека, прожившего больше сорока лет; так что не хвастайте этим – вы не знаете реальности. Реальность такова, что в вашей сатьяюге люди старились обычно, около тридцати пяти, а умирали около сорока – естественно, никто не умирал молодым».

По моему же представлению должно быть прямо противоположное: даже если вы умираете в возрасте девяноста или ста лет, вы должны умирать все еще молодыми. Ваша молодость – совершенно иной феномен, чем ваш возраст: возраст – это физическое, а молодость – ваш подход к жизни.

Если вы за жизнь, а не против жизни, вы будете оставаться молодыми в своем внутреннем мире – до самого последнего дыхания; не будет среднего возраста.

Средний возраст – это промежуток – промежуток, который больше похож на кошмар, потому что юность ушла, а старость еще не пришла. Вы не можете ни искать удовольствия – ни даже сожалеть: о чем сожалеть? Вы никогда не жили, и даже вопроса о сожалении не возникает. Поэтому человек чувствует крайнюю опустошенность между юностью и старостью. Этот промежуток ужасен – самое мучительное испытание жизни.

В своем страхе перед поиском и воспоминанием они сторонятся всех наслаждений...

Они не могут искать удовольствия, потому что неловко общаться с молодыми людьми, ходить на дискотеку и танцевать – человек среднего возраста не находит места; он не может и сесть со стариком, который полон только раскаянья. Его состояние действительно ужасно!

...они сторонятся всех наслаждений, дабы не пренебречь духом и не оскорбить его.

Они живут только в страхе, трепеща.

Но даже их воздержание приносит им удовольствие.

Есть психическое заболевание, называемое «мазохизм». Ни в одном древнем писании нет даже идеи об этом – не потому, что болезни не было тогда, этого было больше, чем теперь, – но у них было другое название для нее. Прежде они называли это «святостью». Мазохизм происходит от имени мужчины Мазоха, который постоянно бил себя, истязал. Если бы в этом не было какого-то удовольствия, зачем бы он занимался этим?

Есть также противоположное заболевание, которое уравновешивает мазохизм, – садизм. Оно тоже происходит от имени мужчины, де Сада. Садизм означает наслаждение мучением других. Кстати, если садист и мазохист поженятся, это будет лучшая пара в мире. Они будут абсолютно счастливы, потому что оба будут наслаждаться, один – мучаясь, другой – мучая. Если вы вступаете в брак, не спрашивайте совета у астролога, а идите к психоаналитику и установите, к какому классу вы относитесь. Если вы садист, тогда бракосочетание с садистом – несчастье; если вы мазохист, то бракосочетание с мазохистом означает, что вы будете страдать всю свою жизнь и никогда не получите никакого удовольствия. Установите, к какому классу вы относитесь – садистам или мазохистам, – и всегда вступайте в брак с противоположным, так же как мужчина женится на женщине.

Люди, которые все время раскаиваются в грехах, совершенных ими в юности спьяну... – понаблюдайте за их лицами: они наслаждаются этим.

Одна женщина исповедовалась в католической исповедальне. Священник уже устал от женщины, которая постоянно вдавалась в такие детали, что даже он сам начал ощущать сексуальное возбуждение. Она обычно начинала: «Отец, простите меня, я прелюбодействовала. Попросите Бога, чтобы Он простил меня». А потом она описывала в деталях, как это происходило, шаг за шагом. Первый раз это было еще ничего, потом второй раз... на третий раз это было уже слишком – ведь это были те же детали, тот же мужчина.

Священник спросил: «Если вы сожалеете так сильно, зачем же вы продолжаете прелюбодействовать с тем мужчиной?»

Она сказала: «Кто прелюбодействует с тем мужчиной? Это случилось лишь однажды, но само воспоминание приносит мне столько удовольствия. Это такое приятное воспоминание – а кому рассказать? Эта исповедь – единственная возможность... Я ожидаю семь дней, чтобы, когда наступит воскресенье, прийти опять, и войти во все детали, снова и снова». Священник сказал: «Послушайте, в первый раз деталей было не так много, во второй раз их стало больше, а в третий раз их стало еще больше».

Она ответила: «Когда вы чем-то наслаждаетесь, почему бы, не преувеличить?»

