Текст книги "Карусель"
Автор книги: Белва Плейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Клайв ничего не сказал. Он не реагировал ни на чье присутствие и слова соболезнований. Он словно ничего не слышал и не видел, кроме гроба, как будто старался запомнить каждый завиток на полированной поверхности. Он сидел, поддерживаемый Роксанной, цепляясь за нее и забыв обо всех остальных в своей неизбывной скорби, и казался ребенком, которого успокаивает, защищает и жалеет мать.
Со смертью отца он стал быстро угасать.
В день похорон церковь тоже была переполнена. Входили строго по приглашениям, поэтому здесь не было любопытствующих, только друзья и сотрудники «Грейз фудс» – сколько удалось вместить. Служба продлилась долго, прощальное слово захотели сказать многие и говорили искренне, повторяя друг друга. Запах от цветов стоял удушающий, и Салли стало нехорошо, ей казалось, что она сейчас сойдет с ума.
Дома у Клайва родственники сели вокруг столика, накрытого для кофе. По разрешению врача Клайву налили чуточку бренди, и теперь, немного придя в себя, он полулежал в своем большом кресле, наблюдая за ними. Всю свою жизнь, за исключением последних пяти месяцев, думал Клайв, он был наблюдателем. Ему нравилось размышлять о мотивах поступков других людей, почему они флиртовали, льстили или язвили. И вот теперь он снова наблюдатель.
Со своего места ему был прекрасно виден Йен, который замешкался у входной двери, словно боялся войти в дом. По-видимому, Роксанна дала ему полный отчет о той ужасной ночи.
Сама Роксанна хлопотала над Клайвом с подушками, лекарствами и едой. За последние три дня она не знала, как ему угодить. Ее, без сомнения, страшило не только то, что произошло, но и то, что произойдет. Наверняка она думает о его завещании и как он его изменит! Ладно, пусть подождет и увидит, что он его не изменил. Пусть она получит эти деньги. Да, она сломала его веру в людей, сломала его, но еще она подарила ему самую величайшую радость в его жизни. Так что пусть получит их.
Странно, как одни события влияют на другие. Потеря отца абсолютно загасила его бессильную ярость на их с Йеном предательство, остались только бессилие и горечь.
Он посмотрел на Хэппи, которую тоже предали, но которая об этом не знала. Как всегда чем-то занятая, она подавала сандвичи. Интересно, что с ней, бедняжкой, станет, когда эта парочка осуществит свои планы до конца?
«А я умираю, – сказал он себе, – что бы ни говорили врачи, я лучше знаю».
Остаются только Салли и Дэн, оба такие славные, которым совершенно не о чем волноваться…
Незадолго перед Новым годом Салли вернулась в офис доктора Лайл. Ничего не изменилось: ни простое лицо врача, ни унылый вид на склад из окна у нее за спиной.
– Полагаю, вы удивлены, увидев меня снова, – начала Салли.
– Вовсе нет. Люди приходят и уходят.
– Я хочу сказать, что когда я в тот раз ушла, мне казалось, что я… в общем, извините, мне кажется, я вела себя грубо.
Врач ждала.
– То, что вы мне сказали, было настолько ужасным, что я просто растерялась и не смогла в это поверить, может, даже разозлилась на вас. Я понимаю, что это прозвучит смешно, но я была уверена, что вы ошибаетесь.
На улице, завывая, промчалась пожарная машина, за ней другая. Вой сирен заполнил комнату, Салли пришлось замолчать. И пока длилась эта пауза, женщинам ничего не оставалось, как смотреть друг на друга.
«Я могла бы довериться этому бесстрастному уму, – думала Салли, – если я когда-нибудь решусь заговорить о том, что совершила убийство».
– Вы говорили, – напомнила ей врач в наступившей тишине, – что были уверены в ошибочности моего заключения.
– Да, но я вернулась, потому что вы были правы.
Глаза ее наполнились слезами, она открыла сумочку в поисках платка, но его не оказалось.
– Вот салфетка, – сказала доктор Лайл, – и… не спешите.
