Текст книги "Карусель"

Автор книги: Белва Плейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6

Июнь 1990 года

Салли возвращалась домой после очередного посещения доктора Вандеруотера – она ездила к нему одна, без Тины, – успокоенная. Или все дело в том, что она хочет быть успокоенной? – думала она, чувствуя себя в то же время виноватой из-за легкого сомнения – едва уловимого.

– Ведите себя с ребенком непринужденно, – не уставал повторять врач. – Ваша напряженность передается, так что даже если ваша девочка и хочет вам что-то сказать, она не решается. Чтобы ребенку было легко, надо, чтобы и взрослый вел себя легко. Весь образ жизни должен быть таким.

Разумеется. Это элементарно. И видит Бог, у них в доме весело, здесь поют песни и играют в игры, просто детский сад на дому. И как это удается Дэну, со всеми его нагрузками и проблемами, она просто не представляла.

– Вы видите улучшение? – спросил врач.

Что она могла сказать, если не была в этом уверена?.. На прошлой неделе, на дне рождения, Тина была образцовой гостьей, самим очарованием, одна из матерей даже отметила в разговоре с Салли «солнечную внешность» Тины. Так что, может быть, улучшение и было.

– Она играет наверху, – сказала няня, когда Салли вошла в дом. – На дворе все еще сыро после ночного дождя.

Из большого салона, где стояли рабочие столы Дэна и Салли, доносилось треньканье вальса. На столе в центре комнаты стоял источник музыки: фамильная вещь, драгоценная серебряная карусель.

– Господи! Откуда она здесь?

– Это для меня! – восторженно закричала Тина. – Для меня!

– Этого не может быть, милая. Это не детская игрушка.

И в самом деле, Салли уже давно не рассматривала карусель и поэтому забыла, какая это тонкая работа. Все лошадки, скачущие по кругу, были разными. Крохотные пары на лошадях – мужчины в аккуратных костюмах, женщины в шляпках и широких юбках времен Второй империи – могли бы быть изваяны самим Челлини. Только специалист мог оценить стоимость этого произведения искусства.

– Кто ее сюда принес?

– Не знаю.

Няня сообщила, что доставил ее шофер из «Боярышника». Прислуга в Большом доме считала, что только Клайв мог дать такое распоряжение.

Голос Клайва звучал по телефону раздраженно. Вероятно, не надо было беспокоить его в офисе.

– Это подарок от дома, вот все, что мне известно, Салли.

– А где дядя Оливер?

– Вчера вечером отец улетел на выходные в Бостон.

– Не понимаю, – сказала Салли, – что нам с ней делать? Тина считает, что это для нее.

– Это подарок. Чего ты так разволновалась? В любом случае пора уже избавляться от этого хлама в Большом доме. Он похож на музей. Мне нужно идти, Салли. Извини, у меня еще не закончены переговоры.

Весь остаток дня Тина суетилась вокруг карусели, которая наигрывала мелодию «На прекрасном голубом Дунае». Девочку невозможно было от нее оторвать.

Это было невыносимо, и Салли ушла в спальню. Красный огонек на автоответчике мигал так яростно, будто сознавал важность сообщения. Салли знала: это снова Дора Хеллер. Дора была главным редактором крупного журнала и звонила уже в третий раз на этой неделе. Журнал готовил номер, практически полностью посвященный одному очень известному писателю, которому скоро исполнялось девяносто лет. Он родился в Аппалачах и был известен всему миру. Не сделает ли Салли серию фотографий для журнала, хотела знать Дора. Такого заманчивого предложения у Салли не было никогда в жизни.

Сердце Салли учащенно забилось. Она прикинула: сеанс в Нью-Йорке; если встать рано и вернуться самым последним самолетом, то дома ее не будет максимум сутки. Может получиться, и ей бы очень этого хотелось.

Но писатель не готов путешествовать. Он хочет, чтобы его фотографировали у него дома, а Атланте. И тогда путешествовать придется Салли – вначале туда, где он родился, потом в его школу и так далее. Короче, это займет неделю. И сердце у нее упало.

Салли набрала номер, голос Доры на другом конце был почти неразличим:

– Салли! Я жду ответа, хочу услышать, что ты не передумала. Не верю, что поняла тебя правильно. Это же писатель из писателей! Я боролась за тебя. Ты же знаешь, были и другие предложения, но я принесла все образцы твоих работ, какие смогла найти, и убедила их, что ты обладаешь стилем и чувством, которые им требуются. Ты просто обязана согласиться, Салли!

