Текст книги "Человек, который съел «Боинг-747»"

Автор книги: Бен Шервуд

– Ну, в общем-то, мне пора, – сбивчиво произнес он. – Дел завтра много… да и устал я что-то. Хотелось бы выспаться.

– Ну-ну, понимаю… Но что-то мне подсказывает, что никуда ты не уйдешь, пока не пригласишь меня на танец.

Ее руки лежали на его плечах, он сам едва не утыкался носом в ее роскошные волосы. Оркестр играл «Когда ты рядом со мной» – песню, которую исполняли многие хорошие певцы, включая самого Фрэнка Синатру.

 
Не бледность луны так волнует меня,
Заставляет меня трепетать – о нет…
А то, что ты рядом со мной.
 

Вилла танцевала лучше, чем он: это стало понятно сразу, – настолько лучше, что ей даже удавалось немного подкорректировать замысловатую траекторию движения ног своего кавалера и сгладить его неуклюжесть. «Черт, если бы еще голова так не кружилась… – подумал Джон. – Интересно, сколько бренди этот мальчишка-бармен влил в коктейль?»

– Извини, что вчера я сразу уехала, – сказала Вилла. – Ну, я имею в виду, оттуда, от водонапорной башни. Ты молодец, огромное тебе спасибо. Ты ведь, можно сказать, моему брату жизнь спас.

– А, ты об этом… Ну да. Хороший парнишка.

Вилла чуть сжала ему руку и повторила:

– Спасибо тебе.

– Да не за что, – отмахнулся Джей-Джей.

Оркестр тем временем продолжал играть…

 
И даже не звук твоих нежных слов
Рождает во мне это чувство – о нет…
А то, что ты рядом со мной.
 

– Ты как? – озабоченно спросила Вилла, заглянув своему кавалеру в глаза.

– Сам не знаю, – был вынужден признаться Джей-Джей.

Мысленно он пытался подыскать сколько-нибудь убедительное и вместе с тем не позорное объяснение своему состоянию. Вдруг его осенило.

– Никак не могу вспомнить, в какой категории был установлен мировой рекорд, когда в одну шеренгу в ходе танца выстроились пять тысяч девятьсот шестьдесят шесть человек. Что это был за танец – кантри или гавайская хула…

Вилла рассмеялась и сказала:

– Ну и ну. Дожили. Регистратор рекордов не помнит того, что у него от зубов должно отскакивать.

Джей-Джей не то усмехнулся, не то фыркнул – в любом случае получилось это несколько громче, чем нужно. От этого он так засмущался, что в следующую секунду наступил партнерше на ногу. Вилла, казалось, ничего не замечала. Склонив голову на плечо Джону, она тихонько подпевала музыкантам, исполнявшим бессмертный хит…

 
Когда ты так близко, в моих руках —
Сбываются все мечты.
И мне ни к чему этот полумрак,
Если только позволишь ты
Не отпускать тебя прочь
И чувствовать каждую ночь,
Что ты рядом со мной.
 

– Спасибо, – сказала Вилла, когда песня закончилась.

Зрители стали аплодировать музыкантам, и от поднявшегося шума у Джей-Джея еще сильнее закружилась голова. Он инстинктивно схватился за руку Виллы и виновато произнес:

– Мне бы это… прогуляться… Подышать свежим воздухом.

_____

Рельсы сверкали в лунном свете. Железнодорожная ветка, начинавшаяся от ворот элеватора, уходила к горизонту. Две огромные башни зернохранилища нависали над городом. Свернув за угол и обогнув квартал, в котором находился клуб, они оказались в полной тишине.

Вилла придерживала Джей-Джея за руку, и эта дополнительная точка опоры была для него отнюдь не лишней. Кроме того, ему нравилось прикосновение пальцев и ладоней Виллы, а ей… ей нравился Джей-Джей, особенно такой, как сейчас, – чуть беспомощный, окончательно сбросивший с себя налет столичного лоска. Рядом с ним ей было так хорошо и так легко… И все же – расслабляться было нельзя. «Будь начеку, – раз за разом приказывала она себе. – Сердце – оно такое… не побережешь сама – другие тоже не позаботятся. А ему, бедненькому, и так уже досталось».

