Текст книги "Холодный ветер в августе"

Автор книги: Бернет Воль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Я… Я бы не хотел… Как она могла так поступить со мной?

Вот оно, подумал Алессандро, крик оскорбленного любовника. Бандит и льстец, а женщина втыкает булавку в его тщеславие, и оттуда исходит звук, подобный этому.

– Как раз не с тобой. – Он засмеялся. – Она так сделала, понимаешь, но не с тобой. Фактически, – ему пришла в голову мысль, – она пыталась защитить тебя. Она не хотела, чтобы тебе было стыдно.

– Ложью?

– Почему бы и нет? Она же не пыталась втереть тебе очки, нет? Вито обдумал это. – Нет, это не так, – сказал он наконец. – Я… Это отвратительно. Меня от этого тошнит. Стриптиз! Шлюха! Вот кто она. Со своей утонченной беседой и со своей изысканной одеждой, со своими богатыми друзьями. Вшивая, проклятая шлюха. Прости, – добавил он поспешно.

– Тебе не нужно извиняться передо мной, – ровно сказал Алессандро.

Вито посмотрел ему в лицо и покраснел.

– Прости. Я не знаю, что думать. Я… Я уже все передумал… Я не знаю.

Алессандро ничего не сказал. Он закурил черную тосканскую сигару и выпустил в комнату густой дым.

– Я не знаю, что сказать, – произнес он наконец. – Мне не нравится видеть тебя таким подавленным. Естественно. Ты же мой сын, нет? Но об одной вещи, может быть, ты сможешь подумать. Она исполнительница стриптиза, ладно. Ты знаешь. Может быть, она… Моет быть, она даже шлюха. Но я так не думаю. И все же, понимаешь, может быть, она действительно любит тебя.

– Ну и что?

– Что? Я не знаю. Что ж, какая разница? Но… Ты говоришь, что ты собираешься ударить ее по губам. Позволь ей сначала высказаться, хорошо? Затем ты ударишь ее. Если тебе все еще захочется ее ударить. Но сначала поговорите. Это же разумно, нет?

Вито смотрел себе под ноги.

– Ладно, па, я понимаю.

– Вот и все, что я хотел сказать, – произнес Алессандро, – и больше ничего.

Он украдкой посмотрел на сына, который сидел, тупо переворачивая страницы газеты, и так внимательно разглядывая их, как будто он изучал картину или покупал телячью лопатку. Без сомнения, мальчик красив. И также без сомнения, женщины будут щедро одаривать его. Итак, это вопрос не о щедрости женщин, они-то у него будут. Это скорее вопрос – какого рода дары, какого роды женщины.

– В Италии, – сказал Алессандро, неожиданно нарушив молчание – твоя мадонна, Вито, была бы важной женщиной. Возможно, она была бы глупой. Но у нее было бы уважение, обожание, любовь и кое-что еще – самоуважение. Она бы также знала, как любить. Здесь… – Он помолчал. – Она, конечно, красивая женщина, награда для мужчины. Но здесь у нее есть только деньги. Статус? Нет. Хороший муж – промышленник, сенатор? Нет. Нет – даже если бы она была крупнейшей кинозвездой. Просто быть красивой женщиной недостаточно. От нее бы потребовалось большее. И она бы требовала этого от себя – как, без сомнения, она и делает. Быть красивой женщиной, – добавил он, – это всегда быть одинокой. Но в этой стране это много, много хуже.

Вито непонимающе уставился на него.

– Я не понимаю, папа, что плохого в том, чтобы быть красивой женщиной.

Алессандро подумал, что лучше не пытаться объяснить, особенно когда все это, кажется, находится, за пределами твоих способностей.

– Ничего плохого, – сказал он неискренне, – за исключением того, что если ты собираешься ударить женщину по лицу, ударь уродливую – причинишь меньше ущерба.

11

Был уже почти полдень, когда Айрис проснулась. Почти сразу после пробуждения она потянулась за ручным зеркалом, лежавшем на ночном столике, и дотошно изучила свое лицо. Это лакмусова бумажка, подумала она, наклоняя зеркальце, чтобы поймать свет, и трогая кожу пальцами. Если я сейчас осилю эту вершину, сказала она себе, то я победила. Результаты изучения были более чем удовлетворительными и она начала улыбаться. Собственная постель в сочетании с таблеткой секонала дали ей десять часов сна без сновидений. Все события прошедшей недели и следы тяжелого пьянства исчезли с ее кожи.

