Текст книги "Непозволительно отважный (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Со времени той катастрофы с его школьной музыкальной группой, господин Рюбзам стал тихим и сдержанным, что касалось новых проектов.

Он не мог справиться со своим позором, хотя первые полторы песни всю школу привели в экстаз, включая госпожу Дангель, которая обычно не смотрела на господина Рюбзама даже задницей. Но потом я выманила Леандера со сцены и Led Purple зазвучал вдруг так фальшиво и невпопад, что люди стали бросать на сцену пустые стаканы из-под кока-колы и раздавленную картошку фри.

Поэтому я рассчитывала на то, что господин Рюбзам не внесёт свои собственные идеи для недельного проекта. Наверное, это пройдёт так же, как последний недельный проект два года назад: Мы получили список с предложениями и могли из него выбирать.

Господин Рюбзам проведёт недельный проект с тем, что будет посещать нас в наших группах, заглядывать нам через плечо и давать излишние комментарии, прежде чем удалиться во двор школы, чтобы покурить.

– Ты теперь тоже готова, Люси? – Я кивнула, не глядя на него. – Прекрасно. – Софи уже сунула мне под нос листок, на котором толстыми, розовыми буквами было написано «Музыкальная группа», но я только покачала головой.

– Пожалуйста, Люси, – прошипела Софи. – Это будет классно!

– Софи, Люси, тихо! – Господин Рюбзам уронил классный журнал на стол. – Я хочу вам кое-что объявить. И именно тебя должно это заинтересовать, Люси. Так что слушай.

Именно меня? Почему это? Я что, снова что-то натворила, не осознавая этого? Встревожено, я села немного прямее, готовая к контратаке, хотя совершенно не знала, что меня ожидает.

– Мне было представлено предложение, что мы в этом году возьмёмся все вместе за один большой проект, – господин Рюбзам кивнул мне, улыбаясь, что сделало моё изумление ещё больше, – чтобы укрепить сплочённость в нашем классе.

Сердан, Билли и я обменялись вопросительными взглядами. Что? Весь класс одна группа? А что тогда с Сеппо? Значило ли это, что он не мог быть с нами?

– Но ... но так не пойдёт, – возразила я осторожно. – Мы ведь хотели ...

– Я ещё не закончил, Люси, – прервал меня господин Рюбзам приглушённым тоном. – Не волнуйся, я тщательно всё прочитал.

Прочитал? Снова взгляды других уставились на меня, в этот раз не только моих ребят и Софи, а всего класса. Что там господин Рюбзам болтал? И что общего это имело со мной?

– Конечно же в рамках этого проекта вы сформируете небольшие группы. Что какая группа будет делать, вытяните по жребию, чтобы всё оставалось справедливым. Я совершенно не буду вмешиваться, – господин Рюбзам смущённо откашлялся, – а только присматривать за вами и помогать. Порадуйтесь, вы благодаря Люси, будете в этом году гвоздём программы вечера.

Теперь я опасалась ужасного. Здесь должно было быть колоссальное недоразумение. До вчерашнего вечера я не потратила ни одной утомлённой мысли об этом недельном проекте, а теперь господин Рюбзам упоминал меня в каждом втором предложение. Тут было что-то не так!

Торжественно он поднял мел, повернулся к доске и размахнулся, чтобы написать имя проекта. С каждым следующей буквой рос мой ужас.

«Следующая топ-модель Людвигсхафена.»

– Что? – закричала я, а также некоторые ребята приняли это сварливо к сведению. Девчонки, напротив, выглядели так, будто их только что озарил свет. Софи из-за чистого волнения схватила меня за левую руку и зажала её. Грубо я вырвалась из её хватки. – Вы это не всерьёз, господин Рюбзам!

– Но ты ведь это сама предложила, Люси! – Господин Рюбзам оскорблённо отложил мел в сторону. – И ты это так хорошо обосновала и разработала.

– Я этого не делала, – ответила я слабо и уже сейчас знала, что мне никто не поверит. Как тогда, когда я утверждала, что не сама писала сочинение о Джонни Деппе. Леандер мог подделать мой почерк так, будто писала я, и видимо и в этот раз ему это удалось. Господину Рюбзаму потребуется только пустить по рукам моё предложение проекта наряду с разработкой и каждый узнает мои каракули.

