Текст книги "Война Волка (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Бург не защищают, стоя на стенах. Все, что севернее Меймкестера – земли язычников, и они постоянно совершают набеги, Треддиан только наблюдает за ними! Он ничего не предпринимает! Мне нужен человек, который будет карать язычников.

– Вторгаясь в Нортумбрию? – невесело поинтересовался я.

– Сигтрюгр – король тех земель лишь номинально. – решительно сказал Этельстан, Он увидел, как покоробила меня эта неприятная правда, и продолжил давить. – Разве у него есть бурги к западу от холмов?

– Нет. – пришлось признать мне.

– Разве он посылает людей покарать преступников?

– Когда может.

– Чего никогда не случается. – презрительно произнес Этельстан. – Если язычники Нортумбрии нападают на Мерсию. – продолжал он. – значит, мы должны их проучить. Страна англов станет землей, где правит закон. Христианский закон.

– Ингилмундр принял твой закон? – усомнился я.

– Принял. – отвечал Этельстан. – Он сам и его народ покорились моей власти. – Пригнувшись, он нырнул под расщепленную ветку ольхи. Мы скакали по узкой полоске леса, спиленного осаждавшими город на дрова, деревья покрывали шрамы от их топ ров. За лесом я видел заросли тростника, обрамляющие плоский и серый Мерз. – А еще он принял наших проповедников. – добавил Этельстан.

– Уж, конечно, принял. – отозвался я.

Этельстан рассмеялся, к нему вернулось хорошее расположение духа.

– Мы не деремся с норвежцами из-за того, что они только что прибыли. Мы и сами когда-то были такими! Мы даже не нападаем на них из-за того, что они язычники!

– Мы все когда-то были язычниками.

– Это верно. Однако мы воюем за то, чтобы они подчинились нашим законам. Одна страна, один король и один закон! Если они нарушают закон, нам следует наводить порядок, ну, а если не нарушают, мы будем жить с ними в мире.

– Даже если они язычники?

– Повинуясь закону, они поймут справедливость христианских заповедей.

Я гадал, зачем Этельстану потребовалось мое присутствие – чтобы проповедовать мне достоинства христианского правосудия? Или чтобы я встретился с Ингилмундром, которым он так явно впечатлен? Тем временем, пока мы скакали вдоль южного берега Мерза, он рассказывал о своих планах укрепления Меймкестера, а потом нетерпеливо пустил коня в галоп, оставив меня позади. Справа тянулся прибрежный залив и заросли камышей, вода за ними была почти неподвижна, только изредка чуть колыхалась от дуновения ветра. Когда мы приблизились к бургу, я увидел, что флаг Этельстана по-прежнему там, а два убогих низких корабля все так же привязаны у причала, Похоже, люди Цинлэфа не пытались захватить Брунанбург, чей гарнизон, как оказалось, состоял всего из тридцати человек. Нам открыли ворота.

Въезжая в них, я увидел, что Этельстан уже спешился и зашагал к высокому юнцу. Когда принц приблизился, тот опустился на колени, Этельстан велел ему встать, обеими руками пожал его правую руку и обернулся ко мне.

– Хочу познакомить тебя с Ингилмундром. – радостно воскликнул он.

Я подумал – так вот он, предводитель норвежцев, которому позволено поселиться так близко к Честеру, Он молод, поразительно молод, и потрясающе красив – нос прямой, как клинок, волосы почти до пояса и связаны кожаным шнурком.

– Я попросил Ингилмундра встретить нас здесь. – сказал мне Этельстан. – чтобы мы могли его поблагодарить.

– За что? – спросил я, слезая с коня.

– За то, что не присоединился к мятежникам, разумеется. – сказал Этельстан.

Ингилмундр ждал, пока один из воинов Этельстана переведет эти слова, а потом взял у своего спутника простой деревянный ящик.

– Это дар. – сказал он. – в честь твоей победы. Здесь не так много, мой принц, но это большая часть того, что у нас есть. – Он опять встал на колени и поставил ящик у ног Этельстана. – Мы рады, что твои враги побеждены, мой принц.

– Без вашей помощи. – не удержался я, пока Этельстан выслушивал перевод.

