Текст книги "Миллиардеры поневоле. Альтернативная история создания Facebook"
Автор книги: Бен Мезрич
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Приглашение предполагало, что Эдуардо явится на ужин со спутницей. От однокурсников он слышал, что кандидатов будут оценивать исходя из достоинств их подруг. У кого они привлекательнее, у тех больше шансов пройти отбор.
Прочитав приглашение, Эдуардо растерялся – где за такой короткий срок раздобыть подругу, да к тому же с эффектной внешностью? В дверь его комнаты в общаге девушки не то чтобы ломились табунами…
Суровые обстоятельства вынудили Эдуардо действовать. На следующее же утро в столовой Элиот-Хауса он ринулся прямиком к самой красивой из знакомых ему девушек – к Марше, фигуристой блондинке, похожей на студентку-психолога, несмотря на то что училась она на экономфаке. Марша была сантиметров на пять выше Эдуардо и питала непонятную страсть к вязаным резинкам для волос в духе восьмидесятых, зато красота ее соответствовала канонам престижных учебных заведений Северо-Востока. Для предстоящей пятницы она была идеальным вариантом.
К удивлению Эдуардо, Марша согласилась стать его спутницей. Эдуардо, конечно, сообразил, что согласия удостоился не он, а «Феникс» и ужин в «финальном клубе». Это только укрепило его представления о достоинствах «финальных клубов»: они не только помогают своим членам со временем обрасти социальными связями, но и дают им бонус – способность притягивать к себе все самое крутое и красивое. Эдуардо, разумеется, не тешил себя надеждой, что после банкета Марша уединится с ним в книгохранилище, но вдруг, если выпьет, хотя бы позволит проводить ее домой… А уж если на пороге своей комнаты она наградит его прощальным поцелуем, это станет главным эротическим достижением Эдуардо за последние четыре месяца…
У угла библиотеки, когда они выбежали из тени античной колоннады, Марк опять оглянулся и спросил с непонятным Эдуардо выражением лица:
– Большего тебе и не надо?
О чем это он? О свидании в библиотеке? О вечеринке, с которой они только что смотались? О еврейском студенческом братстве? О «Фениксе»? А может, о пробежке двух чокнутых – одного в строгой рубашке, другого в шортах, – торопящихся сквозь пронзительную стужу на идиотскую тусовку в общежитии?
Могла ли университетская жизнь обернуться для ребят вроде Эдуардо и Марка чем-то большим?
Глава 3
НА ЧАРЛЬЗ-РИВЕР
Пять утра.
Пустынный отрезок Чарльз-Ривер – зеркальная голубовато-зеленая излучина длиной в четверть мили, ограниченная с одного конца каменными арками пешеходного моста Уикса, а с другого – бетонным Гарвардским мостом, несущим многополосную автостраду. Низко над простылой водой тяжелым пологом нависает туман. Воздух так густо напитан влагой, что не понимаешь, где кончается река и начинается небо.
Эта мертвая тишина, это застывшее мгновение – очередная строка на очередной странице книги, вобравшей в себя три столетия таких же, чреватых будущим мгновений. Мертвая тишина… Но вдруг раздался тишайший звук: два весла уверенно погружались в ледяную гладь, описывали дугу в голубовато-зеленом водовороте и толчком выныривали на поверхность – все это в совершенном и многосложном сопряжении механики с искусством.
Мгновением позже из-под моста Уикса выскользнул двухместный скиф,[11]11
Лодка для академической гребли, выпускаемая компанией Nowing.
[Закрыть] его фибергласовый корпус точно по центру разрезал речной извив, как алмаз – оконное стекло. Лодка двигалась настолько плавно, что казалась неотделимой от реки; пластиковый изгиб ее корпуса словно вырастал из голубоватой зелени воды, а ее безупречный ход почти не поднимал волны.
