Текст книги "Карусель"

Автор книги: Белва Плейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Надо думать. – И, подхватив дипломат, он вздохнул: – Что ж, мне пора домой. Я мог бы много еще сказать, но какой смысл? Из этого ничего не выйдет. Да и вообще из всего этого вряд ли выйдет что-нибудь хорошее.

– Ладно. Мне все равно надо идти готовить ужин.

– Значит, и по части готовки ты тоже специалист?

– Что ты хочешь сказать этим своим «тоже»?

– Ты прекрасно знаешь что. Ты бьешь меня по самым больным местам, Рокси. Не могу себе представить, как вы с Клайвом…

– Прекрати, – мягко оборвала его Роксанна. – Я не хочу этого слышать. Да, я хорошо готовлю. Приходится, если я хочу есть не только блюда, купленные навынос.

– И что же у вас сегодня на ужин?

Она понимала, что он медлит, не в состоянии уйти. И ей было очень больно, потому что она испытывала то же самое.

Но, переплетаясь с болью, присутствовало и захватывающее ощущение взятого реванша, когда она спокойно произнесла:

– У нас сегодня беф-а-ля-мод с соусом из хрена.

– Смотри-ка, ты даже правильно это произносишь. Ну и дела!

– И шоколадный торт, – продолжила она, игнорируя его сарказм. – По рецепту твоей жены. Она сказала, что это твой любимый.

Йен снова окинул ее взглядом с головы до ног.

– Ну ты и штучка! Откуда только ты такая взялась? Значит, вы с моей женой уже подружки?

– Мне нравится твоя жена. Они с Салли очень милые. Хотя иногда, глядя на нее, я чувствую себя ужасно при мысли о том, что сделала.

– Все шутишь.

– Да нет, серьезно. А иногда ничего такого не чувствую.

– Я не собираюсь больше с тобой встречаться, – сказал он. – Никогда. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Но тебе придется, не так ли? Я ведь член семьи.

– Нет. Мужчины каждый день встречаются в конторе, а женщины делают что хотят. Нам нет нужды встречаться по вечерам. Все ограничивается тремя приемами в году: на День благодарения, на Рождество и на день рождения отца. Думаю, это нам по силам.

– Уверена, да.

– Прощай, Роксанна.

– Прощай.

Минуту она смотрела, как его автомобиль едет по дорожке и скрывается за поворотом. Затем развернулась и пошла в дом готовить шоколадный торт.

Глава 11

Сентябрь 1990 года

В первые недели сентября среди тусклой красновато-коричневой и золотистой листвы кленов, покрывавших склоны холмов за домом, все еще проглядывали тут и там пятна изумрудной зелени. Теплый воздух был наполнен еле уловимым ароматом осени.

Захлопнув книгу, Салли посмотрела из окна во двор, где няня занималась с детьми. Наклонившись, она держала за руку Сюзанну: маленькое существо, которому только-только исполнилось девять месяцев, делало свои первые шаги. Когда она поднимала взгляд к няне, в нем читалось изумление: «Посмотрите, что я делаю!»

Салли улыбнулась, потому что обычно дети начинали ходить в год или даже позже. Но улыбка исчезла так же быстро, как появилась. Тина тоже пошла в девять месяцев Боже, все, связанное с Сюзанной, рано или поздно напоминает о Тине.

Та в данный момент, несомненно, к огромному облегчению няни, копалась в песочнице. Слава Богу, что у них есть няня, подумала Салли, которая в последнее время весь день занималась практически одной Тиной, а на общение с Сюзанной времени почти не оставалось. Но старшая дочь так нуждалась в ней.

В сентябре девочка снова пошла в садик, и каждое утро превращалось в битву, которую иногда выигрывала мать, а иногда – дочь. Воспитателем в детском саду был молодой мужчина, представитель нового поколения педагогов. По всем данным, он был талантливым человеком, по-настоящему чувствующим потребности детей. И тем не менее Тина его боялась. Урезонить ее было невозможно.

Доктор Вандеруотер, которому рассказали об этом, работал над данной проблемой. Однако неделю назад Тина вдруг сказала, что больше не пойдет «играть» к доктору Вандеруотеру. «И к чему же мы пришли?» – спросила себя Салли.

