Текст книги "В огне страсти"

Автор книги: Бетти Нилс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

     – Довольно! – Хотя голос его был достаточно мягким, холодок, который от него исходил, пронял ее до самых костей. – Вы сказали предостаточно, не нужно вдаваться в детали. Что касается меня, то не могу и не хочу заставлять вас выслушивать то, что хотел сказать. – Он потормошил Мэг кончиком модного ботинка и продолжал спокойным, хотя и угрожающим тоном: – Я запрещаю говорить вам подобные вещи в мой адрес.

     Положив руку на стол, Софи стояла прямо и твердо, несмотря на то что у нее подкашивались ноги.

     – Я буду говорить то, что захочу, – вызывающе возразила она. Потом замолчала, как только в комнату вошел Годен, который принес им чай. Поставив поднос на стол, тот сказал тихим голосом:

     – Я подумал, сэр, мисс Гринслейд не откажется от чашечки чаю с дороги, вот я и позволил себе вольность не дожидаться вашего заказа. – Он по-отечески посмотрел на Софи и пробормотал: – Мисс, наша повариха хочет, чтобы вы отведали ее оладьев.

     Его хозяину, однако, была чужда подобная забота о гостье. Макс небрежно махнул рукой и сказал:

     – Мисс Гринслейд не хочет чаю, Годен. Она сейчас возвращается к себе в больницу. Может быть, ты приготовишь машину?

     Они стояли в полной тишине, когда он ушел. Укротив свой гнев, Макс расслабился и немного успокоился. Софи стояла на том же месте. Гнев ее так же поутих, оставив после себя саднящее чувство усталости и безразличия. Хотя Софи и была в дурном расположении духа, она не смогла остаться равнодушной к запаху, исходившему от оладьев. Кроме оладьев, на столе лежали хлеб, масло и крошечное печенье. Каким подспорьем для нее сейчас была бы чашечка крепкого чая, ведь она сегодня не завтракала и почти не обедала. От всех этих запахов у Софи разыгрался аппетит.

     Внезапно от камина послышался голос Макса:

     – Вы голодны?

     – Да, – просто ответила Софи.

     Он посмотрел на свои часы и как можно ласковее сказал:

     – Мне очень жаль, что вы не сможете остаться на чай. – Он стоял и смотрел на нее, молча ухмыляясь, склонив свою красивую голову набок, чтобы лучше видеть ее смущение.

     Софи нервно сглотнула.

     – Ненавижу вас, слышите? Ненавижу! Как бы мне хотелось сейчас уехать из Голландии, чтобы больше никогда с вами не встречаться!

     Макс попытался приблизиться к ней, она резко отступила назад, но все было тщетно: он мертвой хваткой и довольно больно вцепился ей в плечи и неторопливо поцеловал. А поцеловав, так резко отпустил ее, что ей пришлось ухватиться за краешек стола, чтобы не упасть. Трясущейся рукой она машинально поправила колпак на голове и слабым голосом спросила:

     – О Боже, зачем вы это сделали?

     – Дорогая моя, разве не этого вы ожидали от прожигателя жизни, – стареющего прожигателя жизни? – прибавил он, издав короткий горький смешок.

     Софи пристально посмотрела на него: перед ней был теперь совсем другой Макс – Макс, которого она не знала. Хотя он и смеялся, она видела: он все еще сердится. Некоторые вещи, которые она сегодня наговорила ему, теперь вдруг всплыли в ее сознании и казались ей ужасными и отвратительными. Страстное желание немедленно раскаяться было расстроено возвратившимся Годеном. Укоризненно посмотрев на нетронутый поднос, он сказал, что машина готова.

     Софи развернулась, собравшись уходить. Она хотела попрощаться, но поняла, что если сделает это, то расплачется. Макс тоже ничего не сказал. Не оборачиваясь, она вышла за дверь.

