Текст книги "Холодный ветер в августе"

Автор книги: Бернет Воль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Я старею, – сказал Джули. Нагнувшись и тяжело дыша, он завязывал шнурки на ботинках.

– Ненавижу ботинки, – сказал Вито. – Они портят ноги. Знаете ли вы, что у индейцев никогда не бывает никаких хлопот с ногами? Это потому, что они всегда носили мокасы. Я ношу теннисные туфли. И зимой, и летом.

– И ноги никогда не мерзнут?

– Не-а. Я бегаю. Нужно двигаться, тогда сохранишь тепло. Чувствую себя великолепно. Вода – это что-то, а? Сейчас я могу съесть девять тарелок лазанье*.

– Как это в тебя войдет? – спросил Джули со смехом.

– Не беспокойтесь. Мой отец говорит, что я не ребенок, а аппетит с ногами и руками. Иногда я не ем весь день, а потом, ночью, съедаю все, что есть в доме.

– Твой отец хорошо готовит, а? Как все итальянцы, я полагаю. Они все понимают толк в еде.

– Я хочу научить Айрис готовить равиоли [2]2
  Популярные блюда итальянской кухни. (Прим. пер.)


[Закрыть], – сказал Вито. Он причесывался, стоя перед зеркалом и прекрасно осознавая, что легкий загар на щеках сделал его удивительно красивым.

– Вы будете весьма хорошими друзьями, – сказал Джули.

– Ага. Весьма хорошими. – Вито оторвал глаза от зеркала и взглянул на расческу.

Несколько мгновений Джули молчал, натягивая брюки и застегивая рубашку.

– Ну, это чудесно, – сказал он наконец. – Она славная женщина.

Вито не ответил.

– А ты славный мальчик. – Он повернулся, чтобы посмотреть на Вито, который стоял на пороге кабинки. Он приоткрыл дверь и всматривался в мягкий летний свет. – У тебя все будет хорошо, – добавил Джули. – Да, сэр, у вас все будет хорошо.

– Мой отец говорит, что через год я начну мужать. Лучше, если это происходит медленно. Если быстро, то можно стать слишком рыхлым. А если раздаешься медленно, то остаешься крепким.

– Не беспокойся об этом, – сказал Джули рассеянно, потянувшись за галстуком. – Ты раздашься, как надо. Несмотря на то, что ты выглядишь очень забавным в моих плавках.

Вито пожал плечами.

– Я сделал это просто для того, чтобы доставить удовольствие Айрис. Вы же знаете, – засмеялся он, прикрывая свое смущение бравадой, вы же знаете, каковы женщины.

– Пожалуй, что да, сынок, знаю. – Джули отвернулся от зеркала, перед которым завязывал галстук, и посмотрел на Вито. – Если ты готов, то почему бы тебе не пойти к юной леди и не сказать ей, что она может одеться? Теперь все ясно.

– Ладно, – сказал Вито и направился к выходу. Но положив руку на дверную раму, на мгновение остановился. В приглушенном свете раздевалки Джули неумело пытался справиться с воротничком рубашки. Его лицо было расстроенным и серьезным. – Я хочу поблагодарить вас за это действительно прекрасное время.

– Оставь.

– Спасибо, – сказал Вито и пошел к Айрис, ощущая себя легким и упругим, как будто на каждом шагу он мог взлететь в воздух.

Во время долгого обратного пути в город Вито сидел впереди, изредка перебрасываясь фразами с необычно тихим Джули. Айрис дремала на мягких кожаных подушках заднего сиденья. Перед отправлением Джули стал серьезным, почти праведным. Он сказал, что хочет вернуться пораньше, чтобы можно было позвонить детям в лагерь. Его тяжелое лицо было в мрачных складках, являя, как подумала Айрис, другую сторону его характера, которую она редко видела и которую нашла в высшей степени привлекательной.

Разморенная на солнце, утомленная и подавленная событиями дня, она погрузилась в некрепкий сон, перемежающийся кусками кошмара.