– Видишь ли, у меня тут проблемы, я не могу уехать. Это далеко и займет слишком много времени. Мне жаль.

– Ты, надеюсь, не больна?

– Нет, не больна. – Потом, почувствовав, что слова ее неубедительны и слишком таинственны, она добавила: – Все здоровы, мы не разводимся, ничего такого. Просто у нашей девочки некоторые трудности, и поэтому…

– Ничего страшного, я надеюсь?

– Нет-нет, но я не могу. Действительно не могу, Дора Прошу, не уговаривай меня.

– Мне очень жаль, дорогая. Очень жаль. Ладно, в другой раз.

А снизу, не умолкая, неслись звуки вальса.

– Что происходит? – спросил Дэн, входя в спальню и развязывая галстук. Салли увидела, что он пребывает в редком для него плохом настроении. – Что здесь делает эта вещь?

– Ты имеешь в виду карусель?

– А что еще я могу иметь в виду? – Когда Салли повторила слова Клайва о переполненном лишними вещами доме, он сказал: – Значит, они собираются сделать склад из нашего дома?

– Ты напрасно сердишься. Я уверена, что Клайв не хотел ничего плохого и сделал это из самых лучших побуждений.

– Хорошо, но эта вещь стоит целое состояние, а Тина ее только сломает.

– Я так не думаю, но должна признаться, что «Голубой Дунай» уже потихоньку сводит меня с ума. – Потом, увидев, что Дэн швырнул пиджак на кровать и со стоном сел, спокойно добавила: – Она ей надоест, и мы куда-нибудь ее уберем или постараемся вежливо вернуть. Не стоит так из-за этого переживать.

– Этот вальс сведет с ума и меня. Слишком громко играет. – Он встал и, открыв дверь, крикнул: – Тина, выключи, пожалуйста, музыку!

– Нет, мне нравится.

– Да, но нам – нет. Выключи, – приказал Дэн.

– Нет, я сказала.

– Тина, ты сделаешь то, о чем я просил.

Он пошел вниз, Салли последовала за ним.

– Дэн, не волнуйся. Ты ужасно устал, встревожен. Я вижу это, но…

– Но что? Что, по-твоему, я собираюсь с ней сделать?

– Я только хотела сказать, что у нее сегодня был очень хороший день, и…

– И по этой причине ее нельзя заставить выполнить простейшую просьбу?

– Конечно, можно. Но мне кажется, что у нас наблюдается улучшение, и доктор Вандеруотер сегодня сказал…

– Доктор Вандеруотер здесь не живет. А мы живем. Может, хватит следовать всем этим книгам и теориям? Может, стоит подумать своей собственной головой?

Облокотившись на стол, девочка смотрела на карусель как завороженная. Дэн подошел и выключил музыку. Тина завопила и пнула отца по лодыжке.

Дэн подхватил ее под мышки и поднял.

– А теперь послушай меня, Тина. Тебе не разрешается пинаться и бить других. Тебе пять лет, и ты прекрасно понимаешь…

Она пнула его по колену.

– Не прикасайся ко мне! Отпусти меня. Я тебя ненавижу! Отпусти меня! – И с ревом выбежала из комнаты.

Потрясенные родители посмотрели друг на друга.

– Дэнни, она не ненавидит тебя.

– Как будто я не знаю!.. – Он нахмурился. – Но неужели я поступил неправильно? Неужели мы спустим ей с рук и убийство? Она разрушает наш дом, рушит наши жизни, неужели ты не видишь?

Она прекрасно это видела. Недельная отлучка из дома по работе не должна быть невозможностью. И Салли решила сменить тему:

– Что у тебя на работе? Все то же самое?