Единственное, чем Тина действительно хотела заниматься, это ездить на своем пони. Но соглашалась она только в том случае, если Салли брала напрокат лошадь и ехала рядом. Дядя Клайв больше не являлся подходящим спутником.

– Не поеду. Не поеду с ним. Он мне не нравится! – заявила девочка, по обыкновению топнув ногой.

Но тут при всем желании спорить было не о чем, потому что за три дня до этого Клайва увезли в больницу с серьезной пневмонией.

– Не уговаривайте, не приводите никаких доводов, – посоветовал доктор Вандеруотер. – Просто наблюдайте. Пусть все идет своим чередом. Если она не хочет видеть меня сейчас, пусть так. Она решит вернуться. Поймет, что я ее друг, как только вы перестанете акцентировать на этом ее внимание.

Нормальный совет специалиста. Тогда почему ее одолевают сомнения? Утренние прогулки верхом, за которыми следовали обычные домашние стычки и, к сожалению, обычные выходки за обедом, выматывали Салли, а ее не легко было вымотать, ее, которой нипочем была десятимильная пешая прогулка. Но в последнее время субботы и воскресенья превращались в настоящий ад. Подняв соскользнувшую на пол книгу, Салли попробовала вернуться к чтению. Но книга вновь упала на пол, потому что Салли опять невидящим взглядом уставилась на холмы, покрытые осенним лесом.

– У тебя такой вид, словно ты потеряла последнего друга, – сказал вошедший Дэн.

Салли почудилась в его голосе издевка. Повернувшись к мужу, она увидела, что не ошиблась.

– Не последнего друга, но кое-что я потеряла.

Он преувеличенно глубоко вздохнул:

– Только не начинай снова, Салли. Или мне следует сказать – не продолжай? Можно подумать, в доме кто-то умер. Встряхнись.

– «Встряхнись»! – передразнила она, обиженная грубым замечанием. – Ничего глупее ты не мог сказать! А что, по-твоему, я делала? Ты по крайней мере каждый день на несколько часов можешь отключиться от этих проблем, в то время как я пытаюсь здесь… пытаюсь… – Ей не удавалось подобрать слово. Как выразить, что она пытается сделать?

– Видимо, в конторе у меня все тихо и спокойно. Я лишь сижу, отвечаю на телефонные звонки, пишу милые письма, подписываю их, а потом жду, когда поступят чеки. Сущие пустяки!..

– Ты же прекрасно знаешь, что я хочу сказать. И все равно никакие трудности, с которыми ты сталкиваешься на работе, не сравнятся с этой сердечной болью. Тина делается все хуже, разве ты не видишь?

– Нет, не вижу. Между прочим, ей, похоже, немного лучше.

– Ты сам в это не веришь, Дэн. В тебе говорит твой природный оптимизм.

– А, так ты против оптимизма?

– Да, когда он служит для того, чтобы отгородиться от фактов, которые реально существуют, но которые ты видеть не хочешь. Этого я в тебе терпеть не могу.

– Твоя беда в том, что ты всего хочешь прямо сейчас. Это было нужно тебе еще вчера. Ты меня удивляешь, Салли.

– Твой милый доктор Вандеруотер слишком спокойно относится к тому, что происходит с Тиной.

– Слишком спокойно? Ты что, судья? Какую медицинскую школу ты окончила?

– Не нужно сарказма, Дэн. – Она встала. – Послушай, я хочу вернуться к доктору Лайл. Я сейчас решила.

– Тогда ты сошла с ума. Чего мы с ней добились? Ничего. Меньше чем ничего.

– Мы не дали ей возможности.

– Послушай меня. Эта женщина может выдвинуть только сенсационное по своей ужасной нелепости предположение, основанное на зыбкой теории. Боже мой, мы же сто раз об этом говорили, меня уже тошнит! Не желаю больше об этом слышать!

– Ты что-то очень раскомандовался сегодня, тебе не кажется?

– Нет, я просто опираюсь на здравый смысл, и я – отец ребенка.

– А я – ее мать. Это ничего не значит?

– Да что ты говоришь? А я думал, что ее мать – миссис Монкс, которая живет через дорогу.

– Не передергивай. Неужели ты считаешь, что нашему ребенку не нужно помочь?

– Не считаю! – прорычал Дэн. – Меня совершенно не интересуют мои дети.

