Текст книги "Ватерлоо Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Бегите! – он пришпорил лошадь, таща за собой знамена. Первые беглецы уже добежали до деревьев, где Харпер начал выстраивать их в линию.

Позади Шарпа вскрикнул сержант: настигнувший его кирасир махнул саблей, однако алебарда сержанта ткнулась в лошадь и та упала прямо на пути улана, вынужденного осадить своего коня. Слева на знамена набегал гусар, но майор Миклвайт с саблей вынудил его защищаться. Он отбил легонькую саблю Миклвайта в сторону и чиркнул майора прямо по горлу. Тяжелая лошадь кирасира догнала прапорщика, потерявшего сапог, и ударом копыт в спину убила его. Улан метнул пику, она пробила знамя и потащилась по земле вслед за ним. Вперед ринулись еще двое улан, но они оказались слишком близко к деревьям, где прятался Патрик Харпер с семиствольным ружьем в руках. Один залп ружья выбил обоих улан с седел, а громоподобный звук выстрела заставил других французов поискать жертвы полегче.

Шарп пригнулся к голове лошади, пробираясь сквозь заросли папоротника и оказался в лесу. Он бросил знамена и повернул лошадь лицом к набегавшим французам.

Но французы отклонились в сторону. Они догоняли пеших солдат и резали их, убивали британских офицеров, оставшихся прикрывать отход солдат, но в лес они заходить опасались, ведь там не разовьешь большую скорость, поэтому выискивали добычу полегче. Позади них в луже собственной крови валялся майор Миклвайт. Капитал Карлайн тоже был мертв, как и капитан Смит и три лейтенанта, но остальной батальон спасся в лесу.

Стоящий рядом с личными волонтерами Принца Уэльского 33-й батальон также побежал к деревьям, а 30-й батальон сформировал грубое каре, но его оказалось достаточно, чтобы обеспечить защиту от потока французской кавалерии. Кавалерия не обращала внимания на каре, ибо позади него находился 69-й батальон, который и каре не сформировал, и к лесу не побежал, он просто стоял в линии с мушкетами наготове, и кавалерия ринулась на эту линию, забыв про остальные три батальона.

– Огонь! – прокричал майор.

Мушкеты выстрелили. Десяток кирасир рухнули, но остальные кирасиры, уланы и гусары налетели на батальон.

Кирасиры врезались во фланг 69-го батальона. Рядовой ткнул байонетом, но тут же получил удар саблей в голову. Тяжелая кавалерия врубилась в шеренги красномундирников и они рухнули, как гнилое дерево. Пехота рассеялась, делая себя еще более уязвимой для вражеских клинков. Французы были впереди и сзади, крошили фланги батальона и с каждым взмахом сабли падал очередной солдат в красном мундире.

Затем на рассеявшийся батальон набежали уланы, и строй окончательно сломался. Французы что-то кричали. Улан заколол пикой одного солдата и ударил снова. Несколько пехотинцев бросились бежать к лесу, но их легко догнали и закололи. Для французов это было не сложнее, чем тренироваться с мешками, набитыми соломой.

Вокруг знамен батальона собралась кучка пехотинцев. Это были сержанты с алебардами, офицеры с саблями и рядовые со штыками. Французы атаковали их. Уланы издалека пытались достать их копьями. Одно копье ударилось в пехотинца с такой силой, что проткнуло тело насквозь. Спешившегося кирасира застрелил из пистолета офицер. Гусар отвел лошадь назад и ринулся на кучку людей. Два офицера упали под копыта, а гусар рубанул саблей. В его левое бедро воткнулся байонет, но француз даже не почувствовал этого. Его лошадь укусила кого-то, снова шикнула сабля, затем гусар так отпустил саблю, что она повисла на темляке на запястье, и схватил одно знамя. Другое знамя исчезло из виду. В гусара сделали выпад сразу двумя байонетами, но гусар устоял. Здоровенный британский сержант выхватил у него древко с флагом. Улан бросил свою лошадь в схватку, топча и здоровых и раненых, и воткнул пику в сержанта. Острие вышло из спины сержанта, он все еще стоял, затем набежавший кирасир ударил его по голове сабле и сержант, наконец, упал.