– Сильный не нуждается в помощи слабого. – возразил Ингилмундр, Он бросил на меня взгляд, и меня поразила глубина его голубых глаз. Он улыбался и вел себя скромно, но взгляд был настороженным. На встречу с нами он явился только с четырьмя спутниками, одетыми, как и он, в простые штаны, шерстяные рубахи и плащи из овечьих шкур. Ни кольчуг, ни оружия, Единственным украшением Ингилмундра были два амулета на шее. Один – молот Тора, вырезанный из кости, другой – блестящий серебряный крест, Я никогда не встречал людей, носивших одновременно оба символа.

Этельстан снова поднял норвежца с колен.

– Ты должен извинить лорда Утреда. Он повсюду видит врагов.

– Ты лорд Утред! – произнес Ингилмундр, и в голосе послышалось лестное для меня изумление, даже трепет. Он поклонился мне. – Это честь для меня, господин.

Этельстан махнул рукой, и подошедший слуга открыл деревянный ящик, заполненный, как я увидел, серебряным ломом. Сверкающие куски металла отрубили от ожерелий и брошей, браслетов и пряжек. Большая часть порублена топором на кусочки, что ходили вместо монет. Торговцы берут серебряный лом на все, и мне пришлось признать, что дар Ингилмундра – не такой уж пустяк.

– Ты очень щедр. – заметил Этельстан.

– Мы бедны, мой принц. – ответил ему Ингилмундр. – но в знак признательности должны принести тебе дар, пусть и скромный.

В его закромах, думал я, наверняка припрятаны золото и серебро. Как Этельстан этого не понимает? Может, он и догадывается, но благочестивые надежды на обращение язычников сильнее подозрений.

– Через час. – сказал он Ингилмундру. – мы проведем в зале благодарственную службу, Я надеюсь, ты будешь присутствовать и выслушаешь молитвы, которые вознесет отец Свитред, В их словах заключена вечная жизнь!

– Мы будем внимать молитвам, мой принц. – пылко произнес Ингилмундр, и мне захотелось громко расхохотаться. Он говорил все, что Этельстан желал слышать. Ясно было, что Этельстану нравится этот юный норвежец, и столь же ясно, что он не видел лукавства, скрывающегося за прекрасным лицом Ингилмундра, Он видел смирение, которое христиане по глупости принимают за добродетель.

Смиренный Ингилмундр разыскал меня после нудной проповеди Свитреда, на которой я не присутствовал, Я ушел на брунанбургскую пристань, лениво глазел на пузатый корабль и мечтал оказаться в море, мечтал о парусе, наполненном попутным ветром, и клинке на боку. Неожиданно я услышал стук подошв по деревянному настилу и, обернувшись, увидел норвежца, Он был высоким, одного роста со мной. Мы оба молча смотрели на корабль у причала, и наконец, Ингилмундр первым прервал молчание:

– Корабли саксов слишком тяжелые.

– Слишком тяжелые и очень медлительные.

– Когда-то у моего отца был фризский корабль.

– сказал он. – просто прекрасный.

– Так убеди своего друга Этельстана дать тебе корабли. – ответил я. – чтобы уплыть домой.

Он улыбался, не обращая внимания на мои колкости.

– У меня есть корабли, господин, но где же мой дом? Я считал своим домом Ирландию.

– Так вернись туда.

Он ответил мне долгим взглядом, словно оценивая степень моей враждебности.

– Думаешь, я не хочу? Я хоть завтра вернулся бы, господин, но Ирландия проклята. Там не люди, а демоны.

– Они убили твоего отца?

Он кивнул.

– Пробили его стену щитов.

– Но ты вывел людей из той битвы?

– Сто шестьдесят три воина и их семьи. Девять кораблей. – Он, похоже, гордился этим, что, впрочем, в порядке вещей. Отступить после поражения – одна из самых трудных задач на войне, но, если Ингилмундр говорил правду, он сумел пробиться обратно к ирландскому побережью, Я мог представить весь ужас того дня – разбитая стена щитов, вопли обезумевших воинов, добивающих врагов, всадники с острыми копьями, преследующие беглецов.

– Ты правильно поступил. – Я перевел взгляд на два его амулета. – Которому из богов ты тогда молился?

Он рассмеялся.

– Конечно, Тору.

– Но ты носишь крест.

Он тронул пальцами тяжелое серебряное украшение.

