Текст книги "Ватерлоо Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Эти мужчины расположились за гребнем холма, где рос вяз, и ждали. Квартирмейстеры распределяли места для батальонов на промокших полях. В лес отправили отряды лесорубов заготавливать дрова. В Мон-сен-Жан встали на стражу провост-маршалы, герцог Веллингтон особо предупредил, что у местного населения воровать воспрещается, но, несмотря на предупреждение, в деревне вскоре не осталось ни одной курицы. Люди разожги костры, пожертвовав для них несколько зарядов, без которых невозможно было запалить промокшие дрова. Никто не делал укрытий, для этого не хватало дерева, да и дождь все равно бы просочился сквозь щели. Красная краска от мундиров, промокнув, пачкала серые штаны и когда нас люди мало-помалу разошлись по своим перепачканным палаткам, их мундиры приобрела грязно серый цвет.

Кавалерия добралась до места к полудню. Офицеры штаба определили им место позади пехоты. Лошадей привязали к длинному ряду колышков, часть всадников начала косить траву, а других приставили к насосам качать воду в ведра. Кузнецы пошли проверять у усталых животных подковы и чинить их по мере надобности.

Артиллеристы расположили свои пушки чуть дальше гряды, и большинство орудий было скрыто из виду для любого наступающего врага, хотя пушки все равно могли стрелять вниз по склону. В центре холма, прямо возле вяза и живой изгороди спрятали еще несколько орудий.

Артиллеристы разместились возле опушки, недалеко от своих пушек и, как заметила пехота, у артиллеристов были свои палатки, артиллерия единственная в армии имела закрытые телеги. Ни одна пушка не может воевать без снабжения, а батарее из шести орудий требуется телега с запасными колесами, телега с фуражом, две телеги с разным имуществом, восемь телег боеприпасов, девяносто две лошади и семьдесят мулов. Так что территория между холмом и лесом вскоре была заполнена до отказа людьми и лошадьми. Дым от костров затянул все небо. Канавы затопило дождевой водой, и она полилась на поля, где должны были спать солдаты.

Несколько офицеров прошли чуть вперед, чтобы взглянуть на юг. Они видели, как последние части британской кавалерии и артиллерии добираются до места. Дорога опустела. Фермеры со своими семьями, чернорабочие и домашний скот давно уже ушли из трех ферм в низине долины. Никакого движения больше не было. Британские артиллеристы, стоя неподалеку от своих пушек, ждали своих целей.

Рано утром дождь прекратился, хотя ветер был все еще сырой и холодный. Некоторые пехотинцы попробовали высушить промокшие мундиры, раздевшись догола и развесив униформу над кострами.

Вдруг с холма раздался пушечный выстрел.

Несколько раздетых пехотинцев подбежали к гребню холма и увидели, что девятифунтовка выпалила в отряд французских кирасиров, скачущих по долине. Выстрел заставил этих бронированных всадников остановиться. Одна лошадь ржала и била ногами, а ее всадник лежал, не шевелясь. Остальные вражеские кавалеристы собрались возле дальнего склона возле Ла-Бель-Альянс. Возле гостиницы развернулась батарея из четырех французских орудий. Были различимы крошечные фигурки французских пушкарей, суетящихся возле пушек, затем они отбежали, и пушки выпалили в сторону британских батарей.

В ответ выстрелили все британские пушки на гребне холма. Массивный залп прогрохотал будто недавний гром. Весь гребень холма затянуло дымом, воздух наполнил свист ядер и глухие удары в грязь посреди вражеской кавалерии. Штабные офицеры поскакали вдоль гребня, приказывая артиллеристам прекратить огонь, но было уже поздно. Французские штабные офицеры, глядя на позиции британцев из таверны, увидели, что столкнулись не с горсткой отступающих пушек, а с артиллерией целой армии. По дыму они могли даже видеть, где расположены эти пушки.

Теперь Император знал, что отступление британцев закончилось, и генерал-сипай выбрал место сражения.

В местечке среди ферм, колосящихся полей, пастбищ, фруктовых садов стояли три фермы: как крепости, которые завтра французы должны будут взять, а британцы удержать. Это местечко называлось Ватерлоо.

Глава 11

– Неподходящий день для крикета, а, Шарп? – шуткой приветствовал Шарпа подполковник Форд, хотя шутки сейчас были вряд ли уместны. Полковник с майором Вином пригнулись возле живой изгороди, прячась от ветра за тремя сломанными зонтами.