Гусар схватил древко со знаменем. Британский майор вцепился в знамя, но улан поразил его в живот. Майор закричал, выронил саблю и отпустил знамя. Гусар истекал кровью, но сумел развернуть ошеломленную от крови лошадь, держа захваченное знамя над головой. Остальная французская кавалерия проскакала мимо, направляясь к перекрестку, где стояло еще больше пехоты, но гусар уже получил свой трофей.

69-й батальон был уничтожен. Несколько людей спаслись, некоторые были живы, но притворились мертвыми под грудами трупов, но остальной батальон был повержен. Люди погибли от ударов пик уланов, сабель гусар и палашей кирасиров, под копытами лошадей. Батальон, недавно казавшийся непоколебимым, превратился в кучу окровавленных тел. Сотни тел, мертвых, умирающих, стонущих, кричащих. Кавалерия оставила их, не из жалости, а просто потому, что некого больше было убивать. Кусочек бельгийского поля превратился в бойню, от кусков мяса и луж крови в жаркий воздух поднимался пар.

Кавалерия понеслась к перекрестку, где вновь прибывшая артиллерия приветствовала их выстрелами, а пехота стояла в каре, так что кавалеристам там ничего, кроме смерти, не светило. Пехотинцы прицелились в лошадей, зная, что без лошади всадника ничего не стоит убить, зато в лошадь попасть гораздо легче. Их бы в минуту перемололи в кашу пушки и залпы пехотинцев, так что Келлерман отдал трубачам приказ трубить отход, и кавалерия повернула назад.

Постепенно выжившие из 69-го батальона выползали из-под тел погибших и из лесу. Один солдат, чуть не сойдя с ума от воспоминаний и от того, как он чуть не захлебнулся кровью своего сослуживца, прячась под его телом, упал на колени и рыдал. Сержант, придерживая рукой выпадавшие от удара саблей по животу кишки, встал, пытался отойти назад, но снова упал.

– Я в порядке, я в порядке, – твердил он кому-то. Другой сержант, ослепший от удара сабли по глазам и с пронзенным пикой животом, проклинал все на свете. Лейтенант с почти отрубленной рукой, пошатываясь, будто пьяный, бродил среди тел.

Выжившие оттаскивали еще живых от мертвых, а мертвых от королевского знамени. Рядом с ним лежал майор, отчаянно пытавшийся спасти знамя подразделения. Он был мертв, проткнут пикой, все еще торчавшей из спины. На майоре были белоснежные чулки и танцевальные туфли с золотыми пряжками, а на кивере странным образом сохранилось неповрежденное страусиное перо. Солдат сорвал с него это перо и выбросил прочь.

В четверти мили к югу к своим сослуживцам медленно скакал окровавленный французский гусар. В руке он держал захваченное знамя, которым размахивал и что-то победно кричал. Его друзья скакали за ним и хлопали в ладоши.

Шарп из-за деревьев наблюдал за ним с винтовкой в руках. Гусар пока был в пределах досягаемости. Харпер со своей винтовкой стоял рядом с Шарпом, но никто из них не поднял оружие. Они однажды покинули поле боя с вражеским знаменем в руках и теперь спокойно наблюдали за таким же триумфом другого человека.

– Он будет офицером еще до наступления ночи, – сказал Харпер.

– Ублюдок это заслужил.

Позади Шарпа стояли личные волонтеры Принца Уэльского с бледными лицами. Даже ветераны, прошедшие через испанскую кампанию стояли молча. Они были испуганы, но не врагами, а некомпетентностью собственных офицеров. Полковник Форд не подошел к Шарпу, а стоял в отдалении и удивлялся, почему это его рука трясется как осенний лист на ветру.

Д`Аламбор с саблей в руке подошел к двум стрелкам. Он посмотрел мимо них на захваченное знамя 69-го батальона и покачал головой.

– Я пришел поблагодарить вас. Если бы вы не приказали убегать, мы были бы мертвы. А я только что стал майором.

– Поздравляю.

– Я тоже очень доволен. – с сарказмом сказал д`Аламбор. Он хотел этого повышения, ведь только из-за него он остался в батальоне, но не такой ценой.

– Ты остался в живых, Питер, – успокоил его Шарп, – ты жив.