Билли посмотрел на меня, качая головой, а потом указал на свою ширинку, очень странный жест, который побудил Софи к испуганному визгу, но я сразу же знала, как его истолковать. Конечно, всё ведь прекрасно подходило, моя сшитая собственноручно набедренная повязка и показ топ-модели, классно всё подстроил, Леандер.

Ребята, должно быть, думали, что я уже сшила для себя мой первый наряд, потому что рассчитывала на то, что господин Рюбзам примет моё предложение. Для него этот план в любом случае был идеален – он точно не поддастся искушению присоединиться к нам. Кому-то, наподобие господина Рюбзама, нечего было делать на подиуме. Но кому-то, наподобие меня, тоже нет.

– Замолчите, мальчики и девочки! Внимание! – Снова он уронил классный журнал на стол.

Мы успокаивались лишь медленно, девчонки радостные, парни готовые к мятежу.

– Каждый найдёт своё задание, это я вам обещаю. У вас есть свобода выбора в творческом оформлении вашей презентации – однако каждый из вас получит три ключевых слова.

Вам нужно будет ориентироваться на пятиминутный выход. Зрители решают в конце, какая группа представила самый лучший показ. Решающим не будет безупречная внешность, идеальный вес и красота, а лишь ваша креативность!

Но я уже больше вовсе его не слушала, а встала, чтобы посоветоваться с Билли и Серданом. Я не буду вышагивать по подиуму, ни в коем случае, а как это сделать Билли, было также необъяснимо.

Из Сердана, это я должна была признать с лёгким покалыванием в животе, выйдет хорошая мужская модель, даже отличная, с его стройной, высокой фигурой и серьёзным взглядом. Но он никогда не сделает это добровольно. Нам придётся отказаться или уговорить господина Рюбзама дать нам другое задание.

– Мы остаёмся вместе в одной группе, ясно? – прошептала я им и проигнорировала ещё одно, не возможное не услышать, осуждающее покашливание господина Рюбзама. – Это дурацкое предложение не моё, тут кто-то пошутил, – продолжила я говорить, не обращая внимания на скептичные взгляды ребят. – Во всяком случае, я не собираюсь влазить в какие-нибудь мини-юбки и красится тоже.

С ужасом я думала о той манере, с какой модели вышагивают по подиуму – нет, я скорее умру, чем таким способом выставлю себя напоказ. Что только случилось с Леандером, что он навязал мне что-то подобное?

Он ведь знал, что мне не нравится ни Хайди Клум, ни её шоу и что я ничего общего не имела с этими девчачьими вещами! Не только это: Я выставлю себя дурой, если попытаюсь состроить из себя модель и начну ходить как модель. Я была маленькой, худой и с короткими волосами и у меня не было груди, я не подходила для подиума.

– Может быть, мы сможем заняться техникой, – пролепетала я дальше, прежде чем Сердан мог что-то возразить, потому что я хорошо по нему видела, что он не верил в проделку. Скорее он постепенно убеждался в том, что у его лучшей подруги помрачение разума. – Свет или что-то вроде этого. Музыка. Не знаю. – Мы образуем вместе одну группу, – сказала я быстро, когда тень господина Рюбзама опустилась на нас. – Билли, Сердан, я и Сеппо.

– Сеппо не в нашем классе, Люси, – напомнил мне господин Рюбзам и отвёл меня за рукав назад на моё место, осторожно, но настойчиво.

– Но он должен быть с нами! Это его последний год здесь, а мы ведь одна группа, мы занимались вместе паркуром ...

Я замолчала, потому что господин Рюбзам так резко втянул воздух, что чуть не подавился. Паркур был скверным, скверным словом, тут он вёл себя так же, как моя мама, хотя господин Рюбзам в промежутке предоставлял в наше распоряжение спортивный зал, чтобы мы по крайней мере могли хоть чуть-чуть тренироваться.

До того чёрного дня, когда мы сказали нашим родителям всё начистоту и паркур уплыл от нас к далёким берегам.

