Текст книги "В огне страсти"

Автор книги: Бетти Нилс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

     Она огляделась вокруг, складывая газету и собираясь уходить. Тинеке Ван-дер-Вийд и Макс сидели за столиком, около самой отдаленной от нее стены. Их головы почти соприкасались, и они были увлечены каким-то разговором. Софи аккуратно поставила чашку на блюдце, ощутив почти физическую боль от этого зрелища. Потом застегнула пальто и надела перчатки – ей необходимо выйти отсюда, чтобы не видеть их вместе. Она поднялась; вряд ли они заметят ее – ей ведь не придется проходить мимо их столика. Макс повернул голову, и в какой-то момент их глаза встретились. Софи быстро отвернулась и направилась к выходу. Оказавшись на улице, она стремительным шагом пошла куда глаза глядят. Через какое-то время она обнаружила, что оказалась на Агнитенстраат, где находился Центральный музей. Софи вспомнила, что кто-то из подруг советовал ей посетить его, и вот он перед ней. Она вошла внутрь, купила путеводитель и с азартом углубилась в его содержание, пытаясь возбудить в себе интерес к изумительным экспонатам выставки.

Глава 7

     К своему собственному удивлению, Софи в эту ночь спала крепко, хотя перед тем, как лечь спать, много думала о романе Макса с Тинеке Ван-дер-Вийд. На следующий же день на нее навалилось столько работы в операционной, что ей просто некогда было думать о них. Его присутствие в этот день было совершенно излишне – никаких экстренных или серьезных случаев, разве что внезапное прободение аппендикса у двух мальчишек, получивших бытовую травму, что заставило целый штат врачей как следует повертеться. В пять часов Софи освободилась и едва появилась в своем кабинете, как была тут же атакована Яни и Анни, которые, терпеливо дождавшись, пока Софи переоденется, взяли ее под руки и потащили по тихим, холодным улицам к одному из старинных городских каналов, окруженному земляными укреплениями. Остановившись у красивого старинного особняка, Яни, взяв Софи за руку, открыла его дверь так, будто была фокусницей, и затолкнула подругу внутрь. Они немного постояли в дверях, и Анни прошептала:

     – Это чумной барак. – Софи испуганно посмотрела на нее, потом улыбнулась, и Анни продолжила: – Построен в тысяча пятьсот шестьдесят седьмом году. – Она любила точность.

     Народу внутри было немного. Они втроем уселись на задние сиденья. Софи посадили посередине и снабдили сборником церковных гимнов, точно маленькую девочку, не умеющую читать. Гимны пели медленно, не торопясь, некоторые мелодии были хорошо знакомы Софи, и на какой-то миг ей показалось, что она дома. Ей стало немного грустно, но, когда она увидела церковного служителя в перчатках и с перекинутыми через плечо тростями, на которых висели бархатные мешочки для пожертвований, грусть куда-то улетучилась.

     Проповедь показалась Софи бесконечно долгой, вероятно, потому, что она не понимала из нее ни слова. Она сидела тихо, никому не мешая, думая о доме и Максе. Завтра утром она увидит его – Софи улыбнулась и поймала на себе строгий взгляд настоятельницы, которая, казалось, была возмущена ее реакцией на то, что говорил проповедник.

     Следующее утро выдалось пасмурным и дождливым. Стоя перед зеркалом и прилаживая на голову колпак, Софи внимательно всматривалась в свое лицо – оно было таким же помятым и бледным, как и все на улице. Она поправила колпак в последний раз. К счастью, сегодня она будет в маске целый день. Софи спустилась в столовую, обменялась утомительными для нее приветствиями с соседками и без аппетита позавтракала бутербродом с маслом и с сыром. Угрюмая, она шла через вестибюль, как вдруг услышала голос Ханса:

     – Сестра Гринслейд, для вас здесь куча писем. – И он, показав Софи внушительную пачку, передал ее с сияющей улыбкой. – У вас день рождения?

     Софи улыбнулась, засмущавшись:

     – Откровенно говоря, да, Ханс. Ой, сколько же писем, благодарю вас.

