Текст книги "Карусель"
Автор книги: Белва Плейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Да? Клайв тоже мне сказал, но я не поверила. Он хочет есть. Смотри, сходил на бумагу. Быстро учится. Не хочешь бренди, Йен? В кабинете есть секретер с баром. Свет там горит.
Она говорила быстро, желая удержать его, не дать произнести: «Нет, я всего лишь на минутку». Но он и сам хотел выпить бренди, прежде чем отправиться домой. Если она надеется еще на что-то, то напрасно. Хотя вряд ли она захочет рисковать всеми своими приобретениями ради ночи секса.
В кабинете было тепло, как и полагается; цветные коврики, вощеный ситец и книги – все очень приятно сочетается. Держа бокал с бренди – тонкого французского хрусталя, между прочим, – он прошелся по комнате, осматривая ее. Из любопытства вытащил две или три книги Клайва – математика, физика, черные дыры, наносекунды – и аккуратно поставил их на место, в алфавитном порядке.
И тут он в первый раз подумал, что у Клайва никогда не было своего дома, и его сердце дрогнуло. «Клайв всю жизнь жил с отцом в «Боярышнике». Так получилось. Клайв никогда меня не любил, но кто виноват, что он таким уродился? А я? Я не слишком обращал на него внимание, если быть откровенным. Он не был для меня важен. От всего сердца надеюсь, что теперь жизнь у него наладится. Надеюсь, эта ослепительная женщина сделает все, как нужно. Надеюсь, он не настолько болен, как можно было судить по его сегодняшнему виду».
Он беспокойно продолжил обход кабинета, согревая в руках бокал с бренди, глянул на два хороших пейзажа и фотографию родителей, молодых и горделивых. На другом столе он заметил фотографию Клайва с маленькой дочкой Дэна, девочка сидела верхом на пони, подаренном Клайвом. Она уже красавица, думал он, и в этот момент пришла Роксанна.
Она переоделась в короткое свободное платье яблочно-зеленого цвета, оставшееся от лета. Подобранные до этого волосы распустила.
– Я пообещала Клайву приготовить картофельный суп. Думаю, он сможет съесть его завтра, когда у него изо рта вынут эту трубку. Я же не могла готовить в том костюме?
Ее груди при ходьбе слегка колыхались. Господи Боже, да под этим платьем на ней ничего нет. Он взял фотографию и сказал:
– Хороший снимок, Клайв с Тиной.
– Он без ума от этого ребенка.
– Красивая девочка. Она будет красивее своей матери, а это что-то да значит. Я всегда восхищался Салли, – сказал он, думая: «Пусть знает, что она не единственная женщина, на которую смотрят мужчины».
– Да, но с Тиной что-то не так.
– Не так? – переспросил он. – Она своенравная, немного избалованная, вот и все. Многие дети такие, и все обходится благополучно.
– Нет, дело не только в этом. У меня же в доме были дети, и я их чувствую. Я как-то приезжала к Салли, она пригласила меня посмотреть, что сделала дизайнер, которая отделывала этот дом, в их особняке, и девочка не разговаривала. Ни со мной, ни с Салли, ни с кем. Я пробыла там час, и она только сидела и без конца заводила эту чертову карусель.
Йену стало неприятно, что с кем-то из детей, носящих фамилию Грей, даже если он сам считал этого ребенка несносным, может быть что-то «не так». Хэппи упоминала насчет Тины, говорила о каких-то затруднениях с дочкой у Дэна и Салли. Она не знала, в чем именно дело, сказала только, что, вероятно, они «обратятся за помощью» – так говорят, когда вы дошли до ручки с неуправляемым ребенком. Похоже, она устроила настоящий концерт на вечере, который Хэппи устраивала в своем детском саду. Очень плохо. Красивая девочка – светлые глаза от Дэна и густые черные волосы от Салли.
– Я не психотерапевт, но… – начала Роксанна, но он оборвал ее:
– Вот именно. Так что давай не будем об этом.
– Знаешь, Клайв хочет ребенка. Девочку.
– И что же тебя останавливает? Кольцо на пальце у тебя есть. Ты прекрасно устроена.
Йен понимал, что грубит, но мысль об этих двоих в постели выводила его из себя.
