Текст книги "Человек, который съел «Боинг-747»"

Автор книги: Бен Шервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

30:44:56.

Этот все еще бледный после обморока парень и его заплаканная подруга были в каких-то четырех секундах от мирового рекорда. Четыре секунды отделяли их от всемирного признания, от упоминания в одном из самых известных книжных бестселлеров на планете. Какие-то четыре секунды – и имена их были бы вписаны в историю.

За годы работы в Книге рекордов Джону пришлось утешать и успокаивать сотни, если не тысячи неудачников – всех тех, кто, заливаясь слезами или судорожно сжимая кулаки, задавал ему – вслух, шепотом или только лишь взглядом – один и тот же вопрос: «Как же так? А что если…» Помочь им Джон был не в силах. Издателям Книги рекордов не было дела до проигравших. Победитель получал все, проигравший – ничего. Второго места в этих соревнованиях предусмотрено не было. Тяжелее всего Джону далось прощание с безутешным пакистанским военным летчиком. Этот человек всеми силами добивался признания себя рекордсменом, совершившим самый долгий затяжной прыжок без парашюта. Говоря точнее, речь шла не о прыжке, а о падении с самолета. Этого летчика вытащило потоком воздуха из кабины истребителя, когда в результате декомпрессии и какой-то технической неполадки во время полета неожиданно открылся люк кабины. Произошло это на высоте тридцати трех тысяч трехсот одного фута. Бедолага рухнул в озеро и каким-то чудом остался жив. Джей-Джей приехал в Исламабад, где летчик лежал в госпитале – весь в гипсе и бинтах. В общей сложности в момент удара о воду он переломал себе тридцать семь костей. Увы, после тщательного исследования всех материалов, касающихся этого происшествия, Джей-Джей пришел к выводу, что рекордным это падение считать нельзя. Пакистанский летчик был близок к тому, чтобы превзойти другое «достижение» подобного рода, но ему не хватило каких-то тридцати футов. Рекорд же так и остался за Весной Вулович, югославской стюардессой, которая осталась в живых, упав с высоты тридцати трех тысяч трехсот тридцати футов после того, как ее самолет DC-9 по так и не выясненным причинам взорвался в небе над Чехословакией. Узнав о поражении в борьбе за признание своего рекорда, пакистанский летчик заплакал как ребенок. Он долго рыдал на плече у Джона Смита, отчего половина знаменитого темно-синего блейзера промокла насквозь.

Нет уж, ни возвращаться на место очередной неудачи, ни даже находиться где бы то ни было поблизости у Джона не было никакого желания. Слишком часто он позволял чувствам взять верх над доводами разума, слишком часто начинал переживать вместе с проигравшими, слишком часто брал на себя часть горечи их поражения. Толку от этого не было никакого. Помочь несостоявшимся рекордсменам было нельзя – ни до начала конкурса, ни во время его проведения, ни после удачного или неудачного его завершения. В обязанности Джона входило только одно – зафиксировать или же не зафиксировать новый мировой рекорд. Всякого рода сантименты только мешали в этой работе, отнимая у исполнителя душевные силы и время. Именно времени Джону обычно и не хватало: желающих побить очередной рекорд в мире всегда было в избытке.

– Месье, какой компанией вы летите? – спросил у него водитель, подъезжая к терминалу международных линий.

Джей-Джей вытащил из кармана билет. Издательство давно экономило на его командировках буквально каждый цент.

– «Доллар-джет», – ответил он водителю.

До дома оставалось еще долгих семь часов полета.

ГЛАВА 2

Дом, стоявший на Четвертой Восточной улице, потихоньку разваливался, кирпичик за кирпичиком. На лестничной площадке первого этажа безмятежно, раскинув в стороны руки и ноги, спал бездомный. Лицо он прикрыл от света номером журнала «Марта Стюарт Ливинг» за прошлый месяц. Джей-Джей аккуратно перешагнул через спящего и, убедившись, что лифт так и не отремонтировали, со вздохом направился к лестнице. По грязным, заплеванным ступенькам ему предстояло подняться на шестой этаж.

