Текст книги "Пиф-паф (ЛП)"
Автор книги: Белль Брукс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Я не слышу больше ни слова после того, как открываю дверь в конце темного коридора и захлопываю ее за собой, словно бомбу взрываю.
Я опоздала на автобус. Я увидела объявление в витрине магазина. Я схватила человека, которого хотела бы вообще никогда не видеть. Если бы можно было найти машину времени и вернуться в начало сегодняшнего дня, я бы вообще не встала с постели.
Глава третья
Комнату освещают пять маленьких экранов. Камеры наблюдения. На одной из них виден коридор, ведущий в квартиру. Должно быть, именно туда убежал Хаггерти, когда мы услышали стук в дверь. Вот как он понял, что ему нужно делать.
На одном из экранов жирным шрифтом написано «Камера два». На ней изображены трое мужчин, стоящих перед Хаггерти. Они выглядят злыми, богатыми и, похоже, готовы убить человека без малейших угрызений совести. Ну у какого человека на лице вытатуирована змея, а на шее висят золотые цепочки? У секс-торговца, вот у кого.
Во что я вляпалась?
Я внимательно наблюдаю за тем, как Хаггерти продолжает сидеть перед мужчинами в костюмах.
Парень с татуировкой на лице протягивает руку. Хаггерти берет ее в свою, и они обмениваются рукопожатием.
А что, если он не коп под прикрытием, как он говорил? Что, если Хаггерти – один из этих парней? Продаст ли он меня?
Посмотрев налево, затем направо, я ищу окно, дверь – хоть что-нибудь. Там лишь голые стены.
Пожалуйста, пусть здесь будет люк или что-нибудь еще, что поможет мне исчезнуть из этого места.
Я поднимаю взгляд к потолку. Там тоже ничего нет. Ну, насколько я могу судить из-за недостаточного освещения, нет.
– Миранда, ты в порядке? – голос Хаггерти доносится из-за двери.
Я смотрю на экраны телевизоров. Мужчины ушли, и Хаггерти тоже.
– Миранда, я сейчас войду к тебе. Они ушли.
Я делаю один неуверенный шаг назад, потом еще и еще, пока не чувствую спиной стену.
Ручка поворачивается, дверь приоткрывается.
– Ты в порядке. У меня твоя одежда. Я положу ее на пол, а потом отойду, чтобы ты могла одеться. Я не буду смотреть на тебя, обещаю. – Его тон извиняющийся.
– Хорошо. – Меня едва слышно.
Он делает, как сказал, и дверь закрывается.
На цыпочках пересекая комнату, я приседаю и собираю все предметы своей одежды, на ходу надевая их. В тот момент, когда натягиваю футболку через голову, я плачу. Мои плечи трясутся. Я закрываю голову руками и опускаюсь на пол, пока не ложусь в форме морской звезды.
– Проверь, как у меня там все зашито, ты, напыщенная задница. – Голос снаружи знакомый. Бретт. Я запрокидываю подбородок так далеко, как только могу, пытаясь хоть мельком увидеть их в объективе камеры. Я не могу разглядеть никого из них из-за слез, застилающих мне глаза.
– Это та девушка, что рыдает, как раненая собака? В нее попала пуля?
– Нет. Физически она не пострадала.
Я вытираю слезы и не перестаю вытирать их, пока не вижу достаточно ясно, чтобы рассмотреть мужчин на мониторе.
– Неужели Салли и Рэйв обратили внимание на ее светлые волосы и большие голубые глаза и захотели продать ее вместе с другими девушками? Видел, как они уходили. – Бретт поднимает руки в предостерегающем жесте. – Не волнуйся. Они меня не видели.
– Они видели ее, но не собираются продавать. Ну, я так думаю. Но не уверен, что нам все-таки не придется этого делать.
Продать меня? Продать меня? Что случилось с тем, что ты защитишь меня, лживый кусок дерьма?
– Я удивлен. С ее светлой кожей и изящными чертами лица, она принесла бы ему кучу денег.
– Я рассказал ему историю для прикрытия.
– И что же это за история?
– Что она моя невеста, которая вернулась из-за границы, где провела месяц.
– Невеста. – Бретт смеется так громко, что вся квартира трясется. – Твоя невеста, – говорит он, все еще ликуя. Его плечи быстро трясутся.
– Эй! Прекрати. Именно она изначально подала мне эту идею.
– Что? Как? Ты сказал ей? Она знает, кто мы такие, кого мы пытаемся упрятать за решетку и что мы оба делаем в этой мусорной куче?
