Текст книги "Обман Зельба"
Автор книги: Бернхард Шлинк
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
14
Двадцать гномиков
В конторе я обнаружил очередной конверт с деньгами от Зальгера. В нем опять были пятьдесят банкнот по сто марок. Я связался с зальгеровским автоответчиком, подтвердил получение денег и рассказал, что Лео какое-то время находилась на лечении в психиатрической больнице в Гейдельберге, потом была выписана, и больше мне пока ничего не известно.
Затем я позвонил по трем номерам, которые были записаны у Вендта: одному мюнхенскому, одному мангеймскому и одному, как оказалось, аморбахскому. Это выяснилось, когда я позвонил в справочную службу. В Мюнхене никто не снял трубку, в Мангейме я попал в Центральный институт психического здоровья, а в Аморбахе ответил женский голос с сильным американским акцентом.
– Хеллоу? Квартира доктор Хопфен. – Где-то на заднем плане шумели дети.
Я решил рискнуть.
– А доктор Хопфен дома? Мы тут делали изоляционные работы на мельнице, и мне надо еще раз кое-что проверить.
– Я плохо вас слышу… – Детские голоса приблизились и стали громче. – Кто вы?
– Зельб. Изоляционные материалы и работы. В подвале мельницы было сыро, и мы…
– Одну минутку!
Она зажала ладонью трубку, но мне было слышно каждое слово; я слышал, как дети ссорились и она пыталась их утихомирить. Хеннер дал поиграть Катрин двадцать три гномика, – нет, двадцать один! – а вернула она ему только восемнадцать – нет, девятнадцать! Нет, восемнадцать! Девятнадцать! Восемнадцать! Лея провела оперативное расследование: «Раз, два, три… пять… десять… пятнадцать… двадцать. У вас двадцать гномиков, и это больше, чем ты насчитал, и больше чем достаточно». Результат озадачил детей, и они на какое-то время замолчали.
– Вы хотите говорить с господин доктор, потому что вам надо в мельница? Там сейчас маляры. Вы можете пройти туда без проблем. То есть сейчас уже конец рабочий день, но завтра маляры будут опять там работать.
– Хорошо, спасибо. А вы из Англии?
– Я из Америка, о-пэр [7]7
An pair – проживающая в семье няня, гувернантка ( фр.).
[Закрыть] в семья Хопфен.
Мы оба помедлили пару секунд, ожидая, не скажет ли другой еще что-нибудь. Потом она просто молча положила трубку. Я полил свою комнатную пальму. Что-то меня во всем этом смутило, но я никак не мог понять, что именно.
Позвонил Филипп.
– Герд, я просто хотел тебе напомнить: завтра Праздник весны в яхт-клубе. Начало в семь. Большинство придет между восемью и девятью. В восемь для тебя в самый раз, если не хочешь искать Эберляйна в толпе. Приходи с Бригитой!
Следующий день я провел в городской библиотеке, читая разные вещи по психиатрии. Я надеялся, что, будучи хоть немного подкован в этой области, смогу выудить из Эберляйна больше сведений о его больнице и о том, что скрывал Вендт и какую роль он играл в жизни Лео. Я познакомился с историей закрытия психиатрической больницы в Триесте и с реформой психиатрической больницы в Вунсторфе. Я узнал, что изменения, бросившиеся мне в глаза в гейдельбергской больнице, были частью большого процесса, цель которого – переход от поддерживающей психиатрии к лечебной. Я узнал, что душевное здоровье определяется как способность человека успешно исполнять свою социальную роль. Душевно болен тот, кого мы уже не принимаем всерьез, потому что он не желает исполнять роль или исполняет ее неудовлетворительно. От этого открытия у меня пробежал мороз по коже.
15
Слон в посудной лавке
Яхт-клубы, гребные клубы, теннисные клубы, клубы любителей верховой езды – их здания выглядят так, как будто они с б о льшими или меньшими затратами были построены членами одной и той же архитектурной династии, начисто лишенной фантазии. Внизу – помещения для лодок и инвентаря, душевые и раздевалки, наверху – холл с баром для общественных мероприятий, несколько комнат и терраса. Здесь терраса выходила на Рейн и Фризенхаймский остров.