– Ладно, не волнуйтесь. Пожалуйста, ведь ничего не говорит против того, чтобы Сеппо участвовал с нами. Не так ли?

За мной поднялось ядовитое шушуканье. Да, я это знала, это должно было снова выглядеть так, будто я всеми силами хотела попасть в центр внимания – что-то, в чём Софи уже в течение нескольких месяцев упрекала меня. Но по-другому не получалось.

– Посмотрим, – ответил господин Рюбзам неопределённо и сунул мне под нос корзину с коричневыми конвертами формата А5, которые все были один в один похожи. – Пожалуйста тяните по одному. Для каждой группы один конверт.

Там вы найдёте свои ключевые слова. На основе этих определяющих данных вы создадите шоу. Если появятся вопросы, то можете в любое время обращаться к госпоже Дангель, господину Мэй и ко мне.

Да, господин Мэй, это подходило. Господин Мэй был нашим новым учителем физкультуры, и я не знала, что мне о нём думать. Никто из нас этого не знал.

Он был тщеславен, как павлин и каждый час пах другим лосьоном для бритья, рассказывал нам откровенно о воздухопроницаемых внутренних трусах своих розовых спортивных шорт, спрашивал нас о наших лосьонах для тела и духах и был настолько геем, что это было видно издалека.

В тоже время, на него время от времени неоднократно находили деспотичные, честолюбивые приступы, во время которых он так нас донимал, что даже я начинала задыхаться. Только на нашем последнем двойном уроке он погнал нас пять километров через Паркинзель и не разрешил сделать ни одной передышки. Софи затем чуть не стошнило на его ноги.

Во время моего короткого обсуждения с ребятами, другие тоже объединились в группы и уже открывали свои конверты, в то время как свой я только засунула в рюкзак. Я вовсе не хотела знать, что меня ожидало – ах, мне и не нужно было знать, потому что я не буду в этом участвовать.

Всё, и покончим с этим. Недельный проект начинался только через десять дней. До того времени надеюсь Билли, Сердану и мне придёт идея, как нам увильнуть от этого. Оставшуюся часть урока я размышляла над тем, что Леандер собственно стремился достичь этим предложением.

Я не сомневалась в том, что оно исходило от него, но он достаточно хорошо меня знал, чтобы понять, что оно не могло мне понравиться. Он что, хотел, чтобы я помучилась. Но почему?

Или он думал, что я благодаря такому проекту наконец-то превращусь в настоящую, милую девочку? Да, должно быть так и есть. Он достаточно часто подчёркивал, что предпочитает в клиенты настоящую девочку, девочку, как милая дочка Джонни Деппа.

Момент – может это в конце была настоящая причина, почему он постоянно отворачивался от меня и почти больше не приближался? Потому что я была для него не достаточно девушкой? И свой аргумент, что он слишком запущенный, только отговорка, а на самом деле он находил запущенной и непривлекательной меня?

Когда школа, наконец, закончилась, и я поехала домой, я была так зла и в таком плохом настроение, что твёрдо намеревалась, высказать Леандеру своё мнение, но полный беспокойства взгляд, с которым он открыл мне дверь, заставил мой гнев испариться за секунду.

– Наконец-то ты здесь ... Нам нужно к ветеринару, быстрее. – Я побежала за ним в кухню, где Могвай без изменений, вяло лежал на полу. Он должно быть кашлял кровью, потому что вокруг его морды кухонный пол был обрызган красными капельками. Его дыхание было теперь таким поверхностным, что почти было не видно, как поднимался и опускался его живот.

– Я ходил с ним гулять, ему нужно было в туалет, но потом перед входной дверью он осел на свои задние лапы и больше не смог идти. Мне пришлось поднимать его вверх ... с тех пор он лежит здесь ...

– А разве мамы и папы нет дома? – спросила я дрожащим голосом. Моё сердце билось так быстро и боязливо, что у меня от этого чуть не закружилась голова.

– Твоя мама в промежутке приходила, но тогда он как раз спал, а я ведь не мог попросить её, отнести его к ветеринару, как по-твоему я должен был это сделать? Она ведь не слышит и не видит меня ...