– Это дар моего друга Этельстана, Неблагодарно было бы его прятать.

– Твой друг Этельстан. – отвечал я, подчеркнув насмешливым тоном слово «друг». – предпочел бы, чтобы ты крестился.

– Я знаю.

– И ты позволяешь ему сохранять надежду?

– Я? – казалось, его удивил вопрос. – Возможно, его бог могущественнее, чем наши. Разве тебе не все равно, какому богу я поклоняюсь, лорд Утред?

– Предпочитаю знать своих врагов.

Он снова улыбнулся.

– Я тебе не враг, лорд Утред.

– Тогда кто? Ты верен клятве и предан принцу Этельстану? Поселенец, который делает вид, что ему интересен бог саксов?

– Теперь мы скромные фермеры. – сказал он. – фермеры, рыбаки и пастухи.

– А я скромный козопас. – сказал я.

Он опять рассмеялся.

– Козопас, который выигрывает битвы.

– Ага. – согласился я.

– Тогда лучше нам быть на одной стороне. – он понизил голос и посмотрел на крест, венчающий нос ближайшего корабля. – Я не единственный изгнанник из Ирландии. – продолжил он, и что-то в его голосе меня насторожило. – Анлуф еще там, но надолго ли?

– Анлуф?

– Величайший конунг ирландских норвежцев, у него есть сильные крепости. Их стены непреодолимы даже для демонов, Анлуф видел в моем отце соперника и отказался нам помогать, но проиграли мы не из-за этого. Мой отец проиграл ту битву. – он окинул взглядом спокойный Мерз и продолжил: – потому что отступил его брат со своими воинами. Думаю, их подкупили ирландским золотом.

– Твой дядя.

– Его зовут Скёлль. – продолжил он. – Скёлль Гриммарсон, Ты о нем слышал?

– Нет.

– Еще услышишь. Он честолюбив, И еще – у него есть опасный колдун. – Он умолк и дотронулся до костяного молота. – Он и его колдун – в твоей стране.

– В Нортумбрии?

– Да, в Нортумбрии, Он высадился севернее, на много севернее. За следующей рекой, как она называется?

– Риббел.

– Он собрал своих воинов за Риббелом, Видишь ли, Скёлль жаждет зваться королем Скёллем.

– Королем чего? – насмешливо спросил я.

– Нортумбрии, разумеется. Вполне разумно, ты не находишь? Нортумбрия, северное королевство, как раз для короля норвежцев. – Он смотрел на меня голубыми, как лед, глазами, и я подумал, что Ингилмундр – один из самых опасных людей, с какими мне доводилось встречаться. – Конечно, чтобы стать королем. – небрежно продолжал он. – ему нужно сперва победить Сигтрюгра, согласен?

– Да.

– И он знает (а кто этого не знает?), что тесть короля Сигтрюгра – знаменитый лорд Утред, Будь я Скёллем Гриммарсоном, я предпочел бы, чтобы лорд Утред оказался подальше от дома, когда я соберусь перейти через те холмы.

Значит, вот почему он меня разыскал. Он узнал, что меня выманили через всю Британию, и теперь объясняет, что ловушку устроил его дядя, которого он явно ненавидит.

– Ну и как бы Скёлль это устроил? – спросил я.

Он отвернулся и снова посмотрел на реку.

– Дядя нанимает людей, живущих южнее Риббела, а как мне говорили, это мерсийские земли.

– Верно.

– А мой друг Этельстан настаивает, что подобные поселенцы должны платить ему дань и принимать его проповедников.

Я понял, что он говорил мне о том монахе, брате Осрике, о человеке, который провел меня и выманил за холмы, Ингилмундр утверждал, что это его дядя, Скёлль Гриммарсон, послал монаха с коварной миссией.

– Откуда ты это узнал? – спросил я.

– Даже таким скромным фермерам, как мы, нравится узнавать о том, что происходит на свете.

– И даже такой простой фермер предпочтет, чтобы это я отомстил тому, кто предал его отца?

– Мои христианские учителя говорили, что месть – недостойное дело.

– Дерьмо они, твои христианские учителя. – кровожадно ответил я.

Он чуть улыбнулся.

– Я едва не забыл сказать. – спокойно продолжал он. – принц Этельстан просил, чтобы ты присоединился к нему, Я предложил передать сообщение. Может, вернемся обратно, господин?