– Ужасный был день. Йен просто невыносим. Может ли человек вдруг стать совсем другим? Последние две недели его словно подменили. Вот что произошло сегодня днем. Помнишь я рассказывал тебе про один кофейный напиток, который придумал парень из Мичигана? Мы разработали соглашение между колумбийцами, этим парнем и нами. Договорились о встрече, колумбийцы прилетели, парень из Мичигана ехал на машине… не знаю почему, может, хотел полюбоваться природой. – Дэн перевел дух. – Короче, он опоздал на полтора часа, неприятно, но не катастрофа. А Йен вышел из себя, напустился на парня, практически унизил его. Парень этот очень молодой, очень хочет заключить сделку, но он был настолько оскорблен, что ушел. Взял свой дипломат и ушел. Я бросился за ним, извинялся. В конце концов я уговорил его вернуться, Йен извинился, и я держу пальцы скрещенными, чтобы сделка состоялась. Но я потратил на это массу энергии, я как выжатый лимон. Поэтому и приехал домой пораньше. Они все еще в конторе, но я уже больше не мог там оставаться.

– А что об этом думает Клайв?

– Его кабинет в другом конце коридора. Думаю, он ничего не слышал. А если бы и услышал, то, наверное, пожал бы, как обычно, плечами и вернулся к своим цифрам, бедняга.

Зазвонил телефон.

– Возьми ты, – попросил Дэн. – Меня ни для кого нет дома. Скажи, что я перезвоню.

Зажав трубку, Салли прошептала:

– Это Йен и Аманда, трехсторонний разговор.

Вздохнув, Дэн взял трубку.

Глядя на него, неловко пристроившегося на краешке дивана, Салли думала о том, что привыкла видеть мужа способным решить любую проблему, уверенным и бодрым и что ей нестерпимо больно видеть его таким.

– Я знаю, Аманда. Я понимаю твою позицию. Ты все ясно изложила. Мы уже говорили на эту тему.

До Салли слабо доносился женский голос.

– Знаю, – повторил Дэн. – Я знаю, зачем тебе нужны деньги, и я согласен, что на доброе дело. Беда в том, что у нас их нет. Наши банкиры недвусмысленно об этом заявили. Мы не можем этого сделать, не погубив наш бизнес.

Снова говорит та сторона. Дэн начал постукивать по полу ногой.

– Если мы продадим лес, мы сможем выплатить Аманде ее долю. Но дело в том, что я не хочу продавать лес. Сколько раз мне это повторять, Йен?

«Нет, Йена ничто не растрогает, – подумала с нарастающим негодованием Салли. – По мнению Йена, Дэн сентиментален и непрактичен. Какая глупость! Непрактичен? Как же он ведет такое большое дело? Неужели практичный человек не может при этом быть мягким?»

– Мы с Клайвом не можем вести дела вдвоем. Это слишком большая нагрузка, я уже тебе говорил. А если фирма прекратит свое существование, вы хоть представляете, какой удар это нанесет всему городу?

На другом конце послышалось различимое, но непонятное гудение голосов, как будто Йен и Аманда говорили одновременно. Потом Дэн произнес:

– Мы разговариваем спокойно. По крайней мере я.

Пауза.

– Да, я говорю спокойно. Ты говоришь, что будет битва? Похоже, ты ее уже ведешь. Не знаю, что на вас нашло. Я-то никаких сражений не хочу. Жаль, что мы не можем поговорить с Оливером… Да, я слышал, как он говорил, что не хочет вмешиваться, но… Ладно, давайте привлечем Клайва… Черт побери, Йен, нельзя ли говорить по очереди? Аманда? Говори громче, Аманда. Я тебя не слышу… Что? Повесила трубку? Боже, вы оба сошли с ума. Ладно, я упрямый, но и вы тоже. Я тоже не знаю, как с тобой разговаривать, Йен. Твоя выходка сегодня днем…

Дэн повернулся к Салли.

– Йен повесил трубку.

– А Клайв ничего не может сделать? Что бы Йен ни, говорил, он уважает его ум. Он почти боготворит его.

– И да, и нет. Ты слышала, я сейчас спросил про Клайва… «Он в жизни ни цента не заработал сам, он ничего не смыслит в бизнесе. Гений математики, в голове у него компьютер, и тем не менее он гробит себя своим курением», – вот был ответ Йена.

– Может, все же обратиться к дяде Оливеру?

– Я не могу заставлять его принимать чью-то сторону в деле, в котором участвует его сын. И он уже немолод.

– Бедный Дэн! Чем же это кончится?

– Как-нибудь да закончится. Я не собираюсь проигрывать, Салли, хотя сейчас у меня, возможно, такой вид.

– Хэппи волнуется за Йена. Она никогда раньше не говорила со мной на личные темы, поэтому я очень удивилась. Она сказала, что последние несколько недель у него ужасное настроение. Она его не узнает.

