Текст книги "В огне страсти"

Автор книги: Бетти Нилс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

     Уже пробило десять часов, когда Софи вернулась домой в среду. Она провела этот день так, как и планировала, – ушла из дому еще до ленча, нанесла визит жене Тома Каррадерза, у которой пробыла ровно столько, сколько того требовали приличия. Было еще слишком рано возвращаться домой, когда она вышла от жены Тома, и ей пришлось убить остаток драгоценного выходного дня в кафе, где она пила кофе, хотя вовсе не хотела пить.

     В прихожей было темно и тихо. Изысканно пахло послеобеденным поджаренным сыром, и Софи, измученная многочисленными порциями кофе, испытывала поистине танталовы муки. Подгоняемая разыгравшимся аппетитом, она последовала на кухню. Синклер, должно быть, пьет свою последнюю на сегодня чашку чаю; она тоже присоединится к нему и спросит, не осталось ли еще сыру. Софи вошла в уютную старомодную комнату, и Синклер, увидев ее, вскочил с места.

     – А я думал, вы дома, мисс Софи. Как насчет чашечки чаю и кусочка «Куич Лоррэйн», который я припас для вас? Чай еще теплый.

     Синклер придвинул к ней старое кресло.

     – Садитесь.

     Софи повиновалась.

     – Вы выглядите усталой, мисс Софи. – Он протянул ей тарелку с лакомством, и она принялась поглощать его с завидным аппетитом.

     – Да уж, Синклер. – Девушка с наслаждением отпила глоток крепкого черного чая, который он так любил. – Как жаль, что я такая некрасивая, – совсем некстати сказала она.

     Синклер, казалось, понял то, что ее тревожит.

     – Вовсе вы не дурнушка, мисс Софи, вам это только кажется, особенно когда вы устанете или расстроены чем-нибудь.

     Она улыбнулась.

     – Вы очень милы, Синклер. А как наши ребятки? Понравилась им поездка? – как бы ненароком поинтересовалась она.

     Он кивнул:

     – Они ездили в Кентербери.

     – В Кентербери? Так далеко?

     – Да, мисс, но только не на «бентли». Они объехали кругом кафедральный собор и выпили там первоклассного чая. А в половине седьмого были уже здесь. Этот врач остался с нами ужинать. В общем, было очень весело. Он помог Бену с латинским. – Синклер встал и направился к раковине мыть чашки. – Дети пошли спать вовремя, мисс.

     Софи поднялась и пошла к двери.

     – Я рада, что они остались довольны, – сухо сказала она. – Спокойной ночи, Синклер.

     Миссис Гринслейд сидела в гостиной. И, как всегда, решала свой кроссворд.

     – Привет, дорогая. Художник-фанатик, неотступно добивающийся своего, не знаешь?

     Софи села на маленький, обитый вельветом стульчик возле камина и протянула к огню руки.

     – Рабид, – ответила она и поинтересовалась: – Как дела, бабуля?

     Пожилая женщина быстро вписала слово в кроссворд.

     – Правильно, милая. Какая ты у меня сообразительная. Надеюсь, ты хорошо отдохнула? – И, не дожидаясь ответа, продолжала: – Дети чудно провели с Максом сегодняшний день.

     Софи насторожилась.

     «Опять этот Макс», – подумала она про себя, а вслух сказала:

     – Они, должно быть, просто счастливы. Даже к ужину поспели.

     – Да, дорогая. Макс остался и на ужин. Мне показалось, ему было одиноко. На ужин Синклер приготовил «Куич Лоррэйн» и изумительный пирог с патокой – мы оставили кусочек и для тебя. Так о чем это я? Ах да. У Макса очень хороший аппетит, все-таки он мужчина, и не мелкий, как ты думаешь? Он помог Бену подготовиться к уроку латинского.

     «Похоже, я слушаю одну и ту же граммофонную пластинку», – подумала про себя Софи, надеясь тем не менее, что бабушка расскажет о нем что-нибудь еще. Она все задавала себе вопрос, что все-таки нашли в нем такого необычного бабушка и Синклер, да и она, если быть откровенной. «Я думаю о нем с тех самых пор, как впервые увидела его».

     – Интересно, сколько ему лет? – спросила Софи, погруженная в свои размышления.