Вилла остановилась, сняла туфли и пошла дальше босиком.

– Ну вот, – сказала она, – так-то лучше.

– Слушай, – набравшись вдруг смелости, обратился к ней Джон. – Ты там с одним парнем танцевала… это – твой?

Вилла покатилась со смеху:

– Ты это про Барни? Вот насмешил-то. Да я еще девчонкой за ним присматривала. Меня его родители как няньку приглашали, когда им Барни не с кем оставить было. А теперь он у меня в газете работает. На нем и набор, и типографская машина. А парня… – Она сделала паузу и решительно добавила: – Парня у меня нет.

Вилла посмотрела в лицо Джей-Джею, пытаясь угадать, какое впечатление произвели на него эти слова. Судя по всему, в первый момент ему здорово полегчало, но затем он вдруг нахмурился, и Вилла уже с испугом стала ждать очередного вопроса, откровенного и достаточно интимного.

– Как же так получилось, что ты до сих пор не вышла замуж? – выпалил Джей-Джей.

«Прямо в точку», – подумала Вилла. Лучшего вопроса было не придумать.

– Ну, знаешь! Смею тебя заверить, желающие были, – попыталась отшутиться она.

– В этом-то я не сомневаюсь. Так почему же никто из желающих не стал счастливчиком?

– Спросил бы что-нибудь полегче…

– Извини. Похоже, этот парнишка… ну, который в «Лосях» за барной стойкой распоряжается… он, наверное, мне в коктейль кварту бренди влил – не меньше.

– Да ты не переживай. Вопрос как вопрос. Мне, в общем-то, и скрывать нечего, – успокоила собеседника Вилла. – Один раз я даже помолвлена была. Суженого моего звали Читом, и был он сыном начальника городского отделения банка. Все вокруг думали, что мы просто созданы друг для друга. Даже нас обоих в этом убедили. Вот только была одна загвоздка: он хотел, чтобы я во всем походила на его маму, то есть сидела бы дома и обеспечивала мужу очаг и уют. Ну а я, как ты понимаешь, вовсе не горела желанием бросить газету и провести остаток своих дней на кухне.

– Значит, ты дала ему от ворот поворот.

– Нет, вообще-то, он сам от меня ушел, – сказала Вилла. – Но это уже дело прошлое. С тех пор много воды утекло, а о том, чтобы выйти замуж, я как-то особо и не задумывалась. Ну а теперь… старовата я уже для местных парней, да и непросто любому из них со мной, как и мне с ними.

– Ну не знаю. Ничего сложного в твоем характере я не вижу, – заявил Джей-Джей и, поняв сомнительность прозвучавшего комплимента, поспешил добавить: – Ты… ты просто замечательная!

Он потянулся к ней, но она подалась назад и, отведя его руку, сказала:

– Эй, ковбой, полегче! Держись в седле, смотри не упади.

Джей-Джей не без труда восстановил равновесие и был вынужден признаться себе в том, что, одернув его, Вилла была абсолютно права. Разведя руками, он со смехом сказал:

– Ну и дела. Что-то я себе сегодня лишнего позволяю. Знаешь, подскажи-ка ты мне лучше, как до мотеля дойти. А завтра… я обещаю вести себя более прилично.

– Здесь недалеко, – ответила Вилла. – Давай я лучше тебя провожу.

В пьяном тумане, застилавшем ему глаза, Джей-Джей с трудом узнавал уже привычные кварталы маленького городка. Машины, проносившиеся мимо в темноте, неизменно пугали его шумом и ослепительно-яркими фарами.

– Ну а у тебя как так получилось? – спросила Вилла. – Почему мы не наблюдаем даже на горизонте никакой миссис Джей-Джей Смит?

Безуспешно пытаясь подавить икоту, Джон ответил:

– А что, я тоже был помолвлен. А потом Эмили сказала, что я ничего не понимаю в любви. И знаешь, она была права.

– Если я правильно понимаю, ты не испытывал по отношению к ней совершенно необходимого для настоящей любви особого чувства.

– Какого еще особого чувства?

– Как какого? Неужели не понимаешь? Ну, это когда внутри тебя все кричит: «Вот, вот этот человек, с которым я готов провести остаток своих дней!»

