Текст книги "Карусель"
Автор книги: Белва Плейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Глава 3
Апрель 1990 года
В долине Сонома голая земля лежала тусклыми золотистыми полосками между рядами виноградников, которые протянулись такими же ровными рядами, как строчки на разлинованной бумаге. Вздымавшиеся до самой Напы холмы были покрыты зеленью, отливавшей синевой, густо-зеленой, светло-зеленой, а потом, когда свет внезапно изменил свое направление из-за огромных кучевых облаков, они сделались черными. На пруду у подножия холма, где стояла Аманда, села на воду стая уток, их движения словно прочертили воду серебристым карандашом. Прошел дождь, и яркий незнакомый лист, плоский, как тарелка, сорванный Амандой с куста, все еще блестел в ее руке.
– Фантастический вид, как на картинке, – заметила она.
Тодд смотрел на нее, а не на листок или на великолепный вид. Знакомы они были недавно, всего несколько месяцев, но она уже привыкла к его внешности, к этой легкой, задумчивой улыбке, которая немного напоминала улыбку ее брата, хотя сами мужчины друг на друга не походили. Он был темнее Дэна и не такой высокий. Тем не менее от него исходило такое же спокойствие, и такой же тонкий юмор светился в его глазах. Глаза Тодда даже за очками в тонкой металлической оправе сияли поразительной голубизной. Голос у него был звучный, низкий. Возможно, именно его голос, перекрывавший всю эту разноголосицу болтовни на вечеринке – жутком, вульгарном массовом мероприятии, которые, как выяснилось, он ненавидел не меньше Аманды, – и привлек ее.
– У вас голос, как у актера, – сказала она ему.
– Должен вас разочаровать. Я адвокат, – ответил он с притворным отчаянием.
Но она не разочаровалась…
– И что ты об этом думаешь? – поинтересовалась она, обводя рукой, в которой держала листок, раскинувшиеся перед ними земли.
– Об этой красоте? Просто рай.
Будучи юристом, он продумывал каждое свое слово, и она быстро уловила нерешительность.
– Что же тогда не так?
– Ничего, кроме цены, Аманда.
– Мои друзья-риэлторы сказали, что она вполне разумна.
– Это так, если ты хочешь пустить ее под коммерческое предприятие, например виноградник. Тогда ты окупишь свои вложения. В конце концов, это виноградные места. Но то, что хочешь сделать ты, – это чистой воды авантюра.
– Я вкладываю деньги не в виноградники, а в людей. Если бы ты видел девочек, с которыми я работаю, четырнадцатилетних проституток…
– Ты чудесная женщина, и план твой замечательный. Но это место не подходит.
Нахмурившись, Аманда резко отбросила листок в сторону.
– Я разочарована, – сказала она.
– Ты попросила меня приехать и высказать свое мнение. Мне кажется, что тебе нужно начать с чего-то поменьше, гораздо меньше, с просторного дома на нескольких акрах в одном из ближайших пригородов.
– Я хочу совсем другого.
Слова эти прозвучали так, будто она была раздражена, будто он каким-то образом подвел ее. И поскольку она не имела этого в виду, то почувствовала неловкость. За подобной неловкостью всегда приходила злость на себя.
И Тодд мягко пожурил ее:
– У тебя злой вид.
– Нет. Я просто разочарована, я же сказала.
Когда он пошел к машине позвонить, Аманда осталась на месте. Оглядываясь вокруг, она думала о том, как сильно может пленить человека кусок земли. Налетел, взметнув легкую юбку Аманды, северо-западный ветер – с океана или с далекой Аляски? Она снова обвела взглядом эту желанную землю, мысленно представляя: вот здесь, на склоне, вырастет основное здание, слева полукругом встанут коттеджи, как дома в деревне девятнадцатого века – каждый с передним крыльцом, где девушки смогут сидеть и заниматься или просто блаженствовать, ничего не делая. И Аманда воскликнула про себя: «Я должна все это построить и работать здесь, мне это нужно!»