– Не знаю. Видимо, мне следует родить. Придется. Только я хочу, чтобы это был твой ребенок. Наш. – И Роксанна подняла на него увлажнившиеся глаза.
Он поставил недопитый бокал.
– Я же тебе сказал…
– Да-да, прости. Но ты должен согласиться, что он был бы очень красивым. При нашей внешности у нас был бы красивый ребенок.
«Я всегда хотел ребенка, – думал Йен, – в особенности мальчика. Но мой ребенок должен быть ребенком Хэппи, а не Роксанны. Почему? Потому что в нем не должно быть ее коварства. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок был коварным». И он вдруг понял, что Роксанна совсем ему не нравится.
– Прости, у нас обоих был длинный день. Я еду домой.
– Я думала, ты хочешь посмотреть дом. Идем наверх, я покажу. Это займет всего минуту.
Не очень охотно он последовал за ней, щенок ковылял за ними.
– Посмотри на его кроватку, – сказала Роксанна. – В ногах нашей кровати.
Низкая громадная кровать была застелена мягким желтым покрывалом, кровать собаки была отделана точно так же.
– Прелестно, правда? Я вычитала в журнале, что есть такая фирма, где тебе сделают кровать для собаки в стиле твоей кровати. Посмотри, у него даже есть подушка.
Но Йен смотрел не на собачью, а на другую, «брачную» постель. И вся та ярость, с которой он боролся с июня и которую почти победил, теперь стремительно возвращалась. Он чувствовал во рту ее привкус, болезненный и жгучий, как от перца.
– Идем, посмотри ванную комнату. Она больше той комнаты, в которой я жила дома. Здесь есть джакузи, и Клайв сделал окно в потолке. Что такое, тебе не нравится?
– Конечно, нравится. Разве здесь может что-то не нравиться?
– А теперь послушай вот это. Нет, иди сюда. Послушай. Даже в комнате для гостей. – Она нажала кнопку, и полилась музыка. – По всему дому, где пожелаешь, – объявила Роксанна, словно никто никогда ни о чем подобном не слыхивал.
Она-то как раз, может, и не слышала.
– Очень мило, – проговорил он.
– Клайв любит слушать музыку в постели. Это приятно, только нам нравится разная музыка. Ему нравится Мо… Моц?.. – Она неуверенно умолкла.
– Моцарт?
– Но ему нравится и моя любимая музыка. Иногда мы танцуем. Я его научила. Посмотри!
Роксанна прибавила громкости, так что коридор и все комнаты наполнились ритмичными раскатами рока. И, двигаясь в такт, она скользящим шагом прошлась по длинному коридору и вернулась к Йену, извиваясь, тряся грудями, размахивая короткой пышной юбкой, под которой у Роксанны действительно не было белья.
– Ну, что скажешь? – Глаза ее сверкали, и внезапно она прижалась к нему. – Один поцелуй. Я приказываю. Давай! Это ничего не будет тебе стоить.
В аромате ее духов смешались роза, хвоя, свежее сено, тепло фруктов, тепло женщины. Ее губы на вкус были сладкими, как малина. Йен попытался освободиться от ее крепкого объятия, но не смог, потому что она была сильной; а потом, хотя он явно был сильнее, он уже не хотел освобождаться. Даже под дулом револьвера он не смог бы прервать то, что началось. И, не отрывая своих губ от ее рта, он подхватил Роксанну на руки и отнес в комнату для гостей.
Единственной разумной мыслью, промелькнувшей в его голове, было: только не там, где она спит с мужем. Затем все мысли исчезли.
Когда он проснулся, на его часах была почти полночь. Роксанна смотрела на него, пока он спал. Приподнявшись на локте, Йен нахмурился:
– Разве я не говорил тебе, что люди не любят, когда за ними наблюдают за спящими?
– Как можно это не любить, если ты спишь и не знаешь, что происходит?
– А, опять ты говоришь глупости.
– Мужчины всегда считают женщин глупыми.
Он не мог не улыбнуться. Будь он проклят, если она не разговаривает, как Аманда Грей.
– Ты такой милый, когда улыбаешься, Йен.