Мой собственный опыт восприятия людей, которые всегда говорят, что в юности сбились с пути, забыли Бога, не слушали советов мудрых, – один и тот же: я всегда видел их лица горящими. Они наслаждаются этим снова. Это не просто память, они переживают это снова. У них в уме есть две разные вещи. Сама память механистична: два плюс два четыре, это и есть память. Но при их воспоминании о любовных отношениях с женщиной или мужчиной я видел их возбужденными, с раскрасневшимися лицами, а их глаза вновь становились молодыми, блестящими. Это не сожаление, они переживают это.

Стало быть, даже в людском сожалении, раскаянии есть что-то, дающее им удовольствие, но оно скрыто под спудом. Внешне, на поверхности они стараются стать святыми, а в глубине души они наслаждаются тем, без чего жить не могут. Те дни прошли, та энергия ушла, но они могут, по крайней мере, пережить это. Но если бы они переживали это открыто, каждый осуждал бы их, и поэтому исповедь, покаяние, сожаление – хороший предлог. Таким способом исповедующийся наслаждается – и священник тоже.

Я слышал историю. Женщина описывала, как ее изнасиловали. Отец-священник знал, что это прекрасная женщина. Он сказал ей: «Это очень плохо, вам надо было сопротивляться; нужно было делать все, чтобы помешать этому».

Та сказала: «Я старалась, но не слишком – поэтому я и пришла на исповедь. В противном случае это был бы не мой грех – кто-то другой насиловал меня, и он должен был бы идти исповедоваться... Но пришла исповедоваться я – хоть я и старалась, моя попытка была неохотной; неосознанно я желала быть изнасилованной».

В этот момент священник – тоже обыкновенное человеческое существо, не просветленный Гаутама Будда – сказал: «Случай действительно серьезный; пройдемте ко мне в комнату, сначала я хочу понять в точности то, что он делал».

Женщина сказала: «Он приказал мне раздеться».

Священник спросил: «Так вы раздевались?» Она сказала: «Я разделась». Священник сказал: «Это странно, ведь вы знали, что он собирается изнасиловать вас...»

Та сказала: «Я никак не могла знать, что он собирается насиловать меня. Я подумала: может, какой-то медицинский осмотр или что-то в этом роде... Поэтому я разделась». Священник сказал: «Сделайте это, чтобы я увидел, как это было».

Она разделась. Священник поцеловал женщину и спросил: «Делал он это?» Женщина сказала: «Да, отец, но он делал больше».

Тут он принялся ласкать ее грудь и спросил: «Делал он так?» Она сказала: «Да, отец, но он делал больше».

Это было слишком. Отец уже трепетал; он совсем забыл Святую Библию, Бога, исповедь и занялся женщиной. Потом он спросил: «Тот негодяй делал и это тоже?»

Женщина сказала: «Да, отец, и он сделал кое-что еще». Тот сказал: «Еще что-то? – это невероятно. Что это за "кое-что еще"?»

Женщина сказал: «Отче, он наделил меня гонореей».

Но это именно то, что ваши священники делают во время ваших исповедей. Теперь отец жалеет об этом, да слишком поздно.

Так и они находят сокровище, хотя дрожащими руками ищут в земле коренья.

Но скажите мне, кто может оскорбить дух?

Он поднимает очень значительный вопрос.

Халиль Джебран говорит: Но скажите мне, кто может оскорбить дух?

Эти незначительные события, о которых вы сожалеете, не могут оскорбить источник жизни, потому что это сам источник жизни выражает себя через вас. Вы не ответственны. Сожалением вы придаете себе излишнюю важность, как будто это ваше деяние, – это не ваше деяние. Все, что вы делали, делалось через ваши естественные потребности, и если кто-нибудь и ответствен, так это сам источник жизни. Вам не нужно исповедоваться.

Исповедь – это не что иное, как новая декорация для эго: «Я делал так, а теперь я делаю другую вещь – я сожалею об этом».

Халиль Джебран говорит: нет способа оскорбить дух. Вы можете жить или естественно, радостно, или в страдании; но вы оскорбляете только себя, вы раните только себя. Вы не можете оскорбить дух, универсальный источник жизни, вы слишком малы. Капля не может оскорбить океан, что бы капля ни делала.

Нужно всегда помнить, что вы не можете оскорбить сущее, поэтому и нет нужды ни в каком сожалении, нет нужды чувствовать вину. Это сам универсальный дух выражает себя в разных формах. Не взваливайте ответственность на свои плечи, это эгоистическая точка зрения. Вот почему вы можете увидеть, что ваши святые все переполнены эго.