– Иногда на него находит, – сказал Дэн. – Ладно, пошли поедим. Уже половина седьмого, конец отвратительного дня, а я все еще голоден.

Глава 7

Июнь 1990 года

В половине седьмого Роксанна выложила на две бумажные тарелки купленную жареную курицу и передала одну тарелку Мишель. На шатком столике между кроватями стояли упаковка из шести бутылок кока-колы и коробка пончиков.

– Вот. Гораздо лучше, чем есть со всей этой сворой внизу. У папы плохое настроение, дети дерутся, меня от них тошнит.

Она принялась за еду, попутно смотрясь в зеркало, висевшее напротив: как она ест, двигается, отбрасывает выбившуюся прядь волос, улыбается. Потом обвела взглядом убогую комнату: истертый коврик на полу, обшарпанный комод, у шкафа не хватает ручки, застиранная занавеска на окне. Жалкая комната напомнила ей о затрапезных номерах в мотелях.

– Не комната, а нора, – вдруг сказала она, испугав Мишель. – Я хочу отсюда выбраться.

– Ее можно отремонтировать.

– Да? И на что же? Разве только ты скопила потихоньку кругленькую сумму.

– Нет. – Сестра многозначительно посмотрела на Роксанну, улыбнулась с иронией. – Но ты всегда можешь достать денег.

– Напрасно ты так думаешь. Ты ошибаешься.

– Он снова звонил, когда я только пришла из школы. Успела взять трубку раньше всех.

– Спасибо. Он что-нибудь сказал?

– Только спросил: «Роксанна здесь?» Я сказала, как ты велела: «Ее нет дома, и я не знаю, когда она будет».

– Хорошо. Он сходит с ума, и это ему только на пользу.

– Он звонил уже четвертый раз с воскресенья.

– Я же сказала, это пойдет ему на пользу.

– Что он сделал, что ты так на него обозлилась?

– Не хочет жениться на мне, вот что. И меня такое положение не устраивает. Я не хочу так жить. Слишком Долго это продолжается. Я больше не позволю себя использовать. Да, конечно, сейчас все это очень славно, но послушай меня, Мишель, – лучше, если это тебе скажу я, – только полная дура будет бесконечно мириться с отношениями, которые мужчина может разорвать в любой момент. Квартиры, машины – все может закончиться в две секунды, и ты снова окажешься на прежнем месте, только значительно старше. Нет, с меня хватит.

– Почему ты не пригрозишь ему рассказать обо всем жене?

– Думаешь, он меня за это поблагодарит? Купит мне кольцо и поселит в своем доме после скандального развода? Меня? Что за глупость ты сказала! Я только причиню горе той женщине и ничего не добьюсь для себя!

От резкого движения куриная ножка и немного салата сползли с тарелки на покрывало. Это явилось последней каплей – Роксанна расплакалась.

– Господи! Я по-настоящему его люблю. Я делала его таким счастливым, а он… я не знаю, Мишель. Мне кажется, что я буду вспоминать его каждый день до конца своей жизни, как мы вместе проводили время… Ты думаешь, я из-за денег, но дело совсем не в них. Я его люблю…

– Тогда ты просто вредишь сама себе.

– Милая, это все слишком сложно… Ты не понимаешь. Просто не понимаешь…

– Мне пятнадцать, и я понимаю больше, чем ты думаешь.

Раздался стук в дверь, и кто-то позвал:

– Розмари, а Розмари!

– Уходи, дедушка, я занята.

– Открой дверь. Я хочу для тебя спеть: «О, Розмари, я тебя люблю, все время думаю о тебе…»

– Старый дурак, – пробормотала Роксанна, вытирая; глаза. – Я не хочу, чтобы он видел меня в таком виде. Раззвонит по всему дому.

– Он весь день пил пиво, – сказала Мишель.

Дверная ручка заходила ходуном.

– Отопри, я хочу тебя видеть!

– Открой дверь, пока он ее не сломал, и дай ему пончик, Мишель, чтобы он успокоился.

В дверь просунулось глупое, жалкое лицо пьяного старика, ухмылявшегося внучкам.

– Я только хотел вас повидать. Они там снова взялись за свое.

Внизу, видимо, кипели страсти – оттуда доносилась привычная перепалка между отцом и его молодой женой.