Так я впервые увидел Ингилмундра, Придет время, и мы встретимся снова, однако тогда на нем будет сверкать кольчуга, сам он будет увешан золотом, а в руках держать свой меч, Косторуб нагонявший страх на всю северную Британию, Но в тот день, у Мерза, он оказал мне услугу. Конечно, в собственных интересах, Ингилмундр хотел отомстить своему дяде, но ему не хватало сил, чтобы сделать это самостоятельно, Но придет время, и он станет сильным. Сильным, опасным и хитрым, Этельстан говорил, что он мне понравится, так и вышло, но помимо этого я его опасался.

Этельстан потребовал, чтобы я сопровождал его в Брунанбург, и я думал, что для него это просто возможность рассказать мне о своих надеждах на Мерсию и Инглаланд, или, может, ради встречи с Ингилмундром, но оказалось, что причина была иная, Этельстан ожидал меня у ворот форта, и когда мы присоединились к нему, отвел меня чуть в сторону, на восток, Ингилмундр оставил нас вдвоем. Нас сопровождали четыре воина, но они отстали и не слушали разговор, Я чувствовал, что Этельстан встревожен, Он говорил о погоде, о планах восстановить мост у Честера, о надеждах на весенние всходы – о чем угодно, кроме цели нашей беседы.

– Что ты думаешь об Ингилмундре? – спросил он, когда темы будущего урожая иссякли.

– Он умен. – ответил я.

– Умен – и все?

– Тщеславен. – добавил я. – ненадежен и опасен.

Этельстана, казалось, удивил мой ответ.

– Я считаю его другом. – сухо ответил он. – и надеялся, что он станет и твоим.

– Почему?

– В доказательство того, что мы сможем жить в мире.

– Он все еще носит молот Тора.

– Да! Но он учится лучшему! Стремится к истине, У него сеть враги среди прочих норвежцев, что и делает его нашим союзником и добрым другом.

– Ты послал к нему проповедников?

– Да, двух священников, И они говорят, что он ревностно стремится к истинной вере.

– Я хочу знать о других твоих проповедниках.

– продолжил я. – о тех, кого ты отправлял к норвежцам, что поселились южнее Риббела.

Он пожал плечами.

– Кажется, мы отправили шестерых. Шестерых братьев.

– Хочешь сказать, монахов? Черных монахов?

– Да, они бенедиктинцы.

– А не было ли у одного из них шрама на тонзуре?

– Да! – Этельстан остановился и изумленно посмотрел на меня, но я не стал разъяснять свой вопрос.

– У брата Бедвульфа есть такой шрам. Он сказал, что в детстве подрался с сестрой, и ему нравится говорить, что она подарила ему первую тонзуру.

– Лучше бы она перерезала брату глотку. – ответил я. – поскольку я собираюсь вспороть ему брюхо до самой грудины.

– Да простит тебя Бог! – в голосе Этельстана послышался ужас. – Тебя и так уже называют убийцей священников!

– Значит, будут звать и убийцей монахов, потому что твой брат Бедвульф и сеть тот самый монах, брат Осрик.

Этельстан вздрогнул.

– Ты не можешь знать этого наверняка. – неуверенно сказал он.

Я проигнорировал его слова.

– Куда ты послал этого брата Бедвульфа, или как там его?

– К человеку по имени Арнборг.

– Арнборг?

– Норвежец, что держал когда-то земли на Монезе. Его изгнали валлийцы, и он поселился на побережье, к северу отсюда. Под его началом человек сто. Сомневаюсь, что больше.

– Как далеко к северу?

– Они приплыли к Риббелу на трех кораблях и нашли место на южном берегу реки, Арнборг поклялся сохранять мир и выплачивать дань. – Этельстан, похоже, встревожился. – Тот монах – высокий, с темными волосами?

– И со шрамом, который выглядит так, словно кто-то вскрыл ему череп от уха до уха. Хотел бы я, чтобы так и было.

– Похоже, это и есть брат Бедвульф. – огорченно признал Этельстан.

– И я собираюсь его найти. – добавил я.

– Если это брат Бедвульф. – Этельстан уже взял себя в руки. – тогда он, наверное, просто хотел помочь? Хотел, чтобы сняли осаду?