– Не совсем. Она пыталась выдать меня за своего жениха в кондитерской, пока ты не получил свою дурацкую пулю в зад и не назвал меня своим героем.
– Что?
Следует короткая пауза.
– Отложим эту историю на потом. Сначала мне нужно убедиться, что я не сломал эту цыпочку. Она рыдает, будто ребенок, у которого украли леденец.
– Почти уверен, что после всего, через что она прошла, и того, что придется сделать, чтобы вытащить ее из этого дерьма, так как ты объявил ее своей невестой Рэйву, она будет сломлена навсегда. Боже, Джо. Похоже, ты теперь только и делаешь, что ломаешь молодых девушек.
Последовала еще одна долгая пауза.
– Нет. Я смогу все исправить. Должен быть способ вытащить ее отсюда. Мне нужно вернуть ее домой.
Домой.
Я хочу домой, и не в свою комнату в общежитии, а к своим родителям. Мне нужны мои мама и папа. Чего бы я только не отдала, чтобы оказаться в их объятиях после того, что произошло сегодня.
– Сначала я должен выяснить, кто в нас стрелял. – Плечи Хаггерти опускаются. Он слегка сутулится.
– Не думаю, что это были наши парни.
– Нет, не они. Рэйв и Салли убили бы меня, когда появились здесь. К тому же, у них были вопросы о том, что произошло сегодня. Кто-то хочет нашей смерти, и это не из-за приказа Рэйва. Но он сказал, что разберется с этим.
– Это хорошие новости.
– Так и есть, и мы найдем способ расхлебать это дерьмо, Бретт. Мы всегда находим способ выпутаться из дерьма. Но сначала нам нужно уберечь эту девушку от дальнейшего вреда. Мы служим и защищаем нашу страну, и с теми парнями, с которыми у нас сейчас нелады, не думаю, что мы вдвоем сможем долго защищать ее, если она останется здесь. – Хаггерти поворачивается на пятках лицом к двери, которая отделяет их от меня. Он прижимает к дереву обе ладони, а затем и лоб. – Зачем ей понадобилось вот так схватить меня на улице? Она такая юная. Ей всего двадцать.
Бретт качает головой.
Хаггерти выпрямляется:
– Рэйв сказал нам не отходить друг от друга ни на шаг, прежде чем мы ушли этим утром, но мы это сделали. Он сказал нам схватить Бьянку, и у нас ничего не вышло… черт. Кто, нахрен, стрелял в нас?
– Не знаю, чувак. – Бретт внезапно хватается обеими руками за бедро. Он морщится. – Понятия не имею.
– Как думаешь, люди, жаждущие нашей крови, знают, кто мы на самом деле? Знают, что мы федеральные агенты?
Бретт опускает голову:
– Чертовски надеюсь, что нет. Я не собираюсь подыхать из-за этого дерьма
Хаггерти вздыхает:
– Мы не можем позволить этой молодой глупой девчонке встать у нас на пути.
– Верно. Верно. – Бретт зажмуривает глаза, на его лице написана боль. – Но сейчас, пожалуйста, не мог бы ты проверить, как я зашит? Мне пришлось украсть расходные материалы из аптеки и сделать это самому в грязном переулке. Все чертовски стремно, и я испытываю от этого чертову муку.
– Ну, ты же тот самый придурок, которого подстрелили.
– А ты тот самый придурок, которого выдали за жениха какой-то молодой блондинки.
– Заткнись.
– Да пошел ты.
– Пошевеливайся, ладно? Или я возьму свои принадлежности и зашью твой большой толстый рот.
Бретт ковыляет прочь, а Хаггерти следует за ним. Их шаги эхом разносятся по комнате. Вскоре они отдаляются друг от друга.
Я закрываю глаза. Сворачиваюсь в позу эмбриона и молюсь, чтобы Хаггерти поскорее забрал меня отсюда, как и обещал. Меня не волнует, что он считает меня глупой блондинкой или что я плакала как ребенок из-за секс-торговцев, перестрелок и торговли людьми. Это тот мир, который я не знаю, и частью которого я никогда не хотела бы быть. Я просто хочу снова стать Мирандой Сайкс, студенткой университета, которая, может быть, немного взбалмошна и импульсивна, но, тем не менее, находится в безопасности.
Глава четвертая
Мое тело ноет, от бетонного пола холод пробирает до костей.
Где я?
Я издаю стон и сажусь, щурясь от неестественно яркого света мониторов.
Камеры слежения.
