Текст книги "Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II"

Автор книги: Бертран Мейер-Стабли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Спрятавшись за занавесями, сотканными из тумана и дождя, за облачками пара, поднимающимися над чашками чаю, за шорохом твидовых юбок, Англия с отчаянным упорством защищает свой национальный характер. Букингемский дворец, как колеблющаяся на ветру травинка, поступает точно так же. Насколько некоторые части королевской резиденции (кухни и кабинеты первого этажа здания) похожи на улей, настолько же та часть, что выходит окнами в парк, выглядит так, словно находится под наркозом. Являясь символом власти (англичане очень гордятся и часто кичатся своим почтением к закону и общественным институтам), Букингемский дворец немного похож на среднего англичанина, думающего, что его страна до сих пор является центром мира. Но, быть может, он и не так уж не прав…

Если бы мне рассказали о Букингемском дворце

Со времен правления королевы Виктории Букингемский дворец является главной официальной резиденцией английских монархов. Символ всей мощи и верховной власти Короны, бывший дворец герцога Букингемского (в русской традиции чаще именуемого Бекингемом) нередко наводил ужас на наследников престола; кстати, сама Виктория очень быстро его возненавидела, а Эдуард VII без колебаний окрестил его «склепом», настолько он ему казался холодным, огромным и зловещим. Георг V был с ним вполне согласен, а Эдуард VIII (герцог Виндзорский) не смог совладать с собой и не сказать во весь голос в тот момент, когда впервые в качестве монарха вышел в Большой холл, что коридоры дворца нисколько не избавились от затхлого, сырого запаха, наводящего на мысль об узилище… Георг VI без конца мечтал о том, чтобы поскорее покинуть Букингемский дворец, вырваться из него и оказаться в дорогих его сердцу Сандрингеме или Балморале. Елизавета II ко дворцу кое-как, разумеется, приспособилась, но каждую пятницу в 15 часов покидает его и возвращается только в понедельник; когда же она отбывает с визитом или на отдых, резиденция закрывается. Как в театре, где гасят огни рампы, во дворце гасят свет и задергивают занавеси. Спектакль окончен…

Со времен завоевания Британии норманнами четыре лондонских дворца, сменяя друг друга, служили королевскими резиденциями. Вестминстер, заложенный еще по приказу последнего короля-саксонца Эдуарда Исповедника, уступил эту честь Уайтхоллу при Генрихе VIII, а спустя полтора столетия на смену Уайтхоллу пришел Сент-Джеймсский дворец. В эпоху правления Георга III, в 1762 году, королева-супруга Шарлотта (из династии Мекленбург-Стрелиц) получила Букингем-Хаус в качестве личной резиденции; ей тогда было восемнадцать лет. В северном крыле Букингем-Хауса и выросли ее дети, там же находились ее личные апартаменты, вокруг располагался и ее «сад для удовольствий».

После смерти Шарлотты (1818) и Георга III (1820) Георг IV выразил пожелание, чтобы Букингемский дворец сохранил свой облик и дух старинной усадьбы и его можно было бы использовать как временное пристанище. Но он поддался на уговоры своего главного архитектора Джона Нэша, который после 1825 года на старом фундаменте возвел огромный дворец в элегантном стиле неоклассицизма; теперь все визитеры попадали во двор Букингемского дворца, проезжая под сводами Марбл-Арч (Триумфальной арки, служившей главным въездом во дворец).

Однако до восшествия на престол королевы Виктории (1837) Букингемский дворец использовали мало; восемнадцатилетняя королева приняла решение перевести туда свой двор. Ее архитектор Блоур (Блор) надстроил здание, возведенное Нэшем, убрал Марбл-Арч и завершил создание внутреннего двора, возведя еще одно крыло, ставшее фасадом здания, длиной 110 метров и представляющее собой стилизацию под архитектурное творение эпохи итальянского Возрождения. Именно к этому зданию сэр Астон Уэбб пристроил в 1912 году строгий, даже мрачный фасад, всем известный сегодня; произошло это вскоре после того, как перед решеткой дворца был воздвигнут мемориал королевы Виктории.