Пробиваясь через толпу в холле, я потерял Бригиту. По дороге сюда мы опять поссорились, потому что она хотела, чтобы мы поженились, а я не хотел. Во всяком случае, ещене хотел. Она сказала, что я в свои шестьдесят девять вряд ли стану моложе, а я сказал, что моложе не становится никто, на что она заявила, что я говорю ерунду. И надо отдать ей должное – она была права. Я надулся и умолк.
Когда мы припарковались в обществе многочисленных «мерседесов» и «БМВ» и даже двух «ягуаров» и одного «роллс-ройса» и я, обойдя вокруг машины, открыл ей дверцу, она вышла красивая и холодно-неприступная.
Они стояли на террасе у балюстрады – Филипп с Фюрузан и Эберляйн с какой-то молодой женщиной под руку.
– Герд! – Фюрузан расцеловала меня в обе щеки, Филипп пожал мне локоть.
Эберляйн представил меня своей жене и сразу же взял на себя инициативу.
– Дети, оставьте-ка нас вдвоем на несколько минут. Нам, старикам, нужно кое о чем потолковать.
Он повел меня к столику.
– Вы пришли, чтобы поговорить со мной, так чего же я буду ходить вокруг да около! Вы искали в нашей больнице молодую женщину и ничего не выяснили, кроме того, что она была нашей пациенткой. Вендт наплел вам каких-то небылиц, а я заморочил вам голову своей философской болтовней. И вот вы решили прощупать меня на нейтральной территории. Ну что ж, почему бы и нет?
Он был сама невинность и опять во всеоружии своего неторопливо-добродушного смеха. Взяв предложенную сигарету, но отказавшись от огня, он вертел ее двумя пальцами – большим и средним, глядя, как я курю. Толстые пальцы словно ласкали сигарету.
– Прощупать? Ну, можно это и так назвать. Так вот, некий молодой врач вашей больницы говорит мне, что пациентка, которую я разыскиваю по поручению ее отца, выпала из окна и разбилась насмерть. Никто, кроме него, не слышал об этом происшествии. Когда я рассказал эту историю одному сотруднику этой же больницы, он посоветовал мне не слушать всякую ерунду. Но, узнав, от кого я услышал эту «ерунду», тут же отказался от своих слов. Потом я узнаю о разных маленьких неприятностях и ЧП в вашей больнице, а вы рассказываете мне об инфекциях и инфарктах, вирусах и бактериях. Поэтому я был бы рад любым комментариям на эту тему.
– Что вы знаете о психиатрии?
– Я кое-что читал. А несколько лет назад в этой больнице лежал мой друг. Я помню, как все выглядело тогда, и вижу, что с тех пор многое изменилось.
– А что вы знаете об ответственности психиатра и издержках его работы? О заботах, которые не повесишь в шкаф вместе с белым халатом в конце рабочего дня и которые сопровождают тебя на пути домой, преследуют во сне и поджидают утром, когда ты просыпаешься? Что вы знаете обо всем этом? Вы, со своими шуточками по поводу вирусов, бактерий, инфекций и инфарктов?..
– Но… но вы же… – Я уже совсем ничего не понимал. А может, подумал я, эти психиатры – как поджигатели, прикидывающиеся пожарными, или преступники, прикидывающиеся полицейскими? Я с недоумением смотрел на него.
Он рассмеялся и весело постучал палкой по полу.
– Ну разве можно работать детективом с таким открытым лицом, на котором все можно прочесть? Но вы не волнуйтесь, я хотел только чуть-чуть вас запутать, чтобы вам легче было понять ту путаницу, о которой вы меня расспрашиваете. – Он откинулся на спинку стула и выдержал паузу. – Не будьте так строги к молодому Вендту, проявите к нему снисхождение. Ему сейчас нелегко. А он может со временем стать прекрасным врачом.
Теперь мне понадобилось какое-то время, прежде чем я смог ответить.