Неожиданная чуткость только вызвала новые слезы и неловкие извинения.
– Я трачу ваше время, – пробормотала Салли.
– У нас два часа. Когда вы мне позвонили, я подумала, что нам понадобится лишний час.
– Спасибо. – Как же она ошиблась в этой женщине! – Я сейчас соберусь и расскажу вам, что случилось…
И она поведала историю Тины и карусели. О том, что произошло с Амандой, она не сказала ни слова: к Тине это не имело никакого отношения. Про Оливера она тоже ничего не сказала, называя его «он».
– Но поскольку я работаю с Тиной, миссис Грей, я, естественно, должна знать его имя.
Если бы врач была частью старого истеблишмента города, Салли никогда не сообщила бы ей имя: ее связь со смертью Оливера стала бы очевидной. Но даже и новые жители города читают газеты! Однако выхода не было.
Она очень тихо произнесла:
– Это был дядя моего мужа, Оливер Грей.
Врач ничего не сказала, ожидая, в своей манере, продолжения.
Итак, она это сделала, оставила свой отпечаток, свою метку. И Кэти Лайл может сделать с этим все, что пожелает. И даже если она ничего не сделает, понимала Салли, всегда будут другие, кто ехал по той дороге и случайно, многие годы спустя, вспомнит, что видел там ее. Или чье-то невинное, случайное замечание, несколько слов, сказанных даже ею самой… Она никогда не будет в безопасности, никогда не почувствует себя свободной.
– Да, тот мужчина, которого… который умер на прошлой неделе. Невероятное совпадение. Одно не имеет отношения к другому, – быстро добавила Салли и тут же поняла, что совершила глупость, очень большую глупость.
– А я и не думаю, что имеет, – сказала доктор Лайл.
– Нет, конечно, нет.
«Хуже и хуже. Я погибла», – подумала Салли.
– Доктор, почему Тина не сказала мне ничего, а вам все с готовностью рассказала?
– Во-первых, она рассказала не с готовностью. Когда кое-что прорвалось во время ее игры, я ухватилась за догадку и пошла от нее. Во-вторых, она не сказала вам, потому что боялась, что вы ее накажете.
– Но мы не наказываем своих детей. Как раз наоборот.
– Тина очень умный ребенок. Вы говорили ей, чтобы она не позволяла никому трогать себя, а она – по крайней мере мысленно – ослушалась вас. Кроме того, вы сами сказали, что ее запугивали, а также подкупили серебряной каруселью. Все не так просто, миссис Грей.
«Да нет, просто, – подумала Салли. – Это длинный, прямой, темный туннель, в конце которого нет света. Вот что это такое».
– Вы спросили Тину, вернется ли она ко мне?
– Вернется. Если бы вы были мужчиной, я почти уверена, что она отказалась бы, но когда я спросила, пойдет ли она играть к даме, она согласилась. Доктор Лайл, скажите мне, она когда-нибудь преодолеет это? – Голос ее задрожал.
– Она не забудет, но она может научиться, как с этим жить, а когда станет достаточно взрослой, поймет это.
– Как я заметила, вы ничего не сказали о прощении.
– Тут мы с вами попадаем в мир духовного, – улыбнулась Кэти Лайл, – а я не священник. Я только могу попытаться вылечить ее.
– Вы действительно считаете, что Тина, когда вырастет, сможет стать счастливой и… и такой же, как все люди?
Врач снова улыбнулась:
– Да, я уверена.
«Моя маленькая Тина! Я сделаю для тебя все, что в моих силах».
По дороге домой, когда Салли проезжала мимо кладбища, где покоился Оливер Грей, она подняла кулак.
– Я не хотела этого, но сделала, и ты это заслужил, Оливер Грей!
Несколько ночей подряд Салли мучили кошмары. Во сне она видела высокую крепость-тюрьму на горе и понимала, что ей показывают ее будущее. Настало время рассказать все Дэну. Она начнет с истории Аманды и перейдет к Тининой и собственной.
– Сегодня я виделась с доктором Лайл, – начала она. – Ты помнишь, мы сошлись на начале года.