Нью-Йорк, лучший город в мире.

Дверь в его квартирку была слегка приоткрыта. Свет с лестничной площадки выхватывал из темноты узкий яркий прямоугольник довольно пыльного, давно не мытого паркетного пола. Джон поставил на него сумки и повесил пиджак в стенной шкаф.

– Привет, – громко сказал он.

В квартире, как всегда, царил беспорядок. В углу прихожей возвышалась самая настоящая пагода из пластиковых контейнеров, в которые ему упаковывали еду на вынос в ближайшей китайской забегаловке, носившей гордое имя «Империя Сычуань». Джон аккуратно протиснулся между этим хрупким сооружением, кухонной плитой и холодильником, занимавшими большую часть прихожей. Когда он впервые приехал в Нью-Йорк со Среднего Запада, агент по недвижимости сумел убедить его в том, что во многих квартирах на Манхэттене отдельного помещения для кухни не предусмотрено и люди хранят и готовят еду кто в прихожей, а кто в гостиной.

Стены в квартире были для простоты выкрашены белой краской, а в качестве орнаментального элемента на них тут и там с неравными промежутками были развешены фотографии в одинаковых черных рамках. Люди, запечатленные на них, были так хорошо знакомы Джону, что он воспринимал их почти как родственников. Среди прочих здесь присутствовали портреты таких рекордсменов, как, например, Генри Пеллонпяя – финн, который за пять минут убил больше комаров, чем другие участники специально организованного мирового чемпионата. Была здесь и фотография новозеландца Алана Маккея, сумевшего надуть самый большой в мире мыльный пузырь – длиной сто пять футов, – используя для этого лишь специальную палочку для выдувания и жидкость для мытья посуды. Некий Джонни Мейб из Джорджии удостоился чести попасть в эту галерею благодаря тому, что ему когда-то неведомым образом удалось раздобыть бородавку Элвиса Пресли, вследствие чего он стал официально признанным хранителем самой необычной части тела другого человека.

– Миссис Бамбл! – громко крикнул Джей-Джей. – Я вернулся!

В дальнем конце узкой гостиной, почти скрытая унылыми серыми занавесками, стояла у окна соседка Джона Смита с верхнего этажа – немолодая дама, занятая в этот момент важным делом: просунув руку за створку окна, она старательно поливала стоявшие между рамами горшки с подсолнухами. На женщине была надета зимняя куртка с меховым воротником, ее голову прикрывала старая фетровая шляпа, из-под полей которой выглядывали наушники от плеера.

– Миссис Бамбл!

Никакой реакции. Женщина продолжала как ни в чем не бывало поливать цветы. Джей-Джей осторожно прикоснулся к ее плечу, и, когда соседка обернулась, до его слуха донеслась из наушников знакомая мелодия: жестким, словно металлическим голосом Мадонна выводила «Like a Virgin».

– А, это ты! Вернулся, значит, – сказала миссис Бамбл, широко улыбаясь Джону. При этом на ее щеках, под слоем ярко-красных румян, образовались чуть морщинистые ямочки. – Я не думала, что так скоро. Как съездил?

– Париж, конечно, хорош, но не люблю я его. Кстати, я вам кое-что привез. – С этими словами он вручил соседке бутылку неплохого шардоне, купленного в магазине дьюти-фри.

– Вот спасибо. А я не знала, что ты приедешь, и решила зайти. Почту из ящика вынула, а потом – дай, думаю, приведу цветочки в порядок.

Миссис Бамбл вновь обернулась к стоящим между окнами подсолнухам. Сделанные из пластмассы, они не требовали особого ухода, но за долгое время их зеленые листья покрылись слоем липкой серой сажи, висевшей в городском воздухе. Миссис Бамбл протерла каждый листик и лепесток мягкой тряпочкой, а затем на всякий случай еще раз спрыснула цветы водой.

– Ну и как там, в Париже? С девушками встречался?

– Нет, это была деловая поездка, – строго возразил Джей-Джей. – Я был сосредоточен только на работе. Как-никак попытка побить мировой рекорд – дело серьезное.