Шарп счел это приветствие как знак того, что его простили за вчерашнюю узурпацию власти над батальоном. Шарп приказал батальону убегать к деревьям, а Форд в это время лишь раздумывал что делать, но вроде бы Форд не имел желания выяснять отношения. Вин, сидевший на корточках возле корней деревьев живой изгороди, недружелюбно взглянул на стрелка.

– Я хочу навестить мою старую роту. Если вы не против, Форд? – Говядина и хлеб, которые Шарпу предал Ребек, все еще лежали в сумке Шарпа. Ему не нужно было разрешение Форда, чтобы прийти к лагерю личных волонтеров Принца Уэльского, но спросить такого разрешения было бы любезным жестом, тем более после того как Ребек прочел Шарпу лекцию о пользе такта и дипломатичности. Лейтенанта Доггета Шарп услал в Ватерлоо, где расположились на постой генералы, но сам Шарп не желал встречаться с Принцем. Он предпочел ему компанию своего бывшего батальона.

Шарп и Харпер отыскали своих бывших сослуживцев, сидящих на корточках возле маленьких костров, разожженных из мокрой соломы и веток от живой изгороди. Майор д`Аламбор собирал письма тех, кто умел писать и кто хотел передать своим семьям весточку.

Снова пошел дождь. Люди проголодались и замерзли, хотя ветераны войны в Испании и говорили, что в сравнении с той кампанией эта – просто рай. Новобранцы же, не желая прослыть нюнями перед ветеранами, молчали и не жаловались.

Ветераны роты освободили место поближе к костру для Шарпа и Харпера, и Шарп заметил, что ветераны собрались возле одного костра, а новобранцы возле другого. Но даже ветераны нервничали в эту дождливую ночь. Шарп подтвердил слухи, что пруссаков побили, но обещал, что армия маршала Блюхера отступает по дорогам параллельно с британцами, и что маршал обещал с первыми лучами солнца выступить на помощь Веллингтону.

– А где сейчас пруссаки, сэр? – спросил его сержант Хакфилд.

– Там, – Шарп ткнул пальцем налево. Позиция личных волонтеров Принца Уэльского была на правом фланге британцев, почти по центру между вязом и дорогой, ведущей вниз к Угумону.

– А далеко они от нас, сэр? – продолжал расспросы Хакфилд.

Шарп пожал плечами.

– Не очень. – Собственно, он и сам не знал, ни где лагерь пруссаков, ни даже то, действительно ли маршал Блюхер собирается пойти на помощь, но Шарп понимал, что должен дать этим людям надежду. Новобранцы придвинулись поближе к ветеранам, чтобы послушать разговор. – Самое главное, – громко произнес Шарп, – что пруссаки подойдут утром и будут сражаться.

– Если дождь не прекратится, то нам потребуются не пруссаки, а чертов флот. – Рядовой Клейтон посмотрел на небо. Дождь хлестал по киверам дрожащих людей и стекал в канавы и туда, где стояли офицерские лошади.

– Этот дождь уничтожит весь урожай, – сказал Чарли Веллер, потом сорвал ржаной колос и покачал головой. – Все сгниет за неделю.

– Зато в следующем году урожай будет отличным. Кукуруза хорошо растет на мертвых телах, – ухмыльнулся Хэгмэн, самый старый солдат роты. – Мы уже видели это в Испании, верно, мистер Шарп? Мы видели, как овес вырастает выше лошадиного роста там, где были битвы. Корни питаются соками трупов.

– Они даже не закапывают их. Помните то место в Испании? Все эти черепа вокруг? – Клейтон наморщил лоб, припоминая название места, через которое их батальон проходил через несколько недель после сражения.

– Салли-Манкер, – подсказал Харпер.

– Да, точно! Там черепов валялось больше, чем васильков! – Клейтон специально сказал это громко, чтобы впечатлить новобранцев, жадно прислушивающихся к разговору, и не снизил голос даже когда близко к их биваку подошел голландско-бельгийский батальон пехоты. – Надеюсь, завтра эти ублюдки будут стоять в шеренге не рядом с нами, – враждебно сказал он.

