Текст книги "Холодный ветер в августе"

Автор книги: Бернет Воль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Конечно! – ответил он свирепо, борясь с ее объятиями.

– И всякий раз, когда я захочу, это – мое, хорошо? – спросила она, положив руку себе между ног. И засмеялась.

Он не ответил.

– Ой, что случилось? – спросила она. – Малыш на меня сердится?

– Нет, – пробормотал он.

– Хорошо, – сказала она со смехом. – Кроме того, если я буду твоей девушкой, ты должен сказать мне, что делать и чего не делать. Так?

– Ты просто смеешься надо мной. Дразнишь меня.

Она засмеялась.

– Боже, да ты серьезно! Я забыла, какими серьезными могут быть мужчины.

– Я еще не мужчина, – голос Вито все еще приглушенно звучал из-за ее плеча, но он казался довольным.

– Милый, если я говорю, что ты мужчина, значит, ты мужчина. Ну, и когда же я увижу тебя снова, никогда?

– А? – Вито приподнял голову, удивленно глядя на нее. – Я просто спущусь, чтобы вроде как отметиться у отца, понимаешь?

– Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не спуститься вниз, а потом снова подняться, скажем, через пару часов. В семь часов. А я приготовлю тебе ужин. Тебе это нравится?

– Конечно! – закричал он.

– То есть, ты не утомился и не устал от меня?

Он издал вопль протеста:

– Ты с ума сошла?

– Ладно, ладно. Не вопи. Я просто подумала, может быть, ты хочешь отдохнуть или еще что-нибудь.

Он не мог вымолвить слова.

– Хорошо, хорошо. – Она засмеялась. – Ну, иди оденься. И перед тем, как спуститься, проверь, стер ли ты помаду с лица.

После того, как Вито ушел, Айрис долго лежала в постели, куря и глядя в потолок. Она ощущала пустоту и легкую досаду – результат того, что ее возбуждение не получило разрешения, но она привыкла к этому. Смирилась с этим. Временами, если она достаточно хорошо знала мужчину, если он нравился ей и если она была в меру пьяна – не слишком пьяна, но в меру – она испытывала своего рода безумное освобождение, которое оставляло ее в полном физическом изнеможении и, фактически, в состоянии безнадежной подавленности.

В большинстве случаев удовольствие не стоило таких мук. Как она давно решила, ни один мужчина не имеет силы – или желания, или терпения – дать ей то, что она хочет.

И ни одна женщина. Девки, подумала она, зевая, еще хуже, чем мужчины. И так ревнивы! Господи, как они ревнивы! Помимо всего прочего, нет никакого удовольствия от того, что спишь с другой женщиной. Она однажды попробовала и нашла это безрадостным, пустым. Она ощущала себя парией в постели другой женщины, еще более одинокой, чем всегда.

Даже если мужчина совершенно не удовлетворителен, подумала она, по крайней мере, с ним не чувствуешь себя отрезанной от остального мира. С мужчинами только одна печаль – их ненадолго хватает. Правда. Ну, честно сказать, было несколько и других… Ее второй муж умел быть медленным и даже нежным, подумала она с любовью, но когда она начинала что-то ощущать, действительно ощущать напряжение внутри себя, он всегда начинал спешить, а она отчаянно пыталась замедлить его движения, и никогда ничего особенно хорошего из этого не получалось. А с течением времени, конечно, он становился все хуже – все поспешней и поспешней. Бесполезно.

Очень плохо, подумала она, потому что она все еще любит его. Но он ушел и нашел другую женщину. Она пожала плечами.

Может быть, подумала она с неожиданным приливом энтузиазма, ей удастся натренировать Вито, действительно выучить его. В голове у нее складывались осторожные фразы:

– Ну, послушай, милый, дай мне твою руку, вот так, и…

Он так мил, подумала она. Такой милый малыш. Она ощутила переполняющий ее прилив нежности. Как было бы здорово, если бы он сейчас оказался здесь! Она бы целовала его и сжимала в объятиях, обнимала его и качала его, просто качала бы туда-сюда.