– А, ты про это. Смею тебя заверить, что это чувство ничего не значит и ничего не гарантирует. Я этой проблемой занимался достаточно серьезно. Так вот, Вилла, наука утверждает, что упомянутое тобой чувство сводится к трем физико-химическим факторам…

Вилла остановила его и сильным движением развернула к себе. Некоторое время они молча смотрели друг другу в лицо, и Джон вдруг понял, что хочет на всю жизнь запомнить это лицо и этот взгляд, сохранить их в своей душе навсегда. Из состояния оцепенения его вывел голос Виллы:

– Говоришь, много этой проблемой занимался? Неужели только в теории? А как с практикой?

У Джона земля ушла из-под ног. Он судорожно пытался вспомнить, на чем Вилла его перебила и что он ей собирался рассказать.

– Значит, говоришь, это чувство определяют три фактора… – напомнила она.

– Ах да, – спохватился Джон. – Разумеется. Итак, эти факторы: симметрия, запах и звук. Для нас важно, как люди выглядят, как от них пахнет и как звучат их голоса. Вот, собственно говоря, и вся тайна любви. Особые чувства, сердечные переживания – все это лишь маска, за которой скрывается природный инстинкт продолжения рода. Нужно передать гены следующим поколениям – такова задача каждого живого организма. Ну а что касается настоящей любви, крепкой дружбы или даже совсеми… совемси…

– Совместимости, – пришла ему на помощь Вилла.

– Вот-вот, совместимости, – удовлетворенно выговорил трудное слово Джей-Джей и подытожил: – Я во всю эту чушь не верю. Ничего этого нет, а миром правят одни инстинкты.

– Но-но, я бы попросила… Себя можешь кем угодно считать, но за все человечество не расписывайся. – С этими словами Вилла обогнала спутника на несколько шагов и, развернувшись к нему лицом, сказала: – У меня мама во время войны работала медсестрой в госпитале для ветеранов. Сам знаешь, это только название такое, там в основном раненых молодых мальчишек лечили. Так вот, у нее была целая коллекция пластинок с популярными песнями тех лет. Она поочередно приносила их на работу, и раненые вместе с врачами с удовольствием слушали любимые мелодии. В один прекрасный день часть пластинок, оставленных у проигрывателя в комнате отдыха, куда-то пропала. Впрочем, мама не успела испугаться или расстроиться: виновник обнаружил себя сам. Он даже и не пытался скрываться. Из одной палаты отчетливо слышалась музыка…

Джей-Джей быстро потерял нить повествования, но его это не слишком беспокоило. Ему просто нравился звук голоса Виллы, его мелодичность и перепады тона. Эта прекрасная женщина с асимметричным лицом освещала пространство вокруг себя, рассеивая ночную тьму. «Встретился бы я сейчас с нею неожиданно, – подумал Джей-Джей, – вполне мог бы и обознаться: принять ее за спустившегося на землю ангела – пара пустяков».

– Джей-Джей, ты меня слушаешь?

– Да-да, конечно, – извиняющимся голосом произнес он.

– Мама, естественно, решила высказать свои претензии молодому ветерану, который так бесцеремонно взял без разрешения ее пластинки. Подойдя к палате, за дверью которой звучала музыка, она постучала и, не дожидаясь ответа, резко распахнула дверь. Пациент лежал на кровати и подпевал оркестру Арти Шоу. Стоило маме взглянуть в его янтарные глаза, как она тотчас же забыла, зачем пришла в палату.

Вспоминая эту историю, Вилла загадочно улыбалась.

– И что же он напевал? – поинтересовался Джей-Джей.

Взяв его за руку, Вилла ответила:

– Да так… одну старую, всем известную песню Гершвина.

– Какую именно?

В ответ Вилла тихонько запела:

 
Любовь вошла – и разогнала тени,
Любовь вошла – и солнце вместе с нею,
И сердце в то волшебное мгновенье
Она приветствовала, не сказав ни слова.
 
 
Один лишь взгляд – забылись все печали,
Один лишь взгляд – открылись счастья дали,
Один лишь взгляд – и целый мир открылся предо мной,
Когда вошла любовь – с тобой.
 