– А почему ты не позвонил мне? – набросилась я на него.

– Я позвонил, – сказал он тихо. – Но ты ведь выключила свой мобильный. Я мог оставить сообщение только на твоём почтовом ящике.

– Вот дерьмо, – прошептала я сквозь слёзы. Теперь мой мобильный наконец-то для чего-то понадобился, но я, как почти всегда, выключила его, потому что меня ужасно раздражали контрольные звонки мамы и Софи. – Нам нужно поторопиться.

Нет, это я должна поторопиться. Леандер даже не мог помочь мне нести Могвая, не то для прохожих это будет выглядеть так, будто собака летит по воздуху. Хотя мне это уже было чуть ли не всё равно, но Леандер сказал мне однажды, что такие события могут вызывать массовую панику, а охранникам затем нужно будет всё расхлёбывать, стирать воспоминания, так что некоторым людям таким образом наносится постоянный ущерб. Так что нести его придётся мне.

Я взяла одеяло Леандера из моей комнаты, встала на пол на колени и тщательно замотала в него Могвая. Денег у меня не было, но я уговорю ветеринара послать нам счёт. Быстро Леандер написал моим почерком для мамы записку с сообщением, что мне пришлось нести Могвая к доктору. Потом мы без задержек отправились в путь.

– Всё будет хорошо. Только приступ слабости. Всё будет хорошо. Сегодня вечером он будет уже опять есть и ходить, – уговаривала я себя в жёстком и быстром ритме моих шагов, но чем ближе мы подходили к практике и чем сильнее и холоднее становился дождь, тем сильнее я чувствовала ужасную уверенность в том, что удача оставила Леандера и меня.

Глава 5

.

Радужный мост

– У вас назначено время? – Женщина со строгой причёской за регистрационной стойкой разглядывала свёрток в моих руках так высокомерно и уничижительно, как будто я только делала вид, что носила с собой собаку. При этом розовый язык Могвая, хорошо заметно, свисал вниз, который по краям получил нездоровую бледность. Этот свёрток тяжело дышал. Это она ведь должна была видеть.

– Нет, но это чрезвычайная ситуация, моя собака внезапно больше не может ходить, ему нужно сейчас же к доктору! Немедленно!

– Если ты будешь здесь кричать, то ничего не случиться, маленькая барышня. Умерь свой тон, – сделала она мне выговор и в первый раз в своей жизни я почувствовала неимоверно возмутительным то, что она обратилась ко мне на ты.

Я хотела, чтобы она говорила мне вы, даже если я с мокрыми волосами выглядела максимально как двенадцатилетняя.

– Ты можешь занять место в зале ожидания, я позову тебя, когда доктор будет готов.

– Но тогда будет возможно уже поздно! – запротестовала я и вытерла рукавом куртки мой текущий нос. Зубы Леандера снова стучали, он забыл одеть свою флисовую куртку и промок, как и я, до нитки. – Пожалуйста, нам нельзя тереть ни минуты. Пожалуйста.

Леандер шагнул рядом со мной и наклонился вперёд, пока его кончик носа не оказался прямо перед лицом женщины. Удивлённо я наблюдала за тем, как с его волос стекли несколько капель воды и хорошо заметно капнули на регистрационную стойку, где оставили тёмные пятна. Раньше это было бы невозможно. Но женщина их совершенно не заметила, а уже снова положила свои руки на клавиатуру компьютера. Мы для неё были решённым делом.

– Это действительно чрезвычайная ситуация, – сказал Леандер умоляюще. – Речь идёт о жизни и смерти. Вы должны помочь нам. Пожалуйста.

Я не знала, чего он ожидал, в конце концов она ведь не слышала его и хотела уже удручённо отвернуться, чтобы сесть в зале ожидания, как женщина внезапно, вздыхая, остановилась и снова повернулась ко мне.

– Ну, хорошо. Я предупрежу доктора. Проходи дальше в комнату для процедур номер три и жди там.