Что это была за неделя!

– У-у! – застонала она. Пьяна каждую ночь, вдребезги. Похмелье не ранее четырех часов. Обед с Гарри, полумертвым. О, мой Бог! Бедный Гарри, я каждую ночь закатывала истерику. Ну, все это кончилось. Если я его никогда больше не увижу, мы сквитались. О, этот грубый театр! Она вновь застонала. Слава Богу, что Вито никогда не придется увидеть ее в подобном заведении.

Об этой проклятой долбежке можно сказать только одно – она безусловно приводит тебя в форму. Поспал ночь – и ты снова в порядке. Сейчас мне нужен только этот безумный мальчик. О, черт, еще один день – и я бы развлекалась сама с собой. Она потянулась за телефоном.

– Дорогой, – сказала она, улыбаясь в трубку. – Я дома. Как мой ангел? Как мой милый, обожаемый ребенок?

– Говори громче, я плохо тебя слышу… Громче, малыш. В чем дело, твой отец слушает? Ах, бедный мальчуган, ты стесняешься. Глупыш. Эй, приходи. Я еще даже не встала с постели. Я и не собираюсь вставать, только приходи. Скорее, скорее! Что? Что ты имеешь в виду – немного погодя? Ну так брось эти проклятые тарелки, что такое… Хорошо, хорошо, но сделай это как можно быстрее, ладно? Ты скучал по мне? Правда? Что – «правда»? Ох, Вито, малыш, почему я тебя так люблю? Ты становишься просто мужчиной… Меня это не волнует. Поспеши. Встретимся через час.

Ну, как вам это нравится, подумала Айрис, положив трубку. Вот тебе и королевский прием. Королевский – что?

О, перестань. Ты становишься просто невыносимо отвратительной. Ты похожа на Джули Франца, ей-Богу. Ну, мальчик немного смущен. И что? Может быть, его отец рядом. Едва ли можно ожидать, что он наговорит массу любезностей в трубку – в любом случае, ты знаешь, каковы мальчики.

Прими ванну и заткнись. Расслабься.

И все-таки он мог бы прийти сейчас, если бы хотел. Он не обязан мыть эти проклятые тарелки как раз в эту минуту. Было множество вариантов, когда…

О, перестань! К черту. Прекрати. Я злюсь.

Она вздохнула и улыбнулась себе в зеркале ванной, потрясла головой и подумала – ты чокнутая, нервная, экзальтированная, помешанная. Затем она стала наполнять ванну.

Почти час спустя, когда Айрис сидела за своим туалетным столиком, она услышала, как лифт поднялся на ее этаж. На ее лице был свежий макияж, свободно причесанные волосы падали на плечи. Ослепительно улыбаясь – и в предвкушении прихода Вито, и от удовольствия видеть свое собственное сияющее отражение, она запахнула халат, в последний раз мазнула горло холодком духов и встала с кресла. В это же время она услышала, как мягко отворилась входная дверь. Она прошла в комнату.

Глаза Вито немедленно нашли ее в дальнем конце комнаты. Он осторожно закрыл за собой дверь и сделал шаг вперед. Затем он остановился. Айрис была красивой, такой красивой, что он с трудом припомнил, что он имеет к ней какое-то отношение. Она казалась просто такой ослепительной, такой недосягаемой, такой внушающей благоговение, как в день их первой встречи. Он хотел подбежать к ней, зарыться лицом в благоухающую ткань ее халата, почувствовать жадность ее тела под его плотью, под своими руками, спастись бегством от этого пугающего великолепия, тесно прижимаясь к ней и позволяя покою и теплу наплывать медленными волнами. Он хотел укрыться в близости с ней, чувствовать ее руки на своем лице, отвечать ее губам, ее глазам, всему ее существу. Он хотел подбежать к ней. И все же что-то, что он с трудом помнил, удерживало его от этого порыва. Что-то удерживало его.

– Посмотри на себя, – сказала Айрис. Она прислонилась к дверной раме на другом конце комнаты, все еще держа расческу в руке. Ее голова была приподнята, щека прижата к раме. – Посмотри на себя, – повторила она. – Стоишь там, как будто ты не знаешь, какой ты красивый. Иди сюда.

Вито подошел к ней и остановился в шаге от нее.

– Привет, – сказал он, слегка улыбаясь.