Относительно Парижа он душой не покривил. А вот о том, что на обратном пути он познакомился с жизнерадостной стюардессой, которая успела дать ему номер своего телефона и сообщила, что в ближайшие два дня рейсов у нее не предвидится и, следовательно, она совершенно свободна, – об этом информировать соседку Джей-Джей не собирался.

– Ну вот, как всегда. Одна работа на уме, – проворчала миссис Бамбл.

Джон прекрасно знал, что пожилая соседка искренне переживает за него. Ему никак не удавалось убедить ее в том, что бесконечные короткие романы ни в коей мере не приближают его к счастью, а лишь обостряют чувство одиночества. Сколько раз это с ним уже бывало… Он успел изучить природу таких вот заранее обреченных отношений – и с психологической, и с химико-физиологической точки зрения. Он уяснил, что эта сфера человеческого общения основана на биохимических механизмах: выплеск сочетаемых феромонов, стремительная нейрохимическая реакция, вызывающая в отдельных случаях даже головокружение, и все – запускается механизм получения удовольствия. И только когда дофамин оказывается связан другими входящими в состав крови веществами, человек вновь начинает объективно оценивать реальность. Тут-то и обнаруживается, что девушка храпит во сне, или взвизгивает, или лает по-собачьи; или без конца слушает рэп, рэп, всегда только рэп. Впрочем, гораздо чаще не Джон разочаровывался в очередной подруге, а она в нем. Чем сильнее притягивала девушку золотая эмблема на его блейзере, тем больнее она переживала крушение иллюзий, когда этот соавтор Великой Книги на поверку оказывался самым обыкновенным парнем, которого даже зовут не как-нибудь, а Джон Смит.

– Хаотичные знакомства с девушками – еще не любовь, – сказал он, вымученно улыбнувшись. – Между прочим, перед вами мужчина, который заставляет женщин испытывать в высшей степени противоречивые чувства.

– Слишком уж ты серьезно все воспринимаешь. Да и думаешь только о работе. Посмотри на себя: сидишь день-деньской то с секундомером, то с рулеткой. Надо же уметь отдыхать, развлекаться… Кстати, как поживает та симпатичная датчанка, которая так замечательно вертела обруч? Она мне очень нравилась.

– Нет, это не мой тип женщины, – с демонстративно тяжелым вздохом сказал Джей-Джей и рухнул на плюшевый диван. – Она из меня все жилы вытянула.

– Ну хорошо. А как насчет той красавицы с самой длинной шеей в мире? Я уж и не помню, откуда она была.

– Из Мьянмы. Она по-английски ни слова не понимала, если вы помните.

– Подумаешь, мелочи. Ладно, дай подумать. Есть у нас в доме одна замечательная девушка. На седьмом этаже живет, квартира «Б». Работает в рекламном агентстве…

– Не буду вас обманывать и делать вид, будто у нас с ней ничего не было. Нам очень быстро стало друг с другом скучно. Невыносимо скучно.

– Ну и привередливый ты, скажу я тебе, – заявила миссис Бамбл.

Затем она перевела взгляд на окно и решила сменить тему.

– Помнишь, в каталоге было написано, что эти подсолнухи выглядят точь-в-точь как живые? Но ведь настоящие подсолнухи всегда поворачиваются вслед за солнцем.

Пожилая женщина грустно обвела взглядом оконный проем: в узкие щели между домами напротив с трудом пробивались солнечные лучи.

– Можно и живые купить, – заметил Джей-Джей.

– Завянут. Здесь не место настоящим цветам.

Миссис Бамбл вытащила из кармана куртки бутылку самого крепкого пива «Шлиц» и сделала хороший глоток.

– Почта на кровати. Да, и еще – на твоем автоответчике два сообщения.

– Спасибо, что присмотрели за квартирой, – сказал Джон.

Он зашел в спальню – крохотную квадратную каморку с кроватью и столиком из магазина «ИКЕА». Автоответчик призывно моргал индикатором входящих сообщений. «Интересно, кто бы это мог быть», – подумал Джон. В его голове родилось подозрение, что веселая стюардесса проследила за ним от аэропорта до дома. Основания делать такие предположения у него были: подобное уже случалось.