И сразу же его улыбка померкла. Что он наделал! Какая грязь! За прошедшие годы он достаточно испытывал чувство вины, но теперь он совершил двойное преступление. Боже, если из-за сегодняшнего инцидента Роксанна что-то заберет себе в голову, он разрушит бедному Клайву жизнь. И точно так же разрушит остаток своей.
– Не надо такого несчастного вида, Йен, – сказала она, прочитав его мысли. – Мы ни у кого ничего не отбираем.
Он торопливо встал, чтобы одеться.
– В тот день, когда я сюда приезжал, ты сказала, что собираешься хранить верность Клайву и выполнить сделку, которую заключила сама с собой. Если ты этого не сделаешь, если ты посмеешь…
– Я собираюсь ее выполнить, Йен. Я привязалась к Клайву, он мне нравится, но это не имеет к нему никакого отношения. Он никогда об этом не узнает, – хладнокровно произнесла она, натягивая свое зеленое платье.
– Ты… ты – актриса!
– Перед этим я с тобой не актерствовала, – сказала она. – Все это было настоящим. – Она заглянула Йену в глаза. – И ты это знаешь.
Он почти бегом спустился по лестнице. Внизу Роксанна догнала его.
– Ты знаешь, что мы захотим повторить. Мы не можем друг без друга, Йен. Когда мы это сделаем?
– Пока твой муж в больнице.
– Он скоро оттуда выйдет, и что тогда?
– Ты знаешь ответ.
– Но мы никому не навредим, – взмолилась она.
– Ты забыла приготовить картофельный суп, – напомнил он, уже открывая дверь.
– О Господи!
Садясь в машину, Йен видел в освещенное кухонное окно, как Роксанна положила на стол кучку картошки и принялась ее чистить. Она плакала.
Глава 13
Декабрь 1990 года
Буря нарастала. Ветер уже достиг ураганной скорости. Или можно сказать, что пожар, начавшийся от маленькой искорки, оброненной в подлеске, вскоре с ревом будет бушевать в вершинах деревьев. А сейчас?
Он включил настольную лампу и в третий раз за утро принялся перечитывать заметку в газете.
«Сообщают, – здесь он презрительно фыркнул в адрес этих писак, – что двоюродные братья Йен и Дэниел Грей больше не разговаривают друг с другом, а общаются с помощью записок, передаваемых через секретарей».
Что ж, частично это правда. Взгляд его обратился к передовой статье:
«Ситуация осложнилась из-за предложенного группой европейских инвесторов проекта, связанного со строительством города в южной части лесного массива, который уже более века принадлежит семье Греев. Это усугубило и без того имеющиеся внутри семьи разногласия, связанные с конфликтом между сторонниками сохранения природы и сторонниками свободного предпринимательства. Но больше всего нас волнует в связи с этой ситуацией вопрос о выживании уважаемой фирмы, занимавшей главенствующее положение в нашей экономической и культурной жизни. Скифия, да и весь регион, фермеры, рабочие и их семьи не могут допустить, чтобы «Грейз фудс» уменьшилась или перестала существовать. Мы можем только молиться, чтобы восторжествовал холодный разум и мы избежали бы и того, и другого».
«Холодный разум, да что вы говорите! Сколько из вас, добропорядочных горожан, отвергнет предложение в двадцать восемь миллионов долларов, чтобы никогда больше не вставать по звонку и не идти на работу – никогда больше в своей жизни? А? От меня же вы почему-то ждете именно этого».
Дальше были помещены платные объявления, подписанные разными «озабоченными гражданами», которые учредили Комитет по спасению леса Греев. На следующей странице напечатали письма к редактору как от любителей природы, так и от сторонников свободного предпринимательства, большая часть их была исполнена негодования.
Отбросив газету, Йен взялся за стопку писем, чертыхаясь по мере ее прочтения. Снова пришло письмо от Аманды: ультиматум, срок которого истекает первого января, когда она сама приедет на восток. Было послание и от юристов из Нью-Йорка – лучшая фирма, пятьсот долларов за часовую консультацию. Аманда не шутит, раз идет на такие расходы. В висках у Йена застучало. Было и письмо от адвокатов консорциума с вложенной фотокопией сообщения из Швеции. Они тоже хотели немедленных действий. Однако при этом они предупреждали, что сделку нельзя считать делом решенным, поскольку нужно уладить еще множество разных вопросов. Последнее письмо было от юриста «Грейз фудс» – три страницы осторожного анализа.