Раздались одобрительные возгласы. И офицеры и рядовые батальона личных волонтеров Принца Уэльского могли между собой делиться на опытных ветеранов и зеленых новобранцев, но объединялись в нелюбви к чужакам, если только эти чужаки не доказали, что они такие же стойкие, изобретательные и умелые, как и красномундирники. Для них их батальон был всем, их семьей. Если ими руководили правильно, то они сражались яростно и умело, а если нет – то могли рассыпаться как проржавевший мушкет. Эта мысль заставила Шарпа взглянуть на полковника Форда.

Клейтон все еще с отвращением смотрел в сторону голландско-бельгийского батальона.

– Держу пари, что уж эти то спать лягут сытыми. Сволочи воевать не умеют, но вот пожрать мастаки, выглядят упитанными. А у нас тут ни крошки жратвы.

Дэнел Хэгмен рассмеялся.

– Помните ту ветчину, что мы продали португальцам? Это же были вы, мистер Шарп?

– Нет, не я, – сказал Шарп.

Ветераны начали весело подтрунивать.

– Это были вы! – Клейтон, умный и нахальный мошенник показал пальцем на Шарпа, затем рассказал ту историю для новобранцев. – Мы стояли рядом с португальскими парнями, а они уже подъели все до крошки и страшно голодали, а мистер Шарп разрубил несколько французов на куски, подкоптил над костром и продал их португальцам, выдав за ветчину.

Новобранцы нервно сглотнули и взглянули на офицера, который, казалось, смутился от рассказа.

– Ну, португальцы вроде не жаловались, – сказал Харпер.

– Вы правда сделали это? – очень тихо спросил Шарпа д`Аламбор.

– Господи, конечно нет. Это был другой стрелок. Португальцы тогда сожрали даже своих собак, вот кто-то и решил сотворить с ними такую шутку, – Шарп был удивлен, что эту историю теперь приписывают ему, но знал, как люди любят придумывать, фантазировать и обвешивать любую историю всякими подвигами, поэтому было бесполезно пытаться отрицать что-либо.

– Неплохо бы иметь этих португальцев рядом с собой завтра. – Дэниел Хэгмен зажег свою трубку прутиком из костра. – Они тогда отлично дрались, – это заявление тоже заслужило одобрительные слова ветеранов.

– Завтра ведь все будет нормально, мистер Шарп? – спросил Чарли Веллер с явным беспокойством в голосе.

– Все будет отлично, парни. Запомните одно. Сперва убивайте их офицеров, цельтесь в живот людям и лошадям, – он говорил это для новобранцев, которые никогда не сражались, им не помешает знать что-нибудь, что придаст им уверенности в сражении.

Веллер потрогал банку с водой, она была все еще едва теплой. Он подбросил еще хвороста в костер. Шарп надеялся, что парень останется в живых. Веллер не был похож на других. Это был сельский парень, вступивший в армию из чувства патриотизма и жажды приключений. Эти мотивы помогли ему стать хорошим солдатом, хотя и не лучше тех, которые польстились на королевский шиллинг[14]14
  Если человек брал королевский шиллинг у вербовщика, то по закону он становился призванным и уже не мог избежать армии. Когда Англия нуждалась в большом количестве солдат, то вербовщики прибегали к ухищрениям, бросали шиллинг в кружку пива и «угощали» молодых мужчин в тавернах. Выпить пива с монетой на дне тоже считалось взять шиллинг и, таким образом, завербоваться в армию. Через некоторое время никто не рисковал выпить «дармовую» кружку пива. В общем-то эта привычка настолько укоренилась в англичанах, что они долгое время и после войны и не угощали пивом друзей (могли побить) и не принимали угощение от других.


[Закрыть] или попавших в армию по менее благородным мотивам. Клейтон был вором, и, скорее всего, его бы повесили, если бы он не надел красный мундир, но его хитрость и скрытность сделали его отличным стрелком. Большинство людей вокруг костра были пьяницами и преступниками. Это были отбросы Британии, но в бою они были упрямы, как мулы. По мнению Шарпа они были отличными бойцами, и он бы не предпочел им никаких других. Выглядели парни отнюдь не воинственно: маленького роста, покрытые шрамами, беззубые и грязные, но завтра они покажут Императору, как могут драться британцы, хотя сейчас их больше всего волновал вопрос, когда же прибудет положенная порция рома.

– Квартирмейстер обещал, что к полуночи они доберутся, – сказал роте капитан д`Аламбор.