     – Тридцать девять, и он не женат. Живет в Голландии, рядом с какой-то речушкой. Говорит, это чудесное местечко, совсем рядом с Утрехтом. Работает старшим хирургом-консультантом в местной больнице. У него и студенты есть. Живет со спаниелем по кличке Мэг и бульдогом по кличке Джек.

     Миссис Гринслейд прервалась, чтобы перевести дыхание.

     – Бабуля, как много ты о нем знаешь, – улыбнулась Софи.

     Миссис Гринслейд внимательно на нее посмотрела:

     – Я не знаю о нем ничего такого, чего бы он не рассказал тебе, если бы ты его об этом попросила. Моя дорогая Софи, я подумала, было бы неплохо пригласить его на ленч в воскресенье – у тебя, если я не ошибаюсь, выходной. Конечно, ты видишься с ним почти каждый день. Но что, скажи на милость, можно узнать о человеке в операционной, если все, что ты видишь, – это его глаза? И чем для тебя, к примеру, является пациент на операционном столе, как не грудой плоти, накрытой стерильными простынями! – Пожилая дама негодовала.

     Софи повернулась к ней.

     – Да что ты такое говоришь, бабушка? – воскликнула она. Ей вдруг отчетливо вспомнилось лицо голландца, когда он в прошлое воскресенье склонился над больной девочкой. – Он... мы все очень беспокоимся о наших пациентах, а когда работаем, то похожи на сплоченную команду.

     Миссис Гринслейд посмотрела в ее сторону:

     – Рада слышать это, Софи. Просто мне показалось, что ты недолюбливаешь Макса. – Бабушка не замечала сильного волнения своей внучки. – Мы приготовим жаркое из свинины и сладкий пирог с кремом. И еще Синклер сбегает в эту бакалейную лавчонку и купит хорошего сыра. Мужчины любят сыр, – добавила она, сняла очки и, казалось, помолодела лет на десять. – Ну, пойду ложиться. Нестерпимо хочется спать.

     Глядя на нее, нельзя было сказать, что пожилая женщина устала.

     Она аккуратно сложила газету, положила ее на столик кроссвордом кверху – завтра утром еще вернется к нему – и встала. Софи тоже поднялась, хотя ей вовсе и не хотелось сейчас оставаться одной, наедине со своими мыслями. Она пожелала бабушке спокойной ночи и поднялась к себе. Не раздеваясь, подошла к большому старинному зеркалу и внимательно вгляделась в свое отражение. Каким же некрасивым показалось ей собственное лицо!

     На следующее утро Софи предложила сестре Купер поменяться дежурствами. Коллега обрадовалась редкой возможности заполучить воскресенье в качестве выходного. Ее не особенно волновали мотивы, которыми руководствовалась Софи. Объяснение, что, мол, «хочется разнообразия», Купер вполне устроило. «Что ж, решено», – подумала про себя Софи. Дома она ничего не говорила об этом вплоть до субботнего вечера. Семья спокойно отнеслась к ее странному решению, дав, однако, понять, что она еще пожалеет о загубленном воскресном вечере. На работе Софи было не по себе: Ионхер ван Остервельд так мил!

     Стояло волшебное утро, когда она отправилась в воскресенье в больницу. На лазурном небе светило солнышко. И хотя лучи его уже не грели, это не слишком огорчало – спасибо, солнышко, и на этом. Однако настроение Софи совершенно не гармонировало с умиротворенным настроением осенней природы, а скорее было сродни урагану баллов эдак в девять и сильнейшему ливню, сопутствующему ему.

     Первую половину дня она провела в операционной, обучая практическим навыкам двух младших медсестер, дежуривших с ней. В операционной сегодня тихо, только голоса трех девушек изредка нарушали безмолвие облицованной кафелем комнаты. Софи оставила девушек чистить инструменты, а сама пошла в ортопедическую операционную, чтобы выпить кофе с сестрой Скиннер – хорошенькой молоденькой блондинкой, похожей на кинозвезду. Она так часто влюблялась, что Софи уже сбилась со счету, скольких мужчин сестра Скиннер сменила; тем не менее Софи прекрасно к ней относилась и всегда готова была выслушивать ее истории об очередных любовных победах. И конечно же Скиннер не смогла обойти вниманием их нового хирурга.

     – Я должна с ним познакомиться, – воскликнула она. – Я видела однажды, как он выходил из операционной; он не заметил меня, а ведь мог бы и остановиться.

     Софи усмехнулась:

     – И остановился бы, если б увидел.

     Скиннер отодвинула свой кофе.