Отшвырнув письма, Йен выскочил из кабинета, хлопнув дверью, и зашагал в конец коридора, где без стука ворвался к Дэну с криком:
– Ну? Ты уже прочел утреннюю почту?
– Полагаю, ты прочитал письмо Аманды.
– Да. И от ее юристов. Она нас погубит!
– Совсем не обязательно. Я не собираюсь сдаваться. Должен же быть выход.
Иногда Йена просто тошнило от спокойного, слепого, тупого оптимизма Дэна.
– Единственный выход – заключить сделку со шведами, как я уже сто раз тебе объяснял. С этой наличностью мы…
Дэн поднял руку.
– Прошу тебя. Не начинай сначала.
– Тогда какого черта ты меня не слушаешь? Это наш последний шанс. Они устали от наших отговорок. А ты сидишь здесь как недоумок! Я ничего не могу добиться от Клайва, не могу давить на него, даже поговорить не могу, потому что он слишком болен. Так что нас двое на двое, а это пат, и мы потеряем сделку, но все равно останемся с Амандой, с которой надо что-то решать. Мы обанкротимся. Ты знаешь это? «Грейз фудс» на грани банкротства!
– А мне казалось, что ты все равно хочешь избавиться от компании, – с горечью произнес Дэн. – Таким образом, ты сможешь вести свободную жизнь, пока еще достаточно молод, чтобы ею насладиться, как ты сказал.
– Нет. Я очень хочу получить компенсацию за свою долю и предоставить вести дела вам с Клайвом.
– Ты же знаешь, что мы с Клайвом не смогли бы управлять компанией, даже если бы он был здоров.
– Он возвращается в строй. Ему остался всего месяц химиотерапии. И я действительно считаю, что вы двое справитесь.
– Нет, мы не сможем. Ты только что сказал, что он слишком болен, чтобы даже поговорить с ним.
– Ты перестанешь цепляться? Хорошо, вы с Клайвом не сможете управлять компанией, дело закрыто. Ликвидация. Какая разница между этим результатом и крахом, к которому все равно ведет нас Аманда?
– Ликвидация, – повторил Дэн, встал из-за стола и подошел к окну.
Отсюда он видел новое конторское крыло здания, склады, железнодорожную ветку, груз помидоров, прибывший в фургоне с фермы, три грузовика, отъезжавшие с ящиками, которые разойдутся по всей стране, старика Феликса, пенсионера, который все равно болтается здесь, потому что «Грейз» – это дом. Панорама жизни.
Йен, даже не глядя, знал, что видит Дэн. И знал, о чем тот думает, потому что слишком часто слышал эти слова. «Все это перейдет в чужие руки. Или, что еще вернее, будет проглочено какой-нибудь мегакорпорацией, распродано по частям и перенесено в другие места».
Но двадцать восемь миллионов долларов!
– Давай хотя бы завершим наше дело достойно, Дэн, если уж приходится. Лучше так, чем позволить Аманде погубить компанию.
Йен услышал тяжкий вздох. Через минуту или две Дэн обернулся. Таким печальным Йен никогда его не видел, печальным и потрясенным.
– Хорошо, я сдаюсь. Поступай, как считаешь нужным.
Для первой недели декабря день стоял необыкновенно мягкий. На землю падали последние листья. Салли и Дэн медленно вели Клайва по паддоку школы верховой езды.
– Давай по субботам вывозить Клайва на природу, – предложил Дэн. – Он очень хочет навестить свою лошадь, а Роксанна, видимо, куда-то уехала.
Он ужасно выглядит, подумала Салли. И дело было не только в облысении – на голове у Клайва практически не осталось волос, – но в мертвенной бледности. Однако, по словам самого же Клайва, врачи говорили, что дела его обстоят хорошо. Он трижды в неделю ездил в больницу на процедуры, а остальное время проводил дома, отдыхая.
– Как ты? – спросил Дэн. – Не хочешь немного посидеть на скамейке?
– Наверное, надо. Я все еще слаб. У меня такое ощущение, что на лошади я сидел сто лет назад.