     Она ускорила шаг. Жаль, у нее нет сейчас времени читать их. Но ничего, она оставит их в своем кабинете и, когда выдастся свободная минутка, прочтет. Убрав письма в ящик своего стола, она зашла в санитарную, сестринскую, а также в кабинет анестезии, чтобы удостовериться, что к операции все готово. Через окошко в двери операционной Софи могла видеть, как сестра Виске проверяет, все ли инструменты разложены на тележке, как полагается. Она подняла голову и помахала Софи рукой, Софи ответила ей тем же и стала собирать сестер для дневного инструктажа. У нее все никак не укладывалось в голове, как при помощи каких-то ключевых английских слов сестры умудряются полностью понимать ее – и наоборот.

     Софи пошла чистить инструменты, затем вышла в операционную, чтобы подготовить нитки для сшивания раны и пересчитать тампоны. Утро обещало быть долгим – уж слишком много операций назначено на сегодня. Она еще раз проверила все инструменты. Ввезли пациента. Анестезиолога, который будет участвовать сегодня в операции, она видела в первый раз. Софи осторожно посмотрела на него из-под своей маски и рискнула пустить в ход свой голландский, произнеся что-то вроде «Dag, Docteur».

     Он посмотрел на нее – его глаза улыбались – и очень вежливо произнес:

     – Здравствуйте, сестра Гринслейд. Видите ли, мне уже все о вас известно. Моя фамилия ван Стин.

     Санитары удалились, и он принялся крутить специальные рычаги на «Бойли», потом с особой осторожностью и заботой вставил пациенту трахейную трубку.

     Софи посмотрела на него.

     – Доброе утро, сэр, – решила наконец отозваться она. – Ну прямо гора с плеч, – дружески сказала Софи, – я боялась, что вы будете говорить по-голландски. Хотя, честно говоря, я теперь сама не понимаю, чего опасалась, – все, кого я здесь встречала, неплохо говорят по-английски.

     Он пододвинул табурет к операционному столу и сел, держа руку надо ртом пациента.

     – Приходится. Наш язык довольно трудный. – Он замолчал, когда увидел, что в операционную вошли Макс ван Остервельд и Ян Янсен.

     Макс кивнул всем и небрежно бросил:

     – Надеюсь, вы уже познакомились.

     Он разговаривал с доктором ван Стоном, а смотрел на Софи, которая молча занималась полотенцами и зажимами. Сестры заняли свои места, и Софи со свойственным ей спокойствием оглядела операционную, чтобы удостовериться, все ли идет по плану, но встречаться с Максом взглядом она тщательно избегала.

     Первая операция затянулась – вначале думали проводить резекцию желудка, но потом оказалось, что желудок надо удалять полностью, и еще селезенку в придачу. Софи стояла на своей подставке, пытаясь понять хоть слово из того, о чем говорят между собой хирурги, но тщетно. Время от времени Макс обращался к ней по-английски, чтобы она подала ему тот или иной инструмент, не более того. Когда с первой операцией было покончено, они без перерыва взялись за вторую и провели ее просто блестяще, по всем канонам медицинских учебников, классически, так сказать, и, когда пациента увезли, сестры облегченно вздохнули, не опасаясь за последствия. Стоило Максу стянуть с себя перчатки и сказать: «Думаю, пора выпить кофе, сестра», как они, тотчас позабыв о своей бдительности во время операции, развернули такую активную деятельность по превращению операционной в стерильнейшую комнату, что не успели хирурги добраться до дверей, как все уже было готово к следующей операции.

     Софи неторопливо почистила инструменты и, когда младшая медсестра пришла сказать, что кофе готов, неохотно вышла в широкий коридор, снимая по дороге маску. Лицо ее залилось краской, когда она вошла в кабинет и увидела, что все мужчины до одного смотрят на нее. Она опять разозлилась на себя за то, что покраснела, но ей стало гораздо легче, когда доктор ван Стин весело сказал:

     – Мы ждем вас, сестра, хотя все испытываем сильную жажду. – Он ухмыльнулся, и Софи вдруг внимательно посмотрела на его лицо – оно было хотя и добрым, но уж слишком некрасивым, почти безобразным – смуглым, морщинистым, совсем как у обезьяны. Однако этот приятный человек нравился Софи. Она села рядом с ним, улыбнулась и разлила по чашкам кофе.