– Спасибо. Большое спасибо, – заикалась я в недоумение, пронеслась через коридор и оставила при этом грязно-мокрые следы на чисто вымытом линолеуме. На всякий случай я оглянулась при ходьбе назад, но видны были только мои следы, не Леандера, который следовал за мной по пятам.

Могвай не издал ни звука, когда я осторожно развернула его из одеяла и положила на холодный стол для процедур. Я обнаружила только один единственный стул для посетителей, но мне всё равно не хотелось сидеть.

Леандер тоже облокотился между двух шкафов о стену, чей бледно-зелёный цвет почти не отличался от цвета его щёк. Спустя несколько минут, которые мне показались часами, открылась дверь, и доктор Саломон прошёл энергичными шагами к нам.

Я спрашивала себя, как он мог быть таким весёлым и улыбаться при приветствии, когда ежедневно происходило столько много печального в его практике, но когда он посмотрел на Могвая, его веселье тут же перешло в искреннюю тревогу.

Быстро я рассказала ему, что случилось. В это время он заглянул, проверяя, в пасть Могвая, поднял вверх его веки, осторожно подвигал задние ноги, проверил рефлексы – никакой реакции, прослушал лёгкие и сердце и в конце концов посмотрел на меня пугающе искреннем взглядом.

– Сядь, Люси.

– Нет, – ответила я храбро, хотя почти больше не чувствовала ног, а пол подо мной казалось начал качаться, как палуба корабля на море.

– Пожалуйста, Люси, присядь ко мне. – Он взял меня за руку, и само собой я опустилась на табуретку. Леандер встал вплотную сзади меня. Было хорошо знать, что он рядом, потому что мне стало вдруг ужасно плохо. Доктор Саломон был слишком милым и серьёзным и вёл себя по отношению ко мне слишком по-взрослому.

Мне это не нравилось.

– Люси, когда ты была в первый раз со своей собакой здесь, я тебе уже говорил, что она возможно очень стара.

– Я знаю, – ответила я беззвучно.

– Хорошо. Кроме того у неё было больное сердце и вода в лёгких. – Почему он говорил о Могвае в прошедшем? Собака лежала рядом со мной и дышала, хотя поверхностно и с закрытыми глазами, но она дышала! Она была ещё тут!

– Такие собаки являются всегда пациентами из группы риска. И так как это выглядит, у твоего Могвая был сегодня инсульт. Я больше не могу помочь ему. Он будет только мучится. Боюсь, я должен буду послать его через радужный мост.

– Э? – спросила я, не понимая. – Через радужный мост? – Доктор Соломон только коротко похлопал по моему колену, встал и подошёл к своему лабораторному столу, чтобы наполнить шприц.

– Мост, – прошептал Леандер. – Мост на другую сторону. Ну, ты знаешь мост через реку ... У животных говорят радужный мост.

– Вы хотите убить мою собаку? – воскликнула я, когда поняла, что имели ввиду Леандер и доктор Соломон. – Я в этом не участвую, нет, ни в коем случае!

– Люси, пожалуйста, успокойся ...

– Но я не хочу успокаиваться! Вы хотите убить мою собаку! – Сердито я попыталась схватить шприц, но доктор Саломон держал его над своей головой, а он был очень высоким мужчиной. У меня не было шансов.

– Я хочу избавить твою собаку от боли, а решение принимаешь только ты и больше никто. Мне не обязательно это делать. Я могу дать ему обезболивающие, и ты заберёшь его снова домой, где он час за часом будет мучится, потому что больше не может двигать задней частью своего тела. Его лёгкие и сердце не могут больше хорошо снабжать организм воздухом, и органы будут отказывать один за другим ... Медленная, ужасная смерть. Ты этого хочешь? Он умрёт, Люси, в любом случае. Я думаю, ему около семнадцати лет. Его время пришло, и мы можем отпустить его мирно и без боли.

Леандер встал на колени рядом со мной, так что я могла смотреть на него, не ведя себя при этом подозрительно. Его глаза тоже наполнились слезами, но то, что они говорили мне, мне не нужно было слышать из его рта. Он был того же мнения, что и доктор Саломон. Я не могла позволить Могваю страдать дольше, только потому, что хотела, чтобы он был рядом со мной. Мне нельзя было так поступать. Это было неправильно и эгоистично.