Глава 11

     Софи была рада тому, что утром выдался напряженный график операций. Она воспринимала рутинную работу в операционной со всей ее суетой и беспокойством как нечто родное и близкое, от чего зависела вся ее жизнь. Первая операция была назначена на восемь тридцать и прошла очень быстро. Анестезиологом был Карел. Изменения в его внешности были столь очевидны, что Софи не могла не обратить внимания на то, что от прежних беспокойства и тревоги на его лице не осталось и следа. Ей очень хотелось порасспрашивать его о причинах, вызвавших столь крутые перемены в его облике, но не успела – Макс и следовавший за ним Ян не заставили себя долго ждать. Войдя в операционную, Макс пожелал Софи доброго утра и так посмотрел на нее, будто не мог вспомнить, где видел ее раньше. Его глаза были словно голубой лед.

     После одиннадцати Макс объявил перерыв на кофе, и вскоре трое мужчин, следовавшие за медсестрой с подносом в руках, вышли из операционной. Софи под предлогом, что ей нужно продезинфицировать скальпели, осталась на месте. Но через какое-то время вернулась медсестра и сказала Софи, что профессор ван Остервельд приглашает ее на кофе. Какое-то время она колебалась, не имея желания усугублять тягостную ситуацию, в которой она оказалась, но потом, поразмыслив над этим, решила, что. Макс идет на такие меры потому, что не хочет еще больше осложнять их отношения, так как им предстоит работать бок о бок по крайней мере целую неделю! Они не должны на людях проявлять свои эмоции.

     Как только Софи вошла в крошечный кабинет, Макс встал.

     – А, сестра! Наконец-то. Проходите и садитесь, – сказал он приятным, вежливым тоном, хотя глаза его оставались холодными. Ей показалось, что за столь изысканными манерами Макс старается скрыть раздражение и неприязнь. Софи поежилась и взяла чашку с кофе, которую Ян протянул ей. Она была очень рада, когда он вдруг с жаром пустился расспрашивать ее о привилегированных частных учебных заведениях для мальчиков в Англии. Едва она дала ему исчерпывающий ответ на вопрос о том, как получить высшее образование у нее на родине, Макс напомнил о своем присутствии.

     – У меня хорошие новости для сестры, – спокойно объявил он, – хотя уверен: вы двое не сможете разделить эту радость с ней. Сегодня утром мне позвонила сестра Смид и сообщила, что вечером приезжает, так что завтра она уже выйдет на работу. Похоже, она отказалась от короткого отпуска, который полагается после карантина.

     Макс посмотрел на Софи – словно маленькая статуя с бледным, как мрамор, лицом и грустными глазами, она, застыв, смотрела на него.

     – Нам очень жаль расставаться с вами, сестра Гринслейд, но в то же время мы обрадованы тем, что возвращается сестра Смид. Вы показали себя замечательной операционной сестрой, и работать с вами было счастьем.

     Он улыбнулся ей, но глаза его были все так же холодны, и Софи закрыла на какой-то момент свои, но тут, обращаясь к ней, заговорил Карел ван Стин, и она опять открыла их.

     – Софи, вы очень бледны. – Он доброжелательно посмотрел на нее. – Неужели эта новость так неожиданна для вас?

     Софи заставила себя улыбнуться:

     – Да. Я думала, возможно, это произойдет... но все равно я рада. Мне еще нужно позаботиться о своем возвращении домой...

     – Все уже устроено, сестра, – прервал ее Макс. – Вам уже заказан билет на завтрашний самолет, ведь вы, должно быть, хотите вернуться домой как можно быстрее, да это и естественно.

     Макс, думала Софи, наверное, только и мечтает о том, чтобы она уехала.

     – Но, профессор, – послышался голос недовольного Яна, – сестра могла бы остаться еще на несколько дней в счет отпуска. – Он повернулся к Софи. – У нас в Голландии есть еще много такого, что хотелось бы показать вам, вы слишком мало смогли увидеть за такое короткое время.