Она проснулась с ощущением страха и благодарного освобождения. Машина въезжала в тоннель Мидтауна, и мелькание белых глазурованных плиток, блестевших при свете фар, вызвало у нее тошноту. Но она боялась закрыть глаза. В ее голове все еще роились обрывки сна, хотя и быстро исчезавшие. Какой-то ужасный театр, раскачивавшийся фактически на краю скалы. Танцевавшая в пурпурном свете голая темноволосая девушка с длинной косой лобковых волос, свисавших, как тряпка, у нее между ног. Маленький черный пудель, уютно свернувшийся у Айрис на коленях, лизал ей пальцы до тех пор, пока – к ее ужасу – кожа не сошла и из руки не потекла кровь. Она попыталась отнять руку, но обнаружила, что не может двинуться. Хотела крикнуть, но горло перехватило, и вскоре вся грудь заболела от накопившегося крика.

Господи! Как ужасно! Как безумно ужасно! Она широко открыла глаза и подставила их под порывы ветра, чтобы ветер очистил ее глаза от кошмаров. Последние обрывки были смыты, но ощущение ужаса осталось.

Ой-е-ей, подумала она, мне нужно успокоиться. А потом неожиданно, непонятно отчего: мне нужно удрать. Я словно тону, падаю. Почему?

Джули поймал ее отражение в зеркале.

– Ты наконец-то пробудилась, милая? Хорошо спала?

– М-м-м, – уклончиво кивнула она.

Когда они выехали из освещенного тоннеля, Вито повернулся в темноте и положил свою руку на ее. Но она не смотрела на него. Она смотрела на номера домов, с нетерпением ожидая конца поездки.

После того, как Джули уехал, Айрис и Вито в молчании поднялись на лифте. Протянув ему ключ от своей квартиры, Айрис опустив голову, тихо прошла за Вито в темную комнату. Он не включил свет, а просто уронил сумку с полотенцами и всякими пляжными принадлежностями и обнял ее. Она прижалась к еще щеке горячим лицом. Полоска света, просочившегося сквозь венецианские шторы, упала на ее горло, как шрам.

– Я так устала, дорогой, – прошептала она, – я так устала.

Он расстегнул молнию и стал стягивать с нее платье. Покорно, безропотно она подняла руки и позволила ему снять платье. Под платьем ничего не было.

– Дорогой, – прошептала она, – не сейчас, пожалуйста. Я так устала. Я не хочу. Я правда не хочу…

Он подтолкнул ее к дивану и осторожно уложил, а потом начал неистово ласкать.

Быстро и жадно он прикасался руками и губами к наиболее чувствительным уголкам ее тела, чувствуя ее протестующие руки на своих плечах и все же двигаясь так быстро, так беспорядочно, что она никак не могла остановить его. Наконец ощутил, что ее руки ослабли. Она начала слабо постанывать. Упрямое безрассудство охватило его, и он наклонился, несмотря на ее вялые протесты, чтобы овладеть ею таким способом, которого он никогда не желал. Раньше это никогда не приходило ему в голову.

– О нет! Дорогой! – вскрикнула она в легкой тревоге. Но он только сжал ее еще крепче, еще решительнее.

– О, Вито, Вито, – произнесла она, и в ее голосе зазвучало смятение. Но поскольку он продолжал, непреклонный, она начала тянуть его за волосы, а ее голос стал хриплым.

– О, нет, да, – шептала она, – твое лицо. Я хочу… нет… Я не должна. Ты не должен, о, твое лицо, твое лицо, милое, красивое лицо…

После этого они долго молча лежали прижавшись друг к другу. Айрис вздрогнула и потерлась лицом о его шею. Он почувствовал влажность ее кожи.

– Почему ты плачешь? – спросил он. – Что случилось?

– Я замерзла.

– Сейчас я тебя чем-нибудь укрою. Это загар.

– Уже поздно, тебе лучше пойти.

– Еще только сколько? Девять… Девять тридцать.

– Вито, пожалуйста, иди. Пожалуйста, иди домой. – Она начала горестно всхлипывать. Закрыла лицо ладонями и подтянула колени к животу. Все ее тело сотрясалось от рыданий.

– О, – сказал он, беспомощно повторив это «о» из серии длинных, рыдающих «о». – Скажи мне, в чем дело. Правда, я не знаю, скажи мне, пожалуйста, милая. – Он попытался оторвать ладони от ее лица, но ее запястья как будто окаменели.

– Все будет нормально, – произнесла она, заикаясь, – просто, пожалуйста, оставь меня одну. Я не сделаю ничего ужасного. Пожалуйста, просто оставь меня одну.

– Ничего ужасного! Что ты… – Его оглушила одна мысль. Он боялся понять, что она имеет в виду. – Айрис, ради Бога, что ты говоришь? – умолял он.