– Не издевайся надо мной, Дэн Грей. Я этого не потерплю. У меня столько же прав принимать решения, сколько и у тебя.

– По-моему, ты принимаешь множество решений. Я никогда тебя не останавливаю.

– Поэтому я хочу вернуть Тину к доктору Лайл или к кому-нибудь другому. Я хочу сменить врача, а ты пытаешься меня остановить. Так что не говори, что никогда не останавливаешь.

– Тогда это будет исключение.

– Кто говорит?

– Я.

– Черт бы тебя побрал! – воскликнула она вслед уходящему из комнаты Дэну.

Расстроенная и разгневанная, она не знала, что делать с самой собой. Может, пойти прогуляться, пока Тина не потребовала внимания, которое она не в состоянии ей сейчас уделить. Возможно, длительная прогулка, подъем в гору немного ослабят тревогу и злость. Она пошла наверх сменить обувь и причесаться. Нужно было уйти незаметно для Дэна.

Когда она уже взялась за ручку входной двери, он вышел в холл, на сей раз больше похожий на себя обычного.

– Сядь, – попросил он и, когда они вместе прошли в гостиную, продолжил: – Все не так. Мы оба встревожены и ни в чем не уверены, поэтому и срываемся друг на друга. Мы оба знаем, что это вполне нормально. К сожалению, люди именно так и поступают, когда сходят с ума от тревоги. Мне очень жаль, что так получилось. Прости меня, Салли.

Мгновенно смягчившись, она признала:

– Мне тоже жаль. В последнее время со мной не очень-то легко.

– Я тут вот о чем подумал. Сейчас сентябрь. Давай будем оба справедливыми и практичными. Давай дадим Вандеруотеру время до начала следующего года, а тогда, если мы не увидим никаких изменений к лучшему, обратимся к кому-нибудь другому. Или к доктору Лайл, если ты захочешь, или еще к кому-то. Ну, что скажешь?

– Это все хорошо, если Тина к нему вернется, – с сомнением проговорила Салли.

– Если откажется, тогда мы точно поймем, что он не тот человек. Может, даже с тобой, со мной и с няней она со временем выправится. Давай попробуем?

Все еще терзаемая сомнениями, она тем не менее согласилась. Предложение было достаточно разумным.

– Есть кое-что, отчего я так завелся. Нам с Йеном пришли по почте сообщения, и поэтому нам обоим пришлось ехать в контору в субботу.

– А я гадала, почему ты уехал сегодня утром? Что случилось?

– Это снова Аманда. Вот, я прочту: «Я уже слишком Долго ждала. В марте я сделала тебе предложение, но не получила от тебя никакого ответа, Дэн, кроме отказа, по сути окончательного, а от тебя, Йен, очередную просьбу потерпеть. Что ж, мне кажется, я была очень терпелива. От Клайва я вообще ничего не добилась, кроме того, что он не принимает ничью сторону, а это просто смешно. Я устала ждать ваших иностранных инвесторов, которые могут в конце концов и передумать. И даже если они не передумают, кто скажет, сколько мне еще придется ждать, пока вы уладите все свои внутренние разногласия? Нет, вы должны выкупить мою долю по рыночной стоимости – или я продам свои акции чужому человеку. Я говорила вам об этом, но вы мне не верили. Моя новая юридическая контора в Нью-Йорке советует мне…», и так далее и тому подобное, – закончил Дэн, вытирая вспотевший лоб. – Так что вот еще одна причина, по которой я был на взводе, Салли. Все обострилось, я волнуюсь, плохо соображаю.

– Значит, ты видел Йена. И что теперь?

– Встреча прошла ужасно, – мрачно сказал Дэн. – Мы с ним просто сцепились. На словах, разумеется, но это было ужасно. Ужасно! Он нападал на меня так, словно я его обкрадываю. Просто дело в том, что Йен не в силах отказаться от того предложения. Он так и говорит: «Они сделали предложение, от которого невозможно отказаться». А проще говоря, это алчность. Он никогда в жизни не жаловался на усталость. Всегда любил преодолевать трудности. Теперь же он приходит в уныние из-за забастовки в Южной Америке, которая задерживает доставку продукции, из-за некоторого спада в нашем шоколадном производстве, потому что на рынке появилась новая конкурирующая европейская марка и стоимость производства возросла, и так далее. Так что, если мы продадим лес, мы сможем избавиться и от бизнеса со всеми его головными болями… ну, ты понимаешь, – закончил Дэн.