Она быстро встала с постели. Она приготовит ему ужин, приготовит прекрасный ужин. Она улыбнулась себе, лениво потягиваясь перед зеркалом. Затем застыла с высоко поднятыми над головой руками.

Что бы сказал Джули Франц, если бы он узнал? Она прикрыла рот рукой и хихикнула.

– О, дружище, – громко сказала она. – Др-ружи-ище!

Просто смеха ради она позвонит Джули в Коннектикут. Не для того, чтобы рассказать ему. Боже упаси! Но только для того, чтобы поддразнить его, заставить его ревновать. Она усмехнулась.

– Телефонистка, – сказала она преувеличенно высокомерно. – Телефонистка, я хочу позвонить в Коннектикут. Я хочу… В Уэст-порт. Я хочу поговорить с мистером Фра-анцем, мистером Джулисом Фра-нцем…

Вито в одиночестве сидел в отцовском кресле у окна. Комната была наполнена особенным покоем позднего воскресного дня, так что он слышал жужжание электрических часов на полке. Он был рад тому, что отца не было дома. Он чувствовал потребность говорить и знал, что он бы рассказал отцу обо всем, что произошло. А именно этого, как он помнил, Айрис и просила его не делать. И все-таки его отец был другим. Вито решил, что он не будет рассказывать отцу все. Но кое-что он ему расскажет, похвастается немного. Отец посмеется над ним, многозначительно толкнет его в бок, взъерошит волосы. Он улыбнулся. Да, лучше бы старик был дома. Улыбаясь, он обхватил колени и в этот момент заметил, что маленький ярко-голубой прямоугольник в верхней части окна перестал быть прямоугольником. Пропал один угол.

– Привет, кот, привет, потаскун, – сказал Вито и вдруг остановился. Это то, чем я занимался, подумал он. – Эй, кот, – прошептал он. – Знаешь что…

Но кот скрылся за стеной. Боже святый! – подумал он, я действительно это сделал. Я наконец сделал это! Он попытался вспомнить, как это было, но не смог. Даже не смог вспомнить, как выглядела Айрис, Он попробовал собраться и вспомнить хотя бы некоторые черты Айрис – ее запах, свои ощущения, но воображение молчало. Он видел только свою комнату, окно, заплатку неба. Вдруг он громко застонал. Его тело содрогнулось от воспоминаний. Вызванный в памяти образ Айрис, лежащей с ним в постели, целующей его тело, берущей его, ошеломил его своей непосредственностью.

Огромным усилием воли он прогнал это видение. Это была ужасная мысль, пугающая. Она опустошила его, заставила его ощутить себя беспомощным, истощенным, убитым. Однако как только страх утих, как только его руки отпустили ручки кресла, он почувствовал, как едва уловимо, очень слабо в нем шевельнулась гордость. И любопытство. Сейчас он попытался поспокойнее покопаться в памяти – не дерзко, а осторожно, тайно, лишь слегка приоткрывая эту поспешно захлопнувшуюся дверь.

Он понял, что это будет его величайшей тайной. Как бы ему ни хотелось, он никогда не будет это обсуждать. Это было слишком, слишком…

«Девчонка». Именно это слово вертелось у него в голове. Смешное слово, детское слово. Оно ему не нравилось. И все-таки… «Девчонка». И хватит – он не хотел думать об этом. Но он не мог перестать думать об этом. Воспоминания вновь возвращались. Вдруг он обнаружил, что снова поглощен ими. И снова застонал, стиснув зубы.

Он хотел быть… сделать… Он едва мог произнести это даже в мыслях. Он хотел… Хотел быть хорошим для нее! Он хотел… хотел дать ей.

Что?

Дать ей, заставить ее почувствовать…

– У, сукин сын! – прорычал он в пустоту сумерек. – Сукин сын, ублюдок! – и сильно ударил кулаком по ручке кресла.