     – Софи, дай мне знать, когда вы пойдете завтра на перерыв, – у вас ведь по понедельникам есть операции? У нас – нет. Я зайду к вам под предлогом одолжить какой-нибудь инструмент, вот тогда-то ты и представишь меня. – Она задумчиво посмотрела на Софи. – Скажи, а характер у него такой же приятный, как и лицо?

     Софи одобрительно кивнула:

     – Ну что ты, естественно. Он добросовестно относится к своей работе и, кстати, никогда не роняет иглы и тампоны на пол.

     – Ну перестань, меня совсем не это в нем интересует. Послушай, Софи, он талантливый хирург с положением, да еще такой миловидный, будь я на твоем месте, давно бы уже выбралась с ним куда-нибудь пообедать.

     Софи засмеялась:

     – Я не сомневаюсь; но все дело в том, что я – это не ты, дорогуша. Ты такая хорошенькая, что, когда мужчины видят тебя, сразу хотят пригласить куда-нибудь. А будь ты мужчиной, скажи, посмотрела бы на меня дважды? – В ее голосе не было злобы. Она поднялась, собираясь уходить. – Я позвоню тебе в понедельник около одиннадцати. Ассистировать будет Том Каррадерз; я придумаю что-нибудь, чтобы вызвать его из операционной, и вы останетесь вдвоем. Вот тогда-то ты сможешь испытать на нем силу своих чар.

     Софи возвратилась к себе в операционную. Похоже, несчастного случая им так сегодня и не дождаться. Она отпустила сестер пообедать, а сама пошла в свой кабинет разбирать карты. Ненадолго задержалась у окна, глядя на больничный двор, и собралась было уже отойти от него, как вдруг увидела внизу, под аркой рентгенологического отделения, Билла Эванса и Макса ван Остервельда. Они страстно спорили о чем-то, особенно возбужден был Билл. Хотя Билл и был высоким молодым человеком, на фоне голландца он казался карликом. Пройдя двор уже до половины, они встретили Тома Каррадерза и остановились. Ей было интересно, о чем это они там говорят; по всей видимости, ничего серьезного – уж слишком много смеются. В любом случае Ионхера ван Остервельда не вызывали; должно быть, у него назначена встреча с кем-нибудь. Внезапно он посмотрел наверх и, хотя стоял слишком далеко, заметил ее – Софи была уверена – поэтому нахмурился. Она отскочила от окна: до чего неприятно оказаться застигнутой врасплох. Софи ушла в операционную и принялась бесцельно переставлять с места на место все, что попадалось под руку. Минут через пять она опять вернулась в свой кабинет и осторожно посмотрела в окно. Его уже не было. Она достала список хирургического инвентаря и принялась дополнять его перечнем замененных инструментов. Сердце у нее было не на месте. Вдруг ее внимание привлекла картинка, изображающая иглу аневризма Сайма, на которую она посмотрела с мимолетным интересом. В этот момент послышался слабый скрип вращающихся дверей в конце коридора. Это не сестры, так как они уже минут десять как ушли; это не может быть и практикантка с третьего курса – ее дежурство начинается только в час. Софи выпрямилась – явно мужская походка, и она знала чья. Подавив в себе страстное желание поправить колпак и привести в порядок лицо, она сидела и ждала – руки на коленях, глаза устремлены на двери.

     Он вошел без стука, закрыл за собой дверь и, прислонившись к ней, спросил без обиняков:

     – Что я такого сделал?

     Софи взглянула на него своими красивыми глазами, обрамленными длинными, чуть загнутыми черными ресницами, приоткрыла рот, потом прищелкнула языком и прищурилась.

     – Не понимаю, о чем это вы... – И запнулась.

     Макс ван Остервельд сел напротив. Он был в скромном, но таком изысканном твидовом костюме, что она подумала: сколько у него вкуса и, конечно, какой жутко дорогой этот твид. Он протянул к столу свою длинную изящную руку и взял расписание дежурств.

     – У вас сегодня выходной, не так ли? Вы все изменили и ни слова не сказали мне о том, что Купер вас попросила об этом. Я узнал только в пятницу.

     Он ехидно усмехнулся, и Софи, задыхаясь от негодования, выпалила:

     – У вас нет никакого права на... на... – Тут она поймала на себе его взгляд.

     – На что? – учтиво поинтересовался он.