Все возвращается на круги своя. У меня в голове все кружится. Образы мелькают: «Алессандро», кровь, я спасаюсь бегством, меня раздели и заставили оседлать Хаггерти, а эти мерзкие люди словно на повторе. Это было на самом деле. Я не сплю.
Черт, когда я заснула? Хаггерти накачал меня наркотиками? Последнее, что я помню, это как одевалась и как Бретт и Хаггерти разговаривали.
Что они решили?
Сейчас ночь или утро?
Я отправляюсь домой?
Мои родители будут волноваться, если я не отправлю им сообщение или не позвоню, чтобы сообщить, что со мной все в порядке. Мама ждет этого. Раньше я думала, что ее требование ежедневно поддерживать связь, когда я уезжала в университет, было глупостью. Больше я так не думаю. Пара минут может изменить твою жизнь. Мама была права. Большой мир может навлечь на тебя неприятности. Я в беде. Мне нужны ответы. Сейчас.
Я пытаюсь пошевелиться. У меня болят ноги. В голове стучит, а в руках такое ощущение, будто я провел восемь раундов бокса с Мухаммедом Али в расцвете сил.
– Ауч.
– Миранда? – голос Хаггерти приглушен дверью. – Ты не спишь? Я вхожу.
Я прижимаюсь к стене и обхватываю колени руками, прижимая их к груди.
– Дважды ауч!
Щелчок.
Пространство вокруг меня заполняют яркие лампы дневного света. Я подношу руку ко лбу, чтобы прикрыть глаза.
– Теперь, когда выплакалась, тебе стало лучше?
Я качаю головой.
– Я заходил, чтобы поговорить с тобой, но ты крепко спала. Тебе это было необходимо. Сильный выброс адреналина может так подействовать на человека, тем более на такую миниатюрную особу, как ты.
– Или, может быть, меня накачали наркотиками. От этого тоже может клонить в сон. – Мой голос звучит хрипло. Думаю, что такое может произойти из-за того, что ты кричишь во все горло, когда в тебя стреляют и сбрасывают в дыру в крыше. Или из-за наркотиков. Может быть, под действием наркотиков это тоже может произойти?
– Я не накачивал тебя наркотиками. Клянусь, – он усмехается.
Это не смешно. Во всей этой ситуации есть что-то неправильное.
– Теперь я могу идти домой? Я слышала, как вы разговаривали снаружи, и ты сказал, что отвезешь меня домой.
Наступает долгая пауза.
– Я сказал, что попытаюсь вытащить тебя отсюда, но, к сожалению, этого не произойдет. Даже близко нет. Только не после того, как я объявил тебя своей невестой.
Мое сердце колотится, а желудок сжимается, как будто на него обрушивается цунами.
– Но почему? – ною я.
– Потому что здесь нет безопасного места. Наш куратор ясно дал понять, что единственный способ сохранить тебе жизнь – это быть здесь, со мной. К тому же, люди, на которых я работаю, вряд ли поверят, что моя невеста снова уехала за границу всего через день после возвращения, не так ли?
Его невеста.
Зачем он это сделал? Вероятно, по той же причине, что и я в кондитерской. Чтобы решить проблему. Я была его проблемой.
– Ты не можешь держать меня взаперти в этой темнице, как заключенную, – огрызаюсь я. – Я не совершала преступления. Я не должна быть наказана.
Они не могут на самом деле держать меня здесь. Не так ли?
Меня начинает трясти, и я не уверена, то ли от страха, то ли от холода, а может, и от того, и от другого.
– Т… ты из полиции. Ты служишь и защищаешь – вот что ты сказал. Я не чувствую себя защищенной. Я чувствую себя похищенной.
– Тебя не наказывают. Я тебя не похищал. Ты не заперта. Это не темница, это квартира в городе. – Хаггерти глубоко вздыхает. – Сегодня ты случайно оказалась не в том месте и не в то время, и я не могу этого изменить.
В реальной жизни такого не происходит. Только не со мной. Это происходит по телевизору, в новостях. Это случается с другими людьми.
Федеральная полиция Австралии.
Нападения под прикрытием.
Перестрелки средь бела дня.
Квартиры под землей.
Дыры в крышах…
Я чувствую себя так, словно надо мной издеваются. Это нереально. Нет! Тиффани и Эльза сделали это. Эти две моих подруги, несомненно, любят, хорошенько подшучивать, и теперь мне нужно, чтобы они обе внезапно появились из ниоткуда и посмеялись надо мной. Меня разыгрывают. Должно быть, так оно и есть. Только у меня хватает здравого смысла понимать, что, несмотря на то, что они обе хороши в розыгрышах, этот им явно не по зубам. Мой желудок сжимается, как и моя надежда.