Разве оскорбит соловей тишину ночи?..

Когда соловей поет в ночи, разве ночная тишина оскорблена? Нет, вовсе нет – напротив, соловьиная песня делает тишину ночи глубже. До песни, и после песни... Вы можете почувствовать глубину, соловьиная песня была не нарушением, а подношением; она сделала тишину полнотой, а не просто пустой.

...или светляк – звезды?

Может ли светлячок оскорбить дух звезд? Надо ли ему исповедоваться, надо ли ходить в католическую церковь? Никто не оскорблен. На самом деле, светлячок приносит что-то от звезд – поближе к вам, поближе к вашему саду, к вашим розам и цветам, иногда даже в ваш дом... нечто от звезд в темноту вашей комнаты.

Он не оскорбляет звезды. Он вестник, нет проблемы – никакого сожаления. Это не конкуренция звездам, это просто внесение частички того же света, того же танца. Куда не смогут добраться звезды, доберется светлячок.

Разве ваше пламя и ваш дым отяготят ветер?

Не думаете ли вы, что ваше пламя, ваша юность, или ваш дым, ваша старость, смогут отяготить ветер?

Тогда что за необходимость каяться? Иисус был одержим покаянием, он повторяет это слово больше, чем любое другое: «Покайтесь, покайтесь...» – снова и снова.

Христианство – религия покаяния; следовательно – я утверждаю – это низшая религия в сравнении с другими религиями. И ответственность ложится только на Иисуса, потому что он настаивает на покаянии, заставляя вас чувствовать вину. Но жизнь всегда сбалансирована...

Заратустра уравновешивает Иисуса – Заратустра, единственный из всех религиозных основателей, кто глубоко любит жизнь. Возможно, в этом причина того, что последователей Заратустры так мало, меньше всего в мире. Большая часть их живет здесь, в Бомбее; Бомбей – это весь их мир. Может, несколько живет в Кандале и Лонавле, но Пуна – это предел; дальше вам не найти ни одного последователя Заратустры. И никто не считает их религиозными, потому что они любят жизнь, они наслаждаются жизнью.

Когда Фридрих Ницше захотел написать что-то аналогичное евангелиям Иисуса, он выбрал имя Заратустры – хотя знал о Заратустре немногое. Это такая малость, что никто не включает этого в мировые религии. Но Фридрих Ницше так же сильно любил жизнь, как и Заратустра, это их связующее звено.

Когда он написал «Так говорил Заратустра», он высказывался от имени Заратустры; но все то, что он говорит, не зная Заратустры, гармонирует с духом Заратустры, потому что это единственная жизнеутверждающая религия в мире. Фридрих Ницше – это возрожденный Заратустра, и ни Заратустра не был понят, ни Фридрих Ницше.

Эта книга, «Пророк», была написана Халилем Джебраном под влиянием книги Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра». Книга настолько впечатлила его, что он и сам попытался написать книгу подобными строками. Заратустра не историческая фигура у Ницше, ведь он ничего не знал о Заратустре, кроме имени; просто он избрал подходящего представителя для своей собственной философии.

Таким же способом Халиль Джебран избрал Альмустафу – вымышленное имя – и говорит через него. Альмустафа просто маска. Маска понадобилась, потому что он говорит вещи, которые идут против христианства: поскольку это всего лишь вымысел – никто не оскорблен. Даже Папы не внесли его книгу в свой черный список, в котором все то, что никакой католик не должен читать. Мои книги в их черном списке – никакой католик не должен читать их; даже при чтении их совершается великий грех.

Или вы думаете, что дух – это тихая заводь, которую можно всколыхнуть посохом?

Нередко, отказывая себе в удовольствии, вы лишь откладываете желание в тайники своего естества.

В этом единственном утверждении содержится вся философия Зигмунда Фрейда. ... Отказывая себе в удовольствии... вы лишь складываете все эти желания в ваше бессознательное. Скоро они взорвутся или отыщут какой-то извращенный путь. Все сексуальные извращения в мире из-за жизнеотрицающих религий. Гомосексуализм, содомизм и всевозможные извращения не исчезнут, если не запретить безбрачие и если все человечество не осудит отречение от жизни как грех против жизни.

Человек продолжает становиться все более и более извращенным; и чудо из чудес в том, что причина этого – те же люди, ответственные за создание гомосексуализма, содомизма и всевозможных отклонений, – которые с одной стороны осуждают гомосексуализм, а с другой стороны проповедуют безбрачие.