Неожиданно ему захотелось закричать. Он чувствовал, как в горле и во всех его членах накапливается напряжение. Осторожно, боясь звука, который раздастся в маленькой цокольной комнате, он издал низкий, сдавленный вопль:

– А-а-ахрр!

Затем громче:

– А-а-ахрр! – Это было лучше. Он засмеялся. Боже, какой он голодный! Он оставит старику записку. Как ему хотелось, чтобы уже было семь часов! Часы на полке сказали – шесть. Как ему хотелось быть наверху. Боже, как ему хотелось этого. Он просто заболел этим желанием. Все вокруг было таким уродливым, таким ничтожным, таким никуда не годным. Но она сказала – в семь. Он примет душ, наденет свои лучшие брюки, чистую рубашку и пиджак. Мысль о переодевании была дельной. Но сначала он напишет записку старику.

«Дорогой папа», – начал он писать и скомкал бумагу. «Дорогая борода», – написал он, ухмыляясь. «Борода» – это прозвище отцовских усов, его baffi. «Дорогая борода, я наверху, в 4-Б, ужинаю с мадонной». Зачеркнул последнее слово. «Ужинаю с той леди с кондиционером. Весьма спешная работа. Ха! Не звони мне. Я тебе позвоню». Подписался: «Пинно».

Отца это рассмешит. Он подпрыгнул и ухватился за притолоку, быстро подтянулся двенадцать раз и потопал, напевая, в душ.

5

Джули Франц в напряжении выжидал, когда можно будет выехать на Меррит-паркуэй из боковой улицы. Большой, усталый и весьма серьезный лосось готовился прыгнуть вверх по течению. Теплый, приятно пахнувший пластиком салон его серебристо-серого автомобиля с откидным верхом угнетал его, и хотя перед тем, как сесть в машину, он забросил туда свою дорожную сумку, туфли и клюшку для гольфа, в салоне оставалось все еще слишком много места, слишком много.

Мне бы следовало… подумал он, а затем прервал свои размышления весьма надолго, чтобы успеть занять случайную щель в потоке фар. Мне бы следовало завести собаку. У друзей, к которым он ездил на уик-энд, была собака, керри-блю-терьер по кличке Рори, который при первой встрече показался Джули крайне загадочным. Я так и не смог разобраться в этой проклятой штучке, подумал Джули, смеясь над собой, даже не смог как следует рассмотреть его морду, скрытую под шерстью. Потом из-под кудряшек показались нежный розовый язык, мокрый нос и яркие приветливые глаза. Все это произвело на Джули впечатление маленького, но острого откровения.

Хорошая собака, подумал он, уже представив себя хозяином пса и ощутив его привязанность. Но кто бы стал о ней заботиться?

Айрис. Она могла бы заботиться о собаке, кормить ее, гулять с ней. Это было бы хоть какое-то занятие для нее. Это было бы также – и это самое важное – нечто объединяющее их, нечто живое, вот что. Они могли бы сидеть и смотреть на эту чертову собаку или вместе выгуливать ее. Это было бы забавно. Почти как если бы у них был ребенок.

Непроизвольно он снял ногу у акселератора, потом вновь набрал скорость. Мысль о ребенке была не из лучших. К счастью, v друзей, к которым он ездил на уик-энд, не было детей. На самом деле, если бы у них были дети, он бы не принял их приглашения. Присутствие чужих детей заставляло его чувствовать себя так неуютно – практически виноватым – что он научился уклоняться от таких встреч.

Нет, напомнил он себе, ему нечего стыдиться. Он любит их, он звонит им, он водит их в кино, а деньги, которые он тратит на них – не будем даже говорить об этом, сказал он себе. Забудь это, даже не говори об этом.

Но развод – это его рук дело. Он признает это, почему бы и нет? За три года, прошедших с тех пор, как это произошло, самые болезненные воспоминания притупились, но его жена, Минна, – бывшая жена, напомнил он себе, – в глазах закона и в его собственных глазах все еще было «потерпевшей стороной». Она бы жила с ним вечно, скорее выбрав головную боль, скуку, раздражение, чем полное разрушение своей жизни.

