Текст книги "Одри Хепбёрн"

Автор книги: Бертран Мейер-Стабли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Обитатели голливудского улья встречались практически только на полуофициальных собраниях, о которых извещали всех. Приглашённые проходили тщательный отбор, и эти приёмы лучше всего определяли социальное положение и известность присутствующих. Получать приглашение на одну вечеринку за другой для счастливого избранника было всё равно что подниматься по ступеням храма к усыпанному звёздами небосклону.

Но была и обратная сторона медали – мелкие сошки. Замученные работой, погоней за деньгами, завистью и жадностью, эти люди тратили всё свободное время на придворные интриги, местничество, борьбу соперничавших кланов, партий и иерархий. Киношники были настоящими рабами строжайшего этикета и беспощадного снобизма. Одри усвоила правила протокола: «Когда я работала, на киностудии “Парамаунт” была столовая для руководства, ещё одна – для актёров, третья – для технического персонала и т. д. Нам бы никогда не пришло в голову пойти обедать к другим, перемешаться друг с другом, как на французских киностудиях. На площадке только звёздам полагалось иметь кресло со своим именем. Остальные должны были стоять. Деньги также учитывались в протоколе. Люди, зарабатывавшие много, никогда не смешивались, даже в частной жизни, с теми, кто получал скромное вознаграждение. Даже среди рабочих, костюмерш и реквизиторов протокол соблюдался очень строго...» Как при дворе Людовика XIV в Версале, где герцогини спорили за право сидеть в присутствии короля.

Но голливудская махина подчинялась лишь одному закону: кассовым сборам. Именно ими измерялся талант, популярность имени или внешности, а цель оправдывала средства...

Для Голливуда пятидесятых годов также характерна невероятная власть, которую забрали две «сплетницы»-колумнистки: грозная Луэлла Парсонс и её ещё более коварная коллега Хедца Хоппер. Эти женщины правили бал в Голливуде и терроризировали продюсеров, режиссёров и актёров. Две старые ведьмы – сварливые, завистливые и несправедливые – плевать хотели на то, сколько вреда могут причинить своими пересудами. Однако Одри Хепбёрн оказалась Хедце Хоппер не по зубам.

А ведь история её семьи могла сильно ей навредить. На момент выхода на экраны «Римских каникул» ни один голливудский хроникёр или интервьюер не упоминал о связях отца Одри с фашистами. Отсутствие Хепбёрна-Растона в семейной истории, говорила Одри, вызвано попросту его уходом из семьи. В одном интервью она даже заявила, что отец был «расстрелян немцами» (на самом деле, наоборот, если бы он остался в Нидерландах и сотрудничал с голландскими нацистами, он, вероятно, был бы расстрелян участниками Сопротивления). В одной статье, опубликованной в сентябре 1954 года, Анита Лус – писательница с буйной фантазией, создавшая множества мифов об Одри, – сообщает, что Хепбёрн-Растон «затерялся в далёких английских колониях»: «Никто не знает, где он сейчас и известно ли ему вообще, что сталось с его чудесной дочерью». Это было правдой, но не совсем: он тогда находился в Ирландии. Только Филлис Баттель, журналистка из «Интернэшнл ньюс сервис», всё расставила по своим местам. В серии статей, перепечатанных одновременно несколькими газетами в 1954 году, она намекнула на принадлежность Хепбёрна-Растона к чернорубашечникам. Можно себе представить, в какой ступор это открытие привело руководство киностудии «Парамаунт», намеревавшейся вложить в раскрутку Одри большие деньги. Если на Одри лежит отметина фашизма с налётом антисемитизма во времена, когда ещё не прошёл шок от ужасов концлагерей, её карьера может оборваться, хотя молодая звезда и не отвечает за поступки своего отца.

По счастью, оброненный мимоходом намёк Баттель не вызвал никакой реакции. Другие писатели, которые, возможно, поняли его, благоразумно молчали. В те времена у голливудских киностудий были способы запретить писателям, навлёкшим на себя их гнев, встречаться со звёздами. Поэтому никто из них не заинтересовался тем, что отец Одри всю войну просидел в английской тюрьме.