– Сволочи обозные, – сказал Клейтон. – Наверняка уже дрыхнут.

Шарп с Харпером провели в роте еще с полчаса, рассуждая о шансах захватить у французов передвижной бордель. Все британские солдаты были убеждены, что французы ходят в поход с подобными борделями; его еще никогда не удавалось захватить, однако он прочно занимал место в солдатских верованиях как некий достойный военный трофей.

– Они неплохо держатся, – сказал Шарп д`Аламбору. Офицеры пошли к гребню холма, а Харпер отправился за лошадьми.

– Да, неплохо, – подтвердил д`Аламбор. Он все еще был одет в бальную одежду, уже всю перепачканную и изодранную. Его штатный мундир куда-то запропастился вместе с остальным багажом. С одного бального башмака слетела пряжка, и башмак держался на ноге с помощью веревки, обмотанной вокруг стопы. – Они хорошие ребята, – с теплотой сказал он.

– А ты как, Дэлли?

Питер д`Аламбор печально улыбнулся.

– Никак не могу избавиться от зловещего предчувствия. Это смешно и глупо, я знаю, но не могу.

– У меня было такое перед Тулузой, – признался Шарп, – Паршиво было, но я ведь жив.

Д`Аламбор, который бы не признался в своем страхе ни перед кем, кроме самых близких друзей, помолчал минуту.

– Я смотрю на пшеницу возле дороги и размышляю. Вы замечали, что где бы не прошли наши телеги снабжения, то зерно везде опадает? Оно растет целый сезон, а затем просто погибает. По-моему, это очень похоже на жизнь солдата. Мы проходим, оставляем после себя след, а потом умираем.

Шарп уставился на своего друга.

– Боже мой, да ты совсем плох!

– Тяжелое наследие предков-гугенотов, я полагаю. Меня мучает, что я попусту трачу жизнь. Я говорю себе, что я тут, чтобы наказать французов, но правда в том, что только шанс получить майорский чин держит меня в армии. Мне нужны деньги, понимаешь, но это низменный мотив. Это ведь плохо, идти в армию из-за денег, верно? И поэтому мне суждено остаться здесь, удобрять бельгийскую рожь.

Шарп покачал головой.

– Я тоже здесь только из-за денег, приятель. – Они дошли до гребня холма и могли видеть вереницу французских костров за перевалом. – Так что ты будешь жить, Дэлли.

– Ну я так и говорю себе, а затем снова убеждаюсь в обратном. – д`Аламбор помолчал, затем сказал: – За пару пенсов я бы ускакал и спрятался. Я думаю об этом весь день.

– Такое бывает со всеми, – Шарп помнил свой собственный страх перед сражением в Тулузе. – Страх исчезнет, как только начнется битва, Дэлли. Ты ведь знаешь это.

– Я не один такой, – д`Аламбор не обратил внимание на слова Шарпа. – Сержант Хаксфилд вдруг начал читать Библию. Если бы я не знал его, я бы заподозрил, что он заделался методистом. Он сказал мне, что «отмечен смертью» и умрет в этой кампании, хотя он не беспокоится об этом, ибо его душа вместе с Богом. Майор Вин заявил то же самое. – д`Аламбор неприязненно взглянул в сторону живой изгороди, где прятались от дождя полковник Форд и майор Вин. – Они спрашивали меня, не думал ли я о том, чтобы провести завтра утром церковную службу. Я сказал им, что это дурацкая идея, но не сомневаюсь, что они отыщут какого-нибудь дурака-капеллана, который проведет им службу. Вы заметили, какими мы становимся набожными? Мы не были такими в Испании, и вдруг праведные добродетели завладели старшими офицерами. Утром я тоже помолюсь, но не собираюсь делать это при всех. – Он попытался очистить грязь со своих туфель пучком травы, но бросил это безнадежное занятие. – Извините, Шарп. Мне не следовало загружать вас этим.

– Да бросьте вы, все нормально.

– До вчерашнего дня все было нормально. – продолжил д`Аламбор, – но те всадники лишили меня мужества. Я трясся от страха как младенец, когда они атаковали нас. Ну и из-за полковника тоже. Я совсем потерял веру в Форда. А еще из-за Анны, я чувствую, что не заслуживаю, а когда человек слишком счастливый и удачливый, то его ждет расплата за это.

– Любовь делает нас уязвимыми, – признал Шарп.

