Текст книги "Индиго (ЛП)"

Автор книги: Беверли Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 2

Черный Дэниел проспал все утро и всю вторую половину дня, что дало Эстер время позаботиться о маленькой семье. Би пришла, как и обещала, и объявила, что ее спящий пациент выздоравливает, но еще не совсем поправился. Когда Эстер рассказала об инциденте с туалетом, Би просто покачала головой.

– Мужчины, – ответила она, как будто это все объясняло. Вскоре после этого Би ушла, предупредив Эстер, чтобы она не давала ему вставать. Эстер подумала, что раньше свиньи полетят.

Мистер Вуд зашел после обеда. Теперь, когда буря миновала, он собирался вернуться в Энн-Арбор, но хотел в последний раз взглянуть на «Дэниела». Пока они с Эстер тихо разговаривали в подвальной комнате, мистер Вуд спросил:

– Ты уверена, что хочешь, чтобы он остался здесь?

Эстер взглянула на спящего на койке мужчину, о котором шла речь. Черный Дэниел был одним из самых успешных кондукторов на линии. Ему нужно было убежище, чтобы он мог восстановиться и возобновить свою работу.

– Би говорит, что он будет достаточно здоров, чтобы путешествовать примерно через неделю. Я думаю, до тех пор он будет в безопасности здесь.

Она почувствовала, что у ее старого друга есть сомнения, но он больше не стал возражать.

– Не волнуйся, – сказала она ему, обняв его за талию и нежно прижав к себе. – Если что-нибудь случится, я дам знать Хабблу. А теперь возвращайся к своей семье, увидимся в следующую поездку.

Он поцеловал ее в щеку, обнял в ответ и ушел.

– Ему можно доверять?

Эстер резко обернулась, услышав неожиданный вопрос мужчины на койке. Как долго он не спал и прислушивался?

– Я вижу, ты проснулся.

Она подошла и положила ладонь ему на лоб. Его кожа все еще была слишком теплой.

– Да, ему можно доверять.

Вопрос показался ей совершенно нелепым, учитывая все, что мистер Вуд сделал для него прошлой ночью.

– На самом деле, на твоем месте я бы помолилась за него.

– Если бы ты была на моем месте, ты бы знала, что я никогда не молюсь.

Его слова ударили ее, как пощечина. И Эстер снова задумалась, разумно ли она поступила, приютив этого человека. Он наверняка верил в высшее существо.

– Как думаешь, ты сможешь что-нибудь съесть? – спросила она ледяным тоном.

– Если только мне не придется молиться, чтобы получить это.

Эстер ушла, не сказав ни слова.

В течение следующих двух дней Эстер старалась держаться подальше от Черного Дэниела; она заботилась о его медицинском обслуживании и приносила ему еду, но из-за его угрюмого настроения держалась от него на расстоянии. Большую часть времени она готовила семью к переезду. Она купила зимнюю одежду у пастора в церкви, а также получила небольшое пожертвование наличными от прихожан. Семья решила поселиться в Онтарио, поэтому Эстер сообщила своим знакомым об их скором приезде. Эстер также осторожно навела справки о чужаках в их районе. Большинство ее ближайших соседей знали о том, чем занимается Эстер, либо из-за своей дружбы с ее покойной тетей, либо потому, что сами путешествовали по этой Дороге. Все они знали, кого Эстер имела в виду под чужаками – ловцов рабов. И да, не далее, как вчера в Детройте, менее чем в тридцати милях отсюда, видели нескольких мужчин. Судя по вопросам, которые задавали чужаки, их одежде и речи, они могли быть только ловцами рабов. Ходили слухи, что они охотятся на Черного Дэниела.

Эстер размышляла над этой новостью, когда возвращалась домой с церковной службы в телеге, запряженной двумя лошадьми. Сама мысль о том, что Черный Дэниел мог находиться в их округе, привела прихожан в восторг. Многие строили предположения о его местонахождении, в то время как некоторые публично заявили, что не верят в существование Черного Дэниела. Эстер, конечно, была другого мнения. Он действительно существовал, и за все свои двадцать четыре года она еще не встречала более угрюмого и грубого человека.