– «Когда вошла любовь – с тобой…» – шепотом повторил Джей-Джей, сам не понимая, каким образом за то время, пока звучала песня в исполнении Виллы, они оказались перед дверью мотеля. От того, что творилось у него в душе, циничному знатоку биохимической природы любви стало не по себе: поющая Вилла казалась ему такой хрупкой и такой ранимой… Ему захотелось привлечь ее к себе, укрыть в объятиях от опасностей окружающего мира, а потом… Ну хорошо, а что потом? Что ему с ней делать?

– Здорово, – сказал Джей-Джей. – Ты отлично поешь. У тебя замечательный голос.

– Нет, это песня замечательная, – с улыбкой ответила Вилла. – Мои родители уже тридцать пять лет женаты, и они по-прежнему так любят друг друга, что стоило мне уехать учиться в колледж, как они обзавелись вторым ребенком. Подкинули мне, видите ли, Блейка в качестве младшего брата.

В темноте мимо них прошли мужчина и женщина. Через несколько секунд эта пара скрылась за дверью мотеля. Судя по тотчас же приоткрывшейся занавеске на окне комнаты администратора, это были Мэг Наттинг и какой-то ее ухажер. Джей-Джей понял, что их с Виллой не могли не заметить и что теперь никаких необдуманных действий допускать нельзя. Пора было прощаться. И в то же время больше всего на свете Джону хотелось, чтобы этот вечер продолжался бесконечно.

– Похоже, моя история про настоящую большую любовь тебя не слишком впечатлила.

В ответ Джей-Джей только улыбнулся.

– Приходи завтра в гости. Я предупрежу родителей, что мы заглянем на ужин. Посмотришь на людей, которые по-настоящему любят друг друга. Придешь?

– Да-да, конечно, – поспешил ответить Джей-Джей.

– Завтра вечером.

– Договорились.

– Вот и замечательно, – сказала Вилла. – Как добраться – сообразишь. Помнишь, я тебе с холма показывала белый домик в викторианском стиле, рядом с ветряной мельницей? Тут у нас все недалеко. Подходи часам к семи.

– Хорошо.

Вилла отошла на несколько шагов, оглянулась и на прощание сказала:

– Спокойной ночи. Надеюсь, завтра увидимся.

Джей-Джей еще долго стоял у крыльца мотеля, сначала провожая взглядом уходящую Виллу, затем слушая стук ее каблуков, а затем просто вглядываясь в окутавшую Супериор туманную мглу.

ГЛАВА 15

– Можно подумать, к нам в гости китайский император пожалует, – проворчал отец Виллы, сидя в кресле на крыльце своего дома. – Никогда не видел, чтобы ты так суетилась на кухне.

– Папа, перестань. В конце концов, что-что, а хороший ужин этот человек заслужил.

– Интересно, в честь каких его заслуг ты решила перед его приходом так расфуфыриться? – посмеиваясь, спросил отец.

– Папа, ну перестань.

– Уже и пошутить нельзя, – нарочито печально вздохнул отец, с трудом при этом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Вилла в очередной раз проверила, все ли в порядке на столе. Не зная, к чему придраться, она на всякий случай поправила цветы, стоявшие в вазе. Стол действительно был накрыт как на самые важные семейные торжества и юбилеи: полотняная узорчатая скатерть с салфетками в тон, лучший мамин сервиз и фамильное столовое серебро. Приготовить они с мамой решили свои фирменные блюда: ростбиф с подливкой, картофельное пюре, молочную кукурузу, домашние рулеты и на десерт – настоящий кремовый торт с шоколадным безе.

Вилла прошла в гостиную. По всему периметру комнаты выстроились книжные стеллажи. Даже в простенках между окнами висели полки с книгами. На полу лежали пачки газет, кофейный столик украшала груда разнокалиберных журналов. «Завести сюда незнакомого человека с закрытыми глазами, – подумала Вилла, – и он решит, что оказался в школьной или студенческой библиотеке». Что ж, пусть все остается как есть. Пусть Джей-Джей увидит, как живет их семья.

Вилла вернулась на кухню и приготовила отцу аперитив – бурбон «Дикая индейка», хорошо разбавленный ледяной водой. Положив на небольшую тарелку немного крекеров и сыра, она вынесла бокал и закуску на крыльцо.

– Веди себя хорошо, – строго сказала Вилла отцу.