Историк, занимающийся изучением истории Букингемского дворца, предполагает, что он был возведен на границах владений старинного замка Ай, приобретенного Вестминстерским аббатством вскоре после завоевания Британии норманнами. Владения замка Ай состояли из трех подвластных владений: Айбери, Гайд и Найт. Главная усадьба находилась в Айбери, и ее владения простирались до берегов реки Тайберн, которая вилась через луга и болота и впадала в Темзу, служившую границей владений. Сегодня Тайберн – одна из подземных речек Лондона, но тот факт, что она протекает под Букингемским дворцом, дает нам довольно точные сведения о местоположении владений замка Ай.

Если верить утверждениям историка Оуэна Хедли, владения Айбери, Гайд и Найт были переданы королю Генриху VIII в 1536 году. В 1623 году король Иаков I передал Лайонелу Кранфилду, первому графу Мидлсексу, поместье Айбери в свободное ленное владение, оставив за собой все же два гектара, которые впоследствии стали центром тех двадцати гектаров, на которых сейчас располагаются дворец и парк Король проявлял интерес к этому клочку земли с тех самых пор, как в первые годы своего правления произвел некий опыт (к сожалению, неудачный, но оригинальный): попытался сделать то, что удалось сделать французам, – выращивать шелковичных червей. В 1609 году он действительно приказал засадить два гектара тутовыми деревьями и окружил их стеной. Но его надежды не оправдались, и с 1623 года в Саду тутовых деревьев перестали выращивать шелковичных червей, однако Корона, по счастливому случаю, осталась владелицей этих садов.

С южной стороны к этим садам примыкал луг в двадцать аров (ар – мера длины, причем именно ар, а не акр. – Ю.Р.)под названием «Курочки», который вместе с владением Айбери перешел в ленное владение графа Мидлсекса. В том же году сэр Уильям Блейк, лондонский адвокат, обнес луг оградой, чтобы выстроить на нем дом. В 1633 году лорд Горинг приобрел все владение; вскоре ему предстояло стать графом Норвиком, одним из военачальников короля Карла I в период гражданской войны. Лорд Георг Горинг существенно увеличил возведенный дом, пристроил к нему южное крыло и превратил в небольшой замок с островерхой крышей, очарование коему придали «сады для увеселений». Известный под названием Горинг-Хаус, сей замок стал «предком» Букингемского дворца. В 1677 году его владельцем стал граф Арлингтон. Надо сказать, что граф Арлингтон уже с 1672 года проявлял заботу о том, чтобы получить от Короны право на аренду Сада тутовых деревьев. После пожара он вновь отстроил замок, возвышавшийся напротив Сент-Джеймс-парка; теперь он именовался Арлингтон-Хаус, и это была превосходная резиденция, имевшая два крыла и купол.

Но вскоре на авансцену вышел новый владелец: Джон Шеффилд, герцог Бекингем (существуют написания Бакингем и Букингем. – Ю. Р.),чья высокомерная супруга была незаконнорожденной дочерью Иакова II. В архивах дворца найдены документы, свидетельствующие о том, что в 1702 году герцог поручил «образованному, изобретательному и искусному» Уильяму Уинду начертить план нового обширного здания, которое он немного сместил к северу от первоначальных сооружений, чтобы из окон открывался вид на новую широкую улицу, проложенную по приказу короля Карла И, – на будущую Мэлл. Для этого строители были вынуждены посягнуть на Сад тутовых деревьев; итак, Букингем-Хаус был возведен отчасти на землях, принадлежавших герцогу, а отчасти на землях, принадлежавших Короне. Герцог получил устное разрешение королевы Анны увеличить передний двор к востоку, в сторону дороги; он истолковал милостивое согласие королевы столь широко, что прирезал себе кусочек Сент-Джеймс-парка и заставил отвести дорогу в сторону.

Первоначально Букингем-Хаус представлял собой кирпичное здание, его два отдельно стоящих крыла соединялись с центральным зданием изогнутыми колоннадами. Уже в 1708 году оно вызывало всеобщее восхищение, в «Нью вью оф Лондон» его описывали как «чрезвычайно изящный дворец… коим не смог бы пренебречь самый великий монарх». Весьма пророческие слова! Действительно, последняя жена герцога, как ее называл Гораций Уолпол, «принцесса Букингемская», обставила и украсила свое жилище воистину с королевской роскошью, которую и сохраняла вплоть до самой смерти, последовавшей в 1743 году.