– И назвался другим именем? Соврал насчет того, откуда он?

Этельстан нахмурился.

– Если брат Бедвульф преступил закон, то столкнется с мерсийским правосудием.

– Преступил закон! – с сарказмом повторил я.

– Он мерсиец. – стоял на своем Этельстан. – и пока находится на мерсийской земле, я запрещаю тебе его трогать. Возможно, он оступился, но он божий человек и потому находится под моей защитой.

– Так защити его от меня. – кровожадно ответил я.

Этельстан вспыхнул, но сдержался.

– Ты можешь доставить его ко мне на суд. – сказал он.

– Я и сам способен свершить суд, мой принц. – все так же кровожадно ответил я.

– Нет! – оборвал он. – только не в Мерсии!

Здесь ты под властью моего отца. – Помедлив, он добавил: – И моей.

– Вот моя власть! – взревел я, хлопнув по рукояти Вздоха Змея. – И с этой властью, мой принц, я отправляюсь на попеки ярла Арнборга.

– И брата Бедвульфа?

– Само собой.

Он выпрямился, глядя мне прямо в лицо.

– Если ты убьешь еще одного слугу Божьего, то станешь моим врагом.

Я понятия не имел, что ответить, мне лишь хотелось сказать ему – хватит быть такой напыщенной мелкой задницей, Я знал и защищал его с детства, он был мне как сын, но в последние несколько лет на него наложили лапы священники. Однако мальчишка, которого я вырастил, все еще здесь, вспомнил я и сдержал свой гнев.

– Ты забыл. – сказал я. – что я дал клятву леди Этельфлед тебя защищать, и сдержу слово.

– В чем еще ты ей поклялся? – спросил он.

– Я поклялся служить ей, и служил.

– Верно. – согласился он. – Ты верно ей служил, и она тебя любила. – Он отвернулся, глядя на голые низкие ветви болотного мирта, растущего в сырости у канавы. – Помнишь, как леди Этельфлед любила болотный мирт? Она считала, что его листья отгоняют блох. – Он улыбнулся воспоминаниям. – Помнишь эту канаву, господин?

– Помню. Здесь ты убил Эрдвульфа.

– Да. Я был тогда просто мальчишкой. После этого мне много недель снились кошмары. Столько крови! По сей день, когда чувствую запах болотного мирта, вспоминаю о крови во рву. Почему ты заставил меня его убить?

– Потому что король должен знать цену жизни и смерти.

– И ты хочешь, чтобы я стал королем после отца?

– Нет, мой принц. – сказал я к его удивлению. – Я хочу, чтобы королем стал Этельвирд, потому что он никчемный кусок крысиного дерьма, и, сели сунется в Нортумбрию, я выпущу ему кишки. Но сели ты спросишь меня, кому надлежит стать королем, я отвечу – конечно, тебе.

– И когда-то ты поклялся меня защищать. – тихо добавил он.

– Да, я дал леди Этельфлед клятву и сдержал ее.

– Сдержал. – согласился он, пристально глядя в ров, где еще виднелись остатки льда. – Я хочу, чтобы ты принес клятву мне, лорд Утред.

Вот зачем он меня позвал! Неудивительно, что так нервничает. Он обернулся, посмотрел на меня, и я увидел непреклонность на его лице. Он повзрослел. Он больше не мальчик и не юнец. Этельстан выглядел неумолимым и строгим, как его дед Альфред.

– Клятву? – переспросил я, поскольку не знал, что еще сказать.

– Я хочу, чтобы ты дал мне ту же клятву, что и леди Этельфлед. – невозмутимо ответил он.

– Я поклялся ей служить.

– Знаю.

Я в долгу перед Этельстаном, Он сражался рядом со мной, когда я вернул Беббанбург, дрался храбро, хотя ему незачем было участвовать в той схватке, Так что – да, я в долгу перед ним, но понимает ли он, что требует невозможного? Мы живем клятвами и, если надо, ради них умираем. Давая клятву, ты вкладываешь в нее свою жизнь, а нарушить ее – значит навлечь гнев богов.

– Я поклялся в верности королю Сигтрюгру. – ответил я. – и не могу нарушить клятву. Как я могу служить вам обоим – и тебе, и ему?

– Ты можешь присягнуть, что никогда не выступишь против меня и не будешь мне мешать.