Неимоверным усилием она задержала дыхание, чтобы унять рыдания. Потом очень широко открыла рот, проталкивая застревающие в горле слова:

– Со мной все будет хорошо. Я тебе обещаю. Просто слишком много солнца, и у меня болит голова. Пожалуйста, иди к отцу. Он будет волноваться. Я хочу лечь.

– Хорошо, – прошептал он. Ее состояние отрезвило и испугало его. Казалось, что оно связано с ним, но он не мог понять, как. – Это потому, что… – Он замолк. – Ты не хотела, чтобы я, ну, ты понимаешь. Я имею виду, когда я целовал тебя, ты…

Она вновь начала всхлипывать.

– Пожалуйста, пожалуйста, – сказала она, и на этот раз ее голос был таким несчастным, таким полным отчаяния, что он почувствовал, как его сердце сжалось от жалости.

– Ладно, дорогая, – прошептал он, – я иду. – Он поцеловал ее в волосы, а затем пошел в ванную, принес халат и заботливо укрыл ее.

– Тебе нужно что-нибудь еще? – спросил он.

Она покачала головой.

– Я позвоню тебе утром. Хорошо?

Она не двигалась.

– Хорошо? – повторил он.

Она кивнула. Он вышел и закрыл дверь.

Вместо того, чтобы пойти прямо к себе домой, Вито отправился в переулок и закурил сигарету. Он хотел сесть, но сесть было некуда. Скрутив полотенце и плавки в тугой комок, он подложил его под зад и присел на корточки у высокой бетонной стены.

Неожиданно к нему пришла мысль. Что бы ни вызвало у Айрис такой приступ отчаяния – а он не знал, что именно – он все равно был в ответе за это. Слабая улыбка появилась у него на губах, потому что он ощутил свою мощь, свое превосходство. И сразу же осудил себя за эту улыбку, даже вытер губы тыльной стороной ладони, чтобы стереть символ этой мысли.

Это не мог быть тот способ, которым он занимался с ней любовью на этот раз. Нет, потому что она сама делала так все время – или пыталась. И – кроме того, напомнил он себе, ей понравилось это, она хотела его, она сказала – он вспомнил ее страстное согласие. И она крепко обнимала его.

Это было что-то другое. Теперь он больше не улыбался. Воспоминание о ее печали было слишком мучительным. Оно наполнило его любовью и желанием быть нежным, защитить ее, успокоить ее. Бедная девочка, подумал он, бедная девочка.

Но почему? Он был потрясен и озадачен. Он чувствовал отупение. Проведенный на свежем воздухе длинный день крайне утомил его.

Зевая, с одеревеневшей спиной, глубоко засунув руки в карманы хлопчатобумажных брюк и с влажным полотенцем, свисавшим с руки, он вошел в квартиру. Отец читал.

– Привет, – сказал он коротко.

– А. Наконец-то. Ты хорошо провел время? – Алессандро ехидно посмотрел на него.

– Я ужасно устал.

– Поешь что-нибудь?

– У нас есть молоко?

– Хочешь, я сделаю тебе сандвичи?

– Нет. – В голосе Вито зазвучало раздражение. – Сиди. Я сам. – Он открыл дверцу холодильника, налил себе стакан молока и выпил его, стоя спиной к отцу. Затем налил еще полстакана и повернулся лицом к Алессандро.

– А скажи-ка мне, сказал Алессандро снисходительно, – как у тебя дела с твоей прекрасной леди? – Он большим пальцем указал на потолок и улыбнулся.

– О, с ней все в порядке, – сказал Вито быстро, глядя в стакан. – Она… понимаешь, па, она очень впечатлительна, ты понимаешь, о чем я? Она… Я не знаю. – Он остановился и коротко рассмеялся. – Все дамы такие?

– Дамы? – повторил Алессандро. – Она ведь леди, нет?

Вито покраснел в ответ на это замечание. – Ну, понимаешь, дамы, женщины, телки. Это Айрис их так называет – телки.

Алессандро улыбнулся.

– Я не знаю. Чего-то, конечно, тебе следует ожидать. Понимаешь, у женщин каждый месяц есть свой цикл, и это делает их…

– Спорим, именно это и было, – сказал Вито. – Я никогда об этом не думал. Как тебе это нравится? Спорим, что именно это и случилось.