     Максу понадобилось вдруг расписание операций – он выдвинул ящики стола Софи и нашел письма, которые она поспешно туда убрала, молча посмотрел на них – Софи так торопилась, что не успела аккуратно сложить их, и они разлетелись по всему ящику. Несомненно, все письма предназначались ей, уяснил для себя Макс.

     – У вас сегодня день рождения, Софи? – поинтересовался он. Ящики оставались открытыми, и он пристально смотрел на девушку.

     Софи продолжала пить кофе.

     – Да, откровенно говоря, – ответила она спокойным голосом и вспомнила, что то же самое она сказала и Хансу, только Ханс поздравил ее с днем рождения от всего сердца, в то время как Макс сделал это весьма официально и при всех, как бы побуждая каждого сделать то же самое.

     Когда официальная часть была закончена, Софи поблагодарила всех за поздравления, допила кофе и под предлогом, что у нее есть еще дела в операционной, удалилась. Едва она закрыла дверь, как Макс повернулся к Яну.

     – Попроси, пожалуйста, Ханса позвонить мне, хорошо? – Макс повернулся к доктору ван Стину. – У меня есть план.

     Больше о дне рождения Софи никто в это утро не говорил. Следующая операция – обыкновенная грыжа – прошла весьма неудачно: разошлись швы. Своим всевидящим оком Софи подметила, как доктор ван Стин снова подал кислород. Тогда она взяла скальпель, протянула Максу, и он сделал разрез в диафрагме пациента. На все про все ушли какие-то секунды. Она одобрительно кивнула – это был самый лучший способ достичь взаимопонимания с хирургами, даже если им все это уже изрядно надоело. Установив столик майо, Софи разложила на нем все инструменты, которые только смогут понадобиться Максу; рядом с инструментами она аккуратно положила кетгут. Ян накладывал зажимы на кровоточащие раны, доктор ван Стин делал искусственное дыхание. Софи занялась примочками: она отжимала салфетки и накладывала их на швы. Затем она дала знак сестре, чтобы та принесла ей горячего спирта. Кто знал, что все так получится? Макс, склонившись над пациентом, делал ему массаж сердца. Не отрываясь от работы, он скомандовал:

     – Сестра, приготовьте щипцы, пока Янсен шьет.

     Софи молча подошла к машине Спенсера-Уэллза, чтобы отключить ее. Быстро и аккуратно наложив швы, Янсен отошел сполоснуть руки. Потом опять вернулся к операционному столу, собираясь сменить Макса, а Софи снова забралась на свою подставку. Через минуту Макс сказал:

     – Хорошо, Ян. Давай. – Он убрал руку, как только Янсен занял его место.

     Макс отвернулся, чтобы тоже вымыть руки, потом, выпрямившись, – теперь уже он возвышался над маленькой группой людей, суетившихся вокруг стола, – спросил, обращаясь к доктору ван Стину:

     – Ну, как дела?

     – Думаю, успеем, – тут же отозвался доктор жизнерадостным тоном, посмотрев вниз на Софи и подмигнув ей, продолжая нажимать на кислородную подушку.

     Макс опять подменил Яна, а Софи заправила нитками иглы. Пора было отпустить нескольких сестер на обед. Им еще предстояли две операции. К счастью, операций, назначенных на послеобеденное время, было немного и они смогут передохнуть до половины третьего. Словно прочитав мысли Софи, Макс вдруг предложил:

     – Давайте побыстрее управимся с этими двумя операциями, а потом поднимемся наверх и перекусим, если, конечно, вы не возражаете, сестра. Если не ошибаюсь, у нас не много работы после обеда.