– Чертов ублюдок, – злобно посмотрел д`Аламбор на Форда. – Ублюдок, ублюдок и еще раз ублюдок. Почему он не приказал встать в каре?

Прозвучал рожок. На перекрестке появились свежие войска. Масса людей вставала в линию поперек поля. Артиллерия была среди пехоты, а также куча всадников. Прибыла британская кавалерия.

– Полагаю, теперь мы выиграем сражение! – д`Аламбор медленно вложил саблю в ножны.

– Пожалуй, – сказал Шарп.

Но пока были только поражения.

* * *

Зазвучали барабаны, мушкеты опустились параллельно земле, и линия британской пехоты пошла вперед. Пехота пошла по смятой соломе, по лужам крови среди трупов людей и лошадей.

С южного края леса, где люди Принца Веймарского продержались весь день, гвардейская дивизия атаковала фермы. Французская пехота пыталась дать им отпор, но не устояла. Красномундирники перешли ручей, отбили ферму Жемонкур, затем пошли вверх по склону. Далеко слева стрелки заставили французов отойти и из ферм на восточной стороне поля.

Каждый дюйм, захваченный днем маршалом Неем, был отбит. Британская линия при поддержке артиллерии и кавалерии надвигалась как сказочное чудовище. Французы, внезапно оказавшиеся в меньшинстве, отступили к Фрасне. Катр-Бра удержали, и дорога к пруссакам осталась открыта. Звуки битвы между Блюхером и Наполеоном все еще раздавались в вечернем небе, но уже темнело, да и тучи на западе закрывали остатки солнца.

Лорд Джон Розендейл, скакавший позади британской легкой кавалерии, остановился перед телом мертвого кирасира. Из вспоротого живота вывалились кишки, разбросанные по дороге. Лорда Джона чуть не вырвало, но он сдержался. Он тяжело сглотнул и повел лошадь дальше. Мертвый британский стрелок с раздробленным черепом валялся во ржи и на его мозгах сидел рой мух. Затем он увидел французского вольтижера – тот был весь покрыт кровью, но был еще жив, лишь дрожал. Он посмотрел на лорда Джона и попросил воды. Лорд Джон застыл в шоке, затем повернул лошадь и поскакал к перекрестку, где готовили ужин его слуги.

В сараях позади перекрестка приступили к своей работе ножами и пилами хирурги. К потолку сараев подвесили лампы. Какой-то шотландец молча перенес операцию по ампутации раздробленной пушечным ядром голени.

Шарп и Харпер, понимая, что полковник Форд не очень-то хочет их видеть, отъехали подальше и остановились неподалеку от перекрестка.

– А я-то думал, что в моих услугах уже не нуждаются, – сказал Шарп.

– К утру они захотят, чтобы ты вернулся.

– Может быть.

Два стрелка привязали своих лошадей к деревьям, и Шарп отошел подальше от кусочка земли, где погиб 69-й батальон. Он подобрал четыре байонета и снял с двух тел кожаные шнурки от сапог. В лесу он разжег костер с помощью пороха. По четырем сторонам от костра Шарп воткнул четыре байонета и положил на них нагрудник кирасира, который Харпер подобрал ранее. Он продел шнурки в отверстия на плечах и поясе нагрудника и стал ждать.

Харпер взял нож и пошел на поле боя. Он подошел к мертвой лошади и отрезал от туши толстый кусок мяса. Затем, держа мясо, с которого капала кровь, в левой руке, он подошел к орудиям и зачерпнул пригоршню топленого жира, которым пушкари смазывали ступицы колес.

В лесу Харпер положил жир на нагрудник, срезал с куска мяса остатки шкуры и положил мясо сверху на жир.

– Я напою лошадей, пока мясо жарится.

Шарп кивнул. Он бросал в огонь ветки, которые отрубал палашом. Утром, перед тем как армия уйдет на воссоединение с войсками Блюхера, надо будет найти оружейника, чтобы выправить и заточить лезвие палаша. Затем он поразмышлял над тем, следует ли ему вообще идти с армией на следующий день. Принц снял с него полномочия, так что он может скакать в Брюссель и уезжать с Люсиль и ребенком в Англию.