– А если ты вторгнешься в Нортумбрию?

– Тогда ты не станешь со мной сражаться.

– А как же клятва моему зятю? Если… – я помолчал. – …когда ты вторгнешься в Нортумбрию, моя клятва Сигтрюгру потребует, чтобы я с тобой сразился, Ты хочешь, чтобы я нарушил слово?

– Это клятва язычника. – ответил он. – а значит, она не имеет значения.

– Как та, что ты принял от Ингилмундра? – спросил я, и он ничего не ответил. – Верность Сигтрюгру определяет мою жизнь, принц. – его титул я произнес снисходительным тоном. – Я поклялся леди Этельфлед защищать тебя, и буду защищать и впредь, И если ты начнешь войну с Сигтрюгром, я сдержу слово, постаравшись взять тебя в плен и оставить в живых. – Я покачал головой. – Нет, мой принц, я не стану клясться тебе служить.

– Очень жаль. – ответил он.

– А теперь, мой принц. – продолжил я. – я поеду на поиски брата Осрика, Если, конечно, ты не вздумал меня останавливать.

Он покачал головой.

– Я не стану тебя останавливать.

Я смотрел ему вслед и злился из-за того, что он попросил меня принести клятву. Ему следовало лучше меня знать, А потом я подумал, что он еще дозревает до власти, пробует свои силы.

Я гнался за Арнборгом, Ингилмундр сказал, что его дядя, Скёлль Гриммарсон, завоевал преданность всех норвежцев, поселившихся к югу от Риббела, и я полагал, что Арнборг один из них, И он укрывал брата Осрика, то есть брата Бедвульфа, который меня обманул, Я хотел узнать почему и считал, что после того, как брат Бедвульф расстался с нами в Меймкестере, он, видимо, направился во владения Арнборга. Значит, чтобы найти монаха, нужно идти на север.

В дикие земли.

Мы ушли не сразу. Просто не могли. Лошади нуждались в отдыхе, часть охромела, и еще большему числу требовалось сменить подковы. Поэтому мы выждали три дня, а потом ушли на север, хотя первая часть пути вела на восток, к солеварням, что отравляют землю у реки Вивере, Там варили рассол в огромных котлах, горели большие костры, и соль лежала похожими на сугробы кучами. Конечно, и даже эти солеварни построили римляне, или, по крайней мере, расширили, чтобы обеспечивать солью всю Британию, А чтобы облегчить дело, проложили через заливные луга дорогу на высокой гравийной насыпи.

Впереди скакали разведчики, хотя на этой плоской равнине с прямой, как копье, дорогой особой нужды в них не было, Я не ждал никаких неприятностей, однако только дурак путешествует по дорогам Британии, не принимая мер предосторожности. Местами приходилось проезжать через густой лес, где невооруженного путника могли поджидать остатки войска Цинлэфа, но голодные и отчаявшиеся люди не рискнут напасть на воинов в кольчугах, шлемах и с мечами.

Но эти голодные и отчаявшиеся люди вполне могли напасть на наших спутников – восемнадцать женщин, ехавших, чтобы основать монастырь, который Этельстан решил устроить в Меймкестере, и десяток торговцев, застрявших в Честере из-за осады, В свою очередь, у торговцев были слуги, ведущие вьючных лошадей, нагруженных ценным товаром – выделанными шкурами, столовым серебром из Глевекестра и прекрасными наконечниками для копий, выкованными в Лундене, Одна лошадь везла труп приспешника Цинлэфа, голова была отделена от тела и завернута в тряпку, И тело, и голову приколотят к главным воротам Меймкестера, как предупреждение остальным, кто вздумает бунтовать против короля Эдуарда, После того, как я отказался принести Этельстану клятву верности, он держался холодно и отстранение, однако попросил меня оберегать торговцев, их груз, монахинь и труп по пути до Меймкестера.

– Я не намерен ехать так далеко. – ответил я.

– Ты идешь к Риббелу. – напомнил он. – путь через Меймкестер для тебя самый легкий.

– Я не хочу, чтобы поселенцы с Риббела узнали о моем приближении, а значит, я не могу использовать эту дорогу.