     Софи благодарно улыбнулась ему:

     – Это было бы здорово. Спасибо вам, Ян, за заботу. Но дело в том, что я обещала своей семье вернуться домой сразу же, как отпадет надобность во мне. – Она надеялась, что эта ложь прозвучала достаточно убедительно. Софи поднялась и прибавила с веселостью, которой сама не ощущала: – Извините, мне надо идти. Дела! Нужно еще проверить инструменты.

     Приветливо всем улыбнувшись, она вышла из кабинета и направилась в операционную. Софи была опытной операционной сестрой, которая не привыкла связывать свои эмоции с работой. Она старалась подавить их и с головой погрузиться в работу. В кои-то веки она была так рада столь скомканному короткому ленчу и экстренной операции по удалению аппендикса, из-за которой она осталась без чая! Было уже больше шести часов, когда закончились операции. Софи в последний раз сняла свой зеленый халат и положила в бак. К этому времени Макса уже не было – он ушел еще во время последней операции, предоставив право накладывать швы Яну. Ян, прекрасно справившись с этим заданием, стянул перчатки и печально простился с Софи.

     Зато Карел, похоже, уходить не торопился. Он с любопытством посмотрел на Софи и спросил:

     – Софи, вы и в самом деле хотите поскорее уехать от нас?

     – О да, – как-то очень уж быстро ответила она. – Мне будет приятно снова очутиться дома.

     – Вам что, не понравилось здесь?

     Разложив иглы как можно более аккуратно, она ответила:

     – Нет, почему же? Мне было очень приятно работать со всеми вами.

     Он ждал, что Софи скажет еще что-нибудь, но не дождался и спросил сам:

     – А Макс уже попрощался с вами?

     Вспомнив об их последнем разговоре в Хайз Остервельд, она ответила:

     – Нет.

     – Ну что ж. Значит, все еще впереди, – постарался он успокоить ее.

     Софи подумала, что вряд ли это теперь возможно, но, не будучи окончательно уверенной в этом, промолчала. И улыбнулась Карелу, а тот, неуверенно глядя на нее, вышел.

     Гораздо легче было расстаться с медсестрами, с которыми она работала в операционной. Прощаясь друг с другом, они использовали какую-то причудливую смесь английского и голландского, которая безотказно действовала во все время ее пребывания в Утрехте. Но вот наконец ушла последняя медсестра и Софи осталась в операционной одна. Потом простилась с управляющей и еще некоторыми сестрами. Теперь с больницей было покончено. Взяв накидку и сумочку, она пустилась в путь по запутанным коридорам, которые должны в конечном счете привести ее в блок, где жили сестры. Хорошо, что Макс уже ушел, – ей и в голову не приходило, что бы она могла сказать ему на прощанье. Она повернула за угол и тут увидела Макса, разговаривающего с двумя старшими хирургами. Он оглянулся и проводил ее взглядом. Конечно, она больше для него не существовала, раздраженно думала Софи, и как все-таки хорошо, что она тогда все ему сказала, ничего не утаив. Сейчас бы она очень жалела, если бы не сделала этого, думала она, поднимаясь по ступенькам. Возможно, он опять будет счастлив, когда она уедет. Маленькая и одинокая, Софи неожиданно споткнулась; это привлекло внимание Макса, который видел ее с того места, где стоял. Поймав на себе ее взгляд, он резко повернулся спиной к своим собеседникам и, оборвав разговор на полуслове, вдруг быстро зашагал прочь, оставив позади себя двух изумленных молодых людей.

     Наступило утро ее отъезда. Она сидела в своей комнате, мучаясь от безделья. Чтобы не спеша упаковать вещи, Софи встала ни свет ни заря. Она уже попрощалась и с управляющей, которая все это время была очень мила с ней, и с сестрами, с которыми дружила. Похоже, больше совершенно нечего было делать. Не в состоянии уснуть, Софи встала в пять утра, решив, что лучше не в постели валяться, а загрузить себя какой-нибудь работой. Но она ошиблась. Взглянула на часы – время приближалось к полудню. Такси – Макс позаботился и об этом – должно прибыть в половине четвертого. У нее есть в запасе немного времени, чтобы прогуляться, – она могла бы встретиться с Максом и попрощаться с ним, мелькнула мысль. Но нет, она отказывается и думать об этом. Тогда, может быть, ей спуститься к ленчу?.. Сидя на кровати, она разглядывала свои туфли. Боже, какая же сумятица была сейчас в ее голове!