Шарп привязал нагрудник продетыми в отверстия ремешками к байонетам и получилось что-то наподобие гамака над костром. К тому времени, как Харпер привел лошадей обратно от ручья, мясо уже шкворчало в кипящем жире.

Наступила ночь. В битве за перекресток было убито или ранено девять тысяч человек, а некоторые из раненых все еще стонали в темноте. Специальная партия все еще искала раненых, но кому-то из них придется дожидаться завтрашнего утра.

– Сегодня пойдет дождь, – сказал Харпер, понюхав воздух.

– Да, скорее всего.

– Как приятно иметь приличную еду, – к костру подбежала собака, но Харпер бросил в нее кусок земли, и она отбежала подальше.

Шарп дождался, пока мясо поджарится почти до черноты, аккуратно разделил его напополам и протянул кусок Харперу на острие ножа.

– Это твой.

Держа мясо на остриях, они обглодали его и разделили между собой флягу вина, найденную Харпером у убитого улана. На восточном небе, все еще затянутом дымом, уже начали появляться первые звезды. На западе было еще темнее из-за нависающих туч. Со стороны перекрестка доносилось пение, а из леса меланхоличный звук флейты. Над местом, где маршал Ней разбил бивак, небо отливало красным от французских костров.

– Лягушатники сегодня неплохо повоевали, – неохотно сказал Харпер.

Шарп кивнул и пожал плечами.

– Им надо было пустить пехоту в атаку. Если бы они это сделали, то победили бы.

– Возможно, завтра они так и сделают.

– Если пруссаки не напинали Бони и не выиграли войну за нас.

Шарп достал из седельной сумки бутылку кальвадоса, отхлебнул глоток и протянул Харперу. Флейта продолжала играть. Когда-то он хотел научиться играть на флейте и в последний раз попробовал прошлой зимой, но вместо этого вечерами он изготавливал люльку для ребенка. Сначала он хотел украсить ее изображениями цветов, но потом понял, что это для него слишком сложно, поэтому вырезал узоры барабанов и оружия, не требовавшие такого мастерства резьбы. Люсиль была весьма удивлена столь воинственным украшением колыбельки для ее ребенка.

– Вы собираетесь увидеться с Принцем? – спросил Харпер.

– С какого хрена я должен это делать? К дьяволам ублюдка.

Харпер издал смешок. Он сел, опершись на седло и посмотрел на место недавней битвы.

– Это ведь не так, как там?

– Там, как где?

– Не так, как в Испании, – Харпер помолчал, вспоминая тех, с кем воевал в Испании, затем назвал имя одного из них. – Милашка Вильям.

Шарп хмыкнул. Капитан Фредриксон когда-то был другом, таким же, как и Харпер, но они стали соперниками в споре за Люсиль, Фредриксон проиграл и не простил Шарпу своего поражения.

Харпер, которому не нравилась размолвка двух офицеров, протянул Шарпу бутылку.

– Мы могли бы быть вместе с ним сегодня.

– Да, могли бы, – капитан Фредриксон находился в Канаде, один из тысяч ветеранов, которых разбросало по миру, а это означало, что с Императором будут сражаться новички, никогда не бывавшие в сражении и которые стояли перед атакующей кавалерией как кролики перед удавом.

Вдалеке на западе сверкнула молния, и раздался звук грома.

– Завтра будет дождь, – повторил Харпер.

Шарп зевнул. Ну, по крайней мере, сегодня вечером сухо, а он отлично наелся. Что еще солдату надо. Он вдруг вспомнил, что сегодня лорд Джон должен был прислать долговое обязательство, но не прислал. Эту мелочь можно оставить и до утра, а теперь он завернулся в плащ, подаренный Люсиль и через несколько секунд уже крепко спал.

Кампания длилась уже сорок один час.

Глава 10

За короткую летнюю ночь к перекрестку подошли еще батальоны пехоты, кавалерийские эскадроны и орудийные батареи, и таким образом, к рассвету собралась почти вся армия герцога. Вновь прибывшие разглядывали тела, лежавшие тут и там на поле боя. Протрубил побудку горн, и раненые, пролежавшие всю ночь во ржи, жалобно молили о помощи. Ночных часовых сменили дневные, которые тоже уставились в сторону Фрасне, где горели костры французов. Костры британцев разожгли сильнее, подсыпав в них пороху и подбросив дров. Люди обшаривали свои сумки, доставая чайные листья и бросая их в котлы. Офицеры, расхаживая из батальона в батальон, разносили новости о том, что маршал Блюхер отбил атаку Наполеона, и теперь казалось очевидным, что французы отступят перед лицом объединенной прусско-британской армии.