– Привет, – сказала она, коротко засмеявшись и кивнув. Затем она шагнула вперед и обвила его руками. Она была босиком, и их головы почти на одном уровне. Она поцеловала его в губы, почувствовав, как он напрягся, и увидела, что его глаза вспыхнули. Потом она отняла губы и приблизила свое лицо к его лицу.

– О, – вздохнула она, – О, Боже.

Вито уткнулся лицом в ее волосы и закрыл глаза. Ее запах проникал в него, как сладкое масло. Он чувствовал, как этот запах лечит, врачует каждый нерв его тела. Она попыталась отодвинуть голову, чтобы вновь поцеловать его, но он крепко держал ее, зарывшись в волосы у основания ее шеи.

– Давай, – прошептала она.

– Через минуту.

– Нет, давай.

– Я… Я хотел… Я рад, что ты вернулась, – сказал он.

– О, я рада, что я вернулась, – прошептала она. Она вытащила его футболку из брюк и провела руками вдоль его спины, чувствуя под своими пальцами теплые ребра. Затем она мягко оттолкнул его и положила ладони ему на грудь.

– О, давай, – сказала она. Сейчас она наклонилась назад и прижалась к нему нижней половиной тела, почувствовав его ответ.

– О, да, – сказал он хрипло, – я тоже хочу. Да. – Она широко распахнула халат и приподняла его футболку, прижавшись к нему голой грудью.

Голова Вито лежала на плече Айрис, его глаза были как раз на уровне ее подбородка. Она лежала на двух подушках, поэтому ее голова была немного наклонена вперед. Она зажала его колено между своими бедрами. Он провел указательным пальцем по ее нижней губе и вокруг рта, повторяя его очертания. Потом, в ответ на движения ее губ, он прижал палец к ее рту, и она нежно поцеловала его.

– Я люблю твой рот, – сказал он. Его голос был низким и бесцветным. Как будто он дремал наяву.

– Это забавно, – продолжал он, – каким красивым может быть рот. Я никогда раньше этого не понимал. Твой рот – самый красивый, какой только может быть.

Она что-то пробормотала.

– Я собирался ударить тебя по губам, – сказал он.

– Что?

Он приложил костяшки пальцев к ее губам и слегка прижал.

– Я хотел ударить тебя как раз по губам. Это забавно.

– Вито! – Айрис, встревоженная, поднялась в постели. Поднимаясь, она вынудила и его поднять голову.

Сейчас, неожиданно отделенный от ее тела, увидев все ее лицо целиком, он почувствовал, что испуг и злость возвращаются. Он резко отодвинулся от нее и натянул трусы.

– Вито. Что ты делаешь? Что это значит?

Он натянул трусы, а затем повернулся к постели. Схватил простыню за угол и набросил на нее, и она натянула ее повыше, чтобы прикрыть ею грудь. Его лицо было жестким.

– Почему ты мне не сказала?

– Что, Бога ради?

– В любом случае, это… не имеет значения. – Он потянулся за брюками и начал их надевать. Потерял равновесие и упал на пол, брюки болтались вокруг лодыжек. – Я видел тебя в шоу, – воскликнул он.

– Я видел, как ты… голая… делала это, ты понимаешь что, на сцене. – Его голос был резким, полным напряжения.

– Уф-ф! – Айрис фыркнула и упала на подушки. Ее лицо стало белым, больным. Она провела по лбу и отбросила прочь волосы. – О, черт, – сказала она в потолок. Провела пальцами по щекам и потерла горло. – Это должно было случиться. Просто должно. Ну, – добавила она с коротким неуверенным смехом, – теперь ты знаешь. Ты видел это потрясающее зрелище, как мы говорим. Ладно, ладно. Что ж? Что ты собираешься делать сейчас, уйти? Не можешь выдержать мысли об этом?

– Ты меня обвиняешь? – закричал Вито. Он уже стоял на ногах, штаны болтались у него на талии. – Ты хочешь знать, что я чувствовал? Как бы тебе понравилось, если бы ты увидела меня…

– Ладно, – Айрис приподняла руку в предупредительном жесте. – Ладно, ладно, не выдавай всю программу. Я ее давно знаю. «Что такая хорошая девушка, как ты, делает в подобном месте?»

– Что?!