     Кто-то постучал в дверь.

     – Войдите, – сказала Софи, не поднимая головы, – должно быть, это горничная. Но это оказалась Тинеке Ван-дер-Вийд. Софи встала с постели, и прежде, чем успела что-то сказать, Тинеке заговорила:

     – Софи, мне необходимо сказать тебе кое-что. Только что мне звонил Карел. Странно, что ты уезжаешь так скоро. Мне казалось, ты еще останешься здесь на неделю.

     Софи, бледная как смерть, придвинула к окну маленький удобный стульчик.

     – Садись, пожалуйста. Я очень рада, что ты пришла. Видишь ли, я хотела увидеться с тобой, но подумала, что вряд ли ты этого хочешь. Тогда я написала тебе письмо. Оно у меня, я собиралась отправить его из Шифоля.

     Она посмотрела, как Тинеке расстегнула свое меховое пальто и села на предложенный стул. Наверное, она недавно виделась с Максом, подумала Софи.

     – Должна сказать тебе, что ужасно сожалею, – начала Софи, – о том вечере. Мне так стыдно. Поверь, Тинеке, я так люблю тебя и уж никак не хотела причинить тебе боль. Когда увидела потом тебя и Макса в вестибюле, почувствовала себя так неловко и подло... Прошу, забудь об этом. Тем более какое это имеет теперь значение? Макс... у нас ничего не было с ним, понимаешь? – Она остановилась на минуту, чтобы отдышаться. – Через час-другой я уеду, и ты забудешь меня. А Макс... он тоже будет рад, что я уехала.

     Тинеке немного нагнулась вперед:

     – Софи, ты ведь любишь Макса, да?

     – Да, – быстро и лаконично ответила Софи. – Но я как-нибудь переживу это.

     – Карел говорит, что вы поссорились, – ах, как же это... Макс ничего не сказал, но Карел все понял... Макс говорил с тобой вечером?

     – Нет. Вчера я рано ушла.

     – И это все потому, что ты тогда видела меня и Макса в вестибюле, а он держал меня в своих объятиях?

     – Да.

     Тинеке встала, подошла к ее постели и удобно расположилась рядом с Софи.

     – А теперь послушай, что я тебе скажу, – начала она. – Во всем виновата я – мне следовало обо всем тебе поведать с самых первых дней твоего пребывания здесь. Макс тоже не мог этого сделать – видишь ли, это была не его тайна, а моя, вернее, моя и Карела. Вплоть до вчерашнего вечера Карел был женат на безнадежно душевнобольной женщине. Этот ад длился девять лет. А мы, мы любим друг друга уже несколько лет. Я не буду тебе сейчас всего рассказывать – у нас не так много времени, – но... мы оба были так молоды. Когда умер мой муж и я вернулась в Голландию, мы с Карелом обнаружили, что наши чувства остались прежними. К этому времени он уже успел сделать карьеру, но дело не в этом. Вся проблема заключалась в том, что он католик, а католикам, как тебе, должно быть, известно, разводы запрещены. Макс все знал о нас, ведь мы дружим с ним еще со школы. В один прекрасный день Макс понял, что так продолжаться не может, – я имею в виду наши случайные встречи с Карелом на танцах или на вечеринках, на которых мы никогда не могли остаться одни, и он сказал мне: «Тинеке, мы с тобой такие близкие друзья, что когда-нибудь все подумают, а не собираемся ли мы пожениться. Так вот, давай же укреплять их подозрения – куда бы мы ни пошли, мы всегда будем вдвоем, ты будешь проводить каждый уик-энд у меня дома, где, я обещаю тебе, будет и Карел. И никто ничего не узнает». Милый Макс! Сколько танцев он со мной станцевал, и все для того, чтобы хоть один из них достался Карелу. А сколько скучных вечеров он провел у себя в кабинете в Хайз Остервельд, только чтобы оставить меня с Карелом наедине. Вчера вечером мы втроем – я, Карел и Макс – отправились в покои медсестер, потому что Максу необходимо было поговорить с тобой, но, к сожалению, тебя там не оказалось. Зато теперь тебе все известно, и прежде всего то, что Макс и я совсем не любовники. У тебя, Софи, есть еще время увидеться с ним и объясниться.