Довольно было одного взгляда на скиф, на то, как весла в едином ритме пронзают поверхность воды, как плавно влечется по реке лодка, чтобы понять: двое гребцов на изящном судне не один год оттачивали свое искусство. Вид этих молодых спортсменов убеждал в том, что подобное совершенство объясняется не только упорными тренировками. С берега они были похожи на двух роботов – точные копии друг друга, с одинаковыми шапками русых волос и очень американскими рельефными чертами лиц. Как и движение лодки, сложение их было близко к совершенству, тела стройные и гибкие, под серыми гарвардскими футболками мощно перекатывались мускулы. Впечатление, которое производили эти парни ростом шесть футов и пять дюймов, только усиливалось абсолютным сходством двух пар голубых глаз и выражения неукротимой решимости на роковых для женщин лицах.
Братья Винклвосс были однояйцевыми близнецами, но только «зеркальными» – оплодотворенная яйцеклетка в их случае как бы раскрылась, как раскрывается журнальный разворот. Тайлер Винклвосс, который сидел в лодке спереди, был правшой, а по складу характера – более рассудительным и серьезным из двух. Левша Кэмерон Винклвосс, в отличие от брата, был натурой творческой и артистической.
Но сейчас их личности слились воедино; во время гребли они между собой не разговаривали – легко направляя лодку вниз по Чарльз-Ривер, они вообще не общались ни словами, ни какими-либо другими средствами. За годы занятий с разными тренерами в Гарварде и раньше, в Гринвиче, штат Коннектикут, где они выросли, близнецы научились почти нечеловеческой сосредоточенности. Их труды во многом уже окупились – к третьему курсу они стали кандидатами в олимпийскую сборную. В Гарварде братья были лучшими из лучших: чемпионы страны, они не раз приводили к победам университетскую команду. В Лиге плюща[12]12
Ivy League, семь самых престижных университетов на северо-востоке США.
[Закрыть] им не было равных ни в одном из видов академической гребли.
На время, пока близнецы Винклвосс гоняли свою лодку по студеной реке, обо всем этом было забыто. С четырех утра они гребли по Чарльз-Ривер от одного моста до другого и обратно – это молчаливое патрулирование продлится еще не меньше двух часов. Они будут работать веслами до изнеможения, до тех пор пока не проснется кампус и сквозь серую толщу тумана не начнут пробиваться яркие лучи утреннего солнца.
* * *
Три часа спустя Тайлер, до сих пор ощущавший под собой пружинящую массу речной воды, уселся рядом с Кэмероном у длинного деревянного стола в дальнем углу столовой Пфорцхаймер-Хауса. В ярко освещенном просторном зале таких столов помещалось больше десятка. Почти все места были заняты – завтрак начался уже давно.
Пфорцхаймер-Хаус – одно из самых больших и самых новых в Гарварде общежитий для старшекурсников («новых», впрочем, только по меркам трехсотлетней истории кампуса). В нем обитают полторы сотни студентов второго-четвертого курсов. Первокурсники всегда живут на Гарвард-Ярде, а в конце первого года обучения по принципу лотереи решается, где каждый из них проведет дальнейшие годы учебы. Общежитие Пфорцхаймер-Хаус считается далеко не лучшим вариантом. Оно образует центральную часть «Каре» – четырехугольника зданий, которые обрамляют обширную, поросшую нестриженой травой лужайку. «Каре» находится на отшибе, университет построил его за пределами кампуса под предлогом борьбы с перенаселенностью последнего, но истинной причиной возведения комплекса было, по всей видимости, желание с максимальной пользой освоить громадные финансовые пожертвования.
«Каре» – это, конечно, не Соловки, но студенты, которых туда определяют на жительство, чувствуют себя сосланными в некое подобие ГУЛАГа. От расположенных там общежитий до Гарвард-Ярда, где проходит большая часть занятий, двадцать минут пешком. Для Тайлера с Кэмероном оказаться в «Каре» было вдвойне неприятно – от Гарвард-Ярда им приходилось еще десять минут пилить до лодочной станции, пристроившейся на берегу реки, как раз там, где стоят более известные гарвардские общежития: Элиот, Кёркланд, Леверетт, Мазер, Лоуэлл, Адамс, Данстер и Куинси.
