Текст книги "В огне страсти"

Автор книги: Бетти Нилс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Глава 1

     Старшая медсестра София Гринслейд поморщила под марлевой повязкой прямой носик и почти с вожделением подумала о чае. Операции должны были закончиться уже час назад, но помешал экстренный случай – пришлось удалять селезенку. Но вот наконец последняя на сегодня операция – простенький случай аппендицита. Дежурный хирург отделения Том Каррадерз протянул сестре руку в перчатке – он собирался накладывать швы. Она подала ему изогнутую иглу с ниткой и взглянула на часы. Пять минут, подсчитала София, – и она свободна. Сестры уже полчаса как приступили к дежурству. Она подала зажим для наложения швов как раз в нужный момент; кивнула младшей медсестре, чтобы та занялась тампонами, а сама стала укладывать использованные инструменты в стоящий рядом бак с соляным раствором. София задержалась только для того, чтобы положить иглу в выжидательно протянутую ей руку дежурного хирурга. Подняла красиво очерченные брови на так называемую дозорную медсестру, которая уже успела усвоить, что сия мимика означает – нужно вынести бак. Затем сестра Гринслейд сошла с маленькой квадратной скамеечки, установленной позади ее тележек, обитых белой тканью, и направилась к заведующему отделением, стоявшему напротив Тома Каррадерза, готовясь наложить повязку из липкого пластыря на аккуратно зашитую рану. Это обстоятельство обрадовало ее.

     – Санитаров сюда, пожалуйста, – произнесла она приятным голосом и последовала за хирургом к умывальнику, нагнулась, чтобы поднять сброшенные им на пол халат и колпак. Привыкшая за годы работы к дурным манерам хирургов, София, не говоря ни слова, бросила белье в ведро. Она спокойно стояла, пока сестра развязывала ей халат и снимала с нее колпак и маску, за которой скрывалось довольно миловидное, хотя и простоватое лицо. Миловидность эту придавали необыкновенно красивые глаза, обрамленные очень темными ресницами, ибо нос ее был самым обычным и непримечательным, рот, пожалуй, чересчур большим, а волосы, собранные в пучок, делали ее похожей на мышку. София была невысока, пожалуй, даже мала, но ее исключительно красивая фигура отлично компенсировала недостаток роста.

     В санитарной комнате она присоединилась к двум коллегам – атмосфера тут царила дружелюбная и непринужденная. Все трое устали и хотели домой.

     – Который час? – спросил Том.

     – Почти шесть, – ответила София, продолжая мыть в раковине инструменты. – Если вы торопитесь, то можете уходить.

     – А какие планы на вечер у тебя? Назначено свидание?

     София закрыла кран. В глазах ее загорелся озорной огонек.

     – Оба кавалера продолжают добиваться моего внимания. Ох уж эта моя роковая красота! – усмехнулась она и, простившись, вышла.

     Десять минут спустя София уже шагала к дому. Вечер выдался довольно прохладный, несмотря на то, что октябрь только начался. Но все равно вдохнуть глоток свежего, хотя и холодного воздуха после духоты операционной было на редкость приятно. Больница, в которой работала София, находилась в довольно милом районе Лондона; дома вокруг нее были большей частью старые, ухоженные и почти все с верандами. Когда она спешила домой, во многих окнах уже горел свет. Дом, в котором жила София, купил ее отец, – он работал консультантом в этой же больнице. В то время она была еще очень мала. Ее родители погибли в автокатастрофе, когда ей едва исполнился двадцать один год и она только начинала ассистировать в операционной. Ей пришлось поглубже спрятать горе, так как на ее плечи легла огромная ответственность – в одиночку вести дом. На руках у нее осталось трое детей школьного возраста, и она разрывалась между уготованными ей ролями матери, экономки и няньки одновременно, с одной стороны, и значительно урезанной, ущербной служебной и личной жизнью – с другой. И все же ей здорово помогали миссис Гринслейд – бабушка, жившая с ними, и Синклер, служивший денщиком у ее отца во время войны, а после демобилизации прижившийся в их семье. Софии было три года, когда Синклер появился в доме. В ту пору завязалась их дружба, которая длится и поныне. Это был глубоко преданный друг семьи, всеми любимый и уважаемый.