Она посмотрела на Тодда, который стоял у машины и разговаривал по телефону. Поймав ее взгляд, он помахал ей. Ей так хотелось удержать его! Но скорее всего она потеряет его, как и многих других. Она никогда не рассчитывала на мужчин. Их притягивали ее мозги, ее густые светлые волосы и отличная фигура, которой она была обязана теннису. На какое-то время они оставались рядом, спали с ней, затем начинали избегать ее, придумывая разные предлоги, приезжали все реже и наконец не приезжали вообще.
– Ты холодна, – сказал ей Гарольд после трех лет жизни в браке.
Она любила его, но ему было так трудно угодить. Поднимаясь вверх по служебной лестнице в своей финансово-инвестиционной фирме, он обретал все более высокие, совершенные стандарты, касающиеся всего: друзей, развлечений, домашней обстановки, еды и одежды.
Ей, которая добровольцем работала с недавними иммигрантами и только начала учить китайский язык, вдруг вручили список скучных обязанностей: ежедневные встречи с нужными женами за важными благотворительными ленчами и ночная жизнь, во время которой завязывались «контакты» – за ужинами, в опере, в клубах. Все эти люди были лощеными, гладкими и говорливыми, уверенными в себе и в правильности выбранного пути. Они были вполне достойными людьми и относились к Аманде дружески, возможно, потому, что Гарольд сообщил им о ее принадлежности к семье, владеющей «Грейз фудс». Будучи членом этой семьи, она находилась под пристальным и полным любопытства вниманием.
Она это ненавидела, ненавидела растрачиваемое попусту время – на покупку одежды, на консультации с дизайнерами, на вытирание пыли с растущих коллекций французского фарфора и английского серебра, которые были слишком ценны, чтобы доверить их специальной службе. Эти коллекции напоминали ей о «Боярышнике»: по стенам развешаны аляповатые и очень дорогие предметы, книги в кожаных переплетах с золотыми обрезами, которые никто не читает, черный шелковый японский веер, серебряная карусель.
Они часто ссорились. Перерывы между ссорами становились все короче, а перерывы между сексом – все длиннее. Секс стал автоматическим и безрадостным. Как-то ночью, встав с постели, Гарольд наклонился над Амандой.
– Тебе ведь все равно, занимаемся мы этим или нет, да? – спросил он.
Она не ответила сразу, потому что, признав правду, отрезала бы все пути к отступлению. Каким бы неудачным ни был ее брак, Аманда не хотела, чтобы он закончился.
Гарольд продолжал:
– Думаю, дело не только в том, что у нас разные вкусы. Люди к этому привыкают, ищут компромиссы. Думаю, что чего-то не хватает в тебе. И я говорю это не со зла, Аманда.
Нет, он не был злым. Он просто был таким большим, таким подавляющим. Его манеры, голос, тело – все было подавляющим. Возможно, если бы у них был ребенок, стала подумывать Аманда, она начала бы испытывать к мужу другие чувства: он был бы его отцом, и все изменилось бы. Да, она хотела ребенка, так хотела!
Но когда она заговорила об этом с Гарольдом, он отказался.
– Мы не готовы заводить детей. Люди не решают свои проблемы с помощью детей.
Вскоре после этого он нашел другую женщину. Брак распался.
Жизнь утекает сквозь пальцы как вода. А ей уже тридцать четыре… Аманда улыбнулась Тодду.
– И все равно мы славно прокатились. Хочешь на ужин салат из омара? Я приготовила его сегодня утром, – сказала она.
– Вкусно было, – похвалил Тодд. – Ты кормишь лучше всех в городе.
– Я люблю готовить. Даже когда одна, я ем как следует.
Она подала горячее пресное печенье, молодой картофель со свежим горошком и взбитые белки с лимоном и сахаром с легким французским вином. Аромат распускающихся во влажных папоротниках роз смешивался с запахами пищи и подслащивал воздух. Из окна открывался вид на мост «Золотые ворота».
– Вид как на туристической открытке, – заметила Аманда.
Квартира ей нравилась, она сама ее обставила, так что больше ничего подобного в городе не было. Это жилище воплотило в себе все вкусы и привычки Аманды – от голубых, цвета летнего неба, стен и потолков и простой светлой шведской мебели до темно-красных восточных ковров.
– Твоя квартира похожа на тебя, – сказал Тодд. – Если бы я оказался здесь, не зная, кому она принадлежит, я бы догадался, что она твоя.