– Хорошо, – услышала я саму себя, как будто издалека. – Тогда пусть перейдёт через радужный мост. – Я считала выражение радужный мост ужасно безвкусным и спрашивала себя, кто придумал такое дерьмо, радугу нельзя было перейти, потому что она, как правило, заканчивалась в пустоте, но я не могла также назвать это своим именем.

Доктор Саломон усыпит сейчас Могвая, а я приняла это решение. Я решила, что моя дорогая собака умрёт! Я не могла поверить в это.

– Это правильное решение, Люси, поверь мне. Сейчас я сделаю ему укол, чтобы он мирно заснул, и как только он будет крепко спать, то получит ещё один укол. – Ещё один укол. Как безобидно это звучало. Этот укол означал его смерть и ничего другого. – У тебя есть сейчас несколько минут для себя и твой собаки, чтобы попрощаться с ним.

Уверенной рукой он поставил Могваю укол, потом покинул комнату. Не успел он закрыть дверь, как моя голова опустилась на стол для процедур. Плача, я притянула тёплое тело Могвая к себе и поцеловала его мохнатую шею.

Мне было всё равно, что из пасти у него как всегда воняло рыбой, и даже сейчас он всё ещё противился слишком крепким объятьям. Я должна была касаться, гладить и ласкать его, пока он был ещё жив и мог воспринимать меня.

– Мне очень жаль, – жалобно стонала я и вдохнула клочок шерсти, так что мне пришлось закашлять. Леандер взял меня за бёдра, отодвинул немного вперёд, чтобы сесть за мной на табуретку и заключить в объятья. Хотя он сам дрожал, но обнимал меня крепко и надёжно.

– Тебе нужно уйти, Леандер. Тебе нельзя здесь оставаться! – попросила я его, всхлипывая. – Это слишком опасно. Когда ... когда Хозяин времени ...

– Я не оставлю тебя здесь одну, шери. Никогда. – Он положил свой подбородок мне на плечо, так что наши щёки прижались друг к другу, а слёзы смешались. – Он был и моей собакой.

– Но что я буду с этого иметь, если вы оба уйдёте? Леандер, по крайней мере, ты должен остаться, – уговаривала я, хотя почти больше не могла говорить.

– Так быстро он меня не получит, – ответил Леандер хрипло. – Нам нужна твоя запоминающаяся мелодия. Может быть, это его удержит. Мы должны оставаться в жизни, Люси. В жизни. Здесь у нас. – Словно подтверждая это, он провёл мне рукой по сведённому судорогой животу.

Дыхание Могвая становилось всё более спокойнее, и я могла чувствовать, как его тело под моими руками медленно расслабляется. Он уже крепко спал.

– Who’s gonna drive you home … tonight …, – сказал Леандер тихо мне в ухо, и сразу же песня наполнила всё моё тело, даже мой собственный плачь я больше не слышала. – Who’s gonna drive you home … You can’t go on, thinking nothing’s wrong … tonight …

Теперь Леандер обнимал меня так крепко, что я слышала биение его сердца, которое стучало равномерно и сильно, в то время как сердце Могвая билось всё менее равномерно и всё медленнее.

Тем не менее, они нашли общий ритм, мы трое нашли его, собака, Леандер и я и там было ещё что-то другое, как тёплая тень, которая опустилась на нас, будто кто-то держит над нами свою руку, чтобы защищать от всего злого и холодного там снаружи.

Когда доктор Саломон вернулся, я стала совершенно спокойной. Леандер держал меня всё ещё рядом с собой, в то время как ветеринар поставил второй укол и неторопливо погладил Могвая по серой, лохматой шерсти.

– Теперь он почти справился, – сказал он, и это звучало так, будто он сам грустит из-за того, что здесь делал. Да, он грустит, подумала я удивлённо. Это расстраивает его всякий раз. Он не равнодушен.

– Храбрый мальчик, – пробормотал он Могваю и в последний раз приложил стетоскоп, чтобы послушать его сердцебиение. Но там больше не было сердцебиения. Только лишь песня в наших ушах и в тоже время всеобъемлющая, мирная тишина, которая заставляла меня чувствовать так, будто мне самой не нужно больше дышать, чтобы жить. Время остановилось.

