Текст книги "Война Волка (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Должно быть, я рассмеялся, поскольку Финан крикнул, перекрывая грохот копыт:

– Что тут смешного?

– Это безумие!

Мы сражались с людьми, дерущимися под стягом, который я защищал всю сознательную жизнь.

– Безумие! Сражаться за короля Эдуарда!

– Судьба преподносит сюрпризы. – сказал я.

– Он тебя отблагодарит? – Финан задал тот же вопрос, что и моя дочь.

– Эта семья не помнит хорошего. – сказал я. – за исключением Этельфлед.

– Может, тогда Эдуард возьмет тебя в свою постель? – усмехнулся Финан, и больше мы не могли разговаривать – я увидел, как знаменосец вдруг свернул в сторону. Вместо того, чтобы скакать к баррикаде, он спешил на юг, к арене, и большая часть хускарлов следовала за ним. Это меня поразило. Числом они нам не уступали, ну, почти. Они могли бы встать в стену щитов, используя баррикаду для защиты с тыла, и нам непросто было бы с ними справиться. Хорошую стену щитов лошади не преодолеют. Они предпочтут свернуть, а не врезаться в стену, то есть, нам пришлось бы спешиться, самим встать в стену и драться щит на щит. Кроме того, могли поспешить на помощь осаждающие с северной стороны, которых мы пока не атаковали, и напасть на нас с тыла. Но вместо этого враг бежал вслед за знаменосцем.

Потом до меня дошло.

Это римская арена.

Я удивлялся, что не видел лошадей, но теперь понял, что осаждающие, видимо, предпочли поместить животных на арене, а не в тонкостенном загоне к востоку. Огромное строение размещалось вне города, на юго-восточном углу, и близко к реке. Оно представляло собой большой каменный круг, пустую площадку в центре окружали скамьи – так римляне наслаждались жестокими представлениями, сражениями воинов и страшных зверей. Центральную часть арены для безопасности ограждала каменная стена – идеальное место для лошадей. Мы поскакали к шатрам, надеясь захватить главарей мятежников, но я крикнул своим воинам, направив их к огромной арене.

В детстве римляне меня удивляли. Отец Беокка, мой наставник, старавшийся сделать из меня доброго христианина, восхвалял Рим как дом Папы, Святого Отца.

Римляне, говорил он, принесли в Британию слово Божие, а Константин, первый христианин, правивший Римом, объявил себя также и императором Нортумбрии, Это не склоняло меня полюбить Рим или римлян, но все изменилось, когда лет в семь или восемь Беокка привел меня на арену в Эофервике.

Я изумленно глядел на ярусы каменных сидений, поднимающиеся до внешних стен, где молотками и ломами люди ломали кладку, чтобы использовать камень для новых зданий растущего города. Скамьи заплел плющ, сквозь трещины в камне пробивались молодые деревца, а сама арена заросла густой травой.

– Это место священно. – сдавленным голосом сказал мне Беокка.

– Из-за того, что здесь бывал Иисус? – спросил я, как сейчас помню.

Отец Беокка отвесил мне подзатыльник.

– Не будь глупцом, парень. Всевышний никогда не покидал Святую землю.

– Мне кажется, ты говорил, что однажды он посещал Египет.

Он снова шлепнул меня, пытаясь скрыть смущение от того, что я его поправил. Он не был злым человеком, и я, кстати, любил Беокку, хотя мне и нравилось его дразнить, что было легко, ведь он был уродливым калекой. Это нехорошо, но я был ребенком, а дети – жестокие чудовища. Со временем я понял, насколько Беокка честен и несгибаем, поскольку его высоко ценил король Альфред, отнюдь не глупец.

– Нет, мой мальчик. – сказал тогда Беокка в Эофервике. – это место свято, потому что здесь христиане страдали за веру.

Запахло интересной историей.

– Страдали, отче? – серьезно спросил я.

– Их казнили кошмарными способами, просто ужасающими!