– Обижаешь, – покровительственно ответил он и стал раскуривать трубку. – Из-за меня можешь не беспокоиться.

Впрочем, поводов для беспокойства у Виллы и без этого хватало. Сегодня ее волновало абсолютно все: как она выглядит, как следует себя вести с гостем, найдет ли Джей-Джей дорогу, сложится ли у них общий разговор, понравятся ли ему ее родители. Больше всего Вилле хотелось, чтобы Джон сумел понять и почувствовать ту особую царящую в их семье атмосферу, которую родители создавали день за днем на протяжении тридцати пяти лет.

Вилла вернулась в дом, прикрыв за собой входную дверь. На кухне она достала из буфета бутылку белого вина, которую несколько лет назад привезла из Канзас-Сити и поставила на верхнюю полку – дожидаться подходящего случая. Похоже, такой случай наконец наступил. Открыв бутылку и налив себе в бокал пару глотков, Вилла проверила, как там пирог в духовке, и задумалась, чем бы еще заняться. В этот момент послышался звук шагов и скрип досок: кто-то поднимался по деревянной лесенке на крыльцо. Затем до ее слуха донесся голос отца:

– Добрый вечер.

В следующую секунду – баритон Джей-Джея:

– Здравствуйте, сэр. И вам доброго вечера.

– Позвольте представиться. Меня зовут Эрли Вайетт. Большое вам спасибо за Блейка. За то, что спасли мальчугана. Считайте, мы перед вами в долгу.

– Он у вас парень отличный. Ничего, мы еще подберем для него какой-нибудь мировой рекорд – так, чтобы и побить можно было, и чтобы не слишком при этом рисковать.

Вилла быстро вымыла руки, насухо вытерла их кухонным полотенцем, провела ладонями по непослушным волосам и подошла к двери. Отец с матерью стояли на крыльце, держась за руки и радушно улыбаясь почетному гостю.

Сам Джей-Джей замер на верхней ступеньке лестницы с букетом полевых цветов (полевых, судя по всему, не только по названию, но и по происхождению: скорее всего, он набрал их где-то по дороге прямо в поле). Джей-Джей был тщательно причесан, а его туфли начищены до блеска. Он как-то смущенно выставил перед собой руку с букетом – ни дать ни взять подросток, явившийся в гости к однокласснице, с тем чтобы с согласия родителей пригласить ее на первое свидание.

Оставаться при этом спокойной и невозмутимой было абсолютно невозможно. Вилла растаяла.

В тот момент, когда прямо за обеденным столом в кармане Джей-Джея запищал служебный пейджер, перед регистратором рекордов встал серьезный вопрос. Вообще говоря, ему, конечно, следовало бы ответить на вызов. Как-никак побеседовать с ним желало начальство в лице редактора Писли. В то же время ему очень не хотелось показаться невежливым перед столь гостеприимными хозяевами.

– Это кто вас вызывает? – бесцеремонно поинтересовался Блейк. – Что-то важное случилось?

– Сынок, веди себя прилично, – одернула мальчика мать. – Кто звонит старшим, не твое дело.

– Если вам нужно позвонить, пожалуйста, телефон в гостиной, – предложил гостю Эрли.

– Нет-нет, это не срочно, – отмахнулся Джей-Джей. – Дела подождут. Слишком уж хорошо мне сейчас без начальства. О работе даже думать не хочется.

Ему здесь действительно было очень хорошо, если, конечно, не считать некоторого беспокойства, которое Джей-Джей испытывал, ощущая на себе напряженное внимание отца Виллы. Нет-нет, вел себя Эрли Вайетт предельно корректно. Одетый в свежую бело-розовую полосатую рубашку из легкой жатой ткани и простые рабочие джинсы «Докерс», он внешне представлял собой образец радушия и гостеприимства. Однако Джей-Джей чувствовал, что этот человек, порой прячущий взгляд за очками в изящной тонкой оправе и за клубами табачного дыма, пристально изучает его. Не отставал от отца и Блейк, ходивший за гостем по пятам.