     Завернув за угол, София оказалась на улице, где жила. Их дом почти совсем обветшал, и это было заметно даже в сумерках. На тротуаре возле дома стоял мальчик – ее младший брат Бенджамин. Она нахмурилась и ускорила шаг. Должно быть, мальчишка опять попал в какую-нибудь переделку, иначе зачем это высокому господину понадобилось держать его за плечо. София подошла к ним и уже открыла рот, намереваясь сказать что-нибудь в оправдание брата, но ее опередили.

     – А, сестра София, очень приятно, – услышала она нетерпеливый, с заметной издевкой голос.

     Она взглянула на говорящего: это был высокий, крупный мужчина, по виду высокомерный и самонадеянный, еще не старый и довольно симпатичный, но из-за вызывающей манеры держаться казавшийся старше. Он тоже посмотрел на нее холодными голубыми глазами – Боже, она уже и не помнила, когда в последний раз встречала столь леденящий душу взгляд.

     Сердце Софи бешено колотилось. Она была очень раздражена.

     – Да, меня зовут София, – сказала она, сохраняя невозмутимый вид. – И все же я не понимаю, как можно быть столь грубым и бесцеремонным.

     Незнакомец слегка наклонил голову набок – слабый свет уличного фонаря превратил его седоватые волосы в серебристо-белые – и вкрадчивым бархатным голосом произнес:

     – Моя любезная милая мадам, почему вы считаете, что я с вами бесцеремонен? Я обратился к вам по имени просто потому, что мне надо было как-то к вам обратиться.

     Эти слова привели ее в бешенство. Гнев буквально душил ее, однако София перевела дух и повернулась к брату.

     – Что ты натворил, Бен? – спросила она спокойно, стараясь совладать с раздражением, и тут заметила, что мальчик бледен. – С тобой все в порядке? Что случилось?

     Бен посмотрел на нее с облегчением, отравленным изрядной дозой отвращения двенадцатилетнего мальчишки к подобным сценам.

     – Я столкнулся с машиной этого господина.

     Мужчина резко прервал его:

     – Вам следует объяснить брату, что довольно глупо переходить улицу, не убедившись в том, что машин поблизости нет.

     В этот момент Софи заметила сверкающий «бентли», припаркованный у обочины. Маловероятно, чтобы машина могла получить хоть какие-то повреждения, – вид у нее был безупречный.

     – Наверное, вы слишком быстро ехали, – сказала она с возмущением.

     Он рассмеялся с неподдельным весельем.

     – Я бы не сказал. – Насмешка все еще чувствовалась в его голосе. – У меня нет привычки пренебрегать правилами безопасности в дороге; и еще, разрешите напомнить вам, что не вы, а я должен злиться! Я не очень-то люблю смотреть в оба, чтобы не пропустить каких-то там мальчишек и больших собак.

     Софи пристально посмотрела на него и слабым голосом переспросила:

     – Больших собак? Клякса! – уже с испугом позвала она, сняла перчатку и, засунув в рот два пальца, громко свистнула, чем изрядно напугала брата и хозяина «покалеченной» машины. Затем повернулась к брату: – Бен, я же говорила тебе, чтобы ты не разрешал Кляксе перебегать дорогу без поводка!

     – Я правда не разрешал, Софи. Но за нами увязался Титус. Он уселся на стоянке, вот Клякса и бросился к нему, как только я снял с него поводок. – Бен помолчал с секунду. – Я должен был побежать за ним, разве нет?

     Софи замешкалась с ответом, взгляд ее был устремлен на хорошо скроенный твидовый пиджак незнакомца.

     – Да, – согласилась она. – Я думаю, ты прав.