– Как, отче? – спросил я, пытаясь скрыть интерес.

– Некоторых скормили диким животным, некоторых распяли, как нашего Спасителя, других сожгли заживо. Женщин, мужчин, даже детей. Их крики освятили эти места. – Он перекрестился. – Римляне были жестокими, пока не увидели свет Христа.

– А после этого перестали быть жестокими, отче?

– Они стали христианами. – уклончиво ответил он.

– И потеряли из-за этого свои земли?

Он снова шлепнул меня, но не зло и не сильно. Однако Беокка посеял во мне сомнения. Римляне! Мальчишкой я восхищался их силой. Они явились издалека, но завоевали нашу землю. Конечно, тогда она еще не была нашей, но для них оставалась далекой чужбиной. Воины и победители, они казались ребенку героями, а презрение Беокки лишь добавило им героизма в моих глазах.

До гибели отца, пока меня не усыновил датчанин Рагнар, я считал себя христианином, но никогда не мечтал стать христианским героем, стоящим перед диким зверем на разрушающейся арене Эофервика, Нет, я хотел сражаться на этой арене, хотел поставить ногу на окровавленную грудь поверженного воина, и чтобы тысячи зрителей мне аплодировали, Я был ребенком.

Теперь, старый и седобородый, я все еще восхищался римлянами. Да и как иначе? Мы не могли ни построить арену, ни сделать такие же крепостные валы, какие окружают Честер, Наши дороги – это грязные тропы, а их – мощеные камнем и прямые, как копье, Они возводили храмы из мрамора, мы же строим деревянные церквушки. Наши полы – из утоптанной земли и тростниковых циновок, их полы выложены чудесной замысловатой мозаикой. Они украсили эту землю чудесами, а мы, забравшие ее, можем только наблюдать, как чудеса разваливаются, или чинить их с помощью бревен и соломы. Да, они были жестокими людьми, но и мы не лучше. Жизнь вообще жестока.

И тут я обратил внимание на пронзительный визг, несущийся от городских укреплений, Я бросил взгляд вправо и увидел бегущих по стене воинов в шлемах. Они пытались от нас не отставать и окликали нас. Визг и вопли казались женскими, но я видел только мужчин, один махнул копьем над головой, как бы призывая нас убивать, Я поднял в ответ копье, и воин подпрыгнул. На его шлеме развевались белые и красные ленты. Он что-то кричал мне, но на таком расстоянии я не разобрал ни слова, понял только, что он нам рад.

Неудивительно, что гарнизон радовался. Враг смят, осада прекращена, и хотя большая часть войска Цинлэфа все еще находилась в лагере, она не выказывала желания сражаться. Воины убегали и прятались, Только хускарлы оказали сопротивление, но теперь отступали к сомнительной безопасности старой арены. Мы догнали парочку отстающих и проткнули их копьями, тела остались лежать, вытянувшись к югу. Другие, более благоразумные, бросали оружие и опускались на колени, униженно сдаваясь. Свет угасал, Красноватый камень арены отражал огонь ближайших костров, придавая каменной кладке кровавый оттенок, Я остановил Тинтрига у въезда в арену, а мои воины, ухмыляясь и ликуя, собрались вокруг.

– Здесь только этот проход внутрь? – спросил меня Финан.

– Как я помню, да, но отправь полдюжины человек на другую сторону, чтобы точно убедиться.

Внутрь, в саму арену, вела арка под многоуровневыми сиденьями, и в угасающем свете дня я разглядел в дальнем конце врагов, переворачивающих телегу, чтобы создать баррикаду. Они с ужасом наблюдали за нами, но я не стал атаковать. Они глупцы, и, как все глупцы, они были обречены.

Обречены, потому что сами себя загнали в капкан, На самом деле, у арены имелись другие входы, равномерно распределенные по всему строению, только вели они не к месту боев в центре, а к многоуровневым сиденьям. Люди Цинлэфа держали лошадей на арене, и в этом был смысл. Но в отчаянной попытке сбежать они бросились к лошадям и оказались окружены камнем, а выход остался один, и его контролировали мои люди.