В 1761 году сэр Чарльз Шеффилд, незаконнорожденный сын и наследник герцога, продал дворец Короне за сумму, равную нынешним 45 тысячам евро. Хотя сначала дворец предназначался для того, чтобы заменить Сомерсет-Хаус в качестве так называемого дотального (то есть входящего в приданое) жилища королевы, однако тотчас же стал семейной резиденцией. 22 мая 1762 года король Георг III и королева Шарлотта обосновались в нем, но продолжали использовать Сент-Джеймсский дворец для приемов гостей. Даже сегодня иностранные послы официально бывают представлены для вручения верительных грамот и получают аккредитацию при дворе в Сент-Джеймсском дворце, в нем также происходит церемония провозглашения нового монарха – в двух шагах от Букингемского дворца.

После восшествия на престол Георга IV в 1829 году Букингем-Хаус превратился в Букингемский дворец, так как его резиденция Карлтон-Хаус казалась ему слишком небольшой по размеру. «Если народ желает, чтобы король заимел еще один дворец, – доверительно поведал он своему любимому архитектору Джону Нэшу, – то я не стану возражать, чтобы возвели еще один, но я должен иметь пристанище и желаю, чтобы этим пристанищем стал Букингем-Хаус. Есть некие воспоминания далеких дней, которые делают это место для меня особенно дорогим». Работы, которые, как первоначально предполагалось, должны были обойтись в сумму, равную 32 тысячам современных евро, усложнялись и расширялись, так что в первое время на них было затрачено около 540 тысяч, а в результате они обошлись в сумму, равную одному миллиону современных евро.

Здание возвели из камня, доставленного из Бата, городка на западе Англии. Нэш, исполняя пожелания короля, сохранил старое здание, а также в определенной мере сохранил и внутреннее расположение покоев. Так, например, купол, возвышающийся над лестницей, совпадал по размерам и по высоте с тем, что существовал во времена Георга III. Нэш увеличил ширину здания и украсил новый фасад, выходящий в парк, рельефным полукруглым выступом в центре террасы, по бокам коей возвышались колоннады, увенчанные фронтонами. На втором этаже, окнами на «Сады увеселений», которые нарисовал Уильям Таунсенд Эйтон, Нэш расположил в южном конце оружейную, затем апартаменты, сегодня превращенные в Большую столовую, Голубую гостиную, Музыкальный салон и королевский кабинет (первоначально задумывавшийся как большая королевская спальня и туалетная). Чтобы отделить эти апартаменты от кордегардии, Зеленой гостиной и Тронного зала, Нэш создал картинную галерею со стеклянной крышей.

Как подчеркивал Олуэн Ходли, все эти покои, созданные в ходе перестройки, предпринятой Нэшем, как с внешней стороны здания, так и изнутри практически не претерпели изменений, подобно портику со спаренными колоннами, который сейчас украшает центральный вход. Не без некоторой театральности Нэш заменил два выступавших вперед крыла Букингем-Хауса с их изогнутыми аркадами на новые, гораздо большего размера, и добавил со стороны парка еще один вход, ведущий в личные покои монарха. В своей книге «Королевский Лондон» Кристофер Хибберт рассказывает, что, когда над дворцом была возведена крыша, король призвал к себе архитектора и сказал ему: «Нэш, парадные покои, созданные вами для меня, столь прекрасны, что там, полагаю, я буду устраивать приемы для придворных». Нэш пришел в замешательство, смутился и принялся ссылаться на то, что, видимо, спланировал строительство «слишком малых масштабов». «Да нет же, вы не понимаете, – прервал его король, пребывавший в прекрасном расположении духа, – это будет замечательный дворец». Но, к несчастью, Нэш был вовлечен в какие-то аферы с фальшивыми счетами, и завершать работы по перестройке дворца был вынужден Эдвард Блор.

Король прожил достаточно долго, чтобы наблюдать за возведением Марбл-Арч перед въездом во внешний двор (эту Триумфальную арку в 1850 году переместили к Гайд-парку) и чтобы предречь, сколь роскошным будет будущий дворец. Букингемский дворец был уже готов принять хозяев и их гостей, но 29 июня 1830 года король скончался.