Гомосексуализм и содомизм были рождены в религиозных монастырях, поэтому я и осуждаю все эти религии – ведь это они ответственны за возникновение опасной болезни СПИД. Это религиозная болезнь, духовная болезнь, самая почтенная болезнь; у нее древнее наследие – все великие основатели религий сделали вклад.

Но люди, похоже, до сих пор не в своем уме. Сейчас многие правительства мира принимают законы против гомосексуализма – гомосексуализм уже преступление во многих местах – но никто не упоминает насчет провозглашения безбрачия преступлением, хотя как раз безбрачие и создало гомосексуализм. Гомосексуализм всего лишь симптом, а борьба с симптомом не поможет – болезнь придет из какого-то другого источника и может быть еще хуже. Если гомосексуализм будет остановлен, появится содомизм. Содомизм означает скотоложество; это из Ветхого Завета. Когда-то был город, Содом, где люди занимались скотоложеством, оттуда и это слово: «содомизм».

Если вы останавливаете гомосексуализм, вы будете толкать людей к содомизму; потом вы будете останавливать и это – лишь бы не смотреть на коренную причину!

Никакое животное не бывает гомосексуальным на воле, но животные становятся гомосексуальными в зоопарке, потому что не могут найти самку. Что они могут поделать со своей сексуальной энергией? Выражаясь точно, религии превратили всю землю в зоопарк.

Кто знает, быть может, то, что упущено сегодня, ждет завтрашнего дня?

Сегодня вы можете подавить что-то, но завтра оно утвердит себя с лихвой. Сегодня это было естественным – завтра будет извращением.

Даже ваше тело знает, что ему завещано, знает, в чем оно нуждается по праву, и его не обманешь.

Слушайте мудрость вашего тела. Оно знает свое наследие, оно знает свои потребности. Вместо того чтобы слушать святую Библию, святой Коран и святую Гиту, послушайте святое тело.

А тело ваше – арфа вашей души.

И вы вольны, извлечь из нее нежную музыку или нестройные звуки.

Если вы остаетесь естественными, придет мелодичная музыка. Если становитесь извращенными, ваше тело будет создавать только нестройные звуки.

И сейчас вы вопрошаете в своем сердце:

«Как различить нам, что есть благо в удовольствии и что не есть благо?»

Пойдите в свои поля и сады, и вы узнаете, что для пчелы

собирать нектар с цветка – удовольствие,

но и для цветка удовольствие давать нектар пчеле.

Помните: не бывает ничего плохого в жизни; дело в том, что одна часть наслаждается – отдавая, а другая часть наслаждается – получая. Это словно две ваши руки – одна рука дает, другая рука берет.

Он говорит: «Вместо того чтобы философствовать над проблемой, сходите в сад и посмотрите: какое удовольствие для пчелы собирать нектар! И в этом нет ничего плохого, это не вредит цветам – Но и для цветка удовольствие – давать нектар пчеле. Они оба наслаждаются мгновением. В том, что пчела радостно жужжит, собирая нектар, а цветок танцует под солнцем, отдавая свой нектар, нет ничего неправильного.

Но если бы спросили священников, они бы сказали пчелам: «Это нехорошо. Вы воруете нектар, не состоя в законном браке с цветком. Где ваше брачное свидетельство?»

Они осудят также и цветок: «Нехорошо привлекать пчел своим нектаром, ведь это порождает страсть». Священники очень умны в разрушении всего прекрасного.

Но жизнь – это и то, и другое – день и ночь, цветок и пчела, мужчина и женщина, рождение и смерть. Нет ничего неправильного и нет ничего злого.

Понимать это – значит, войти в мир религиозного сознания.

Ибо для пчелы цветок – источник жизни, А для цветка пчела – вестник любви. И для обоих – пчелы и цветка – приносить и получать удовольствие, – есть и потребность, и экстаз. Народ Орфалеса, уподобься в своих удовольствиях цветам и пчелам.

Здесь я должен прочесть: «Народ Пуны – кроме полицейского комиссара Пуны – уподобься в своих удовольствиях цветам и пчелам!»

– Хорошо, Вимал?

– Да, Мастер.

15. ПЫЛАЮЩЕЕ СЕРДЦЕ, ОЧАРОВАННАЯ ДУША

5 февраля 1987.

Возлюбленный Мастер,

И просил поэт: «Скажи нам о Красоте».