Те общежития круче, и каждое имеет свое имя, а здесь просто «Каре» и «Каре».
Тайлер взглянул на Кэмерона, который склонился над заваленным едой красным пластиковым подносом. Гряда омлета возвышалась над предгорьями, сложенными из картошки по-деревенски, намазанных маслом тостов и свежих фруктов – энергии заключенных в них углеводов должно было хватить хоть мощному внедорожнику, хоть звезде гребли ростом шесть футов и пять дюймов. Тайлер пристально смотрел, как Кэмерон поглощает омлет, и думал о том, что брат тоже совсем измотался. Последние несколько недель они оба трудились – в спорте и в учебе – на полную катушку, и это давало о себе знать. Братья вставали в четыре и бежали на реку. Потом занятия, домашние задания. Затем снова гребля, качалка, бег. Участь университетских спортсменов нелегка; случались дни, когда им казалось, что вся их жизнь сводится к занятиям греблей, еде и сну урывками.
С Кэмерона и его омлета Тайлер перевел взгляд на парня, сидевшего напротив. Дивья Наренда был едва виден за номером университетской газеты «Гарвард кримсон», которую держал обеими руками. Перед ним стояла нетронутая миска овсянки – Тайлер готов был поспорить, что, если Дивья сейчас же не отложит газету, его овсянка достанется Кэмерону. Тайлер и сам бы в другой раз ею не побрезговал, но, перед тем как подсесть к Кэмерону, он уговорил вдвое больше еды, чем было навалено на подносе у брата.
Дивья не был спортсменом, но хорошо понимал страсть близнецов и их серьезное отношение к делу. Вместе с Дивьей, самым сообразительным из друзей Тайлера, братья разрабатывали один секретный проект. Этот проект, изначально задуманный как побочный и необязательный, занимал все более важное место в их жизни, которая и без него становилась все напряженнее и напряженнее.
Тайлер прокашлялся и подождал, пока Дивья оторвется от своей газеты. Тот поднял палец, прося еще минутку подождать. Тайлер устало закатил глаза – и тут обратил внимание на соседний стол. Сидевшие там девушки жадно рассматривали их с Кэмероном. Поняв, что спортсмен их заметил, студентки смутились.
К любопытству посторонних Тайлер привык, поскольку сталкивался с ним на каждом шагу. Ну да, они с Кэмероном близнецы. Это не вполне обычно – что-то вроде шоу уродов. Но в Гарварде всеобщее внимание окружало близнецов не только поэтому. И даже не исключительно по той причине, что они были кандидатами в олимпийскую сборную. Тайлер с Кэмероном обладали на кампусе определенным статусом, основу которого они заложили своими спортивными достижениями, но закрепили кое-чем принципиально иным. Тайлер точно знал: это произошло после того, как на третьем курсе их с братом приняли в клуб «Порселлиан». Третьекурсники крайне редко становились его членами не только потому, что «Порселлиан» – самый престижный, закрытый и старый из «финальных клубов». Кроме всего прочего, он еще и самый немногочисленный по составу – такого, чтобы новичков в него принимали годом позже положенного, до этого не случалось никогда.
Клуб, полагал Тайлер, потому выжидал год с приемом братьев Винклвосс, что его членов не устраивало их происхождение. У большинства членов «Порселлиан» многие поколения богатых предков оканчивали Гарвард. А отец Тайлера с Кэмероном хотя и был невероятно богат, состояние заработал собственным трудом, создав с нуля чрезвычайно успешную консалтинговую компанию. Тайлер и Кэмерон не принадлежали к старой финансовой аристократии – при этом деньги у них, безусловно, были. Для приема в «Муху» или «Феникс» этого бы хватило. Для членства в «Порселлиан» требовалось нечто большее.