– Да, помню. Хорошо. – Дэн, нахмурясь, вгляделся в ее лицо. – Бедная Сэл! Одно к одному: сначала Тина, теперь Оливер. Как жаль, что я не могу увезти тебя куда-нибудь на море, чтобы ты лежала на пляже и ничего не делала.
– Выведи меня на прогулку по снегу. Мне нужно с тобой поговорить.
Снег плотной коркой лежал под ногами, в небе сверкали звезды. Не было ни машин, ни других гуляющих, и ночь была такой тихой и чистой, что заговорить о том, что она должна была сказать, казалось актом вандализма. Тем не менее надо это сделать. И она начала:
– Когда Аманда переехала жить в «Боярышник»…
Дэн выслушал ее до конца, не перебивая.
– После ее отъезда погибла Люсиль. Аманда считает, что она покончила с собой.
– Даже так?
– Да.
– Ну что ж, сказать тебе, что я думаю? Я думаю, она совсем спятила. Она всегда была с причудами. Я так считал с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы судить об этом. С причудами. Неуравновешенная.
– Но неужели ты не видишь, что для этого была причина?
Он остановился и повернулся к Салли.
– Нет, совершенно не вижу. Это просто еще одна состряпанная история. – Он со злостью пнул сугроб на обочине. – Мы уже об этом говорили, когда Тина впервые виделась с той женщиной. Но все это определенно выдумка, и я уверен, что знаю зачем.
Салли хотелось бы, чтобы он не называл доктора Лайл «та женщина», но сейчас нужно было обсудить более важные вопросы.
– Дэн, это не выдумки. Я присутствовала при этом. Если бы ты видел лицо Аманды и как она плакала! Она была сломлена.
– Я тоже сломлен, когда думаю про Оливера. Ему было немногим за шестьдесят, сколько всего он еще мог сделать! Не собираюсь сочувствовать своей сестре. Ее рассказ – полное сумасшествие, Салли, и я поражен, что ты ей поверила. Да Аманда просто хотела навредить Оливеру. Проклятие! – Он снова пнул снег. – Пусть потерпит еще немного, потому что, как только мы продадим лес, она получит свои деньги.
– Жаль, что ты мне не веришь, Дэн.
– Возможно ли, – сердито спросил он, – чтобы Аманда поехала от тебя в Ред-Хилл? – Потом, увидев ужас на лице жены, поправился: – Нет, я забыл, что уже спрашивал тебя об этом, и это такое же безумие, как и история Аманды. Пойдем домой. Я замерз.
Как легко он от нее отмахнулся! Однако она не могла его винить. Если бы кто-нибудь сказал ей, что ее отец… это было бы немыслимо.
Вскоре она предпримет новую попытку, расскажет другую часть, худшую. Но не сейчас. Сейчас ей нужно несколько часов сна, полного забытья. Если только крепость-тюрьма на горе снова не замаячит во сне…
Глава 17
Февраль 1991 года
Аманда соскочила с сиденья канатной дороги на самом верху горы Ноб-Хилл. Воздух, в котором уже чувствовалось дыхание весны, ласкал ее лицо, и возвращаться домой совсем не хотелось. В маленьком парке, где все еще играли дети, она присела на скамейку. Аманду охватило чувство необычайной легкости, пока она наблюдала за детьми.
Сегодняшний день в агентстве был особенно долгим, и бестолковых разговоров, было больше, чем обычно. В частности, Аманда вспоминала сейчас одну шестнадцатилетнюю девушку, очень хрупкую, чувствительную и скрытную. Раньше она уже дважды встречалась с этой девушкой, но не смогла вытянуть из нее почти никакой информации. Но сегодня в мозгу Аманды словно включилась лампочка, и не успела она сообразить, что делает, как заговорила.
– Надо мной в детстве тоже было совершено насилие, – призналась она. – Со мной это сделал мой дядя, когда я была младше тебя. Мне было стыдно признаться в этом, и это стало моей большой ошибкой.
Девушка посмотрела на нее такими глазами… такие бывают у несчастного, загнанного животного… и залилась слезами. А потом, когда Аманда обняла ее за плечи, начала наконец говорить.