Так как Вильгельм IV, восседавший на престоле с 1830 по 1837 год, тоже не воспользовался Букингемским дворцом, королева Виктория стала его первой обладательницей. Один из ее биографов полагает, что она приняла решение обосноваться в нем в середине июля 1837 года. Вильгельм IV повелел, чтобы дворец привели в надлежащее состояние и чтобы с этим поторопились, но когда его племянница унаследовала корону и трон, ей объявили, что ничто не будет готово ранее Нового года. По свидетельству Салли Стивенсон, супруги посла Соединенных Штатов в Англии, одной из первых посетивших новую резиденцию молодой королевы, Виктория приказала вызвать чиновников, ответственных за проведение строительных работ, и заявила им, что имеет намерение отобедать в Букингемском дворце в июле. «Я очень опечален тем, что вынужден сообщить Вашему Величеству, – ответил королеве один из них, – что это невозможно».

Однако 21 июля, ровно месяц спустя после официального объявления о начале эпохи правления Виктории, миссис Стивенсон писала своей «горячо любимой сестре» в Вирджинию, что она и ее муж только что получили приглашение отобедать с Викторией в Букингем-Хаусе; две недели спустя она описывала место, где побывала, как изобиловавшее «богатыми и роскошными покоями», которые, по ее выражению, напомнили ей описания дворцов из сказок «Тысячи и одной ночи». Как объяснить сие чудо? А дело было в том, что «почтенные, преисполненные сознания собственной важности старые лорды» получили указания «от маленькой королевы, написанные ею собственноручно», и в данном послании содержался приказ, чтобы дворец был готов принять ее в своих стенах в назначенный день… И им ничего иного не оставалось, как привлечь к работам всех рабочих, коих удалось нанять, и королева смогла поселиться в своем новом дворце в тот день и в тот час, который она назначила. Вот что называется действовать по-королевски!

Воздавая дань истине, историк Вайнтрауб отмечает, что Виктория постепенно возненавидела Букингем-Хаус, так же как шум и грязь Лондона, но в первые годы пребывания на троне дворец показался ей местом, достаточно приятным для жизни и проведения приемов.

Если Нэш не ошибся, предрекая, что дворец когда-нибудь покажется слишком маленьким, то этому горю вскоре смогли помочь. Итак, в 1843 году южную оранжерею превратили в часовню, освященную после бракосочетания королевы с принцем Альбертом из Саксен-Кобургской династии. В 1847 году Блор перестроил восточный фасад, над которым в центре, над самым входом, возвышался купол; он также перестроил и два боковых фасада. Вдоль второго этажа он создал большой коридор, своеобразную галерею длиной в восемьдесят метров. В 1854 году сэр Джеймс Пеннет-хорн, ученик Джона Нэша, разрушил и уничтожил оружейную комнату и восьмиугольную залу, служившую королю Георгу III библиотекой, чтобы создать Бальный зал, в котором у западной стены располагался трон под балдахином, а у восточной – орган и хоры для музыкантов; под этим залом он расположил просторные кухни, а рядом, в восточном крыле, – Зал танцевальных вечеров.

Утренние церемонии пробуждения монарха и приемы в гостиных дворца стали единственным «способом» проникновения в высший свет; церемонии пробуждения, иногда имевшие место, позволяли осуществить представление ко двору мужчин, в то время как на послеполуденных приемах обычно монарху представляли дам. Хотя эти церемонии отличались жесточайшими предписаниями относительно одеяний и соблюдения правил протокола, хотя эти краткие контакты отличались чрезвычайной сухостью и чопорностью, все же возможность едва прикоснуться губами к руке монарха и обменяться несколькими словами с королевой и принцем-консортом стала совершенно необходимой «визитной карточкой» для представителей аристократии.

Для Виктории и Альберта обеды и ужины, часто отмеченные печатью торжественности, практически никогда не проходили в интимной обстановке. За редким исключением придворные присутствовали на трапезах, хотя и не любили эту «тяжкую работу», причем даже в тех случаях, когда никаких развлечений не предвиделось. Сотрапезники менялись в зависимости от «очередности», но каждый должен был оставаться за столом, пока королевская чета не решит удалиться. Кстати, в соответствии с протоколом королева последней входила в столовую и первой ее покидала.

И все же, хотя большие приемы и проводились в Букингемском дворце в честь бракосочетания и юбилеев королевы Виктории, невозможно было избавиться от впечатления, что это в большей степени ее личная резиденция, чем государственная, официальная.

Последний знак присутствия Виктории – мраморный памятник, изваянный сэром Томасом Броком, стоящий лицом ко дворцу; эта статуя королевы была установлена в мае 1911 года.