В отличие от того же «Феникса» «Порселлиан» не ориентирован на приятное времяпрепровождение. Так, в его помещение совсем не допускают женщин. Точнее, в день свадьбы член клуба может устроить жене экскурсию по клубному зданию, но в следующий раз она имеет право показаться там только на праздновании двадцатипятилетия выпуска. Исключений ни для кого не делается. Самое большее, на что могут рассчитывать посторонние – мужского и женского пола, – это попасть в прихожую клуба – знаменитую «Велосипедную комнату».
Вечеринки и романы – ради этого существуют все остальные клубы на кампусе. «Порселлиан» существует ради будущего. Он облачает своих членов статусом – тем самым, который со всех сторон привлекает к ним взгляды в столовой, в учебных аудиториях, просто на улице. «Порселлиан» – это не просто клуб, «Порселлиан» – дело серьезное.
Все это Тайлер великолепно понимал и ценил. Серьезное дело – именно ради него они сегодня встречались в столовой с Дивьей на час позже, чем обычно. Страшно серьезное дело.
Тайлер оставил в покое засмущавшихся студенток и взял у брата с подноса надкусанное яблоко. Кэмерон даже не успел возмутиться, как Тайлер подкинул яблоко, и оно, описав в воздухе дугу, приземлилось в овсянку Дивьи. Каша брызнула по сторонам и клейкими комьями залепила газету.
Дивья, не проронив ни слова, аккуратно сложил запачканную газету и пристроил ее рядом с миской.
– Зачем ты читаешь этот отстой? – спросил Тайлер, с ухмылкой глядя на приятеля. – Только время зря тратишь.
– Хочу знать, что волнует тех, кто с нами учится, – ответил Дивья. – Надо держать руку на пульсе университетской жизни. Ведь когда-нибудь мы запустим наш дурацкий проект, и тогда нам будет важно знать, о чем пишут в этом «отстое». Или, по-твоему, не так?
Тайлер пожал плечами, он знал, что Дивья прав. Дивья почти всегда был прав. Поэтому-то они с Кэмероном с ним и связались. Их еженедельные, а иногда и более частые встречи продолжались с декабря 2002-го. Почти два года.
– Если не найдем кого-нибудь вместо Виктора, мы никогда ничего не запустим, – вмешался Кэмерон с полным ртом омлета. – Это я вам точно говорю.
– Он окончательно отвалился? – спросил Тайлер.
– Да, – ответил Дивья. – Говорит, у него и без нас дел по горло. Нужен новый программист. Но такого профи, как Виктор, поди найди.
Тайлер вздохнул. Целых два года – кажется, за все это время запуск проекта не приблизился ни на шаг. Виктор Гуа, отличный программер, понимавший их замысел, был для проекта бесценен. Но он ушел, не доделав сайт.
Вот если бы у кого-нибудь из них – Тайлера, Кэмерона или Дивьи – хватало компьютерных познаний для воплощения проекта… Господи, они были бы обречены на успех! Идея великолепна – она пришла в голову Дивье, а потом совместными усилиями они развили ее и скромно признали результат гениальным.
Проект носил название Harvard Connection и заключался в создании сайта, который обещал в корне переменить жизнь кампуса – но только при условии, что найдется человек, который напишет для него программу. В основе проекта лежала простая идея перевести общение между студентами в онлайн, сделать сайт, где люди – вроде тратящих все время на греблю, еду и сон Тайлера и Кэмерона – могли бы знакомиться с девушками типа тех, что украдкой рассматривали их из-за соседнего стола, и при этом не утруждать себя времязатратными и малопродуктивными скитаниями по кампусу, без которых в реальной жизни мало с кем познакомишься.
Принадлежность к гарвардской элите давала Тайлеру и Кэмерону уникальное видение того, насколько ущербна в их престижном университете студенческая жизнь. Самые достойные парни – взять хотя бы самих братьев – начисто лишены возможности познакомиться с лучшими девушками, поскольку все время уходит у ребят на то, что, собственно, и поднимает их акции. Облегчающий общение сайт эту проблему бы разрешил, создав динамичную среду для знакомств.