Подтверждая ее правоту, он набросился на Эстер, как только она вошла в комнату.

– Где ты была?

Эстер только что пришла из церкви и решила не поддаваться раздражению. Она поставила поднос с его ужином на край кровати.

– Я рада, что тебе не хватало моего общества. Я была в церкви. Сегодня воскресенье.

В ответ он издал грубый звук, и Эстер пронзила его взглядом, призывая к дальнейшим комментариям. Он промолчал, хотя она сомневалась, что его молчание как-то связано с тем, что он испугался ее взгляда. Он не произвел на нее впечатления человека, которого легко запугать – будь ты мужчина, женщина, черный или белый.

Он сказал ей:

– Хотелось бы, чтобы меня предупреждали, когда меня собираются оставить одного.

Она знала, что он был прав, поэтому кивнула в знак согласия.

– Люди говорили о тебе сегодня в церкви, – сообщила она, полагая, что он должен знать о происходящих спекуляциях.

– Почему?

– В Детройте есть несколько ловцов рабов, которые интересуются, есть ли в округе

кто-нибудь, кто укрывает беглецов, и знает ли кто-нибудь человека по имени Черный Дэниел.

– И что ответили твои соседи, которые ходят в церковь?

– Нет и еще раз нет, несмотря на награду в пятьсот долларов.

– Так много? Это ужасно много серебра для какого-нибудь Иуды.

– В этом сообществе нет предателей.

– Они должны быть, иначе меня бы здесь не было.

– Что ты имеешь в виду?

– Ловцы, которые устроили мне засаду, хвастались, что в саду Уиттекера есть змея.

Эстер в шоке уставилась на него.

– В саду Уиттекера?! Ты, должно быть, ошибаешься. Эта часть дороги функционирует со времен войны за независимость. Здесь всем можно доверять.

– Это ничего не значит, – отметил он. – Если бы не своевременная помощь уэслиитов, я был бы мертв.

Эстер слышала об уэслиитах. Они были проводниками – сыновьями рабовладельца из Кентукки, и были такими же ярыми противниками рабства, как и самые убежденные аболиционисты. Несмотря на то, что они цитировали Библию, они были непредсказуемы, как пушки, раскатывающиеся по палубе корабля. Было известно, что они продавали своих пассажиров, а затем много раз заново их похищали, прежде чем отправить в путешествие на север. Также было известно, что они оставляли после себя мертвых ловцов рабов. Однажды, когда Эстер спросила, почему Дорога вообще нанимает уэслиитов, ее тетя Кэтрин объяснила, что они рады всем борцам, даже таким сомнительным личностям, как уэслииты.

Выбросив из головы уэслиитов, Эстер все еще с трудом верилось, что Уиттекер укрывал Иуду. Она знала, что на Дороге были люди, которые могли приютить беглеца ночью, а затем взять взятку, чтобы выдать этого же беглеца на рассвете, но только не в Уиттекере!

Она сказала ему:

– Боюсь, местному комитету бдительности понадобится нечто большее, чем слова хвастливого ловца рабов, чтобы отнестись к твоему высказыванию серьезно.

– Я так понимаю, ты мне не веришь.

– Я верю, что тебя, возможно, предали. Травмы, которые ты получил, говорят сами за себя, но это сделал кто-то не из Уиттакера.

– Ты говоришь это, чтобы защитить кого-то, или ты действительно настолько наивна?

После того, как Эстер несколько дней терпела его вспыльчивость и неприветливость, она собрала остатки своего терпения и сказала:

– Я рискую попасть в тюрьму, защищая тебя. Как ты смеешь называть меня наивной? Из-за отсутствия у тебя хороших манер и чувства благодарности я могла бы выдать тебя полиции, просто чтобы ты исчез из моего дома. Приятного аппетита. Я вернусь утром за подносом.

Она развернулась на каблуках и ушла.

Взяв вилку, Черный Дэниел покачал головой, удивленный ее упрямым отказом принять его теорию. Ему было интересно, живет ли она одна. Он не видел никого другого в доме, но это мало что значило. Если ее мужчина был членом Дороги, он мог быть где угодно. Однако он обратил внимание на ее руки. Индиго. Он всего несколько раз видел такие пятна на руках, как у нее. Он готов был поспорить, что она была рабыней на Морских островах Южной Каролины, где, как он знал, было несколько плантаций индиго. Обработка растений для получения красителя навсегда окрашивала ладони и тыльную сторону рук рабов в цвет индиго.