Римские дороги приведут к Меймкестеру, а другая дорога, из крепости, идет к северу, на Рибелкамтр, римский форт на Риббеле, Следовать этим путем для нас легче, меньше шансов заблудиться на тропах в бескрайних лесистых холмах, и в крупных поселениях найдутся сараюшки, где можно переночевать, кузницы, чтобы подковать лошадей, и таверны, где кормят путников. Но Арнборг, видимо, занявший старый римский форт Рибелкастр, мог выставить наблюдателей на дорогах. Поэтому я планировал подойти к нему с запада, через заселенные норвежцами земли.

– Монахиням требуется защита. – возразил он.

– Так защищай их. – ответил я, и потому двадцать два копейщика Этельстана ехали с нами, чтобы охранять путешественников на последнем участке пути.

Среди тех женщин была и Сунгифа.

– Вот чего я не пойму. – спросил я ее. – это зачем тебе нужен монастырь в Меймкестере.

– Повсюду нужны монахини, лорд Утред. – ответила она.

– Меймкестер – пограничный бург. Все земли вокруг населяют язычники, скверные и опасные.

– Вроде тебя?

Я посмотрел на нее, Я предлагал ей свою запасную лошадь, но она отказалась, заявив, что последователи Иисуса ходили пешком, и они с сестрами должны поступать так же.

– Разве я скверный? – спросил я, и она рассмеялась, Сунгифа выглядела потрясающе красивой даже в серой рясе с капюшоном, закрывающим светлые волосы. – Для тебя же лучше, чтобы я был плохим.

– Иисус меня хранит, господин.

– Иисус ничем тебе не поможет, когда из-за тех деревьев появится отряд вооруженных датчан. – я кивнул на клин облетевших деревьев, протянувшийся на востоке, и вспомнил аббатису Хильду, мою приятельницу в далеком Винтанкестере, которую изнасиловали датчане Гутрума.

– Это жестокий мир, Мус. – я использовал ее старое прозвище. – и лучше надеяться, что воины, которые тебя защищают, столь же жестоки, как и враги.

– Разве ты жесток, господин?

– Я умею сражаться. – ответил я. – а война жестока.

Она посмотрела вперед, туда, где ехали всадники Этельстана.

– Их достаточно, чтобы нас защитить?

– Много ли других путешественников ты видела на этой дороге? – спросил я.

Мы направлялись к северу, поднимались по пологим холмам, оставляя за собой просторные равнины с лениво текущими реками.

– Нет, не много.

– Сегодня всего трое, а почему? Потому что это опасные земли, В основном тут живут датчане, саксов совсем немного. Пока Эдуард не выстроил бург в Меймкестере, здесь правили датчане, а с тех пор прошло лишь два года. Теперь эту землю заселили норвежцы, Я думаю, отправлять вас в Меймкестер – просто безумие.

– Тогда почему ты не хочешь защищать нас до конца пути?

– Потому что двадцати двух воинов хватит для вашей защиты. – уверенно сказал я. – и еще потому, что у меня есть неотложные дела в другом месте, и быстрее идти прямо через равнину.

Мне хотелось бы сопроводить монахинь до самого Меймкестера, но исключительно из-за Мус, Она меня удивляла. Будучи супругой епископа Леофетана, она с энтузиазмом развратничала, однако Этельстана твердо верил, что грешница совершенно раскаялась, Может быть, так и сеть, но спрашивать у нее мне не хотелось.

– Что ты станешь делать в Меймкестере? – спросил я.

– Может, приму там обеты.

– А почему не приняла до сих пор?

– Не чувствовала себя достойной, господин.

Я с сомнением взглянул на нее.

– По мнению принца Этельстана, ты самая святая женщина из тех, кого он знает.

– И принц – достойный человек, господин, весьма достойный. – улыбнулась она. – но не слишком хорошо знает женщин.

Что-то в ее голосе заставило меня снова взглянуть на нее, но лицо оставалось невинным, и я проигнорировал замечание.

– Так чем ты займешься в Меймкестере?

– Буду молиться. – сказала она, и я насмешливо фыркнул. – Лечить больных, господин. – ослепительно улыбнулась она. – А что у тебя за дело, господин, из-за которого ты хочешь меня бросить?

– Я должен убить монаха. – ответил я, и, к моему удивлению, она рассмеялась.