     Она перевела взгляд на большую черную псину, которая, судя по виду, была богато одарена кровями своих многочисленных, но неизвестных предков. Собака перешла через дорогу со всей осторожностью ребенка, который лишь недавно усвоил правила дорожного движения; ее блестящие черные глаза остановились на господине в твидовом пиджаке – взгляд требовал от него изменить свою точку зрения. За собакой следовал совершенно неотразимый кот, чье явно низкое происхождение и не очень-то изящные манеры прекрасно компенсировались чувством собственного достоинства.

     Софи вздохнула с облегчением и неизвестно зачем произнесла:

     – Ну вот и они. – Потом, немного помолчав, прибавила: – Они преданы друг другу. – Произнесено это было так, как будто именно сие обстоятельство и должно послужить оправданием случившемуся. Она опять вздохнула; от волнения ей было тяжело дышать. – Животные не причинили вреда вашей машине, правда?

     Софи посмотрела на молчащего мужчину, стараясь не замечать, как он красив. Клякса встал на задние лапы с явным намерением подружиться. Незнакомец растерянно похлопал пса по загривку и снисходительно взглянул на Титуса, трущегося о его элегантные брюки. Затем переметнул свой пристальный взгляд на Софи и сказал:

     – «Бентли» не так-то... э-э... просто помять.

     – Послушайте, сэр, она в самом деле ваша? – Энтузиазм Бена, видимо, поборол в нем чувство страха.

     Черные брови незнакомца приподнялись.

     – Естественно.

     Мальчик посмотрел на элегантный кузов автомобиля и заявил:

     – Я бы предпочел быть сбитым «бентли», нежели автомобилем другой модели, и, конечно, не отказался бы от «роллс-ройса».

     – Знай я заранее, – пробормотал мужчина, – приложил бы все усилия, чтобы угодить тебе.

     От волнения лицо Софи залилось краской, – к ее счастью, сгущавшиеся сумерки скрыли это от посторонних глаз.

     – Прошу прощения, но, если вы и в самом деле уверены, что Бен ничего не натворил, мы пойдем. Бен, извинись перед господином – ты его изрядно расстроил, – холодно сказала она.

     – Разве я выгляжу огорченным? – Он широко улыбнулся, и щеки Софи вспыхнули вновь. Выслушав извинение Бена, он ласково потрепал его по плечу. – Прощайте, – сказал он и направился к машине. Положив руку на дверцу, обернулся:

     – Клякса? Что, породой не вышел?

     – А мы и не претендуем на родовитость, – ответила Софи.

     – А Титус? Сдается, здесь кроется какая-то латинская премудрость... Но я, право, не знаю.

     – Он любит овсянку.

     Мужчина пожал плечами:

     – Я стал таким несообразительным или, может быть, слегка подзабыл вашу историю... – Он сел в машину, тихо замурлыкал мотор, и брат с сестрой услышали, как незнакомец пожелал им спокойной ночи.

     Софи заперла дверь за компанией маленьких бандитов, сняла пальто, шляпу, отправила Бена мыть руки и пошла на кухню. Синклер заваривал чай. Он посмотрел на нее и простодушно заметил:

     – Поздновато вы сегодня, мисс Софи. Я слышал, вы говорили с кем-то на улице.

     Кухня находилась в задней части дома – вряд ли Синклер слышал их разговор. А то, что случилось, – ах, об этом и говорить не стоит.

     – Бен натолкнулся на машину, и нам пришлось извиниться перед водителем.

     – Перед раздраженным водителем, не так ли? А между тем это им следует быть внимательней: сбивают несчастных детей!

     Софи оперлась руками о край кухонного стола.

     – О, Синклер, все было совсем не так. Это Бен виноват, а этот человек... он был очень мил, – мягко заключила она.

     «Милый» вовсе не было тем определением, которое он заслуживал... Она стала мысленно перебирать эпитеты, которые могли бы описать его. Он обидел ее и осмеял, поставил в неловкое положение, заставив почувствовать себя полной идиоткой, дерзким подростком; и, конечно, куда уж каким «милым» он был бы, если б все-таки сбил Бена.