Автоответчик зашуршал и стал воспроизводить первое сообщение. Голос звучал тихо, приглушенно и словно с трудом прорывался сквозь шум помех. «Мистер Смит, здравствуйте! Это я, Митрос Пападаполус. Я могу теперь встретиться с вами. Все препятствия устранены. Я хорошо подготовился… В общем, сами увидите. Уверен, что на этот раз у меня все получится… Алло… Мистер Смит, вы меня слышите?.. Оператор, скажите, абонент по-прежнему на линии? Алло, мистер Смит? В общем, приезжайте ко мне в Фолегандрос и сами все увидите».

– Это кто? – спросила миссис Бамбл с порога спальни.

– Да так, один хороший парень, – ответил Джей-Джей. – Хочет рекорд побить, причем в очень сложной категории.

– Что он собирается сделать?

– В общем-то, ничего. Он собирается побить рекорд неподвижного стояния на одном месте.

– Тоже мне, рекорд. Стоишь себе и ничего не делаешь.

– По правде говоря, это очень нелегкое дело. Можете мне поверить. Рекорд пребывания в абсолютной неподвижности составляет восемнадцать часов пять минут и пятьдесят секунд.

– Придет же такое в голову! Зачем это нужно?

– Люди хотят попасть в историю, – привычно ответил Джон, – прикоснуться к бессмертию.

В этот момент автоответчик наконец домотал пленку до второго сообщения. В маленьком динамике послышался голос Найджела Писли – непосредственного начальника Джона Смита. «Это Писли, – не здороваясь, сообщил босс. – Зайдите ко мне в кабинет с утра в понедельник».

Все мысли о веселенькой стюардессе и вся радость от возвращения домой мгновенно испарились. Джону Смиту оставалось лишь гадать, какой новой неприятности ждать ему теперь от начальства.

– Вы опоздали.

В интонациях высокого скрипучего голоса Писли отчетливо слышался безупречный британский акцент. На заведующем редакцией был темно-синий костюм в тонюсенькую, едва заметную белую полоску, красные подтяжки поверх накрахмаленной голубой рубашки с белым воротничком и галстук с орнаментом в цветах эмблемы того университета, который когда-то имел честь дать этому выскочке образование. Геометрически точно подстриженные и аккуратно расчесанные усы, тонкие, изящные пальцы… Для того чтобы избежать практически неизбежного в Америке излишне энергичного рукопожатия, редактор давно приноровился держать руки скрещенными на груди. Он всегда подозревал, что ладонь этого Смита непременно окажется липкой и влажной.

– Это из-за смены часовых поясов. Если честно, я проспал, – признался Джей-Джей, виновато опустив голову. – Прошу прощения.

– Итак, в Париже рекорд не состоялся.

– Да, сэр. То есть нет. В смысле – рекорда нет.

Писли внимательно, с головы до ног оглядел стоявшего перед ним подчиненного, успевшего за минуту разговора пропотеть насквозь. Ну что ты будешь делать с этим убогим? Как, спрашивается, вести дела, если сотрудники, выезжающие на места, не способны зафиксировать хоть сколько-нибудь стоящий, громкий рекорд? Штаб-квартира издательства направила Писли в Америку для того, чтобы развивать бизнес, чтобы увеличить продажи книги, повысить престиж бренда. А такая серость, как Джей-Джей Смит и ему подобные, тянули команду на дно, словно привязанный на шею камень.

– Вы работаете у нас четырнадцать лет, – сообщил Писли Джей-Джею факт, им обоим прекрасно известный, и швырнул папку с личным делом Смита на огромную полированную дубовую столешницу. Движение было точно рассчитано, и, скользнув по диагонали стола, папка остановилась на дальнем углу – у самого края. – Если не ошибаюсь, с момента регистрации ступни самого большого размера вам не удалось зафиксировать ни одного рекорда…

– Прошу прощения, сэр, но, мне кажется, вы забыли еще об одном рекорде. Я имею в виду рекорд Альфреда Уэста, зафиксированный в Великобритании. Ему удалось расщепить человеческий волос на восемнадцать частей.