– Снисхождение? Я хотел дать ему еще один шанс…
Я произнес это, сам толком не зная, что хотел сказать. Конечно, мне приходило в голову рассказать о поведении Вендта Нэгельсбаху или кому-нибудь из Врачебной палаты или какого-нибудь контролирующего органа. Но мне было непонятно, что я от этого выиграю и выиграю ли вообще. Вендту это, возможно, сулило неприятности, и я смог бы оказать на него давление, угрожая разоблачением. Но тут опять вставала проблема негласности проводимых мной поисков – Лео ничего не должна была заподозрить, а насколько это было возможно в случае, если мне все-таки пришлось бы реализовать свои угрозы, я не знал.
– Конечно, Вендт сглупил, выдумав несчастный случай со смертельным исходом. Но представьте себе: вы – энергичный, деятельный психиатр, вам удается выявить корень проблемы – отношения пациентки с ее отцом; вы работаете в этом направлении, радуетесь успехам, боретесь с рецидивами; в конце концов, добиваетесь прорыва, выводите пациентку на путь окончательного выздоровления – и тут вдруг появляется частный детектив, и грозная тень отца вновь становится реальностью. Естественно, Вендт хватается за первое, что пришло ему в голову, как за спасительную соломинку, чтобы отшить вас и обезопасить свою пациентку.
– И где же она?
– Господин Зельб, я не знаю, где она. Я не знаю, так ли вообще все произошло, как я вам изобразил. Я говорю вам это все для того, чтобы вы поняли, чт о может заставить врача, в частности Вендта, прибегнуть к таким дурацким выдумкам.
– Значит, все могло произойти и совершенно иначе?
Он сделал вид, что не заметил моего вопроса.
– Эта девушка произвела на меня очень приятное впечатление. Под депрессивным налетом – жизнерадостная натура, к тому же из хорошей семьи. Я надеюсь, что у нее все будет в порядке. – Он задумался на несколько секунд. – Как бы то ни было, моя жена уже заждалась меня. Идемте!
Он встал, я последовал за ним. Тем временем заиграл оркестр, и пары закружились в танце. Эберляйн не протискивался и не проталкивался – и стоящие, и танцующие сами, как по команде, расступались перед ним. Мы вернулись к своим, и я пригласил на танец жену Эберляйна, – после того как он постучал палкой по своей деревянной ноге и требовательно посмотрел на меня, – потом танцевал с Фюрузан, а потом с дамой на голову выше меня, пригласившей меня на белый танец. В половине двенадцатого я уже почти физически ощущал, что людей слишком много, зал слишком маленький, а музыка слишком громкая.
Бригиту я отыскал на террасе. Она кокетничала с каким-то безликим типом в бирюзовом костюме и с масляными кудрями.
– Я ухожу. Ты идешь?
Она осталась. Я поехал домой. В половине седьмого раздался звонок в дверь. На пороге стояла Бригита со свежими булочками для завтрака. Я не стал выяснять, откуда она приехала. За завтраком я хотел попросить ее руки, но, когда она встала из-за стола, чтобы снять с плиты яйца, она наступила Турбо на хвост.
16
Шире, прямее, быстрее
Дошло это до меня только после обеда. Перед этим я проплыл метров триста в бассейне «Хершельбад», из-за своих вечных проблем со спиной, и по пути домой с рынка увидел в дверях «Розенгартена» Джованни.
Я приветствовал его словами:
– Коллега вернуться? Мама миа – нет, соле мио – нет?
Но он сегодня был не расположен к нашей привычной игре – «немец беседует с гастарбайтером». Ему хотелось рассказать о своих родных в Радде и об их хозяйстве; при этом ему явно было гораздо легче говорить на нормальном немецком, чем на нашей тарабарщине. Потом он принес мой обед, и все опять было вкусно. Он сегодня с утра сам делал закупки на оптовом рынке и на бойне, так что шницель из телятины был сочным, а соус приготовлен из свежих помидоров и сдобрен свежим шалфеем. Эспрессо и самбуку он подал, не дожидаясь заказа.
– Вы считаете по-итальянски? – спросил я Джованни, стоявшего у моего столика с ручкой и блокнотом и выписывавшего мне счет.