     – Что у нас на ужин, Синклер? Кстати, я ужасно хочу чаю, – сказала она, вздыхая.

     – Ваша бабушка, мисс, велела приготовить цветную капусту. Пейте свой чай, а я пока приготовлю все остальное.

     Софи вошла в гостиную, и все трое ее родных, сидящие в комнате, посмотрели на нее. Заговорили они одновременно:

     – Софи, что там случилось с этим мужчиной и его машиной?

     – Он не англичанин, правда, Софи? Даже если он все понял про Титуса... Он сказал, что у него есть «роллс-ройс», да? Пенни говорит, я придумываю.

     – Он выглядел великолепно, – сказала ее сестра Пенелопа печальным тоном королевы, томящейся от любви.

     Софи поставила поднос на стол, налила себе чашечку чаю и неторопливо ответила на все вопросы, делая вид, что это ее не слишком волнует. Она оглядела комнату и, улыбаясь, посмотрела на бабушку – та уютно расположилась у камина, не спеша разгадывая кроссворд в «Телеграф».

     – Машина чуть не сбила Бена – по его же вине. Нам пришлось задержаться и извиниться перед водителем. Кстати, он оказался очень приятным человеком.

     Бабушка посмотрела в ее сторону. Ее миловидное молодое лицо засветилось любопытством.

     – Так-так. Мужчина? Пенни говорит, он очень симпатичный.

     – Да, очень, – спокойно отвечала Софи. – И я думаю, Бенджамин прав, полагая, что он иностранец.

     Пенелопа сладко вздохнула. В свои пятнадцать лет она была полна романтических иллюзий, а потому порой просто невыносима.

     – Он сногсшибателен. Я не очень хорошо разглядела его в окно. Ты должна была пригласить его в дом, Софи. Почему ты не сделала этого?

     Софи была удивлена.

     – Мне это и в голову не пришло, – честно призналась она, сочувственно посмотрев на хорошенькое, удрученное сим досадным фактом лицо своей младшей сестры. – Он был, кстати, не так уж и молод, – осмелилась она заключить.

     – Я, пожалуй, слишком взрослая для своих лет, – настаивала Пенни. – И разве возраст может быть помехой для настоящей любви?

     Это глубокомысленное замечание заставило всех рассмеяться. Пенни с удовольствием присоединилась к веселой компании.

     – Ну, положим, он немного староват для меня, но зато для тебя, Софи, в самый раз. Ты же всегда говорила, что мечтаешь о высоком красивом мужчине, который осыпет тебя драгоценностями, укутает мехами и увезет в свой замок.

     – Я в самом деле говорила это? – удивилась Софи. Наполовину забытые мечты, вытесненные прозаической рутиной суетливой жизни, пробудили в ее душе давно уже дремавшую струну. Она покачала головой и сказала отрывисто: – Должно быть, это было очень давно.

     Софи уже почти заснула, как вдруг вспомнила, что случайный знакомый не попрощался с ними, а только пожелал спокойной ночи. Это ничего не значит, сонно говорила она себе, хотя, надо признать, утешает.

     Наступило утро, и поток домашних дел смыл все ее романтические мысли. Софи с головой погрузилась в водоворот домашней и служебной суеты. Даже во время короткого пути в больницу мысли ее были заняты братом Люком, который учился на последнем курсе медицинского факультета в Эдинбургском королевском университете. Очень способный молодой человек. Ему двадцать два, он почти на четыре года младше нее. Она исправно посылала брату деньги, чтобы тот мог учиться. Еще год – и он станет врачом, тогда-то можно будет подумать об образовании Пенни, а позднее и Бенджамина. Мрачноватая мысль о том, что к тому времени ей будет уже под сорок, на мгновение затмила ее радужные мечты о будущем Пенни и Бена, но она не принадлежала к типу женщин, привыкших жалеть себя. В полном порядке, как всегда веселая, вошла она в санитарную, а затем в операционную. Все было готово к операции. Медсестра из их бригады делала последние приготовления.