Писли презрительно поморщился и сказал:

– Но ведь и с момента регистрации этой ерунды прошло уже больше года. Скажите, Джон, что случилось? Давайте начистоту: что мешает вам продуктивно работать?

Этому психологическому приему редактора обучили на каком-то тренинге выходного дня по эффективному менеджменту: поставь себя на место подчиненного, влезь в его шкуру, примерь на себя даже его обувь – пусть сам ты ни за что на свете не прельстишься туфлями на резиновом ходу.

– Ничего не случилось, – заявил Джей-Джей после многозначительной паузы начальника. – А как насчет самой быстрой в мире улитки? Вы же сами посылали меня на чемпионат мира по бегу среди улиток. В том году он проводился в Англии. Неужели вы забыли старину Арчи? Позволю себе напомнить зафиксированный рекорд: дистанция в тринадцать дюймов была преодолена за две минуты двадцать секунд.

Писли совсем помрачнел:

– Смит, вы хотя бы телевизор смотрите? Есть такая программа «Самые потрясающие видеоролики мира». Так вот – рекомендую. Вчера, например, на американском авианосце одного матроса засосало в двигатель реактивного штурмовика А-6. Да-да, затянуло в воздухозаборник, еще немного – и перемолотило бы турбиной в фарш. Но парню здорово повезло: не считая сломанной ключицы, он отделался ссадинами и ушибами.

Писли наставительно погрозил Джей-Джею пальцем:

– Вот что нам нужно. Вы меня понимаете? Нам нужны яркие события, сенсации. То, что нравится публике. Дикие животные нападают на человека – хорошо. Заключенный совершает побег из тюрьмы строгого режима – отлично. Пай-девочка из образцово-показательной семьи пускается во все тяжкие – тоже сойдет… Неужели вы всерьез думаете добиться успеха в двадцать первом веке, оповещая читателей о том, на сколько сотых дюйма одна улитка обошла другую?

Писли клокотал от возмущения и сдержать свой презрительный сарказм был уже не в силах:

– Вот вы здесь давно работаете. Думаете, вам все известно о том, что происходит в редакции? Уверяю вас, нет. Позвольте пополнить вашу базу данных новой информацией для дальнейшего анализа и осмысления. Итак, головной офис компании намерен отозвать меня обратно в Лондон. Но это еще не все. Региональное представительство, в котором мы с вами имеем честь работать, не только лишится редактора и главного менеджера в моем лице: штат корреспондентов будет сокращен с трех до двух. Тогда не придется даже снимать офис: эти двое обойдутся и своими ноутбуками. Так сказать, оптимизация затрат.

– Что? Что вы сказали?

– По-моему, я выразился яснее ясного. Ваши коллеги Лампкин и Норвак в последнее время работают гораздо результативнее, чем вы. Они действительно охотятся за большими сенсациями и за настоящими рекордами, пока вы… расщепляете волоски и наблюдаете за самыми быстрыми в мире улитками.

Похоже, Писли неплохо удалось вжиться в роль своего подчиненного. Он отчетливо, почти физически ощутил испытываемое Джоном Смитом смятение. Все его былые заслуги забыты. Наработанная репутация потеряла всякую ценность. Кого интересует, что этот педант и зануда помнит наизусть все двадцать тысяч рекордов, зафиксированных в Книге, не говоря уже о днях рождения всех сотрудников компании?

– Крупные рекорды каждый день не ставятся, – произнес Джей-Джей. – И все же… Есть у меня кое-какие наметки.

Писли откинулся на спинку кресла и посмотрел на Смита поверх очков. Настал момент предъявить собеседнику последний аргумент.

– Найдите мне настоящую сенсацию, такую, чтобы все ахнули, и поскорее. Должен ли я добавлять: «В противном случае…»

– Не трудитесь. Вы выразились достаточно ясно.

Джей-Джей встал, при этом его стул неприятно скрипнул ножками по полу.

– Будут ли еще какие-нибудь указания? – поинтересовался Джон Смит.