Отец посмотрел на него долгим взглядом, а затем вновь уткнулся в книгу.

– Ты будешь читать, да? – спросил Вито с облегчением.

В его голосе звучало освобождение.

– Золотые мечты, – пробормотал отец.

Вито пошел спать.

9

Айрис проснулась быстро и резко с ощущением удушья. Она сбросила простыню и проковыляла к открытому окну спальни, сопротивляясь ужасному желанию вцепиться ногтями в горло.

Она медленно опустилась на колени, положила руки на подоконник и положила голову на руки. Утренний воздух холодил кожу, и это успокаивало. О, подумала она, слава Богу, слава Богу. Удушье прошло. Обессиленная, она продолжала стоять у окна, то и дело вздрагивая, когда ветерок трепал халат, и борясь с последними маленькими волнами тошноты, которая подступала к горлу.

Это была отвратительная ночь. В ее голове проходил один сон за другим, и каждый следующий был еще страшнее, чем предыдущий. Казалось, всю ночь она бежала – и все время ее сопровождал призрак, который с невнятным бормотаньем хватал ее за пятки, монстр с изорванной пурпурной плотью, принимавший обличье девушки – насмешливо-непристойной, появившейся перед ней в маске лисы со слюнявым языком. Она сбивала ее с пути, хватала ее, преграждала ей дорогу и, что было самое ужасное, угрожала ей одиночеством.

Ужасно, подумала она. Кошмарно. Хотя сейчас ей было лучше, она все еще была убеждена, что что-то резко сдвинулось со своего места. Где-то глубоко внутри ее произошла огромная перемена, невероятный внутренний сдвиг, который был столь же тайным и глубоким, как подвижка геологических сбросов.

Несвязанные образы проносились в ее голове – обрывки сна, Вито, отказавший ей в раздевалке, мягкие, сияющие складки его кожи, так сильно похожей на кожу ребенка, даже на кожу младенца, а затем – картина наиболее разрушительная, такая пугающая – воспоминание о том, как Вито взял ее, когда они вернулись домой с пляжа. Почему? – удивлялась она. Почему это так испугало ее? И в то же время так успокоило, было так приятно. Он полностью владел ею, но бескорыстно, ничего не добиваясь от нее, а только отдавая. И все же – почему она позволила ему взять ее таким способом, почему разрешила ему управлять собой? Почему, когда она об этом думала, ужас пересиливал наслаждение?

Она потрясла головой, чтобы освободить мозг от всего этого. Мне нужно уехать, сказала она себе, мне нужно уехать из этой квартиры на несколько дней. Это как западня. Я не могу думать. Что-то происходит. Я не понимаю, что. Мне нужно подумать. Мне нужно уехать, чтобы я смогла подумать. Я должна уехать от Вито. Почему от Вито? Не знаю. Но я должна. Я схожу с ума. Я…

Джули! Конечно же. Неожиданная идея уехать с ним на несколько дней показалась удивительно привлекательной. Никакого напряжения, подумала она. Джули послушный, управляемый. И она будет доброй к нему. Она будет милой и не будет дразнить его, и не будет пить слишком много. Как раз достаточно для того, чтобы заставить себя лечь с ним в постель, но не слишком много. Ему понравится. А он заслуживает чего-нибудь хорошего, этот бедный болван. Он такой славный парень.

А что с Вито?

Я не хочу думать об этом, сказала она себе.

Но ему ведь придется что-то сказать?

Зачем?

Ну, ты ведь можешь просто куда-то с кем-то отправиться. Он расстроится. Она улыбнулась себе. Она никогда не видела его рассерженным, действительно рассерженным. Это была приятная мысль, но и пугающая. Улыбка стала жесткой и застыла у нее на лице. Странно! Действительно странно. Других мужчин – мой Бог, десятки, сотни их – было весьма забавно дразнить, смотреть, как они злятся. Она никогда раньше не ощущала страха.

Почему?

Что в этом маленьком ублюдке такого… Она остановилась. Понимаешь ли ты, на что это похоже? – спросила она у матери. То есть я действительно не могу это тебе объяснить, потому что, ну, потому что, понимаешь, есть такие вещи, о которых мы просто не можем говорить. И кроме того, это то, что нужно чувствовать. А ты, бедняжка, никогда этого не чувствовала. Ну, скажи смело. Никогда не чувствовала.