В течение нескольких минут мы оставались возле мёртвой собаки, ничего не говоря, пока доктор Саломон не взял одеяло и не натянул его на безжизненное тело Могвая, как будто хотел накрыть его на ночь.

Я внимательно прислушалась к Леандеру, но его сердце ещё билось, я чувствовала это как небольшой вибрирующий источник энергии за моей спиной. Но его руки казались тяжёлыми и уставшими на моём теле, как будто его покинули силы.

– Что ... что с Могваем будет теперь? – Мой голос звучал разбито и стеклянно.

– Мы позаботимся о нём. Или у вас есть сад, где вы сможете его закопать? Хотя это и запрещено, но ... – Доктор Саломон утешительно мне подмигнул. – Я никому об этом не расскажу.

Закапать Могвая у нас в саду? На наших узких грядках можно похоронить самое большее Волнистого попугайчика. Кроме того грудь Леандера при словах ветеринара невольно напряглась.

Могила в нашем саду – нет, этого я не хотела. Я никогда снова не захочу спускаться туда вниз. Наш сад и так был унылым уголком, могила сделает его ещё более неуютным и печальным. Кроме того это представление означало для меня слишком много смерти в нашем доме. Хватало и той мысли, что в нашем подвале постоянно находился труп², в прямом смысле этого слова.

В тоже время мысль о том, чтобы оставить Могвая здесь, точно не зная, что с ним случится – если быть честной, я и не хотела точно этого знать, чуть не убивала меня.

Чувство умиротворённости исчезло, и я зарыдала ещё более безудержно, чем уже ранее, когда доктор Саломон вынес Могвая, как ребёнка из комнаты, а Леандер поднял меня с табурета.

– Нам нужно идти, Люси. Тут есть ещё и другие пациенты. Тебе нужно домой, к маме и папе.

Безвольно, я позволила ему по этапам, вытолкать меня на улицу, где всё ещё шёл дождь, и стало темно. Ни одной звезды, ни луны над нами, даже туч не было видно, как будто в мире больше не было неба.

Держась за руки, и близко друг к другу, так что я снова и снова спотыкалась о ноги Леандера, мы шли под дождём домой. Я почти не могла поверить в то, что увидела, когда поняла, что три совершенно мокрые и находящихся в дурном настроение фигуры болтались возле нашей двери, руки глубоко в карманах, капюшоны надеты на головы.

– Люси ... эй, Катц ... Что происходит? – Леандеру пришлось отпрыгнуть назад, так быстро Сеппо оказался возле меня и поднял вверх, чтобы прижать к своей широкой груди. – Что случилось, моя сладкая?

Я рассмеялась сквозь слёзы, потому что он меня так назвал; Я не была сладкой, и это каждый из нас знал, но потом поняла, что не было не малейшего повода, чтобы смеяться и начала так неудержимо всхлипывать, что могла произносить только отдельные слова.

– Собака ... мертва ... усыпили ... только что ...

– Вот дерьмо. – Это был Сердан. – Нет ... только не Могвай.

Теперь это был он, кто притянул меня к себе, в то время как Билли неуклюже хлопал меня по плечу, а Леандер, с явно ревнивым выражением лица, расхаживал вокруг нас. Но и у него всё ещё текли тонкие ручейки слёз по бледным щекам.

– И что это здесь такое будет? Хм? Прямо на улице? Групповые объятия? Тебе не стыдно, барышня?

О Боже, теперь ещё мама. Я не хочу рассказывать это снова, не ещё один раз, подумала я и повернулась к ней, ревя.

– О, Боже мой, дорогая, да ты ... что такое ... но ... моё сокровище ... Давайте сюда мою дочь, немедленно! – Решительно она вырвала меня из объятий Сердана и прижала так сильно к своей груди, что я, задыхаясь, ахнула и у меня не было никаких шансов рассказать, что случилось.

Билли сделал это за меня, в то время как Сеппо словно примагниченный повернулся. Через мамино плечо я могла видеть почему. Мама Ломбарди вышла из дверей пиццерии и бросала на нас злющие взгляды.