Однако, судя по тому, как она говорила и держалась, она уже какое-то время была свободна; либо это, либо она получила образование на юге, что казалось ему маловероятным из-за глубокого, насыщенного цвета ее кожи. Образованные рабы, как правило, были мулатами, как и он сам.

Тем не менее, она хорошо его кормила: на завтрак у него были мамалыга, яйца и сдобные бисквиты, намазанные маслом. Сейчас на подносе был сочный жареный цыпленок, а к нему – батат в меду, и все это просто таяло у него во рту. Он не пробовал такой вкусной еды со времени своего последнего пребывания в Новом Орлеане, но попытки пережевывать твердую пищу ослабленными зубами очень замедляли процесс. Он заставил себя продолжать есть, зная, что поправится гораздо быстрее, если сможет проглотить все это.

Он покончил с едой и, совершенно обессиленный, откинулся на спинку койки. Он проклинал себя за отсутствие сил. Ему хотелось расспросить Эстер об окрестностях, но все, чего жаждало его тело, – это уснуть. Он сопротивлялся, сколько мог, потом сдался. Через несколько секунд он погрузился в сон.

Местные женщины из Детройтского женского аболиционистского общества собирались каждое третье воскресенье месяца. Собрания обычно проходили поочередно в домах членов совета, и сегодня была очередь Эстер. Общество, основанное десять лет назад тетей Эстер, включало почти до ста пятидесяти членов; несколько женщин были из таких отдаленных мест, как Толедо и Амхерстбург, Онтарио, и посещали ежегодный летний съезд.

Слухи о ловцах рабов в округе привели к тому, что на собрание пришло меньше людей, чем обычно – только девять из двадцати местных женщин отважились прийти, но встреча прошла хорошо. Были заслушаны доклады о предстоящем рождественском базаре, который будет проведен совместно с церковью, о состоянии финансовых потребностей организации и о бесконечных поисках убежища и одежды для беглецов.

Встреча продолжалась чуть больше часа, и когда она закончилась, никто не захотел остаться на десерт и чай. Поскольку, по слухам, в округе бродили ловцы рабов, все сочли за лучшее не задерживаться. Несколько женщин, рискуя навлечь на себя гнев своих мужей, все же пришли на собрание и пообещали вернуться домой, как только оно закончится. Никто не хотел, чтобы их остановили по дороге домой.

Но когда собрание подходило к концу, раздался оглушительный стук в парадную дверь. Все замерли. Грохот продолжился. Эстер быстро подошла к кружевным занавескам и увидела, что снаружи стоят восемь всадников.

– Похоже, у нас гости.

Они много раз готовились к чрезвычайным ситуациям, и все знали свои роли. Они быстро собрали бухгалтерские книги и все другие компрометирующие материалы, касающиеся работы их общество, поместили их в специальный сейф и засунули его в тайник, встроенный в камин. Остальные поспешно достали и раздали шитье, которое всегда лежало поблизости. Эстер надела перчатки.

Когда Эстер оглянулась, стук продолжился. Ее друзья кивнули, что готовы, и она открыла дверь.

– Ну наконец-то!

Эстер не была знакома с невысоким чернозубым мужчиной, сердито смотревшим на нее.

В свете фонаря, падавшем на крыльцо, он выглядел отвратительно. На нем было длинное пальто, покрытое пятнами грязи и казавшееся старым как мир. Грязь на его коже была такой же, как и на его пальто, и ночной ветерок доносил до нее сильный запах.

Но она знала мужчину, стоявшего рядом с ним.

– Добрый вечер, шериф Лоусон.

– Добрый вечер, мисс Эстер. Извините за беспокойство. Это Эзра Шу.

– Мистер Шу.

Шу оглядел ее с ног до головы, как покупатель женщину на улице, а затем улыбнулся такой мерзкой улыбкой, что Эстер пришлось заставить себя выдержать его взгляд.

