Текст книги "Мятежник (ЛП)"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
– Молитесь, мистер, молитесь, – умолял Траслоу.
– О, Господь Бог, – Старбак подставил закрытые глаза гаснущему свету, – вспомни об Эмили, служившей тебе, о твоей рабе, которую забрали из этого мира к твоей вящей славе.
– Так и есть, так и есть! – Траслоу чуть ли не стенал в подтверждение.
– Вспомни об Эмили Траслоу, – нескладно продолжал Старбак.
– Мэллори, – вмешался Траслоу, – так ее звали, Эмили Марджори Мэллори. Разве мы не должны преклонить колени?
Он стянул с головы свою шляпу и упал на мягкую глинистую землю.
Старбак тоже опустился на колени.
– О, Боже, – снова начал он, он помолчал какое-то мгновение, затем, словно ниоткуда, на него нахлынули слова. Он почувствовал наполнявшее Траслоу горе и в свою очередь попытался переложить это горе на Господа.
Траслоу стонал, слушая молитву, в то время как Старбак поднял лицо к зеленым листьям, словно его слова могли полететь на мощных крыльях за кроны деревьев, за пределы чернеющего неба, за пределы первых слабо мерцающих звезд туда, где правил Господь в своем ужасно задумчивом величии.
Молитва была хорошей, и Старбак чувствовал ее силу и удивлялся, почему он не может молиться о себе так же, как он молился об этой незнакомой женщине.
– О, Боже, – сказал он напоследок, и на его глазах блестели слезы, когда молитва подошла к концу, – Боже милостивый, услышь нашу молитву, услышь нас, услышь нас.
И затем снова наступила тишина, слышно было только шум ветра в листве, пение птиц и где-то в долине одинокий лай собаки.
Старбак открыл глаза и увидел следы слез на грязном лице Траслоу, странно, но этот низкорослый человек казался счастливым. Он наклонился вперед, запустив короткие сильные пальцы в грязь могилы, словно мог разговаривать с Эмили, схватившись вот так за землю над ее телом.
– Я отправляюсь на войну, Эмили, – произнес он, нисколько не стесняясь того, что обращался к своей умершей жене в присутствии Старбака.
– Фалконер – дурак, и я пойду не ради него, но среди его солдат есть наши родственники, и я пойду ради них. В так называемый легион вступил твой брат, кузен Том тоже там, и ты бы хотела, моя девочка, чтобы я присмотрел за ними, поэтому я пойду. И у Салли все будет превосходно. Теперь у нее есть муж, он позаботится о ней, ты просто подожди меня, дорогая, и я буду с тобой, когда Бог даст. Это мистер Старбак, он помолился о тебе. Он справился, не так ли?
Траслоу рыдал, но теперь вытащил пальцы из земли и вытер их о свои джинсы, прежде чем похлопать себя по щекам.
– Ты хорошо молишься, – сказал он Старбаку.
– Думаю, вашу молитву услышали и без меня, – скромно ответил Старбак.
– Никогда нельзя быть полностью уверенным, правда? А Бог скоро оглохнет от молитв. Из-за войны. Поэтому я рад, что мы сказали свое слово прежде, чем его уши утонут в потоке слов, когда начнутся сражения. Эмили понравится твоя молитва. Ей всегда нравились хорошие молитвы. А теперь я хочу, чтобы ты помолился о Салли.
О, Боже, думал Старбак, это уже слишком!
– Что я должен сделать, мистер Траслоу?
– Помолиться о душе Салли. Она разочаровала нас, – Траслоу поднялся на ноги и натянул на голову свою широкополую шляпу. Он смотрел на могилу, пока продолжал свой рассказ.
– Она не похожа ни на свою мать, ни на меня. Не знаю, каким дурным ветром ее принесло к нам, но она появилась, и я обещал Эмили присмотреть за ней. Ей всего пятнадцать, и у нее уже будет ребенок, видишь ли.
– О... – Старбак не нашелся с ответом. Пятнадцать! Ровесница его младшей сестренки Марты, а ведь он все еще считал ее ребенком. Нат подумал, что в свои пятнадцать даже толком не знал, откуда дети то берутся. Ему казалось, что они появляются по распоряжению властей путем неких суетливых и суматошных обрядов с участием женщин, докторов и церкви.
