Текст книги "В огне страсти"

Автор книги: Бетти Нилс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5

     Следующий день выдался тяжелым; как и следовало ожидать, все списки сгорели. Софи отправила сестер в переукомплектованные палаты, а сама принялась приводить в божеский вид оборудование и подсчитывать убытки от испорченных и пропавших инструментов, спецодежды и специализированного инвентаря, оставшегося в операционной. Она была ошеломлена, когда увидела, что от операционной практически ничего не осталось – лишь какая-то пустая раковина со стенами, полом, но без потолка. Оценив положение вещей, Софи с ужасом подумала, сколько нудной, тяжелой работы ждет ее в будущем. Она пошла на кухню, чтобы приготовить себе чаю, но оказалось, что она обесточена. Софи раздраженно закрыла чайник. Боже мой, думала она про себя, все разрушено, им теперь понадобятся месяцы тяжелой работы, чтобы вернуть операционную к жизни. Похоже, она будет без работы какое-то время, – безработная операционная сестра. Софи посмотрела на часы: было только десять, но ей очень хотелось кофе. Она опустила рукава, застегнула пуговицы на обшлагах и направилась в ортопедическую операционную – работа там начиналась не раньше одиннадцати, – чтобы выпить с Мэри чашечку кофе. Когда она шла через зал ожидания, увидела Макса. Он разговаривал с мистером Поттсом и мистером Гауаном, хирургами-консультантами, и не заметил ее. Макс выглядел уставшим – черты лица его заострились. Наверное, подумала Софи, он не ложился сегодня спать. Софи быстро отвернулась и юркнула в коридор ортопедического отделения, пытаясь больше не думать о прошедшей ночи, – быть может, он сам разыщет ее в течение дня. И все же она не могла не думать о нем – ей было больно вспоминать, что он так ни разу и не поинтересовался вчера, все ли с ней в порядке, зато назвал ее язвочкой и желе, а также измученной бедняжкой или чем-то еще в этом роде. Нет сомнений – она ему абсолютно безразлична.

     Мэри обрадовалась ее приходу. Она усадила Софи и выставила на стол все лучшее, что у нее имелось, – отличный кофе и печенье.

     – Что же случилось? – поинтересовалась она – ее голубые глаза широко раскрылись от любопытства. – Твоя Робинз сказала моей Тодд, что ван Остервельд велел тебе покинуть операционную вместе с ней, но ты отказалась. Это правда? Так что случилось, ты просто не успела?

     Софи взяла еще одно печенье.

     – Да не в этом дело. Просто им бы не помешала еще одна пара рук, чтобы поменять тампоны или найти нужный инструмент. Ты прекрасно знаешь, как это часто бывает у мужчин – ищут и не могут найти.

     Мэри понимающе кивнула.

     – Да уж, – заметила она, – сначала они сделают разрез, за который никто бы не взялся, а потом ищут и не могут найти иглу, чтобы его зашить. Он был на высоте? – вдруг спросила она.

     Софи кивнула:

     – Еще как. Нельзя было понять даже, напуган ли он. Продолжал работать, как будто ничего не происходит.

     Она улыбнулась и покраснела. Мэри заметила это:

     – Ты влюблена в него, не так ли, Софи? Вот несчастье-то, дорогуша. У тебя нет надежды... Я имею в виду... помнишь, как он обошелся со мной? – В ее голосе слышалось неподдельное сомнение. – Если уж я ему не приглянулась, то что тогда говорить о тебе.

     Софи отодвинула чашку:

     – Скоро он уезжает в Голландию, ему больше нечего здесь делать. – Она хотела сказать еще что-нибудь, но так и не нашла слов. – Спасибо за кофе.

     Следов пребывания Макса в операционной Софи не обнаружила. Днем пришел Том Каррадерз. Софи не успела скрыть от него разочарования, явственно читавшегося на ее лице, когда он вошел в ее кабинет, – да, она ждала Макса. Том внимательно посмотрел на Софи: она показалась ему некрасивой и усталой. Он сел напротив нее, и она улыбнулась ему. Нет, подумал про себя Том, я ошибался, она очень даже ничего. Какое-то время они говорили о пожаре.