Сайт Harvard Connection должен был преодолеть все препоны в общении. Без него, если ты занимаешься греблей, играешь в бейсбол или футбол, только этим ты и будешь заниматься до конца учебы. А познакомиться тебе суждено лишь с девушками, которых можно встретить на реке, у бейсбольной площадки или футбольного поля.
Если живешь в «Каре», то в пределах твоей досягаемости только девушки из пресловутого «Каре». Разумеется, располагая соответствующим потенциалом, можно применить оружие массового поражения – свое мужское обаяние, – но оно поразит лишь ближайшие окрестности, тогда как Harvard Connection способен значительно расширить область его воздействия.
Простой, идеальный, нужный. Как предполагалось, сайт будет иметь два раздела – для знакомств и для общения. Тайлер и Кэмерон уже представляли себе, как, покорив Гарвард, их сайт охватывает другие университеты, возможно даже, всю Лигу плюща…
Их бизнес-план имел, однако, один изъян: сайт невозможно создать без настоящего компьютерного гения. В старших классах школы и Тайлер, и Кэмерон учились программировать на языке HTML, но приобретенных ими познаний для такого серьезного дела было явно недостаточно. Как ни вертись, нужно искать настоящего специалиста. И не просто отменного программиста, а человека, который бы понимал их идею. Она состояла в том, чтобы студенты впредь не смогли бы обходиться без Harvard Connection, чтобы его посещение стало рутиной: принял душ, побрился, сделал несколько звонков и зашел отметиться на сайт, посмотреть, не интересовался ли кто тобой.
– Виктор обещал кого-нибудь посоветовать, – продолжил Дивья, помахивая газетой над столом, чтобы она быстрее высохла. – Кого-нибудь со своего факультета. Мы можем и сами поискать, дать знать на кампусе, что нам нужен человек.
– Могу поспрашивать в «Порселлиан», – предложил Кэмерон. – Там, конечно, в компьютерах вряд ли кто силен. Но, может, чей-нибудь младший брат возьмется…
Отлично, подумал Тайлер, завтра надо повесить объявление в естественно-научном корпусе и навести справки в компьютерных лабораториях. Он взглянул на Дивью и не смог сдержать улыбку. Дивья, как всегда, выглядел безупречно. Он родился в семье врачей-индийцев в Бейсайде[13]13
Один из самых дорогих и фешенебельных районов Квинса в Нью-Йорке.
[Закрыть] и поступил в Гарвард, пойдя по стопам старшего брата. Одевался, причесывался и подбирал слова Дивья с исключительной тщательностью. По его облику никто бы не догадался, что он мастерски играет на электрогитаре – и что особенно хорошо ему даются импровизации в стиле хеви-метал. На людях он проявлял себя невероятным чистюлей, даже испачканную газету пытался теперь вернуть в первозданный вид.
Наблюдая за тем, как Дивья машет своей газетой, Тайлер невольно снова посмотрел на девушек за спиной у приятеля. Самая высокая из них, брюнетка с выразительными карими глазами, в майке с глубоким вырезом, надетой под порванную по моде серую гарвардскую толстовку, улыбалась ему поверх кокетливо обнаженного загорелого плеча. Тайлеру оставалось лишь улыбнуться в ответ.
Дивья покашлял, отвлекая Тайлера от приятной задумчивости.
– Сильно сомневаюсь, что она интересуется веб-программированием.
– Но спросить-то можно, – ответил Тайлер и подмигнул брюнетке.
Он встал из-за стола. Совещание получилось недолгим – пока не найдется замена Виктору, говорить им все равно не о чем. Тайлер сделал шаг по направлению к девичьей компании, но замешкался, весело глядя на приятеля-индийца с его газетой.
– Знаешь, где-где, а в этой занюханной газетенке программиста ты нам в жизни не найдешь.