– Разве это правильно? – сказал д`Аламбор, – ведь мы делаем доброе дело и это должно придавать нам уверенности.

– Добро дело?

– Мы бьем французов, – объяснил д`Аламбор.

Шарп улыбнулся.

– Несомненно, они говорят то же самое о нас.

Д`Аламбор помолчал минуту, затем вдруг с пылом в голосе сказал:

– Я не имею ввиду Люсиль, разумеется, но французы – это отвратительный народ, Шарп. Я не забыл, что они сделали с моей семьей и нашими собратьями по вере. А их революция? Все эти погибшие невинные бедняги. И Бонапарт не лучше. Он нападает, затем ворует все из завоеванных стран и при этом постоянно твердит о добродетели, законности и славе французской цивилизации. Их добродетели фальшивые, закон применяется только для собственного обогащения, а их цивилизация – это кровь.

Шарп никогда не ожидал услышать от своего элегантного апатичного друга такой враждебности.

– Большинство французов не такие, Питер.

Д`Аламбор, казалось, смущен тем, что выдал свои чувства.

– Прощу прощения. Вы, должно быть, считаете меня слишком резким. Мне нравится Люсиль, вы знаете это. Разумеется, французы не злые, но их правительство…, – он запнулся, видимо не желая высказаться о французах еще хуже.

Шарп улыбнулся.

– Там, где мы с Люсиль жили, говорили, что Франция благословлена Богом и проклята Парижем. Они считают Париж злым местом, населенным отвратительными и жадными людьми.

– Прямо как Лондон, – д`Аламбор тоже улыбнулся, – Вы же не скажете Люсиль о том, что я сказал сейчас про французов? Мне бы не хотелось обижать ее.

– Естественно, не скажу.

– Может, вы окажете мне одну услугу?

– С удовольствием.

Д`Аламбор достал из кармана влажное измятое письмо.

– Если меня завтра убьют, передайте это Анне. И скажите ей, что я не страдал, что я умер мгновенно. Никаких хирургов, ампутаций, никаких ран, всего лишь пуля в сердце, какой бы на самом деле ни оказалась моя смерть.

– Мне не придется передавать ей это письмо, но я сохраню его, и вы сделаете это сами, – Шарп запихнул письмо в карман, затем повернулся на раздавшиеся справа мушкетные выстрелы, рядом с поместьем Угумон.

Группа французов убегала от сада, откуда раздались мушкетные выстрелы британцев. Шарп увидел красномундирников, идущих вперед между деревьев к югу от фермы. Должно быть, французы послали целый батальон, чтобы разведать, есть ли на ферме гарнизон или же противник отправил солдат лишь на заготовку дров, однако голубые мундиры наткнулись на плотный огонь. С фермы к лесу бежали еще британцы.

– Что меня раздражает, – д`Аламбор даже не обратил внимания на перестрелку, – это то, что я не знаю, как я умру.

Шарп презрительно мотнул головой, как бы отгоняя страхи друга.

– К исходу лета, друг мой, мы с тобой будем сидеть в парижском кабаке и пить вино. И возможно даже не будем вспоминать этот день в Бельгии! А ты отправишься домой, женишься на Анне и будешь счастлив.

Д`Аламбор рассмеялся.

– А вы, Шарп, что будет с вами? Вы вернетесь в Нормандию?

– Да.

– А местные жители как отнесутся, что вы воевали против Франции?

– Не знаю. – Эта мысль часто посещала и Шарпа, и Люсиль. – Но я бы хотел вернуться, – продолжил Шарп. – Там я счастлив. Я хотел сделать в этом году немного кальвадоса. В поместье когда то его немало заготавливали, но уже лет двадцать или больше не делали. Местный доктор мне помогает. Он хороший человек. – Шарп вдруг припомнил встречу с лордом Джоном и его расписку, которая, если была не просто писулькой, позволит столько много сделать в поместье Люсиль. – Я сегодня встретил этого гада, Розендейла. Заставил его написать расписку. Полагаю, что вы не против.

– Ну конечно нет, – сказал д`Аламбор.

– Странно, но мне он начал нравиться. Не знаю, почему, но мне его жалко.

– Возлюби врага своего, – с издевкой процитировал д`Аламбор. – Благословите проклинающих вас, ненавидящим вас делайте добро. Я ведь говорил вам, что мы стали более набожными, даже вы.