     – У нас большие потери? – интересовался он.

     – Я еще не закончила подсчитывать, – ответила Софи. – Операционную придется полностью восстанавливать – видели бы вы ее! – Они вместе пошли в операционную и, стоя для безопасности в дверном проеме, лишний раз убедились в ее плачевном состоянии.

     – Месяцы работы, – бормотал Том. – Придется оперировать наших пациентов в операционной больницы Святого Чада два раза в неделю. Послеоперационное лечение они будут проходить у нас. Что с тобой происходит?

     Софи пожала плечами:

     – Не знаю. Может быть, действует вынужденное безделье. – Софи состроила гримасу. Никому не хотелось работать. Она ходила из палаты в палату, заставляя сестер выполнять свои обязанности, и, уходя, видела их раздраженные недовольные лица...

     Они опять вернулись в ее кабинет. Софи открыла каталог и принялась сопоставлять инструментальный прейскурант со своими списками. Том наклонился над ней и взял каталог.

     – Давай-ка я тебе подиктую, а ты записывай – так будет быстрее.

     Она признательно на него посмотрела, и они принялись за работу. На середине страницы, посвященной катетерам, он прервался и спросил:

     – Ты не видела сегодня ван Остервельда?

     Софи прекратила диктовать – палец ее остался на симпатичной иллюстрации, изображающей двусторонний катетер Боземана.

     – Нет, – осторожно сказала она. – Он что, разве появлялся сегодня?

     Каррадерз не отрывал глаз от списка.

     – Да нет. Он всю ночь провел на ногах – только где-то около девяти ушел, чтобы принять душ и побриться. У него есть новости из Утрехта – вроде бы его операционная отреставрирована раньше, чем предполагалось. Я думаю, он скоро уедет... Ему больше незачем здесь оставаться, так-то. Мне будет его не хватать – он такой славный парень. – Том окинул быстрым взглядом стол, потом опять уткнулся в списки.

     Софи не отрывала от бумаги лица; она все ждала того момента, когда, по ее мнению, голос ее должен был зазвучать так, будто ничего не случилось.

     – Это отличные новости для него, не так ли? Мы все станем по нему скучать, однако он никогда и не думал здесь оставаться. – Ей больше не хотелось о нем говорить, потому что не хотелось больше и думать, – последние воспоминания, связанные с ним, причиняли ей боль. Желая перевести разговор на другую тему, Софи оживленно затараторила: – Сегодня утром звонил дядя Джайлз; он очень огорчен, но, к счастью, пока не может возвратиться, хотя сказал, что чувствует себя гораздо лучше. – Она не стала ждать, пока Каррадерз скажет на это что-нибудь, и продолжала: – Как вы думаете, стоит мне заказать резины? – Софи встала и принесла формалиновую баню, в которой она хранилась. – Все здесь, должно быть, сильно перегрелось и выглядит не очень...

     Том заглянул в сосуд:

     – Ты права, нам нужен новый комплект резины. Выброси это.

     Софи осторожно поставила формалиновую баню на место.

     – Только без шуточек – я должна сначала показать это кому-нибудь, а уж потом пускай заменяют.

     В половине шестого Том прервался:

     – Наше дежурство окончено. У меня на сегодня билеты на эстрадную программу в...

     Она заговорила раньше, чем успела подумать.

     – О, вы не пожалеете!

     – Не знал, что ты видела это. – Том был удивлен. Софи густо покраснела и зачем-то призналась:

     – Меня пригласили на это представление просто потому, что кто-то в последний момент не смог пойти.

     Дома было еще хуже. Близкие смотрели, как она, сидя у камина, жует свой тост.

     – Представляешь, как только мы сели за ленч, пришел Макс, – заговорила Пенни.