– По-моему, он отвратителен! – воскликнула Салли, которую отчаяние мужа поразило в самое сердце. – Получить такое наследство и выбросить его, как какой-то мусор!

– Не говоря уже про обязательства перед рабочими и городом.

– Когда возвращается из Франции Оливер?

– Перед самым Рождеством. Друзья пригласили его погостить у них в Альпах. Но его присутствие ничего не изменило бы. Он не хочет участвовать в принятии решения.

В комнате воцарилась печальная тишина. Потом Дэн сказал:

– Съезжу-ка я в больницу, навещу Клайва. Завтра он возвращается домой, так что не вижу большого вреда в том, чтобы рассказать ему о нашей утренней стычке с Йеном, может, он выскажет какое-нибудь мнение. Ему, так или иначе, пора определиться.

Сидевший в постели Клайв был рад увидеть Дэна.

– Я думал, ты ходишь взад-вперед по коридору, готовясь к возвращению домой.

– Нет, я отдыхаю.

– Понятно. Тебе здорово досталось от пневмонии.

– Это точно. У тебя такого никогда не было?

– Пока нет.

– Ты доживешь до ста лет. Ты образец здоровья, как они это называют, Дэн.

И это было правдой. Светловолосый, розовощекий, высокий и мускулистый, Дэн являл собой образец мужчины, подумал Клайв. И однако же превосходство Дэна никогда не вызывало в нем протеста. В Дэне было столько благородства, что никому в голову не приходило питать к нему ничего, кроме добрых чувств. Но сейчас в глазах Дэна промелькнуло выражение, заставившее Клайва спросить:

– Что-то случилось?

– Нет. А что? Я просто приехал навестить тебя.

Клайв прищурился:

– Тебя что-то расстроило. У тебя это на лице написано.

– А ты проницательный, – улыбнулся Дэн. – Да, мы с Йеном разругались сегодня утром. Все те же дела, связанные с консорциумом и моей непростой сестрицей. Аманда прислала письмо. Или, вернее, следует сказать ультиматум. Я бы не приехал к тебе сегодня с этой проблемой, если бы не знал, что завтра ты выписываешься.

– Все нормально. Ты хочешь узнать мою позицию?

– Да, я сознаю, что это иностранное предложение может растаять, как утренний туман, но все равно мы должны знать позицию друг друга.

– Знаешь, я все просчитал, и с точки зрения инвестиций это имеет смысл.

– Люди в городе волнуются. Волнуются из-за раскола в семье Греев. Слух уже просочился.

– Знаю. Одна из здешних медсестер переживает из-за этого. Люди, кроме торговцев и поставщиков, не хотят никаких перемен, не хотят терять «Грейз фудс», говорит она.

– И что же тогда?

Клайв стал размышлять вслух:

– Для отца и Дэна природа – это все. Каждое дерево, каждое живое существо бесценны. Для меня это не так. Мне достаточно небольшой части, где могли бы разместиться мы с моей лошадью. Если я проголосую с Дэном против Йена и Аманды, семья и фирма расколются пополам. Двое на двое. Но если я проголосую с Йеном, это разобьет сердце отцу. Его сердце будет разбито в любом случае.

Дэн не смог удержаться:

– Не понимаю, что случилось с Йеном. Хотя я сказал Салли, что это сильное искушение – размер предложения, все равно это не укладывается у меня в голове.

– Власть и престиж. Грандиозный инновационный проект. О нем будут писать.

– Хотел бы я знать, почему твой отец держится в стороне. Потому что на самом деле ему все равно?

– Ему не все равно.

– Тогда почему он об этом не скажет? – Не знаю.

– Ты тоже держишься в стороне, Клайв, не желая прояснить свою позицию. Могу я узнать почему?

«Почему? Потому что я был лишним. Потому что легче было ни во что не ввязываться, блестяще выполнять свою работу… так мне говорили, да я и сам это знал… тихо жить с отцом, а они пусть делают с фирмой что пожелают. Мне было безразлично. Мне ничего не было нужно, лишь периодически новый костюм, книги, время от времени путешествие за границу. Теперь все по-другому. У меня есть Роксанна. Теперь я вовлечен. Теперь я скажу».