Ужин начался с обсуждения передовицы Виллы в очередном номере «Экспресса»: статья была посвящена экономической ситуации в городе. По всему выходило, что суета вокруг поедания самолета пошла округу и самому городу на пользу. График налоговых поступлений упорно лез вверх, и к концу месяца городская казна, судя по всему, должна была пополниться на рекордную за много лет сумму. Эрли воспользовался случаем и, не пряча хитрые искорки в глазах, предложил по этому поводу выпить за почетного гостя, приносящего удачу.

Затем начался настоящий допрос. Как и положено, первый вопрос оказался легким – скорее, отвлекающим: «Вы впервые у нас, в Небраске?» Впрочем, очень быстро Вайетт-старший перевел игру на удобную для него половину поля – туда, где гость должен был чувствовать себя неуютно. Буквально через несколько минут после начала беседы он озадачил Джей-Джея следующей дилеммой: «На чем ездить предпочитаете – на „фордах“ или на „шевроле“?» «Вот ведь головоломка», – подумал Джон и в поисках ответа бросил умоляющий взгляд в сторону Виллы. Та именно в этот момент почему-то склонилась над столом с большой ложкой в руке, раскладывая добавку по тарелкам. Джей-Джей прекрасно понимал, что ответ на этот вроде бы невинный вопрос имеет для Эрли Вайетта немалое значение: от того, какой выбор сделает гость, его репутация зависит едва ли не в большей степени, чем от его политической позиции. Да, «форд» и «шевроле» – это тебе не республиканцы и демократы. Ошибешься – и останешься навсегда чужим. Никакие разговоры о политике уже не спасут. К счастью, в нужную секунду в памяти Джей-Джея всплыл образ Виллы, сидящей в кабине старого отцовского пикапа. Назвав в качестве наиболее приемлемой для себя марки «форд», Джон, судя по выражению лица Эрли, попал в точку. Что ж, первый натиск он отразил успешно, но впереди, судя по всему, еще немало испытаний.

Несмотря на обнаруженную общность автомобильных предпочтений, Джей-Джей не без оснований полагал, что Эрли решил заранее: ничего хорошего из романтически-дружеских отношений Виллы с заезжим гостем из Нью-Йорка не получится. Этот красавчик либо увезет с собой его обожаемую дочку, либо разобьет ей сердце.

В отличие от мужа Мэй, казалось, была искренне рада появлению в доме нового человека. Более того, она, похоже, была заранее готова порадоваться всему тому, что могло произойти в результате знакомства ее дочери с этим мужчиной. Самому Джей-Джею нравилось говорить с хозяйкой и смотреть ей в глаза. В лице ее он видел черты, роднящие мать с дочерью, и ему казалось, что он уже вполне представляет себе, как будет выглядеть Вилла со временем, когда годы начнут брать свое.

– Как вам ростбиф? – осведомилась Мэй. – Вы наелись?

– Наелся, и, уверяю вас, просто до отвала. А ваш ростбиф восхитителен, – заверил Джей-Джей мать Виллы и, понимая, чего от него ждут за праздничным семейным столом, постарался найти подходящий повод, чтобы перевести разговор на тему своей работы. – Ваше гостеприимство и кулинарные таланты напомнили мне один случай: дело было в Египте в прошлом году. Я поехал туда, чтобы зафиксировать рекорд, для которого мы открыли специальную категорию: «Самое большое блюдо в меню». Это было угощение, которое бедуины подают к свадебному столу. Даже не пытайтесь угадать, что это такое. Представьте себе: целый запеченный верблюд, фаршированный яйцами, рыбой, целой стаей кур и, судя по количеству баранины, несколькими овцами сразу.

При этих словах Блейка аж передернуло – не то от восторга, не то от отвращения.

– А вы что, тоже ели? – спросил мальчик гостя.

Джей-Джей кивнул. Эта байка была уже третьей за последние полчаса. «Что ж, с одной стороны, собеседникам мои рассказы нравятся, – подумал он, – а с другой – у меня появляется возможность выиграть время и избежать хотя бы части каверзных вопросов от Эрли». Джону хотелось понравиться этим милым людям, хотелось, чтобы они стали по-человечески доверять ему.

– Папа, – обратилась к отцу Вилла, – хочешь еще пюре?

В этот момент вновь запищал пейджер Джей-Джея. Писли настойчиво требовал внимания.

– Вас явно по какому-то важному делу вызывают, – уважительно заметил Блейк.