– Однако завтра мы будем убивать французов, – улыбнулся Шарп и протянул д`Аламбору руку. – С тобой все будет в порядке, Питер. И завтра вечером мы вместе посмеемся над сегодняшними страхами.

Они пожали друг другу руки.

Французы отступили из сада, и огонь затих. На западе мелькнула молния, прокатился раскат грома, и снова начался сильный дождь.

Две армии собрались и ждали наступления утра.

* * *

На двери каждого дома в Ватерлоо была сделанная мелом надпись: это квартирмейстеры помечали какие в каких домах будут расквартированы офицеры штаба. На гостинице напротив церкви были написаны слова «Его Светлость Лорд Веллингтон», а на находящемся через два дома двухэтажном особняке «Граф Оксбриджский». А на следующем доме «Его Королевское Высочество Принц Вильям Оранский». В эту ночь крышей над головой маркизов и графов стали домики с соломенными крышами и кучами навоза под окнами, но те, у кого была крыша над головой, могли считаться счастливцами, им не придется терпеть холод и дождь.

В доме графа Оксбриджского возле обеденного стола с вареной говядиной с бобами толпились офицеры. Это был ранний ужин, ибо весь штаб должен будет встать задолго до рассвета. В центре стола, рядом с канделябром, лежала сломанная сабля лорда Джона. Один из офицеров увидел, что сабля сломана, когда лорд Джон хотел ее выбросить, и спросил, как это он умудрился сломать оружие. Сказать правду было невозможно, и лорд Джон придумал подходящее объяснение.

– После того как ракета взорвалась, – объяснил он штабным офицерам, – проклятая лошадь понесла.

– Тебе надо поучиться ездить верхом, Джон.

Лорд Джон подождал, пока утихнет хохот.

– Скотина понеслась в лес по другую сторону дороги, а там прятались трое улан.

– В зеленых мундирах или в красных? – спросил граф Оксбриджский, только что вернувшийся с совещания у герцога Веллингтона, садясь на свое место за столом.

– В зеленых, Гарри. – Это он знал, так как видел отступающих от лейб-гвардейцев улан в зеленых мундирах. – Я застрелил одного из пистолета, но его пришлось бросить и вытащить саблю. Черт возьми, это был весьма дорогой пистолет.

– Капсюльный пистолет Мортимера, с нарезным стволом, – подтвердил стоимость пистолета Кристофер Мэнвелл. – Обидно потерять такой, Джон.

Лорд Джон пожал плечами, давая понять, что это пустяки.

– Второй улан бросился на меня, я отбил острие копья саблей и воткнул ее ему в живот, а третий гаденыш чуть не насадил меня на копье, как цыпленка на вертел. – Он скромно улыбнулся, – я уже думал, что погиб. Я рубанул его, но он увернулся. Вытащил свою саблю и, отбивая его удар, моя сабля сломалась. А затем, третий француз повернулся и ускакал прочь.

Офицеры посмотрели на сломанную саблю, лежащую, как трофей, на столе.

– Фокус в том, – сказал Розендейл, – чтобы увернуться от копья. После этого это не труднее, чем резать кроликов. В самом деле.

– Пока твоя сабля не сломается, – сухо сказал Кристофер Мэнвелл.

– Да, пожалуй.

Граф нахмурился.

– Ну, если третий убежал прочь, чего ж ты не подобрал свой дорогой пистолет, Джонни?

– Там могли быть и еще уланы. Я подумал, что лучше убраться побыстрее! – лорд Джон смущенно улыбнулся. – Честно говоря, Гарри, я перепугался! Короче, я хлестнул лошадь и умчался оттуда как умалишенный!

Кристофер Мэнвелл, который казался впечатленным этой историей менее других офицеров, подтвердил последние слова Розендейла.

– Ну да, он вернулся на дорогу бледный, как полотно.

– Молодец, Джонни, отлично сработано, – сказал граф Оксбриджский. – Убил парочку мерзавцев. Молодец. – Раздались аплодисменты, затем Кристофер Мэнвелл спросил графа, о том, что обсуждалось на совещании герцога Веллингтона.

Но у графа не было никаких новостей. Он был второй по чину в армии после герцога и хотя этот пост давал ему право знать, что герцог запланировал на завтра, на его вопрос он не получил ответа. Герцог сказал, что его планы полностью зависят от Наполеона, а поскольку Наполеон не взял на себя труд информировать Веллингтона о своих планах, то и Веллингтон ничего не может сказать графу.