С 1901 по 1910 год Эдуард VI с большим удобством провел во дворце годы своего недолгого правления. Этот всегда одетый с иголочки монарх, бонвиван и денди, выказывал при жизни добродушие и даже простоту, правда, носившую печать истинного благородства и аристократизма, он по-особому – с легким презрением смотрел на людей бестактных, или неумных, или на надоедливых приставал, при этом едва заметно прищуривал один глаз, и этот взгляд вошел в легенду.

Ничем подобным не обладал Георг V, чьи предрассудки в основном отражали предрассудки среднего класса или мелкой буржуазии. Легко представить себе Георга V как короля благодушного и снисходительного, но всегда поглощенного мыслями о важности и значимости его функций, как человека «домашнего, обыкновенного, непритязательного, немного угрюмого». Дело в том, что никто никогда не видел, чтобы он смеялся, и люди, видя его на фотографиях, сделанных за долгих четыре года войны, забыли, каким весельчаком он был в юности. Георг V был заложником этикета, хотя этикет его времени был уже гораздо менее жестким, чем этикет «старого двора»; он был суров и несгибаем в том, что касалось обязательного присутствия придворных на церемониях, но допускал поразительные отступления от правил приличия и благопристойности, например, позволяя Его Величеству на выставке в Уэмбли кататься на аттракционе, именуемом «русскими горками».

Важным «элементом» правления Георга V было постоянное вмешательство во многие дела необычной, замечательной королевы Марии. С самого начала царствования Георга V она поставила себе цель: обновить убранство дворцов, восстановить их интерьеры, причем так, чтобы при сохранении архитектурного стиля все же были убраны анахронизмы и детали, свидетельствовавшие о дурном вкусе. Она собирала повсюду мебель, чтобы создать единые ансамбли, собирала картины, серебряную посуду и целые серебряные сервизы, принадлежавшие Короне. В результате такой «собирательской» деятельности ее коллекция произведений искусства прославилась.

Не является ли Букингемский дворец в какой-то степени ее «творением»? Ведь это она сделала его пригодным для жилья, она избавила его от «ужасных маленьких безделушек», чтобы стали видны его истинные ценности, она изгнала из дворца пальмы в огромных кадках, репс и красный плюш, чудовищные бесформенные изделия из бронзы; она побывала в подвалах и извлекла оттуда пылившуюся там старинную мебель, обустроила и полностью оборудовала роскошные ванные комнаты и вдохновила сына на то, чтобы во дворце было проведено центральное отопление.

Но королеве Марии было мало того, что она поддерживала короля во всех его начинаниях абсолютно безоговорочно, нет, ее это не удовлетворяло, и она проявила подлинный талант, если не сказать гениальность, чтобы заставить британскую монархию засиять новым блеском. Во время Первой мировой войны она совместно с королем приняла решение, что королевский двор откажется от употребления алкоголя, «пока длятся бедствия». Ее муж с трудом обходился без своей привычной порции виски с содовой, но постоянное присутствие рядом с ним королевы Марии помешало ему нарушить обет и низко пасть в своих собственных глазах. Об этой жертве всех англичан широко оповестила пресса, настолько широко, что никто более не думал, что монарх и его семья живут в роскоши, в то время как простые смертные вынуждены себе во всем отказывать.

Под влиянием королевы монархия возвела чувство долга и преданность в ранг святынь, превратила эти качества в новую религию. Без оглядки тратя силы у постелей раненых, королева Мария своим примером принудила других представительниц королевской семьи делать то же самое, и однажды одна из них пожаловалась: «Я устала, и я ненавижу госпитали». На что королева ответила: «Вы принадлежите к английской королевской семье. Мы никогда не устаем, и мы все любим госпитали».

Как отметил один из ее биографов: «При всей своей преданности мифу о британской монархии и священной фигуре короля королева Мария так никогда и не смогла найти решение главной проблемы: проблемы отношений со своими детьми. Кроме того, старший сын и наследник престола, пришедший к власти после смерти Георга, отринул почти все ценности, которые столь яро защищали его родители, так что его короткое царствование – с января 1936 года по декабрь того же года – породило самый глубокий кризис, с коим когда-либо сталкивался дом Виндзоров. Его отречение от престола нанесло королевской семье тяжелую рану, и эта рана до сих пор терзает семейство, потому что семья боится, что это был опасный прецедент, и этот страх во многом может служить объяснением тем внутренним изменениям, что произошли в лоне английской монархии».