– Я выступлю на твоей стороне, Дэн. Проголосую с тобой. Мы будем бороться, если придется, а похоже, так оно и будет.

Дэн схватил его за руку.

– Господи, – засмеялся он, – клянусь Богом, мы поборемся! Я не могу тебе сказать, что это для меня значит.

– Я знаю, что это для тебя значит, – сказал ему Клайв.

– Надо встретиться с Йеном и обсудить следующий шаг.

– Ты уверен, что вы с Йеном сможете разговаривать?

– Мы не дети, и нам придется. Можем встретиться в твоем доме в любой день на этой неделе.

Клайв напрягся. Он еще ни с кем не разговаривал с тех пор, как час назад из его палаты вышли два врача.

– Не на этой неделе, Дэн, – ответил он, гадая, как прозвучат слова, которые он произнесет вслух. – Когда у тебя воспаление легких, то, естественно, тебе делают рентген. В правом легком нашли пятно, довольно большое. Поэтому у меня взяли биопсию. Это рак.

Рак. Вот оно что.

– Мой врач пригласил пульмонолога, они недавно были у меня. Придется удалять легкое.

В расширившихся глазах Дэна отразилась печаль. Было ясно, что он искренне сочувствует. Многие в подобных ситуациях просто изображают соответствующие эмоции. Просто изображают, подумал Клайв.

– Я сказал ему, что хочу знать правду. Если есть метастазы, я хочу это знать, и он дал мне слово.

– Не забегай вперед, – мягко проговорил Дэн и дотронулся до руки Клайва. – Гораздо чаще подобные вещи оборачиваются к лучшему, чем к худшему. Это подтверждено статистикой.

– Вечный оптимист Дэн, – улыбнулся Клайв.

– Нет, я реалист. Могу я что-нибудь для тебя сделать, что необходимо?

– Только одно. С минуты на минуту здесь будет Роксанна. Я хочу сказать ей сам, наедине. Бедная девочка…

– Я не пророню ни слова.

– Скажи, как моя Тина? Последние несколько недель я так скучаю по ней и по Розали.

– С ней все хорошо. Она много ездит на Розали.

– Прекрасно, но я знаю, что она будет счастлива снова проехаться со мной. Я люблю эту малышку. Как только я встану на ноги, она приедет ко мне в Ред-Хилл, дом уже готов. Как видишь, оптимизм заразителен, Дэн.

Глава 12

Сентябрь 1990 года

Клайв продолговатым белым свертком лежал на кровати, подсоединенный к аппаратуре с помощью разных трубок. К его руке тянулась трубочка капельницы. Из области ребер по трубочке побольше отходила желтоватая жидкость, слегка окрашенная кровью. Через трубку во рту Клайв был подсоединен к аппарату искусственного дыхания, который издавал мягкий ритмичный звук. Йен с жалостью смотрел на брата. Он как будто сделался меньше, усох, лицо землистого цвета. А чего ожидать от человека, которому только что удалили легкое? Бедняга. Он этого не заслужил.

Умоляющим взглядом Клайв указал на трубку во рту.

– Еще рано, мистер Грей, – мягко проговорила сестра. – Через двадцать четыре часа мы ее уберем, и вы сможете говорить все, что пожелаете.

Перепуганная Роксанна сидела у кровати. Йен не видел ее с того дня, как приезжал к ним и застал ее в гамаке, в шортах и майке. Сегодня она была истинной леди из пригорода, сдержанная и красивая в сером осеннем костюме, с шарфом кораллового цвета на плечах. Понимавший толк в женских нарядах, он сразу же отметил ее прекрасную темно-коричневую сумочку и туфли, простые золотые серьги и бледный лак ногтей. Вспомнив длинные темно-красные ногти, которые она старательно выставляла, кладя руку на скатерть, он внутренне улыбнулся. Он всегда знал, что она быстро все постигает, но это была прямо-таки космическая скорость.

– Бедный, – скорбно пробормотала она, – бедный мой. Ты потерял, наверное, фунтов десять. Но в понедельник тебя выпишут, и я тебя откормлю. Я варю прекрасный картофельный суп. Я принесу завтра, если тебе позволят его съесть.