     Софи принялась заправлять нитками иглы. Из санитарной комнаты до нее доносился приглушенный шум мужских голосов. Первой на сегодня была запланирована сложная операция по резекции поджелудочной железы и двенадцатиперстной кишки. Оперировать будет мистер Джайлз Радклифф – главный хирург-консультант, а ассистировать ему, вероятно, запасной хирург отделения Билл Эванс, совсем недавно закончивший обучение и прилагающий все усилия, чтобы угодить главному хирургу. Он еще очень нуждался в скромной помощи Софи, которая безропотно исполняла в операционной все его немые, посредством взглядов и кивков, указания, с тем чтобы в нужный момент требуемый инструмент был в его руке. В комнату вошли не два, как обычно, а три хирурга. Софи подняла голову, чтобы поздороваться, но «доброе утро» так и застыло у нее на устах. Третьим хирургом оказался тот самый мужчина с «бентли». Его бледно-голубые глаза невозможно было не узнать, несмотря на то что он уже облачился в маску и халат. Все трое пристально смотрели на нее – Софи была не в состоянии понять, что выражали их глаза.

Глава 2

     Хирурги засновали по операционной, желая убедиться, все ли готово к операции. Мистер Радклифф бросил беглый взгляд на пациента и обратился к сестрам:

     – Софи, это профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд – он будет оперировать сегодня утром. – И повернулся к высокому человеку рядом с собой: – Макс, это мисс София Гринслейд, старшая операционная сестра.

     Представленные посмотрели друг на друга из-под масок. Красивые ореховые глаза Софи, широко раскрытые от удивления, встретились с его холодными голубыми. Она сказала что-то, должно быть какой-нибудь пустяк, – вернее, пробормотала. Ионхер ван Остервельд спросил ее:

     – Как дела?

     По голосу чувствовалось, что, в сущности, это его не очень-то интересовало, так, чистая формальность, не более. Через мгновение он повернулся к пациенту.

     У Софи не было времени размышлять, почему сердце ее так колотится и горят щеки. Годы медицинской практики и дисциплинированность помогли ей преодолеть смятение; она подала Биллу Эвансу баночку с тампонами, а мистеру Радклиффу – большую стерильную простыню, которую хирурги расстелили с тщательностью заботливой хозяйки, покрывающей стол своей лучшей скатертью. Простыня полностью укрыла безмолвного больного, оставив лишь маленький участок кожи, предназначенный для разреза. Сидя за столиком, уставленным всевозможными баночками с тампонами, заложенным стопками полотенец и рядами зажимов, Софи спокойно ожидала начала операции.

     – Приготовьтесь, – сказал анестезиолог.

     Софи была и без предупреждения готова, в любой момент ожидая команды: «Начинайте, сестра». На столике в нужной последовательности разложены скальпели, тампоны, салфетки и зажимы для артерий. Наконец такая команда была получена. Мистер Радклифф протянул руку за скальпелем, и Софи предоставила Биллу заниматься мышцами. Она быстро оглядела операционную. Штат медсестер был отлично подобран – все прилежно выполняли свою работу. Она кивнула по очереди каждой из сестер, брови ее были подняты. Все до одной внимательно следили за ней. За спиной Софи услышала шепот:

     – Молокосос!

     Включили свет. Софи передала Биллу стерильный наконечник. Молодой хирург выглядел взволнованным, так как, похоже, ему нечего было делать. Он с удовольствием взял наконечник, обрадованный, что опять вовлечен в работу. Софи проверила зажимы и иглы, предназначенные для зашивания кишок, промыла и продезинфицировала использованные щипцы, подала их хирургу, потом взглянула на Ионхера ван Остервельда. Он смотрел перед собой, мягко пальпируя кишечник. Всем своим видом доктор давал понять, что глубоко поглощен этой деликатной задачей. Наконец он перевел взгляд на мистера Радклиффа:

     – Я думаю, стоит попытаться, – как вам кажется?