– Что нового? – спросила Роксанна.

– Я не ужинал, Розмари.

– Дай ему кусок курицы, Мишель. Бери и уходи, дедушка. Будь умницей.

Мишель заперла дверь.

– Боже всемогущий! – простонала ее сестра. – Я этого больше не вынесу. Надо отсюда выбираться.

– И как это возможно? – с интересом спросила Мишель.

Роксанна немного помолчала.

– Ты говоришь, что ты достаточно взрослая, да? Думаю, от тебя мало что ускользает. Загляни в мой гардероб, посмотри в глубине, у стены.

– Коричневые брюки? – спросила Мишель.

– Ты никогда не видела бриджей для верховой езды? А теперь посмотри на пол.

– Сапоги.

– Тоже для верховой езды. Твоя сестра стала на-езд-ни-цей. Ну и как, звучит?

– По-моему, это полное безумие. Ты же ничего не знаешь о лошадях.

– Две недели назад не знала. Теперь знаю. Ты не представляешь, как быстро можно чему-то научиться, если задаться целью. Садись, я все тебе расскажу.

Мишель с готовностью повиновалась.

– Дело обстоит так. У него есть брат. Этот брат – его зовут Клайв – помешан на лошадях. Когда он не работает и не спит, он сидит на лошади. Однажды ночью я лежала без сна и все думала, и меня осенило. Почему бы мне не познакомиться с его братом? Я помню его по ресторану, когда впервые его увидела. Ты же знаешь, у меня хорошая память на лица. И кроме того, я столько о нем слышала, что могу запросто нарисовать его портрет. Коротышка, едва достает мне до плеча, лицо – ничего особенного, лысеет, только начинает. Их никогда не примешь за братьев. – Она немного подумала. – Боже, он же должен ненавидеть Йена! С такой внешностью это вполне естественно. Готова спорить, у него никогда не было романа, а ведь ему уже, должно быть, тридцать пять.

– Он что, педик?

– Не говори так, Мишель, это вульгарно.

– Господи ты Боже мой, прошу прощения.

– Да ладно. На чем я остановилась? Ах да, я поехала в центр и в дорогом магазине купила одежду…

– А разве у тебя не должна быть еще и куртка?

– Не перебивай меня. Да, когда холодно. Летом надо ездить в рубашке, так сказала продавщица. Я купила две. Они в комоде. Теперь ты дашь мне закончить? Я решил поехать в школу верховой езды недалеко от усадьбы Греев и взять там урок. Я прикинула, что нужно поехать туда в воскресенье. Если этот тип такой фанатик верховой езды, то в воскресенье он будет там обязательно. Меня инструктировал какой-то парнишка, я без проблем все усвоила. Вообще-то это интересно. Так вот, пока мы потихоньку ехали по лесу – я же новичок, – мы разговаривали, и я сказала, что думала, будто Клайв Грей катается здесь по воскресеньям. Парень подтвердил, но сказал, что он приходит позже, после церкви. Короче говоря, я уже была готова купить еще час, но парень сказал, что у него все расписано. И тут, хочешь – верь, хочешь – нет, подходит Клайв Грей и говорит: «Вижу, что вы разочарованы. Буду рад дать вам урок, если хотите». А парень и говорит: «Повезло вам, мистер Грей – классный специалист». Вот как все началось.

– Началось?

– Мы ездили вместе уже пять раз – два воскресенья и три раза после работы, пока светло.

– И что же дальше? – спросила Мишель.

– Все, что я захочу. Я могу повернуть в любую сторону. Он на меня запал. Смотрит на меня и хихикает, как мальчишка.

– По твоим словам, он какой-то простой.

– На самом деле это не так. Он жутко умный, почти гений, вундеркинд, как я слышала. И очень добрый, очень милый. Его невозможно не пожалеть.

– Если тебе его жаль, зачем ты с ним крутишь? По-моему, это жестоко.

Роксанна села рядом с Мишель и, обняв сестру, умоляюще сказала:

– Я не жестокая. Я не способна обидеть даже мухи. Вспомни, как я два дня назад поймала в ванной комнате двух божьих коровок и вынесла их на улицу. Я хочу, чтобы у тебя были красивые вещи. Ты умная и красивая. Я не хочу, чтобы ты выросла и пошла работать на «Грейз Фудс», как все мы. Я хочу послать тебя в хороший пансион…

– В пансион! Что это взбрело тебе в голову? Кто сейчас учится в пансионах?