     Она встала, застегнула пальто и поцеловала Софи в щеку.

     – Я так счастлива, – сказала она, – мне хочется, чтобы и ты тоже была счастлива. Ты как раз именно та девушка, которая нужна Максу. – Она улыбнулась. – А мы с Карелом теперь сможем пожениться.

     Когда Тинеке ушла, Софи опять подошла к постели и села. Если она не хочет дурно обойтись с Максом, то должна найти его и объясниться. Скоро появится такси, и она уедет. Только сейчас Софи поняла, что сестра Смид приезжает не случайно – об этом ее попросил Макс, чтобы отправить Софи домой как можно быстрее. Две слезинки скатились у нее по щекам, и она раздраженно смахнула их. За все нужно винить только себя, – никаких сомнений быть не могло. Ей необходимо что-нибудь предпринять, ведь она многим обязана ему. Софи порылась в упакованных вещах, извлекла блокнот, открыла его, села за маленький столик у окна и собралась написать Максу прощальное письмо, но, как назло, нужные слова не приходили на ум. Довольно долго просидев и не написав ни слова, она посмотрела на часы – было ровно три. Она убрала блокнот обратно в сумку, накинула теплое твидовое пальто, надела маленькую меховую шапочку и спустилась в вестибюль, где нашла Ханса и попросила, чтобы тот послал санитара за ее вещами. Такси Софи попросила остановить у бокового входа в поликлинику, и, попрощавшись с Хансом, она, прежде чем успела передумать, помчалась в поликлинику.

     Народу в приемной оказалось совсем немного: кроме двух пожилых дам, увлеченно сплетничавших о своих болячках, престарелого гражданина, читавшего газету и жевавшего мясной рулет, а также молодой испуганной девушки, там больше никого не было. Проходя мимо девушки к маленькому столу в углу комнаты, Софи приветливо улыбнулась ей – уж очень одиноко выглядела эта юная пациентка. Сестра в приемной была Софи немного знакома. Удивленно подняв голову, она воскликнула:

     – А я думала, вы уже уехали, сестра Гринслейд! – Девушка говорила по-голландски, и Софи пришлось сильно напрячься, чтобы понять, что она сказала.

     – Not niet, Zuster[5]5
  Нет, нет, сестра (гол.)


[Закрыть], – с ужасным акцентом ответила Софи и стала судорожно вспоминать еще какие-нибудь голландские слова. Не вспомнив ничего, она, решив не тратить времени попусту, заговорила по-английски:

     – Могу я видеть профессора ван Остервельда?

     К счастью, сестра поняла этот вопрос и, тоже по-английски жизнерадостно ответив: «Я скажу ему», встала.

     – Нет! – резко воскликнула Софи, и сестра изумленно посмотрела на нее.

     В этот момент из кабинета хирурга вышел пациент. Не обращая внимания на возмущение одной из дам, очередь которой подошла, Софи уже стояла у дверей кабинета.

     – Пять минут, – умоляюще попросила она и исчезла за дверью.

     Макс сидел за столом и что-то писал. Не поднимая головы, он сказал по-голландски:

     – Проходите и садитесь, пожалуйста.