     Софи проследила, как мистер Радклифф проделал то же, что и Остервельд, и кивнул. Она поймала на себе взгляд одной из сестер и молча опустила глаза. Сестра наполнила банки свежим соляным раствором и отошла за новой его порцией: операция обещала быть долгой. Скоро надо будет поменять ваколитер; Софи подняла вверх палец, и младшая сестра быстро отправилась за стерильными инструментами. Хирурги работали в унисон, тихо переговариваясь между собой. Голландец рассекал скальпелем ткани с изящным мастерством; Софи опять подняла палец – сестра подошла к краю стола, в руках она держала лоток, чтобы принять результат кропотливой работы голландского хирурга. Он прогнулся назад, разминая свою длинную спину, потом опять склонился над пациентом. Раздался голос мистера Радклиффа:

     – Ты слишком высокий, Макс, по меньшей мере шесть футов. Жаль, не можешь поделиться с Софи и дюймом. Ей приходится стоять на скамейке – ты бы понял, о чем я говорю, если бы увидел ее стоящей на земле.

     – Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду; мне уже приходилось видеть ее в натуральную величину. – Он взял из рук Софи атравматическую иглу, даже не посмотрев на сестру.

     – Вы уже встречались? Где?

     – На улице, вчера вечером, но мы... э... не представились друг другу.

     Софи казалось, он смеется над ней из-под маски. Она резко спросила:

     – Какой номер кетгута вы будете использовать, сэр?

     Он приступил к длительной имплантации, не отрывался от работы и на вопросы Софи отвечал теперь другим тоном – в нем больше не слышалось веселых ноток. На протяжении всей операции хирурги разговаривали между собой, к ним присоединился даже Билл, но Софи в разговор они так и не вовлекли. Когда все было закончено и больного вывезли из операционной, мистер Радклифф усталым голосом предложил пойти и выпить по чашке кофе перед следующей операцией.

     – Спасибо за помощь, сестра, вы очень хорошо справляетесь со своей работой, – сказал голландец.

     Мистер Радклифф оглянулся в дверях:

     – Да, конечно, она молодец. Софи, пойдем с нами пить кофе – мне надо поговорить с тобой.

     Недоумевая – особых причин для разговора как будто не было, – она повиновалась. Операционная была приведена в порядок по всем правилам, предписываемым персоналу. Все было готово для очередной операции. Софи повела хирургов в свой кабинет. Они учтиво подождали, пока Софи сядет за стол, и только потом разместились сами: мистер Радклифф занял еще один имевшийся в ее кабинете стул, Билл Эванс присел на край стола, а голландец удобно устроился на подоконнике. На них все еще были колпаки, резиновые тапочки и плотные облегающие фартуки; едкий запах резины наполнил маленькую комнату. Своеобразный вид хирургов дополняли также расстегнутые рубашки без галстуков и засученные рукава, но Софи, ко многому привыкшая за годы работы в больнице, не обращала на это внимания. Она налила кофе в кружки с веселым рисунком, подаренные ей сестрами к Рождеству, насыпала в каждую из них изрядную дозу сахара и раздала гостям этот бодрящий напиток, предложив к нему, почти по-матерински, диетическое печенье. Мужчины заговорили о делах, и Софи смогла с легкостью к ним присоединиться. Она с пониманием слушала то, о чем они говорили, и толково отвечала на вопросы. Мистер Радклифф дождался, пока Билл допьет свой кофе, и отправил его с поручением сделать обход больных. Когда Билл ушел, он попросил еще кофе и сказал:

     – Софи, я собираюсь в отпуск, месяца на полтора.

     Софи, опустив свои удивительно длинные ресницы, молчала.

     – Мне советуют немного отдохнуть. Макс любезно согласился поработать за меня в мое отсутствие, по крайней мере первые недели. По чистой случайности его операционная в Утрехте сейчас закрыта для переоснащения.

     Софи подлила еще кофе голландцу и тихо спросила:

     – Вы нездоровы, дядя Джайлз?