Глава 4
ПЕТУХ-КАННИБАЛ
Эдуардо осторожно открыл двери и проскользнул в аудиторию. Лекция началась уже давно. У подножия поднимавшихся амфитеатром рядов, на подиуме, подсвеченном несколькими мощными прожекторами, низенький пухлый человечек в твидовом пиджаке раскачивался вверх-вниз на носках, стоя за массивной дубовой кафедрой. Человечек был до крайности возбужден, его округлые щеки пылали. Он размахивал хилыми руками, время от времени хлопая ими по кафедре – хлопок многократно усиливался колонками, свисавшими с нелепо высокого потолка. Затем лектор указывал через плечо на огромную, десять футов высотой, доску, на которой была подвешена красочная карта, представлявшая собой помесь иллюстрации к книге Толкина и схемы боевых действий. Такая могла бы украсить стену в оперативном штабе президента Рузвельта.
Эдуардо понятия не имел, что это за лекция. Преподавателя он не узнал, но этому удивляться не приходилось – в Гарварде куча разных профессоров, лекторов и младших преподавателей, всех не упомнишь. Размеры аудитории и всего несколько свободных мест – в помещении, рассчитанном на три сотни человек, – указывали на то, что лекция относится к «базовому курсу». Только на таких занятиях собирается много народу – они обязательны для посещения, с чем студенты вроде Эдуардо и Марка мирятся как с неизбежным злом.
«Базовому курсу» в Гарварде придается особое значение – он является компонентом местной педагогической философии. Суть ее в том, что каждый студент четвертую часть своего учебного времени обязан посвятить не профильным предметам, а совершенно не имеющим отношения к его специальности – предметам, призванным воспитать из него «гармоничного» специалиста. В программу «базового курса» входят зарубежная культура, история, литература, этика, логика, естествознание и социология. Вроде бы идея правильная, но на практике эти занятия и близко не оправдывают связанных с ними благородных надежд. Дело в том, что «базовые» предметы посещают по приказу и никому из слушателей они по-настоящему не интересны. В результате вместо глубокого осмысленного курса истории или искусствознания студенты получают какой-нибудь «Фольклор и мифология» – или, как любовно выражаются те, кто честно проспал его от начала до конца, «Греческий для ботанов»; элементарное введение в физику превращается в «Физику для поэтов». А еще есть штук пять курсов культурной антропологии, абсолютно бесполезных в применении к реальной жизни. Благодаря обязательности «базового курса» любой выпускник Гарварда хотя бы раз изучал яномама, «жестокий народ» из амазонских джунглей, маленькое дикое племя, до сих пор живущее как в каменном веке. Выпускники Гарварда быстро забывают уроки политологии и математики, зато спроси любого из них про яномама – и он расскажет, что эти ребята крайне жестоки, часто нападают друг на друга, орудуя длинными палками, и подвергают себя ритуальному пирсингу, еще более извращенному, чем у скейтбордистов на Гарвард-сквер.
С дальнего конца просторной аудитории Эдуардо смотрел, как преподаватель подпрыгивает у себя за кафедрой, и даже уловил отрывки фраз, донесшихся из гулких колонок. Похоже, данная лекция «базового курса» имела какое-то отношение не то к истории, не то к философии. То, что висело на доске, при более внимательном рассмотрении оказалось картой Европы трехсотлетней давности, но ясности в предмет лекции этот факт не внес. Вряд ли, конечно, она была про яномама, но, с другой стороны, в Гарварде случается всякое.
Сегодня утром Эдуардо пришел сюда не для того, чтобы добавить «гармоничности» своему образованию. У него была совсем другая цель.
Он осмотрел аудиторию, прикрываясь рукой от назойливого света прожекторов над подиумом, которые были направлены куда угодно, кроме точек, куда им было положено светить. Другой рукой он прижимал к себе здоровенный ящик, накрытый синим полотенцем. Ящик был тяжелым, и Эдуардо очень старался ни обо что им не задевать.