– У тебя есть мужчина, девчонка? – спросил он, снова демонстрируя почерневшие зубы и десна. – Потому что, если нет, я и мои друзья уже давно в пути, и нам не помешало бы немного комфорта, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Эстер поняла, что он имел в виду, и пожелала, чтобы он отправился прямиком в ад. Она повернулась к шерифу и почувствовала облегчение от его явного гнева.

– Эстер, этот человек хочет обыскать твой дом.

– Почему?

– Он думает, что кто-то здесь перевозит беглецов.

– Рабов?

– Рабов. Он получил предписание от какого-то суда на юге в отношении человека по имени Черный Дэниел.

Эстер скрыла внезапное учащение сердцебиения. Она насмешливо спросила:

– Черный Дэниел? И кто же он такой?

– Ублюдок, ворующий рабов, вот кто он такой, – вставил Шу, выплевывая поток гадости на ее крыльцо. Темные глаза насмехались над ней. – И я планирую обыскать каждый дом негра в этом штате, пока не найду его.

Оскорбление слетело с его губ легко и без извинений. Эстер стояла в дверях своего дома, плотно сжав губы под маской спокойствия. По закону она не могла оспорить судебный приказ. Она отступила назад и позволила им войти.

Шу хотел позвать своих людей и их лающих собак, чтобы те помогли с поисками, но шериф запретил это.

– Они не будут разбрасывать грязь по всему дому этой женщины.

Шу запротестовал, но Лоусон, давний друг тети Эстер Кэтрин, остался непреклонен.

Представитель закона принес женщинам, сидевшим в гостиной, искренние извинения за то, что прервал их вечер, но объяснил, что это был его долг. Они понимающе кивнули и вернулись к своему шитью.

Шу оглядел изысканную обстановку, одобрительно присвистнул, прежде чем спросить:

– Какой-то белый человек подарил тебе этот дом, девочка?

Эстер спокойно ответила:

– Нет. Этот дом построили мои двоюродные дедушки.

Ошеломленное выражение его лица почти компенсировало ей то, что ей пришлось терпеть его присутствие в своем доме.

Он посмотрел на шерифа. Ответный кивок Лоусона подтвердил ее рассказ. Затем Шу повернулся к Эстер и уставился на нее так, словно у нее было три головы.

Она объяснила:

– Мой прадедушка получил эту землю в качестве платы за участие в войне за независимость, мистер Шу.

– Девочка, ты пила?! Они не разрешали ниггерам воевать на той войне.

Он начал смеяться.

– Вы слышали это, шериф? Эта девушка утверждает, что ее родственники воевали на войне. Я слышал, что, живя на Севере, они иногда сходят с ума от холода, но я впервые понял, что это правда.

Он снова расхохотался.

Лоусону это надоело.

– Давай покончим с этим обыском, Шу.

Шу кивнул в знак согласия, и Эстер провела двоих мужчин по всем комнатам в доме: наверху, внизу, даже на улицу, в сарай, где она держала своих лошадей. Шу рылся в шкафах, на кухне и даже в духовке. Все это время он посмеивался про себя.

– Негры сражаюлись на войне, – повторял он без конца.

Эстер без эмоций выслушала его клевету. Из-за его предвзятого невежества ему бы никогда не пришло в голову, что чернокожие люди достаточно умны, чтобы спроектировать и построить дом специально для Дороги, поэтому Эстер даже не вздрогнула, когда он потребовал, чтобы ему показали подвал.

Пока Эстер и шериф наблюдали за происходящим, Шу посветил фонарем в темные углы подвала. Она подумала о своем госте по ту сторону стены. Эстер оставалось только надеяться, что Черный Дэниел внезапно не начнет выкрикивать ее имя. Возможно, Шу и не смог бы найти комнату за стеной, но он наверняка обратил бы внимание на любые странные звуки.

Как и предсказывала Эстер, Шу за все время обыска не обращал внимания ни на что, кроме поверхности. Он не нашел никаких следов Черного Дэниела или семьи, отправившейся в путь после утренней службы в церкви на рассвете. Они направились в Амхерстбург в компании приезжего пастора и нескольких его прихожан. Беглецы, вооружившись рекомендательными письмами и небольшой суммой наличных, выдавали себя за часть возвращающейся группы.