Коронованный под именем Эдуарда VIII Дэвид, старший сын Георга V, правил всего лишь 325 дней. Надо заметить, что, когда он был принцем Уэльским, именно он стоял у истоков процесса создания современной монархии: именно в нем как в личности видят провозвестника общества более открытого, более демократичного. У него было много «козырей»: несомненная популярность, очарование, столь же несомненное, и некий антиконформизм. Однако в личной жизни он проявлял довольно тяжелый характер, высокомерие, спесь, своенравие, даже сумасбродство, отражением чего были его сердечные увлечения.

Его воцарение во дворце, казалось, прозвучало похоронным звоном по старому этикету: под влиянием той, что впоследствии стала его женой, он уволил многих старых слуг, изменил график работ и систему оплаты труда, в результате чего быстро столкнулся с ненавистью обслуживающего персонала. К счастью, 10 декабря 1936 года в 13 часов 52 минуты он отрекся от престола ради любви Уоллис Симпсон; герцог Виндзорский провел остаток жизни со своей супругой «в золоченом изгнании», у которого явно ощущался привкус горечи, и привкус этот присутствовал во всем вплоть до смерти герцога, случившейся в его парижском жилище в 1972 году.

Самым странным в этом кризисе, пробудившем столько страстей, было то, с какой скоростью широкая публика примирилась с уходом со сцены короля без короны. Что касается королевского двора, то у него память оказалась не столь короткой; там царило глубокое убеждение, что герцог совершил акт предательства, и это убеждение с годами не исчезло.

На троне воцарилась новая чета: Георг VI и «улыбающаяся герцогиня» Елизавета (Элизабет) Боуз-Лайон. Они вступили во дворец 17 февраля 1937 года, накануне войны. Королева Елизавета, очень любившая шампанское, не имела ни малейшего желания следовать примеру королевы Марии и отказываться от алкоголя, «пока длятся бедствия». Однако были предприняты серьезные усилия, чтобы при составлении меню королевских трапез соблюдались нормы карточной системы, а король чертил в ваннах и раковинах линии, выше коих воду наливать не разрешалось, дабы не тратить понапрасну драгоценные запасы. Не стоит и говорить, что эти достойные похвал усилия стали объектами многочисленных публикаций в прессе. Двух принцесс сфотографировали в тот момент, когда они «рыли траншеи ради победы» в парке. «Они делали это собственноручно», – гласит легенда.

Георг VI приказал оборудовать во дворце бассейн (разрушенный во время бомбардировок Лондона, а затем вновь отстроенный) и множество ванных комнат. Только в самом конце его правления во дворце было проведено отопление с использованием мазута. Однако при этом все же до конца мая необходимо было обогревать огромные помещения дворца при помощи дровяного отопления; приходилось разжигать камины, чтобы в залах было если не тепло, то хотя бы не холодно; кстати, Елизавета, видевшая в горящих каминах «искорку радости», очень дорожила ими. Переоборудование системы отопления изменило дворец: теперь здесь больше не ощущается запах сырости и можно пройти по коридору без мехового манто. Елизавета распорядилась застелить коридоры коврами и повсюду разместить дополнительные осветительные приборы.

После смерти Георга VI умерла надежда, которую питал принц Филипп, надежда по-прежнему жить в Кларенс-Хаусе и превратить Букингемский дворец в «королевский генеральный штаб». В действительности Кларенс-Хаус стал лондонской резиденцией королевы-матери; находился он в двух шагах от Букингемского дворца, за роскошной решеткой, установленной по приказу Эдуарда VII у въезда в Грин-парк Обосновавшись в Кларенс-Хаусе, королева-мать быстро превратила это гигантское здание XVIII века в самый шикарный частный особняк Лондона, войдя в который, визитеры могли лицезреть выставку принадлежавших королеве-матери произведений искусства.