– Люди. В семьях бывают сестры или двоюродные сестры младше тебя, которые учатся в таких заведениях. – Она помолчала и добавила: – Это он хотел послать тебя туда.

– Похоже, ты набралась от него разных идей, а теперь думаешь, что этот брат поможет тебе их осуществить?

– Только если я заставлю его жениться на мне, а я уверена, что смогу это сделать. – Она снова умолкла. – Боже, вот будет сюрприз для Йена! Это его убьет.

Мишель удивленно округлила глаза.

– Только ты, – пробормотала она, – клянусь, только ты способна на такое. Кто еще мог придумать такой изощренный, коварный план?

– Не говори глупостей, многие.

– Что ж, надеюсь, тебе все удастся.

– Удастся. В постели я буду лучше всех, сделаю все, что он захочет, со мной легко ладить. Я сделаю его самым счастливым человеком на земле. Почему у меня не должно получиться?

Мишель пожала плечами:

– Ну, как он выглядит, как ты его описала…

– Он чистый, безупречный. Только это и важно. Что до остального, мне не нужно будет все время на него смотреть. – Внезапно Роксанне что-то пришло в голову, и она бросилась к гардеробу. – Вот, у меня для тебя новые туфли. Я надевала их только раз. Они немного узковаты на твою ногу, отдай их в растяжку. И вот эти белые, с прошлого лета. Дарю. Старые можешь выкинуть, если только не оставишь их на дождливую погоду.

– Зачем ты это делаешь?

– Затем, что он на полголовы меня ниже. – Роксанна рассмеялась. – Или можно сказать, что я выше его на полголовы. Так что отныне я ношу обувь без каблуков. Кстати, следи за своей речью. Не надо все время говорить «черт», Мишель.

– О, прошу прощения.

– Я-то прощу. Однако я серьезно. Я заметила, что он ничего подобного не говорит. У него хорошие манеры. Так что, пожалуйста, последи за собой, когда он придет. Что будут делать те, внизу, мне наплевать, потому что я ему про них рассказала.

– И когда он придет?

– В субботу он ведет меня в кино и на ужин.

– Он заедет за тобой сюда? В этот кошмар?

– Он не против, он такой. Подобные вещи его не волнуют.

После кино они поехали поужинать.

– Хороший ресторанчик есть на Саммер-стрит. Называется «У Кристи», – предложил Клайв. – Там великолепный салат-бар, омары, огромные креветки и самые лучшие десерты в городе. Ну как?

– С удовольствием, я бывала там. Только есть одна проблема. Туда часто приходит мой бывший друг. Мы расстались в ссоре, и мне будет неловко с ним встретиться. Ты не возражаешь, если я выберу какое-нибудь место, где мы не увидим ни его, ни толпу его друзей?

– Не возражаю. Говори, куда ехать.

На ресторане в нескольких милях от города мигающие лампочки высвечивали вывеску «У Бобби – бар и гриль».

– Вот, – сказала Роксанна, – «У Бобби». Здесь нам будет спокойно. Бифштексы у них отличные, в смысле, если ты любишь бифштексы.

– Да, конечно. Просто я хотел сводить тебя в какое-нибудь более… более роскошное место, что ли, чем это.

– Я понимаю, что внешне оно не очень, но ведь главное – еда, правда? И компания, – добавила она с теплой Улыбкой.

Из своего кабинета, устроившись подальше от грохота оркестрика, состоявшего из трех музыкантов, Роксанна и Клайв наблюдали за танцующей молодежью – девушки в топах и джинсах, парни в рубашках, без пиджаков.

– Сюда приходят служащие, – пояснила Роксанна. – Тебе, наверное, здесь не нравится?

– Почему же? Это даже интересно.

– Просто ты – Грей и все такое. Я вдруг подумала, что не нужно было тебя сюда привозить. Ты не привык к таким местам, а я привыкла. Я – служащая.

– Ты не знаешь меня, Роксанна. Что это значит: «ты – Грей»? Это значит, что у меня больше денег, чем у этих людей, но моей заслуги в том нет. Я просто изловчился и выбрал нужных деда с бабкой. – Он засмеялся. – Нет, прадеда и прабабку.