– В понедельник? – резко переспросил Йен. – Кто сказал про понедельник?

– Врач, конечно, а что?

Он встал и пошел к двери.

– Мне нужно с ним поговорить. Пойду посмотрю, здесь ли он.

– Тебе нет нужды это делать. Я уже с ним поговорила, я жена Клайва.

– А я его брат, – по-прежнему резко сказал Йен.

– Я знаю, что вы уже говорили с миссис Грей… – произнести этот титул оказалось нелегко, – но она его жена всего три месяца, а я его брат всю жизнь.

Когда врач поднял брови, Йен понял, что говорит с излишней резкостью, что он унижает Роксанну. Но одна мысль о том, что она занимает место жены при мужчине по фамилии Грей, ранила его как ножом. Его чувство ответственности за брата, чувство кровных уз граничило с крайностью. Он смягчил тон:

– Вы удалили ему легкое, поэтому, естественно, мой вопрос о прогнозе на будущее.

Врач ответил четко:

– Пятно в легком мистера Грея оказалось карциномой, как вы знаете. Когда мы удалили легкое, мы удалили также и узелки в воротах легкого. Мы абсолютно уверены, что сделали все чисто, избавились в области легких от всего.

– Значит, все в порядке?

– Не совсем. Чтобы закрепить успех, ему нужно пройти курс химиотерапии. В течение двух или трех месяцев. И естественно, мы будем наблюдать его, проводить обследования, брать анализы. Если с течением времени мы ничего не выявим, то сможем поздравить себя с тем, что добились успеха.

– И это означает полное исцеление? Вы это хотите сказать?

– Мистер Грей, в человеческом теле всегда может остаться одна-единственная микроскопическая клетка, которую невозможно заметить. Но если после нескольких сложных анализов, которые существуют в настоящее время, мы ничего не найдем, то подтвердим положительный результат и возрадуемся.

– Прекрасно. Я хочу сообщить отцу что-нибудь обнадеживающее. Он сейчас отдыхает в Европе, а мой брат категорически запретил мне говорить ему что-либо, что может заставить его вернуться домой.

В палате медсестра обтирала лицо Клайва прохладной водой. Роксанна с Йеном наблюдали за ее действиями, чувствуя себя лишними.

– Мне кажется, – сказала сестра, – что он скоро заснет. Вам незачем здесь оставаться. С ним все будет в порядке.

– В таком случае я поеду, – сказал Йен. – Телефоны миссис Грей и мой у вас есть, если что – звоните.

– Ты не мог бы подвезти меня домой, Йен? – попросила Роксанна. – Я без машины. Да, дорогой, – объяснила она Клайву, вопросительно поднявшему брови, – обе наши машины вышли из строя. Твоя все еще в ремонте, а в моей сегодня утром сел аккумулятор. Приезда механика нужно было ждать полтора часа, а я хотела приехать сюда, поэтому вызвала такси. Так ты подвезешь меня, Йен?

– Разумеется, без проблем.

Как бы не так! Получасовая поездка, во время которой надо о чем-то с ней говорить. Ему сказать было нечего, он уже сказал все, что хотел.

Он с презрением смотрел и слушал, как она нежно прощается с мужем. Тихонько выйдя в коридор, Роксанна прошептала:

– Бедный Клайв. Он так ужасно выглядит.

– А чего ты ожидала от человека, который перенес такую операцию?

– У тебя нет сердца. Он выглядит ужасно, и я за него переживаю.

– У меня-то сердце есть, а вот ты разыграла прекрасную имитацию обеспокоенной жены.

– Послушай, если ты собираешься всю дорогу на меня кричать, я возьму такси, – сказала она, когда они уже вышли на улицу.

– Кто кричит? Я никогда не кричу.

– Ну, ругаешься. Я не собираюсь терпеть это от тебя.

– Тогда не терпи.

– Лучше уж я попрошу подбросить меня до дома кого-нибудь другого, – сказала она, кивнув головой в сторону открытого автомобиля, который проезжал мимо и в котором сидели два молодых человека, засвистевшие при виде Роксанны.

– Я бы ничуть не удивился. Давай садись в машину! – прорычал Йен.