     Софи отправила в рот последний кусочек тоста, закинула ногу на ногу и обхватила руками колени. Она почувствовала, что окаменела. Рядом устроился Клякса, который придавал картине еще большую статичность – он сидел совершенно неподвижно и, в порядке опыта, аккуратно стаскивал розовым языком тосты со стола, бесшумно их проглатывал и, всякий раз глядя после этого на Софи невинными глазами, ожидал выговора. Никого, казалось, особо не заботило, что творится в ее душе, кроме этой собаки. Клякса чувствовал, что она нуждается в утешении, и нежно лизнул ее руку.

     – Он поехал в Дорсет повидать дядю Джайлза, – вмешалась миссис Гринслейд. Она быстро оторвала глаза от кроссворда и нежно улыбнулась Софи. – Он здесь не задержится. Через несколько дней уезжает обратно в Утрехт... но, наверное, ты уже знаешь об этом.

     Софи выпила еще чаю, посмотрела на свою пустую тарелку и обменялась с Кляксой долгим признательным взглядом.

     – Да, Том Каррадерз сказал мне, что Макс скоро уезжает, – коротко сказала она. – Я не виделась с ним сегодня. – Она поймала на себе любопытный взгляд брата. – Он не спал всю ночь и был очень занят все утро.

     Но Бен не собирался отступать:

     – Да, но если он нашел время приехать и повидать нас, почему не нашел его для тебя? Ты ведь ближе к нему, чем мы.

     Софи поднялась и принялась с особым рвением убирать со стола. Она даже вспомнила о Титусе и подлила ему молока.

     – Не исключено, что он заходил в операционную, когда меня там не было. Я уходила к Мэри пить кофе, потому что в нашем блоке нет теперь электричества. – Софи хотелось сменить тему разговора, она предпочитала поговорить не о Максе, а о пожаре.

     Следующие несколько дней тянулись на редкость скучно. Софи целыми днями корпела над своими подсчетами и каталогами – на все это ушло гораздо больше времени, чем она могла подумать. В операционной уже трудились рабочие – они затянули брезентом прогоревший потолок и выносили хлам. Софи почти не видела своих медсестер, а также Тома и Билла, хотя последний и заходил к ней на ужин. Каждое утро Софи отправлялась на дежурство, с ужасом ожидая услышать новость о том, что Макс ван Остервельд уехал, даже не попрощавшись с ней. Когда же он наконец зашел к ней в кабинет, она была совершенно не готова к встрече с ним. Софи стояла на коленях перед кучей игл и сортировала их по размерам и формам. Кровь бросилась ей в лицо, когда она увидела Макса в дверях. Вскочив, задыхаясь от волнения, она проговорила:

     – Привет. Как... как дядя Джайлз?

     Макс слегка улыбнулся.

     – Дядя Джайлз поживает отлично, а как поживает Софи?

     – Я? Прекрасно, благодарю вас.

     – Так как вы не поинтересовались состоянием моего здоровья, разрешите мне самому сообщить вам, что оно просто превосходно.

     Он наклонил голову набок, и холодное осеннее солнце посеребрило его волосы.

     – Вы выглядите похудевшей, бледной и усталой, – заметил он. – Вы здесь одна, – обвел он рукой кабинет, – ликвидируете весь этот беспорядок?

     – Ну да. Ведь это моя работа, не так ли?

     – А что вы будете делать, когда найдете последнюю иглу и пересчитаете все полотенца?

     – Не знаю, но, похоже, мне придется выполнять подсобную работу; в Святом Чаде я им не нужна, а на ремонт операционной уйдет несколько месяцев. Мне об этом сказал архитектор, который приехал вчера.

     – Если я правильно понял, вы не в восторге от подсобной работы, не так ли?

     Макс прошел и сел на край стола – стол скрипнул под ним. На нем был твидовый костюм и джемпер, поэтому Софи подумала, что он только что приехал от дяди Джайлза. Он внимательно смотрел на нее холодными голубыми глазами, которые, казалось, ничего не выражают.

     – Завтра вечером я возвращаюсь в Утрехт, – неторопливо сказал он. – Мне бы очень хотелось провести с вами еще один вечер, прежде чем я уеду. Но, к сожалению, сегодня вечером я не могу.

     Софи машинально высыпала из пакетов на стол уже рассортированные иглы, не осознавая, что ей придется сортировать их заново.