– Именно это мне в тебе и нравится, Клайв. Твоя честность. Ты открытый и искренний.

– И в тебе мне тоже это нравится, помимо прочего.

В зале ресторана и в кабинете царил полумрак, но он не; мог скрыть блеска глаз и улыбки Роксанны, сверкания кулона из горного хрусталя, лежавшего как раз над ложбинкой между округлых грудей девушки, над вырезом красной атласной блузки. Пахнуло сильным цветочным ароматом.

– Мне нравятся твои духи, – сказал Клайв.

– Правда? Французские. Я себя побаловала. Люблю духи. Чувствую себя счастливой, когда подушусь.

– Могу представить, что ты чувствуешь себя счастливой большую часть времени.

Роксанна наклонилась к нему, кулон качнулся вперед, чуть приоткрылась соблазнительная ложбинка.

– Да? И почему ты так думаешь?

– В тебе все об этом говорит. То, как ты восприняла верховую езду, например. Сразу ее полюбила.

– Да, верно. Когда скачешь и ветер бьет в лицо, чувствуешь себя такой свободной! Как чудесно, должно быть, иметь свою собственную лошадь, каждый раз скакать на одной и той же. Думаю, что всадник и лошадь близко узнают друг друга, как друзья.

– Это так, – серьезно подтвердил Клайв. – Может, когда-нибудь у тебя будет своя лошадь.

– Надеюсь. Как бифштекс?

– Вкусно. В самый раз.

– А картофель? Не жирный?

– Нет-нет, все чудесно.

– Я рада, потому что чувствую себя ответственной за то, что притащила тебя сюда. Мне было бы очень грустно, если бы я испортила тебе вечер.

– Испортила? Да я прекрасно провожу время, Роксанна. Знаешь, у меня такое ощущение, что я видел тебя раньше. Не могу вспомнить, где и когда, но у меня хорошая память на лица, и, разумеется, такое лицо, как твое, мужчины запоминают. Мы когда-нибудь встречались?

– Я не помню. Но все равно спасибо, Клайв. Ты очень любезен.

Медленный танец сменился зажигательным ритмом, и Роксанна бросила взгляд на танцующих.

– Ты только посмотри вон на ту пару! Как они танцуют! Хотела бы я уметь так же. Люблю танцевать, – сказала она, притопывая ногой.

– Рад бы угодить, но я, по правде говоря, очень редко танцую. Почти никогда. Боюсь, я отдавлю тебе все ноги.

– Ничего, я выдержу.

– Кроме того, я не представляю, как мы будем смотреться вместе. Я слишком маленького роста для тебя.

– Правда? Я не заметила. В любом случае – какая разница?

– Женщины не любят мужчин ниже себя. Не любят с ними танцевать, – поправился он.

– А какое отношение рост имеет к танцам и к чему бы то ни было? Наполеон был невысоким, а женщины сходили по нему с ума. Идем потанцуем.

– Хорошо, только тебе придется учить меня, – сказал он.

– Тут нечему учить. Все танцуют как хотят. Просто расслабься и двигайся под музыку как вздумается. Смотри на меня.

Она стала извиваться в такт музыке, помогая себе руками и покачивая бедрами. Подбодрила Клайва:

– Вот так можно, Клайв. Подходи ко мне. Так, бери меня за руку, поверни. Верно. У тебя хорошо получается, ты способный ученик. – Она улыбнулась. Ее оживленное лицо светилось радостью. – Думал, не получится, да? Кто сказал, что ты не умеешь танцевать? – Она снова улыбнулась. – Ну что, весело?

Клайву действительно было весело. Никто его здесь не знал, никто не будет потом сплетничать, как глупо он, должно быть, выглядел, подпрыгивая и кружась в своем темно-синем костюме и строгом полосатом галстуке. Кровь у него кипела. Он чувствовал себя хорошо. Он расслабился.

И вдруг раскашлялся, приступ напал на него во время поворота, и Клайв споткнулся, у него перехватило дыхание. Ему пришлось вернуться на место и отдышаться, хватая ртом воздух. Встревоженная Роксанна последовала за ним.

– Что случилось? Ты нормально себя чувствуешь?

Он кивнул, вытирая выступившие слезы, не в состоянии говорить, и указал на пепельницу, полную окурков.