И он ответил:

«Где вы будете искать красоту и как вы ее найдете, если не она сама станет для вас и путем и вожатым?

И как вам говорить о ней, если не она будет ткачом вашей речи?

«Красота ласкова и нежна, – говорят огорченные и обиженные.

Как молодая мать, чуть смущаясь своей славы, ступает она среди нас».

«Нет, красота грозна и могущественна, – говорят пылкие.

Как буря, сотрясает она землю под нами и небо над нами».

Говорят усталые и утомленные: «Красота подобна нежному шептанию. Она говорит в нашем духе. Ее голос отступает перед нашим молчанием, как слабый свет, что дрожит в страхе перед тенью».

Но беспокойные говорят: «Мы слышали, как она кричала в горах. И вместе с ее криками раздавался топот копыт, хлопанье крыльев и львиный рык».

Ночью говорят городские стражники: «Красота взойдет с зарею на востоке».

В полдень говорят труженики и путники: «Мы видели, как она склонилась над землей из окон заката».

Зимой говорят занесенные снегом: «Она придет с весной, шагая по холмам».

А в летний зной говорят жнецы: «Мы видели, как она пляшет с осенними листьями, видели хлопья снега в ее волосах». Все это сказали вы о красоте.

Однако говорили вы не о ней, а о своих неутоленных потребностях,

ибо красота – не потребность, а экстаз.

Это не жаждущие уста и пустая протянутая рука,

Но пламенное сердце и очарованная душа.

Это не образ, что вам хотелось бы видеть, и не песня, что вам хотелось бы слышать.

Но образ, который вы видите, даже если сомкнете глаза, и песня, которую вы слышите, даже если закроете уши.

Это не смола в складках морщинистой коры и не крыло, сросшееся с когтем.

Но вечноцветущий сад и сонм вечнолетящих ангелов.

Народ Орфалеса! Красота есть жизнь, снимающая покров со своего святого лика,

Но жизнь – это вы, и покров – это вы.

Красота есть вечность, глядящаяся в зеркало.

Но вечность – это вы, и зеркало – это вы».

Есть только три фундаментальных вопроса в жизни: красота, истина и добро. Быть может, это и есть три лика Бога, подлинная троица. И все так же неопределимы, как и Бог. Глубочайшие умы в течение столетий интересовались этими тремя проблемами, но никакой убедительный ответ так и не был найден мыслителями и философами.

Моралиста интересует, что такое добро, философа интересует, что такое истина, а поэта интересует, что такое красота. Не только поэта, но и всех хоть в каком-то смысле творческих людей – музыкантов, танцоров, скульпторов – любой, кто интересуется созиданием, творчеством, неизбежно интересуется красотой – что это такое?

Здесь поэт сказал: Скажи нам о Красоте ... – не потому, что поэт не знал, но знать – это одно дело, а говорить – другое.

Этот вопрос возникает не из неведенья, и явно не от заимствованного знания. Вопрос возникает из экзистенциального опыта. Поэт знает каждой клеточкой своего существа, что такое красота, но не способен выразить этот опыт.

У великого индийского поэта Рабиндраната Тагора спросили после вручения ему Нобелевской премии за одно из собраний его поэм: «Вы когда-нибудь интересовались красотой – что это такое?»

Он сказал: «Интересовался? Я одержим! Я знаю, что это. Я знал вкус вина и бывал пьян, но всякая попытка выразить вкус и переживание опьянения проваливалась. Все мои поэмы – не что иное, как неудачи. Снова и снова я пытался выразить, что есть красота, и снова и снова терпел неудачу. Я буду продолжать пытаться до самого последнего дыхания, но в глубине души я знаю, что, наверное, прошу невозможного».

Вопрос возникает у поэта, который видел красоту, который любил красоту, который чувствовал ее магическое прикосновение, который танцевал с нею, чьи дни и ночи – не что иное, как беспрестанное течение переживания все более и более глубоких сфер красоты. Тем не менее, выразить ее, определить ее, похоже, невозможно. Его вопрос – самый достоверный и искренний.

Халиль Джебран старается ответить поэту самым прекрасным образом, самым глубоким образом, и подходит очень близко к определению; и все же ему не удалось определить это. Но он указал своим пальцем на луну. Он, может, и не достиг луны, но он указал верное направление. Очень немногие люди подходили так близко.