     – Да, это было бы восхитительно. – К счастью, голос ее звучал именно так, как она хотела, – он был приятным, дружелюбным и немного небрежным. – Но я все равно не смогла бы составить вам компанию. У меня свои планы на вечер.

     Макс взял со стола несколько пакетиков для игл и начал их теребить. Софи поняла, что из-за этих игл ей придется задержаться на работе еще на час, но ее теперь это мало тревожило. У нее еще будет достаточно времени заняться ими, когда он уедет.

     – Ах да, – сказал он. – Джон Моррис. Я почти забыл о нем. Надеюсь, он остался доволен уик-эндом, проведенным в Скарборо?

     Софи приоткрыла рот, чтобы ответить «да», но потом задумалась – разве она сказала «Скарборо»? Ей казалось, она называла другой город, который теперь не могла вспомнить.

     – Харрогит, – с триумфом сказала она. – Это было в Харрогите.

     Губы Макса дрогнули.

     – Ну да, конечно. Я всегда путал эти два города. Мне необходимо посетить их, тогда, возможно, я научусь различать. Может быть, вы пригласите меня туда, когда выйдете замуж, – прибавил он застенчиво.

     Софи испуганно взглянула на него; ее нежные губы слегка раскрылись.

     – Замуж? – как-то глупо повторила она.

     Он вопросительно поднял черные брови.

     – Моя дорогая барышня! Мне как-то с трудом верится, что вы собираетесь жить с ним в грехе.

     – Жить в грехе – с кем?

     – Да что вы все повторяете мои слова. Не надо так нервничать – я просто дразню вас. Уверен: Джон Моррис никогда не допустит этого. – Он ухмыльнулся и направился к двери. – Я надеюсь увидеть вас перед отъездом. До свидания, Софи!

     Она попрощалась с ним слабым голосом и принялась вновь сортировать иглы. Похоже, он только и ждет момента, когда сядет в свой «бентли» и навсегда уедет от нее, – его голос казался таким довольным, когда он сообщил ей об отъезде. Она всхлипнула, потом достала платок, высморкалась и вытерла непрошеные слезы. По пути домой она вдруг вспомнила, что он назвал ее вымышленного, будь он негоден, жениха Джоном Моррисом, а не Остином. Имя «Остин» было первым именем, пришедшим ей тогда в голову, – оно короткое и довольно милое, как, впрочем, и его имя – Моррис. Софи утешало лишь то, что если уж она забыла это имя, то Макс и подавно.

     На следующий день он пришел в операционную, чтобы попрощаться. Помимо нее, там были сестра Купер и Билл Эванс, но Макс так и не попытался остаться с ней наедине; он весело болтал с ними, а на прощанье обменялся рукопожатиями. Софи не ожидала, что он попрощается с ней таким образом – при всех. Она пожелала ему всего наилучшего и проследила за тем, как он вышел в коридор и двери с глухим стуком захлопнулись за ним.

     Софи хотела забыть Макса, но этому упорно мешали разговоры, в которых то и дело упоминалось его имя. Все как будто сговорились против нее: и на работе, и дома только и было разговоров что о нем. Когда Софи возвратилась из больницы домой в день его отъезда, ее бабушка украшала цветами комнату. Она оторвалась от букетов сирени, гвоздик и роз, лицо ее расплылось в улыбке.

     – Софи! Это только что прислал Макс – ну разве они не изумительны? А какая прелестная открытка!

     Она взяла карточку и протянула внучке.

     – Его почерк трудно разобрать, – может быть, ты сможешь?

     Софи посмотрела на знакомые каракули.

     – «Потрясающе, не правда ли?» – вслух прочитала Софи, тогда как беззвучный голос внутри нее ликующе повторял: «Макс, Макс!» Она проглотила комок в горле и продолжала: – «Пускай это ненавязчивое напоминание обо мне станет залогом нашей дружбы, которая, я надеюсь, продолжится, если позволят обстоятельства. Я буду скучать по вас, по Пенни и Бенджамину».