Понимаешь ли ты, что это, после всех этих лет с этими мужиками, со всей этой пустотой – ну, не всегда, но по большей части, в любом случае, это никогда меня действительно не волновало по-настоящему – и вдруг обнаружить себя распустившейся, как тугой бутон, и ощутить, как солнце проникает в тебя, а потом, потом! Хотеть раскрыться еще больше, действительно хотеть, хотеть раскрыться, расшириться до тех пор, пока ничего не останется, даже тебя, только открытость и тепло, о Боже, такое тепло и свет – о…

Ну, ты просто не понимаешь этого, вот и все.

О, так бывает не всегда. Черт возьми, так и не может быть всегда. Понимаешь, иногда это спектакль. Но знаешь что? С ним это тоже иногда спектакль. Ну, я имею в виду не то, что он не хочет, не будь смешной. Но иногда он просто заставляет меня… просто… просто потому, что хочет. И это действительно задевает меня.

Ладно, я сумасшедшая. Но если он захочет, я вырву внутренности для него. Буду унижаться.

И я не знаю, почему. Другие парни старались мне понравиться, и у них ничего не получалось. У него получается. Представь себе. Как это получается?

Кто знает, черт возьми? И кого это волнует? Понимаешь, я как будто завишу от него. Э о чушь?

То есть, я люблю его, мать. Это смешно и глупо, и я больна, и я понимаю, что ты думаешь, что я сошла с ума. Ну и что?

– Милый, – сказала она в трубку, – я вернусь вечером в воскресенье. Ладно?

Она замолчала и погасила сигарету.

– Я говорила тебе. Я получила кое-какое наследство в Коннектикуте. Дом. И мне нужно поехать туда и позаботиться о юридических бумагах и всем таком. Ну, у меня там тоже есть друзья… Дорогой мой, ну не будь таким, у меня нет возможности взять тебя. В любом случае, тебе придется провести какое-то время с отцом. Думаю, что он сердится на меня… Своди его в кино… И послушай, если ты будешь с кем-нибудь, я тебя убью. Я не имею в виду – пойдешь куда-то, но ты понимаешь. Если, пока меня не будет, ты уляжешься с какой-нибудь телкой, я больше не буду с тобой разговаривать… Ну, это вполне может случиться. Куколка. Я должна бежать. Ты меня любишь? Тогда скажи это. Бога ради! Ну же, произнеси это. О Боже мой, как будто у тебя вырывают зубы. Как будто три зуба одновременно… До свиданья, ангел мой, я должна бежать.

Почему? – подумала Айрис, положив трубку. Потому что я слишком глубоко увязла, вот почему. Я без ума от него.

Что?!

Ответ был шокирующим.

Конечно, я просто могу остаться здесь. Я даже могу позвать его, хотя бы на час…

Но нет. Она пошла в ванную и открыла краны. Нет. Она чувствовала себя очень сильной, полностью владеющей собой. Все, что ей сейчас нужно сделать, это позвонить Джули и сказать ему, что ему придется увезти ее на пару дней.

– Боже, как я ненавижу Новую Англию, – сказала Айрис, уставившись в спину уходящему официанту. – У них у всех вечный запор от головы и ниже. Они не говорят, они не думают. Даже ходят они как спутанные. Почему ты тратишь деньги на эту шваль, никак не могу понять.

– Ну, понимаешь, они экономные люди, – сказал Джули.

– Экономные! Ха. Экономят на всем, кроме ненависти. Вот уж этого у них навалом. Меня тошнит от их тощих носов и тонких губ, от их правильности. Разве ты не говорил мне, что перенесешь свои заводы отсюда на Юг?

– Конечно, но это другое дело. Это проблема союза…

– Проблема, проблема. У всех проблемы. Пойдем спать.

– Но мы только что заказали еще выпивку.

– Да? Пусть он принесет ее наверх. Я хочу спать с тобой.

Джули неуверенно засмеялся.

– В чем дело, ты не хочешь?

Сейчас его смех был сильнее: – Ты шутишь? Перестань.

– Ты непостоянный, Джуджу. – Она засмеялась и погладила его по щеке. – И шалун у тебя непостоянный. – Она смеялась, сладострастно вцепившись в него, когда он встал.

– Эй, прекрати, – прошептал он. – Из-за тебя это местечко приобретет дурную славу.