– Она говорит, что это ребенок молодого Декера. Может и так. А может и нет. Так ты говоришь, Ридли был тут на прошлой неделе? Меня это беспокоит. Он вертелся вокруг моей Салли, словно у нее течка. Откуда мне знать, где она ошивалась, я как раз на прошлой неделе уезжал по делам.
Сперва Старбака подмывало объявить о помолвке Анны Фалконер и Ридли и, следовательно, непричастности последнего к беременности Салли, но что-то ему подсказало – Траслоу отреагирует на подобную наивность лишь горькой усмешкой. Поэтому он благоразумно промолчал.
– Она непохожа на мать..., – произнес Траслоу, адресуясь не столько Старбаку, сколько самому себе. – В ней есть какая-то дикость, что ли? Может, в меня, но точно не в Эмили. Но раз она говорит, что беременна от Роберта Декера – пусть будет так. Он ей верит, обещает жениться – пусть и это будет так, – Траслоу нагнулся и выдернул сорняк, выросший на могиле.
– Салли теперь там, – объяснил он Старбаку, – с Декерами. Она сказала, что не может жить со мной, но на самом деле она не вытерпела боли и смерти матери. Теперь она беременна, так что ей нужно супружество, свой дом, а не прозябание на средства от милостыни. Я пообещал Эмили, что присмотрю за ней. И я присматриваю. Отдам Салли и ее парнишке участок, пусть ребенок растет здесь. Я им не нужен. Салли со мной никогда не уживалась, так что пусть заберут эту землю и будут надлежащей семьей. Вот чего я хочу от тебя, мистер Старбак – чтобы ты обвенчал их надлежащим образом. Они уже едут сюда.
– Я не могу их обвенчать! – запротестовал Старбак.
– Если у тебя получилось отправить душу моей Эмили на небеса – получится и обвенчать мою дочь и Роберта Декера.
Великий Боже, подумалось Старбаку, и каким же образом объяснить Томасу Траслоу его вопиющее заблуждение касательно разницы между церковной и светской властью?
– Для надлежащего бракосочетания, – продолжил настаивать он, – ей следует отправиться к мировому судье и...
– Власть Господа превыше любого судьи, – Траслоу зашагал прочь от могилы. – Салли будет обвенчана слугой Божьим, а не каким-то адвокатом, которому лишь бы денег стрясти.
– Я не рукоположен!
– Не надо таких отговорок. Ты меня целиком устраиваешь. Я ведь слышал твои слова, мистер Старбак, и если Господь не прислушается к твоим словам – значит, он вообще ни к чьим не прислушается. И если моей Салли суждено выйти замуж, я хочу, чтобы ее обвенчали по всем законам Божьим. Я не хочу, чтобы она снова беспорядочно гуляла. Когда-то она была взбалмошной, но ей пора осесть. Так что помолись за нее.
Старбак не разделял веры в молитву, способную заставить девчонку "осесть", но почему-то говорить об этом Траслоу не хотелось.
– Почему вы не отвезете ее в долину? Наверняка там найдутся священники, которые должным образом обвенчают их.
– Священники в долине, мистер, – Траслоу, придавая веса своим словам, ткнул Старбака пальцем в грудь, – оказались слишком, мать их, важными птицами, чтобы заняться похоронами моей Эмили и – поверь мне, мистер! – они такие же, мать их, слишком важные, чтобы обручить мою дочь с ее парнем! А ты что же, решил, что тоже слишком хорош для таких как мы? – палец снова совершил атаку на грудь Старбака и остановился.
– Для меня будет честью отслужить для вашей дочери службу, сэр, – поспешно заверил его Старбак.
Салли Траслоу и ее парень прибыли после захода солнца. Салли сидела верхом на лошади, которую вел Ропер. У крыльца отцовского дома, освещаемого свечным фонарем, она спрыгнула.
Не смея встречаться взглядом с отцом, Салли, одетая в голубое платье, смотрела в землю, прикрывшись черным чепцом. Беременность еще не отразилась на ее тонкой талии.