И, конечно, развод, когда он произошел, оказался куда менее болезненным, чем она себе представляла. У нее была хорошая квартира, друзья, дети, летний домик, возлюбленные. Джули засмеялся. Она казалась более веселой, более хорошенькой и счастливой, чем была на протяжении тех четырнадцати лет, которые он ее знал.

Но дети… Он покачал головой. Если честно взглянуть на это, они в действительности не нуждаются в нем. Именно это и ранит больше всего. Ну что тут поделаешь? – подумал он. Что тут можно сделать? Таковы дети. Неужели я, продолжил он, диалог с каким-то воображаемым судьей, неужели я так же наплевательски относился к своему отцу, когда я был в их возрасте? Позже – возможно. Когда подрос и обнаружил, какая сложная это штука – жизнь. Но тогда?

Что тут можно сделать? Он вздохнул, перестроился в крайний ряд и нажал на акселератор. Кто в моем возрасте ездит на спортивном автомобиле? Эта мысль была такой нелепой, что он улыбнулся.

Сразу же он начал фантазировать, как расскажет об этом Айрис. И тут же услышал свой голос: ты знаешь, я ехал по Меррит-паркуэй, было весьма поздно, и вдруг я сказал себе – кому в моем возрасте нужен этот чертов спортивный автомобиль? Как тебе это нравится? Может быть, я старею, кто знает? Айрис, конечно, засмеется и ответит с тем присущим ей лукавством, которое придает такую пикантность даже обычным разговорам:

– Ты? Стареешь? О, дружище!

А может быть, она и ничего не скажет, подумал он безжалостно. Она могла себе это позволить.

Сука, подумал он. Иногда она приводила его в такое бешенство, что ему хотелось врезать ей в челюсть. Но – и этого не отнимешь – у нее был класс. Это приходится признать. Безусловно, она занималась стриптизом. И преуспела в этом. Успех. Конечно, она прошла трудный путь. В лей было больше этого проклятого класса и больше этой проклятой наглости, чем в любой женщине, которую он когда-либо знал.

И взгляни этому в глаза, добавил он, ты просто без ума от нее. Жениться? Я завтра же женюсь на ней, сказал он себе. Итак, конечно, я чокнутый. Ну, а кто немного не чокнутый? Я могу себе позволить быть чокнутым.

Он чувствовал, что его бизнеса, тех огромных денег, которыми он распоряжался, было достаточно для того, чтобы казаться если не нормальным, то процветающим. Это была его самая приятная мысль, его талисман. И это – а может быть, только это – не поддавалось никаким нападкам Айрис.

Если бы только, подумал он тоскливо, если бы только она так не издевалась над ним. Если бы только знать, чего она хочет. Но она всегда поддерживала его во взвешенном состоянии. И вот последний пример – телефонный звонок, раздавшийся несколько часов назад.

– Джуджу. Дорогой! – завопила она в трубку.

Он был удивлен и обрадован, необычайно обрадован тем, что она позвонила. Он не ожидал этого, даже не оставил ей номера телефона. Она знала только фамилию его друзей в Уэстпорте.

– Могу ли я тебя увидеть? – спросил он. – Могу ли забрать тебя?

– Нет, малыш, – ответила она. – Это будет слишком поздно, а я устала. Я буду спать.

– Спать? Отчего это ты так устала? Мне казалось, что ты собиралась провести уик-энд очень спокойно – пойти в зоопарк или еще что-нибудь в этом роде. Что ты делала, целый день играла в бейсбол?

– О, я была занята. Понимаешь, моталась туда-сюда. – Моментально в ее голосе появился ледяной оттенок, обеспокоивший его. Через мгновение она станет осторожной, равнодушной, отдалившейся от него.

– Ну хорошо, посмотрим, – добавил он, понимая, что вновь защищается. – Я должен вернуться в десять или в одиннадцать, и если ты захочешь, я позвоню тебе, когда доберусь до города.