     Последняя утренняя операция закончилась как раз тогда, когда с обеда вернулась вторая партия сестер. Одним из них Софи велела позаботиться о кофе и сандвичах, а сама присоединилась к тем, кто принялся наводить в операционной порядок. Она могла бы поесть в столовой, думала Софи про себя, но это будет не раньше чем через десять минут. Она разбирала тележку, когда вернулся Макс и, как уже однажды бывало, сказал:

     – Ваш кофе стынет, Софи.

     Тыльной стороной руки, в которой держала неиспользованные тампоны, Софи откинула назад свой колпак.

     – Я перекушу в столовой, – сказала она и вежливо добавила: – Благодарю вас, сэр.

     Он невозмутимо посмотрел на нее:

     – Будьте так добры, выпейте кофе с нами, сестра Гринслейд.

     Софи положила тампоны на место. Макс произнес это таким тоном, что она просто не могла не повиноваться. С кротким видом, но внутренне раздраженная, она последовала за ним в кабинет. На столе уже стояли чашки с кофе, большое блюдо сандвичей и, как венец всего этого, огромный букет цветов.

     – Это от всех нас, – весело сказал Макс. – Мы ведь еще никак не отметили сегодняшний день, не так ли? И надо решить, что предпринять позже.

     Софи подумала, что он говорит о предстоящих операциях. Она скромно поблагодарила коллег за цветы и жадно набросилась на сандвич.

     – Но ведь все запланированные на день операции до смешного просты, – заметила она, – и я не понимаю, почему мы должны беспокоиться о том, что можем вовремя не уложиться.

     – Вы куда-то идете сегодня вечером? – спросил Ян.

     Софи удивленно посмотрела на него.

     – Кто? Это вы мне? – недоуменно спросила она, не особенно обдумывая слова. – Нет.

     – Разве у вас в Англии не принято отмечать дни рождения? – не отставал от нее Ян. – В Голландии это целое событие. Мы устраиваем по этому поводу пикники или вечеринки, на которые собирается вся семья.

     Софи довольно логично ответила ему:

     – Как я, интересно, устрою вечеринку, если мне некого на нее пригласить, и какой уж тут пикник, когда на улице такая погода? К тому же моя семья сейчас далеко от меня...

     – Ну, по такому-то поводу Джон, как там его, Остин уж мог бы приехать? – бархатным голосом пророкотал Макс.

     Софи слегка покраснела: она уже забыла о своем мифическом женихе.

     – Каким образом? – беззаботно отозвалась она. – Понедельник – тяжелый день для банковских служащих.

     Эта любопытная информация вызвала у присутствующих интерес, и они стали учтиво перешептываться между собой. Стараясь не смотреть на Макса, Софи допила свой кофе.

     – А я-то думал, – сказал Ян, – что понедельники, как раз наоборот, не самые трудные для банковских работников дни. Знаете, пока они раскачиваются после уик-энда...

     – Ян, мне кажется, я оставил свою табакерку в машине. Будь так добр, сбегай за ней, – прервал его Макс.

     Он бросил старшему хирургу ключи от машины и, поймав на себе взгляд доктора ван Стина, ласково ответил ему тем же. Софи, поставив грязную посуду на поднос, направилась к двери. Доктор ван Стин, не желая упустить случай, спросил:

     – Сестра, не возражаете, если мы тут покурим?

     – Ничуть, – бодро ответила Софи и подумала о цветах. Доктор закрыл за ней дверь и посмотрел на Макса.

     – Какой же я дурак, – пробормотал Макс. – Только что вспомнил, что оставил табакерку в раздевалке. – Он встал, и они улыбнулись друг другу.

     Было очень жаль, что не все новые друзья Софи в этот вечер дежурили. Софи полюбовалась присланными ей открытками, аккуратно разложила их на туалетном столике, потом спустилась в гостиную. Она была едва знакома с находящимися в ней сестрами и после односложного разговора, от которого ей было никак не уйти, извинилась и принялась рассматривать фотографии с видами города. Всего шесть часов, а она уже так устала от этого вечера – такого же пресного, как вчерашний картофель. Едва она собралась вымыть голову, как в дверях гостиной показалось знакомое милое лицо сестры-наставницы.