Только через несколько минут он высмотрел наконец Марка, сидевшего в гордом одиночестве на третьем с конца ряду. Ноги в сандалиях тот закинул на пустующий перед ним стул, на коленях лежал раскрытый ноутбук. Марк явно и не думал записывать в него лекцию. Скорее всего, он спал – глаза закрыты, головы почти не видно под огромным капюшоном балахона, который он носил не снимая, руки засунуты глубоко в карманы джинсов.
Эдуардо улыбнулся. За прошедшие недели они с Марком очень подружились. Они жили в разных местах и занимались разными предметами и все равно, чувствовал Эдуардо, были близки друг другу по духу. Порой ему казалось, что стать друзьями им было предопределено задолго до знакомства. За короткое время Эдуардо очень проникся к Марку и относился к нему как к родному брату, а не как к товарищу по еврейскому студенческому братству. Он не сомневался, что Марк точно так же относится к нему.
По-прежнему улыбаясь, Эдуардо осторожно пробрался к ряду, где сидел Марк. Переступил через вытянутые ноги спящего третьекурсника, смутно знакомого ему по экономическому семинару, протиснулся мимо двух второкурсниц, увлеченно слушавших MP3-плеер, спрятанный в пристроенной между ними сумке, и наконец опустился на стул рядом с Марком, бережно поставив ящик у ног.
Марк разлепил веки, посмотрел на Эдуардо, а затем неторопливо перевел взгляд на ящик:
– Черт!
– Ага.
– Но это ж не…
– Он самый.
Марк тихонько присвистнул, наклонился вперед и приподнял полотенце, укрывавшее решетчатый ящик из-под молочных бутылок. Петух, который сидел внутри, забился и пронзительно закудахтал. Наружу полетели перья – они взмывали вверх, а потом планировали на Марка, Эдуардо и народ, сидевший в радиусе десяти шагов. Несколько мгновений спустя все студенты, которые оказались поблизости, с веселым испугом обернулись к приятелям.
Эдуардо густо покраснел, выхватил у Марка полотенце и торопливо накрыл ящик. Петух постепенно успокоился и затих. Эдуардо посмотрел на преподавателя – тот как ни в чем не бывало распинался про бриттов, викингов и еще каких-то их современников. Могучая звукоусиливающая аппаратура – хвала Господу – скрыла от него учиненный Эдуардо переполох.
– Гениально, – усмехнулся Марк. – Хорошего приятеля себе завел. Поразговорчивей тебя будет.
– Да уж, гениально, – прошипел Эдуардо. – Этот петух у меня уже вот где сидит. От него хренова туча неприятностей.
Марк продолжал улыбаться – глядя со стороны, ситуация действительно была весьма комичной. Петуха вручили Эдуардо в «Фениксе» в порядке инициации: ему было велено не расставаться с птицей ни на мгновение, повсюду носить ее с собой – днем и ночью, на все занятия, в столовую и в гости. Даже спать ему приходилось с этим петухом. И так – пять дней, к исходу которых петух должен был остаться в живых.
Первые дни прошли гладко. Петуху в ящике нравилось, и никто из преподавателей его не засек. На немноголюдные семинары Эдуардо не ходил, сказавшись простуженным. В столовых и общежитии проблем не возникало – большинство студентов в курсе того, какие бывают инициации в «финальных клубах». Те несколько человек из администрации университета, с которыми ему пришлось столкнуться по делам, притворялись, что ничего такого не замечают. Все в Гарварде знают, что в «финальный клуб» просто так не попадешь.
Правда, последние два дня инициации дались Эдуардо непросто.
Собственно, начало неприятностям было положено вечером второго дня, когда Эдуардо с петухом под мышкой вернулся к себе в Элиот-Хаус после целого дня прогулянных занятий. Прямо напротив него жили два парня, члены клуба «Порселлиан». Эдуардо знал их, но вращались они в непересекающихся кругах, так что знакомство их было исключительно шапочным. Он не обратил внимания на то, что соседи видели, как он принес домой петуха. Ему и в голову не пришло скрывать от них, что на ужин у птицы будет жареная курятина, которую он сам не доел в столовой.