     Через минуту он отложил бумаги и наконец увидел, кто перед ним. Макса невозможно было узнать: его лицо, лишенное всяческого выражения, было теперь не чем иным, как застывшей маской вежливости, которую он обязан был сохранять перед пациентами. Софи посмотрела на стенные часы – секундная стрелка отсчитала еще одну драгоценную минуту. Макс тоже взглянул на часы и с поддельной обходительностью, которая совершенно не гармонировала с яростью, вспыхнувшей в его глазах, сказал:

     – Это так неожиданно. Мне очень жаль, но я не смогу проводить вас... – И он указал рукой на кипу бумаг, наваленных на столе. – Вам пора идти – такси будет ждать вас. Или вы хотите опоздать на самолет?

     – Плевать! – ответила Софи. – Я должна сказать вам нечто, перед тем как уеду.

     Его лицо растянулось в насмешливой улыбке.

     – Что-нибудь еще? Уверяю вас, вы уже перечислили все мои грехи, пороки и недостатки. – Он взял ручку. – Мисс Гринслейд, поверьте, нам больше нечего сказать друг другу. – В его голосе чувствовалась решимость. Придвинув к себе бумаги, он опять принялся писать.

     Бледное лицо Софи залилось болезненным румянцем. Ей потребовалось какое-то время, чтобы подавить душившие ее рыдания.

     – Прошу вас, выслушайте меня, – упорно твердила она. – Я прошу прощения за все те гадости, которые в воскресенье наговорила вам. Ни одна из них не соответствует действительности, хотя я должна признать, что вы все же бываете высокомерны, особенно когда хотите настоять на своем.

     Макс положил ручку и откинулся на спинку стула: он смотрел вниз, и Софи не могла видеть его лица, но звук, который внезапно слетел с его губ, навел ее на мысль, что он испытывает к ней отвращение.

     Чтобы сдержать слезы, Софи резко вдохнула носом воздух – прием, которому научил ее брат Люк еще во время их детских ссор, казалось, дождался своего применения на практике. Ее голос был теперь всецело в ее власти:

     – Простите меня за то, что я назвала вас повесой и запятнала подозрительностью ваше доброе имя. Думаю, если бы я была мужчиной, вы давно бы меня убили...

     Макс поднял голову и, прищурив глаза, изучающе посмотрел на нее:

     – Н-да, я думаю, что так бы оно и было. С вас же хватило и того, что я лишил вас тогда чая.

     Софи показалось, что он смеется. Это осложнило ее задачу, но она во что бы то ни стало должна была немедленно сказать ему все, что намеревалась, тем более что времени оставалось в обрез.

     – Не подумайте, что я извиняюсь, – это все равно ничего не изменит. Вы никогда не простите меня, и я не виню вас ни в чем. Но я должна сказать вам правду, прежде чем уеду. Я... я в долгу перед вами. Я лгала вам, когда сказала, что ненавижу вас. Напротив, я всегда любила вас, Макс. Я люблю вас с тех пор, как мы впервые встретились...

     В коридоре заскрипел стул, и вскоре в дверях показалась голова пациентки.

     – Прощай, Макс! – в отчаянии сказала Софи и быстро прошла мимо женщины, буквально ворвавшейся в кабинет.

     В приемной сестра разговаривала со старичком. Они были немало удивлены, когда Софи, словно слепая, пронеслась мимо них и вышла через дверь в коридор. Никто не видел, как она, всеми покинутая, шла по унылому, холодному коридору к боковому входу. Софи всхлипывала, и слезы текли по ее щекам, а она и не думала их смахивать – она сделает это в машине.

     Софи поравнялась с последней дверью, которая медленно открылась перед ней, и увидела, как рука Макса, одетого в безупречный костюм, схватила ее за плечо и неуклюже задержала. Она стояла и смотрела на него, а он... он расплывался перед ее глазами, полными слез. Тогда она, не снимая перчатки, резким движением вытерла их, размазав по всему лицу. От этого лицо ее стало жалким и каким-то простым, а горькое всхлипывание свело на нет ее гордость; чувство собственного достоинства, которое ей до этого времени кое-как удавалось сохранять, было повергнуто в прах.