– Ну, его здесь нет, – сердито заявил Шу.

– Я же вам говорил, – ответил шериф. – А теперь давайте дадим дамам закончить свой визит.

Шу еще раз оглядел прекрасные ковры, занавешенные кружевами окна и женщин, которые тихо шили. На его лице, казалось, отразилось негодование по поводу того, сколько прекрасных вещей семья Уайаттов накопила за эти годы.

Эстер проигнорировала его реакцию, но, когда она проводила их до двери, у нее возник вопрос.

– Почему вы думаете, что этот Черный Дэниел прячется где-то здесь, мистер Шу?

– У меня есть свои источники, – спокойно ответил он.

– Я также слышал, что он получил ножом в живот, так что далеко он уйти не мог. Он где-то здесь.

– Как он выглядит? – спросила она.

– Мулат и высокий, согласно моему источнику.

От его слов у нее по спине пробежал холодок. Прав ли был Черный Дэниел? Действительно ли в ее общине был предатель?

– О, и, девочка?

Эстер повернулась к Шу.

– Когда я найду этого ублюдка, а я найду, я очень надеюсь, что ты будешь в этом замешана. Я бы с удовольствием посадил тебя в тюрьму.

– Пошли, Шу, – рявкнул шериф Лоусон.

Шу бросил на Эстер последний леденящий душу взгляд и последовал за шерифом обратно в ночь.

Эстер смотрела им вслед, пока они не уехали. Только после того, как она закрыла дверь, она заметила, что у нее дрожат руки.

Ее подруги бросились к ней, желая усадить ее на место, где она могла бы успокоиться. Эстер отмахнулась от них, села и глубоко вздохнула. Через несколько мгновений ее дрожь утихла. Стягивая перчатки, она спросила:

– Господи, вы почувствовали запах от этого мужчины?

– Его почувствовали даже в Огайо, – сказала одна из женщин. Сухой тон сначала вызвал смешки, а затем взрыв смеха. Это разрядило обстановку, и в течение следующих нескольких минут они по очереди высказывали свое мнение о его запахе и глупости. Веселье закончилось, когда Эстер подвела итог тому, что они все знали.

– Любой невежественный мужчина очень опасен. Будем надеяться, что он сдастся и вернется на юг.

– Вероятно, он недостаточно умен для этого, – серьезно заметил кто-то. Хотя Эстер все еще слышала в голове обещание Шу, никто из ее друзей не отреагировал на угрозы Шу посадить Эстер в тюрьму.

Вскоре после этого женщины ушли, пообещав предупредить своих мужей и соседей о присутствии Шу, а Эстер поспешила спуститься в подвал. Ее опасения, что Дэниел закричит и накличет на них беду, оказались напрасными. Она обнаружила, что он спит, и тихо удалилась.

Когда Эстер впервые приехала на север, звуки дома по ночам, всегда пугали ее, пока дедушка не объяснил, что скрипы – это просто ее предки, которые следят за тем, чтобы всем снились хорошие сны. Став старше, она поняла, что сказка ее деда была именно этим – сказкой, способной успокоить страхи испуганного ребенка. Однако сейчас, лежа в постели и слушая, как дом готовится ко сну, она цеплялась за это воспоминание. Она задумалась, присоединилась ли теперь ее тетя к числу предков, крадущихся по дому? Мысленная картина тети Кэтрин, крадущейся по дому, вызвала улыбку на лице Эстер; Кэтрин Уайатт никогда не кралась. Когда она входила в комнату, люди сразу же узнавали ее – либо по ее звонкому смеху, либо по группе людей, которые окружали ее и спорили о ее позиции по какому-нибудь актуальному вопросу. Она любила спорить, или, как она всегда это называла, дебатировать. В тот день, когда в городе хоронили Кэтрин Уайатт, погода стояла великолепная до того момента, пока носильщики не опустили гроб в землю. Внезапно разразилась гроза, обрушив на скорбящих дождь, ветер, раскаты грома, молнии и град размером с яблоко. Когда они все побежали в укрытие, чтобы переждать бурю, одна из подруг ее тети поклялась, что Кэтрин была на небесах и спорила с Господом.