Позади стоял молодой человек с круглым и невинным лицом. Он был чисто выбрит, но казалось, что ему вообще не по силам отпустить бороду даже при желании. Ему вполне могло быть шестнадцать, хотя Старбаку показалось, что и того меньше. Роберт Декер обладал жесткими, песочного цвета волосами и доверчивыми голубыми глазами. Пряча улыбку, он кивнул, приветствуя будущего тестя.
– Мистер Траслоу, – с осторожностью произнес юноша.
– Роберт Декер, – ответил Траслоу. – Познакомься с Натаниэлем Старбаком. Он – слуга Божий и согласился обвенчать тебя и Салли.
Декер, нервно теребя обеими руками шляпу, радостно кивнул Старбаку:
– Оченно рад знакомству, мистер!
– Смотри сюда, Салли! – прогремел Траслоу.
– Я не знаю, хочу ли замуж, – жалобно возразила она.
– Будешь делать, как говорят, – прорычал отец.
– Я хочу обвенчаться в церкви! – настаивала девушка. – Как Лора Тейлор, настоящим церковником!
Старбак не услышал и одного слова, да и вообще, ему было плевать, что она говорит. Он просто стоял и пялился на Салли Траслоу, мысленно спрашивая себя, для чего Господь создал подобную загадку.
С чего бы деревенской девушке, плоду прелюбодеяния с грубияном, обладать такой красотой, что затмевала само солнце? А Салли Траслоу была красавицей. Ее глаза были синими, как небо над морем Нантакета, лицо прекрасным, а губы – полными и манящими, о каких только можно мечтать.
В свете фонаря ее шоколадные волосы с золотистыми прядками казались еще ярче.
– Свадьба должна быть настоящей – ныла Салли, – с венчанием вокруг аналоя.
Без венчания женились жители глубинки или рабы.
– Ты собираешься воспитывать ребенка сама, Салли, – спросил Траслоу, – без мужа?
– Так нельзя, Салли, – жалко и тревожно добавил Декер, – тебе нужен мужчина, чтобы работать и присматривать за вами.
– Может, и не будет никакого ребенка, – с обидой огрызнулась она.
Рука Траслоу, подобно молнии, взметнулась вверх и в полную силу хлестнула Салли по щеке. Звук от удара был похож на щелчок кнута.
– Убьешь ребенка, – угрожающе прорычал он, – и я твою спину так ремнем оттяну, что кости выступать будут, поняла?
– Ничего я не сделаю, – захныкала она, согнувшись от удара. Лицо покраснело от пощечины, но в глазах все еще горели воинственность и хитрость.
– Знаешь, как я поступаю с коровами, которые бросают детенышей? – заорал Траслоу. – Я режу их. Думаешь, кому-то будет дело, если я похороню в земле еще одну суку, убившую ребенка?
– Да ничего не сделаю я! Правда! Я буду хорошей девочкой.
– Правда, мистер Траслоу, – поддержал ее Роберт Декер. – Ничего такого не случится.
Невозмутимый Ропер стоял позади парочки. Траслоу пристально вгляделся в Декера:
– Почему ты хочешь на ней жениться, Роберт?
– Я ее очень люблю, мистер Траслоу, – смущенно признался он, но тут же ухмыльнулся и покосился на Салли. – И ведь это мой ребенок. Я точно знаю, что мой.
– Свадьба будет настоящей, – оглянулся на свою дочь Траслоу, – мистер Старбак знает, как разговаривать с Богом, а если ты, Салли, нарушишь клятву, Бог сдерет с тебя кожу и порвет на куски. Не гневи Бога, девчонка. Оскорбишь его и закончишь так же, как твоя мать, умрешь раньше времени и станешь кормом для червей.
– Я буду послушной, – проскулила Салли и впервые взглянула на Старбака, у Ната перехватило дыхание, когда он посмотрел на нее.
Однажды, когда Старбак был еще ребенком, дядя Мэтью повел его в Фэнл-Холл посмотреть на электрические опыты, и Нат стоял в кругу, держась за руки с другими зеваками, когда лектор пропустил ток через их соединенные тела.
Тогда он почувствовал то же, что и сейчас: волнующую дрожь, после которой весь остальной мир потерял свое значение.
И тут же, едва познав восторг, он почувствовал отчаяние. Это чувство было грехом, проделкой дьявола. Неужели он и правда слаб духом?
Разве должен простой, благопристойный мужчина приходить в такой восторг от любого смазливоого личика? Затем, в приступе ревности, Нат задумался над тем, прав ли Траслоу в своих подозрениях и был ли Итан Ридли возлюбленным Салли, и Старбак ощутил укол губительной ревности, острой как лезвие, затем лютую ярость, что Ридли обманывал Вашингтона и Анну Фалконеров.
– Вы настоящий церковник? – спросила Старбака Салли, вздернув нос.
– Иначе бы я не просил его обвенчать вас, – твердил ее отец.
– Я сама его спросила, – с вызовом ответила Салли, продолжая смотреть на Старбака, и он знал, что она видит его насквозь.
Она видела его похоть и слабость, его греховность и страх. Отец часто предостерегал Ната против женских чар, и Старбаку казалось, что он уже повстречал самые дьявольские из них в лице мадмуазель Доминик Демарест, но сила Доминик была ничем по сравнению с напором этой девушки.
– О чем еще может девушка спросить церковника, который венчает ее, как не о его сане, – упрямо продолжала Салли.
Голос Салли был таким же низким, как и у ее отца, но если его голос пугал, то ее – вызывал более опасное ощущение.
– Так вы настоящий церковник, мистер? – снова требовательно спросила она.
– Да, – Старбак солгал ради Томаса Траслоу и потому, что не посмел сказать правду, которая приковала бы его к этой девушке.
– Полагаю, теперь мы полностью готовы, – с вызовом произнесла Салли. Ей не хотелось замуж, но и угрозы ей тоже были не по сердцу. – А кольцо у тебя есть, па?
Вопрос был обычным, но Старбак сразу понял, что он вызвал бурю эмоций. Траслоу демонстративно уставился на дочь, на ее щеке все еще виднелся отпечаток его руки, но Салли не уступала ему в дерзости. Роберт Декер перевел взгляд на отца, потом снова на дочь, но у него хватило ума промолчать.
– Это кольцо особенное, – промолвил Траслоу.
– Ты приберегаешь его для другой женщины, – ухмыльнулась Салли, и Нат решил, что Траслоу снова ударит ее, но тот лишь запустил руку в карман сюртука и вытащил маленький кожаный мешочек. Он развязал шнурок и развернул лоскут синей материи, чтобы показать кольцо, блеснувшее в темноте. Это было серебряное колечко с какой-то гравировкой, которую Старбак не мог различить.
– Это кольцо принадлежало твоей матери, – сказал Траслоу.
– И мама всегда говорила, что оно должно достаться мне, – упрямо твердила Салли.
– Надо было похоронить его вместе с ней, – Траслоу пристально смотрел на кольцо, было ясно, что эта реликвия имела для него большую ценность, затем порывисто, словно боясь, что будет сожалеть о своем решении, бросил кольцо Старбаку.
– Говори свою речь, – рявкнул Траслоу.
Ропер стянул с головы шляпу, а юный Декер придал лицу серьезное выражение. Салли облизнула губы и улыбнулась Старбаку, который глядел на серебряное кольцо, лежавшее на потрепанной Библии. Он увидел, что на кольце были выгравированы какие-то слова, но не смог разобрать их в тусклом свете фонаря. Боже, думал Нат, какие слова он должен подобрать для этой пародии на брак? Это испытание было еще хуже ямы для распиловки.
– Начинай, мистер, – прорычал Траслоу.
– Господь освятил брак, – услышал Старбак свои слова, пока отчаянно пытался вспомнить венчания, на которых бывал в Бостоне, – как акт своей любви, как таинство, в котором мы можем рождать детей, чтобы они служили Богу. Заповеди брака просты: любите друг друга.
Произнося эти слова, Нат посмотрел на Роберта Декера, и юноша одобрительно кивнул головой, словно Старбак нуждался в поддержке. Нату было ужасно жаль этого честного простака, порабощенного соблазнительницей, затем он взглянул на Салли.
– И храните верность друг другу, пока смерть не разлучит вас.
Салли улыбнулась Старбаку, и слова, которые он только что собирался произнести, растаяли как туман на полуденном солнце. Нат открыл было рот и тут же закрыл, не зная, что сказать.
– Ты слышала его слова, Салли Траслоу? – требовательно спросил ее отец.
– Конечно, я же не глухая.
– Возьми кольцо, Роберт, – велел Старбак и поразился своему безрассудству. В семинарии его учили, что таинства – священные ритуалы, которые могут служить только избранные, самые праведные из людей, и вот он, грешник, проводил в мигающем свете облюбованного мотыльками фонаря этот аморальный ритуал под зарождающейся виргинской луной.
– Положи правую руку на Библию, – сказал он Роберту, и тот положил свою грязную от работы руку на семейную Библию с надорванным корешком, которую Старбак все еще держал в руках.
– Повторяйте за мной, – произнес Старбак и придумал брачную клятву, с которой обратился к каждому по очереди, затем Нат приказал Роберту надеть кольцо на палец Салли, объявил их мужем и женой, закрыл глаза и поднял голову к звездному небу.
– Да пребудет с каждым из вас благословение Господа нашего, – произнес Старбак, – и его любовь, и его защита, и убережет вас от зла отныне и во веки веков. Мы просим об этом во имя того, кто любил нас настолько сильно, что пожертвовал единственным сыном ради искупления наших грехов. Аминь.
– Да будет так, – сказал Томас Траслоу, – аминь.
– Слава Господу, аминь, – произнес из-за спины молодоженов Ропер.
– Аминь, – лицо Роберта Декера светилось от счастья.
– На этом все? – спросила Салли Декер.
– И так будет до конца твоих дней, – рявкнул ее отец, – ты поклялась в верности, храни это обещание, девочка, или будешь страдать.
Траслоу схватил ее за левую руку, и хоть Салли попыталась отшатнуться, притянул ее к себе. Он посмотрел на серебряное кольцо на ее пальце.
– И храни это кольцо, девочка.
Салли не ответила, и Старбак подумал, что, выудив у отца кольцо, она одержала победу над ним, а победа для нее была гораздо важнее свадьбы.
Траслоу отпустил ее руку.
– Ты запишешь их имена в библии? – спросил он Старбака. – Для порядка?
– Конечно, – ответил Старбак.
– В доме есть стол, а в кувшине на каминной полке лежит карандаш. Если собака кинется, пни ее ногой, – сказал Траслоу.
Нат внес фонарь и библию в дом, где была всего одна комната, обставленная простой мебелью.
В комнате находилась кровать, стол, стул, два сундука, камин с крюком над очагом, скамья, прялка, решето для крупы, стойка с ружьями, коса и висел портрет Эндрю Джексона в раме.
Старбак сел за стол, открыл библию и нашел семейный реестр. Он пожалел, что у него не было чернил, чтобы сделать запись, но ему пришлось довольствоваться карандашом Томаса Траслоу.
Он посмотрел на список имен в реестре, начинавшийся с первых Траслоу, приехавших в Новый Свет еще в 1710 году, и увидел, что на последней заполненной строке кто-то криво сделал запись о смерти Эмили Траслоу печатными буквами, а в квадратных скобках добавил фамилию "Мэллори" на тот случай, если Бог не знает, кто такая Эмили Траслоу.
Строкой выше была простая запись о рождении Салли Эмили Траслоу в мае 1846 года, и Нат понял, что девушке исполнилось пятнадцать всего два дня назад.
"Воскресенье, 26 мая, 1861 год", – с трудом написал Нат, болели покрытые волдырями руки.
"Салли Траслоу и Роберт Декер соединены узами священного брака". В соседней колонке должно было значиться имя совершившего обряд священника. Старбак помедлил, затем вписал туда свое имя: Натаниэль Джозеф Старбак.
– Вы не настоящий священник, так? – Салли вошла в дом и с вызовом посмотрела на Старбака.
– Господь делает нас теми, кто мы есть, а кто я, не тебе о том спрашивать, – сурово, насколько смог, ответил Нат и почувствовал себя ужасно важным, но он боялся оказаться во власти девушки и нашел спасение в напыщенности.
Салли засмеялась, зная, что он лжет.
– Должна сказать, у вас очень приятный голос, – она подошла к столу и посмотрела на открытую Библию. – Я не умею читать. Один человек обещал научить меня, но так и не нашел время.
Старбак испугался, что знает этого человека, и хотя одна часть его не хотела это признавать, другая его часть хотела убедиться в подозрениях.
– Это Итан Ридли побещал тебе? – спросил ее Нат.
– Вы знаете Итана? – удивленно спросила Салли, затем кивнула. – Итан обещал научить меня читать. Он много чего обещал, но ничего не сделал. Пока не сделал, но еще ведь есть время?
– Разве есть? – спросил Нат. Он уверял себя, что его шокировало предательство Ридли по отношению к мягкой Анне Фалконер, но также понимал, что страшно завидует Итану Ридли.
– Мне нравится Итан, – Салли теперь дразнила Ната. – Он нарисовал мой портрет. Очень красивый.
– Он хорошо рисует, – попытался ответить Старбак равнодушным тоном.
Салли стояла перед ним.
– Итан говорит, что однажды заберет меня. Сделает из меня настоящую леди, подарит мне жемчуг и кольцо на палец. Золотое. Настоящее, не такое, как это.
Она протянула палец с только что надетым кольцом и коснулась руки Старбака, послав импульс ему прямо в сердце, словно молния. Салли понизила голос почти до заговорщического шепота.
– Вы сделаете это для меня, священник?
– Был бы рад научить вас читать, миссис Декер, – Старбак почувствовал легкое головокружение. Он знал, что должен отдернуть руку от этого поглаживания, но не хотел, да и не мог.
Он был очарован ею и уставился на кольцо. Буквы, вырезанные в серебре, были полустертыми, но все же разборчивыми. "Я люблю тебя", – гласили они по-французски. Это было дешевое французское кольцо для влюбленных, представлявшее ценность только для человека, чья любовь его носила.
– Вы знаете, что написано на кольце, священник? – спросила Салли.
– Да.
– Скажите мне.
Он посмотрел ей в глаза и сразу же опустил их вниз. Похоть внутри причиняла боль.
– Что там написано, мистер?
– Это французский.
– Но что там написано? – её палец все еще слегка касался его руки.
– Там написано "Я люблю тебя", – Старбак не смел взглянуть на неё.
Она очень тихо рассмеялась и скользнула пальцем по руке в сторону его среднего пальца.
– Вы дадите мне жемчуг? Как обещал Итан? – насмешливо спросила Салли.
– Я попробую. – Ему не следовало это говорить, он даже не был уверен, что хотел сказать это, он просто услышал, что произносит это, и в его голосе прозвучала грусть.
– Вы что-то знаеете, священник?
– Что? – Старбак поднял на неё взгляд
– У вас взгляд, как у моего отца.
– Неужели?
Ее палец все еще оставался у него на руке.
– Я же не по-настоящему замужем, да? – она больше не дразнила, но вдруг стала задумчивой. Старбак ничего не ответил, и она опечалилась.
– Вы действительно мне поможете? – спросила она, и в ее голосе прозвучала нота неподдельного отчаяния. Она больше не флиртовала и говорила как несчастный ребенок.
– Да, – ответил Старбак, хотя точно знал, что ему не следовало обещать такую помощь.
– Я не могу здесь оставаться, – сказала Салли, – я просто хочу оказаться отсюда подальше.
– Я помогу вам, если смогу, – сказал Старбак, и знал, что обещал больше, чем может дать, и что обещание происходило от глупости, но даже в этом случае он хотел, чтобы она ему доверяла.
– Обещаю, что помогу, – сказал он, и сделал движение, чтобы взять ее руку в свою, но она резко отдернула пальцы, когда открылась дверь.
– Раз уж ты здесь, девочка, – произнес Траслоу, – то приготовь нам ужин. Там курица в горшке.
– Я больше не твоя кухарка, – сварливо сказала Салли, потом отскочила, уклоняясь, когда отец поднял руку. Старбак закрыл Библию и задумался, было ли его предательство очевидным для Траслоу. Девушка готовила, а Старбак смотрел в огонь, мечтая.
На следующее утро Томас Траслоу отдал свой дом, землю и лучший кожаный ремень Роберту Декеру. Он лишь наказал мальчишке ухаживать за могилой Эмили.
– Ропер поможет вам с землей. Он знает, что лучше растет и как, и знает животных, которых я оставляю вам. Он теперь ваш арендатор, но он хороший сосед и поможет тебе, парень, но и ты помогай ему. Хорошие соседи делают жизнь проще.
– Да, сэр.
– И Ропер будет пользоваться распилочной ямой в ближайшие дни. Позволь ему.
– Да, сэр.
– А ремень для Салли. Не позволяйте ей командовать тобой. Один удар, и она будет знать свое место.
– Да, сэр, – снова подтвердил Роберт Декер, но без особой уверенности.
– Я отправляюсь на войну, парень, – сказал Траслоу, – только Господь знает, когда я вернусь. И вернусь ли.
– Я должен сражаться, сэр. Неправильно, что я не могу воевать.
– Нельзя тебе, – резко оборвал его Траслоу. – У тебя на плечах женщина и ребенок. У меня нет никого. Свою жизнь я уже прожил, так что вполне могу закончить ее парочкой уроков для янки, чтобы учились свои загребущие лапы держать при себе.
Он покатал во рту табак и, сплюнув комок, снова посмотрел на Декера:
– Проследи, чтобы она берегла кольцо, парень. Оно принадлежало моей Эмили, и я вообще не уверен, что надо было его отдавать, но Эмили сама этого хотела.
Старбаку хотелось, чтобы Салли вышла, но она оставалась в хижине. Он желал побыть с ней хоть несколько секунд. Желал поговорить с ней, сказать, что понимает и разделяет ее несчастье, но она все не показывалась, а Траслоу не позвал ее.
Как понял Старбак, отец даже не попрощался с дочерью. Вместо этого он взял с собой длинный охотничий нож, длинноствольную винтовку и пистолет, остальное же оставил зятю.
Оседлав коня злобного вида, он побыл наедине с Эмили у ее могилы, а затем повел Старбака к горному хребту.
Сияющее солнце, казалось, заставляло листья лучиться светом изнутри. Траслоу приостановился у гребня – не за тем, чтобы оглянуться на родную землю, которую покидал, но для того, чтобы устремить взгляд вдаль, на восток – туда, где миля за милей простиралась и тянулась к морю Америка. Америка, которой еще предстояло быть расчлененной надвигающейся мясорубкой.
Часть вторая
Глава пятая
Над центральной ярмарочной площадью Ричмонда клубилась пыль. Ее поднимали одиннадцать полков, марширующие туда и обратно по большому полю, вытоптанному до последней былинки и превращенному в пыль бесконечной строевой подготовкой, которой по настоянию генерал-майора Роберта Ли в принудительном порядке занимались все рекруты, прибывшие защищать Конфедерацию.
Красно-коричневая пыль, разносимая ветром, оседала на каждой стене, крыше и изгороди в полутора милях от ярмарочной площади, так что даже цветы распустившихся магнолий по краям площадки, казалось, потускнели и приобрели странноватый светло-кирпичный цвет. Форма Итана Ридли пропиталась пылью, придавшей серой одежде красноватый оттенок.
Ридли пришел на ярмарочную площадь, чтобы найти своего тучного и близорукого сводного брата Бельведера Дилейни, который, восседая на пегой лошади с провислой спиной с изяществом лопнувшего мешка, наблюдал за энергично марширующими перед ним полками. Дилейни, хоть и в гражданской одежде, отдавал честь проходящим мимо войскам с генеральским апломбом.
– Я готовлюсь ко вступлению в армию, – поприветствовал он сводного брата, нисколько не удивляясь неожиданному появлению в городе Ридли.
– Ты же не вступишь в армию, Бев, ты слишком мягкотел.
– Напротив, Итан, я военный юрист. Я сам выдумал эту должность и предложил ее губернатору, который был достаточно любезен, назначив меня. В данный момент я капитан, но повышу себя в должности, если сочту это звание слишком заурядным для человека моих склонностей и выдающихся качеств. Отлично, ребята! Отлично! Очень толково!
Дилейни выкрикивал эти поощрения ошеломленной роте алабамской пехоты, маршировавшей мимо рукоплещущих наблюдателей.
Для жителей Ричмонда, обнаруживших, что они живут в новой столице Конфедеративных Штатов Америки, излюбленной прогулкой стало посещение ярмарочной площади – обстоятельство, доставлявшее особенное удовольствие Бельведеру Дилейни.
– Чем больше политиков будет в Ричмонде, тем больше будет коррупции, – пояснил он Ридли, – а чем больше коррупции, тем крупнее доходы. Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем сравняться в этом деле с Вашингтоном, но должны сделать все от нас зависящее в этот дарованный богом короткий промежуток времени.
Дилейни наградил улыбкой своего нахмурившегося брата.
– И как долго ты будешь в Ричмонде? Я полагаю, ты остановишься на Грeйс-стрит. Джордж сказал тебе, что я здесь?
Джордж был слугой Дилейни, рабом, но с манерами и поведением аристократа. Ридли не очень жаловал надменного Джорджа, но ему пришлось бы мириться с рабом, если он собирался остановиться в квартире брата на Грейс-стрит.
– Так что привело тебя в наш добропорядочный город? – спросил Дилейни. – Конечно, кроме прелестей моего общества.
– Пушки. Два шестифунтовика, которые обнаружил Фалконер на заводе Бауэрса. Пушки собирались переплавить, но Фалконер купил их.
– Что ж, никакой выгоды для нас, – сказал Дилейни.
– Он нуждается в боеприпасах, – Ридли сделал паузу, чтобы прикурить сигару, – и в передках. И в зарядных ящиках.
– Ах! Я слышу нежное позвякивание долларов, переходящих из рук в руки, – с восхищением произнес Бельведер Дилейни и повернулся, чтобы посмотреть на полк виргинской милиции, маршировавший мимо них с великолепной четкостью челнока на ткацком станке.
– Если бы все войска были так хороши, как эти, – сказал он сводному брату, – то война была бы почти выиграна, но мы должны избавиться от кой-какого сброда, желающего воевать. Вчера я видел сборище, называвшее себя Линкольнскими конными убийцами Макгаррити, Макгаррити – их самозванный полковник, как ты, наверное, понял, и четырнадцать слизняков делили десять лошадей, два палаша, четыре дробовика и веревку для повешения. Веревка была длиной в двадцать футов, с петлей на конце, что, как они мне сказали, более чем достаточно для Эйба.
Итан Ридли был заинтересован не в редких видах южных солдат, а в выгоде, которую мог извлечь при помощи своего сводного брата.
– У тебя есть боеприпасы для шестифунтовика?
– Боюсь, просто в неограниченных количествах, – признался Дилейни. – Практически все круглые ядра мы отдали, но, конечно, можем сделать нескромную прибыль на картечи и снарядах.
Он остановился, коснувшившись шляпы, чтобы поприветствовать губернатора штата, который страстно желал войны до того, как выстрелили первые орудия, но после этого обнаружил хромоту ноги, искривление спины и проблемы с печенью.
Политик-инвалид, обложенный пышными подушками, в ответ на приветствие Дилейни вяло поднял свою трость с золотым набалдашником.
– И я, конечно, смогу найти несколько передков и зарядных ящиков с отличной прибылью, – весело продолжил Дилейни.
Его радость была вызвана прибылью, проистекавшей из настойчивого требования Фалконера, чтобы ни один ботинок или пуговица не были приобретены для его Легиона у штата – упрямство, которое Дилейни рассматривал как свой шанс.
Дилейни использовал свои обширные связи в правительстве штата для закупки из его арсеналов товаров на свое имя, которые он перепродавал своему сводному брату, работавшему агентом по закупкам для Фалконера.
Цена товаров неизменно удваивалась или даже учетверялась во время сделок, и братья делили прибыль поровну. Это была удачная схема, помимо всего прочего, принесшая Фалконеру винтовки Миссисипи стоимостью двенадцать тысяч долларов, которые стоили Бельведеру Дилейни всего лишь шесть тысяч, сорокадолларовые палатки стоимостью шестнадцать долларов и тысячу двухдолларовых ботинок, купленных братьями по восемьдесят центов за пару.
– Полагаю, орудийный передок должен стоить не меньше четырехсот долларов, – вслух рассуждал Дилейни. – Скажем, восемьсот долларов для Фалконера?
– По меньшей мере, – Ридли нуждался в прибыли намного больше своего старшего брата, поэтому и был так рад вернуться в Ричмонд, где мог не только делать деньги, но и освободиться от надоедливой привязанности Анны.