Писли лишь лениво махнул рукой, давая понять, что собеседник свободен. Взявшись за следующую папку, он выпалил в спину Джону, который уже переступал порог кабинета:

– Давайте, Джей-Джей, беритесь за дело. Вы уж постарайтесь. И помните: мне нужна сенсация, и как можно скорее.

Эта Книга была рождена в споре.

Во время африканского сафари два джентльмена поспорили, у кого из живых существ самый длинный язык. Один утверждал, что у жирафа – восемнадцать дюймов, другой сомневался. Проверить правоту этого предположения им было негде, и путешественники пришли к выводу, что книга, полистав которую можно было бы разрешить этот и многие другие подобные споры, несомненно, стала бы мировым бестселлером[8]8
  В действительности самым длинным языком обладает не жираф, а синий кит. Длина его языка составляет около двадцати пяти футов, весит он примерно как взрослый слон, и на нем могут поместиться, встав вплотную друг к другу, больше пятидесяти человек.


[Закрыть]. По окончании сафари джентльмены приступили к подготовке первой Книги рекордов, которая с тех пор была издана в девяноста странах на тридцати языках.

Человек, незнакомый с современным издательским бизнесом, наверное, предполагает, будто редакция Книги рекордов помещается в величественном особняке, фасад которого облицован гранитом, с широченной парадной лестницей и полированными латунными перилами, а на лестнице стоит извилистая очередь жаждущих попасть в очередное издание – всякого рода жонглеров и шпагоглотателей. В бесчисленных кабинетах этого дворца, наверное, сотни экспертов ежедневно рассматривают тысячи заявок на рекорды, поступающих из всех ста девяноста стран мира. В общем, у неискушенного читателя может возникнуть образ эдакого царства чудес. Обитатели же этого царства, умудренные многовековым опытом и увенчанные всеми мыслимыми научными званиями эксперты, день за днем беспристрастно выносят свои решения, фиксируя величайшие достижения и самые героические деяния человечества.

Увы, приподняв волшебный покров тайны, мы обнаружим, что наши ожидания абсолютно не соответствуют действительности. Американское отделение редакции и корреспондентский пункт издательства занимают часть этажа какого-то безымянного, весьма обшарпанного бизнес-центра – всего несколько кабинетов, скучных, как страховая контора, нет даже выставочных шкафов с редкими образцами. На полке над головой секретарши в гордом и унылом одиночестве покоится изрядно запылившаяся и пересохшая здоровенная головка чеснока. Некогда эта рекордсменка весила ровно два фунта и десять унций.

Джей-Джей пробрался на свое рабочее место: оно представляло собой примитивнейший письменный стол – стальная рама и фанерная столешница. Джон всячески пытался скрыть охвативший его страх. Внешне это ему почти удавалось; тем не менее он продолжал непроизвольно выбивать носком ботинка нервную дробь о проволочную мусорную корзину. «Неужели, – твердил про себя он, – неужели это действительно так? Неужели главная редакция и правда собирается сократить американский отдел до двух корреспондентов? Это кощунство! А как же я?» Джон Смит вынужден был признаться себе в том, что четырнадцать лет, проведенных в издательстве, напрочь отбили у него способность заниматься чем-либо еще. Без Книги рекордов для него не было никакой жизни.

Джей-Джей смотрел на большой плакат, висевший напротив его стола на стене кабинета. С плаката ему широко улыбалась довольная собой и жизнью Алисон Каллер – победительница турнира по твистеру с самым большим количеством игроков, одновременно участвовавших в соревновании. Рядом с чемпионкой стоял улыбающийся, полный надежд молодой человек в синем блейзере с золотой эмблемой. За спинами победительницы и представителя Книги рекордов стеной выстроились участники игры – все четыре тысячи сто шестьдесят человек. Сколько же лет прошло с тех пор? Пять? Десять? Куда исчез восторг, куда подевался азарт, стремление как можно скорее зафиксировать нечто необыкновенное, странное и завораживающее? «Нет, – понял Джей-Джей, – такие мысли до добра не доведут». Жалеть себя и искать утешения в прошлом – последнее дело. Нужно было приниматься за работу. Перед ним лежала пачка конвертов с заявками, а на углу стола, рядом с безмолвным телефоном, стояла чашка с давно остывшим кофе.