– Не успеешь оглянуться, как снова будешь в седле, – сказал Дэн.
– Да, я знаю.
Клайв не хотел, чтобы его жалели. Но все равно Салли жалела его. Когда люди храбрятся, сердце болит за них еще сильнее.
– Я думал, вы возьмете и Тину, – сказал он. – Я больше ее не вижу.
Они просили Тину поехать с ними, но она пребывала в очередном приступе молчания, и они не стали нажимать. «Господи Боже, сколько это еще продлится?» – ужаснулась про себя Салли, а вслух бодро солгала:
– Мы привезем ее в следующий раз. К ней приехала подружка, они весело играли, так что мы решили их не тревожить.
– Ну конечно, конечно, – согласился Клайв.
Какое-то время они посидели, наблюдая за лошадьми.
– На следующей неделе возвращается отец. Он звонит каждый день, спрашивает, как я себя чувствую.
– Ну и счета ему придут! – попытался пошутить Дэн.
– Несколько дней до Рождества он хочет пожить в Ред-Хилле, ты знал?
– Я слышал. Приятно будет сменить обстановку.
– Я рад. Так хочу попасть в свой новый коттедж. Жить с Роксанной мы будем в нем, а обедать – в Большом доме. Наше первое Рождество с Роксанной. – Он задумчиво продолжал: – Только мне хотелось бы выглядеть получше. Когда я прохожу мимо зеркала, мне просто нехорошо становится. Не то чтобы мне раньше было на что смотреть, но сейчас…
– Ты имеешь в виду свои волосы? – быстро перебила Салли. – Они очень скоро отрастут. Не переживай.
Клайв повернулся к ней.
– Ты очень добра ко мне, Салли. По-моему, я так и не поблагодарил тебя за то, как ты приняла Роксанну. Тебя и Хэппи. А вот Йена я не понимаю. Он приезжал в больницу, очень многое для меня сделал, но никогда не приезжает к нам, никогда не спрашивает меня о жене. Я знаю, он был шокирован нашим браком, как и все вы, но это же не причина вести себя подобным образом.
– Он очень расстроен, – сказал Дэн. – Не знаю, известно тебе это или нет.
– Известно. Я читал сегодняшнюю газету, – улыбнулся Клайв. – И о письмах знаю. Моя секретарша пыталась утаить от меня мои экземпляры, но я заставил ее прислать их.
– Мы не хотели тебя волновать, – объяснил Дэн.
– Ясно. – Клайв помолчал. – Я знаю, что могу откровенно говорить с вами двумя, поэтому скажу. Аманду я тоже не понимаю. Разумеется, я едва ее знаю, но их алчность – Аманды и Йена – выше моего разумения. У них и так много денег.
– Это выше и моего разумения, – сказал Дэн.
– Боюсь, Йена ничем не проймешь. Но может, отцу удастся убедить Аманду, когда она приедет.
– Может быть, – согласился Дэн.
«Он знает правду», – думала Салли. Ей было жаль мужа и жаль древний лес, на который она сейчас смотрела.
Дэн откашлялся и резко проговорил:
– Клайв, я принял решение. Я прекратил борьбу. Толпа шведов, Йен, Аманда… это проигранная битва при любом исходе. Выхода нет.
– Что ты говоришь?
– Я говорю, что разрешил Йену делать то, что он считает нужным. Я умываю руки. И освобождаю тебя от твоего обязательства. Давай выступим заодно с Йеном и посмотрим, что из этого выйдет.
– Дэн, ты не можешь так поступить!
– Сколько я могу биться головой о каменную стену? И не об одну, а о две стены…
– Я проголосую за «Грейз фудс». Я проголосую против консорциума. Это разобьет сердце отцу и тебе.
– Оливер не встанет ни на чью сторону.
– Только потому, что не хочет никого обидеть. Но я знаю, что у него на сердце. Знаю. – Клайв, не смиряясь, поднял голову. – Может, с виду и не скажешь, но я боец. – Затем он рассмеялся. – Забавно, Роксанна по какой-то причине тоже затрагивала этот вопрос в последнее время. Никогда не думал, что ей это интересно, но, вероятно, ей что-то рассказала Хэппи. Роксанна считает, что я должен проголосовать за консорциум.