     – Расписание дежурств медсестер не входит в вашу компетенцию. – Она мгновенно осеклась, вспомнив, с кем говорит, и прибавила: – Сэр.

     – Не входит, но, по-моему, мы отклонились от темы. В прошлую среду вы неожиданно смылись из дому. Так вот, недавно я обедал у Каррадерзов, и они поведали мне о том, что именно в среду вы ушли от них вскоре после пяти, но и в девять, когда я собирался уходить от вас, вы еще не вернулись. Я подумал тогда, может, вы были со своим дружком, но когда узнал, что вы поменялись дежурствами с Купер, то почувствовал, что здесь кроется нечто большее, чем простое совпадение, и теперь уверен, что вы это сделали специально. Вы так меня ненавидите, Софи?..

     Софи отвела взгляд от корзины для мусора и посмотрела на разгорячившегося голландца.

     – Я не ненавижу вас. – Голос у нее был спокойный и немного удивленный.

     – Тогда оставьте в покое эту вашу бдительность, дорогая. Я не хочу вас ни к чему принуждать. – Он слегка помедлил. – Мне просто нравится флиртовать с вами. – Он увидел, как вспыхнуло ее лицо. – Не понимаю, почему бы нам не стать друзьями. В конце концов, у нас общий крестный отец – а это, я думаю, весьма основательный повод для дружбы, не так ли?

     Она встретилась с ним взглядом и увидела, что он улыбается. Не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, она как можно спокойнее ответила:

     – Боюсь, что за последнее время я стала настоящей старой девой. – Она доверительно улыбнулась ему и протянула руку для пожатия в знак примирения. Его пожатие было крепким и утешительным, а она сейчас так нуждалась в утешении. Но этого он, конечно, не узнает.

     – Я бы этого не сказал – старые девы не лазают по деревьям.

     Он отпустил ее руку, взял телефонную трубку и попросил связать его с сестрой-хозяйкой.

     Из их разговора Софи тут же поняла, что он рушит все ее планы. Опять он за свое! Вряд ли сестра-хозяйка догадалась о чем-нибудь, думала она про себя. Он положил наконец трубку и встал.

     – В десять минут второго у входа. Только не снимайте пока свою униформу, на случай, если вы им вдруг немедленно понадобитесь. Не задерживайтесь – я обещал миссис Гринслейд, что мы приедем в четверть второго.

     Софи удивленно посмотрела на него.

     – Вы обещали бабушке... – Глаза ее скользили по его лицу. – Но они не ждут меня.

     Он был уже в дверях.

     – Нет, ждут. Забыл сказать, что я уже звонил вашей бабушке и сказал, что вы придете домой на ленч.

     Она нахмурилась:

     – Ах вот оно что!

     Возмущенная его бесцеремонностью, она собралась было продолжать в том же духе, но он вдруг поднялся и молча ушел.

     За ленчем он сидел рядом с миссис Гринслейд. Нарезал мясо с таким же мастерством, как это делал дядя Джайлз. Даже с большим. Софи заметила, что он успел крепко подружиться с Пенни и Бенджамином, а также завоевать расположение бабушки. Даже Синклер, обычно такой сдержанный на новые знакомства, и тот не имел ничего против него. Они пили кофе в гостиной, возле камина. Тут и там валялись «жертвы» их досуга – это и воскресные газеты, и заброшенное вязанье Пенни, и наполовину разгаданный Беном кроссворд. Миссис Гринслейд сидела у камина, и на коленях у нее уже лежал свежий. Ее ноги упирались в толстенный словарь, служивший ей скамеечкой, – она никогда не решала кроссворды без предварительного совещания с этим всезнайкой, способным просветить ее относительно коварной двойственности значения некоторых слов. Ионхер ван Остервельд устроился на стуле напротив бабушки; Клякса тесно прижимался к его колену – его полузакрытые глаза выражали блаженство, когда Макс трепал его за уши. Титус расположился на начищенных до блеска ботинках голландца, игнорируя предложения его хозяев полежать у них на коленях.

     Софи, свернувшись клубком на кушетке и наблюдая за этой идиллической сценкой, сказала вдруг:

     – Ну разве это не удивительно, что они так любят вас? Обычно они такие суетливые.

     Софи видела, как у него дернулась губа и он приподнял свои темные брови. Она покраснела и поспешила прибавить:

     – О, только, ради Бога, не подумайте, что я хотела вас оскорбить. Я имела в виду, что животные чувствуют тех, у кого есть свои собаки.