– Правда? – Аманде было приятно, и она захотела услышать больше. – Почему?
– Боюсь, это невозможно объяснить. Это все равно что пытаться объяснить внезапное влечение. Или любовь. – Он улыбнулся. – Тем не менее я попытаюсь. В этой комнате царит твой дух. Здесь ощущаешь себя свободно, как на улице. Просто и легко. Ничто не давит. И в то же время здесь достаточно весьма элегантных предметов. Все пребывает в едва уловимом противоречии, как и ты сама.
– В противоречии? Это звучит ужасно.
– Нет-нет, это лишь искушает. Это загадка, интригующая головоломка, которая превратится в великое живописное полотно, когда будет собрана.
– Значит, ты говоришь, что я не закончена?! – Она поддразнивала его, сознавая, что ее легкомысленный тон всего лишь продлевает разговор, маскирует извечное человеческое желание узнать о себе побольше.
– Нет, просто это я не закончил собирать головоломку, – внезапно серьезно произнес он. – Ну и поскольку мы начали, ты не против, если я соберу ее до конца?
Холодок страха пробежал по спине Аманды. И в то же время ей необходимо было услышать остальное.
– В тебе есть что-то неуловимое, – сказал он. – Может, я схожу с ума, но у меня часто создается ощущение, что при всей своей компетентности и элегантности ты себя не любишь.
– Откуда у тебя такие мысли? – воскликнула она, все еще пытаясь успокоиться.
– Ты сдержанна. В тебе есть что-то, чего ты не хочешь показать.
На мгновение их взгляды встретились.
– Забудь. Я сам не знаю, о чем говорю, – сказал он.
Холодок страха отступил. Она подала десерт и снова наполнила чашку Тодда, как будто ничто не прерывало этот изысканный ужин.
Спустя какое-то время Тодд сказал:
– Я никогда не видел этой фотографии твоего брата.
– Я сняла ее с книжного шкафа.
– Внешне вы похожи. А на самом деле?
– Я не очень хорошо его знаю, так что не могу сказать. Вероятно, нет.
– Что заставляет тебя говорить «вероятно, нет»?
– Он, как говорят, «устроился», – ответила Аманда. – Нашел свою нишу.
– В этом нет ничего особенного, тем более для мужчины, у которого жена и двое детей.
Эти слова «жена и двое детей» растревожили ее. В них как бы слышался подтекст: «У него есть обязанности, бессердечно взваливать на него дополнительную ношу». Ничего не ответив, поскольку ответа и не требовалось, она принялась убирать со стола.
Тодд помог ей унести на кухню несколько тарелок, а потом обошел гостиную.
– У тебя здесь просто музей в миниатюре. Этот Бон-нар – настоящее сокровище, луг, изгороди, а этот маленький натюрморт – зеленые виноградные грозди… прекрасные вещи, Аманда.
– Добровольные пожертвования семьи.
– Несколько лет назад Фонд Грея сделал местному музею очень щедрый подарок – шесть великолепных работ американских примитивистов.
– Как всегда, лучшее во всем, – с иронией отозвалась Аманда.
– А что с твоей семьей, Аманда? Ты все время на что-то намекаешь, и не более того.
– Да не знаю, – сказала она, пожимая плечами и желая, чтобы он прекратил свои будоражащие расспросы. – Во всяком случае, родственники со стороны матери у меня есть, они живут в Сан-Хосе. Я была у них в прошлый День благодарения. Филлис и Дик были мне как отец и мать, следили за моей учебой в школе, забирали меня на каникулы, водили к стоматологу, покупали одежду, ну и все прочее. И к Дэну, когда он приезжал летом, они хорошо относились.
– А другая сторона? Ты же никогда к ним не ездишь. Даже к брату…
– Он сам сюда приезжает. Много лет назад, когда я только переехала на запад, я страшно по нему скучала. Но люди теряют связи, когда их разделяет три тысячи миль. Отношения… – она колебалась, – …охлаждаются, иногда даже становятся несколько натянутыми. Печально, но это правда.
– Да, это печально, когда отношения в семье становятся натянутыми и прохладными. Мир – холодное место. Вы нужны друг другу. И с возрастом, чем старше вы будете становиться, все больше.