Кэтрин, несмотря на все свои неортодоксальные манеры, не стала бы спорить с Эзрой Шу сегодня вечером. Она бы справилась с ситуацией так же, как это сделала Эстер – она распознала бы в Шу невежественного человека и придержала бы язык, пока он не уйдет. Кэтрин не стала бы рисковать годами работы из-за немытого ловца рабов. Однако Эстер не знала, как бы ее тетя вела себя с Черным Дэниелом. Этот человек был ходячей загадкой, но она полагала, что, чтобы красть рабов, нужно было быть именно таким.

Глава 3

Когда на следующее утро Эстер вошла в подвал с подносом для завтрака, его там не было. Она предположила, что он пошел в уборную, поэтому поставила поднос на столик у койки и села в кресло-качалку, ожидая его возвращения. Она старалась не расстраиваться из-за его исчезновения. В конце концов, у каждого были свои потребности, особенно по утрам, но мысль о том, что его ищут ловцы рабов, заставляла ее нервничать. Ей казалось, что он намеренно подвергает опасности всю общину просто потому, что ему не нравилось пользоваться горшком, стоявшим в углу. Она успокоилась и решила, что не стоит расстраиваться. Меньше чем через неделю он поправится настолько, что сможет путешествовать, и, таким образом, исчезнет из ее жизни.

Через несколько мгновений он, прихрамывая, вошел в комнату, опираясь на трость, которую одолжила ему Би. Он бросил один взгляд на ее суровое лицо и сказал:

– Ты похожа на недовольную школьную учительницу, раскачивающуюся в кресле, мисс Уайатт.

Он опустился на койку, на его лице ясно читалось напряжение.

Эстер предпочла не отвечать на его нелестное замечание. Вместо этого она сказала:

– Вчера вечером на чай заходили ловцы рабов.

Он повернулся и уставился на нее. Она была рада видеть, что наконец-то завладела его вниманием. Он оценивающе посмотрел на нее, затем сказал:

– Начни с самого начала.

Эстер рассказала историю визита Шу. Единственной деталью, которую она не стала разглашать, было обещание Шу отправить ее на плаху. Когда она закончила, Эстер спросила:

– Теперь ты понимаешь, почему я раскачиваюсь, как разочарованная школьная учительница? Выходя на улицу, ты ставишь под угрозу все, над чем мы работали, чтобы сохранить этот маршрут безопасным. Я не возражаю против того, чтобы выносить горшок, я постоянно делаю это для пассажиров.

– Где я предпочитаю справлять нужду, тебя не касается, мисс Уайатт.

– Касается, когда на моем крыльце находятся ловцы рабов, мистер… – Она понятия не имела, как его называть. – Как ты предпочитаешь, чтобы к тебе обращались?

Он улыбнулся про себя. Только что она была мегерой, а в следующий момент – чопорно вежливой. От побоев, которые он получил от ловцов рабов, у него раскалывалась голова. Пульсация значительно уменьшилась со вчерашнего вечера, но то, что она отчитывала его, казалось, только усиливало боль. Если бы он был здоров, он смог бы справиться с Эстер Уайатт и ее властным характером, но сейчас он был в ее власти.

– Как долго я здесь нахожусь? – спросил он.

– Это уже четвертый день.

Эстер все еще ждала, когда он назовет ей свое имя.

– Меня зовут Гален.

Эстер была уверена, что он назвал просто какое-то имя. Вряд ли он открыл бы ей, незнакомке, свою истинную личность, но, пока он оставался здесь, она будет называть его Галеном.

Гален жалел, что у него нет двух здоровых глаз; ему было больно пытаться сфокусировать на ней взгляд. Из-за опухших глаз он имел лишь смутное представление о том, как она выглядит на самом деле: невысокая, темнокожая, с приятной внешностью, с копной густых черных волос, собранных на затылке, как у старой девы.

Его мысли прервало урчание в животе. Он взглянул на поднос, на котором, по-видимому, был его завтрак.

– Ты наказываешь меня за то, что я вышел на улицу, остывшей едой?