     Когда она передавала кружку профессору Ионхеру ван Остервельду, брови его поползли вверх, но Софи делала вид, что не замечает этого. Голландец едва перемолвился с ней несколькими словами, и, подумав, что он вряд ли обратится к ней теперь, девушка повернулась к нему спиной.

     Мистера Радклиффа сложно было обмануть. Он видел все: и поднятые брови голландца, и вспыхнувшие щеки Софи, – а потому, не ответив на ее вопрос, сказал следующее:

     – Ваши отцы были моими лучшими друзьями, но им так и не пришлось встретиться. А я был крестным отцом у вас обоих, между прочим. – Он откашлялся. – Странно, что вы встретились вот так.

     Макс ван Остервельд встал, явно не подозревая, что Софи с интересом наблюдает за ним.

     – Да, это очень странно, – сухо согласился он. – Я полагаю, однако, прошло лет десять, а то и более, между этими вашими благими услугами.

     – Какое это имеет значение? – воскликнула Софи. – Уже одно это обстоятельство Должно сделать нас... – Она запнулась. Хотела сказать «друзьями», но взгляд, который поймала сейчас на себе, был далек от дружеского – в нем отсутствовал даже намек на теплоту, лишь сквозили насмешка и удивление. От смущения Софи залилась румянцем и, обиженная, нахмурилась. Она была очень благодарна дяде Джайлзу, когда он встал и сообщил, что пора бы им вернуться к работе.

     Они работали без перерыва еще два часа. Сестры поочередно выходили на обед. Когда наконец очередь дошла до Софи, было уже начало третьего. Она пообедала, как это нередко случалось, в полном одиночестве, думая о событиях сегодняшнего утра. С их новым хирургом она обменялась лишь парой слов во время перерыва. С ним легко и приятно работать, отметила она про себя, но, похоже, ее расположение к нему мало его интересовало. Она поймала себя на мысли, что, в сущности, ничего о нем не знает, – а может быть, он женат? Или у него есть невеста? Эти мысли расстроили ее и удручили; не очень-то вкусный обед показался просто несъедобным. Она вернулась в операционную.

     Не было еще и пяти часов, когда последняя на сегодня операция подошла к концу. Хирурги на ходу сбрасывали халаты и колпаки. Софи и сестры принялись скоблить и мыть операционную. Сестры так старались, что уже через минут десять Софи почувствовала свое дальнейшее здесь пребывание излишним и позволила себе удалиться с дежурства. Она ненадолго задержалась в санитарной, чтобы промыть скальпели и иглы, потом спустилась в свой кабинет. Маленькая комнатка была окутана клубами табачного дыма; дядя Джайлз хитро взглянул на нее:

     – Ну что, Софи, выпьем по чашке чаю?

     – Да, дядя Джайлз. Подождите минутку, я мигом, – тихо сказала она и вышла.

     В ее крошечной кухоньке всегда кипел чайник, поэтому заварить чай было для нее делом нескольких минут. Софи принесла поднос и разлила чай по чашкам. Выглядела она расстроенной. Голландец стоял у окна. Его широкие плечи мешали свету проникать внутрь, а поистине исполинский рост делал ничтожными все предметы, окружавшие его.

     – Вы ведь тоже будете пить с нами чай, сестра? – равнодушно спросил он, на что Софи раздраженно ответила:

     – Нет! – И, чтобы это звучало не так грубо, прибавила: – Благодарю вас. Мне пора идти.

     Голландец ничего не ответил, а только нагнулся к столику, налил чай и протянул ей чашку. Не в силах отказать ему, Софи приняла ее из его рук. Он сел за ее стол и вытянул свои длинные ноги.

     – Это займет не больше минуты; вы пожалеете, что пропустили такой чай, – сказал он ласково, как будто не заметил ее резкого тона.

     Софи устремила взгляд в свою чашку, рассерженная на себя из-за того, что краснеет. Мистер Радклифф, заметив это, поставил чашку на стол и спросил:

     – При каких обстоятельствах вы встретились?