     – Сестра Гринслейд, к вам пришли. – Она ласково улыбнулась, и Софи встала.

     Должно быть, кто-то из операционной пришел предупредить о завтрашних операциях, подумала она.

     В по-домашнему уютной маленькой прихожей стояли Ян Янсен и доктор ван Стин.

     – Мы явились сюда, чтобы отвезти вас на вечеринку – на вашу вечеринку в честь вашего дня рождения. – Доктор ван Стин рассмеялся, когда увидел на лице Софи полное непонимание и удивление. – Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться?

     С Софи чуть не случился инфаркт, когда она увидела на обоих мужчинах смокинги.

     – Куда мы поедем? – поинтересовалась она.

     – Секрет, – решил не говорить Ян, – подождите и сами увидите. У вас есть какое-нибудь выходное платье?

     Софи довольно улыбнулась:

     – Есть, через двадцать минут я буду готова.

     Она была так же хороша, как и данное ей слово, – ровно через двадцать пять минут она присоединилась к ним. На ней было ее платье из янтарного цвета шелка и сверху – теплое твидовое пальто. Они вывели ее на холодную улицу, где их уже поджидал скипетр а-ля Хамбер доктора ван Стина – его автомобиль. Он сел за руль, а на задних сиденьях разместились Софи и Ян.

     – Когда же мне наконец скажут, куда я еду? – спросила Софи.

     – Когда приедем, – ответил Ян. – Я же сказал вам: это секрет.

     Было совершенно невозможно угадать маршрут, по которому ее везли, – этих улиц она не знала. Они ехали по дороге, ведущей в Амстердам, потом свернули куда-то в сторону и выехали уже совсем на другую дорогу – узкую и тихую, пролегающую вдоль реки. Когда они сбавили темп, чтобы проехать через Маарссен, она не без подозрения спросила:

     – Мы едем не в Амстердам, да?

     Доктор ван Стин свернул еще раз и вырулил на еще более узкую дорогу – река все еще продолжала преследовать их.

     – Ну вот мы и добрались, – сказал он и, въехав в большие ворота, стал подниматься на машине по подъездной аллее.

     Впереди дорога была освещена, и Софи увидела очертания большого дома. Машина остановилась у парадного входа – двери были настежь растворены, и они из сумерек погрузились прямо-таки в омут света. Софи в нерешительности поднялась по ступенькам крыльца, и глазам ее предстал стеклянный вестибюль с распахнутой внутренней дверью. Она внимательно посмотрела на незнакомого ей человека, державшего дверь, и решила про себя, что это дворецкий. Пройдя мимо него, она попала в прихожую: великолепие дубовых потолков и панелей, обшитых дорогой тканью, подсказало ей, кто владелец этого довольно мрачного богатства. Перед ней распахнулись тяжелые дубовые двери с резьбой, и она увидела лукаво улыбающегося Макса. Он подошел к ней – его элегантность прекрасно гармонировала со всей обстановкой, и Софи начала беспокоиться, а к месту ли сейчас ее твидовое пальто. Она услышала приглушенное учтивое воркование за спиной и с радостью избавилась от неуместных верхних одежд.

     – Хорошо, Годен, – сказал Макс, – повесь где-нибудь эти вещи мисс Гринслейд. – Потом он повернулся к ней: – Восхитительно выглядите, Софи. – Его лицо расплылось теперь уже в открытой улыбке.

     Стараясь не терять самообладания, она ответила:

     – Добрый вечер, доктор. – Ее красиво очерченные брови вопросительно поднялись.

     – О, дорогая моя, – в его голосе чувствовалась легкая насмешка, – я совсем забыл про свои манеры – во всем виновато ваше прелестное платье.

     – Добрый вечер! – Доктор ван Стин и Ян подошли к ним, и Макс приветственно им кивнул:

     – Знаешь, Карел, я начал было беспокоиться, почему это вы так задерживаетесь, а потом вспомнил, что твоя машина имеет привычку тащиться как черепаха... – Все трое дружно засмеялись, а Софи все это начало сильно надоедать – какого черта они привезли ее сюда? Она так прямо и спросила их об этом.