Скорее всего ее действия были непрофессиональны, но у нее получилось. Девушка согласилась показаться врачу и поселиться в приюте, который содержала Аманда.
Думая об этом, Аманда снова ощутила ни с чем не сравнимую легкость. Она просидела в парке до темноты, размышляя о многом другом, а потом снова вспоминала, пока ужинала в одиночестве, об этом странном ощущении легкости.
– Шеба, – обратилась она к своей кошке, свернувшейся клубочком у ее ног, – все это потому, что тайна – вещь тяжелая, а я несла свою столько лет. Мне нужно было от нее избавиться. Но не думай, что легкость автоматически означает счастье. Нет, она только освобождает мозг, чтобы он мог работать более продуктивно.
Потом она сидела у окна, разговаривая с собой и с пролетавшими иногда птицами, вспоминая, как собралась наконец встретиться с Оливером лицом к лицу, обвинить его и заставить заплатить. «Разумеется, – как она сказала тогда Салли, – это был бы шантаж, а это грязное дело. И его смерть избавила меня от совершения этого грязного дела, или мне следует сказать «надула меня»? В любом случае это закончилось».
Она встала, подошла к телефону, сняла трубку и положила ее, не до конца уверенная в том, что собирается делать. Да, она направит Дэну сообщение, что отказывается от своих притязаний на выкуп акций по рыночной цене. Отказывается, несмотря на активное сопротивление своих адвокатов. Пусть брат снова почувствует, какой разумной, какой великодушной она может быть. Но оставалось еще кое-что, что не давало ей покоя уже больше месяца, с тех самых пор, как она покинула Скифию.
«Я уверена, что это сделала Салли, – в сотый раз сказала себе Аманда. – Только вспомнить, как старательно она дала мне понять, что ездила в тот вечер в кино. И так нервничала, что едва говорила. Если только я не полная дура…
Но уж слишком удивительное совпадение. Смерть этого человека. А мой рассказ, который Салли слушала с нескрываемым ужасом, карусель, нездоровое поведение Тины, и в самом конце, на лестнице, – снова выражение ужаса на лице Салли, словно в этот момент до нее дошла страшная правда… Все сходится.
А детективы там хорошие. Как они донимали меня из-за того, что я не вернула арендованный автомобиль до утра. Они наверняка докопаются до истины. Могут даже залечь на несколько месяцев на дно, но в конце концов найдут доказательства.
Боже мой, бедная женщина, бедные дети, бедный мой брат!»
На этот раз она взяла трубку и набрала номер. На востоке вечер, так что Дэн, вероятно, будет дома. На другом конце сняли трубку, наверное, няня, и Аманда попросила к телефону Дэна. После небольшой паузы ответила Салли, предложившая оставить для него сообщение.
– Ну, это касается бизнеса, а ты сама сказала, что никогда в нем не участвуешь, – проговорила Аманда.
– Это так, но сообщение принять я могу. – Салли колебалась. – Дело в том, Аманда, что Дэн не хочет с тобой разговаривать. Он очень зол, зол и обижен. Я рассказала ему про Оливера, но он не поверил.
– А ты?
– Я поверила. – И снова нерешительное молчание. – Понимаешь, Дэн очень любил Оливера, уважал его, и его привело в ярость, что ты можешь рассказывать о нем такие вещи.
«Да, у Салли есть стержень, – подумала Аманда. – Она не боится неприятной правды. Она могла бы придумать, что у них гости или Дэн нездоров, но не сделала этого. Сказала все напрямую». Аманде это понравилось. И тут же пришла мысль: «Именно эти качества Салли заставляют меня думать, что в тот вечер она взяла дело в свои руки».
– Я понимаю. Тогда, пожалуйста, скажи Дэну, а он может передать остальным, что я отзываю иск, который планировала, что я удовлетворена нашими прежними финансовыми соглашениями и что от моего имени они могут делать с лесом что пожелают.
Салли была поражена.
– Но твой проект, твоя работа с девочками! Тот участок, который ты хотела купить, и твои планы!