– На следующей неделе мы уже будем во Франции, – заверил какой-то пехотный капитан своих людей.

– Париж в июле! – провозгласил сержант, – парни, вы только подумайте о парижских девчонках.

Герцог Веллингтон, ночевавший в гостинице в трех милях от Катр-Бра, вернулся к перекрестку с первыми лучами солнца. Шотландцы приготовили ему чай. Он взял оловянную кружку и посмотрел на позиции маршала Нея, но там все было тихо и неподвижно. Одного из офицеров штаба Веллингтона под защитой немецкой кавалерии отправили на восток за последними новостями от маршала Блюхера.

Офицеры брились, используя французские кирасы как тазики; старшие офицеры горячей водой, а младшие, лейтенанты и прапорщики, остывшей и холодной. Пехотинцы, сражавшие весь прошедший день, вскипятили еще воды, чтобы почистить мушкетные стволы. Кавалеристы выстроили в очередь на заточку сабель, а артиллеристы заполняли свои телеги боеприпасами. Царило радостное ожидание; ощущение, все радовались, что армия выстояла вчера в сложной ситуации и теперь, в значительной степени благодаря пруссакам, от победы их отделял лишь шаг. Единственное, что вызывало недовольство было то, что фургоны с продовольствием и прочим интендантским имуществом из-за спешки, с которой армия шла к Катр-Бра, остались позади и многие батальоны начали день без завтрака.

На поле боя искали тела людей. Тех, кто был еще жив, отправляли к хирургам, а мертвых складывали для похорон. Большинство мертвых офицеров похоронили еще ночью, и теперь похоронные команды могли уделить внимание и рядовым солдатам. Проснувшись, Шарп и Харпер обнаружили, что прямо рядом с ними группа солдат выкапывает большую канаву, куда должны быть сложены убитые из 69-го батальона. Мертвые тела лежали так естественно, будто прилегли лишь поспать. Капитан Гарри Прайс из батальона личных волонтеров Принца Уэльского отыскал двух стрелков, пьющих чай.

– Не найдется ли у любезных джентльменов чайку и для меня? – спросил Прайс.

Харпер взял кружку и зачерпнул ею чаю из нагрудника, который приспособили под котелок. Трупы, с которых уже сняли форму, начинали вонять. С рассвета прошел всего лишь час, а было уже жарко и душно, люди, копающие могилы обливались потом.

– Следовало бы хоронить поглубже, чем они это делают, – сказал Харпер, протягивая Прайсу кружку.

Прайс сделал глоток, сморщившись от привкуса жира, которым был покрыт нагрудник.

– А вы помните, как мы пытались сжечь тех бедняг под Фуэнтес-де-Оньоро?

Шарп рассмеялся. Там почва была слишком мелкая и каменистая, поэтому он приказал сжечь тела, но даже когда они сожгли целую телегу дров и вдобавок принесли обломки шести небольших домиков, тела не сгорели полностью.

– Славные были денечки, – тоскливо сказал Прайс. Он глянул на небо. – Похоже, дождь будет сильный. – Облака висели очень низко и были почти черными, будто сейчас была все еще ночь. – Хреновый день для драки, – хмуро сказал Прайс.

– А что, драка планируется? – спросил Харпер.

– Это майор из штаба бригады сказал полковнику. – Прайс рассказал Шарпу и Харперу новости о победе пруссаков, о том, что французам теперь, как ожидается, придется отступить, и что британцы в одном шаге от того, чтобы перейти границу.

– Как наши парни чувствуют себя после вчерашней бойни? – спросил Прайса Харпер. Шарп подметил, что для ирландца солдаты батальона все еще остаются «нашими парнями».

– Они рады за д`Аламбора, который стал майором, но сам он не кажется очень счастливым.

– Почему это? – спросил Шарп.