Эстер посмотрела на поднос и подумала, есть ли у него вообще какие-нибудь манеры. Она молча отнесла поднос к койке и поставила рядом с ним. Вблизи она увидела, что на его лице выступили капельки пота. Она положила ладонь ему на лоб и с неудовольствием обнаружила, что у него снова поднялась температура из-за того, что он вышел на улицу. Она ощупала его рубашку спереди. Голубая фланель была влажной от пота.

– Тебе, – сказала она ему, – нужен сторож.

Она подошла к старому сундуку и достала еще одну поношенную рубашку, которая показалась ей достаточно большой, чтобы вместить его мускулистое телосложение. Вернувшись, она протянула ее ему. Ровным голосом она обратилась к нему с просьбой.

– Надень ее, пожалуйста.

Ей показалось, что на мгновение он улыбнулся, но из-за изуродованного лица она не могла быть в этом уверена.

Он взял рубашку из ее рук, и она подождала, пока он снимет старую и наденет новую. В какой-то момент она попыталась помочь ему из-за его перевязанных ребер, но один взгляд угольно-черных глаз заставил ее держаться на расстоянии.

Когда он закончил, то спросил:

– Насколько остыла моя еда?

Эстер ответила:

– Не настолько, как бы мне хотелось.

Тогда он улыбнулся.

– Ты всегда такая воинственная, мисс Уайатт?

– Как правило, нет.

– Жаль. Воинственные женщины, как правило, страстные, – добавил он.

Что-то в его низком тоне коснулось ее, как легкое дуновение ветерка, а затем исчезло.

– Я думала, ты похищаешь рабов. Я и не подозревала, что ты еще и специалист по женщинам.

– Женщины – не самый лучший предмет для изучения. Они либо страстные, либо нет.

Эстер знала, что женщины немного сложнее, чем он предполагал. Она подумала про себя, как, должно быть, удобно быть мужчиной и достаточно уверенным в своей мужественности, чтобы так отзываться о предполагаемом слабом поле. Она просто покачала головой и сказала:

– Я бы с удовольствием обсудила достоинства твоих аргументов, но их нет, поэтому я удаляюсь.

– Я думал, ты настроена воинственно.

Его мягкий голос остановил ее. Она ответила:

– Только не с раненым противником. Победить в этом споре вряд ли будет честно, учитывая ваше состояние, сэр.

Эта мягко произнесенная колкость задела его. Гален взглянул на нее в новом свете.

– У тебя очень острые коготки, Индиго. Ты из тех женщин, которым не нравятся мужчины?

Эстер чуть не пропустила вопрос мимо ушей, потому что ее мозг зацепился за то, что он назвал ее Индиго.

– Нет. Некоторые из мужчин, с которыми я знакома, – выдающиеся личности.

Гален подумал, что имя Индиго ей очень подходит. Руки были единственной частью ее тела, которую он мог видеть без особого труда. Однако ему пришло в голову, что это может показаться ей оскорбительным, поэтому он сказал:

– Я не хотел обидеть тебя, назвав Индиго, мисс Уайатт. В моей работе кодовые имена – обязательное условие. Поскольку у тебя такие характерные руки… – Он пожал плечами. – Прошу прощения.

– Это прозвище меня не оскорбляет, – честно ответила она. Однако ее удивило его нежное отношение к ее чувствам. – Однажды мне сказали, что мои руки заклеймят меня как рабыню до конца моих дней.

– Они были правы, но до тех пор, пока это не определяет, кто ты на самом деле, цвет твоих рук, как и цвет твоей кожи, не имеет значения.

Она одарила его доброй улыбкой.

– Ты говоришь, как моя тетя Кэтрин. Она научила меня гордиться жизнью, которую я вела.

– Где она сейчас?

– Она скончалась несколько месяцев назад. Я все еще очень скучаю по ней.

Гален ждал, когда горе заставило ее замолчать. Затем она сказала:

– Это был ее дом. Они с моим отцом выросли под этой крышей.

Гален спросил:

– Твой отец где-то в Дороге?

– Нет. Он умер, не дожив до моего третьего дня рождения.

– А твоя мама?

– Понятия не имею. После моего рождения нас с ней продали в разные места. Моя тетя так и не смогла узнать, где она находится.