Сама того не желая, она ответила довольно резко:
– По-моему, я прекрасно справляюсь и одна.
– О, разумеется, справляешься. Я же говорю о душевной близости. Возьми, например, моего брата. Мы с ним абсолютно разные, не согласны ни в чем, но все равно близки, как два пальца на одной руке. И когда моя младшая сестра получила грант на изучение скульптуры в Риме, я ощутил это как свою личную победу, как бы глупо это ни звучало. Но так и было.
Он читал ей мораль, и Аманде это не нравилось. Разумеется, он действовал из лучших побуждений, но выбрал неподходящий день, который не задался с самого начала. А Тодд все говорил:
– Похоже, Греи делают много добра. Мой брат учился в медицинской школе в Нью-Йорке и рассказывал мне об исследованиях в области рака, финансируемых Греями…
– Так пусть же они для разнообразия распространят часть своей благотворительности и на меня! – взорвалась Аманда. – Чтобы я могла тоже заняться благотворительностью! Ты знаешь, что я делаю! В прошлый раз ты ездил в приют, когда я отвозила туда бедную малышку, которую подобрала на улице. Она весила девяносто фунтов, насквозь мокрая, размалеванная сак клоун, дерзкая, наглая и до смерти напуганная. Она только что приехала из какого-то захолустья, из «неблагополучной» семьи, как это называют. Просто ужас!..
– Да, я видел, – мрачно сказал Тодд. – Не старше моей племянницы. Трагедия.
– Вот именно. Люди, которым все это небезразлично, могут помочь таким девочкам, но для этого, естественно, нужны деньги. Всегда деньги! За время своей деятельности я это хорошо усвоила, Тодд. Для этого не нужно быть квалифицированным социальным работником. Их можно нанять, были бы деньги. В том доме, который я снимаю в центре города, сейчас живут семь девочек, за ними присматривают две женщины. Ты бы видел, как они переменились! Пять вернулись в школу, одна пошла работать, одна снова ушла на улицу.
– Очень неплохой результат, я бы сказал.
– До знакомства с тобой я возила двух из них отдохнуть, я тебе не говорила? Мы жили в палатках в Йосемитском парке, на высокогорных лугах. Они были как собаки, которых долго держали на привязи, а потом отпустили: бегали, высматривали, вынюхивали. Мне кажется, величие природы поразило их, просто у них не было слов, чтобы это высказать. По ночам я плакала. Поэтому мне так нужна земля, которую мы сегодня видели.
– Понимаю, Аманда. Но повторюсь, ты должна пойти на компромисс.
– Я не хочу идти на компромисс! Почему я должна? Черт возьми, деньги там есть! Ты бы видел эту усадьбу, этот «Боярышник». Прямо британские аристократы, мелкопоместное дворянство! Только у меня другой образ жизни.
– Создается впечатление, что ты и не хочешь жить по-другому.
– Нет, но почему у меня не должно быть средств, которыми я могла бы распоряжаться по собственному усмотрению? И если на то пошло, деньги мне нужны для более благородных целей.
– Тебе понадобятся миллионы, чтобы купить землю, построить, управлять. Миллионы!..
– Хорошо, пусть они выкупят мою долю. Я владею четвертью акций «Грейз фудс» – от апельсиновых рощ до картофельных чипсов.
– Ты обсуждала это с ними?
– В прошлом месяце, со своим кузеном. Моего брата не было, но это ничего не меняет. Они держатся вместе. Разумеется, ответ был отрицательный. Объяснения? У них нет наличных выкупить мою долю.
– Это естественно, – заметил Тодд. – Им нужно быть на четверть ликвидными, такого нет ни у кого.
– Это их проблемы. Пусть станут ликвидными. Иначе я продам свои акции тому, кто больше предложит. Я сказала об этом Йену, так с ним чуть удар не случился. Даже по телефону я почувствовала, как он покраснел.
– Я его не виню. В долю войдут какие-то чужаки, у которых в руках окажется четверть доходов с семейного дела, – от этого кто угодно покраснеет. – Тодд задумался. – Но я удивлен, что они не заключили специального соглашения, запрещающего подобные действия со стороны любого члена семьи.