Решительно я показала ей язык, прежде чем опустить лицо на массивное плечо мамы и покорно продолжить реветь. Я никогда не смогу больше делать что-то ещё. С этой минуты моя жизнь состояла из этого: реветь и скучать по моей собаке и постоянно думать о том одном непостижимом моменте, когда я решила отпустить его.

Но я ошиблась. Следующие два часа моей жизни состояли из того, чтобы позволить маме отнести меня на кухню и лелеять, как будто я была маленьким ребёнком.

Bitter Lemon с кубиками льда, бамба, прохладная тряпочка на лоб, поцелуйчик здесь, поцелуйчик там, пока от чистых ласк у меня не потемнело в глазах – что скорее случилось из-за маминых духов, а не из-за её попыток утешить меня.

Потом мама сама начала реветь, а папа взял на себя должность утешителя, прочитав нам речь о быстротечности жизни, которая составила бы конкуренцию любому пастору, и между делом незаметно избавился от оставшегося собачьего корма, выбросив его в мусор, а корзинку отнёс в кладовку, чтобы всё это, постоянно не напоминало нам того, что случилось.

Как будто бы это поможет! Могвай был со мной только один год, но мне будет не хватать его всю жизнь. Это я знала уже сейчас. Он был моей первой собакой. Леандер подарил его мне. Было невозможно забыть о нём даже на мили секунду.

Но в какой-то момент у меня так заболела голова, что я решила, прекратить реветь, потому что ненавидела головную боль; кроме того о себе дал знать мой желудок. Я проголодалась. Я считала это недостойным по отношению к моей бедной, мёртвой собаки, быть голодной, но к чёрту, я была ей и должна была что-то съесть.

Папа тоже считал, что бамба была не едой, а кулинарным преступлением и заказал в пиццерии Tonno три порции спагетти со специально острым томатным соусом. Пиццерии Ломбарди мы по-возможности сторонились со времени скандала по поводу паркура и переезда Сеппо, а сегодня я была уверенна в том, что мама Ломбарди подмешала бы в нашу еду яд, если бы мы заказали её у неё.

Да, это было утешительно, кушать острую лапшу и при этом думать о том, как Сеппо и Сердан добровольно заключили меня в объятия. Всегда, когда ком в горле становился слишком большим, и у меня было такое чувство, что начну сейчас опять реветь, я думала об этом. О моих ребятах.

Они были здесь, и у них не было больного сердца и надеюсь также никакой воды в лёгких. Они были молодыми и здоровыми и даже ожидали меня под проливным дождём, потому что не знали, чем им без меня заняться. В ближайшем будущем мне не придётся усыплять не одного из них.

Я позволила маме уговорить себя, посмотреть вместе с ней по телевизору Даниелю Катценбергер. Это тут же меня так утомило, что мои глаза закрылись, и я поприветствовала сон, потому что во сне не нужно было думать о том, что случилось. Мелодия в моей голове отключила все без исключения мысли. Здесь, где я была, была лишь жизнь. Тепло и мягко и защищёно.

Глава 6

.

Место последнего упокоения – Рейн

– Оно бьётся, – прошептала я от радости. – Ты тоже это слышишь? Леандер? – Он ничего не ответил, но ему было и не нужно. Не было не малейшего сомнения в том, что сердце Могвая снова забилось, громко и сильно.

Всё было только глупой, печальной ошибкой, Могвай не был больным и уж точно не мёртвым, а здоровым и живым.

Единственное, что меня удивляло, было то, что его сердце билось в тройном ритме вместо двойного, тук-тук-тук, пауза, тук-тук-тук, но таким образом это прекрасно подходило к моей запоминающейся мелодии. Who’s gonna drive you home … тук-тук-тук ... tonight … тук-тук-тук ...

– Люси! Открой, пожалуйста! – Мне пришлось сначала протереть глаз, чтобы получилось открыть их, когда я поняла, что это стучало не сердце Могвая, так как солёная вода моих слёз покрыла коркой ресницы. Только сон ... Это был только сон.