– Это то, что ты собираешься спросить, не так ли? – сказала Айрис. Она потянулась к ночному столику и закурила сигарету, а затем вновь откинулась на кровать. Простыня сбилась с ее груди, и она разъяренно сжала груди руками. – А что ты скажешь об этом, а, как тебе нравятся эти ма-асенькие сиськи? Как дрессированные тюлени, а? – она снова натянула простыню и упала на подушки. – Ладно, продолжай. Ты сказал…

Вито закрыл лицо руками.

– Это ужасно, – сказал он. – Это просто ужасно.

– Что ужасно? – Айрис наклонилась вперед, прикрываясь простыней. – Что так чертовски ужасно? – Сейчас она была в ярости.

– Любой мог тебя видеть. Любой во всем мире. Как будто бы тебя не волнует… Как будто бы тебя не волнуешь ты сама. Как будто ты какая-то пакость. Но ты ведь не пакость! Ты понимаешь? – Вито закричал. – Для меня ты не пакость. Я думал, что ты самая… самая… Я даже не могу высказать это.

– Ох, Вито! – голос Айрис был тихим. Она снова легла. – Я никогда… О, черт. Мне дурно, – сказала она почти про себя и слабо рассмеялась. – Это, должно быть, все эти пьянки. – Она медленно пыталась привести в порядок свои мысли.

– Это не значит, что я думаю, что я пакость, – сказала она медленно и затем остановилась. – Это они пакость. Зрители. Ох, мальчик, они действительно пакость. Но…

– Тогда почему же ты так показываешься им? Это неправильно. Почему ты хочешь, чтобы они смотрели на тебя? Почему ты предпочитаешь… это? Мне хотелось поубивать их. Клянусь Богом, – его едва было слышно. – Мне хотелось убить каждого мужчину в этом зале. Когда я думал о том, что Франки сказал о своем брате… О. мой Бог. – Он прислонился к стенке, высоко задрав подбородок и открыв рот, с трудом ловя воздух.

Айрис почувствовала, что гнев оставил ее. Его страдания успокаивали, в них содержалось обещание.

– Послушай, милый, – начала она. – Прости меня. Понимаешь? Поверь мне, это была не моя идея – чтобы ты туда пошел. На самом деле я собиралась сказать тебе об этом через некоторое время. Я просто никогда не распространялась об этом, вот и все. – Она пожала плечами. – Понимаешь? У большинства людей неправильное представление. Они думают, что только потому, что ты танцовщица, ты своего рода шлюха…

– Танцовщица! Это не…

– Ладно, ладно. Я показываю им спектакль. Кстати, чертовски хороший. Ты бы видел, какие мерзкие большинство из них. Ну и что? Это же на самом деле только спектакль, ей-Богу.

– Но как ты можешь показывать такое? Как будто ты и вправду… То есть, как мы, как мы здесь и я… Только это не я! – закричал он. – Это не я. Это все они. Это любой мужчина…

– Вито, говорю тебе, это только спектакль. – Ее голос начал повышаться.

– Но зачем?

– Слушай, женщины другие, вот и все, – сказала она устало. – Женщины должны все время играть. Половина женщин этой страны играет спектакль каждый раз, когда ложатся в постель со своими мужьями. В любом случае, это жизнь. А что ты хочешь, чтобы я делала, продавала трикотаж? Служила клерком, составляя картотеки? Почему я должна, черт возьми?

– Я… Я не знаю, – сказал он. – Я даже не знаю, как я мог сейчас… Я так хотел тебя, я забыл об этом, но когда это кончилось, я снова увидел тех мужчин в театре, увидел тебя на сцене, и меня тошнит. Я хочу дать им в морду. Я так злюсь на тебя, я клянусь, я мог…

– Тебе будет лучше, если ты меня ударишь? Ну, давай, ударь меня. Меня это не волнует. Я клянусь. Давай.

– Не сейчас. Мне стыдно.

– Почему?

– Я… Я чувствую себя глупо. Я… я только что был в постели с тобой.

– Это правда так? – Ее голос оборвался, как от удара.

– М-м-м?

– Ты не мог удержаться от того, чтобы лечь со мной, но как только ты получил, что хотел, ты становишься брезгливым!

– Нет. – Он поднял руку. – Не говори так. Это не так.