– Как-то раз во время наших споров Дэн сказал мне, что мои планы слишком грандиозны, и это правда. Я смогу принести столько же пользы, может, даже больше, с помощью менее масштабного предприятия.
Дэн также обвинил ее в том, что она жаждет восхищения. Что ж, он не далек от истины.
– На самом деле мне не нужны все эти деньги. Я лишь хотела помучить Оливера.
– Очень хорошо тебя понимаю, – едва слышно произнесла Салли. Аманде даже пришлось переспросить.
Когда Салли повторила свои слова, Аманда поинтересовалась, хорошо ли она себя чувствует, на что та неожиданно резко ответила:
– Конечно. А почему нет?
И Аманда поняла, что в своем якобы невинном вопросе зашла слишком далеко. Салли на страже. Тем не менее она вынуждена была продолжить расспросы:
– А как Тина?
– Просто прекрасно. Как жаль, что в тот раз она была не в настроении. Но с другой стороны, все мы когда-нибудь бываем не в настроении, верно?
– Конечно.
– Я передам Дэну чудесную новость. Она будет очень кстати, особенно в связи с последними событиями, да и Клайв так болен. Я уверена, Дэн свяжется с тобой, как только придет в себя. Он будет очень, очень благодарен.
И вот так, вежливо, разговор закончился. Аманда ничего не узнала. А с другой стороны, она что – ожидала, что Салли выпалит: «Я убила Оливера Грея!»?
Как-то в субботу, ясным днем, Аманда сидела дома с книгой. День был слишком хорош, чтобы сидеть в помещении, но на нее напала меланхолия, точнее, появилось чувство незавершенности, словно она не закончила какую-то работу.
Она никогда не преследовала мужчин, менее всего Тодда, и именно потому, что его она любила по-настоящему. Да он мог уже и жениться за это время. Но Аманде почему-то захотелось, чтобы у него осталось о ней хорошее мнение. Поэтому она села и написала ему простое письмо, в котором сообщала, что сняла иск против своей семьи, как он тогда и советовал.
Два дня спустя раздался звонок от Тодда. Когда она услышала его голос, бархатный голос актера, из-за которого подшучивала над ним, ее собственный голос почти пропал. Но гордости она не утратила.
– Я не хотела вмешиваться в твою жизнь, – начала она.
– Ты ни во что не вмешиваешься. Прекрасное письмо! Хочу тебя за него поблагодарить.
– Я просто должна была это сказать.
– Ну и что, письмо было просто прекрасным.
Они замолчали, казалось, им не о чем было больше говорить. Аманда выдавила из себя дежурный вопрос:
– Надеюсь, у тебя все хорошо?
– Да, работаю, как обычно. В прошлом месяце ездил в Мексику с братом и его семьей. Вот и все.
Значит, он не женат, иначе не поехал бы в отпуск с родственниками. Потом ей стало неловко: о чем она только думает! Год прошел. Все кончено, кончено и забыто.
– А как у тебя? Происходило что-нибудь интересное?
– Да, можно так сказать. Но это длинная история, слишком длинная и скучная для изложения по телефону.
– Меня не так-то легко утомить. А может, я приеду к тебе сегодня вечером и послушаю? – И прежде чем Аманда успела ответить, добавил: – Я не знаю, может, ты и не хочешь меня видеть, так что если…
– Нет-нет, приезжай, я буду рада.
Аманда никогда не терзалась по поводу извечного женского вопроса – что надеть?
– Пусть принимают меня такой, какая я есть, – обычно отвечала она тем, кто поднимал эту тему.
Однако этот вечер – совсем другое дело. Всего за несколько минут до прихода Тодда она закончила инспекцию своего гардероба: свитера и юбки разных цветов – как школьница, бархатный домашний халат – слишком соблазнительно, да и к случаю не подходит, элегантный черный костюм из шелка – слишком формально, розовое шерстяное платье – нет, какой-то карамельный тон. Затем у двери позвонили. Тодд стоял с горшочком, в котором красовались розовые тюльпаны.