– Ха! Они хотели его заключить, когда мое поколение пришло к управлению, но я не из тех, кого можно удержать. Они могли бы проголосовать против, их было больше, но не стали. Их заставил отступить старик. Я могу быть страшной, когда попирают мои права. Я не позволю подавить себя, Тодд, не позволю! – Ее негодование нарастало. – Между прочим, трое мужчин – кузены и Дэн – получают огромные зарплаты! А я, женщина, что получаю я?
– Равную с ними сумму дивидендов, – быстро вставил Тодд.
– Я хочу зарплату!
– Ты неразумна, Аманда.
Едва ли она его услышала, глядя на часы.
– Сейчас на восточном побережье семь часов. Я не откладывая позвоню брату. Можешь послушать наш разговор по параллельному аппарату.
– Нет, – отказался он. – Я пойду посижу у телевизора.
Когда трубку сняли, Аманда услышала сердитый детский крик и голос Дэна, сказавший: «Забери ее, Салли», и потом: «Алло?» Она представила комнату, которой никогда не видела. Возможно, из нее открывается вид на горы Адирондак – те дома стоят практически на этих горах, – которые в апреле еще едва подернуты зеленой дымкой.
Она сразу ринулась в бой:
– Догадываешься, зачем я звоню?
– Думаю, да.
– Ну так вот, сегодня я снова ездила смотреть тот участок. И я хочу его, Дэн. Правда. Он чудесен!
– Знаю. Я прочитал проспект, который ты прислала вместе с фотографиями.
– Кажется, я это от тебя уже слышала. Я оставила тебе в офисе два сообщения.
– Я знаю, что прошло около двух недель, но у меня были… кое-какие проблемы. Извини.
Ровный тон Дэна только распалил ее.
– Мой проект очень важен, Дэн. Я пытаюсь вернуть жизнь туда, где сейчас царит смерть. Йен не хочет этого понять. Надеюсь, что ты поймешь.
– Это прекрасная идея. Но, к сожалению, мешает цена, как это обычно бывает. Ни ты, ни мы не можем себе этого позволить.
– Вообще-то я могла бы, если бы вы как следует мне платили.
– Ты получаешь такие же дивиденды, как и мы, Аманда.
– А как насчет ваших славных зарплат?
– Мы очень много за них работаем.
– Потому что вы мужчины. – Она сразу же поняла, что это прозвучало сварливо, но уже не могла остановиться. – Ты не считаешь, что я, женщина, способна работать так же много и зарабатывать столько же, сколько и вы?
– Конечно, можешь. Приезжай и покажи нам.
– Я не хочу. У меня другие цели. Выкупите мою долю, и вы избавитесь от меня.
Дэн тяжело вздохнул, но по-прежнему терпеливо ответил:
– Никто не хочет от тебя избавляться. Но твои требования нереальны. Мы просто не можем позволить себе выкупить твою долю, вот и все.
– Тогда это сделает кто-нибудь другой. Я тут поспрашивала, и мне уже назвали приблизительные цифры.
– Аманда, послушай, могу я тебя спросить? Ты действительно хочешь, чтобы пришли чужие и разрушили нашу старую фирму, которая, в конце концов, так хорошо тебе служила?
– Я не хочу ничего разрушать, Дэн, но если это единственный способ достичь моей цели, тогда я это сделаю.
– Аманда, нам придется продать большую часть нашего дела, чтобы дать тебе то, что ты хочешь. Мы превратимся в повозку на трех колесах. Это невозможно.
– Вы можете взять деньги в долг.
– И обременить себя этим долгом? У меня такое чувство, будто меня бьют по голове одновременно с двух сторон. И все это из-за алчности.
– Из-за алчности?! Я живу в трех комнатах, да, очень милых, но я почти ничего себе не покупаю, все идет на мой проект, и ты называешь меня алчной?
– Может, ты жаждешь восхищения? Почему бы тебе не сделать свой проект менее грандиозным?
– Грандиозный? Приятно услышать это от брата. Я думала, что ты будешь заодно со мной, а не против.