«Будем надеяться, что это событие положит начало большой операции по уборке дворца», – говорил преисполненный надежд сэр Генри Чэннон по поводу восхождения на престол Елизаветы II. Однако в первые годы правления молодой королевы система, тщательно отлаженная при Георге VI, не только не изменилась, но и упрочилась. Придворные, занимавшие высокие посты, сохранили свои должности и свое положение в обществе; так, например, имевший большое влияние при Георге VI его личный секретарь сэр Алан Ласселз был утвержден в той же должности при молодой королеве. Но герцог Эдинбургский наблюдал, и зорко наблюдал за жизнью двора. Этот человек, вспыльчивый, склонный к крайностям, не слишком вежливый и почтительный, привыкший говорить без обиняков, не скрывал своего неприятия придворного протокола, наводившего на него скуку и угнетавшего его. И вот герцог «наткнулся» на множество старых придворных. Если кто-то и должен был приступить к осуществлению «операции по уборке дворца», о которой мечтал сэр Чэннон, то не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы угадать, кто именно возьмется за метлу.

Двести двадцать слуг, чтобы содержать дворец в порядке! Могло показаться, что это слишком много, даже если учесть, что во дворце шестьсот девяносто комнат… Филипп, любивший в обществе главного казначея и своего личного секретаря проверять счета, поступавшие в Букингемский дворец, вскоре заметил, что королевские слуги тратят свое рабочее время в основном на то, чтобы обслуживать друг друга, соблюдая все правила этикета, и только семь-восемь человек в действительности заботятся о благополучии королевской семьи. Герцог медленно осуществлял реформы и предложил определенные меры экономии, что заставило многих в ярости скрежетать зубами. «Господин Чистильщик» этикета, он с удовольствием стряхивал пыль, за несколько веков осевшую на занавесях и драпировках дворца. Пресса, подводя итоги его деятельности, делает такой вывод: «Вместе с Филиппом в Букингемский дворец вошло то, что XX век повелел считать практичным и эффективным». Ну что же, в результате королева, по крайней мере, ест свои блюда теплыми, а не холодными!

Когда наступает ночь, англичанам нравится думать, что свет, который виден в одном из окон второго этажа, горит в комнате королевы. В полночь триста дворцовых стенных часов начинают отбивать двенадцать ударов. В огромных залах, украшенных торжественной позолотой, царит тишина, бесконечные коридоры пустынны… В этот час привидения, обитающие во дворце, обретают право ходить по красным коврам.

Церемонии, на которых можно увидеть королеву и членов ее семьи

Смена караула

У главного входа во дворец ежедневно в 11 часов 30 минут, кроме дождливых дней, под взглядом мраморных очей королевы Виктории разворачивается театрализованное зрелище, занимающее первое место в «лондонском туристическом хит-параде». Эта церемония – спектакль, в ходе которого можно наблюдать за тем, как под звуки военных маршей перестраиваются пехотинцы-гвардейцы, составляющие вместе с конногвардейцами основу Королевской стражи.

Внимание! На этой церемонии всегда присутствует масса народу, так что лучше прийти пораньше. Смена караула также происходит и в Сент-Джеймсском дворце в 11 часов 15 минут.

Вынос знамени

Первоначально в английской регулярной армии каждый батальон или даже каждая рота имели свой флаг или штандарт. Термин «Вынос знамени» («Trooping the Colour») произошел от слова «troop», то есть «музыка», которую исполняли в тот момент, когда выносили знамя. С 1751 года каждый английский полк имеет кроме собственного знамени еще и королевский штандарт; по случаю официального дня рождения монарха на всеобщее обозрение представляют штандарт короля или королевы, потому что монарх является главнокомандующим армией и полковником Королевской стражи, пришедшей оказать ему воинские почести.

В наши дни церемония выноса знамени происходит в первую или вторую субботу июня, чтобы не мешать уличному движению в Лондоне в будние дни. Итак, королева покидает Букингемский дворец в сопровождении эскорта кавалеристов из двух самых старых полков королевства: Лейб-гвардейского конного полка и Королевского конногвардейского полка «синих», именующихся так из-за цвета мундиров. Королева выезжает на улицу Мэлл и следует по ней до Хорсгардз-Парейд, где и разворачивается театрализованное действо, начинающееся в 11 часов. Парад продолжается около часа. Оркестр трижды исполняет национальный гимн. Каждый год королева устраивает смотр одному из четырех старых полков.

Желающие присутствовать на этой церемонии направляют соответствующее прошение между 1 января и 28 февраля; в марте проводится жеребьевка и его величество случай выбирает нескольких счастливчиков из числа многочисленных просителей, приславших заявки.

Церемония награждения орденом Подвязкипроводится в третий понедельник июня.

Поминальное воскресенье

Во вторую субботу ноября королева присутствует в Альберт-Холле на церемонии в честь павших воинов.