Один из великих философов современности, Г. Е. Мор, написал книгу «Основы этики». Вся книга, двести пятьдесят страниц, – самые искусные и сложные логические аргументы, сосредоточенные только на одном вопросе: «Что такое добро?». И когда вы читаете его книгу, вы думаете: наверное, он раскроет это.

Он предпринимает грандиозные погружения в глубины, взлеты к высотам, но в конце резюмирует, заявляя, что добро неопределимо: «Я признаю свою неудачу. Я проделал все, что возможно, – исходил из каждого аспекта, стучался во всякую дверь. Чем больше я размышлял над этим, тем все более неуловимым оно становилось. И в конце ясно только одно: после всего этого исследования я должен признать факт, что добро неопределимо».

Он был честным человеком. Ваши так называемые религиозные люди не настолько честны. Они продолжают определять даже Бога – что говорить о добре? Они продолжают определять истину, красоту, добро... их определения никоим образом не помогли никому, они просто демонстрирует их нечестность. Они пользуются прекрасными словами, они используют самые сложные аргументы; они могут обманывать миллионы людей, но они не могут обмануть самих себя. Этот поэт и сам, быть может, испробовал тысячи дорог, но он признает свою неудачу.

Это один из самых таинственных феноменов. Почти каждому известно, что такое красота. Вы говорите, роза прекрасна... но если вы не знаете, что такое красота, как можете вы назвать розу прекрасной? Вы говорите, закат прекрасен, вы говорите, ребенок прекрасен – но как вы можете пользоваться словом «прекрасный», если понятия не имеете, что такое красота?

Очевидно, каждому известно что-то – какой-то вкус, какой-то проблеск, – а поэту, художнику, музыканту известно намного больше, они опьянены красотой... Но не спрашивайте определение того, что это такое!

Однажды Эммануил Кант очень рассердился, когда кто-то спросил его: «Что такое истина?» Он сказал: «Прежде чем ответить вам, я задам несколько вопросов о том, что вам известно очень хорошо. Вы любили когда-нибудь?»

Человек сказал: «Да».

Эммануил Кант спросил его: «Тогда скажите мне, пожалуйста, что такое любовь?»

Человек сказал: «Я любил и наслаждался всеми прелестями и благами любви, но, прошу прощения, – я не могу сказать, что такое любовь».

Эммануил Кант сказал: «Не огорчайтесь. Я и сам не могу сказать, что такое истина, что такое любовь, что такое красота, – хоть я и погружен во все эти переживания непрерывно. Вся моя жизнь была не чем иным, как исследованием, поиском, и не то чтобы я не нашел – я боюсь сказать кому-нибудь, что я обрел, потому что немедленно будет задан вопрос: «Тогда дайте определение», – но определение не достигает цели».

Этот поэт не просит о чем-то таком, чего не знает. Ему известно это, вот почему он спрашивает; возможно, Халилю Джебрану и удастся дать ему какие-то указания насчет красоты. И Халиль Джебран начинает очень показательно.

Он говорит: «Где вы будете искать красоту и как вы ее найдете, если не она сама станет для вас и путем и вожатым?»

Красота – это не что-то оттуда; это то, что здесь. Где вы собираетесь искать ее? И как вам найти ее, если вы уже не нашли ее?

В древних египетских притчах есть замечательное высказывание о том, что вы начинаете искания Бога только когда вы нашли его. Это выглядит весьма странным, но это очень точно. Вы не можете даже поднять вопрос: «Что такое красота?» – если вы не нашли ее. И чем задавать этот вопрос, лучше позвольте красоте самой стать путем и проводником. Он говорит, что никто другой не может проводить вас к тому пространству, к тому переживанию, если вы уже не прибыли туда.

Дзэнский Мастер задал одному из своих учеников известный коан. Это особое средство дзэна помочь вам избавиться от всех ваших мыслей: средство до того абсурдно, что у вас нет способа найти ответ. Есть много коанов, но этот самый известный: «Что такое звук хлопка одной ладони?».

Ведь это столь очевидная нелепость – хлопок одной рукой не может вызвать звука. Чем хлопать? Для звука нужны, по крайней мере, две вещи. Всего одна рука не может хлопнуть, потребуются обе руки! А он сказал ученику: «Как только услышишь звук хлопка одной ладони, приходи ко мне».

Ученик искренне старался, медитировал и услышал ветер, шелестящий в соснах. Он подумал: «Наверное, это и есть звук!» Он бросился к мастеру. Рано утром он разбудил старика и сказал: «Я услышал это».