     – Разве мы не говорили тебе, что в Голландии день рождения – один из самых важных праздников? Вот мы и решили показать тебе, Софи, как он отмечается в нашей стране, – ответил Макс.

     Он взял Софи за руку и подвел к двустворчатой двери, из которой сам вышел, чтобы встретить ее. Впереди них тихой поступью шел Годен. Он открыл дверь, и перед взором Софи предстала огромная комната со множеством столиков, мягко освещаемая многочисленными светильниками, а в середине комнаты, в самом верху, горели лампы, приглушенные карнизом, которые в самом выгодном ракурсе освещали расписной потолок.

     В комнате было человек десять народу. Как только Софи показалась в дверях, задыхаясь от волнения, гости, повернувшись к ней, дружно запели гимн ко дню рождения, точнее короткую и разухабистую его версию. Она чувствовала, как Макс крепко сжимал ее руку. Когда пение прекратилось, он пробормотал:

     – Эта песня для тебя, именинница: «И долго она будет жить во славе». – Он бросил на нее пламенный взгляд. – А теперь пусть каждый пожмет тебе руку.

     Остервельд представил ее по очереди каждому гостю. Из-за того, что он держался рядом, и потому, что его манеры были так изящны, она чувствовала себя раскованно. Софи приятно было увидеть среди гостей Аделаиду и ее улыбающегося, спокойного мужа, который, учтиво перекинувшись с именинницей несколькими словами, повернулся к Максу и сказал, что ему нужно кое о чем позднее с ним поговорить. Софи, воспользовавшись моментом, обернулась и была тотчас атакована доктором ван Стином и Тинеке. С ними был маленький, смуглый человечек, обаятельный, словно Дон-Жуан, который позволил Софи называть себя Гарри. Он протянул ей бокал, взяв его с подноса, когда Годен обходил с ним гостей. Софи сделала несколько глотков, но так и не смогла понять, что за чудесный напиток она пьет. Гарри так забавно себя вел, что рассмешил ее. Она потеряла из виду Макса, зато то и дело ей на глаза попадались прогуливающиеся по комнате Ян и хорошенькая светловолосая девушка. Софи решила не терять времени даром и принялась разглядывать дамские туалеты. Прежде всего ей бросилось в глаза, что у всех дам платья были сшиты по заказу. На Аделаиде, которая на время куда-то отлучалась, а теперь опять вернулась в компанию, был простенький туалет, но это только на первый взгляд, – нежно-голубое шифоновое платье по цвету как нельзя лучше подходило к ее огненно-рыжим волосам. Тинеке, в платье из черного бархата, походила на принцессу из волшебной сказки. Софи облегченно вздохнула: как хорошо все-таки, что она надела свое янтарное шелковое платье. Конечно, оно не было произведением «высокой моды», но и стыдиться за свой внешний вид не стоило. Она мило улыбнулась Гарри, который взял у нее бокал.

     – Послушайте...

     Но тут спокойный внятный голос Годена объявил, что обед на столе. Гарри положил свою руку на руку Софи, но тут появился Макс, и он поспешил убрать ее.

     – Это моя привилегия, старина, – любезно сказал Макс и взял Софи под руку. Она взглянула на него – хотя он и улыбался, ей показалось, что где-то в глубине его души затаилось раздражение.

     Столовая была обставлена со скромным великолепием и представляла собой довольно неприветливую комнату, от которой веяло мрачным средневековьем, хотя, если обедать в ней каждый день, подумала Софи со свойственным ей здравомыслием, она вряд ли покажется таковой. Она села справа от Макса, рядом с Яном; Софи понятия не имела, что ела, а вот шампанское, которое пили за ее здоровье, она не узнать не могла.

     За столом говорили обо всем, атмосфера вокруг царила веселая и непринужденная, гости много смеялись. Стоило Софи замолчать на мгновение, как тут же вмешался Макс.