Эта история не омрачила премьеру «Римских каникул». 7 сентября 1953 года фото Одри появилось на обложке журнала «Тайм» – предел мечтаний. Впервые этот престижный журнал оказал такую честь кинозвезде сразу после выхода в США её первого большого фильма. Текст был даже более экспансивным, чем обычно. «Под блеском стразов – сияние бриллианта», – гласила подпись к портрету. На иллюстрации Бориса Шаляпина Одри была в королевском платье и диадеме, а её желание вращаться в мире простолюдинов символизировал огромный рожок клубничного мороженого на фоне барочной архитектуры Рима. Автор комментария пел Одри дифирамбы: «Актриса тоненькая, как спичка, с огромными ясными глазами и с личиком в форме сердечка... чудесным образом сочетает буйную шаловливость с достоинством королевы». Текст развивал мысль, выраженную в лаконичной подписи к обложке: «В блеске стразов новая звезда кинокомпании “Парамаунт” сияет огнями умело огранённого бриллианта. Дерзость, высокомерие, сожаление, бунтарство и усталость быстро сменяют друг друга на переменчивом лице девочки-подростка». (Между тем ей было уже 24 года – «не так уж молода», как скажет Одри о себе).

В анонсе её следующего фильма – «Сабрины» – приводились слова режиссёра Билли Уайлдера: «Было ли нечто подобное со времён Гарбо и Ингрид Бергман?» Кстати, ни та ни другая уже не представляли угрозы для Одри, потому что Гарбо жила отшельницей, а Бергман в глазах американцев покрыла себя позором внебрачной связью с Росселлини[27]27
  Роберто Росселлини (1906—1977) – знаменитый итальянский режиссёр, основоположник неореализма в кино.


[Закрыть]; их преемнице расчищали дорогу. В более лёгком тоне Уайлдер расхваливал не только красоту, но и ум Одри: «Такое впечатление, что она знает, как пишется слово “трансцендентный”».

«Римские каникулы» получали лишь комплименты. Американские кинокритики хвалили Одри за её «мастерство и обаяние». Во всех газетах встречаются одни и те же эпитеты и повторяются без конца. «Колдовское очарование», «воздушная красота», «кошачья грация», «стильное лукавство», «пылкость и достоинство», «совершенная посадка головы», «шик» – это словарь пишущих об Одри Хепбёрн на протяжении всей её карьеры... Рецензии в европейской прессе соперничали в восторженности с толпами зрителей, штурмовавших кинотеатры. Ингрид Бергман, посмотрев фильм в Риме, вышла вся в слезах.

– Почему ты плачешь? – спросил её Росселлини. – Это трагедия?

– Нет, – ответила Бергман, – я плачу из-за Одри Хепбёрн, она меня потрясла!

Британские кинокритики, которых было не так легко взволновать, благосклонно отзывались об Одри, но находили фильм «несколько длинноватым». Это не мешало зрителям толпами валить на «Римские каникулы». В 1953 году Великобританию накрыло итальянской волной: мотороллеры «Веспа» и «Ламбретта», остроносые туфли и брюки без отворотов у мужчин, новые кафе быстрого обслуживания для тинейджеров. Теперь Одри диктовала моду.

Сама актриса скромно поселилась в небольшой квартирке на бульваре Уилшир, рядом с Вествуд Виллидж в Лос-Анджелесе. Журнал «Лайф» отвёл под её фотографии шесть страниц в номере от 7 декабря 1953 года, показывая, что над её имиджем постоянно работают. «Откуда берётся обаяние Одри?» – вопрошал крупный заголовок. «Лайф» объяснял всё сложностью её натуры: «Она не подходит ни под одно определение. Она одновременно брошенное дитя и светская женщина. Она вызывает к себе симпатию обезоруживающим образом, но странно высокомерна». Иллюстрации делают акцент на её одиночестве. Её показывают уснувшей девочкой, поджидающей студийного шофёра у деревянной двери своей квартирки в 6.30 утра; штудирующей диалог во время пути, словно школьница, готовящаяся к экзамену; быстро поглощающей завтрак в окружении техперсонала, подогнув под себя одну ногу, словно маленькая девочка, а другую вытянув с изяществом балерины; подводящей глаза между дублями и отправляющейся на съёмочную площадку на велосипеде... Единственная уступка моде за всю карьеру Одри: на первой и последней фотографиях в стиле пин-ап[28]28
  Пин-ап (от англ, to pin up – прикалывать) – плакаты, прикалываемые на стену, с изображениями красивых, часто полуобнажённых девушек – фотомоделей, актрис или певиц.