– Говорит, что его обязательно убьют. Вроде предчувствия. Все потому, что он, мол, собирается жениться.

– Ну и что с того?

Прайс пожал плечами, как бы показывая, что во всяких суевериях он не силен.

– Говорит, что его убьют потому, что он счастлив. Полагает, что счастливые люди умирают первыми, а долго живут только жалкие неудачники.

– Ну тогда вы должны были бы умереть еще сто лет назад, – прокомментировал Харпер.

– Спасибо, сержант, – усмехнулся Прайс. Это был беззаботный человек, людям он нравился, но не старался лезть из кожи вон ради чего-либо. Когда-то он служил у Шарпа лейтенантом, постоянно был пьян и по уши в долгах, но все равно беззаботный и веселый. – Я собираюсь пойти в бригаду и выяснить, когда мы выступаем. – Прайс осушил кружку чая и вздрогнул от отвращения. – Чертовски ужасный чай.

– Ну, в него попало немного дохлой лошади.

– Черт бы подрал ирландскую кухню. Пожалуй, лучше мне заняться своими прямыми обязанностями. – Прайс вернул кружку Харперу и направился к похоронной команде.

– А мы что будем делать? – спросил Харпер Шарпа.

– Побреемся, используя остатки чая вместо горячей воды, и уйдем. – Шарп не хотел оставаться с армией. Принц освободил его от обязанностей, да и по слухам пруссаки Блюхера остановили французское вторжение. Теперь осталось только ждать, пока Император капитулирует. Шарп считал, что может побыть в Брюсселе, пока война не завершится, а потом вернуться в Нормандию.

– Пожалуй, больше мне не доведется сражаться против Императора, – со странной грустью сказал Шарп. Вчера победа не принесла никакого удовлетворения, но Шарп был старым солдатом и умел принимать победу, какой бы она ни была. – Чай еще остался?

Группа немецкой кавалерии поскакала на юг, видимо, чтобы наблюдать за началом французского отступления. Несколько гвардейцев пели песни в роще, а остальные красномундирники собирали во ржи оставшееся после вчерашней битвы оружие. Несколько офицеров на лошадях медленно объезжали место битвы, одинаково выискивая друзей и сувениры. Среди всадников был и лейтенант Саймон Доггет, который, казалось, разыскивал кого-то на опушке. Шарп хотел было укрыться в лесу, но продолжал стоять на месте, но когда Доггет, увидев его зеленую куртку, поскакал к нему, пожалел, что не спрятался.

– Доброе утро, сэр, – поприветствовал Шарпа Доггет.

Шарп приподнял кружку с чаем, приветствуя его в ответ.

– Доброе утро, Доггет. Паршивое утро, да?

– Барон желает вас видеть, сэр, – неуверенно произнес Доггет, как будто все еще смущенный вчерашней ссорой Шарпа с Принцем. Шарп может быть и прав, протестуя против приказа Принца, но Принц есть Принц, а в Доггете глубоко засело почтительное отношение к царственным особам.

– Если Ребек хочет меня видеть, то пусть приедет сюда, – упрямо сказал Шарп.

– Он ожидает вас неподалеку от перекрестка. Пожалуйста, сэр.

Шарп и не подумал торопиться. Он допил чай, тщательно побрился, нацепил палаш, повесил винтовку на плечо и только тогда отправился к Ребеку.

Голландец улыбкой приветствовал Шарпа, затем указал рукой на дорогу, предлагая прогуляться. На поле по обеим сторонам дороги было множество людей, прибывших к Катр-Бра ночью, и они теперь готовились преследовать французов.

– Похоже, будет дождь, не так ли? – тихо произнес Ребек.

– Дождь? Скорее адский ливень, – Шарп оглянулся на плотное черное небо. – Для перестрелки время не подходящее.

Ребек, который больше смотрел на землю, чем на Шарпа или на небо, сказал:

– Да, вы правы.

Шарп пожал плечами и промолчал.

– Принц знает, что вы были правы и чувствует себя скверно.

– Ну, так скажите маленькому ублюдку, чтобы извинился. Не передо мной, а перед вдовами 69-го батальона.

Ребек улыбнулся.