Она села в автомобиль по всем правилам, как подобает истинной леди, но то, что у Хэппи или Салли выглядело естественно, у нее получилось скованно и заученно.

Они ехали в молчании. Роксанна внимательно смотрела по сторонам – на невыразительных женщин, которые выходили из дешевых магазинов в центре, прижимая к себе свои свертки, на потных мужчин, загружающих или разгружающих фургоны. Движение усилилось, когда по окончании длинного трудового дня рабочие потянулись по домам. Еще вчера она была частью этой тяжкой жизни.

Затем Роксанна вдруг проговорила:

– Нечего дуться.

– Я и не дуюсь. Я веду машину.

– Но ты не сказал ни слова.

– Как и ты. Ты выглядела очень мрачной.

– Я думала. Как странно сидеть здесь с тобой. И в то же время не странно.

– Давай не будем об этом, Роксанна.

– Ты прав. Не возражаешь на минутку остановиться у кафе? Я хочу купить себе сандвич на ужин.

– Не возражаю. Но это не похоже на ужин.

– У меня нет настроения готовить для себя. Слишком давит одиночество. А так я посижу перед телевизором, съем сандвич и лягу спать.

Он ничего не сказал.

– Обед еще ничего, но ужинать в одиночестве – в этом есть что-то подавляющее.

– Да, – согласился он.

Дело в том, что он тоже еще не думал об ужине. Хэппи на пару дней уехала в Род-Айленд повидать сестру и новорожденного племянника. Разумеется, она наготовила прорву еды, но перспектива заглядывать в холодильник, разогревать эти блюда, мыть за собой посуду его не вдохновляла.

Пока он об этом размышлял, на том самом перекрестке, рядом с которым располагался лучший в городе ресторан, зажегся красный свет. И внезапно Йен понял, что умирает с голоду, рот наполнился слюной.

– Я бы съел хороший бифштекс, – высказался он. – Может, зайдем? – И затем с опозданием заметил, что это то самое место, где они познакомились три года назад.

– Да, но…

– Что – но?

– Не надо бы, чтобы нас видели вместе.

– Это смешно. Заруби себе на носу, что я не испытываю к тебе никаких желаний, что нам абсолютно нечего скрывать… в смысле, то, что происходит теперь. Ничего не происходит, кроме того, что моя жена уехала, а твой муж, который и мой брат, лежит в больнице, а мы ужинаем, потому что я голоден. Полагаю, и ты тоже. Нет?

– Да, я проголодалась.

– Отлично. Давай поедим.

«Когда другие женщины, а не только мужчины, смотрят на какую-то женщину, это значит, что она сногсшибательна», – думал Йен, пока они шли к своему столику.

– Может, сначала подойдем к салат-бару? – спросил он.

– Нет, я закажу только горячее. Это… – Она мило пожала плечами. – Это слишком печально – стоять там. Знаешь, я ни разу больше не была здесь, поскольку сказала Клайву, что это место мне не нравится.

– Зачем ты мне это говоришь? Ты составила план, претворила его в жизнь, поэтому нечего предаваться сентиментальным воспоминаниям. Я не хочу это слушать, Роксанна. Я пришел сюда поесть.

– Ладно, ладно. Нечего так из-за этого расстраиваться.

– Я не расстраиваюсь. Давай сделаем заказ.

Еда была, как обычно, превосходна: бифштекс прожарен в самый раз, картофель – хрустящий, овощное рагу сочное, как настоящий рататуй, какой готовят во Франции. Изгнав из головы всякие мысли, Йен спокойно ел и пил вино, уставясь в пустоту поверх головы Роксанны.

– Мы не можем просто так сидеть и есть молча, – немного погодя сказала она.

– Почему нет?

– Потому что так мы похожи на супружескую пару, – попыталась пошутить она.

– Хорошо, – согласился он, – раз мы точно не супружеская пара, то и не хотим быть на нее похожими. Давай будем разговаривать.

– О чем мы поговорим?

– Мне все равно. О политике. О чем угодно. Что происходит в городе?

Она на мгновение задумалась, потом спросила:

– Что там такое насчет крупной сделки, связанной с лесом? Клайв сказал мне, что вы с Дэном из-за нее поссорились.