– Если вам нужно позвонить, пожалуйста, не стесняйтесь, – повторила свое предложение Мэй. – У нас как раз небольшой перерыв: мы с Виллой уберем со стола и подадим десерт и кофе.

– Вот, держи, – сказала Вилла, протягивая Джей-Джею трубку беспроводного телефона. – Если хочешь, можешь выйти на крыльцо. Там тебе никто мешать не будет.

Джей-Джей извинился и встал из-за стола. На улице оказалось неожиданно прохладно. На горизонте собирались мрачные грозовые тучи. Набрав номер оператора пейджера, Джон Смит попросил соединить его с последним звонившим абонентом. Писли схватил трубку после первого же гудка.

– Где вы шляетесь? Почему не отвечали так долго? – явно на повышенных тонах начал разговор редактор.

– Сэр, я ужинал, и в какой-то момент…

– Ладно, не важно, – перебил его Писли. – Я звоню вам, чтобы сказать, что ваш проект сворачивается. Вы меня поняли? Никаких рекордов, никаких самолетов.

– Господи, что вы такое говорите?

– Повторяю: рекорда не будет, – четко, почти по слогам произнес в трубку редактор. – Руководство отказалось регистрировать попытку съесть «боинг».

– Но это же невозможно! Здесь все идет полным ходом…

– Совет директоров принял окончательное решение. – В голосе Писли вдруг зазвучали язвительные нотки. – Начальство, Джон, оно, видите ли, и есть начальство. Нам приказывают – мы выполняем. Насколько мне известно, после консультаций с юристами стало понятно, что в этом проекте риски для нашего издательства непозволительно велики.

– Но ведь…

– По-моему, вы принимаете эту ситуацию слишком близко к сердцу, – заметил Писли. – Не зацикливайтесь на частных проектах, Смит. Нужно смотреть вперед и действовать на перспективу. Не получилось в одном месте – получится в другом. У меня для вас, кстати, уже подобран новый проект: не позже понедельника вы должны быть в Греции. Там полным ходом идет подготовка к другому рекорду…

– Вы же говорили, что постараетесь отстоять мой проект перед начальством, – безнадежным голосом произнес Джей-Джей.

– Это оказалось выше моих сил, – последовал ожидаемый ответ.

– Но что теперь будет со всеми этими людьми? Нельзя же просто так взять и…

– Так всегда бывает: кто-то теряет, кто-то находит, кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, – наставительно резюмировал Писли и повесил трубку.

Джей-Джей даже не сел, а буквально рухнул на ступеньки крыльца.

Он как завороженный смотрел на надвигающиеся с запада грозовые тучи, постепенно накрывавшие, словно подминавшие под себя, бескрайнее, уходящее к горизонту поле подсолнухов. Высокие крепкие растения с огромными цветами вытянулись от земли к небу футов на десять. Разумеется, они не шли ни в какое сравнение с подсолнухом-рекордсменом, который при соответствующем уходе вырос до высоты двадцати пяти футов и пяти с половиной дюймов. Но это бескрайнее поле все равно выглядело просто роскошно: сотни тысяч цветов посылали вечерний привет заходящему солнцу, жадно впитывая его последние красноватые лучи.

Джей-Джею хотелось убежать в это поле и спрятаться там, в бескрайних глубинах зеленого океана с золотыми волнами. «Что, что мне теперь делать? Как исправить все, что я натворил?»

– Джей-Джей, вы там как? Ничего не случилось? – поинтересовалась Мэй через дверную рамку с противомоскитной сеткой. Судя по всему, она начала волноваться, увидев, что гость долгое время сидит на крыльце без движения.

– Нет-нет, все в порядке, – тотчас же отозвался Джон и поднялся на ноги. – Присел вот шнурки завязать да и засмотрелся на ваши поля и на закат. – С этими словами он вернулся в дом и вновь сел за стол.

– Что-то не так? – заметив перемену в его настроении, спросила Вилла.

– Нет-нет, все в порядке, – поспешил он заверить ее. Впрочем, что еще мог он сказать? Пообещав Вилле все, он теперь не мог дать ей ровным счетом ничего.

– Точно? – переспросила она.

– Да-да, все нормально.