– Не говори глупостей, я не против тебя. – Дэн снова вздохнул, его терпение подходило к концу. – Боже всемогущий! – воскликнул он. – Мне кажется, что я скоро лишусь рассудка: с одной стороны, ты хочешь купить участок земли в Калифорнии, который тебе не по карману, с другой – Йен, который хочет продать участок в штате Нью-Йорк, уже два столетия принадлежащий семье.
– Йен хочет продать?
– Да, он связался с какой-то иностранной группой, которая хочет приобрести несколько тысяч акров леса Греев, чтобы построить «новый город». Это бессмысленный вандализм, а все для того, чтобы набить карманы деньгами, которые им не нужны.
– Кто ты такой, чтобы говорить людям, что им нужно, а что – нет? Лично я думаю, что это не такая уж плохая мысль, учитывая, что тогда появится достаточно средств, чтобы удовлетворить и мои нужды.
– О да, – с горечью отозвался Дэн. – Более чем достаточно, я бы сказал.
– Что ж, тогда, надеюсь, это произойдет.
– Улицы и дома возникнут в историческом лесу. Исчезнут деревья, исчезнет среда обитания. Это земля, которая должна оставаться нетронутой для штата, для людей. Я был о тебе лучшего мнения, Аманда.
– Может, тебя заботят олени, лисы и деревья, а вот я волнуюсь за людей.
– Может, твои цели и отличаются от целей Йена, но сейчас ты говоришь совсем как он, хотя мне и неприятно это признавать.
– Значит, у нас с Йеном есть что-то общее! Похоже, что, хоть и по разным причинам, мы с ним в одной лодке.
– А у нас с Клайвом останется хвост огромного производства.
– И целые сундуки наличных, не забывай.
– Ты забываешь, что они нам не нужны. Нет, – повторил Дэн, – от тебя я этого не ожидал. Никак не ожидал.
– Поверь, я бы не стала так настаивать, но мне нужно о себе позаботиться. В этом мире, Дэн, если ты сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
– Я совершенно с тобой не согласен.
– Позволь мне сказать тебе…
– Давай поговорим в другой раз, Аманда, хорошо?
– Ладно, я не настаиваю. Земля, которую я хочу купить, является частью поместья, пройдет несколько месяцев, прежде чем уладят все формальности. А до того времени у меня будет на нее право покупки. Так что я могу подождать и посмотреть, как будут развиваться события у вас. Если я смогу получить то, что хочу, мне все равно, как это будет достигнуто.
– Я действительно больше не могу говорить, Аманда, извини. Спокойной ночи, – попрощался Дэн.
Когда она повесила трубку, в гостиную вернулся Тодд.
– Ты слышал?
– Я же сказал, что не собираюсь этого делать. Неужели ты думаешь, что я сделал бы это без его ведома?
– Извини, я не подумала. Иногда я… Дэн, вероятно, разъярился на меня. Я правда не хотела ссориться со своим братом, и ребенок так кричал…
– Для человека, который не хочет ссориться, ты постаралась на славу. Я не мог не слышать твои реплики, они были весьма резкими.
Получив отпор, Аманда почувствовала, как в уголках глаз собираются слезы. Увидев это, Тодд обнял ее.
– Мне очень грустно видеть тебя в таком состоянии. Ты позволила этой идее поработить себя, практически задушить. Это того не стоит, – сказал он. – А если ты разрушишь их дело, тогда попадешь в настоящую петлю, особенно если ты – я слышал, как ты говорила что-то насчет Йена, я не знаю, кто он, – встанешь на чью-то сторону на восточном побережье. Ты ведешь себя неразумно, Аманда, стараясь отделаться от своих родственников. Все это может кончиться тем, что ты лишишься своих доходов.
– Ты ничего об этом не знаешь, – пробормотала она.
– Я знаю, что, какими бы благородными причинами ты ни руководствовалась, ты хочешь иметь то, что не можешь себе позволить. Прояви разум. Не становись для них лишней. Это приведет к печальным последствиям.
– Забавно, – фыркнула она, – что уступить всегда просят женщину. Всегда!
– Не всегда. Слишком часто, да, но не в этот раз, по моему мнению.
– Однако сейчас в расчет берется только мое мнение.
– Как же ты любишь спорить! Тебе бы надо быть юристом, – сказал он, смеясь и притягивая ее к себе.