– Если кто-то ожидает от королевской особы извинений, то будет разочарован. Он молод, но на самом деле – хороший человек. В нем взыграло юношеское нетерпение, желание быстрого успеха. Вчера он был неправ, но кто скажет, что будет завтра? Ему нужны советы людей, которых он уважает, а вас он уважает. – Ребек откашлялся в большой красный платок и продолжил: – И он очень расстроен из-за того, что вы сердитесь на него.

– А что он, черт возьми, ожидал от меня после того, как уволил?

Ребек махнул платком, как бы призывая не обращать внимание на это увольнение.

– Вы не просто офицер штаба, Шарп, вы еще и его придворный. Вы должны относиться к нему вежливо.

– Что это значит, Ребек? – Шарп гневно взглянул на Ребека. – Что это дает ему право погнать на смерть бригаду британских солдат лишь потому, что он нацепил корону на свою тупую башку?

– Нет, Шарп, – Ребек сохранял поразительное спокойствие пред гневом Шарпа. – Это значит, что если он отдаст вам идиотский приказ, вы скажете: «Да, сэр. Мигом, сэр», – затем уйдете на какое-то время, а когда вернетесь и он спросит вас, почему приказ не выполнен, вы снова подчинитесь, снова уйдете, на этот раз на более долгий срок. Это называется тактом.

– В задницу такт, – сердито ответил Шарп, хотя понимал, что Ребек прав.

– Вчера вам следовало сказать ему, что бригада подчиниться его приказу и выстроиться в линию сразу же, как перед ней появится хоть один вражеский солдат. Так Принц бы ощутил, что его приказам подчиняются.

– Так это я виноват в том, что они погибли? – яростно сказал Шарп.

– Черт, разумеется нет! – Ребек сильно чихнул. – Я лишь прошу вести себя с Принцем вежливо и тактично. Вы нужны ему! Очень нужны! Как вы думаете, почему он настаивал, чтобы в штаб прислали именно вас?

– Я часто себя об этом спрашивал, – сказал Шарп.

– Вы – знаменитость в армии. Вы солдат, один из лучших. Держа вас при себе, Принц как бы берет чуточку вашей знаменитости и на себя.

– Вы имеете ввиду, что я примерно то же самое, что и цепочки и украшения, которыми он обвешался с головы до ног?

Ребек кивнул.

– Верно, Шарп. Дело так и обстоит. И поэтому вы нужнее всего ему именно сейчас. Он совершил ошибку, вся армия знает, что он совершил ошибку, но очень важно, чтобы все мы выказывали уверенность в его дальнейших действиях, – Ребек взглянул в лицо Шарпа, – пожалуйста, помиритесь с ним.

– Мне он даже ни капельки не нравится, – горько проговорил Шарп.

Ребек вздохнул.

– Мне тоже. А он хочет нравиться. Вам будет проще с ним, если вы будете льстить ему. А если с ним спорить или выставлять дураком, он лишь озлобится. – Ребек слабо улыбнулся, – и это у него получается лучше всего остального.

Шарп подождал, пока мимо проедет телега с ранеными, и тоже взглянул на Ребека.

– Так вы хотите, чтобы я извинился перед маленьким ублюдком?

– Я поражен тем, как быстро мы пришли к единому мнению, – улыбнулся Ребек. – Но нет, я извинюсь перед ним за вас. Я скажу, что вы глубоко расстроены размолвкой с его Высочеством и хотите снова быть его советником.

Шарп засмеялся.

– Этот мир чертовски странный, Ребек.

– Так вы вернетесь к выполнению своего долга?

Шарп подумал, что после того как Императора побили, то и войне конец, но кивнул.

– Мне нужны деньги, Ребек. Разумеется, я вернусь.

Ребек вроде успокоился. Он протянул Шарпу табакерку, но тот отказался. Ребек, хотя уже и не чихал так сильно как раньше, взял щепоть табака и, сильно втянув его в нос, трижды кашлянул и протер глаза платком. Мимо прошли несколько кавалеристов с брезентовыми ведрами воды для лошадей.

– И где же он? – спросил Шарп. Что ж, от судьбы не уйдешь, и ему придется взглянуть в глаза этому мальчишке.

Ребек указал на север, давая понять, что Юный Лягушонок далеко от дороги.

– Я держу его подальше от опасности. Если его захватят в плен, это будет катастрофа.