Почта, пришедшая за выходные, уже была предварительно отсортирована. Первым фильтром на пути всех поступавших заявок была Труди Доббс – двадцатитрехлетняя секретарша с пышными формами, работавшая в издательстве на полставки. Именно она единолично и представляла собой то, что скрывалось под эффектным названием «Отборочный комитет».

К обеду Джей-Джей успел предварительно оценить перспективность практически всех заявок, поданных за последние дни. В офисе сегодня он был один: Лампкин и Норвак – молодые карьеристы, наступающие ему на пятки, – уехали в командировки. «Этим-то наверняка повезет», – с завистью подумал Джей-Джей. Мерзавец Писли как пить дать втихаря им подыгрывал.

Джон наскоро просмотрел те заявки, по которым ему еще предстояло вынести свое решение. Присланы они были, как и всегда, со всего мира. Один умник из Гондураса утверждал, что может так сжать и деформировать свои собственные внутренности, что они будут как две капли воды похожи на портрет Элизабет Тейлор. В качестве подтверждения претендент приложил к описанию рентгеновский снимок своей брюшной полости. Джей-Джей добросовестно рассмотрел его на просвет, но так и не обнаружил в мутноватом изображении ничего хоть отдаленно напоминающего лицо кинозвезды. Джон уверенно поставил крестик в квадратике формуляра напротив слова «Отказать».

Следующая заявка была не менее удивительной: жаждущий прославиться канадец утверждал, что может производить ультразвук теменной частью черепа. От этого сигнала, не слышного без специального оборудования, якобы разбивались вдребезги оконные стекла в небольших помещениях. Полная чушь – решил Джей-Джей, фиксируя свой вердикт очередным крестиком в графе «Отказать».

Заявительница из Франции утверждала, будто умеет скакать галопом на коленях и локтях, перепрыгивая через препятствия высотой до шестнадцати дюймов. Ну вот, еще один вариант ползания на скорость. Подобных рекордов в Книге и без того было хоть отбавляй. Отказать.

Приславший следующую заявку пакистанец предлагал регистраторам рекордов проследить и зафиксировать, как он дойдет задом наперед от Гилгита до перевала Минтака. С одной стороны, рекордов хождения задом наперед было огромное количество, с другой – в том, чтобы обновить достижения в этой категории, Джей-Джей не видел ничего плохого. Вот только… кто из нормальных, среднестатистических читателей Книги рекордов слышал про перевал Минтака? Немного подумав, Джон взялся за ручку и в графе, оставленной в формуляре для комментария, записал свое предложение претенденту: рассмотреть возможность дойти задом наперед до Хайберского прохода, гораздо более известного широкой публике. Такое путешествие от административного центра провинции Гилгит-Балтистан до пакистано-афганской границы вполне можно было бы рассмотреть в качестве мирового рекорда в соответствующей категории.

Неожиданно порадовала Джона Смита бригада польских горняков, работавших в соляных шахтах: они предложили зафиксировать рекорд по самому длительному полету на воздушном шаре под землей. Поднявшись к своду гигантской соляной выработки на классическом воздушном шаре, подъемную силу которому придает подогретый воздух, эти польские ребята собирались пролететь от одного края пещеры до другого. По их словам, это расстояние составляло никак не меньше мили. Идея Джону понравилась. На этот раз крестик в формуляре был поставлен напротив строчки «Принято». Нужно будет внимательно рассмотреть эту заявку, связаться с претендентами и продумать, каким образом можно обеспечить точную фиксацию расстояния, которое преодолеет воздушный шар в подземелье. Вот только… вряд ли эта затея подходит под определение сенсации, которую так жаждет получить Писли.