«Странно, – подумала Салли. – Мы с Хэппи никогда не обсуждаем дела. Это неписаный уговор».
– Искушение деньгами, должно быть, – все еще посмеиваясь, сказал Клайв. – Двадцать восемь миллионов. Это грандиозная сумма по любым меркам, и, думаю, если у тебя никогда ничего не было… Как она любит вещи! Просто наслаждение смотреть, как она ведет дом, хлопочет, готовит. Она великолепная кулинарка, хранительница очага.
Салли обрадовалась, что разговор ушел от бизнеса. Он вгонит Дэна в гроб, это и безумная тревога за их ребенка.
– Она любит сидеть дома. Иногда, когда она исчезает на целый день, я очень по ней скучаю. В доме так тихо, пока она не возвращается.
Клайв казался невероятно счастливым с этим выражением покоя на лице. Салли никогда раньше не слышала, чтобы он так открыто говорил о себе. Это было совершенно на него не похоже. И добилась этого именно Роксанна.
– Знаете, – продолжал Клайв, – я никогда не сознавал, насколько прекрасна жизнь. Все это началось всего полгода назад. Вы представляете фейерверк в День независимости, когда расцветает все небо? Вот так расцвела и моя жизнь.
Непостижимо слышать столь поэтичные сравнения от этого человека. Вот уж действительно: чужая душа – потемки! И Салли со стыдом припомнила, какие недобрые чувства недавно она питала к Клайву Грею.
Он застенчиво проговорил:
– Я должен открыть вам один секрет. Роксанна беременна. Еще очень маленький срок, она не хочет пока об этом говорить, но мне нужно с кем-нибудь поделиться.
– Поздравляем! – воскликнул Дэн. – Это здорово. Просто здорово!
– Я в восторге! – поддержала Салли, гадая о том, что будет, если отец умрет, не дождавшись появления ребенка на свет. Хотя врачи и говорят, что этого не случится, выглядит Клайв ужасно.
– Надеюсь, он не будет похож на меня, – не шутя сказал Клайв.
– У тебя нормальная внешность. Не важно, на кого будет похож ребенок, лишь бы он был здоров, – заверила его Салли от всей своей измученной души.
Короткий зимний день подходил к концу. Пора было везти Клайва домой. Сидя в машине, они дождались, пока он медленно взберется в горку, к дому, и, повозившись с ключами, войдет в свой роскошный коттедж.
– Господи, Дэн, как это печально…
– Да. Но как же он изменился! Он был таким сухим и острым на язык, а теперь такой мягкий. Я его не узнаю. Это болезнь или женщина?
– Думаю, и то и другое.
На самом верхнем участке дороги, откуда сквозь голые стволы деревьев видны были огни города, Дэн сбавил скорость.
– Там внизу работал мой отец, – пробормотал он, – а до этого – его отец.
Салли молча коснулась его руки, поскольку понимала, что он уже оплакивает смерть «Грейз фудс».
– Через неделю я на пять дней улетаю в Шотландию, – сказал он. – Нужно посмотреть на новый продукт. Начинка для пирогов. Разумеется, я вернусь домой до Рождества.
– Значит, ты до конца не сдался?
– Мы еще не похоронены, хотя это случится уже совсем скоро, но до тех пор, пока мы на земле, я продолжу заниматься делами.
– Ты сохраняешь присутствие духа, Дэн Грей.
– Все решится к первому января.
Она могла бы напомнить ему о его обещании, что, если к этому времени состояние Тины не улучшится, они смогут предпринять новую отчаянную попытку. Она могла бы сказать ему, что только вчера утром Хэппи, случайно заехавшая к ним и заставшая Тину за пугающим бунтом против садика, мягко посоветовала обратиться к врачу.
– А вы вообще обращались к ней? – спросила Хэппи и, когда Салли сказала: «Пока нет», снова порекомендовала доктора Лайл. – Она великолепный специалист, – добавила Хэппи, но Салли ничего не ответила.
Она могла сказать ему все это, но промолчала. День умирал, становилось все холоднее. Год умирал. Пусть все будет тихо. После Нового года, как и предсказывает Дэн, все решится.