Шарп с удивлением посмотрел на голландца.

– А разве вчера было не опасно???

– Вчера, – мягко сказал Ребек, – мы не отступали. В любую минуту армия может быть окружена, и ей придется драться буквально за выживание.

– За выживание? Я полагал, что это мы сегодня преследуем французов!

Настало время Ребека удивляться.

– А разве вы не знаете? Войска Блюхера разбиты. Его армия, благодарение богу, не была полностью уничтожена, но они получили хорошую трепку и вынуждены были отступить, – Ребек сказал это чрезвычайно спокойным голосом, – скорее всего поэтому их глава штаба предпочитает, чтобы мы думали, будто они победили. Тогда наша армия останется здесь как приманка для Наполеона. Он может захотеть напасть на нас, нежели гнаться за пруссаками. Вполне в духе пруссаков, но чертовски неудобно для нас.

– Пруссаки отступают? – недоверчиво переспросил Шарп.

– Они ушли еще ночью, так что мы остались одни. Перед нами маршал Ней, и в любую минуту остальная французская армия может ударить нам в левый фланг.

Шарп непроизвольно посмотрел на восток, но там не было видно никакого движения. Он попытался переварить эту информацию. Вчерашняя победа у Катр-Бра была напрасной, Наполеон пнул по двери и союзники разделились. Пруссаки сбежали, и теперь британские войска стоят перед лицом всей армии Императора.

– Так что очень скоро, – безмятежно продолжил Ребек, – нам придется отступить. Герцог не суетится, но он просто не хочет создавать панику. Есть только одна дорога по которой мы можем отойти, а дождь очень затруднит движение.

Шарп вспомнил как Веллингтон стоял у карты в спальне герцога Ричмондского.

– Мы идем к Ватерлоо? – спросил он Ребека.

Ребек, казалось, удивился тому, что Шарп слышал это название, однако кивнул.

– Мы отойдем к югу от Ватерлоо, к местечку под названием Мон-сен-Жан. Мы выходим сегодня, завтра доберемся до места, и будем молиться, чтобы пруссаки нас спасли.

– Спасли? – вскинулся Шарп.

– Конечно, – Ребек был совершенно невозмутим. – Блюхер обещал, что если мы будем защищаться, он пойдет нам на помощь. Так что если французы ему не помешают, разумеется, он, несомненно, попытается нам помочь. Вчера мы не смогли помочь ему, так что остается надеяться, чтобы он не вернул нам эту любезность. Мы не сможем в одиночку победить Наполеона, и если Блюхер подведет нас, мы все будем разбиты. – Ребек улыбнулся. – В общем и целом, Шарп, дела плохи. Вы уверены, что все еще желаете служить в штабе Его Высочества?

– Я же сказал вам, мне нужны деньги.

– Естественно, что мы можем не успеть сегодня дойти до Мон-сен-Жан. Император может понять, что мы в трудном положении, и я отнюдь не уверен, что он прямо сейчас не поспешит атаковать нас. Могу я просить вас быть пикетом Принца при отступлении? Если случится так, что Император прорвет оборону и побьет нас, дайте мне знать. Я бы очень не хотел, чтобы Его Королевское Высочество пленили, с политической точки зрения это будет весьма затруднительное положение. Юный Доггет может быть курьером. Кстати, вы завтракали?

– Выпил немного чаю.

– У меня есть хлеб и холодная говядина, – Ребек повернулся к перекрестку и протянул Шарпу руку. – Вот в чем хитрость, Шарп: будучи правым, необязательно показывать это. Это раздражает тех, кто выше нас.

Шарп улыбнулся и пожал протянутую руку.

– Ну, тогда возблагодарим бога за герцога Веллингтона.

– Увидим, – Ребек подошел к лошади и залез в седло. – Дайте мне знать, если положение станет угрожающим, в любом случае, постарайтесь выйти сухим из воды, – он протянул Шарпу сверток с едой и поскакал на север.

Шарп посмотрел на восток и юг. Где-то там, под низко висящими тучами, находился человек, против которого он воевал большую часть жизни, хотя ни разу его даже не видел. Император Франции, завоеватель мира, шел чтобы, наконец, сразиться с британцами.