– Полагаю, что мы дадим ему атаковать нас, а затем погоним прочь, – лениво сказал граф, будто то, что случится завтра, было ему совсем неинтересно.

– А пруссаки на подходе? – спросил Мэнвелл.

– Я думаю, что придется воевать без чертовых германцев, – граф подвинул коробку с сигарами к середине стола. – Но одно я знаю точно, джентльмены. Без сомнения, Англия будет гордиться своей кавалерией.

– Браво! – воскликнули офицеры.

После ужина Кристофер Мэнвелл отыскал Розендейла, стоящего на крыльце дома и смотрящего куда-то вдаль.

– Хотел бы я быть там и помочь тебе с теми уланами, – сказал Мэнвелл.

Возникла пауза, и уже казалось, что лорд Джон не ответит, затем он пожал плечами.

– Гарри так уверен в нашей завтрашней победе.

Мэнвелл затянулся сигарой.

– Странно, Джонни. После того как ты вышел из леса, буквально через пару мгновений после тебя оттуда выехал полковник Шарп. Тебе повезло, что он тебя не заметил.

Снова возникла пауза, затем Розендейл с горячностью заговорил.

– Он меня заметил. И конечно, там не было никаких улан. А что я должен был сказать? Сказать Гарри и всем остальным как меня унизил этот стрелок?

– Прости, – Мэнвелл был впечатлен признанием Лорда Джона и смущен, что заставил друга страдать своим вопросом.

– Я написал ему расписку. И это не принесет мне ничего хорошего. Джейн не даст мне денег, пока я не женюсь на ней, но Шарп этого не знает, – рассмеялся вдруг лорд Джон. – Он дал мне кусок веревки и сказал, что это такой развод по-крестьянски. Сказал, что я могу жениться на ней.

Мэнвелл улыбнулся, но ничего не сказал. В канавах по сторонам мощеной дороги бурлила вода. По улице прямо по лужам с проклятиями бежал часовой открывать ворота для офицера. Ординарец повесил лампу над конюшней дома, где был расквартирован Принц Оранский.

– Это вопрос чести, – сказал лорд Джон, глядя в темноту.

– Прошу прощения?

– Завтра все будет решаться. – Он был слегка пьян и в его голосе были отголоски истерики. – До вчерашнего дня я и не предполагал, что такое битва. В ней нет компромисса. Победа или поражение, ничего промежуточного. Это так просто. Возможно, поэтому у лучших солдат такие простые мысли, – он наклонил факел, чтобы видеть своего друга. – Понимаешь, чтобы сохранить женщину я должен убить мужчину, а мне не хватит духу сделать этого. Да он и не заслуживает смерти! Это ведь его деньги! Но если я поступлю как честный человек, то потеряю женщину, а я не знаю, как смогу жить без нее.

– Уверен, что сможешь, – прервал было Розендейла Мэнвелл, но лорд Джон не замолчал.

– Нет! – Лорд Джон не мог говорить об этом. Он спросил у Мэнвелла. – Как ты считаешь, утраченную честь можно восстановить на поле боя?

– Не знаю места лучше, чтобы сделать это, – Мэнвелл почувствовал жалость к своему другу. До этого момента он не осознавал, как сильно обесчестил себя лорд Джон.

– Значит завтра самый важный для меня день, – сказал Лорд Джон, – ибо завтра я верну свою честь в отчаянной битве, – он улыбнулся, сознавая драматичность своих слов. – Но чтобы сделать это мне понадобится сабля, а моя запасная сабля в Брюсселе. Буду признателен, если ты одолжишь мне одну из своих.

– С удовольствием.

Лорд Джон посмотрел в темноту.

– Хотел бы я, чтобы это прекратилось. Я имею ввиду дождь, – поспешно добавил он.

– Мне кажется, он уже слабеет.

На западе небо разрезала молния, через несколько секунд раздался раскат грома, будто на небе выстрелили из пушки. Из домов на улице доносились смех и пение, изредка прерываемые звуком затачиваемого о точильный камень лезвия. На звук грома воем откликнулась собака, а в конюшнях заржали лошади.

Лорд Джон зашел в дом. Он может вернуть честь и Джейн, став героем. Завтра.