     – Очень даже может быть, – ответил он, – но мне приятнее думать, что у них просто недурной вкус.

     Все дружно засмеялись, а Пенни спросила:

     – Они не скучают, пока вы в отъезде? Ваши собаки, я имею в виду.

     – Скучают, да еще как. Но у них масса друзей. А ваше гостеприимство – для меня целое событие.

     Софи посмотрела на часы и неохотно встала. Бабушка подставила щеку для поцелуя.

     – Ты должна идти, дорогая? Какая досада, особенно теперь, когда мы так хорошо все устроились. Ну ничего, надеюсь, ты неплохо проведешь остаток дня, – прибавила она рассеянно. Макс тоже поднялся и подошел к двери. – Макс, не исчезай надолго, – послышался голос бабушки, когда они уже выходили из комнаты.

     Они не разговаривали во время недолгой поездки обратно в больницу. Софи кратко поблагодарила его за то, что он ее подвез, и стала, не оборачиваясь, быстро подниматься вверх по ступенькам. Уже через полчаса она кипятила инструменты рядом с Томом Каррадерзом; пациент оказался противнейшим типом: он все время привередничал, придирался – в общем, оказался не из тех, с кем бывает приятно поговорить. Но едва только этого надменного пациента вывезли из операционной, как зазвонил телефон – у больного тяжелые осложнения после операции, и мистер Каррадерз должен немедленно его осмотреть. Том Каррадерз проворчал что-то себе под нос и вышел. Софи отослала медсестру вниз сообщить, что доктор спустится, как только будет готов. День выдался таким напряженным, что даже не удалось выпить чаю. Больной с осложнениями отнял у них уйму времени, и было уже почти шесть часов, когда Том и доктор Уокер вышли из операционной вслед за санитарами. Софи и еще две медсестры быстро привели в порядок инструменты. Потом Софи отпустила всех ужинать, а сама осталась в операционной, занимаясь иглами, и вдруг вспомнила девочку, которую Макс ван Остервельд прооперировал неделю назад. Сегодня Том сказал ей, что ребенок умер.

     – Ван Остервельд видел ее сегодня утром, но ничем помочь уже не мог. Очень благородно с его стороны было прийти сегодня, в свой выходной. Он, оказывается, не ложился до четырех накануне, все ездил по городу – так переживал.

     Софи сортировала иглы и старалась не думать о последней фразе – за ней могло скрываться все, что угодно. Она встряхнула своей аккуратно причесанной головкой, намереваясь таким образом избавиться от навязчивых мыслей. Хотя ее это нисколько не касалось, она полагала, что найдется немало хорошеньких медсестер, которые не задумываясь согласились бы выезжать с ним за город.

     Софи выбросила испорченные иглы в ведро, а когда вернулись с ужина сестры, сказала, чтобы они уходили домой. Ей и самой было пора идти. Она потушила везде свет и пошла переодеться.

     Неизвестно откуда показался «бентли» – машина остановилась прямо у входа в больницу. Дверца ее приоткрылась, и она услышала голос Макса:

     – Садитесь.

     Уж этого она никак не ожидала, поэтому процедила сквозь зубы: «Привет!» – и села в «бентли». Когда они подъехали к ее дому, он вышел с ней из машины и проводил до дверей. Пенни выбежала из кухни встречать их.

     – Ну вот наконец и вы! – воскликнула она. – Я приготовила наивкуснейший ужин, а Макс принес бутылочку отменного вина.

     Макс захлопнул входную дверь и, усмехнувшись, сказал:

     – Сегодня я здесь поживу. Надеюсь, вы не очень возражаете?

     Софи улыбнулась:

     – Ну что вы.

     Он внимательно смотрел на нее, а Софи продолжала:

     – Вы выглядите усталым – был тяжелый день?

     – А вот у вас прекрасный вид, хотя, признаться, кажетесь чем-то расстроенной.

     Софи направилась в гостиную.

     – Да, я слегка огорчена, но лучше не будем об этом.

     – Нет, отчего же? Давайте поговорим прямо сейчас, – спокойно сказал он и положил руку ей на плечо. – Вы слышали о нашей юной пациентке?

     – Том Каррадерз рассказал мне сегодня вечером. Я... – Она тяжело вздохнула. – Это несправедливо, ведь она была еще совсем ребенок.

     Он нежно обнял, положил вторую руку на другое плечо, повернул к себе.