– Что не так? Разве я не мягкая подстилка для тебя, а? И у тебя ее не было все неделю, а ты привык ей пользоваться, не так ли. Поэтому ты подумал, что ты только попробуешь еще разок, просто в память о старых временах, не так ли? А затем, может быть, через несколько дней, когда ты станешь рогатым…

– Нет, пожалуйста, Айрис. Остановись. Не говори так. Не говори таких вещей. – Он выставил вперед обе ладони. – Ты не понимаешь, пожалуйста…

– Что понимать? – Она снова подтянула колени и сидела сейчас с расширившимися от гнева глазами и сжатыми кулаками, держа простыню у горла. – Я взяла тебя сюда. Я позволила тебе практически жить здесь. Ты это понимаешь? Я никогда не позволяла ни одному мужчине заходить в эту квартиру. Никогда. Я разрешила тебе войти сюда. Я кормила тебя. Я учила тебя – Бог знает, чему я тебя только не научила. Я учила тебя, как себя вести. Я возилась с твоей тупой неловкостью и твоей тупой невинностью – и для чего! Для чего! – кричала она ему.

– Айрис, я прошу тебя…

– О чем ты меня просишь? Ты хочешь еще раз это сделать, этого ты хочешь? Вот! – она откинула простыню прочь и раздвинула ноги. – Этого ты хочешь?

– Айрис! – закричал он. – Не говори как… как шлюха! Не будь такой. Айрис, ради Бога, пожалуйста. Не надо. – Он заплакал. – Ты возбуждаешь меня… Ты пачкаешь нас…

– Пачкаю? Это ты пакость. – Ее голос был низким и хриплым. – Это ты грязный маленький сопляк. Грузный, мерзкий, отвратительный, как и все остальные. Ты просто сопливый итальяшка, и больше никто!

– О! – Вито, шатаясь, подошел к ней. – О! – произнес он. И сильно ударил ее по лицу. – Это уже слишком, – пробормотал он.

Она сидела, прижавшись лицом к стене.

– Уходи.

Он кивнул и спотыкаясь пошел в комнату. Он тяжело дышал, его бедра были тяжелыми. Казалось, что ему никогда не пересечь этой комнаты. Металл дверной ручки отозвался холодом в его руке. Мгновение он колебался перед лифтом, думая, удержат ли его ноги, пока он будет ждать лифт. Но потом он понял, что ему ни за что не осилить четырех лестничных пролетов. Он нажал кнопку лифта. И вдруг изменил свое намерение. Тяжело спустился на один пролет, затем еще на один. Потом сел и отдыхал до тех пор, пока не почувствовал, что сможет одолеть весь путь до цокольного этажа.

Час спустя, тихо сидя на своей постели с влажной тряпкой у лица, Айрис потянулась за телефоном. Я не понимаю, почему я это делаю, подумала она. Я даже не знаю, что я хочу сказать. Она вяло набрала номер.

– Это я, – сказала она наконец и остановилась. Горло у нее вдруг перехватило, и она почувствовала слезы. – Я хочу, чтобы ты снова поднялся. Я хочу поговорить с тобой. Я… я должна.

Вито поколебался.

– Хорошо.

– Ты сейчас поднимешься?

– Да. Ладно, через пару минут.

– Хорошо, – сказала Айрис. Затем она приложила влажную ткань к глазам и начала всхлипывать. Почему я это делаю? – пыталась она понять причину своих слез. Что со мной случилось, почему я заливаюсь? Но вопросы были едва сформулированы, она даже с трудом могла выстроить их в голове, так переполняла ее потребность плакать.

Мне нужно перестать плакать. Просто нужно. Она встала, подошла к окну и заставила дышать глубоко и ровно до тех пор, пока снова не восстановила контроль над собой. Мысль потерять его просто убивает меня. Не важно, почему. Это факт. Я просто не могу ничего изменить.

Конечно, если бы мне нужно было уехать отсюда, работать, суетиться, я бы забыла это. Я бы пережила это, я знаю, пережила бы. Но когда это продолжается и день, и ночь – я просто трачу свои нервы.

И подумать только, что я начала это как… как своего рода игру! Для забавы! Я думала, что просто поиграю с этим малышом несколько раз, с этим великолепным ребеночком, и уйду отсюда, как только это наскучит мне, как только он станет обузой.

О, дружище! Разве это не смешно.

Она почувствовала, что слезы потекли снова. Где-то – когда-то – однажды – казалось, у нее был ключ к разгадке. Что-то было. Она нахмурилась. Обнаружила, что повторяет: «Я ему нужна, он должен во мне нуждаться». Кроме того, у него не было матери. Черт возьми, какая разница, у меня не было отца.