– Ну ладно. – Воспользовавшись повисшей паузой, Блейк поспешил вступить в разговор взрослых. – Вы вот много где побывали. А какое место на земле вам больше всего понравилось?

– Тадж-Махал, – с готовностью ответил Джей-Джей. В мире воспоминаний и разнообразных фактов он чувствовал себя уверенно. Здесь он был не один. На его стороне играла целая армия – десятки тысяч фактов и сотни тысяч цифр. – Тут никаких сомнений быть не может. По мне, так Тадж-Махал – самое красивое место на свете.

По выражению лица Эрли было понятно, что он мысленно взвешивает и оценивает слова гостя, а заодно готовит очередную ловушку.

Не желая отсиживаться в кустах, Джей-Джей сделал ответный ход.

– А вы, сэр, что скажете? – поинтересовался он у отца Виллы. – Где вам больше всего понравилось?

– Тут и думать нечего. Мне за красотой в Индию ездить не нужно. Самое красивое место на земле, вы уж меня извините, – это поле за моей фермой. Я там много лет скотину пас, так что за свои слова отвечаю. Луг, ручей, кустики да деревца по его берегам и, конечно, небо, много-много неба. Лучшего места на свете не сыщешь.

– Папа, перестань, – взмолилась Вилла. – Ты как тот самый кулик, который только свое болото хвалит. Послушал бы лучше Джона. Как-никак он много где побывал, много чего видел.

– На этом лугу я, между прочим, твоей матери предложение сделал, – ответил дочери Эрли. – Там же мы и свадьбу сыграли. Настанет время – нас там и похоронят. – Взяв жену за руку, он добавил: – Кто бы что ни говорил, для меня это лучшее место на свете. Другого такого не сыщешь.

– Любовь – на шестьдесят пять, – загадочно улыбнувшись, сказала Мэй и поцеловала мужа в щеку.

– На шестьдесят пять, – так же загадочно повторил он, заглядывая ей в глаза.

Это был их тайный пароль. Короткая фраза словно переносила Эрли и Мэй куда-то далеко во времени и пространстве. Мир вокруг них словно исчезал, и, оставшись наедине друг с другом, они могли вновь ощутить всю полноту и свежесть чувства, которое связывало их друг с другом уже тридцать пять лет.

Откуда-то издалека до слуха Джей-Джея донеслись первые, еще глухие раскаты грома. Затем он услышал шепот Виллы:

– Будь наготове. По-моему, нам пора сматываться.

Пикап продирался сквозь сгустившуюся темноту на запад. Воздух был наэлектризован, тучи, еще недавно мягкие, словно серые перины, теперь почернели и явно грозили пролиться на землю мощным ливнем. Ни встречных, ни попутных машин не было видно, и Вилла вела пикап прямо посередине проселочной дороги. В какой-то момент в свете фар промелькнул перебежавший дорогу опоссум.

– Ну что, похоже это было на самый длинный в мире ужин? – нарушила молчание Вилла.

– Нет, рекорд не засчитан.

– Я пошутила.

– Я тоже, – ответил Джей-Джей. – На самом деле мне все очень понравилось. Я отлично отдохнул. И спасибо тебе за…

– Да ладно. Я же понимаю, что отец совсем тебя замучил. Ты уж прости его…

– А за что тут извиняться? В конце концов, родители – они все такие. Твой отец так тебя любит, что ему за это все простить можно.

– Да уж, любит он меня на все шестьдесят пять, – с улыбкой сказала Вилла.

– Слушай, а если не секрет, что это за семейная присказка? Что за любовь на шестьдесят пять?

– Эта фраза у нас давно прижилась. Дело было так: родители вечерком заглянули ко мне в комнату, когда я уже спать собиралась. Мне тогда года три или четыре было. Я лежала в кровати, а они подошли – и говорят мне: «Спокойной ночи». А я в ответ сказала, что очень их люблю, сильно-сильно люблю. Ну, отец в шутку и спросил меня: «А насколько сильно?» Я стала придумывать, как измерить свою любовь, и вспомнила самое большое число, которое тогда знала. Это и было шестьдесят пять. Дальше считать я не умела, да мне и не нужно было: казалось, что этого огромного числа хватит, чтобы пересчитать все в этом мире.