– Я просто умираю. Я жажду, чтобы ты стянул с меня юбку. Я без трусиков. Ну же, я хочу тебя.

– Айрис, Бога ради…

– Цыпа. Цпа-дрипа, – сказала она и очень осторожно и медленно, контролируя движение бедер, пошла в лифт. Она пьяна, подумал Джули. Какая жалость, что сам он далеко не так пьян, как хотелось бы.

В номере Айрис сбросила туфли и остановилась перед зеркалом, приподняв волосы огромной расческой. Джули повесил пиджак на спинку стула, а затем тяжело улегся на постель. Какое-то время он смотрел на нее, но держать голову приподнятой было утомительно, и он откинулся на подушку. Он чувствовал себя ужасно одиноким. Айрис, хотя она в действительности и не причесывала волосы, была тем не менее абсолютно далекой. Между ними было не больше связи, чем если бы они проезжали друг мимо друга на разных поездах.

– Ты собираешься ложиться? – спросил он.

Она не ответила.

– Эй!

– Не торопи меня, – сказала она. – Еще рано. – Она повернулась лицом к нему и стала расстегивать платье. Потом стянула платье с плеч, обнажив руки и грудь. Близоруко уставилась на свои груди и прижала пальцы к коже. – Я раздеваюсь по частям, – сказала она наконец.

– О, Бога ради, – Джули начал подниматься с постели.

– Нет. Оставайся там. Слушай, ты приготовь постель. Я хочу принять ванну.

– Но милая, ты принимала ванную перед ужином…

– Я собираюсь принять ванну, – повторила Айрис. Ее голос был очень тихим, казалось, что она говорит сама с собой. – Я воняю.

Джули вздохнул. Разделся до трусов и лег на постель. Он слышал, как Айрис наполнила ванну и погрузилась в нее. Он подождал с полчаса и несколько раз ловил себя на том, что засыпает. Затем он пошел в ванную и нашел ее. Ее голова лежала на краю ванны, волосы были укутаны в пушистое полотенце. Рот был широко открыт: она спала.

Он осторожно разбудил ее, помог ей выбраться из ванны и вытер ее. Она обняла его за шею и пробормотала:

– Отнеси меня. – Когда он положил ее на постель, она была совершенно в бесчувственном состоянии.

Воскресное утро, подумал Джули, открывая глаза. Девять часов. Что-то было в этой комнате – что-то такое же унылое и разочаровывающее, как и в его собственной спальне в Нью-Йорке. За исключением того, что здесь Айрис, вспомнил он. Он повернул голову, чтобы посмотреть, как она спит. Она казалась изумительно молодой и безмятежной. Даже следы туши, которую она не полностью смыла, только подчеркивали свежесть и изящество ее красоты. Он осторожно наклонился вперед и поцеловал ее в щеку, но она не пошевелилась. Когда он отодвинулся, она заметил, что она сморщила нос, и это напомнило ему его дочь. Уже давно он не видел своего ребенка спящим.

Воскресенье. Он был бы рад остаться в постели. Может быть, Айрис скоро проснется, и ему удастся передать ей часть той теплоты и нежности, которую он ощущает. Может быть, она, как это иногда бывало, по-детски угнездится в его объятиях, что-то бормоча детским голосом и прося успокоить и приласкать ее. Затем, постепенно просыпаясь, она захочет заняться любовью с ним. Это не совсем то, чего хотелось бы, но все же лучше, чем ничего. Он чувствовал, что именно сейчас это было ему нужно.

Но было воскресенье, и дети ждали его в лагере. Он осторожно встал, стараясь не потревожить ее, и пошел в ванную, в душ.

Вернулся он свежим, избавленным от следов ночи, выпивки и курения. Благодаря лосьону для бритья щеки стали упругими, и он быстро нагнулся, чтобы натянуть носки.

– Почему ты меня бросил? – окликнула его Айрис. Он посмотрел на постель и увидел, что она пристально смотрит на него. Из-под одеяла были видны только ее глаза.

– Прости, я разбудил тебя, малышка. Я хотел, чтобы ты поспала, пока я съезжу к детям, а я бы тебе позже позвонил.

– Ты сердишься на меня.

– О, – начал было Джули простеюще, но затем изменил свое намерение. – Ну, понимаешь, я не ожидал, что ты напьешься до потери пульса.

– Почему ты разрешил мне так много пить?

Джули засмеялся.

– Потому что я пытался тебя заполучить.