[Закрыть] она предстаёт в коротенькой ночной сорочке, так что виден (пикантная деталь) краешек её штанишек.

В статье не говорится о её любовной жизни. Главное качество, подмеченное в Одри журналом «Лайф», – это независимость. «Я буду очень рада остаться у себя дома с вечера субботы до утра понедельника. Я так думаю», – говорит она. Трудно себе представить, чтобы это сказала какая-нибудь другая американская звезда той поры. И «Лайф» добавляет: «Голливуд готов поспорить, что публика полюбит Одри за те самые качества, которые ставят её выше популярных звёзд».

Между тем в финансовом отношении Одри котировалась гораздо ниже знаменитостей. За «Сабрину» ей заплатили всего 15 тысяч долларов – совсем чуть-чуть больше, чем был её гонорар за «Римские каникулы». «Вы получили бы больше денег, если бы подождали окончания “Римских каникул”, прежде чем подписывать контракт», – сказала Хедца Хоппер, чудный советник по финансовым вопросам. Одри ответила: «Важны не деньги, важно быть хорошей актрисой».

В 1953—1954 годах конкуренция в Голливуде была ожесточённой. Компания «Метро-Голдвин-Майер» обладала целым батальоном кумиров публики: Элизабет Тейлор, Ава Гарднер, Лана Тёрнер, Джин Келли, Фред Астер и Кларк Гейбл; «XX век Фокс» заключила контракт с Мэрилин Монро, Сьюзен Хейворд, Джеймсом Мейсоном и Робертом Митчумом; «Юнайтед Артисте» держала под своим крылом Гари Купера, Берта Ланкастера, Лорен Бэколл и Хамфри Богарта; «Уорнер» прибрала к рукам Джона Уэйна, Дина Мартина и Монтгомери Клиффа, а «Парамаунт» приобрела эксклюзивные права на Джеймса Стюарта и Джеймса Кэгни... Однако множество киностудий переживали трудные времена; некоторые исчезали или вынужденно перестраивались, порой под контролем телеканалов. Несмотря на неуклонное снижение сборов, 1954 год стал выдающимся для кинематографа. Роберт Олдрич снял легендарный вестерн «Веракрус»; Джордж Кьюкор позволил Джуди Гарланд вернуться на экран в трогательном «Рождении звезды»; Эдвард Дмитрык снялся с Хамфри Богартом в своём первом фильме «Бунт на “Кейне”»; Элиа Казан обессмертил Джеймса Дина фильмом «К востоку от рая»; Джозеф Л. Манкевич отдал Аве Гарднер роскошную роль в «Босоногой графине»; Винсент Миннелли придумал волшебную Шотландию для «Бригадуна» с парой Джин Келли – Сид Чарисс; Мэрилин Монро чудесно промурлыкала «Реку, с которой нет возврата» для Отто Премингера, а Рауль Уолш снял «Бенгальскую бригаду».

Но на съёмочной площадке «Сабрины» Одри узнала, что означает выражение «голливудская вендетта», превратившись в невинную жертву злобы Хамфри Богарта. Актёр, которым она так восхищалась в «Касабланке», одном из её любимых фильмов, в жизни оказался тираном. Богарт обладал разрушительным характером, который оборачивался не только против него самого, но и против всех, кого он невзлюбил, рядом с кем оказался не на высоте или кого считал привилегированным. И невинность Одри стала его главной мишенью.