– Чего ты хочешь? – спросил он. Она в испуге повернулась. Она не слышала, как он вошел. Еще более пугающим было выражение его лица. Оно было не просто злым, оно было жестоким. Она со смятением поняла, что он больше не был мальчиком. Он был совершенно сформировавшимся мужчиной. И не только это. За час или около того он набрал неоспоримое преимущество над ней, достиг такой безопасности и злого спокойствия, что был за пределами ее досягаемости.

– Я… Я просто хотела поговорить с тобой, – сказала она неуверенно.

Он пожал плечами.

– И что?

– Послушай, не будь свиньей. Я имею в виду, не будь жестоким.

– Ты собираешься снова обзывать меня? Если ты будешь это делать, я уйду. Но предупреждаю тебя, если ты назовешь меня – ты понимаешь, как раньше, я тебя ударю. – Его кулаки были сжаты, губы бледны.

– Послушай, – сказала она, махнув рукой и сев на постели. – Я сожалею об этом. Ты прав. Это отвратительно, что я сказала, и я на самом деле не имела это в виду. Понимаешь, я не хотела этого.

Он молчал.

– Вито, ты должен меня понять. Я так не думаю. Ты знаешь, какая я. Я просто потеряла самообладание, вот и все.

– Ты обозвала меня… итальяшкой и мальчишкой. Сопляком. – Его голос был низким. – Что ж – я такой. Я таким родился. Конечно, я итальянец. И мне только шестнадцать лет – мне будет семнадцать через несколько месяцев. Ну и что? Чего тут стыдного? Что я сделал?

– Ох, Вито, – она покачала головой. – Пожалуйста, пожалуйста, я все это понимаю. Ты не должен говорить.

Он резко прервал ее.

– Но то, что ты делаешь, ты делаешь все сама. Тебе должно быть стыдно. Не мне.

– Чего мне должно быть стыдно?

– «Чего»! Того, что ты носишься по сцене без одежды. Того, что ты выделываешь все эти штуки своими руками и ртом, делаешь все это. И ты говоришь, что тебе нечего стыдиться?

– Я тебе уже говорила… – Она остановилась и вздохнула. Ее голос был скучным и монотонным. – Это просто представление. В этом нет ничего плохого. Так идет с… Я даже не знаю, с каких пор. Мужчины приходят в театр, чтобы увидеть, как девушка раздевается, и они хотят платить за это. Поэтому я это делаю. Я делаю это лучше, более артистично, чем девяносто девять процентов других девок. Поэтому у меня есть квартира. И эти тряпки. И я могу кормить тебя…

– Мне не нужна эта вшивая еда.

Она продолжала, как будто не слыша его.

– Я делала это с тех пор, когда еще была молодой девушкой. Сначала я смущалась, а потом привыкла. Я даже не думаю о мужчинах. Ты не поймешь. Когда я на сцене, я думаю только о представлении. Люди исчезают. Иногда – как в это последнюю неделю – я думала о тебе.

– Обо мне! Когда все смотрели?

– Конечно. Я думала о тебе и о том, как мне хочется купить тебе хороший костюм, действительно красивый костюм у Де Пинна. Что в этом плохого?

– Я не знаю, – сказал Вито. Он хмурился, стараясь подобрать слова. – Я не знаю, – повторил он наконец. Это просто кажется плохим, вот и все.

Айрис долго молча смотрела на него. Она видела очертания костяшек его пальцев, сжатых в кулаки в карманах брюк.

– Я думала, – она остановилась и глубоко вздохнула, почувствовав, что снова начинает плакать. – Я думала, что мы вместе поедем на Побережье. Или, может быть, я поехала бы первая, а потом послала бы за тобой. Я могла бы оставить стриптиз и уйти в кино. У меня были предложения. У меня было там много друзей.

– Я не хочу знать твоих друзей. – Он неожиданно повернулся к ней лицом, вытянув шею, как змея. – Я ненавижу твоих друзей. Я бы сразу же убил первого, которого увидел.

Она пожала плечами.

– Ты сошел с ума.

– Я бы хотел убить их, – повторил он.

– Что же, ты все еще сердишься? Ты все еще раскален, как преисподняя, да?

– Чертовски верно.

– Ладно, хорошо, ладно, – сказала она с растущим раздражением в голосе и отвернулась к окну.

– Ладно, – сказал он мягко. – Я догадываюсь, что это все.

Она кивнула, не обернувшись, продолжая смотреть в окно. Когда она вновь повернулась к комнате, он уже ушел.