– Тогда почему же не заполучил?

– Потому что ты слишком много выпила.

– Так ты сейчас потому важничаешь, что я напилась, и ты хочешь наказать меня.

Джули почувствовал, как в нем вскипает странная, необъяснимая злость, и попытался подавить ее.

– Послушай, Айрис, – сказал он, – не начинай со мной снова эти штучки. Поняла? Это уже было. Если ты хочешь заниматься любовью, это замечательно. Если нет, тоже замечательно. Но не нужно начинать утро со скандала. Хороший день, я прекрасно себя чувствую, поэтому пусть все идет своим чередом.

Она помолчала, а затем отвернулась от него. Он подавил раздражение и продолжал одеваться. Когда он завязывал галстук, она снова заговорила с ним.

– Ты прекрасно понимаешь, что я не могу поехать с тобой к твоим детям, и ты собираешься бросить меня тут одну, в похмелье, когда мне некому даже слово сказать.

– Жаль, что у тебя похмелье, – сказал Джули. Его лицо было твердым.

– Нет, тебе не жаль. Тебе глубоко плевать, как я себя чувствую. Ты просто злишься, потому что вчера вечером я не легла с тобой. Тебе нет дела до того, как я себя чувствую, ты просто злишься из-за того, что я не плюхнулась в постель с тобой.

– Айрис, послушай. Я сказал тебе – это старая история. Она меня не волнует. Она просто больше не волнует меня.

Она молчала, и он закончил одеваться. Злость испарилась, и поэтому он чувствовал себя неуверенно. Его план – быстро одеться, спуститься, позавтракать и поехать в лагерь – больше не казался таким хорошим, как раньше. Он нервно теребил штору, глядя из окна на разбитый у отеля парк.

– Поспи еще, – сказал он наконец. – Поспи, а я вернусь и поведу тебя завтракать. Хорошо?

Она не ответила.

– Ну, в чем дело? – Он подошел к постели и встал над ней. Она тихо, беззвучно плакала. Тотчас же им овладели жалость и стыд. Он сел на постель и погладил ее по голове.

– Я так одинока, – прошептала она. – Я так чертовски одинока.

– Ах ты, бедное дитя. – Он похлопал ее. Вместо ужасного раздражения он ощущал теперь мучительную любовь. Он вздохнул и покачал головой. На одиночество он не мог не обращать внимания. Каждое утро оно, как банный пар, застилало его зеркало для бритья.

– Прости меня, малышка, – прошептал он. – Не надо быть одинокой. Давай, перестань плакать. Я ненадолго.

– Обними меня, – прошептала она. Он наклонился и прижал ее голову к себе.

– Я замочу тебе всю рубашку.

– Ну и что, я надену другую рубашку.

– О, Джуджу, ты такой хороший, а я такая дрянь. Почему ты заботишься обо мне?

– О, – он улыбнулся. – Не думай об этом. Ты не дрянь. Ты просто немножко запуталась, вот и все.

– Я чувствую себя немного лучше, тогда ты просто держишь меня вот так. Я понимаю, что тебе нужно идти, но просто побудь еще чуть-чуть.

– Ладно, – сказал он. – Я рад, что тебе лучше. – Он почувствовал, как в нем шевельнулось желание, и попытался подавить его.

Несколько мгновений Айрис молчала, а потом погладила его руку и поцеловала ее.

– Джуджу, – сказала она мягко. – Ты не хочешь сейчас заниматься любовью со мной, да?

– Нет, – сказал он. А потом: – Да! Какого черта я говорю нет? Конечно, хочу. Что в этом плохого?

– О, Джуджу, ты не можешь просто обнять меня?

– Конечно могу. Я могу сделать и это тоже. Но дело в том, что я хочу любить тебя. Почему нет? Итак, если да, то да, а если нет, то нет. Но я не понимаю, почему я должен стыдиться этого.

– Дорогой, я не говорю, что ты должен стыдиться. Просто – неужели тебе все равно, что я думаю об этом?

– Послушай, глянь на это честно. Всегда что-то находится. Ты либо слишком пьяна, либо недостаточно пьяна. Ты слишком занята, или слишком устала, или нехорошо себя чувствуешь, или сердишься на меня. Всегда что-то находится.

– Сейчас ты на меня злишься, не так ли?

– Нет, – вздохнул он. – Я не злюсь. Я просто не понимаю, как я так увяз.