Видарр Лейфсон, один из моих норвежских воинов, провел всадников вокруг всей арены, вернулся и подтвердил – к центру арены вел лишь один проход.

– И что теперь, господин? – спросил он, поворачиваясь в седле, чтобы заглянуть в проход. Пар его дыхания клубился в холодном вечернем воздухе.

– Оставим их там гнить.

– Может, они залезут на трибуны? – спросил Берг.

– Возможно.

Центр арены отделяла стена чуть выше человеческого роста, чтобы животные не выпрыгнули и не покалечили зрителей. Враги могли взобраться на сиденья и попытаться удрать по проходам, но при этом бросили бы ценных лошадей, а снаружи им все же пришлось бы пробиваться через моих людей.

– Значит, блокируйте каждый вход. – приказал я. – и разведите костер возле каждой лестницы.

Преграды замедлят любую попытку побега, а костры согреют моих часовых.

– А где мы возьмем дрова? – спросил Годрик, юный саке, мой бывший слуга.

– С баррикады, глупец.

Финан указал на самодельную стену, которую осаждающие возвели, чтобы перегородить дорогу, ведущую от восточных ворот.

И когда дневной свет уже угасал на западе, я увидел, как из города выезжают люди. Восточные ворота открылись, и десяток всадников прокладывал путь через узкий проход между городским рвом и брошенной баррикадой.

– Живо выстройте заграждения! – приказал я своим, а потом развернул уставшего Тинтрига и пришпорил его, направляясь навстречу тем, к кому мы пришли на выручку.

Мы встретились у глубокого городского рва, Я ждал, глядя на приближающихся всадников. Их вел высокий молодой воин в кольчуге и прекрасном шлеме, украшенном золотом, которое отливало красным светом далеких костров, Нащечники шлема открыты, и я увидел, что со времен нашей последней встречи он отрастил бороду. Черная и коротко стриженая, она делала его старше, Я знал, что ему двадцать пять или двадцать шесть, Я точно не помнил, когда он родился, но теперь он стал мужчиной в расцвете сил, красивым и уверенным.

Кроме того, несмотря на все мои старания его переубедить, он остался пламенным христианином – на груди, раскачиваясь над блестящей кольчугой, висел большой золотой крест. Еще больше золота было на ножнах и лошадиной сбруе, темный плащ удерживался на плечах золотой пряжкой, край шлема был украшен тонким золотым обручем. Молодой человек осадил коня рядом со мной, потрепал шею Тинтрига, и я увидел, что поверх тонких кожаных черных перчаток он носит два золотых кольца. Он улыбнулся.

– Ты последний, кого я ожидал здесь увидеть, господин.

Я выругался. Кратко, но грубо.

– Считаешь, так подобает приветствовать принца? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Я должен Финану два шиллинга. – объяснил я.

Потому что прямо на моих глазах начался снегопад.

Одна из привилегий возраста – сидеть в доме и греться у очага, пока стоит ночь и падает снег, а часовые, дрожа от холода, следят за ловушкой, куда враг сам себя загнал. Вот только теперь я сам не уверен, кто загнан в капкан и кем.

– Я не посылал отца Свитреда за помощью. – произнес Этельстан. – Твой монах солгал, А отец Свитред, слава Богу, в добром здравии.

Принц Этельстан – старший сын короля Эдуарда, рожденный прекрасной девушкой из Кента, дочкой священника. Бедняжка скончалась, рожая его и сестру-двойняшку Эдгиту, После смерти прекрасной жены Эдуард женился на девушке из западных саксов, и у него родился новый сын, а Этельстан стал помехой. Он был старшим сыном и наследником, но мать младшего братца желала Этельстану смерти, поскольку он стоял между ее сыном и троном Уэссекса, Поэтому она и ее приспешники распустили слух, будто Этельстан – бастард, а Эдуард так и не женился на прекрасной кентской девушке. На самом деле он женился, но тайно, поскольку отец так и не дал ему разрешения. Спустя годы слух приукрасили – теперь мать Этельстана стала дочерью пастуха, низкородной шлюхой, на которой принц никогда не женился бы, И слуху верили – правда всегда проигрывает необузданной лжи.