Гален подумал, насколько похожи их жизни. Несмотря на то, что он родился свободным, он тоже вырос, не зная своих родителей.

– У тебя наверняка есть муж. Ты ведь живешь здесь не одна, не так ли?

– Нет, я живу одна. У меня есть жених, но он в Англии до весны.

Гален на мгновение задумался, не был ли ее жених аболиционистом, затем спросил:

– Когда твоя семья сбежала и перебралась на север?

Эстер покачала головой в ответ на его ошибочное предположение.

– Сбежала только я. Моя тетя и остальные Уайатты были свободны с тех пор, как моему прадеду была предоставлена свобода в обмен на то, что он завербовался в армию во время войны за независимость.

У Галена начала раскалываться голова, когда он попытался осмыслить ее рассказ. Если ее тетя и отец были свободны, то как получилось, что Эстер и ее мать были проданы? По закону, дети, рожденные от свободных женщин, не могли быть отправлены на плаху. Он огляделся в поисках ответа на загадку.

– Значит, твоя мать была рабыней?

– Да. Мой отец продал себя в рабство, чтобы жениться на ней.

Гален в шоке уставился на нее. Он никогда о таком не слышал!

Эстер заметила его взгляд и ответила горьким смешком.

– Да. Он был свободным моряком торгового флота. По словам одного из помощников моего отца, однажды утром моя мать и ее хозяин пришли на корабль, чтобы просмотреть грузовую декларацию, и мой отец влюбился.

– Почему он не предложил купить ее?

Эстер пожала плечами.

– Помощник сказал, что мой отец пытался, но владелец не согласился. В письме, которое мой отец написал тете Кэтрин, он писал, что продать себя было единственным доступным решением в то время.

Помолчав, Эстер добавила:

– Любовь, должно быть, ужасная вещь.

Она стряхнула с себя меланхолию, грозившую охватить ее из-за трагической судьбы ее родителей, и взяла поднос с едой.

– Я разогрею тебе завтрак.

Гален кивнул и проводил ее взглядом.

Через несколько минут она вернулась с его завтраком и оставила его есть. Когда она вернулась, чтобы забрать его поднос, то обнаружила, что он съел все яйца всмятку и картофель, но настойка, которую он должен был выпить от боли в ребрах и лодыжке, осталась нетронутой в маленькой оловянной чашечке.

– Ты не выпил свое лекарство, – заявила она.

– Оно усыпляет меня. Я не могу думать, когда сплю.

– Ты вообще не сможешь думать, если не восстановишься полностью.

Он все еще был поразительно похож на гомеровского циклопа. Единственный глаз, который так притягивал внимание, смотрел с лица, менее опухшего, но с более отчетливыми фиолетовыми, желтыми и синими синяками.

– Ты должен выпить эту настойку.

В ответ он спросил:

– Как долго ты живешь в этом доме?

– С девяти лет, но сейчас речь не обо мне. Выпей это.

Она протянула ему чашку. Он посмотрел на нее, и, хотя она почувствовала, что ее начинает трясти, она не вздрогнула и не отступила.

Он спросил веселым голосом:

– Если я выпью это, ты уйдешь?

– Поспешно, – ответила она.

К ее удивлению, он взял чашку из ее рук, но пить не стал. Вместо этого он решительно поставил ее на маленький столик у кровати.

– Нам нужно поговорить о предателе.

Эстер уже не знала, что думать.

– Нам нечего обсуждать, пока ты не поправишься. Посмотри на себя, от простого приема пищи тебя бросает в пот.

Эстер наклонилась и взяла чашку. Спокойным голосом она сказала:

– Хорошо, не пей. Я просто добавлю настойку тебе в еду, как это делают с упрямым ребенком.

Когда она направилась к потайной двери, он проворчал:

– Ты не посмеешь.

Она обернулась.

– Ты плохо меня знаешь.

– Эстер Уайатт!

– Я вернусь позже.

Гален все еще выкрикивал ее имя, когда стена закрылась.

Позже, тем же вечером, Эстер принесла ему ужин. Он с подозрением посмотрел на тарелку с бататом и курицей.