     – Болезни, несчастные случаи, смерть – это всегда несправедливость, не так ли? Не потому ли мы отдаем этому столько сил? – Он легко провел пальцем по ее щеке – ей было приятно его прикосновение. – Зато наша тихая, спокойная мисс Гринслейд не пострадала, верно?

     Молчаливая, она стояла рядом с ним, ощущая на своих плечах приятную тяжесть его рук и подавляя страстное, безудержное желание броситься на его широкую грудь и вволю выплакаться. Но, взяв себя в руки и выбросив из головы этот нелепый сиюминутный порыв, она сказала ровным голосом:

     – Вы совершенно правы; особенно много сил отдаете вы. Спасибо вам за поддержку.

     Он улыбнулся:

     – Ну, так-то лучше.

     И, взяв ее за локоть, повел в гостиную.

     – Как насчет стаканчика хереса до того, как мы узнаем, что за сюрприз приготовила для нас Пенни?

     Пенни превзошла самое себя, приготовив на ужин омлет с грибами, жареным картофелем и салат из листьев цикория «дэйзи». Доедая последний кусок грибного омлета, Макс ван Остервельд не удержался от комплимента:

     – Ну, Пенни, это просто фантастика. Когда-нибудь из тебя получится превосходная жена.

     Пенни просияла.

     – Думаю, да, – тем не менее важно сказала она. – А у вас есть жена, Макс?

     Он ответил не сразу, и Софи успела резко оборвать ее:

     – Пенни!

     Наконец он спокойно произнес:

     – Нет, пока нет.

     – Значит, у вас есть невеста, – предположил Бенджамин.

     Для Софи это было чересчур.

     – Бен, даже самые близкие друзья не задают друг другу вопросов, на которые не хотелось бы отвечать самому.

     Бен обезоруживающе улыбнулся:

     – Простите. А могу я тогда узнать, почему ты не называешь Макса по имени? Он-то уже давно называет тебя Софи. Я сам слышал. Подтверди, Макс.

     Голландец, улыбаясь, смотрел на мальчика:

     – Гм, да, это так, Бенджамин, но в больнице я должен обращаться к ней как к сестре.

     – Ну это понятно. А как Софи обращается к вам на службе?

     Макс засмеялся:

     – Сэр. А когда я бываю особенно докучливым – ну, например, приглашаю ее пить чай в самый неподходящий для нее момент или забываю вернуть ей инструменты, которые мне больше не нужны, и в других подобных ситуациях она называет меня Ионхером ван Остервельдом весьма строгим голосом. Надо признаться, это отлично на меня действует – она умеет заставить подчиняться себе.

     Всех рассмешила новость о строгости и суровости Софи, а Бен тут же забыл о своем вопросе. В самый разгар их оживленной беседы Макс поднялся из-за стола, поблагодарил за чудесный ужин и стал прощаться. Сначала он подошел к миссис Гринслейд и поцеловал ей руку – пожилая дама преисполнилась гордости, а лицо ее порозовело – так искренне он это сделал. Потом тихо, так, чтобы это слышала только она, сказал:

     – Во вторник у меня выходной – не доставите ли мне удовольствие, приняв мое приглашение на ленч?

     Миссис Гринслейд широко раскрыла свои все еще красивые глаза – его предложение ее сильно удивило.

     – Я? – спросила она. – Вы имеете в виду меня?

     В легком замешательстве он поднял свои черные брови.

     – Кого бы еще я мог пригласить? «Уилтонз» вас устроит?

     Ей, казалось, понравилась эта затея.

     – О, это будет восхитительно. Спасибо тебе, Макс.

     – Ну вот и отлично... Я заеду за вами где-то в половине первого.

     Отражая атаки Кляксы и Титуса, жаждавших сопровождать его всюду и везде, он направился к выходу. Софи, непонятно каким ветром отнесенная в другой конец комнаты, пожелала Максу спокойной ночи и принялась убирать со стола; попутно она обсуждала с бабушкой, что та наденет на этот ленч. Пенни и Бенджамин бросились убирать посуду – Синклер сегодня вернется очень поздно. Только Софи легла в кровать и выключила свет, ее стали одолевать мысли о Максе. Она стала подводить итоги сегодняшнего дня: Макс предложил ей свою дружбу, но, похоже, это было все. Вспоминая их разговор в прихожей, она не смогла припомнить из него ни единого слова, которое бы давало надежду на что-то большее.