     Софи не отвечала, и Ионхер ван Остервельд вкратце рассказал, как было дело. Она слушала его низкий голос и удивлялась тому, как легко он мог все обращать в шутку. Всю вину за случившееся он, правда, взял на себя. Софи стало слегка не по себе, но она вдруг вспомнила, как он назвал ее «любезной мадам». От этих воспоминаний ее щеки вспыхнули вновь. Они покраснели еще больше, когда она, отважившись взглянуть на него в момент разговора, встретилась с его глазами – по ним было видно, что обстоятельства их встречи немало его позабавили.

     Ее крестного отца история их с голландцем знакомства, казалось, тоже изрядно развеселила, и он в свою очередь с жаром пустился рассказывать разные смешные эпизоды из собственной жизни. Билл воспользовался моментом и наклонился к Софи.

     – Сестра Гринслейд, вы не забыли, что пригласили меня на ужин в субботу? – торопливо спросил он. – Вы не передумали?

     Софи тепло улыбнулась:

     – Конечно нет. Приходи пораньше, и мы сыграем в монополию или в канасту после ужина.

     Она поднялась, намереваясь уйти. Мистер Радклифф прервал свою негромкую беседу с голландцем.

     – Твоя тетя, Софи, ждет вас всех в воскресенье, она просила меня напомнить тебе об этом.

     Софи стояла в дверях, очень изящная в голубом халате и колпаке, который не сняла, даже когда пила чай, сидевшем на ее аккуратной головке как чудесная бабочка. Все трое пристально наблюдали за ней. Она посмотрела на своего крестного:

     – Спасибо, дядя. Мы с удовольствием зайдем к вам. Нам будет очень вас недоставать во время вашего отпуска. – Она улыбнулась, попрощалась тихим, приятным голосом и бесшумно закрыла за собой дверь.

     Операционная сверкала; Софи немного поболтала с сестрами и отпустила их. Потом пошла переодеться в гардеробную, откуда вышла не менее изящной, чем была в своей рабочей одежде. На ней ладно сидел очень милый твидовый костюм – его интенсивная зелено-коричневая расцветка была ей на редкость к лицу. Такого же мнения, видимо, придерживался и мужчина, бесшумно проследовавший за ней от операционной до лестничной площадки.

     – Вас подвезти? – выдал он свое присутствие.

     – Нет, спасибо, – ответила Софи до того, как успела пожалеть об этом. Было бы совсем недурно прокатиться в «бентли». – Я живу недалеко, – раздраженно прибавила девушка, – и вы отлично это знаете, – она сделала паузу, – сэр.

     – Мне кажется, я вас сильно задержал своим чаем. Дайте же мне возможность расплатиться с вами.

     Он прошел с ней к выходу, похоже уверенный в том, что дальнейшие события будут разворачиваться по его сценарию. Они попрощались с Праттом – главным швейцаром, и Софи вышла через тяжелую массивную дверь, которую голландец услужливо для нее открыл. Она хотела сказать, что предпочитает ходить пешком, но слова неожиданно застряли в горле. Софи не помнила, как она очутилась в машине. Хотя искушение расслабиться и погрузиться в уют кожаного кресла было велико, она так и не поддалась ему, продолжая сидеть прямо, как на приеме, и смотреть перед собой, словно никогда не видела улиц, по которым проезжала. Он посмотрел на нее, когда они свернули на ее улицу:

     – Ваше дежурство длится не круглосуточно или, может быть, я ошибаюсь?

     Ее сердце екнуло.

     – Не понимаю, что вы имеете в виду, – выпалила она.

     – Вы отлично все понимаете. Когда-нибудь мы еще вернемся к этому, а пока сядьте поудобней, не стесняйтесь, даже если нам ехать всего ничего. Должен признаться, я удивлен. Мне казалось, что вы благоразумная молодая особа.

     Софи ощутила приступ гнева – зачем ему опять понадобилось ставить ее в глупое положение?

     – Понятия не имею, о чем вы говорите, – сухо ответила она. – Я такая же женщина, как и тысячи других.

     Машина остановилась перед ее домом; он протянул руку, чтобы открыть ей дверь.