– В самом деле! – говорил мне теперь Этель. – Мы не нуждались в помощи, я ни о чем не просил.

С минуту я молча смотрел на него, Я любил Этельстана как сына. Годами я защищал его, сражался за него, учил его пути воина, и когда услышал от брата Осрика, что Этельстан в осаде и испытывает затруднения, поскакал на помощь. Не важно, что спасение Этельстана не в интересах Нортумбрии – я поклялся его защищать, и вот я здесь, в большом римском доме, а Этельстан говорит, что не просил моей помощи.

– Значит, ты не посылал отца Свитреда? – переспросил я.

В огне затрещало полено, выбрасывая в темноту яркие брызги, Я вдавил искры ногой в пол.

– Конечно, нет! Он там. – он указал в другой конец зала, откуда за мной подозрительно наблюдал священник с суровым лицом. – Я просил архиепископа Ательма назначить его епископом Честера.

– И ты не отправлял его из города?

– Конечно нет, не было нужды.

Я посмотрел на Финана, и тот пожал плечами. Поднявшийся ветер загонял дым обратно, в огромный зал, часть дома римского военачальника. Крыша была сделана из крепких бревен и покрыта черепицей – уцелело довольно много, хотя какой-то сакс и проделал в ней дыру, чтобы выпускать дым. Теперь свежий ветер задувал клубы дыма обратно, закручивал вокруг почерневших стропил. Сквозь дыры в крыше падали снежинки, некоторые успевали прожить так долго, что долетали до стола, за которым мы ели.

– Значит, ты не просил моей помощи? – снова спросил я у Этельстана.

– Сколько раз повторять? – он подтолкнул ко мне кувшин с вином. – Кроме того, если бы мне понадобилась помощь, чего ради посылать за тобой, когда отцовское войско ближе? Ты все равно не стал бы мне помогать!

– Как это не стал бы? – проревел я. – Я поклялся тебя защищать.

– Но ведь проблемы в Мерсии. – сказал он. – на руку для Нортумбрии, верно?

– Ну да. – неохотно кивнул я.

– Потому что пока мы, мерсийцы, сражаемся друг с другом. – продолжал Этельстан. – мы не можем драться с тобой.

– Ты хочешь с нами драться, мой принц? – спросил Финан.

– Конечно, хочу. – улыбнулся Этельстан. – Нортумбрия во власти язычника, норманна.

– Моего зятя. – грубо оборвал его я.

– … а судьба саксов. – Этельстан пропустил мои слова мимо ушей. – быть единым народом с единым Богом и единым королем.

– Твоим богом. – проворчал я.

– Другого нет. – ответил он мягко.

Все сказанное имело смысл, кроме чепухи насчет бога, и все это означало, что меня выманили на другой конец Британии с недоброй целью.

– Нужно было оставить тебя гнить здесь. – прорычал я.

– Но ты не оставил.

– Твой дед всегда говорил, что я глупец.

– Мой дед был прав насчет многого. – улыбнулся Этельстан, Его дедом был король Альфред.

Я встал и направился к двери зала, распахнул ее и остановился, глядя на отблеск огней над восточными бастионами. Большая часть – костры осадного лагеря, где люди Цинлэфа укрывались от снега, налетающего с севера. На бастионах пылали жаровни, а укутанные в плащи копейщики несли стражу, наблюдая за напуганным врагом. Самые яркие – огни пары факелов прямо над дверью зала – освещали свежий снег, нападавший возле стен.