Аманда понимала, что он хочет ее успокоить и утешить, и хотела этого мужского утешения, с которым для любящей женщины ничто не сравнится. За последние месяцы она привыкла к присутствию Тодда в своей жизни и знала: он не похож ни на одного из тех мужчин, что были у нее раньше. Он был настоящим, он был мужчиной ее жизни.
Однако случались дни и вечера, как этот, когда он был слишком категоричен, хотя и нежен, слишком уверен в себе, в своей власти над ней, лишая ее независимости.
Сейчас он, тяжело дыша, прижал Аманду к двери, и его мягкие губы настойчиво искали поцелуя.
– Идем, – прошептал он. – Идем, Аманда. Милая…
Но ей не хотелось. Не теперь. Унизительно, когда твой мозг так возбужден, а каждый нерв натянут. Она не машина для наслаждений, не мотор, который достаточно только включить. Аманда стала отталкивать Тодда, отворачиваться.
– Я не могу. Нет, Тодд. Прошу тебя. Не сейчас. Нет!
Он отпустил ее и нахмурился.
– Не сейчас? А когда? На Рождество? Или для тебя это тоже слишком скоро?
– Не глупи, Тодд.
– Это не глупости. В последнее время ты не очень-то проявляла свою любовь.
Ну, разумеется, она ранила его самолюбие. Видит Бог, она не хотела, но у нее просто нет настроения. Неужели он этого не видит? Он считает себя отвергнутым, поэтому она постарается успокоить его, объяснить, в каком состоянии находится.
– Пожалуйста, Тодд. Я думаю только о своем проекте. Ты сам говорил, что мужчина, когда он волнуется, не испытывает страсти. То же самое происходит и с женщинами.
В комнате повисла холодная тишина. Несколько минут оба молчали. Потом Тодд отошел к окну.
«Помоги мне, – подумала она. – Помоги мне, Тодд. Я такая. Со мной такое бывает. Прошу тебя, Тодд, я люблю тебя. Помоги мне».
Он стоял прямо, но во всей его позе чувствовалась печаль. Может, грустью веяло от его неподвижности? Повинуясь порыву, она подошла к нему и, коснувшись его руки, заговорила:
– Тодд, прости меня. Это просто настроение. Ты же понимаешь. В другой раз. Ты знаешь, что я всегда…
Она умолкла, и он обернулся к ней, на лице его отразились тревога и нежность.
– Я знаю, что ты всегда стараешься, но ничего не чувствуешь. Это я тоже знаю.
– Это неправда, неправда!
Он покачал головой:
– У тебя слишком много зла внутри, Аманда. Тебе надо научиться… или нужно, чтобы тебя научили… – Он умолк. – Ты мне очень дорога, вот почему я это тебе говорю.
И снова он читает ей мораль, будучи умудреннее, будучи опытным советчиком… и как бы деликатно он это ни делал, Тодд ее подавлял. Всегда, всегда все вот так идет прахом. Если бы хоть раз он – или кто-то другой – уступил!
– Ты действительно меня любишь?
– Ты знаешь, что да.
– Тогда ты мне поможешь?
– Если смогу.
– Возьми это дело ради меня.
– Какое дело?
– Неизбежное судебное разбирательство.
– Ты же не собираешься подавать в суд на своего брата?
– На фирму. На всех на них, если только не получу удовлетворительного решения, прежде чем собственность пойдет на рынок и окажется в чужих руках.
Его изумление отрезвило ее. Потом он сказал:
– Мне открылись не очень-то привлекательные черты твоего характера. Это тяжело и не достойно тебя.
– Тяжело! Это со мной тяжело? Уж кому-кому, но мне столь странное определение подходит меньше всего.
– Ты поступаешь неправильно, Аманда. И в конце концов уничтожишь себя.
– Нет, если мой юрист окажется способным.
– Я говорю о моральной стороне. Это неправильно с моральной точки зрения, и если ты не видишь этого сейчас, когда-нибудь ты это поймешь. С тобой обращаются справедливо, вынужден тебе это сказать. У тебя нет никаких оснований для иска, никаких!..
– Значит, ты не возьмешься за это дело?
Выражение его лица сделалось теперь суровым, слишком суровым.
– Нет, за это дело я не возьмусь.