– Да нет, не беспокойся. – Сейчас она говорила вяло, без интереса.

– Милая, малышка, я могу управиться быстрее. В это время обычно небольшое…

Она не ответила.

– Эй, ты слушаешь?

– Ага. Конечно.

– Я сказал, если ты хочешь, я могу…

– О, нет. Забудь это. Я просто позвонила, чтобы узнать, как ты. Завтра поговорим.

– Очень мило, что ты позвонила. Но ты уверена…

– Нет, Джули. Уже слишком поздно. Кроме того, я могу выйти встретиться с друзьями. Итак, до свидания. Я позвоню тебе завтра.

– Ну, увидимся… Ладно. Хорошо… – Он запнулся.

– Ага, хорошо. – Она засмеялась. – Пока.

Почему же она позвонила ему, спросил он себя. Только потому, что ей просто хотелось поговорить с ним, просто хотелось услышать его голос – точно так же, как и ему хотелось услышать ее голос? Кто знает, черт побери, сказал он себе. Кто знает? Может быть, он позвонит ей, когда приодет в город. «Может быть!» Он знал, что он это сделает. Она может спать, ее может даже не быть дома. Если ее не будет дома или если ему не удастся уговорить ее выйти, ему придется позвонить кому-нибудь еще. Итак, это обойдется ему в полтинник, а может быть, и в сотню. Черт возьми, это дороговато за одну ночь. Эта сука, подумал он, Айрис Хартфорд. И почему я с ней никак не разделаюсь?

Сидя за столом на кухне Айрис, Вито курил сигарету и наблюдал, как она очищает тарелки и складывает их в раковину.

– Завтра ими займется девушка, которая помогает мне по хозяйству, – сказал она.

Вито чувствовал себя брошенным, одиноким. Айрис была одета в обтягивающие черные брюки и белую блузку. На ее маленьких ножках были туфли без задников, на запястьях – множество тонких золотых браслетов, а волосы были искусно уложены. Занятая работой, напевая себе под нос, быстро двигаясь от стола к холодильнику и раковине, она показалась Вито столь же недоступной, какой была в первое мгновение их встречи. Он не мог поверить, что он вглядывался в ее глаза с такого близкого расстояния, что видел ярко-розовые уголки век и серые, зеленые и коричневые крапинки радужной оболочки, которые казались ему более драгоценными, чем все драгоценности мира. Он не мог вспомнить, прижимались ли его губы к се губам. Его взгляд упал на резкий, энергичный изгиб ее ягодиц, обтянутых брюками, но он был не в состоянии соединить эту картинку с тем, что он помнил. Если уж на то пошло, то от этого она казалась еще более далекой, более замкнутой. Фактически ему казалось, что никогда ничего не было – ни их любовной игры, ни постели, что он никогда не видел ее тела, ее улыбки, ее нахмуренных бровей. Он робко искал возможности вновь вернуться к ней.

– О, это, безусловно, был замечательный ужин, – сказал он. – Ну ты и повар.

– Спасибо, куколка, – сказала Айрис, не поворачивая головы, – ну ты и едок.

– Если хочешь, я помою посуду. Дома я всегда ее мою.

– Оставь. Завтра придет девушка. Должна же я дать ей хоть какую-нибудь работу.

Вито замолчал. Это было безнадежно. В своем лучшем костюме он чувствовал себя скованно и неуютно. Так сидишь в застрявшем автобусе: ничего нельзя сделать. Вдруг она оставила тарелки и повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Малыш! Что случилось? – Она подошла к нему и прижала его голову к своей груди. Почему ты такой печальный?

Чувство полного облегчения. Ее запах, ее тепло, ощущение ее рук на шее.

– Ничего, – сказал он. – Все в порядке. – Он страстно потерся лицом о ее теплый, покрытый шелком живот.

– Эй! Поосторожней с моим ужином, – засмеялась она.

– Меня это не волнует. Мне хочется сжать тебя – вот так.