Джентльмен из Хантсвилля, нисколько не смущаясь, сообщил, что умеет искать воду, используя вместо лозы свой половой орган. Отказать – без обсуждений. Правилами составления Книги раз и навсегда запрещалось фиксировать какие бы то ни было рекорды и достижения, в которых так или иначе фигурируют интимные места[9]9
  Следует отметить, что из этого правила за всю историю Книги рекордов было сделано одно маленькое (действительно маленькое) исключение. Самым дорогим мужским достоинством в мире издатели признали детородный орган Наполеона, отсеченный от тела великого французского полководца при посмертном вскрытии оного. Впоследствии этот кусочек человеческой плоти длиной ровно в один дюйм упоминался в Книге рекордов и в каталогах аукционов как «маленький высушенный объект». При последней перепродаже его выкупил один американский уролог, заплатив за это сокровище три тысячи восемьсот долларов.


[Закрыть]. Книга делается на века. К ней будут обращаться все новые и новые поколения читателей. Естественно, издатели учитывали это и неизменно соблюдали правила приличия и хорошего тона. Итак – никаких интимных мест, а следовательно, очередной отказ.

Со стандартными заявками было покончено, и Джей-Джей привычно взялся за следующую папку – так называемое детское досье. Дети и подростки были самыми преданными читателями Книги рекордов, и редакция не могла оставить без внимания почту, поступавшую от этой аудитории. Еженедельно на стол Джей-Джея ложилась подборка писем, приходивших в редакцию со всей страны. С первых дней еще стажерской работы ему было вменено в обязанность отвечать на эти послания. За годы работы он ответил на тысячи и тысячи писем с детскими заявками и предложениями по установлению самых невероятных рекордов. В самые унылые и неудачные дни Джон с удовольствием брался за эту часть работы и черпал в ней вдохновение. Детские каракули говорили ему о надежде, еще не закаленной столкновением с суровой действительностью. Его неизменно подкупала свойственная детям вера в то, что все в этом мире возможно.

Джон отлично помнил это ощущение – впервые оно возникло у него в возрасте десяти лет – и горечь последовавшего разочарования. Как-то раз, играя на лужайке за домом, он стал собирать попадавшиеся ему стебельки клевера с четырьмя листьями. За пару часов ему удалось собрать сто шестнадцать таких растений. Гордый собой, он прибежал к маме на кухню, и она помогла ему написать письмо в Книгу рекордов. С того дня, возвращаясь из школы, маленький Джей-Джей непременно заглядывал в почтовый ящик, дожидаясь письма с признанием его рекорда. Через какое-то время отборочный комитет действительно ответил ему: в красиво оформленном фирменном конверте лежал простой листок бумаги, на котором в нескольких строчках сухо излагалась история рекордов, зафиксированных в данной категории. Оказывается, чемпионом мира по количеству собранных четырехпластинчатых листьев клевера являлся некий заключенный из тюрьмы в Пенсильвании. За время прогулок по тюремному дворику он собрал тринадцать тысяч триста восемьдесят два «дефектных» листа. На этом письмо из редакции обрывалось – ни тебе спасибо, ни хотя бы формального пожелания успехов в дальнейших поисках и подвигах.

Маленький Джей-Джей прислонился спиной к столбику с почтовым ящиком и со всей отчетливостью понял, что ему никогда в жизни не удастся установить мировой рекорд. В конце концов, кто он такой? Один из множества Джонов Смитов, живущих в Огайо. Самый обыкновенный мальчик. Впрочем, именно это горькое осознание собственной заурядности подтолкнуло Джона к тому, чтобы принять самое важное в своей жизни решение: если уж ему не суждено стать рекордсменом, то он сделает все для того, чтобы устроиться на работу в Книгу рекордов. «Не поставлю рекорд сам, – думал он, – ну и ладно, зато я буду знать наизусть все другие рекорды. Я буду их регистрировать и публиковать в Книге».

Он открыл папку с детскими письмами и взял первую заявку. На листочке, вырванном из тетради, печатными буквами было выведено:

Уважаемая редакция! У меня очень старая корова. Наверное, самая старая в мире. А сколько лет самой старой корове, про которую вы писали? Посмотрите, пожалуйста, рисунок на обороте этого листа. Там петух. Я его нарисовал для вас.