     – О чем это ты думаешь, Софи? – раздался его голос на фоне стоявшего в столовой гама.

     Она взяла ложечкой кусочек искусно приготовленного мороженого и посмотрела на него.

     – О Мэри, – ответила Софи. – Ей бы здесь очень понравилось. – Элегантным, еле заметным движением руки она окинула гостей и богато обставленную комнату с прелестно сервированным столом. – Она бы... прекрасно вписалась сюда, правда? Ведь она так хороша собой и всегда знает, о чем говорить, – сказала Софи задумчиво, даже не подозревая, что похожа на Пьеро.

     Макс улыбнулся:

     – Ох уж эта остроумная очаровашка Мэри, но мне она, боюсь, совершенно ни к чему.

     Софи покраснела и сказала простодушно:

     – А все-таки жаль. Но теперь я понимаю почему. – Она окинула взглядом гостей и остановила его на Тинеке. Макс, внезапно нахмурившись, также посмотрел на свою девушку.

     – Итак, вы теперь понимаете... – начал было он, но Софи, увидев, что с другого конца стола ей кивает пожилая дама, поспешила подняться.

     Женщины, разбившись на группки, проследовали в гостиную, где стали ждать кофе и кавалеров. Аделаида ван Эссен, удобно устроившись на уютной софе, подозвала Софи к себе. Но едва они успели обмолвиться парой слов, как к ним подошла Ван-дер-Вийд.

     – Тинеке Пеннинк хочет поговорить с тобой, – дружески сказала она Софи. – Если хочешь, я провожу тебя к ней.

     Софи усадили рядом с довольно внушительной пожилой леди, которая внимательно рассматривала все и вся через лорнет. К счастью, глаза под лорнетом показались Софи добрыми. Она сидела и ждала, пока пожилая дама заговорит.

     – Как вам понравился дом, мисс Гринслейд?

     Софи не ожидала подобного вопроса. Немного помешкав, она ответила:

     – Я практически не видела его, во всяком случае большую его часть. Но то, что я имела возможность посмотреть, показалось мне очень красивым и старинным. – Ей вспомнились вдруг обшитые дорогой тканью панели в прихожей, и она заговорила о них. Ее собеседница одобрительно посмотрела на нее и на каком-то неестественном для разговорной английской речи языке спросила:

     – А что представляет собой ваш дом, из которого вы к нам приехали, мисс Гринслейд?

     Софи опять запоздала с ответом, и Тинеке Пеннинк поспешила первой нарушить возникшую паузу:

     – Я сказала что-нибудь оскорбительное? Может быть, порой я и делаю ошибки. Видите ли, у меня очень мало практики в английском.

     Софи очаровательно улыбнулась ей.

     – Дело совсем не в этом, просто из вашего вопроса нельзя понять, что вас интересует – моя семья или дом, в котором я живу.

     – И то и другое, – ответила дама, – и особенно ваши собака и кошка. – Увидев, что Софи удивлена, она поспешила пояснить: – Мой внук Макс, знаете ли, как-то рассказывал мне о них.

     Софи приятно было поговорить о доме и о семье с человеком, который, казалось, искренне интересуется этим, и, потом, ее родные были сейчас так далеко от нее. Они мило беседовали, пока не подошел Макс и не прервал их:

     – Бабушка, мы пойдем немного потанцуем. Ты не обидишься, если мы оставим тебя здесь одну? Ну, Софи, пошли – на тебя возлагается обязанность открыть бал.

     Кто-то скатал красивый выцветший ковер и положил его под большими окнами; включился проигрыватель, и Макс пригласил Софи на танец. Они почти не разговаривали во время танца, только однажды Макс поинтересовался, весело ли ей. Когда танец закончился, он передал ее Яну, а сам закружился с Тинеке – Софи видела, как увлеченно они болтали о чем-то, совсем как в том уличном ресторанчике, где она не так давно застала их вместе. Возможно, из-за этих воспоминаний она несколько раз танцевала с Гарри. Конечно, Софи не могла сказать, что была в восторге от него, но он так неистово ее расхваливал, пел ей такие замысловатые дифирамбы, что она не усмотрела в его поведении ничего оскорбительного, как раз наоборот. Даже когда он отходил, она не испытывала недостатка в кавалерах. Неизвестно откуда возникший барон ван Эссен – он был необыкновенно оживленным в этот вечер – посетовал на то, что популярность Софи так высока, что нет никакой возможности пригласить ее хотя бы на один танец. Конечно, это было не совсем так – барон привирал, но ей приятно было слышать это, и она по-дружески обняла его.