     – Уходите! – сказала она и попыталась вырваться.

     Он еще крепче сжал ей плечо.

     – Так мы закончим наш разговор? – мягко спросил Макс. – Насколько я помню, он достиг кульминационной точки, когда вы вдруг узрели возможность бежать.

     – Прошу, отпустите меня – вы же сами сказали, что нам больше не о чем говорить, – собрав все силы, ответила она и с отчаянием прибавила: – Я опоздаю на самолет.

     – Ну это уж наверняка, – согласился Макс и довольно резко затолкнул ее в зал, где проводились больничные собрания, заседания и тому подобные мероприятия. В центре его стоял громадный длинный стол, а вдоль стен – множество стульев. Отступая назад, Софи почувствовала, что наткнулась спиной на край стола. Словно загипнотизированная, она стояла и наблюдала за тем, как Макс захлопнул и запер дверь, потом подошел к столу и положил на него ключи.

     – Вы можете открыть дверь и уйти, когда захотите, – спокойно сказал он. Потом он взял ее руки и стянул с них перчатки, затем расстегнул ей пальто и снял шапочку, аккуратно положив на стол. Софи с трудом понимала, что он делает. Когда до нее все-таки это дошло, у нее уже не было сил протестовать. Она подняла голову и увидела его спокойный пристальный взгляд. Но перед ней уже стоял не Макс, а профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд. Холодным менторским голосом он спросил у нее:

     – Почему же вы ждали до самого последнего момента?

     Софи не стала делать вид, что не понимает его.

     – Это не так. Я не нарочно. Сегодня ко мне приходила Тинеке. После ее визита я пыталась писать вам, но у меня ничего... У меня ничего не получилось... – Она сделала паузу. – Тогда я решила прийти к вам сама, в противном случае это было бы малодушием. Я знаю, вы больше никогда мне не поверите, но вы все-таки должны понять, что я не могла не сказать вам этого. – Софи принялась застегивать пальто. – А теперь я должна идти, что бы вы ни говорили. – Она старалась, чтобы голос ее звучал ровно.

     Софи не смотрела на Макса, хотя страстно и отчаянно порывалась сделать это. Но стоило ему каким-то невероятно нежным голосом сказать: «Посмотри на меня, София», как она немедленно подняла голову и, встретившись с ним взглядом, затаила дыхание, тотчас подпав под его чары.

     – София, это была не моя тайна, – сказал он, не пытаясь прикоснуться к ней, хотя ей казалось, что он вот-вот обнимет ее. – Вплоть до вчерашнего вечера, но вы ушли. – Он улыбнулся так нежно, что Софи почувствовала, как сладко забилось ее сердце. Он взял ее руку, все еще теребившую пуговицу на пальто, и, смеясь, сказал: – Ты думаешь, я могу сделать тебе предложение за те пять минут, которые у меня остались, любимая?

     Макс подошел к телефону в дальнем углу зала, и Софи услышала, как он четко сказал в трубку, что задержится на пять минут. Потом он связался с Хансом и попросил его позаботиться о такси для нее и багаже. Подойдя к Софи, Макс все еще улыбался. Он обнял ее. Его объятия подарили Софи ощущение любви, безопасности, успокоения – короче, всего того, о чем только можно мечтать. Счастливая, она стояла в волшебном кольце, в которое он ее заключил, а когда он нежно прикоснулся к ее губам, она поняла, что ее мечты о счастье перестали быть мечтами. Когда он отпустил ее, она прошептала:

     – Макс, ах, Макс. – И очаровательно улыбнулась. Он поцеловал ее снова, на этот раз еще более нежно.

     – София, я люблю тебя. Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел, как ты приближаешься ко мне, переходя дорогу. – Его ясные голубые глаза смотрели в ее глаза. – Выходи за меня замуж, дорогая. Мы поедем в Англию – там это можно сделать быстро. Ведь мы потеряли столько времени!..

     Софи поднялась на цыпочки и поцеловала его.