– А, вот в чем причина! – И когда кашель наконец стих, она серьезно проговорила: – Послушай, бросай-ка ты это! Ты пробовал зашиться?

Он кивнул:

– Я перепробовал все, никакого толку. Меня пытается вразумить вся моя семья, и я знаю, что они правы, но не хочу их слушать. Терпеть не могу, когда мне читают нотации.

– Ладно, я больше не скажу ни слова. – Роксанна серьезно на него посмотрела. – У тебя только отец и братья, да?

– Родной брат один. И кузен, который вырос в нашем доме, так что он как брат.

– Это здорово. И вы все ладите между собой. Как хорошо!

– Почему ты так думаешь?

– Ну, вы же все вместе управляете бизнесом, поэтому я и подумала, что вы хорошо ладите.

– Да, конечно, достаточно хорошо ладим, хотя они на меня не похожи. Или, лучше сказать, я на них не похож. Я неудачник. Они – нет. Особенно мой брат. Он красивый, популярный, путешествует, играет, развлекается. Не то что я.

Дотянувшись через стол, Роксанна коснулась руки Клайва.

– Это очень печально.

– Нет, реалистично.

– Люди разные, Клайв. Ты очень привлекательный. При желании ты тоже можешь путешествовать, можешь играть, но это все обычно, ты – другой и можешь развлекаться, как тебе угодно, совсем по-другому. Я столько о тебе слышала, о твоих необыкновенных математических способностях, я действительно этим восхищаюсь. Мне никогда не давалась математика. А ты, наверное, мог бы стать светилом в Гарварде или где-нибудь еще, преподавал бы…

– Кто тебе это сказал?

– Я… ты знаешь, говорили в какой-то компании, – поспешно объяснила она. – Даже до таких низов, как отдел отправки, доходят вести сверху. Безобидные слухи, не больше. В твоем случае – комплименты.

– Какая ты милая, Роксанна.

– Да что ты, спасибо, но то же можно сказать и о тебе.

– С тобой я чувствую себя свободно. Могу говорить с тобой, как будто знаю тебя сто лет.

– Я рада, Клайв.

– Надеюсь, мы сможем часто видеться.

– В любое время. Это честь для меня.

– Не говори так. Считай, что у тебя появился друг.

– Я уже это чувствую.

– Не хочешь завтра пропустить верховую езду и поехать вместо этого со мной за город? Я покажу тебе коттедж, который строю в Ред-Хилле.

– Но твоя семья… Я не поеду, если там будет кто-то из твоих.

– Почему? Какая разница?

– Не знаю. Мне будет неловко.

– Кто-кто, а ты, Роксанна, должна чувствовать себя свободно в любом месте.

– Ничего не могу поделать. Я поеду, если только ты пообещаешь мне, что там больше никого не будет.

– Обещаю. Отец в Бостоне, а Йен на свадьбе своей свояченицы.

– Тогда ладно. Я поеду. С удовольствием.

– Хорошо. Я заеду за тобой завтра часов в двенадцать. Наряжаться не нужно. И надень кроссовки. Коттедж стоит в лесу.

Среди дубов, которым, по словам Клайва, было не меньше семидесяти пяти лет, а то и все сто, был заложен фундамент будущего дома и пока что возведены две стены. Вытащив из отделения для перчаток чертеж, он увлеченно рассказывал, каким будет коттедж.

– Ничего сверхъестественного, просто дом в лесу. Маленькое личное жилье, которое будет принадлежать только мне. Я смогу приезжать и уезжать, когда хочу, и делать что хочу.

Они вышли из машины и пошли по густой, по колено, траве.

– Перед домом я, наверное, устрою лужайку, поставлю несколько кресел, повешу гамак. Кроме этого, не будет ничего – только лес. Одна большая комната с каминами в обоих ее концах, кухонька, маленькая спальня для меня и одна гостевая. Первой гостьей станет моя родственница Тина. Я обещал ей. Моя красавица Тина. – И Клайв улыбнулся, радуясь своей маленькой тайне. – Ты не спрашиваешь о Тине…

– А я должна? Хорошо, расскажи мне про нее.

– Ей пять лет, и она уже любит лошадей.

Роксанна спросила, где будут размещаться лошади.

– Конюшня находится рядом с домом отца. Отсюда не видно, но это всего пара минут пешком. Идем, я тебе покажу.