– Да, неловко получилось. Я не хочу на него злиться, а он, полагаю, – на меня. Хотя он все же глупо поступает, воротя нос от таких денег.

– Клайв не сказал, сколько это. Он мало что рассказывает мне о делах.

«Значит, он еще не совсем сошел с ума. Финансовое состояние «Грейз фудс» последнее, что нужно знать этой особе. На следующее утро об этом узнает весь город. С другой стороны, она слишком умна для этого. В любом случае чем меньше сказано, тем лучше».

– Ну, это большое предложение. Полагаю, Клайв выступит на моей стороне?

– Не знаю. Он не сказал. А что за человек эта Аманда?

– Я мог бы с ней поладить. Аманда – сука, но есть суки и суки. Разные типы.

– Не на меня ли ты намекаешь?

– Не надо сверкать глазами. Да, я имею в виду тебя, но ты не Аманда. Общее у вас только то, что вы обе хваткие. Умные и хваткие. Заботитесь о себе.

– Приходится, когда имеешь дело с мужчинами. Прости, мне надо в дамскую комнату.

Когда она отошла, к их столику подошел какой-то мужчина и прошептал:

– Эй, кто это с тобой? Что происходит?

Старый знакомый по теннисному клубу, он имел право на подобный вопрос, и Йен со смехом ответил:

– Ничего не происходит. Она моя невестка. Ты знаешь, что Клайв в больнице?

– Да, я уже послал ему карточку с пожеланием выздоровления. Как он?

– Спасибо, он поправится.

– Не понимаю… твоя невестка… Ты хочешь сказать, что она жена Клайва?

– Да, хочу сказать именно это.

– Вот это да! Не ожидал от Клайва. Я ничего такого в виду не имел, – мгновенно добавил он, увидев, как напрягся Йен.

Йен знал, что гнев отразился в его взгляде, но гнев не на этого грубого типа, а на всю ситуацию. Лучше побыстрее отсюда убраться, пока не последовали другие вопросы.

В машине они опять молчали, пока Роксанна не включила радио.

– Ты не против?

– Нет.

Передавали мелодии сороковых и пятидесятых годов. Роксанне нравилась эта музыка, которой хочется подпевать, а в стихах здесь встречаются слова «весна» и «лунный свет». Да, есть какая-то сладостность в этих старых песнях.

Ее волосы тоже пахли сладко. Запах был новый, он не помнил у нее таких духов.

– Ты знаешь, что Клайв купил мне щенка? – спросила Роксанна.

– Нет, откуда…

– Очаровательный такой мопс. Палевый, с черными щеками. Мопсы – любимые собаки английской королевской семьи. У них их много.

– Да что ты?

Она такая умная, такая проницательная, но иногда несет всякую чушь.

– Ну вот, мы приехали, – сказала она, когда шины зашуршали по гравию. – Не хочешь зайти на минутку, посмотреть на него? Он почти целый день сидел один, но я не могу ничего поделать из-за Клайва.

Запах ее духов кружил ему голову… Наступил уже настоящий вечер. Дни стали заметно короче. Осень всегда действовала на него угнетающе. Ему не хотелось возвращаться в пустой дом… Все это пронеслось у него в мозгу, пока Роксанна выбиралась из машины и теперь стояла у открытой дверцы.

– Зайдешь? – спросила она.

– Ладно. Заодно можешь показать дом. – Который очень хвалила Хэппи, но у него не поворачивался язык произнести ее имя в этом месте.

Внутреннее убранство дома поразило его не только богатством и вкусом, но и стилем: сам дом был в довоенном стиле, теперь так не строят. Во всем чувствовался вкус Клайва, может быть, чересчур исторический, но все равно очень хороший вкус.

Однако в кухне не было ничего исторического. Ее белый фарфор и сверкающая медь могли бы считаться произведениями искусства и были новее нового. Клайв не поскупился.

Круглый, толстый щенок, лежавший в своей корзинке, выбрался из нее и засеменил к Роксанне, приветственно повизгивая. Она подхватила его и прижала к щеке.

– Бедный Эйнджел! Его так зовут – Эйнджел. Это была моя идея, и, возможно, глупая, потому что так обычно называют девочек, а он, вне всяких сомнений, самый настоящий мальчик.

– Не волнуйся. Он назван как надо. Ангелы – мужского пола.