     – Очаровательно, – вздохнула миссис Гринслейд. Она отошла немного, чтобы полюбоваться плодами своих усилий. – В чайнике есть немного чаю, дорогая. Надеюсь, Макс попрощался с тобой в больнице?

     Софи налила чай, но не притронулась к нему.

     – Ну конечно. Он заглянул на пару минут и пожал всем на прощанье руки.

     Что-то в ее голосе заставило бабушку на миг оторваться от своего занятия. Она собралась что-то сказать, как вдруг зазвонил телефон.

     – Я отвечу, – сказала Софи, едва дыша. Все ее надежды умерли, когда она услышала в трубке голос дяди Джайлза: он хотел поговорить о пожаре.

     – А как ты, моя девочка? – в конце поинтересовался он. – Наверное, какое-то время тебе придется побыть без работы.

     Софи сказала, что еще ничего не знает, а потом прибавила, что ей уже все равно. Потом она поспешила справиться о здоровье своего крестного и, соврав, что с ним очень хочет поговорить бабушка, ушла в свою комнату. Через какое-то время она вышла, чтобы, по своему обыкновению, приготовить ужин. За столом говорили почти только о Максе. Софи включилась в общий разговор с каким-то несвойственным для нее ранее воодушевлением, и это заставило Синклера подстеречь ее после ужина в прихожей и спросить, не простужена ли она.

     – Вы выглядите взволнованной, мисс Софи, – беспокоился он, – совсем не так, как обычно.

     Софи, поспешив успокоить его, что со здоровьем у нее все в порядке, мысленно согласилась с ним: она и вправду была сама не своя, и еще неизвестно, станет ли она когда-нибудь прежней.

     Это случилось на пятое утро после того, как уехал Макс, в субботу. Дети не пошли в школу, миссис Гринслейд, как обычно, завтракала в постели, а Синклер уехал на день-два к своему брату, которого изредка навещал. В доме было тихо и спокойно. По дороге на кухню Софи взяла со столика в прихожей утреннюю почту – различные счета, как всегда, письмо от тети Веры – и в самом низу обнаружила письмо от Макса. Отложив счета и письмо от тети в сторону, она долго разглядывала конверт с письмом Макса. Она вскрыла его только после того, как допила свой чай. В самом верху было написано: «Хайз Остервельд», затем следовало какое-то диковинное имя, – по всей видимости, это было название деревушки, в которой он жил, решила Софи. Она налила себе еще чаю и наконец все-таки отважилась не торопясь прочитать то, что было написано в его письме. Оно оказалось довольно коротким.

     «Дорогая Софи!

     Как вы уже знаете, операционная здесь должна была открыться к моему возвращению. К сожалению, операционную сестру, с которой я привык работать, посадили с сегодняшнего дня на карантин из-за кори. Мне предложили несколько взамен, но, признаюсь, меня не радует перспектива видеть вокруг себя чужие лица. В связи с этим хочу спросить вас, не улыбается ли вам мое предложение поработать здесь недельку-другую? Не могу сказать точно, сколько продлится карантин. Я доволен вашей работой, а вы хорошо знаете мои недостатки. Если вы согласитесь принять мое приглашение, я позабочусь о том, чтобы все было устроено на высшем уровне.

     Искренне ваш,

     Макс ван Остервельд.

     P.S. И не беспокойтесь, пожалуйста, о трудностях, которые могут возникнуть с языком, – все, с кем вам придется здесь работать, довольно сносно говорят по-английски».

     Софи прочитала дважды это деловое письмо и убрала обратно в конверт. Затем выпила еще чаю, съела тост с мармеладом и внимательно ознакомилась с оставшейся почтой. Напоследок она еще раз перечитала письмо Макса и поймала себя на мысли, что она, такая самостоятельная, привыкшая сама принимать решения еще со времени смерти родителей, теперь не могла связать и двух слов, чтобы выразить свое отношение к его необычному предложению. Покончив с чаем и взяв себя в руки, она поднялась в бабушкину комнату, держа чашку с чаем в одной руке и его письмо – в другой. Миссис Гринслейд отложила свой вечный кроссворд, взяла принесенный Софи чай и подставила внучке щеку для поцелуя.