     Вечеринка закончилась только к полуночи. Гости направились в прихожую за своими пальто и манто. Все уже были одеты и прощались друг с другом, когда Софи услышала позади себя голос Гарри.

     – Я отвезу вас, – бодро сказал он. Тогда Софи стала возражать и говорить, что ее подвезет доктор ван Стин, однако докучливый кавалер ни о чем не желал слышать. Ее уже начинала раздражать его настойчивость, но тут откуда ни возьмись появился Макс.

     – Софи, я отвезу вас. Видите ли, Тинеке хочет поговорить с Карелом о каком-то концерте или о чем-то в этом роде, и Ян пожелал к ним присоединиться. Ты не подождешь несколько минут, пока все разойдутся? – Он посмотрел на Гарри. – Гарри, как мило с твоей стороны было все бросить и приехать сюда. Ты сам прекрасно знаешь, что за вечеринка без тебя!

     Макс продолжал стоять рядом с ними, а Софи принялась так тепло и дружелюбно прощаться с Гарри, как будто была его лучшей подругой. Она никогда не простилась бы с ним подобным образом и не дала бы своего телефона, если бы не наблюдавший за этой сценой Макс.

     Гарри присоединился к остальным гостям, и Макс, выйдя проводить их, остался в парадных дверях и помахал им на прощанье рукой. Потом попросил Годена подвезти к дому его машину и вернулся обратно, застав Софи у огромного камина, изучающую изображенное над ним родословное древо. Только занимало ее сейчас совсем не это, а предстоящая дорога в больницу с Максом. Она была уверена в том, что Максу нет до нее решительно никакого дела, а ей бы так хотелось, чтобы это было не так. Вдруг вспомнилась пословица, которая гласит, что половина буханки лучше, чем совсем без хлеба, – видно, такая уж у нее судьба – довольствоваться половиной.

     – Это очень интересно, – сказала как ни в чем ни бывало Софи подошедшему к ней Максу, указывая на непонятные для нее письмена.

     Он равнодушно посмотрел на них:

     – Я думал, вы будете более благоразумны и не позволите такому пустому ветренику, как Гарри, вскружить вам голову.

     Сначала она подумала, что он шутит, но, когда взглянула на его лицо, поняла, что это не так, – оно было рассерженным. Софи снова перевела взгляд на его семейное древо, а он язвительно продолжал:

     – Да, он, конечно, находка для молоденьких легкомысленных барышень, но для вас... – Он не закончил мысли, и этот его утонченный выпад против ее беспечности повис в возникшей вдруг тишине.

     Софи внимательно вглядывалась в черные, причудливых форм буквы, нарисованные на стене, пытаясь составить из них слова. Максимилиан ван Остервельд, прочитала она, родился в 1569 году, женился на Юлиане Ван-дер-Пост. Она прочитала это несколько раз в надежде, что ее рассерженное лицо примет свое обычное спокойное выражение, потом слегка вздохнула и сказала безразличным тоном:

     – Я нахожу его забавным. А вы, доктор, забыли, что я не являюсь ни молодой, ни легкомысленной, а даже если это было бы и так, то знайте, что не так-то просто вскружить голову дурнушкам.

     – Я что-то не припомню, чтобы хоть раз назвал вас дурнушкой, – сказал он взволнованно.

     Софи усмехнулась:

     – Да я не вас вовсе имею в виду, а себя. Но как бы то ни было, доктор, я не понимаю, какое дело до всего этого лично вам. – Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, обрамленными длинными ресницами, – он мог заметить, что она злится.