– Хотя хорошо говорю по-немецки? Мне кажется, считают все на родном языке, как бы хорошо ни говорили на чужом. Хотя считать-то как раз совсем не трудно.
Я вспомнил про американскую о-пэр в семье Хопфенов. «Раз, два, три… пять… десять…» Она насчитала двадцать гномиков. На немецком. Несмотря на свой сильный американский акцент и на то, что не могла правильно склонять «господин доктор» и «мельница». Сын Бригиты, Ману, который долго прожил у своего отца в Бразилии, но уже давно говорит на приличном мангеймском диалекте, упорно считает по-португальски, как бы я ни пытался склонить его к немецкому, когда помогаю ему делать уроки по математике. С другой стороны – Лея ведь считала не для себя, а для спорящих детей, чтобы доказать неправоту обоих.
Я решил взглянуть на нее. Но я не помнил, где оставил свою машину. У бассейна? На Марктплац? Дома? Печальное явление – когда приходится использовать чутье сыщика для компенсации собственного старческого склероза. Выручила этикетка на шампуне: он был куплен в аптекарском магазине в Неккарштадте. Я вспомнил, что после завтрака отвез Бригиту домой, на Макс-Йозеф-штрассе, купил там шампунь и пешком через мост Курпфальцбрюкке пошел в бассейн.
Я добрался до машины и поехал по автостраде в Гейдельберг, а потом вдоль Неккара до Эбербаха. Я не знал, что В37 вся ремонтируется, что ее хотят сделать шире, прямее и быстрее и что у Хиршхорна она даже пройдет сквозь гору. Может, она в один прекрасный день получит статус автострады? Может, в один прекрасный день вместо почтенных виадуков, по которым великий герцог провел над оденвальдскими ущельями железную дорогу, эти леса, горы и долины прорежет магнитная трасса? И клуб «Медитерране» в один прекрасный день приберет к рукам этот зачарованный уголок – комплекс старинных зданий, состоящий из гостиницы, охотничьего домика и давно закрытой фабрики? Таких зеленых деревьев и такого красного песчаника, как здесь, вдоль дороги из Кайльбаха в Отторфсцелль, нет больше нигде, а местное пиво на тенистой террасе – просто божественный нектар. Кто сказал, что после обеда обязательно нужно пить кофе со сладкими пирогами? Я пил пиво, ел венский шницель и салат, политый свежеприготовленным соусом, а не соусом из бутылки, и щурился на солнце, которое пробивалось сквозь густую завесу листвы.
В Аморбахе я наткнулся у Марктплаца на клинику доктора Хопфена, а один из его пациентов объяснил мне, как проехать к его дому.
– У вокзала направо, через железнодорожные пути и – вверх, к отелю «Франкепберг». Вы увидите указатель «Заммерберг» – вот туда и езжайте. Последний дом слева, напротив въезда в отель.
Вскарабкавшись на гору по узкой крутой улочке и развернувшись напротив отеля, я увидел, как перед домом Хопфена какая-то девочка открыла ворота, выпустила «ровер», вновь закрыла их и тоже села в машину. На заднем сиденье барахтались еще двое детей. За рулем была женщина. Мотор несколько раз глохнул. Я тем временем осмотрелся. Фруктовые деревья на склоне, склад строительных материалов в долине, а за железнодорожными путями – аморбахская церковь с двумя башенками-луковицами. Потом я поехал за ними вниз, в город. Перед монастырем, где яблоку было негде упасть от машин туристов, к счастью, нашлось два местечка – для «ровера» и моего «кадета».