     – Я получила письмо от Макса. – Софи решила без околичностей перейти к делу и протянула бабушке письмо.

     Миссис Гринслейд прочитала его от начала до конца и даже перевернула на другую сторону, как это обычно делают женщины, чтобы убедиться, что там больше ничего нет. На другой стороне и вправду больше ничего не было. Она перечитала письмо, задумчиво посмотрела на внучку и уселась на краешек кровати совсем как маленькая девочка. Отложив письмо, пожилая дама сдержанно сказала:

     – Мне приятно слышать, дорогая, что Макс в восторге от твоей работы в операционной. Ты поедешь?

     – Мне бы хотелось увидеть Голландию, – ответила Софи; ей бы следовало сказать «Макса», а совсем не «Голландию»; она отогнала от себя эту мысль, встала и поправила платье. – Как ты думаешь, бабушка, мне следует поехать?

     Миссис Гринслейд отдала ей письмо и опять взяла свой кроссворд.

     – Да, милая, поезжай, даже если тебе не очень хочется, – мягко ответила она.

     Софи долго не знала, на что решиться. Облачившись в форму и приколов шапочку к своей аккуратно причесанной голове, она отправилась на службу – сегодня состоится встреча с советом директоров, на которой, возможно, решится ее дальнейшая судьба. Как только она вошла в свой кабинет, зазвонил телефон. Это был дядя Джайлз.

     – Софи? Ты уже слышала о предложении Макса? Ну, конечно, слышала – хорошо. Надеюсь, ты поедешь, моя дорогая; мне было бы очень приятно. А трудности? Нет, не думаю, что они возникнут... все само собой решится, все устроится, вот увидишь.

     Дядя пытался склонить ее принять предложение Макса. Софи повесила трубку, подошла к окну и посмотрела на четырехугольный двор больницы, на людскую сутолоку: одни спешили зайти в больницу, другие – выйти из нее на холодный осенний ветер. Снова зазвонил телефон. Она подошла к столу и сняла трубку. Боже, Софи была совершенно не готова услышать сейчас голос Макса с его легким акцентом. Ее щеки вспыхнули, – к счастью, ей незачем было об этом беспокоиться, – никто ее не видел, проблема была в другом: в ее голосе. Она еле дышала.

     – Вы что, бегаете там? – поинтересовался Макс. Похоже было, что он смеется.

     – Да нет... я не ожидала, что это вы.

     – Вы получили мое письмо?

     Она наконец укротила свой голос-предатель.

     – Да, сегодня утром.

     – Вы поедете, – почти приказал он.

     Софи улыбнулась в ответ и кивнула, как если бы он находился рядом:

     – Поеду, если вы больше не можете никого найти.

     – Ну и отлично, – сказал он. – Я обо всем позабочусь. Так, успеете подготовиться до послезавтра... нет, до завтрашнего вечера?

     Софи казалось, что на нее упал снежный ком. Гордость заставила ее ответить спокойным, как бы делающим одолжение тоном:

     – Ну... посмотрим. – На самом деле она готова была хоть сегодня сесть в первый попавшийся самолет и лететь к нему.

     Макс засмеялся. Она поинтересовалась почему.

     – Хотите еще попрощаться со своим женихом? – Он снова засмеялся.

     – Да, а что? – ответила Софи раздраженно и быстро прибавила: – Мне надо ему написать. Дело в том, что он сейчас в отъезде, но думаю, не будет возражать.

     – Не понимаю, почему он должен возражать. – Его голос звучал надменно; казалось, Макс уже устал от их разговора.

     – Конечно, он не придет в восторг от этого, – она прищелкнула языком, – ведь у него не будет возможности видеть меня, не так ли?

     – Ах Боже мой! Он может приехать к вам в любое время, – в конце концов, это не край света: Утрехт от Лондона находится не дальше, чем Харрогит.