– Их продают на углу, – сказал он. – Что-то подсказало мне, что сегодня ты будешь в розовом.
– Мой любимый сорт! – Прелестный розовый цвет, в точности соответствующий ее платью.
В гостиной они сели, чувствуя себя до смешного скованно и неуютно. Так бывает с людьми, которые когда-то были очень близки… но больше этой близости нет.
Разговор начал Тодд:
– Шеба выглядит худой и стройной. – Кошка как раз вошла и потерлась о его щиколотки.
– О да, наилучший уход, все витамины.
На мгновение им опять нечего было сказать. «Или, возможно, – подумала Аманда, – слишком много нужно сказать».
– У тебя есть длинная история, слишком длинная для телефона.
«Год назад, – подумала Аманда, – я бы скорее умерла, чем раскрыла Тодду, именно Тодду, такую постыдную правду». Но теперь, глубоко вздохнув, она заговорила:
– После гибели моих родителей, когда я переехала жить в «Боярышник»…
Он сидел не шелохнувшись. Аманда чувствовала, что он не сводит глаз с ее лица, хотя сама она смотрела поверх его головы на залив и мост.
– Так что дело было в этом, – сказала она в заключение. – Я хотела погубить его, уничтожить его любимый лес, отхватить кусок от его компании, чтобы все полетело в тартарары. Все!
Тодд слушал с огромным вниманием и теперь просто заметил:
– Жаль, что ты не рассказала мне раньше. Это объяснило бы многие вещи. – Он взял ее за руки. – Тебе нужна помощь? Хочешь с кем-нибудь поговорить? С подобными вещами не так-то просто справляться в одиночку.
– Я уверена, что смогу. Если мне понадобится помощь, я ее найду. Но это невероятно, ведь как только я все рассказала Салли, с моих плеч точно гора упала. Я была несвободна с тех пор, как это со мной случилось, и вдруг освободилась. Никаких чудесных ощущений я не пережила, но чувствую себя свободной.
– Ты заслуживаешь чудесных ощущений, Аманда.
Золотой луч заходящего солнца упал на зеркало напротив, и Аманда увидела в нем картину: сидит женщина, к ней наклонился мужчина, его поза выражает, может быть, интерес, или заботу, или, возможно, желание? «И я сама, – подумала Аманда, – готова принадлежать мужчине, в лучшем смысле этого слова. Меня ничто не сдерживает, я ничего не боюсь и очень надеюсь, что это и есть желание».
– Я должен сделать признание, – неожиданно резко проговорил Тодд. – Все эти месяцы мои мысли были неотступно заняты тобой. Я столько раз подходил к телефону, уже поднимал трубку, но не решался позвонить. Я так хотел связаться с тобой, снова прикоснуться к тебе. Но что-то меня удерживало. Я боялся.
– Чего ты боялся?
– Что меня снова обидят. В тот последний раз конец казался таким неотвратимым. Я думал, что ты меня не захочешь.
– Со мной было то же самое! Даже когда я написала это письмо, то не успела бросить его в почтовый ящик, как тут же об этом пожалела.
– Но почему?
«Сейчас возможна только полная честность», – решила Аманда.
– Я думала, – сказала она, – что ты наверняка нашел кого-то менее сложного, с кем легче.
– Нет, – покачал он головой. – Вокруг меня было столько людей – и ни одного.
Их взгляды встретились, и его глаза напомнили ей своим цветом океанскую синеву, такую неожиданную на этом лице с неправильными чертами.
– Ты узнаешь, что я разная, – сказала Аманда.
– Прошу тебя, слишком большого разнообразия не нужно.
– Только в одном. – Она встала. – Я собираюсь сказать нечто, чего не могла бы сказать раньше.
– Милая Аманда, говори побыстрее.
– Давай займемся любовью. Если ты меня хочешь. Если нет, пожалуйста, скажи сразу, и я больше никогда тебя не побеспокою.
Вместо ответа Тодд обнял ее и отвел в спальню, где уложил на кровать и принялся целовать – в шею, губы, глаза, а потом отключил телефон, чтобы уже ничто не мешало их соединению.