Всё очень просто: Богарт вовсе не хотел играть в фильме роль старомодного старшего брата, тогда как Уильяму Холдену достался более романтический персонаж. Съёмки «Сабрины» проходили в накалённой атмосфере – по вине Хамфри Богарта. Все знали, что у него сложный характер; он налегал на выпивку и как будто страдал раздвоением личности в стиле «доктора Джекила и мистера Хайда». Биографы и хроникёры выдвигали самые разные предположения, пытаясь объяснить, почему он сразу возненавидел сценарий, режиссёра и актёров «Сабрины»: обида на то, что его взяли вместо Кэри Гранта, скверное мнение об Одри, которая, на его взгляд, была жалкой парвеню без малейшего опыта, досада на прекрасное взаимопонимание между Уильямом Холденом и Уайлдером – давними друзьями.

Пока Одри противопоставляла раздражительности Богарта своё безразличие, его озлобленность переросла в открытую враждебность. Он начал передразнивать её голосок. Вмешался Билли Уайлдер, и Богарт направил свою агрессивность на него, подражая сильному немецкому акценту режиссёра и даже требуя «перевода на английский». В отличие от Одри Уайлдер не смолчал. Повернувшись к Богарту, он пролаял: «Смотрю я на тебя, Боги, и под мнимым мерзавцем вижу настоящего». Напряжение усилилось. Одри заметила, что Богарт требовал подавать ему на подносе стакан виски ровно в пять часов. Попивая его мелкими глотками между дублями, он становился ещё более неуступчивым. Иногда Одри от обиды путалась в своих репликах. Тогда радость Богарта была написана у него на лице: вот вам английская дилетанточка с раздутой репутацией. Каждый день после съёмок Уайлдер обычно приглашал Одри, Уильяма Холдена и сценариста Лемана к себе в офис, чтобы пропустить по стаканчику, – но только не Богарта. Чувствуя, что его задвигают в сторону, и не преуспев в попытках разозлить Одри, тот направил стрелы своей иронии на Холдена и стал называть его «улыбчивым Джимом», намекая на его миловидную внешность и подразумевая, что тот в большей степени дамский кумир, чем настоящий мужчина.

Голливудское крещение оказалось для Одри суровым! Тем более что Хамфри Богарт, решительно не желавший вести себя как джентльмен, вскоре начал высмеивать её в прессе, говоря, что у неё нет ни капельки таланта, а на съёмках от неё можно добиться чего-то путного лишь после добрых шести десятков дублей. Конечно же, это было неправдой! Богарт считал Одри легковесной, одержимой желанием отличиться, но не имеющей для этого таланта. И он, не стесняясь, высказывал это мнение вслух, делясь своей глубокой антипатией с каждым встречным и поперечным.

По счастью, был ещё Уильям Холден, который утешал её, как мог. Между ними вскоре завязался роман. В свои 34 года Холден был бабником и сердцеедом... Прозванный «золотым мальчиком», он обладал самоуверенностью мужчины, почти никогда не встречавшего отказа. С годами он только хорошел, и то же относится к его актёрской игре. К тому моменту, когда Холден лишится лавров Казановы, то есть в начале шестидесятых годов, Билли Уайлдер пригласит его в «Бульвар Сансет» и «Лагерь для военнопленных № 17»[29]29
  На деле «Бульвар Сансет» вышел на экраны в 1950 году, «Лагерь» – в 1953-м, а «Оскара» Холден получил в 1954-м. (Прим. пер.).


[Закрыть], который принесёт ему «Оскара», и он будет и дальше прекрасно играть до самой смерти в 1981 году, в частности в «Дикой банде» и «Телесети».

Под конец жизни он спился и умер оттого, что упал пьяный и раскроил себе череп, в 63 года. Но когда он влюбился в Одри, его пристрастие к выпивке ещё не представляло зримой опасности. Не считал он помехой и свой брак с актрисой Ардис Анкерсон Гейнс (во время своей короткой кинокарьеры известной под именем Бренда Маршалл). «У Одри и Холдена началась любовь на съёмках “Сабрины”, – вспоминал Эрнест Леман. – Незаметный роман sotto voce[30]30
  Вполголоса (ит.).