     – Я выйду за тебя замуж так скоро, как ты этого захочешь, Макс. – Она запнулась от смущения и прибавила: – Дорогой. – Она покраснела, и Макс опять поцеловал ее, не давая ей отдышаться.

     – Любовь моя, подожди меня здесь минут пятнадцать – двадцать, хорошо?

     Он сжал ее голову в своих руках, и она, заглянув в его глаза, увидела, сколько в них любви. Прошло немало времени, прежде чем он отпустил Софи и быстро направился к двери, оставляя ее наедине со своими мечтами. Вскоре в дверь кто-то постучал. Ключи все еще лежали на столе. Она взяла их, подумав, кто бы это мог быть. Это оказался Ханс, который был похож на заговорщика. В руках он держал поднос с чаем.

     – Профессор ван Остервельд позвонил мне и попросил, чтобы я приготовил вам английский чай.

     Его доброе лицо расплылось в улыбке. Поставив поднос на стол и с достоинством приняв от Софи благодарность, он исчез. В этот момент Софи поняла, что чашечка чаю и тост – именно то, что ей сейчас нужно, ведь прошло уже несколько часов, как она позавтракала, а ленча не было вовсе. Она выпила чай и съела тост. Такая чуткость Макса, подумалось ей, предвестник неплохого будущего. Подкрепившись, Софи достала из сумочки крошечное зеркальце и принялась приводить в порядок лицо. Потом она развязала свои волосы, чтобы причесаться. За этим занятием ее и застал вернувшийся Макс – он был в пальто, в руках держал пухлый портфель. Он положил портфель на стол и подошел к Софи.

     – Мне давно хотелось узнать, как выглядят твои волосы, когда они распущены. Искушение освободить их от этих шпилек, поверь, подчас было очень велико.

     Софи аккуратно собрала волосы в толстый пучок и молниеносно точно подоткнула его шпильками.

     – Чай был превосходным! Спасибо тебе за то, что подумал о такой мелочи.

     Он подошел к стулу, на котором лежало ее пальто.

     – Дорогая моя, всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы делать тебя счастливой.

     Они улыбнулись друг другу.

     – И я тоже, Макс, дорогой.

     Она надела шапочку и спросила:

     – Макс, я даже не знаю, куда сейчас направляюсь...

     Он помог ей надеть пальто и повернул к себе, чтобы застегнуть пуговицы.

     – Ты направляешься в Хайз Остервельд, дорогая. А пока мы не уедем в Англию, чтобы пожениться, за нами будет присматривать бабушка.

     Пройдя коридором через всю больницу, они подошли к парадной двери. Вдруг откуда ни возьмись появился Ханс и лукаво пожелал им доброго пути. Пробило только четыре часа, но сумерки уже начали сгущаться. По небу плыли свинцовые облака, подгоняемые сильным ветром. Макс быстро подвел Софи к «роллсу» и, когда она села в машину, нагнулся к ней и крепко поцеловал.

     Улицы были почти пустыми: во-первых, погода совсем не располагала к увеселительным поездкам, а во-вторых, еще не наступил час пик. Макс неторопливо вел машину вдоль берега реки. Вода в реке, покрытая беспокойной рябью, была бледно-стального цвета из-за отражавшегося в ней темного и мрачного неба; многочисленные маленькие домики вдали неясно вырисовывались на фоне неприветливого осеннего пейзажа. Ухоженные деревья, по милости ноябрьского ветра, словно душевнобольные, нервно раскачивались из стороны в сторону. Короткая поездка показалась влюбленным еще короче – они так много должны были сказать друг другу. Но стоило им подъехать к высоким воротам, как оба замолкли. Их взору предстал Хайз Остервельд, серый камень которого сливался с серостью дня. В его окнах горел свет, а на крыльце, в сиянии, исходящем из открытой парадной двери дома, стоял поджидавший их Годен. Макс остановил машину.

     – Ну, вот мы и дома, любимая, – сказал он и обнял Софи.