Итак, брат Осрик наврал. Мы взяли монаха на юг, но он так надоел нам бесконечным нытьем из-за холода и язв, мешающих ехать в седле, что мы отпустили его в Меймкестере, где, по его словам, его приютит церковь. Вместо этого мне надо было прибить мерзавца, Я вздрогнул, внезапно ощутив ночной холод.

– Рорик, принеси мне плащ!

Брат Осрик солгал. Монах говорил, что у Этельстана меньше сотни воинов. На самом деле их оказалось вдвое больше. Правда, для города размера Честера это довольно небольшой гарнизон, но достаточный, чтобы сдерживать вялые атаки Цинлэфа, Брат Осрик говорил, что гарнизон голодает, а на самом деле их кладовые наполовину заполнены припасами прошлого года. Ложь привела меня в Честер, но ради чего?

– Твой плащ, господин. – произнес насмешливый голос, и, обернувшись, я увидел самого принца Этельстана, который принес тяжелый меховой покров, Он и сам был в плаще. Кивнув стражнику, чтобы закрыл за нами дверь, он остановился рядом и глядел, как мягко и неотвратимо падает снег.

– Я не посылал за тобой. – произнес он, накидывая густой мех мне на плечи. – но благодарю за то, что пришел.

– Так кто отправил монаха? – спросил я.

– Может быть, никто.

– Никто?

Этельстан пожал плечами.

– Возможно, монах знал об осаде, хотел вызвать помощь, но предполагал, что ты ему не поверишь, и выдумал историю про отца Свитреда.

Я покачал головой.

– Он не показался мне таким умным, И он чего-то боялся.

– Ты пугаешь многих христиан. – холодно ответил Этельстан.

Я смотрел на снег, кружащий у угла дома напротив.

– Мне надо в Хвит. – сказал я.

– Хвит? Зачем?

– Монах пришел из тамошнего монастыря.

– Там нет монастыря. – сказал Этельстан. – я бы хотел его построить, но. – он умолк.

– Ублюдок соврал. – разозлился я. – я должен был догадаться.

– Догадаться? Как?

– Он сказал, что отец Свитред пришел с юга. Как так? Мост же разрушен, И зачем посылать Свитреда? Ты бы отправил кого-то помоложе.

Этельстан поежился.

– Зачем монаху врать? Может, он просто хотел вызвать подмогу.

– Вызвать подмогу. – презрительно сплюнул я. – нет, ублюдок хотел выманить меня из Беббанбурга.

– Чтобы кто-то мог на него напасть?

– Нет, Беббанбург не падет, Я оставил командовать сына, и воинов у него вдвое больше, чем требуется, чтобы удерживать эту суровую и неприступную крепость.

– Получается, кто-то хочет, чтобы ты оказался вне Беббанбурга. – решительно сказал Этельстан. – потому что, пока ты там, тебя не достать, А теперь до тебя могут дотянуться.

– Тогда почему мне дали дойти сюда? – спросил я. – Если меня хотели убить, зачем ждали, когда я окажусь среди друзей?

– Не знаю. – ответил он.

Я и сам не знал. Монах солгал, но по неизвестной причине. Ловушка – ясно, что это ловушка, но кто ее устроил и почему – вот загадка, Этельстан потоптался на месте, потом жестом пригласил с ним прогуляться, наши следы стали первыми на свежем снегу.

– И все же. – продолжил он. – я рад твоему приезду.

– Не нужно мне было приезжать.

– Настоящей опасности не было. – согласился он. – и отец весной прислал бы подкрепление.

– Прислал бы?

Принц проигнорировал явное недоверие в моем голосе.

– В Уэссексе все изменилось. – тихо ответил он.

– Новая женщина? – съязвил я, имея в виду новую жену короля Эдуарда.

– И она – племянница моей матери.

Этого я не знал, Я знал лишь, что король Эдуард изгнал вторую жену и снова женился на юной деве из Кента, Теперь его старая жена в монастыре, Эдуард называл себя добрым христианином, а добрые христиане женятся на вею жизнь. Но хорошая плата золотом или землями, без сомнения, убедила церковь, что эта доктрина неправильна и король вправе выкинуть одну женщину и взять в жены другую.