[Закрыть], но вполне определённый. Это нас удивило. Все думали, что знают Одри». Однажды Леман зашёл в вагончик одной из звёзд (он уже не помнил, в чей именно), и у него «не осталось никаких сомнений по поводу характера их отношений». Актёр Джон Мак-Каллум, который знал Одри ещё с её лондонского дебюта, уверял: «Когда она и Холден оказывались на съёмочной площадке лицом к лицу, они встречались глазами и уже не отводили их друг от друга. Случилось что-то волшебное, и никто не мог этому помешать. Притягательное очарование Одри в основном рождалось из её взгляда. Это была основа её сексапильности. Возможно, так часто бывает, но в большинстве случаев этого не замечаешь, потому что мало у кого такие глаза, как у Одри. В кино взятые крупным планом глаза привлекательной женщины бесконечно более сексуальны, чем крупный план обнажённой груди. Иногда говорят, что мужчины занимаются любовью с лицом женщин, и в случае Одри это была чистая правда. Я думаю, что Уильям Холден погиб в ту секунду, когда заглянул в её глаза».

Обычно Уильям Холден начинал свои лав стори с небрежным видом человека, чиркающего спичкой. Он сделал себе вазэктомию[31]31
  Хирургическая операция по стерилизации путём иссечения семявыводящих протоков. (Прим. авт.).


[Закрыть] и, как многие мужчины в такой ситуации, чтобы заглушить страх перед половой несостоятельностью, ввязывался во всё более рискованные истории. Он даже приводил Одри к себе ужинать. Жена Холдена как будто смирилась с его эскападами, но Одри весь ужин чувствовала себя виноватой. Несколько лет спустя Холден вспоминал в автобиографии: «Иногда ночью я брал с собой переносной проигрыватель, и мы уезжали на машине в поле, на лужайку. Слушали музыку к балетам... Одри танцевала для меня в лунном свете. Это были волшебные моменты».

Другие моменты оказались более земными. Интерес Одри к мужчинам был непостоянным и осторожным. Она предпочитала тех, кто сам делает первый шаг, уверенных в себе, даже немного мачо и, как думают кое-какие наблюдатели, гораздо менее романтичных, чем она, и неспособных оценить её редкую натуру. Эти наблюдатели удивляются терпимости Одри по отношению к привычкам её любовников, их грубости и несдержанности на язык – полной противоположности её миролюбивому характеру. Возможно, именно это её и привлекало. Грубоватый и даже воинствующий ирландский темперамент отца Одри словно проявлялся у некоторых её любовников, но не обязательно у тех мужчин, за которых она выходила замуж.

Страсть к Уильяму Холдену полностью перевернула её жизнь во время съёмок «Сабрины». Эта связь тем больше её распаляла, что была тайной.

Одри не ела, не спала и целыми часами перебирала в памяти мгновения, которые они урывками проводили в её гримёрке. Прокручивала вновь и вновь их разговоры, пытаясь понять, готов ли он уйти к ней от жены. Она не хотела припирать его к стенке, не будучи уверенной в ответе.

На самом деле Одри ничего не знала о необратимой вазэктомии актёра и уверяла, что хочет родить ему чудесных малышей, пишет её биограф Боб Томас. Она уже тогда мечтала иметь детей и была готова разрушить брак Холдена. Но когда актёр ей признался, что не может создать новую семью и что у него никогда не будет детей, Одри спустилась с небес на землю и отказалась от мыслей о браке с ним. Ей слишком хотелось стать матерью. Она сразу же с ним порвала. Уильям Холден однажды сказал, что «Одри была любовью всей его жизни», но несколько месяцев спустя после окончания их отношений он утешился, вступив в связь с Грейс Келли.

Под влиянием этого разрыва Одри сразу по окончании съёмок «Сабрины» запёрлась у себя дома. В одном из интервью того времени она сказала: «Мне нужно одиночество. Это единственная возможность для меня восстановить силы». Конечно же, ни слова о недавнем расставании с любимым человеком. Одри сама решала личные проблемы, и они никогда не влияли на её поведение на публике и на съёмочной площадке. И пока Уильям Холден время от времени тщетно продолжал её преследовать, Одри влюбилась в другого актёра – Мела Феррера.