– Ой, малыш, – сказала она, изогнувшись так, что ее таз крепко прижался к его груди. Она начала покачиваться из стороны в сторону, так что острая кость, покрытая лишь небольшим холмиком плоти, терлась о его грудь.

– О, это так приятно. Пойдем в постель.

– Я надеялся, что ты скажешь это.

– О да, – сказала она. – А-а, пойдем же.

Айрис первая сняла одежду и скользнула в постель. Она жадно смотрела на Вито сияющими глазами, пока он боролся с пуговицами и со своими неуклюжими ботинками.

– Повернись, – скомандовала она, когда он задом попятился к постели.

– Нет.

– Повернись, я сказала.

– Нет, я стесняюсь. Я смешно выгляжу.

– Ах ты глупый, – сказала она, обнимая его худые плечи, когда он скользнул под простыню, – ты маленький глупыш. – Она приподнялась, принуждая его лечь, но он остановил ее. Она удивленно посмотрела на него.

– Я… Теперь я, – сказал он. Его смуглая рука лежала у нее на плече, и он слегка толкнул ее, опрокидывая на спину. – Теперь я. Хорошо?

– Конечно, милый. – У нее на лице появилась довольная улыбка.

Он порывисто рванулся к ней. Сжал ее лицо в ладонях и начал целовать ее; его глаза были закрыты. Она чувствовала, как он страстно прижимается к ней всем телом, и когда он прижался еще тесней, она покорно и радостно открылась навстречу ему.

– Подожди! – воскликнула она резко, – не так грубо. Легче.

Он открыл глаза и с опаской посмотрел ей в лицо.

– Прости, – сказал он. – Я не хотел сделать тебе больно.

– Все в порядке, – сказала она спокойно. – Только не слишком спеши, вот и все.

– Ладно. Не буду. А так – вот так хорошо?

Айрис закрыла глаза и улыбнулась.

– М-м-м, так хорошо.

Так приятно, думала она, так очень, очень приятно. Так хорошо быть наполненной, так хорошо быть придавленной этим весом, пленной, подневольной. Она с наслаждением вытянулась под ним, чувствуя его всем телом.

– О, дорогой, это так хорошо, – сказала она, слегка приоткрыв глаза и нежно целуя его. Она почувствовала, что он начал спешить. – Нет, не делай этого, – сказала она. – Просто лежи спокойно. Обними меня.

Вито попытался подчиниться, но был не в силах справиться с собой.

А Айрис тоже начала двигаться, ощущая, как его тонкие руки гладят ее тело, чувствуя учащающиеся толчки, вдыхая чудный запах его кудрей, упавших ей на щеку. Неожиданно она почувствовала, как что-то глубоко проникло в нее, она ощутила, как падает, падает, как будто отодвигается какая-то стена, падает и взлетает, ее пальцы крепко прижались к его гладкой шее и плечам; она ощущала, как в ней скапливаются напряженность и боль. Теперь она двигалась с какой-то дикой радостью, крича: – о, а-а, о, а-а, а-а, а-а-а, – и смутно слыша его крик, когда он пролился в нее, пролился и вздохнул, напрягся в последнем содрогании и замер.

– О, – сказала она наконец. – О, мальчик.

Вито поднял голову и посмотрел на нее. В ее глазах стояли слезы.

– Что случилось? – прошептал он.

– Ничего, дорогой.

– Но ты плачешь.

– Не обращай внимания. Я всегда плачу.

Он помолчал.

– Я все сделал правильно? Я старался делать все, что ты мне говорила.

Она засмеялась, не смотря на слезы, и обвила его шею руками.

– Ты даже не знаешь, насколько хорош ты был, миленький. На самом деле лучше этого почти и не бывает.

– Хорошо?

– Угу, хорошо, – она вытерла глаза и нежно посмотрела на него, улыбаясь. – Знаешь что? Я почти сделала это. Я была чертовски близка к этому.

– Сделала это? Ты имеешь в виду…

– Ну, понимаешь, кончила. Как ты.

Вито помолчал.

– Я даже не думал об этом.