     Софи, для которой это было неожиданностью, не знала, что и сказать. Он, похоже, и не ждал от нее ответа и стал давать указания, что ей следует делать, чтобы благополучно добраться до Утрехта. К счастью, у нее оформлен заграничный паспорт – напоминание об отпуске, который они провели все вместе во Франции, когда ее родители были еще живы. Когда Макс наконец закончил говорить, она спросила:

     – А сестра-хозяйка?

     – Я сейчас же позвоню ей – она, думаю, вскоре пришлет за вами.

     Он оказался прав – он всегда был прав. Сестра-хозяйка действительно прислала за ней, и, к немалому удивлению Софи, все оказалось совсем не сложно. Никто ни в Англии, ни в Голландии ничего не имел против ее отъезда. Ей не придется думать и о билетах – обо всем этом позаботятся, сказала сестра-хозяйка, а когда она приедет в Шифоль, там ее встретит Ионхер ван Остервельд. Из одежды сестра-хозяйка посоветовала ей взять только самое необходимое и не забыть о теплом белье, дав понять, что климат в Голландии куда более суровый, чем в Англии. Софи сказала: «Хорошо, сестра» – и отправилась домой упаковывать вещи, вовсе не собираясь внимать ее совету утепляться. В ее сборах принимала участие вся семья – каждый считал своим долгом посоветовать, что ей следует с собой взять. В конечном счете из теплой одежды она взяла зеленый твидовый костюм, толстое твидовое пальто и несколько свитеров. Помимо этого, она уложила в чемодан свою безрукавку из овчины, а также платье янтарного шелка – вряд ли, конечно, оно ей там понадобится, а вдруг... Она пересчитала свои сбережения и, подстрекаемая домочадцами, купила себе новую шапку. Софи понимала, что это слишком накладно для их бюджета, но не могла устоять перед шапкой из натурального светло-коричневого меха, оживлявшей ее простоватое личико и эффектно контрастирующей с мышиного цвета волосами.

     На следующее утро курьер принес билет – она должна была лететь ранним вечерним рейсом. Билл отвез их в аэропорт на своем стареньком «ровере». Хотя багажа немного, теснота в машине оказалась несусветная: Титус и тот напросился провожать Софи. Правда, на Титуса грех было жаловаться: тихо сидя у Софи на коленях, много места он не занимал. Софи никогда раньше не летала, а сейчас ей представлялась такая возможность. Еще она думала, что прощание с родными будет для нее довольно тягостным, но это оказалось совсем не так. Глядя на то, как земля отдаляется от нее, Софи поспешила утешить себя мыслью, что путешествие ее долго не продлится и через каких-то две недели она снова будет дома.

     Шифоль оказался для Софи приятным сюрпризом: и его гостеприимные огни, и добродушная суматоха его аэропорта, и его неторопливые жители – все было как в Англии. Так же приятно было слышать объявления на родном языке. Даже носильщик, который взял две ее сумки, и тот обратился к ней по-английски: «Следуйте за мной, мисс». Слушая всю эту болтовню вокруг себя, Софи убедилась в справедливости того, что голландский язык – настоящая тарабарщина, и решила, что вряд ли сможет запомнить и пару слов на этом языке до того, как вернется обратно домой. Пройдя через таможенный контроль, она очутилась в главном зале ожидания, который кишмя кишел целующимися, обнимающимися, громко приветствующими друг друга людьми, и на какое-то мгновение почувствовала себя одинокой и неуверенной.

     – Добро пожаловать в Голландию, – услышала она вдруг голос Макса позади себя. Софи обернулась и улыбнулась ему – она была обворожительна в своей экстравагантной шапке.

     Его голубые глаза радостно блестели.

     – Вы что же, думали, я не приеду? – спросил он, желая подавить смех.

     – Да нет, то есть да – если вы были очень заняты... – Она была так рада снова увидеть Макса, что совсем забыла о холодности и равнодушии, которые собиралась выказать ему при встрече.