Одри потом расскажет: «Я встретила его, он мне понравился, я его полюбила... вот и всё». На самом деле летом 1953 года она была в Париже и трижды бегала на фильм «Лили». Актриса, исполнявшая главную женскую роль, была странным образом похожа на неё: те же девичье личико, стройная фигурка, тот же вид беспризорного ребёнка. Лесли Карон, на два года её моложе, как и она, была балериной; её отец и мать – уроженцы разных стран (Америки и Франции). На том этапе жизни между карьерами Лесли Карон и Одри Хепбёрн было много сходства.

Однако в фильме Одри привлекала не красота Лесли Карон. Она запала на Мела Феррера – исполнителя роли кукольника, растрогавшего сердце сиротки и завоевавшего её любовь. Этот стройный и красивый актёр напоминал Одри принца из сказок, которыми она зачитывалась в детстве и читала до сих пор. Феррер, конечно, был грациозен и энергичен, но пока ещё не являлся звездой. Его обаяние было реальным, но немного расчётливым, слишком нарциссическим.

В конце концов она встретила его в Лондоне летом 1953 года на приёме, где их представил друг другу Грегори Пек. Мел Феррер приехал в Лондон, чтобы присутствовать на премьере «Лили» и сыграть короля Артура в «Рыцарях Круглого стола» – американском фильме, который снимали в Великобритании. Ему исполнилось 36 лет – он был на 12 лет старше Одри. Мало того что он показался ей красивым, он был хорошо образован и обладал многочисленными талантами: писал книги для детей, был режиссёром в театре, в кино и на радио и, кажется, знал всех в Голливуде и на Бродвее. Он был очень многогранным. Рейди Харрис, подруга Одри, вспоминает, что их влечение друг к другу было взаимным: «Неудивительно, что Мел безумно влюбился в столь колдовское создание. Его всегда привлекали обворожительные женщины, успешно делающие карьеру. Но мне понятно и то, почему Одри подпала под обаяние Мела – редкого американского мужчины, рядом с которым женщина чувствует себя женщиной».

Откуда такое влечение, внезапная любовь? Ответ лежит на поверхности. У Мела и Одри было много общего. Как и Одри, Мел Феррер начал творческий путь в театре танцовщиком. Его учителем был Клифтон Уэбб, один из лучших танцовщиков с Бродвея, который научил его бить чечётку. Мел заболел полиомиелитом и три года провёл в санатории, но после болезни одна рука осталась наполовину парализованной, и Мел разрабатывал её, занимаясь фехтованием. Одри всегда восхищалась людьми, обладавшими волей и силой, чтобы преодолеть физические изъяны. Как и Одри, Мел был полиглотом. В детстве он говорил по-французски с матерью и по-испански с отцом – крупным нью-йоркским врачом кубинского происхождения. Он чувствовал себя дома и в Америке, и в Европе. Как и Одри, он часто плохо питался; в самом деле, на фотографиях они больше похожи на брата и сестру, а не на мужа и жену. Мел был трудоголиком, вечно недовольным собой. Там, где Одри проявляла упорство, он был просто маньяком. Но Одри понимала его нервозность, потому что её отец был таким – вечно строил новые планы. У Мела тоже были сложные отношения с женщинами: три брака и скорый развод.

Описание Мела, данное Шарлем ван Дейзеном, в точности воспроизводит его чересчур деятельную натуру: «Когда он режиссёр, у его коллег голова идёт кругом от его постоянных выкрутасов; когда он актёр, он оттесняет их на второй план, приводя в бешенство. Его “острый телефонит” протекает в худшей форме, чем у подростка, а в ночных клубах он вечно машет рукой кому-то на другом конце зала или постоянно меняет столик. Я часто спрашиваю себя, какое занятие находит себе Мел, когда спит. Вероятно, сны».

Встреча с Одри, наверное, стала сном наяву. Он, конечно же, сказал, как она ему понравилась в «Жижи». А она ответила, что с радостью поработала бы с ним в театре, если ему позволят съёмки и если он найдёт хорошую пьесу. Вот так просто и неожиданно. Мел вскоре должен был играть короля Артура. Одри предстояло возвращаться в Голливуд. Интриги, сплетни, романы и очарование этого места не заставят её забыть о Меле Феррере. Совсем наоборот...