Я пошел пешком за женщиной и детьми в сторону Марктплац. В тот момент у меня еще были сомнения. Но когда они вошли в клинику, а через какое-то время вышли из нее и я увидел ее в фас, мои сомнения рассеялись: это была Лео. Пергидрольная блондинка в розовых солнцезащитных очках, мужской клетчатой рубахе и джинсах. Все, что можно было сделать для перевоплощения в о-пэр из Америки, она сделала. Я отправился за ними дальше. Они зашли в мясную лавку, потом в сырную. А пока детей стригли в парикмахерской, Лео изучала полки в книжном магазине напротив. Перед тем как сесть в машину и поехать домой, они заглянули в церковь с башенками. Я тоже вошел внутрь, с удовольствием полюбовался светлым, просторным интерьером и порадовался звукам органа, на котором как раз упражнялся органист. Утыканный стрелами святой Себастьян тут же представал объектом заботливого ухода Ирины. Лео с детьми устроилась в последнем ряду. Девочка с любопытством смотрела по сторонам, а мальчишки щелкали пузырями из жевательной резинки. Лео стояла на коленях; опершись локтями на спинку скамьи и положив на ладони подбородок, она застывшим взглядом смотрела в пустоту.
17
В рамках правовой помощи
В половине пятого я был уже в Мангейме. Размышляя по дороге над своим открытием, я так и не понял, как мне ко всему этому относиться. Я решил поговорить с Зальгером, но не по телефону и уж тем более не через автоответчик. Он явно знал больше, чем рассказал мне.
Я поехал прямо на Макс-Иозеф-штрассе. Бригита приняла меня так, как будто мы никогда и не ссорились. Мы обнялись. Она была очень аппетитна – теплая и мягкая, и я отпустил ее только после того, как Ману принялся ревниво теребить нас за рукава.
– Идите погуляйте с Нонни, – предложила она, – и возвращайтесь к половине восьмого. А я допишу свою налоговую декларацию и займусь ужином. В полвосьмого жаркое будет готово.
Нонни – это собака Ману, крохотное создание, больше похожее на комара. Ману взял его на поводок, и мы отправились на длинную прогулку по маршруту берег Неккара – Луизен-парк – Остштадт – водонапорная башня. Продвигались мы медленно. Я вообще-то довольно скептически отношусь к прогрессу и эволюции. Но то, что у людей эротическая коммуникация уже вышла за рамки обнюхивания деревьев и углов, – без сомнения, явный эволюционный прогресс.
Я позвонил Зальгеру от Бригиты. Его автоответчик не был включен. Значит, Зальгер опять в Бонне? Я тщетно слушал длинные гудки. Потом попробовал еще раз в девять часов, потом в десять. Никто не отвечал.
Мне не удалось связаться с ним и в воскресенье, и даже в понедельник в восемь утра. В девять я отвез Ману в школу, а Бригиту в ее массажный кабинет в Коллини-центр и поехал на главпочтамт. Если Зальгер в Бонне, он должен быть на службе. В телефонной книге под номером 53 я нашел «Бонн», а в разделе «Федеральное правительство» – бундесканцлера и семнадцать министров. Не мудрствуя лукаво, я начал сначала – с канцелярии федерального канцлера и отдела печати и информации. У них не было министериальдиригента Зальгера. Не было его и в следующем по счету Министерстве – труда и социальной защиты населения, и в последнем – экономического сотрудничества. В Министерстве юстиции никто не снимал трубку до начала одиннадцатого. Потом мне ответила дама, очень приветливо, явно хорошо отдохнувшая за выходные, но помочь она мне ничем не смогла, поскольку не знала никакого министериальдиригента Зальгера. Я взял телефонную книгу за номером 39 и обзвонил все номера правительства земли Северный Рейн – Вестфалия в Дюссельдорфе. Я вполне допускал, что Зальгер мог жить в Бонне, а работать в Дюссельдорфе. Но и там ни в одном министерстве не оказалось министериальдиригента Зальгера.
Я поехал в городскую больницу. На этот раз я твердо решил докопаться до истины. Вывести на чистую воду этого таинственного министериальдиригента без министерства, абонента без телефона, отправителя почтовых конвертов с пачками денег без обратного адреса. У меня был номер его телефона, и почта обязана была по этому номеру предоставить фамилию и адрес абонента либо в рамках правовой помощи, либо в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Врач, имея дело с пациентом в бессознательном состоянии и найдя у него только номер телефона, имеет право обратиться на почту, чтобы выяснить его имя, фамилию и адрес. И те перезванивают ему. Придется Филиппу оказать мне «правовую помощь» в связи с «чрезвычайными обстоятельствами».