– Миранда, ты слышала, что я сказал?
Меня не разыгрывают. Я реально в беде.
– Миранда?
Я вздергиваю подбородок и смотрю в глаза Хаггерти.
Ох, боже. Как долго я нахожусь в этом месте? Как долго я здесь пробуду?
– Я спала всю ночь? Уже утро?
Он качает головой.
– Могу я, пожалуйста, пойти домой?
– Нет. – В его глазах появляется что-то, похожее на жалость.
Я опускаю плечи и голову. Я не хочу видеть его жалость. Я не хочу его вообще видеть. Я бы хотела, чтобы он просто встал и исчез. Я не могу этого сделать. Я просто не могу. Как я смогу? Мне нужны мои мама и папа… Я должна уйти.
– Я ухожу, – говорю я себе под нос. – Я иду домой. – Мои слова звучат громче. – Ты не можешь удерживать меня здесь против моей воли. Ты не можешь заставить меня участвовать в какой-то операции под прикрытием или что там еще за хрень. – Я нахожу в себе силы встать. Расправляю ноющие плечи и свирепо смотрю на Хаггерти. – Я свободный человек в этом мире, и никакой здоровяк из Федеральной полиции Австралии не помешает мне уйти отсюда. Вот я и уйду.
В уголках глаз Хаггерти появляются морщинки, и я не уверена, от веселья это или от неудовольствия.
– Нет. Я не могу удерживать тебя здесь, но если ты уйдешь, я также не смогу тебя защитить. Даже полиция, возглавляющая патрулирование в этом свободном мире, о котором ты говоришь, не сможет защитить тебя. У нас проблема. Большая проблема, Миранда. – Его лицо остается невозмутимым. – У нас есть продажные копы. У нас есть федеральные агенты, которые играют не за ту команду. – Он опускает голову, как мне кажется, от стыда. – Я не уверен, кто сейчас хорошие парни, а кто плохие, но что я знаю точно, так это то, что эти люди, которых я пытаюсь победить, они чудовищны. – Он неловко переминается с ноги на ногу. – Они орудуют на улицах, и это прикрытие – единственный способ остановить их, – он делает паузу. – Это единственный способ уйти отсюда живым. – Его глаза встречаются с моими. Он замирает.
– Пожалуйста, Хаггерти, пожалуйста. – Я в отчаянии протягиваю руку. – Я невиновный человек. Мне плохо. Я хочу вернуться в свое общежитие. Я хочу съесть пиццу со своими друзьями и напиться, играя в пин-понг с девчонками в кампусе в эти выходные. – Я делаю шаг к нему. – Я не могу сделать этого. Я не сумею сыграть, даже чтобы спасти свою жизнь. Поверь мне, это не в моих силах. Играть твою невесту – это не то, что я смогу. У меня это не получится. Я не понимаю, почему гражданского человека просят сделать что-то подобное.
Уголки губ Хаггерти приподнимаются. Он прислоняется к дверному косяку, проводя рукой по своей футболке.
– Мне показалось, ты проделала довольно впечатляющую работу, представив Питера своим женихом в той кондитерской.
Я качаю головой:
– Но я гражданский человек.
– Знаю. – Его губы сжимаются в жесткую линию, юмор улетучивается. – Мне жаль, что с тобой такое происходит. – Он выпрямляется. – Пока что ты застряла со мной, ну, до тех пор, пока не станет безопасно тебя отсюда вытащить. Это лучшее, что я могу сделать. – Хаггерти теребит пряжку на своем ремне.
– Бретт. Тот, в которого стреляли. Тот, с кем ты говорил обо мне…
– Он тоже защитит тебя.
Я вздыхаю, прикусывая нижнюю губу. Я побеждена. Они не собираются выполнять свою работу и искать мне убежище. Продажные копы? Он и это выдумал? Или эти двое – мой единственный шанс спастись?
– У нас есть час. Ты подготавливаешь ее? – спрашивает Бретт.
Я вскидываю голову. Свирепо смотрю на Бретта и рычу. Если бы он не позвонил Хаггерти, он бы не убежал и не уронил бы свой телефон в процессе. Я знаю, что тогда не последовала бы за ним. Я не сумасшедшая. Мой гнев усиливается. И я вонзаю кинжалы в душу Бретта.