И только через двадцать четыре часа, когда вышел номер «Гарвард кримсон» с сенсационным материалом, Эдуардо понял, что он натворил. Накануне вечером, увидев, что он кормит петуха курятиной, доблестные члены «Порселлиан» анонимным мейлом поставили в известность об этом организацию под названием «Объединение защитников домашней птицы».[14]14
Реально существующая в США организация борцов за гуманное обращение с курами, утками и индюками United Poultry Concern.
[Закрыть] В письме, подписанном именем «Дженнифер» и отправленном с адреса [email protected], клуб «Феникс» обвинялся в том, что заставляет своих будущих членов в качестве инициации мучить и убивать кур. Защитники домашней птицы немедленно связались с университетской администрацией и дошли до самого президента Гарвардского университета Ларри Саммерса. Началось расследование. «Фениксу» предстояло защищаться от обвинений в жестоком обращении с животными, заключавшемся, помимо прочего, в принуждении беззащитной домашней птицы к каннибализму.
Эдуардо не мог не признать, что прикол ребятам из «Порселлиан» как нельзя лучше удался, хотя и причинил членам «Феникса» немало головной боли. К счастью, руководители клуба пока не вычислили Эдуардо, виновника неприятностей, – впрочем, даже вычислив, они наверняка оценили бы юмор ситуации.
Разумеется, никто не приказывал Эдуардо мучить и убивать своего петуха. Напротив, ему велели вернуть его в целости и сохранности. Может, кормить петуха курятиной было и неправильно, но, с другой стороны, откуда ему было знать, чем питаются куры? Никакого спецруководства к птице не прилагалось. Эдуардо окончил еврейскую частную школу в Майами. Ну что может знать еврей о курице, кроме факта, что из нее получается вкусный суп?
Вся эта кутерьма почти затмила собой то, что инициация Эдуардо подходила к концу. Со дня на день он должен был стать полноценным членом «Феникса». Если его не отвергнут из-за провала с курятиной, очень скоро он станет проводить в клубе все вечера уик-энда, и тогда его жизнь кардинально изменится. Собственно, перемены уже начались.
Он склонился к Марку, не отрывая рук от решетчатого ящика, в котором петух все еще проявлял признаки беспокойства.
– Надо сматывать удочки, пока эта тварь снова не разбушевалась, – прошептал он. – Вечером, как договаривались, встречаемся?
Марк вопрошающе поднял брови, Эдуардо улыбнулся и кивнул. Накануне вечером на коктейле в «Фениксе» он познакомился с девушкой – красивой миниатюрной азиаткой по имени Энджи. А еще у нее была подруга. Эдуардо уговорил Энджи взять подругу с собой, и теперь они вчетвером должны были встретиться в «Гриле на Графтон-стрит». Всего месяц назад такого просто невозможно было себе вообразить.
– Забыл, как ее зовут? – спросил Марк. – В смысле, подругу?
– Моника.
– Симпатичная?
По правде сказать, Эдуардо понятия не имел, симпатичная Моника или нет. Он ее в глаза не видел. Но, если подумать, им ли с Марком привередничать? До сих пор особы женского пола не то чтобы не давали обоим прохода. А теперь, когда Эдуардо стал без пяти минут членом «Феникса» и резко вырос в глазах студенток, он не бросит товарища на произвол судьбы. Поспособствовать принятию Марка в клуб он не мог, но познакомить с девушкой-другой – это пожалуйста.
Не получив ответа, Марк пожал плечами. Эдуардо осторожно поднял с пола свой ящик и встал. Оглянувшись напоследок на Марка, он отметил, как тот одет: вечные адидасовские сандалии, джинсы и балахон с капюшоном. Эдуардо поправил галстук и смахнул куриные перышки с лацканов темно-синего блейзера. Блейзер с галстуком были его форменной одеждой, а в дни встреч в Ассоциации инвесторов он надевал костюм.
– В восемь, – сказал он Марку, уже выбираясь к выходу. – И знаешь что…
– Да?
– Для разнообразия постарайся одеться получше.