     – Я же сказал, что встречу вас, Софи, – мягко напомнил он, взял ее за локоть, и они стали пробираться сквозь толпу. Наконец они вышли к тротуару, где их ждал серебристо-серый «роллс-ройс». Макс открыл дверцу машины и сказал:

     – Садитесь, а я пока займусь вашими сумками. – Разместив ее вещи в багажнике, он сел в машину; из-за пальто, которое было на нем, он казался просто великаном. Софи посмотрела в окно, но ничего, кроме темной дороги, не увидела. Фары их машины, соперничая со светом равнодушной луны, лишь изредка освещали какой-нибудь дом.

     – Отсюда до Утрехта приблизительно полчаса, – сказал Макс. – Я отвезу вас прямо в больницу – там вас накормят ужином и покажут комнату, которую для вас приготовили. Сможете приступить к работе завтрашним утром? Начинаю оперировать не раньше одиннадцати, так что у вас будет достаточно времени, чтобы внимательно ко всему присмотреться. Уверяю вас: наша операционная не многим отличается от вашей.

     – Как скажете, – ответила Софи, – мне все равно, а как быть с сестрами? Они понимают по-английски?

     – Не беспокойтесь, понимают немного. Однако зачем вам разговаривать с ними? Надеюсь, язык ваших бровей окажется здесь не менее красноречивым, чем в Лондоне.

     Он немного притормозил, чтобы проехать через Амстелвен, затем опять набрал прежнюю скорость. Скоро дорога стала легче – они выехали на автостраду, соединяющую Амстердам и Утрехт; Софи посмотрела на стрелку спидометра, которая добралась до отметки 120 километров в час.

     – Бену это бы страшно понравилось, – воскликнула Софи.

     – Еще бы. Кстати, как они поживают?

     Софи обнаружила, что ей есть о чем поговорить с ним. В считанные минуты перед ее глазами пронеслись окрестности Утрехта, а потом и его улицы с высокими домами, ярко освещенными витринами и людными торговыми центрами. Макс, словно экскурсовод, то и дело обращал внимание Софи на разные достопримечательности Утрехта: то на Домскую церковь и университет, то на едва различимые в сумерках колоритные здания, то на утрехтские каналы, чьи чернильные воды блекло отражали в себе городские огни. Когда они наконец свернули на тихую узкую улицу, ее мертвая тишина и мрак показались Софи сказочными. Ну вот, они почти уже приехали – их «роллс-ройс» нырнул в сверкающие стальным блеском ворота, пересек широкий двор и остановился прямо у дверей больницы.

     Софи не успела хорошенько оглядеться вокруг – она только обратила внимание на то, что больница располагалась в старом здании и сильно походила на больницы, которых было полно в Лондоне. Они вошли внутрь, где Софи также не обнаружила ничего нового, – из своей будки навстречу им вышел швейцар, кстати очень похожий на Пратта. Поговорив с Максом, он обратился к Софи:

     – Добрый вечер, сестра.

     Удивленная Софи тоже поздоровалась с ним, а Макс улыбнулся и сказал:

     – Ханс был в Англии во время последней войны. Он будет рад помочь вам чем только сможет. – Он опять повернулся к швейцару и уже по-голландски продолжал: – Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь за багажом сестры. – Макс протянул ему ключи от машины. – Я приду за ними, как только вернусь. Тинеке Ван-дер-Вийд здесь?

     – Да, профессор. Она в ординаторской.

     Макс кивнул и, взяв Софи под руку, повел по длинному коридору. Им не пришлось долго идти. Остановившись возле двери внушительных размеров, открыл ее и пропустил Софи внутрь. Она оказалась в просторной, тесно заставленной большими кожаными креслами и изящными письменными столами комнате. Почти всю стену комнаты занимал большой книжный шкаф, а горевший в углу камин придавал помещению домашний уют. Комната была хорошо освещена, тяжелые занавеси на длинных узких окнах не были задернуты. У одного из окон стояла девушка. Когда Софи вошла, она обернулась и приветливо улыбнулась ей. У девушки была очаровательная улыбка, и Софи подумала, что никогда еще не встречала лица красивее, чем у нее, как, впрочем, не встречала и таких красивых глаз. А глаза у девушки были голубые-преголубые. Она заговорила на английском с еле заметным акцентом: