Текст книги "Мятежник (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Он помог Доминик в краже лишь потому, что она убедила его, что эти деньги принадлежат ей, но не станет помогать Траслоу грабить невинных пассажиров. Многие грехи выглядели неявными и их трудно было избежать, но воровство было абсолютным грехом, который невозможно было отрицать, и Старбак не будет рисковать ступить на скользкую дорожку в ад, добавив этот проступок к своему и без того прискорбно длинному списку неправедных деяний.

Траслоу внезапно рассмеялся.

– Всё время забываю, что ты священник. Или наполовину свящкнник, – он бросил Старбаку связку ключей. – Один из них от товарного вагона. Залезь внутрь и обыщи его. Тебе не придется ничего красть, – произнес он с сарказмом, – но можешь поискать военное снаряжение, и если заметишь что-нибудь, что стоит украсть, можешь сообщить об этом мне. И возьми вот это, – Траслоу вытащил свой огромный обоюдоострый нож из ножен и бросил его Старбаку.

Старбак не смог его поймать, но вытащил неуклюжий клинок из железнодорожного полотна.

– Зачем это?

– Чтобы перерезать глотки, парень, но ты можешь открывать им ящики. Или ты планируешь воспользоваться для этого зубами?

Тяжелый медный висячий замок на двери товарного вагона висел на добрых десять футов выше путей, но ржавая ступенька показывала, каким образом Старбак мог до него добраться. Он подтянулся и неловко вцепился в замок, подбирая ключи. В конце концов он нашел нужный, отпер вагон и сдвинул тяжелую дверь, а потом забрался внутрь.

Вагон был наполнен коробками и мешками. Мешки было проще открыть, в них находилось зерно, хотя Старбак понятия не имел, какое именно.

Он пропустил горсть сквозь пальцы, а потом прыгнул к уложенным штабелями ящикам, недоумевая, каким образом сможет обыскать их все.

Проще всего было бы сбросить их на землю, но ящики наверняка были частной собственностью, а он не хотел что-нибудь разбить.

На большей части ящиков стояли отметки, что они направляются в Балтимор или Вашингтон, доказательство того, что оккупация Харперс-Ферри не полностью прервала сообщение через горы.

На одном из ящиков, окрашенном в темный цвет и помеченном для Вашингтона, была надпись с орфографическими ошибками:

" 1000 потронов для винтовки мушкета 69IN".

Это уж точно военное снаряжение, а значит, законный трофей. Он использовал неуклюжий нож, чтобы разрезать веревки, удерживавшие штабель ящиков, и стал передвигать мешающие ему коробки на мешки с зерном.

Ему понадобилось минут пять, чтобы добраться до темного ящика, и еще больше времени, чтобы снять с него крепко приколоченную крышку, обнаружив, что под ней и правда находятся упакованные в бумагу патроны, каждый состоял из пули и меры пороха.

Старбак постарался приладить крышку обратно, а потом стащил ящик на землю. По-прежнему шел дождь, и он стукнул по крышке каблуком правой ноги, пытаясь покрепче ее прижать и предохранить содержимое от дождя.

Во втором штабеле находился еще один темный ящик, так что он забрался обратно в товарный вагон и передвинул несколько коробок, пока не добрался до второго ящика, на котором также красовалась надпись, объявляющая о том, что его содержимым являлись патроны. Он добавил этот ящик к первому, взобрался обратно в вагон, чтобы продолжить тщательный обыск.

– Чёрт возьми, что ты делаешь, парень? – у двери вагона появился Траслоу. В правой руке он держал тяжелую кожаную сумку, а в левой – пистолет охранника.

– Это патроны, – Старбак махнул рукой в сторону двух ящиков позади Траслоу, – и думаю, что там могут быть и другие.

Траслоу пнул по крышке ближайшего ящика, опустил глаза, а потом сплюнул на патроны струю табака.

– Не больше проку, чем от сисек быка.

– Что?

– Шестьдесят девятый Калибр, у меня был такой в Мексике. А у тех винтовок , что полковник купил в Ричмонде – пятьдесят восьмой.

– Ох, – Старбак почувствовал, как заливается краской от смущения.

– Например, ты мог бы разжечь ими костер? – предложил Траслоу.

– Так от них нет проку?

– Только не для нас, парень, – Траслоу засунул револьвер за пояс, взял один из патронов и вытащил пулю. – Вот же большая сучка, правда? – он показал ее Старбаку. – Есть еще что-нибудь ценное?

– Я пока нашел лишь пули.

– Охренеть, парень, – Траслоу бросил тяжелую сумку, зловеще звякнувшую при падении, взобрался в вагон и выхватил нож из рук Старбака.

– Я забрал наших ребят из вагонов, пока пассажирам не пришло в голову что-нибудь эдакое. Забрал столько оружия, сколько смог, но некоторые из этих сучьих детей хорошо его прячут. Всегда находится какой-нибудь ублюдок, желающий стать героем. Помню одного юнца на железной дороге Ориндж-Александрия пару лет назад. Думал, что сможет меня схватить, – он сплюнул, усмехаясь.

– И что произошло?

– Он закончил свое путешествие в служебном вагоне, парень. Лежа на спине под брезентом, – говоря это, Траслоу сдирал крышки с ящиков, бегло осматривал их содержимое и выбрасывал под дождь.

Коробка с фарфоровыми тарелками с изображением лилий разбилась о пути. За ней последовала куча одежды, ящик с соусниками и партия хрупких газовых светильников. Дождь усилился, его капли громко стучали по деревянной крыше товарного вагона.

– Может, нам лучше уйти? – нервно спросил Старбак.

– С чего бы это?

– Я сказал вам. Полковник Фалконер готов взорвать мост.

– Кому какое дело до моста? Сколько времени, по-твоему, понадобится, чтобы его восстановить?

– Полковник говорит, что несколько месяцев.

– Несколько месяцев! – Траслоу рылся в ящике с одеждой в поисках того, что может ему приглянуться. Не найдя ничего стоящего, он бросил ящик под дождь.

– Я бы смог восстановить этот мост за неделю. Дай мне десять человек, и он заработает через пару дней. Фалконер не отличит гусиного дерьма от золотых самородков, парень.

Он выкинул бочку с содой и еще одну, с крахмалом для стирки.

– Тут ничего нет, – фыркнул он и снова спрыгнул на землю. Он взглянул на запад, но местность была пустынна. – Отправляйся к служебному вагону, парень, – приказал он Старбаку, – и принеси горячих углей.

– Что вы собираетесь сделать?

– Поразмыслить о том, не пристрелить ли тебя, если ты задашь еще один чертов вопрос. А теперь иди и принеси мне чертова угля.

Траслоу опрокинул оба ящика с патронами калибра .69 на пол, пока Старбак забирался в служебный вагон, где еще горела небольшая пузатая печка. Рядом с ней стояло цинковое ведро с углем. Он высыпал оттуда уголь, открыл кочергой дверцу печки и сгреб в пустое ведро кучку тлеющих головешек.

– Молодец, – сказал Траслоу, когда Старбак вернулся. – Теперь брось уголь на патроны.

– Вы собираетесь поджечь вагон?

Дождь шипел, падая в ведро.

– Да Бога ради! – Траслоу схватил ведро и швырнул уголь на рассыпанные патроны. Секунду уголь просто мерцал между бумажными обертками, а потом с тихим хлопком взорвался первый патрон, и внезапно вся куча аммуниции запылала, взрываясь и изрыгая огонь.

Траслоу подобрал кожаную сумку, лежащую у его ног и сделал Старбаку знак уходить.

– Пошли! – крикнул Траслоу двум своим людям, оставшимся в последнем пассажирском вагоне.

Когда охранники покидали вагоны, они предупредили пассажиров, что всякий, кто последует за налетчиками, будет застрелен. Большинство участников налета несли тяжелые сумки или тюки и все выглядели довольными проделанной работой. Некоторые шли назад с пистолетами в руках, чтобы быть уверенными в том, что никто из пассажиров не попытается стать героем.

– Проблемы начнутся, когда мы пройдем мимо баррикады, – предупредил Траслоу. – Том? Микки? Оставайтесь со мной. Капитан Хинтон! Пусть машинисты поднимутся в паровоз.

Хинтон втащил двух машинстов обратно в кабину паровоза, а потом последовал за остальными с револьвером наготове. Секундой позже огромная машина выпустила гигантскую струю шипящего пара и громко лязгнула, и внезапно весь поезд дернулся вперед.

В пассажирском вагоне вскрикнула женщина. Теперь товарный вагон вовсю пылал, испуская черный дым под струями дождя.

– Пошли! – поторопил Траслоу капитана Хинтона.

Паровоз с лязгом двинулся вперед, над его трубой заклубился серо-белый дым. На щеку Старбака приземлился кусочек черной сажи.

Хинтон ухмылялся и кричал на машиниста, который, по-видимому, внезапно открыл заслонку, потому что поезд рванулся вперед, туда, где рельсы заканчивались, и глубоко зарылся носом в насыпь. Камни и дерево разлетелись по сторонам.

Четыре ведущих колеса, каждое почти шесть футов в диаметре, начали с визгом вращаться, почти потеряв контакт с рельсами, и в агонии, дюйм за дюймом, чудовищная машина с дрожанием продвигалась вперед, пока ее маленькие передние колеса разрывали сломанные крепления. Защитная решетка со скрежетом превратилась в груду искореженного металла.

Хинтон взмахнул револьвером, машинист открыл заслонку на полную, и тридцатитонный паровоз, пошатываясь, как огромное раненое животное, дернулся вперед и накренился на бок.

Старбак испугался, что он вот-вот свалится на берег реки, утащив за собой все вагоны, но потом, к счастью, огромная машина заглохла. Пар начал выходить с противоположной стороны.

Одно из маленьких передних колес свободно вращалось над истоптанной поверхностью, а ведущие колеса с задней стороны паровоза вырыли в железнодорожном полотне колею глубиной в фут, до того, как машинист сумел отсоединить поршни, выпустив новые клубы пара в дождливый воздух.

– Подожгите тендер! – крикнул Траслоу, и Хинтон приказал одному из машинистов набрать полную лопату горящей древесины из топки и бросить ее на дрова в тендере.

– Еще! – поторопил Траслоу, – еще! – Траслоу нашел вентиль от бака с водой, находящегося в тендере, и открыл его. Вода хлынула с задней стороны тендера, а оставшаяся часть уже горела столь же яростно, как и товарный вагон.

– Пошли! – прокричал Траслоу. – Пошли!

Налетчики быстро миновали баррикаду и побежали к мосту. Траслоу с двумя людьми остался на страже, чтобы никто за ними не погнался, пока капитан Хинтон вел остальных по узким доскам, уложенным рядом с рельсами на мосту.

Полковник Фалконер ждал на противоположном берегу, крича, чтобы люди Хинтона поторапливались.

– Поджигайте костры! Медликотт! – выкрикнул Фалконер вниз, в сторону ущелья. – Быстрее! – обратился он к Хинтону. – Бога ради! Что вас задержало?

– Нужно было убедиться, что поезд не уедет обратно за помощью, – объяснил капитан Хинтон.

– Никто здесь не подчиняется приказам! – полковник скомандовал отступить по меньшей мере четверть часа назад, и каждая секунда промедления наносила оскорбление его и без того хрупкой власти. – Старбак! – заорал он. – Разве я не велел тебе привести людей назад?

– Да, сэр.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Это моя вина, Фалконер, – вмешался Хинтон.

– Я отдал тебе приказ, Нат! – крикнул полковник. Остальные его люди уже сидели в седле, все, кроме Медликотта, который поджигал сложенную у опоры моста кучу дров. – А теперь запал! – скомандовал полковник.

– Траслоу! – прорычал капитан Хинтон тем трем, что остались на противоположной стороне ущелья.

Траслоу с кожаной сумкой в руках покинул баррикаду последним. Переходя через мост, он отбрасывал доски в сторону, чтобы затруднить путь для преследователей.

С далекой баррикады прозвучал выстрел, и дымок от него немедленно унесло ветром. Пуля попала в рельсы на мосту и срикошетила в реку. Два густых облака дыма от горящего товарного вагона и тендера стелились низко у земли, улетая в сторону северной ветки железной дороги.

– Запал подожжен! – крикнул Медликотт и начал карабкаться вверх по склону. Позади него плевался закручивающимися струйками дыма горящий запал, змеившийся вниз по склону, в сторону огромной кучи древесины, уложенной вокруг порохового заряда.

– Быстрее! – рявкнул полковник. Заржала и встала на дыбы лошадь. Из-за баррикады снова раздались выстрелы, но Траслоу уже перешел через мост и находился вне зоны поражения.

– Ну же, давай! – закричал полковник. Траслоу по-прежнему нес кожаную сумку, и у всех людей Хинтона имелись похожие. Благодаря этим тяжелым сумкам Фалконер наверняка понял, почему его приказ отступать был проигнорирован, но предпочел промолчать.

Мокрый и грязный сержант Медликотт выбрался из ущелья и поставил ногу в стремя, когда дымок на запале достиг кучи хвороста. Сержант Траслоу забрался в седло, и Фалконер развернулся.

– Поехали!

И он повел своих людей прочь от железнодорожной насыпи.

Огонь в ущелье, должно быть, уже разгорелся, потому что густой дым покрывал решетку моста, хотя пороховой заряд еще не взорвался.

– Поехали! – торопил их Фалконер, а позади него лошади поскальзывались, с трудом пробираясь по глинистому склону, пока, наконец, поезд не скрыла листва, и когда сквозь листья и ветки просвистело несколько случайных пуль, они не задели ни одного солдата Легиона.

Фалконер остановился на перекрестке и обернулся, чтобы посмотреть на атакованный поезд. Огонь распространился из товарного вагона и тендера на остальные вагоны, и бывшие пассажиры поезда, мокрые и несчастные, теперь карабкались по влажному склону, чтобы избежать опасности.

Длинные пассажирские вагоны выполняли роль дымовой трубы, по которой яростно гудело пламя, пока с треском не лопнули оконные стекла, и через них в дождь вырвался огненный поток.

Поезд представлял собой горящие обломки – паровоз сошел с рельсов, а вагоны разрушились, но мост, который был целью налета, по-прежнему стоял.

Пороховой заряд не сдетонировал от запала, возможно, потому, что порох намок, а пламя, которое, как предполагалось, высушит порох и взорвет его, если не сработает запал, теперь, похоже, потухло из-за намокших дров и под принесенным ветром дождем.

– Если бы ты выполнил мои приказы, – резко выбранил Старбака полковник, – осталось бы время, чтобы установить заряды заново.

– Я, сэр? – Старбак был поражен несправедливостью этих обвинений.

Капитан Хинтон был в той же степени удивлен словами полковника.

– Я же сказал вам, Фалконер, это моя вина.

– Я отдал приказ не вам, Хинтон. Я отдал его Старбаку, и он не был выполнен, – Фалконер говорил резко и с холодной яростью, потом развернул коня и вонзил в него шпоры. Лошадь заржала и резко скакнула вперед.

– Проклятый янки, – тихо произнес сержант Медликотт и последовал за Фалконером.

– Забудь их, Нат, – сказал Хинтон. – Это была не твоя вина. Я замолвлю о тебе словечко полковнику.

Старбак до сих пор не мог поверить, что его обвинили в неудаче атаки. Он просто онемел, потрясенный несправедливостью полковника.

Внизу, на путях, не сознавая, что группа налетчиков до сих пор находится где-то над ними, некоторые из пассажиров поезда стояли на краю неповрежденного моста, а другие начали растаскивать баррикаду с искореженных рельсов. Огонь в ущелье, похоже, полностью погас.

– Он привык, что все ему подчиняются, – Траслоу подвел лошадь к Старбаку. – Думает, что может купить всё, что пожелает, и самое лучшее, прямо сразу.

– Но я ничего плохого не сделал!

– Тебе и не нужно было. Он хочет кого-нибудь обвинить. И посчитал, что если свалит всё на тебя, то ты ничего ему не сделаешь. Вот почему он выбрал тебя. Он ведь не мог свалить всё на меня, правда?

Траслоу пришпорил коня.

Старбак обернулся и посмотрел на ущелье. Мост не был поврежден, и кавалерийский налет, который должен был стать славной победой, которая положит начало триумфальному крестовому походу Легиона, превратился в мутный и вымокший под дождем фарс. И обвинили в этом Старбака.

– Черт побери, – выругался он вслух, бросая вызов своему Богу, а потом развернулся и последовал за Траслоу на юг.

– Тут действительно об этом? – Бельведер Дилейни держал в руках выпуск "Вестника Уилинга" четырехдневной давности, привезенный в Ричмонд из Харперс-Ферри. Хотя "Вестник" и был виргинской газетой, он поддерживал северян.

– Что? – Итан Ридли был расстроен и мало интересовался тем, что могли написать газеты.

– В прошлую среду грабители остановили пассажирский поезд, направляющийся на восток, один человек ранен, паровоз сошел с рельсов, – Дилейни кратко пересказывал заметку по мере того, как бегло ее просматривал.

– Четыре вагона сильно обгорели, товарный вагон и пассажиры ограблены, рельсы повреждены, их заменили на следующий день, – он уставился на Ридли через свои полукруглые очки для чтения в золотой оправе. – Ты же не думаешь, что это может быть тем самым великим триумфом Легиона Фалконера, а?

– Не похоже, что это Фалконер. А теперь послушай, Бев.

– Нет, это ты послушай, – сводные браться находились в квартире Дилейни на Грейс-стрит. Окна гостиной с бархатными шторами выходили на грациозный шпиль собора Святого Павла, а позади него виднелось элегантное белое здание Капитолия, где теперь заседало временное правительство Конфедерации.

– Это ты послушай, потому что я собираюсь прочесть тебе лучшую часть, – произнес Дилейни, преувеличивая удовольствие.

– "По их омерзительному поведению можно было бы решить, что бандиты, остановившие в среду поезд, были просто странствующими ворами, но воры не пытаются разрушить железнодорожные мосты, и эта жалкая попытка убедила власти, что злодеи являлись агентами южан, а не просто преступниками, хотя мы не беремся сказать, как их можно отличить". Ну разве не прелесть, Итан? "Всему миру теперь отлично известны манеры южан, потому что вся храбрость мятежников заключается в грабеже женщин, напуганных детях и в презренном провале попытки разрушить мост Анакансетт, который хотя и был слегка подпален, но смог пропускать грузы уже на следующий день". Слегка подпален! Ну разве это не весело, Итан?

– Нет, черт возьми, нет!

– А я считаю, что чрезвычайно весело. Давай-ка поглядим, смелое преследование кавалерией Огайо, задержанное дождями и вышедшими из берегов ручьями. Мерзавцы благополучно ушли, так что очевидно, преследование не было уж настолько смелым. Считают, что налетчики отступили на восток, в долину Шенандоа. "Наши братья на востоке Виргинии, которые так любят хвастаться своей великой цивилизацией, похоже, послали этих людей в качестве эмиссаров этого преувеличенного превосходства. Если это было лучшее, на что они способны, то мы надеемся увидеть их воинское мастерство, будучи полностью уверенными, что национальный кризис долго не продлится и что славный Союз воссоединится в течение каких-нибудь нескольких недель". О, великолепно!

Дилейни снял очки для чтения и улыбнулся Ридли.

– Не очень-то впечатляющее описание, если это был твой будущий тесть. Один подпаленный мост? Ему стоило бы сделать что-нибудь получше!

– Бога ради, Бев! – взмолился Ридли.

Дилейни торжественно сложил газету, а потом положил ее на полку из розового дерева рядом с своим креслом, где лежали другие газеты и журналы.

Уют его гостиной придавали кожаные кресла, большой круглый полированный стол, книжные полки у каждой стены, гипсовые бюсты великих уроженцев Виргинии и большое зеркало над камином в позолоченной раме с держащимися за руки херувимами и летящими ангелами.

Некоторое предметы из драгоценной коллекции фарфора Дилейни стояли на каминной полке, другие – среди книг в кожаных обложках. Дилейни снова заставил брата ждать, пока полировал полукруглые очки и тщательно укладывал их в футляр с бархатной подкладкой.

– Что, черт возьми, – наконец спросил он, – ты собираешься делать с проклятой девчонкой?

– Хочу, чтобы ты мне помог, – жалко промямлил Ридли.

– С какой это стати? Девчонка – одна из твоих шлюх, а не моих. Она искала тебя, а не меня. Она носит твоего ребенка, а не моего, и месть ее отца угрожает твоей жизни, а уж точно не моей, мне и правда нужно продолжать?

Дилейни встал, подошел к камину и взял одну из сигарет, обернутых в желтую бумагу, которые ему привозили из Франции, и которые сейчас, как он полагал, станут на вес золота.

Он прикурил от горящего уголька из камина. Поразительно, что в это время года понадобилось зажигать камин, но дожди с грозами, пришедшие с востока, принесли с собой не по сезону холодные ветра.

– И вообще, что я могу сделать? – продолжал он беззаботно. – Ты уже пытался от нее откупиться, и ничего не вышло. Очевидно, тебе следует заплатить ей больше.

– Она просто вернется, – сказал Ридли. – И будет возвращаться снова и снова.

– Так чего конкретно она хочет? – Дилейни знал, что ему придется помочь сводному брату, по крайней мере, если он хочет продолжать наживаться на поставках Легиону Фалконера, но ему хотелось еще немного помучить Итана, перед тем, как согласиться найти решение проблемы, возникшей из-за неожиданного появления в городе Салли Траслоу.

– Она хочет, чтобы я нашел ей где-нибудь место, чтобы поселиться. И ожидает, что я за это заплачу, а потом буду давать ей денег каждый месяц. И конечно, я должен содержать ее бастарда. Хрень Господня! – злобно ругнулся Ридли, вспоминая все эти непомерные требования Салли.

– Бастарда не только ее, но и твоего, – безжалостно заметил Дилейни. – Кстати, моего племянника! Или племянницу. Думаю, я предпочел бы племянницу, Итан. Это будет сводная племянница, как думаешь? Может, я могу стать ее сводным крестным отцом?

– Не будь таким бесполезным, черт побери, – сказал Ридли, бросив сердитый взгляд через окно на залитый дождем город. Грейс-стрит была почти пуста. Лишь один экипаж громыхал в сторону площади Капитолия и два негра укрылись на крыльце методистской церкви. – У миссис Ричардсон есть кто-нибудь, кто умеет избавляться от детей? – обернулся Ридли. Миссис Ричардсон возглавляла бордель, куда его сводный брат вложил значительную сумму денег.

Дилейни деликатно пожал плечами, что могло означать практически что угодно.

– Кстати, – продолжал Ридли, – Салли хочет сохранить бастарда и говорит, что если я не помогу, она расскажет обо мне Вашингтону Фалконеру. И своему отцу расскажет. Ты знаешь, что он со мной сделает?

– Не думаю, что устроит совместную молитву, – хихикнул Дилейни. – Почему бы тебе не отправить эту неудобную девчонку на предприятие Тредегара и там оставить на отвалах?

Металлургический завод Тредегара у реки Джеймс был самым мерзким, темным и мрачным местом в Ричмонде, и происходившие в его дьявольских уголках трагедии не слишком тщательно расследовались. Мужчины гибли в драках, шлюх в переулках резали ножами, а мертвых или умирающих детей бросали в грязные канавы. Это был кусочек ада в центре Ричмонда.

– Я не убийца, – угрюмо заметил Ридли, хотя, по правде говоря, подумывал о подобном чрезвычайном, но спасительно жестоком действии, но слишком боялся Салли Траслоу, которая, как он подозревал, прятала где-то среди своих пожитков оружие. Она пришла к нему три дня назад, появившись в квартире Бельведера Дилейни вечером.

Дилейни находился в Уильямсберге, заверяя завещание, и Ридли был в квартире один, когда Салли позвонила в дверь. Он услышал какую-то суету у парадной двери и спустился вниз, обнаружив Джорджа, домашнего раба своего брата, спорящим с мокрой, грязной и злой Салли.

Она протолкнулась мимо Джорджа, который со свойственной ему почтительной вежливостью пытался не пустить ее в дом.

– Скажи этому ниггеру, чтобы убрал от меня лапы, – крикнула она Ридли.

– Всё в порядке, Джордж. Это моя кузина, – произнес Ридли, а потом отдал распоряжения, чтобы грязную лошадь Салли отвели на конюшню, а саму Салли проводили наверх, в гостиную его брата. – Какого дьявола ты здесь делаешь? – спросил он в ужасе.

– Приехала к тебе, – провозгласила она, – ты ведь сам приглашал.

С ее оборванной одежды на лежащий перед мраморным камином прекрасный персидский ковер Дилейни капала вода.

За окнами завывали ветер с дождем, но в этой теплой и комфортабельной комнате, защищенной плотными бархатными шторами с оборками и кисточками, спокойно горел огонь, а пламя свечей почти не дрожало.

Салли оглядывалась, стоя на ковре, восхищаясь книгами, мебелью и кожаными креслами. Ее поразило, как пламя свечей отражается в графинах, золоченых рамах и драгоценных европейских фарфоровых фигурках на каминной полке.

– Как мило, Итан. Не знала, что у тебя есть брат.

Ридли подошел к шкафчику, открыл серебряный портсигар и вытащил оттуда одну из тех сигар, что его сводный брат держал для посетителей. Ему нужно было закурить, чтобы прийти в себя.

– Я думал, ты вышла замуж?

– Я возьму одну из этих сигар, – заявила Салли.

Он зажег сигару и протянул ее ей, а потом взял вторую для себя.

– Ты носишь обручальное кольцо, – сказал он, – значит, ты замужем. Почему бы тебе не вернуться к мужу?

Она сознательно проигнорировала этот вопрос и поднесла палец с кольцом к свету.

– Это кольцо принадлежало моей маме, а ей досталось от ее мамы. Папа хотел оставить его себе, но я заставила его отдать кольцо мне. Мама всегда хотело, чтобы оно было у меня.

– Дай-ка посмотреть, – Ридли взял ее за палец и ощутил дрожь, как и всегда, когда дотрагивался до Салли. Он гадал, по какой случайности кости, кожа, губы и глаза сложились в такую потрясающую красоту в этом сквернословящем ребенке холмов с дурным характером.

– Прелестное, – он повернул кольцо на ее пальце, почувствовав ее легкое и сухое прикосновение. – И старинное, – он подозревал, что кольцо весьма старое, может, даже какое-то особенное, и попытался снять его с пальца, но Салли отдернула руку.

– Папа хотел оставить его себе, – она посмотрела на кольцо, – и я его у него забрала, – она засмеялась и затянулась сигарой. – И вообще, я, типа, не по-настоящему замужем. Не больше, чем если бы через метлу перепрыгнула [5].

Именно этого и боялся Ридли, но попытался не выдать свои опасения.

– Твой муж ведь скоро начнет тебя искать, правда?

– Роберт? – засмеялась она. – Ничего он не сделает. У кастрированного борова яйца и то крепче, чем у Роберта. А как насчет твоей подружки-леди? Что сделает Анна, когда узнает, что я здесь?

– А она узнает?

– Конечно, милый, потому что я ей скажу. Если только ты не дашь мне слово. То есть будешь заботиться обо мне как положено. Я хочу жить в местечке вроде этого, – она обернулась, осматривая комнату, восхищаясь ее комфортом, а потом снова взглянула на Ридли. – Ты знаешь человека по имени Старбак?

– Знаю одного мальчишку по имени Старбак, – ответил Ридли.

– Довольно симпатичный мальчишка, – кокетливо произнесла Салли. Пепел с ее сигары упал на ковер. – Он обвенчал меня с Робертом. Папа заставил его. Он сделал так, чтобы всё звучало будто по-настоящему, с книгой и всё такое, и даже сделал запись, прям как по закону, но я знаю, что это было не по-настоящему.

– Старбак вас обвенчал? – развеселился Ридли.

– Он был довольно мил. И правда мил, – она вздернула голову в сторону Ридли, желая вызвать у него ревность. – А потом я велела Роберту записаться в солдаты и приехала сюда. Чтобы быть с тобой.

– Но я здесь не останусь, – сказал Ридли. Салли наблюдала за ним своими кошачьими глазами. – Я отправляюсь в Легион, – объяснил он. – Я закончу свои дела здесь, а потом вернусь.

– Тогда я скажу тебе, милый, какие еще дела тебе нужно закончить, – Салли приблизилась к нему, с невольным изяществом пройдя по богатым коврам и натертому паркету.

– Тебе нужно найти местечко, где я буду жить, Итан. Хорошенькое местечко, с коврами вроде этого, с настоящими креслами и кроватью. Ты сможешь приходить ко мне, как и говорил. Ведь так ты говорил? Что найдешь, где я буду жить? Где ты сможешь быть со мной? И любить меня? – она прошептала последние слова очень мягко, подойдя так близко, что Ридли почувствовал запах сигары в ее дыхании.

– Да, так я говорил, – он знал, что не может противиться ей, как всегда знал и то, что как только они переспят, он возненавидит Салли за ее вульгарность и приземленность.

Она была ребенком едва ли пятнадцати лет от роду, но уже знала, как и Ридли, о своих сильных сторонах. Он знал, что она будет отчаянно драться за то, чтобы поступить по-своему, наплевав на разрушения, которые может при этом причинить. Так что уже на следующий день Ридли переселил ее из квартиры своего брата на Грейс-стрит.

Если бы Дилейни обнаружил свой драгоценный фарфор разбитым, он бы ни за что не согласился помочь Ридли, так что Итан снял ближайшую ко входу комнату в меблированных апартаментах на Монро-стрит, указав при регистрации себя и Салли как женатую пару.

Он умолял брата помочь:

– Да Бога ради, Бев! Она же ведьма, она все разрушит!

– Суккуб, значит, а [6]? Хотел бы я с ней повстречаться. Она правда так красива, как на твоем рисунке?

– Она необыкновенна, так что, Христа ради, забери ее у меня! Хочешь ее? Она твоя! – Ридли уже пытался избавиться от нее, представляя своим собутыльникам в салуне отеля "Спотсвуд". Но Салли, одетая в недавно приобретенный наряд, пусть и сводила с ума каждого офицера в отеле, отказывалась покидать Ридли. Она не собиралась извлекать глубоко засевшие в нем коготки ради неизвестности.

– Пожалуйста, Бев! – умолял Ридли.

"Как же я ненавижу", – подумал Бельведер Дилейни, греясь у камина, – "когда меня зовут Бев".

– Убивать ее ты не хочешь? – спросил он грозно.

Ридли, помешкав, затряс головой:

– Нет.

– И не дашь ей того, чего она хочет?

– Да не могу я.

– А просто отпустить ее?

– Да нет же, черт возьми.

– Сама она не уйдет?

– Ни за что.

Дилейни затянулся сигаретой и задумчиво выпустил колечко дыма в потолок.

– Подпаленный мост. Как по мне, так это забавно.

– Пожалуйста, Бев, пожалуйста!

– Я показал газетную заметку Ли, – произнес Дилейни. – Но он опроверг ее. Заверил меня, что это дело рук не наших людей. Думает, какие-нибудь разбойники подпалили мост. Наверное, тебе стоит сказать об этом Фалконеру. Разбойники! Он будет просто в восторге от этого словечка.

– Пожалуйста, Бев, Бога ради!

– Э нет, Итан, Господу точно не понравится то, что я собираюсь сделать с Салли. Ни на йоту не понравится. Но да, я могу помочь тебе.

Облегчение, которое испытал Ридли, глядя на брата, было почти осязаемым:

– Что ты собираешься сделать?

– Приведи ее ко мне завтра. Допустим, к углу Кэри и Двадцать четвертой, подальше от любопытных глаз. В четыре часа там будет стоять экипаж. Я могу быть там, а могу и не быть, в любом случае – заставь ее забраться в этот экипаж. А потом забудь о ней. Навсегда.

Ридли уставился на брата, разинув рот:

– Ты... ее убьешь?

Дилейни поморщился:

– Помилуй, не настолько я груб. Я... заставлю ее исчезнуть из твоей жизни. А ты будешь мне благодарен по гроб жизни.

– Буду, честное слово! – жалко поблагодарил его Ридли.

– Значит, завтра в четыре, на углу Кэри и Двадцать четвертой. А теперь иди к ней. Будь с ней поласковей, чтобы она ничего не заподозрила.

Полковник Вашингтон Фалконер игнорировал Старбака почти всё время, пока они ехали домой. Фалконер скакал рядом с капитаном Хинтоном, иногда с Мерфи, а иногда один, но всегда устанавливал высокий темп езды, будто хотел побыстрее отдалиться от места, где так неудачно закончился его набег.