Старшая сестра провела меня в его комнату. Филипп был еще в операционной. Сначала я хотел попросить позвонить в службу связи в Бонне его, но потом решил избавить беднягу от вранья и сам набрал номер.
– Доктор Зельб, городская больница, Мангейм. К нам поступил пациент без сознания – несчастный случай. И при нем не оказалось никаких документов, только боннский номер телефона: 41-17-88. Вы не могли бы сообщить нам его адрес, имя и фамилию?
Меня соединили с другим сотрудником, потом еще с одним. Наконец пообещали перезвонить после проверки моего номера. Я назвал рабочий номер Филиппа. Через пять минут раздался звонок.
– Алло?
– Доктор Зельб?
– Да.
– Названный вами номер 41-17-88 зарегистрирован на имя Хельмута Лемана.
– Лемана?
– Людвиг, Елена, Марта, Антон, Норберт… Бонн, Нибурштрассе, 46а.
Я провел контрольный эксперимент – набрал телефонную справочную службу и попросил номер телефона Хельмута Лемана, проживающего по адресу: Бонн, Нибурштрассе, 46а, и получил 41-17-88.
Было двадцать минут первого. Я посмотрел карманное расписание поездов – в двенадцать сорок пять отправлялся поезд «интерсити» Мангейм – Бонн. Я не стал дожидаться Филиппа.
В двенадцать сорок я стоял в длинной очереди перед единственным открытым билетным окошком. К двенадцати сорока четырем полусонный кассир со своим полусонным компьютером обслужил четырех пассажиров. Я подсчитал, что до двенадцати сорока восьми мне не получить своего проездного документа. Я поспешил на перрон. В двенадцать сорок пять никакой поезд ни пришел. Не пришел он и в сорок шесть, и в сорок семь, и в сорок восемь, и в сорок девять минут. В двенадцать пятьдесят громкоговоритель возвестил, что «интерсити-714 Патриций» опаздывает на пять минут, и в двенадцать пятьдесят четыре он наконец подошел к перрону. Я каждый раз раздражаюсь, хотя давно уже знаю, как сейчас работает железная дорога, а раздражаться мне вредно. Я еще застал прежнюю германскую железную дорогу с ее пунктуальностью и сдержанной, холодноватой прусской вежливостью по отношению к пассажирам.
Обед в вагоне-ресторане я вообще предпочитаю обойти молчанием. Поездка вдоль Рейна всегда радует. Мне нравится железнодорожный мост через Рейн между Майнцем и Висбаденом, Нидервальдский монумент, имперский замок близ Кауба, скала Лорелея и крепость Эренбрайтштайн. В четырнадцать пятьдесят пять я был в Бонне.
Бонн я тоже предпочитаю обойти молчанием. Я взял такси и приехал на Нибурштрассе, 46а. Узкий дом мало чем отличался от большинства зданий на этой улице, типичный продукт эпохи грюндерства [8]8
Грюндерство– лихорадочная организация акционерных обществ, банков, страховых компаний и т. д.; сопровождается широкой эмиссией ценных бумаг, биржевыми спекуляциями и махинациями. В Германии грюндерство расцвело в связи с получением пятимиллиардной контрибуции от Франции после Франко-прусской войны 1870–1871 гг.
[Закрыть] с колоннами, капителями и карнизами. На первом этаже, рядом со входом, была крохотная лавчонка, в которой уже никто ничего не продавал и не покупал. «Галантерея» – гласила бледная черная надпись на сером матовом стекле над входной дверью. Я пробежал глазами фамилии жильцов рядом с кнопками звонков – никакого Лемана.
Не нашел я этой фамилии и на табличках домов 46 и 48. Я еще раз изучил фамилии жильцов дома номер 46а, но ничего нового не обнаружил. Я уже собрался уходить, но почему-то медлил – может, потому, что краем глаза уже заметил и зафиксировал в подсознании маленькую табличку с надписью «Хельмут Леман» на двери лавки. Дверь был заперта, внутри не было ничего, кроме прилавка, двух стульев и пустой стойки для чулок.
На прилавке стояли телефон и автоответчик.