Она рассмеялась и потянула его за волосы.

– Если бы ты не был таким юным, я бы пнула тебя сам знаешь куда.

– Ну… – сказал он. – Я просто представлял себе… Понимаешь, я имею в виду, разве это не должно было произойти?

– Я вижу, ты никогда не читал книг о сексе. Что читают сегодняшние дети – комиксы? Фантастику? Вот что вам дает этот телевизор, ей-Богу. Что можно узнать о сексе, смотря телевизор?

– Ой, – засмеялся он. – Я же не сосунок.

– Да уж пожалуй.

Несколько мгновений он молчал. Затем нежно погладил ее по щеке.

– Ничего, ты это сделаешь в следующий раз.

– Ну, Вито! – она начала смеяться. – Ты меня убиваешь. Правда.

Он тоже засмеялся, но с гордостью.

– Я рад.

– Ты рад, неужели? – закричала она. – Посмотрите на него. Он рад. – Затем она перестала смеяться и поцеловала его. – Я люблю тебя, – сказала она.

Его глаза широко открылись.

– Правда?

– Ага, – сказала она мягко. – Но не слишком-то забивай этим голову.

Он лежал рядом с ней, положив голову ей на плечо.

– Ты постоянно издеваешься надо мной, – сказал он. – Ты даешь мне понять, что я просто ребенок.

Она повернулась к нему и поцеловала его в кончик носа.

– Если ты хочешь знать правду, то я думаю, что ты самый лучший мужчина, которого я когда-либо знала. – Она снова поцеловала его, просунув язык между его зубами.

Вито почувствовал сильный прилив счастья, такой безудержный, такой всепроникающий, что ему хотелось буквально раствориться в ней. Он крепко прижался к ней и, даже не осознавая этого, вновь почувствовал возбуждение.

– Вито! – воскликнула она, широко распахивая глаза и обнимая его. – Вито, что с тобой?

– О, – сказал он, – о-о, я хочу… я хочу… – Он начал приподниматься.

В это время зазвонил телефон.

– Боже! Ничего, пусть звонит. Мне следовало бы отключить его или прикрыть чем-нибудь. Продолжай, малыш.

Но телефон настаивал, и Вито, расстроенный и испуганный, почувствовал, что его сила умирает.

Айрис погладила его по голове, а затем скользнула к телефону.

– Хэлло, – сказала она очень мягко. – Дорогой, я сплю… Не спорь со мной, какое мне дело, что сейчас только десять часов, если я сплю, значит я сплю… Хорошо. Ты хорошо отдохнул?.. Ладно… Нет, не сейчас, завтра. Тогда ты мне все и расскажешь… Ага, продолжай… Собака! Ты с ума сошел! Что за… хорошо. Завтра мы поговорим… Хорошо, извиняю. Не серьезно. Я просто хочу снова лечь и спать, вот и все. Пока… – Она повесила трубку.

Вито лежал, положив руки под голову и глядя в потолок. Он даже не повернулся, когда она крепко прижалась к нему.

– Я хочу кое-что узнать, – сказал он напряженным голосом.

Она прикурила сигарету и предложила ему, но он помотал головой.

– Я хочу знать – это был твой любовник?

Айрис почувствовала резкий прилив гнева. Какое право он имеет… Но остановилась. Его худое, обеспокоенное лицо было таким юным, таким трогательно юным, что ее злость испарилась. Она положила сигарету и наклонилась над ним так, что груди касались его худой грудной клетки. Сжала ладонями его щеки так, что губы у него слегка выпятились, и поцеловала.

– У меня нет любовника, – сказала она. – Ты мой любовник.

– Честно?

– Как перед Богом.

– Ты имеешь в виду…

– Да, именно это я имею в виду. Ну, иди сюда, – сказала она, просунув руку под его голову притянув ее к своему плечу.

– Клади руку сюда, – добавила она, положив руку к себе на грудь. – Вот так. А сейчас лежи тихо и только держи меня.

– Я…

– И заткнись.

Они уснули.