– Ложись со мной.

– Но я только что оделся…

– О, пожалуйста, Джуджу. Просто ляг и обними меня.

– Хорошо. – Он быстро снял одежду и скользнул в постель. Она лежала спиной к нему, свернувшись калачиком. Почувствовав его тело рядом со своим, она изогнулась и тесно прижалась к нему спиной. Он положил руку ей на живот и начал ласкать ее.

– Нет, не сейчас. Пожалуйста. Обними меня.

– Айрис, Бога ради! – закричал он на нее, и она вздрогнула, уронив голову на грудь.

– Эй, не кричи. Люди услышат, – прошептала она.

– Меня это не волнует. – Он грубо сжал ее плечо и попытался повернуть ее к себе лицом. – Черт побери, чего ты от меня хочешь?

Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, в ее хриплом голосе звучало спокойное презрение:

– То есть, ты просто хочешь трахнуть меня, а? Не имеет значения, как я себя чувствую или что чувствую. Ты привез меня сюда, ты платишь за этот отель, поэтому тебе причитается твой фунт мяса, так?

Джули сел и уставился на нее. Его горло перехватило от злости.

– Какого черта ты так говоришь? Что заставляет тебя так говорить? Неужели я когда-нибудь, хоть на минуту…

– А, ты как все мужики. – Она с отвращением отвернулась от него.

Онемевший от бешенства, с побелевшими скулами, он схватил ее за волосы и развернул лицом к себе.

– Айрис, – сказал он, медленно покачивая ее голову из стороны в сторону. – Я клянусь Богом, ты так разозлила меня – ты так чертовски злишь меня… Клянусь, я не знаю, я не знаю, что я хочу сделать. Ты… Ты…

– Ты хочешь ударить меня.

– О! – он отнял руки и содрогнулся. Его глаза были закрыты, и он качал головой, как будто бы разговаривая с собой: – Я не хочу ударить тебя. Я не хочу ударить тебя. Ты просто сводишь меня с ума, вот и все.

– Хорошо, – сказала она. Ее голос был спокойным и ровным. – Я не обвиняю тебя. Я уйду. – Она встала с постели, натянула халат и подошла к окну. Я возьму такси и на поезде уеду в Нью-Йорк.

Джули молчал. Он чувствовал себя слабым и усталым. Ему хотелось лечь и уснуть. Когда он заговорил, он слышал свой голос как будто издалека. Казалось, что его голос существовал отдельно от него самого.

– Не будь дурой, – сказал он тихо. – Я собирался уехать отсюда в три, и мы будем в Нью-Йорке около десяти.

– Слушай, если я тебе надоела, я уйду. Зачем мучиться! Я действую тебе на нервы, поэтому…

– Айрис, ты не действуешь мне на нервы.

– Именно поэтому ты и хотел меня ударить – потому что я не действую тебе на нервы?

– Ты просто… О, я не знаю, что это.

– Именно это я и имею в виду, милый, – сказала она. Она села и закурила сигарету. Халат распахнулся, обнажив нижнюю часть ее тела. – Я тебе это уже говорила. Мы не подходим друг другу. Это ни твоя вина, ни моя. Я просто поеду домой, и мы забудем все это.

– Айрис, я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Почему?

– Послушай, – он запнулся. – Я… Я привез тебя сюда, я и отвезу тебя назад.

Она пожала плечами.

– Откуда я знаю, а вдруг ты снова на меня разозлишься и ударишь меня?

Он развел руками в беспомощном жесте.

– Прости меня, я не хотел… Слушай, Айрис, я понимаю, что это звучит… звучит смешно, но я люблю тебя. Правда.

– Чушь. Ты не любишь меня.

– Самое смешное, что люблю.

Она нахмурилась и стала рассматривать ногти.

– Что ж, – сказала она ровно. – Я не люблю тебя.

Он пожал плечами.

– Поэтому мне следовало бы уйти отсюда и перестать мучить тебя, – добавила она.

– Айрис… будь добра… не уходи!

– Почему?

– Не знаю. Я просто не хочу, чтобы ты уходила.

– Какая разница?

– Ты слышала, что я сказал! – закричал он. – Я привез тебя сюда, и я увезу тебя отсюда. Все! – Он стоял перед ней, напряженно наклонившись вперед, как в официальном поклоне. Она запахнула халат, прикрыв наготу.