– Выходит, сейчас ты в фаворе, мой принц? – поинтересовался я. – Ты снова наследник?

Он покачал головой. Свежий снег скрипел у нас под ногами, Этельстан вел меня по переулку, который заканчивался у восточных ворот. За нами следовали двое его стражников, но не приближались, чтобы не слушать разговор.

– Мне сказали, отец по-прежнему отдает предпочтение Этельвирду.

– Твой соперник – с горечью произнес я, Я презирал Этельвирда, второго сына Эдуарда, Вечно Всем недовольный, пронырливый кусок скользкого дерьма.

– Мой единокровный брат. – уклончиво сказал Этельстан. – которого я люблю.

– Любишь?

Какое-то время он не отвечал. Мы поднимались по римской лестнице на восточную стену, где часовые грелись у жаровен. Остановились наверху, глядя на лагерь поверженного врага.

– Ты правда любишь этого мелкого говнюка?

– Нам приказали любить друг друга.

– Этельвирд – подлец. – заявил я.

– Он может стать хорошим королем. – тихо сказал Этельстан.

– А я стану следующим архиепископом Контварабурга.

– Это было бы любопытно. – улыбнулся он. Я знал, что он, как и я, презирает Этельвирда, но отвечает так, как велит семейный долг. – Мать Этельвирда. – продолжил он. – сейчас не в чести, но ее семья все так же богата, все так же сильна и поклялась в верности новой жене.

– В самом деле?

– Дядя Этельвирда – новый олдермен. Он встал на сторону Эдуарда и не сделал ничего, чтобы помочь сестре.

– Дядя Этельвирда. – гневно ответил я. – и родную мать продаст в шлюхи, чтобы сделать Этельвирда королем.

– Возможно. – спокойно согласился Этельстан.

Я вздрогнул, хотя и не от холода. Вздрогнул, потому что почуял ловушку в этих словах, Я по-прежнему не понимал, для чего меня выманили через всю Британию, но подозревал, что знаю, кто поставил этот капкан.

– Старый я дурень. – сказал я.

– А солнце восходит каждое утро.

– Мой принц! Мой принц! – прервал нас возбужденный голос. Вдоль крепостной стены бежал воин, чтобы нас поприветствовать. Ростом с ребенка, но в кольчуге, с копьем в руках и в шлеме, украшенном белыми и красными лентами.

– Сестра Сунгифа. – ласково произнес Этельстан, когда вновь прибывший опустился перед ним на колени. Он коснулся рукой в перчатке ее шлема, и она восхищенно улыбнулась в ответ.

– Это лорд Утред из Беббанбурга. – представил он меня. – Сестра Сунгифа. – сказал он уже мне. – собрала отряд из пятидесяти женщин, они стояли на укреплениях, чтобы дать моим воинам отдохнуть и обмануть противника насчет нашей численности. Обман удался!

Сунгифа посмотрела на меня, одарив ослепительной улыбкой.

– Я знаю лорда Утреда, мой принц. – сказала она.

– Конечно, знаешь. – ответил Этельстан. – я вспомнил, ты говорила.

Сунгифа улыбалась так, будто полжизни ждала возможности со мной встретиться. Под кольчугой я увидел серую монашескую рясу и толстый плащ, Я протянул руку и слегка приподнял украшенный лентами шлем, только чтобы увидеть ее лоб, а на нем – красное родимое пятно в форме яблока, единственный изъян одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо знал. Она весело смотрела на меня.

– Рада снова тебя видеть, господин. – скромно сказала Сунгифа.

– Привет, Мус. – ответил я.

Это была Мус, Сунгифа, она же сестра Гомерь, вдова епископа, шлюха и бузотерка.

И, несмотря на ловушку, я порадовался тому, что попал в Честер.