На следующее утро мы оставили монахинь и копейщиков Этельстана и направились к поросшим лесом холмам на западе, Я не сказал Мус правды – наш самый быстрый путь пролегал по удобным римским дорогам, но к поселению Арнборга надо было приблизиться незамеченными, а это значило двигаться по пересеченной местности, искать проход наугад, по солнцу, Я удвоил число разведчиков. Мы вступали в земли, где к датчанам добавились норвежские поселенцы, а саксов жило совсем немного. Эти земли считались Мерсией, но их никогда не занимало мерсийское войско, Меймкестер, ближайший бург, построили в глубине этой территории – дерзкий жест Эдуарда, объявляющий, что он король всей страны к югу от бурга, однако многие здешние жители даже не слышали об Эдуарде.

Богатые земли, но малозаселенные. Здесь не было деревень, В южной Мерсии и Уэссексе, которые якобы стали теперь одним королевством, имелись селения, как правило, выстроенные вокруг церкви, без оборонительных частоколов, но почти все здешние жилища ограждали крепкие бревенчатые стены. Мы их избегали. Ели засохший сыр, черствый хлеб и копченую сельдь, которые выдал нам ключник Этельстана из его запасов. Мы везли с собой даже мешки с фуражом для лошадей, поскольку до весенней травы оставалось еще несколько недель.

Мы ночевали в лесу и грелись у костров. Народ мог увидеть огни и задуматься, кто их разжег, но мы были еще слишком далеко от везли с собой, и я сомневался, что Арнборг о нас пронюхал. Местные жители наверняка нас видели, хоть мы их и не замечали, но видели они лишь девяносто вооруженных всадников со слугами и сменными лошадьми. Мы не несли флага, и волчьи головы на щитах потускнели. Если даже нас кто-то видел, то эти люди предпочли с нами не встречаться, поскольку в этой опасной земле мы и сеть опасность.

Следующим холодным вечером мы увидели Риббел, Это был мрачный день с серым небом и серыми облаками. Внизу раскинулась широкая пойма, илистые отмели переходили в бескрайние болота, В неподвижном воздухе курился дымок над десятком поселений на берегах. Реку, прорезавшую себе путь в грязи, не тревожили корабли, хотя я заметил с десяток рыбацких лодок, привязанных выше отметок уровня прилива. Близилось время отлива, и некоторые ивовые вешки, отмечающие фарватер, почти полностью обнажились. Прилив в этих местах высокий.

– Неплохо тут жить. – пробормотал Финан, и он был прав, Я видел ловушки для рыбы в путанице проток, илистые отмели и птиц – морских и сухопутных, лебедей и цапель, веретенников и ржанок, песчанок и гусей.

– Боже милостивый. – сказал Финан. – ты только взгляни, сколько птиц! Голодным здесь не останешься!

– Тут должен водиться и хороший лосось. – сказал я, Дудда, кормчий, что провел нас когда-то через Ирландское море, говорил, что Риббел – отличное место для лосося, Дудда был пьяницей, но знал здешнее побережье и часто рассказывал о мечте осесть в устье Риббела, и теперь я понимал почему.

Сейчас здесь жили норвежцы, Я сомневался, что они нас видели, К реке мы приближались медленно, вели лошадей в поводу и двигались, только когда давали сигнал разведчики.

Большинство моих воинов и все лошади находились сейчас в заболоченной низине с поросшими камышом заледеневшими лужами. От речных земель нас скрывал невысокий холм, увенчанный кустарниками и лесом, где я разместил дюжину человек.

Я присоединился к ним, вскарабкавшись по некрутому склону, бесшумно и не спеша, стараясь не тревожить гнездовья птиц, и, оказавшись на гребне, увидел устье реки и богатые усадьбы. Слишком много, Как только мы выедем из обледенелой низины, нас сразу заметят, по Всем речным землям распространится весть о вооруженных чужаках, и Арнборг, где бы он ни был, будет предупрежден о нашем приближении.

Я внимательно разглядывал ближайшую усадьбу – солидный дом и сарай, окруженные свежепочиненным частоколом. Тростник на крыше дома поменьше был совсем свежим, над самой высокой крышей вился дымок. Мальчишка с собакой гнал овец через распахнутые ворота, где сгорбился еще один человек, Но Финан, самый остроглазый из всех, кого я знаю, рассмотрел, что у того нет ни оружия, ни кольчуги.