Даже не спросив: «Что ты слышал?» – мастер дал ему затрещину и сказал: «Убирайся! И начинай медитировать снова, я сам узнаю, когда ты услышишь». Ученик подумал: «Это странно... мне даже не дали шанса рассказать, что я обнаружил».

Каждый раз происходило то же, мастер никогда не давал ему никакого шанса. Иногда в манговой роще начинала петь кукушка, и ученик думал: «Наверное...», или посреди ночи соловей... – он мчался... а мастер продолжал вышвыривать его.

Ученик просил его: «По крайней мере, дайте мне шанс рассказать, что я услыхал!»

Мастер говорил: «Когда ты услышишь это, я узнаю раньше тебя. Так что убирайся! Начинай медитировать. Узнай, что такое звук хлопка одной ладони!»

Понемногу, так как он был озабочен только одной вещью, все другие мысли исчезли – они никогда не приходят без приглашения. Люди говорят: «Мы хотим избавиться от мыслей», – но они не понимают сути, того, что те не приходят без приглашения, – вы приглашаете их сами. Одна часть вашего существа продолжает приглашать их, а другая часть старается вышвырнуть их вон. Вам никогда не добиться успеха.

Но все существо ученика стало однонаправленным. Это был великий вызов – он не мог услышать простую вещь, звук хлопка одной ладони. А когда все мысли исчезли, наступила абсолютная тишина, и он узнал. Но он не бросился к мастеру.

Почти каждый день он приходил с новыми идеями, и каждый день получал затрещину. В тот день мастер ожидал... «Он не приходит. Он услышал?» – ибо, если он услышал, ему не потребуется приходить. Нет необходимости ни в чьем одобрении.

Поэтому мастер отправился на поиски: «Где же этот ученик?» В лесу рядом с озером ученик сидел под деревом так тихо, что никто бы и не заподозрил, что там кто-то находится – настолько отсутствующий, пустой. Даже когда подошел мастер, он никак не отреагировал на него. Мастер обошел вокруг него – в чем дело? – но он не произнес ничего. Мастер уселся перед ним, но он продолжал сидеть молча. И мастер сказал: «Ну пожалуйста, хоть стукни меня! Ты услышал. Я знаю, ты не можешь сказать это, – никто не может сказать, – хоть стукни меня, ведь и я сильно лупил тебя!»

Бывают переживания, которые остаются переживаниями и никогда не становятся выражением, – и не требуется, чтобы они становились выражением. Но в сердце человека есть глубокое стремление поделиться, и это великое качество, духовный феномен, – побуждение делиться. Деревья делятся по-своему, принося цветы и плоды, поэт делится по-своему, принося стихи, музыкант делится по-своему, создавая музыку, но все они стараются поделиться чем-то невыразимым.

Халиль Джебран прав. Он говорит: «Где вы собираетесь искать его?» У него нет ни адреса, ни местожительства. И как вы намерены обнаружить его? – ведь у вас нет определения. Даже если вы и столкнетесь с этим, вам не удастся опознать его.

Например, вы случайно встречаете на дороге Бога. Даже если Он скажет: «Доброе утро, сэр», – вы не признаете Его. Может, даже вы почувствуете раздражение, что незнакомец... что он себе думает? Почему он беспокоит меня? Я медитирую на Боге, а этот парень приходит сюда и говорит: «Доброе утро, сэр!» Как вы сможете признать Его, если вы еще не знаете Его?

Признание означает реализацию, которая уже произошла. Это очень важное утверждение: пока красота не станет вашим путем и вашим проводником, вам никогда не обнаружить, что это такое.

Поэтому не будьте озабочены тем, что такое красота с философской точки зрения. Живите красиво, шествуйте по пути красоты. Понаблюдайте вокруг – нет ничего кроме красоты. От ничтожного светлячка до величайшей звезды – это не что иное, как красота. Вместо того чтобы тратить свое время в поисках определения, позвольте красоте овладеть вами – будьте одержимы ею. Вы можете стать определением красоты, но не сможете определить ее.

Если вы спросите меня: «Что такое красота?» – я скажу: «Загляните в мои глаза, она там – я знаю это. Прислушайтесь к моему молчанию – она там. Я услышал это; я услышал ее шаги». Я могу быть истиной, я могу быть красотой, я могу быть добром, но я не могу определить их. Я не отделен – вот почему я не могу определить их.