– Это то, что ты называешь помощью мне?
– Это действительно помощь, если ты задумаешься.
– А я и думаю. Ты ведь можешь взяться за него и не соглашаясь со мной, не так ли? Адвокаты зарабатывают себе на жизнь именно так. Я уверена, тебе доводилось защищать людей, которые были виновны, и ты это знал. Но я-то ни в чем не виновата.
– Глупый спор. Я просто советую тебе не делать того, о чем ты впоследствии пожалеешь. Ты бываешь очень упрямой, Аманда.
– Я упряма, потому что не хочу следовать твоему совету. Потому что я женщина.
– Когда ты цепляешься за этот свой женский пунктик, это становится просто смешно. Иск, который ты хочешь подать, не имеет никакого отношения к твоему полу.
Лицо Тодда стало чужим. «Я ему не нравлюсь, – вдруг поняла Аманда. – Все испорчено». Признаки этого накапливались целый день. Весь день они приближались к неминуемому краху и не могли остановиться. Или не хотели?
Теперь нужно было быть предельно честными, чтобы разобраться в ситуации.
– Нет, – сказала она, – я думаю, что дело в буквальном смысле имеет отношение к моему полу.
– Ты слишком умна, чтобы в это верить. Все лежит гораздо глубже, и я в растерянности, в страшной растерянности.
Грудь Аманды сдавило такой болью, что она едва дышала.
– Думаю, все это из-за того, что я не захотела сейчас заниматься любовью. Вот почему ты злишься, Тодд.
Он чуть помедлил с ответом, разглядывая Боннара.
– Да, полагаю, можно сказать, что это символично. В последнее время нам было все труднее ладить. Потому что тебе приходится в этом признаваться, да?
До полного краха оставалось всего ничего, но Аманда все равно не могла признать это и с горечью произнесла:
– Полагаю, нам больше не о чем говорить?
– Если ты выпустишь из заточения милую женщину, которая сидит у тебя внутри, будет о чем. Попытайся, Аманда.
Он уже взялся за свой дипломат, который лежал на сундуке у двери. «Да, – подумала она, – он ждет от меня «женского» ответа, мягкого подчинения, просьбы уйти или мольбы остаться». Если бы только она могла обнять его и воскликнуть: «Пожалуйста, не покидай меня, я тебя люблю!» Но тогда она потеряет свою независимость и гордость. Этого и ждут от женщин мужчины…
И кроме того, возможно, он совсем и не хочет остаться. «Бесполезно, – подумала Аманда, – когда все кончено, то кончено. Нет смысла затягивать агонию».
В ответ на ее молчание он произнес:
– Спасибо за ужин.
– Не за что.
Уже у двери он обернулся и очень мягко, то ли осуждая, то ли умоляя, проговорил:
– Береги себя, Аманда, и не растрачивай попусту.
Дверь тихо затворилась.
«Я впервые его о чем-то попросила, – подумала Аманда, – и он ответил отказом». Он хочет контролировать ее. Как только он увидел, что контролировать ее не удастся, он откланялся.
Когда схлынула первая волна отчаянных рыданий, уже совсем стемнело. Аманда понятия не имела, сколько времени она просто неподвижно сидела у окна.
Она потеряла Тодда. Он не вернется. И зачем она привлекла его к этому делу? В конце концов, она могла бы найти дюжину адвокатов, которые с радостью взялись бы за иск против «Грейз фудс». Как глупо с ее стороны!..
Но он причинил ей боль, унизил ее своей откровенностью: «Ты всегда стараешься, но ничего не чувствуешь». Значит, он все время знал! Но откуда? Она всегда старалась реагировать так, как от нее ждали…
Ах, мужчинам нужен только секс. Они не хотят знать тебя, человеческое существо, которым ты являешься.
Она вспомнила свой разговор с Дэном. Она не хотела его обидеть. Он такой милый! В нем всегда была эта доброта, честность, ему всегда все доверяли. Повезло той женщине, что стала его женой. И она вспомнила тот день, когда все было белым: белые, обшитые досками стены деревенской церкви, невеста в белом платье с пышной юбкой – под руку с Дэном, фата развевается на ветру, который кружит белые цветы. Пусть у них все будет хорошо, пожелала она.