Это все Бретт виноват, его голубые глаза, как у симпатичного мальчика, и прическа, как у Кена могут сделать его невинным, но он виновен. Виновен в том, что украл мою свободу.
– Почему она смотрит на меня так, будто я убил ее щенка? – спрашивает Бретт.
– Я не уверен, – отвечает Хаггерти.
– Ты! – я тычу пальцем в воздух. – Это твоя вина, ты… свинячья морда.
Бретт фыркает. Хаггерти ухмыляется. Я краснею.
Красный туман рассеялся.
О. Мой. Бог.
Это не вина Бретта или Хаггерти. Это моя вина. Я здесь из-за своих собственных действий. Мне не нужно было бежать за Хаггерти. Я могла бы просто оставить его телефон в бюро находок какого-нибудь полицейского участка. Это все моя вина. Я также могла сбежать, когда Хаггерти сказал мне об этом, но я этого не сделала. Вместо этого я прилипла к земле, как выплюнутая жвачка.
Я виновата. Я здесь из-за себя. И я ничего не могу сейчас сделать, чтобы изменить это.
Я бросаю взгляд на чемодан, стоящий передо мной, чемодан, который доставили, пока я спала, чемодан, который наконец-то вернулся домой после моего воображаемого месяца в Праге.
Этот предмет багажа – продолжение истории, которую, по настоянию Хаггерти, мы будем рассказывать.
Каждый предмет одежды в этой ярко-оранжевой сумке подобран с учетом моего телосложения. Как? Откуда они узнали о моем размере груди, моем предпочтительном стиле нижнего белья или о том, что я ношу обувь седьмого размера?
Это безумие на уровне преследования. Мне нужен судебный запрет, срочно.
– Одевайся. Нам нужно посетить торжественное мероприятие, и они настояли, чтобы ты там была. Тебе нужно сыграть смущенную будущую невесту. – Хаггерти стоит слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно в маленькой спальне, в которую меня привели. Спальня с двуспальной кроватью у одной стены и серым рваным ковриком, расстеленным на бетонном полу. Стул перевернут на бок, демонстрируя отсутствующую ножку. Это место – настоящая свалка.
– Ты можешь отойти? Серьезно, неужели мама не научила тебя хорошим манерам? Личное пространство. Купол защиты человека. Ты вторгаешься в мое.
Дыхание Хаггерти продолжает щекотать мне шею.
– Я не шучу. Я в двух секундах от того, чтобы сойти с ума и взорваться. Дам тебе коленом по яйцам. Я знаю приемы самообороны. Хия.
Хаггерти смеется так, словно ограбил банк средь бела дня, а за ним никто не проследил.
Ну и засранец.
Я бы точно смогла поставить его на колени, если бы захотела. Хия, ублюдок.
– Отойди, – говорю я сквозь стиснутые зубы и делаю шаг назад, сокращая расстояние между тем местом, где я стою, и кроватью.
– Надень черное платье. И черные туфли на высоких каблуках.
– Я не буду этого делать. Я не ношу каблуки. Я не из таких…
– Не спорь. Просто надень эту чертову одежду, женщина.
Женщина? Женщина? Я покажу ему «надень эту чертову одежду», прямо в его раздутое горло своим железным кулаком.
– Приступай сейчас же.
«Такой властный», – думаю я, усмехаясь, хватаю платье, сложенное на чемодане, и бросаю его на покрывало, которое выглядит так, словно его не стирали целый год. Оно цвета яичной скорлупы, но у меня такое чувство, что когда-то оно было белоснежным. Пот, грязь, клетки кожи… отвратительно. Меня начинает тошнить. Эти люди не просто свиньи, они живут как свиньи. Бьюсь об заклад, у них обоих генитальный герпес, и именно поэтому они такие нервные.
– Нам нужно прояснить нашу историю. Будут задавать вопросы. – Хаггерти отходит к противоположной стороне кровати.
Свали уже.
Утащи уже свои лобковые волосики куда-нибудь в другое место.
– Ты можешь просто прогуляться, ну, знаешь, отвалить от меня?
– А ты можешь просто делать то, что тебе говорят?
Я качаю головой.
Хаггерти прикладывает ладонь к виску и трижды хлопает себя по лбу, бормоча:
– Вот почему я решил остаться холостяком. У женщин на все есть ответ.
Чертовски верно подмечено. Мы намного умнее вас, обезьян.
– Ты можешь выслушать нашу историю? – Хаггерти опускает руку на бедро. – И могла бы ты просто запомнить ее, чтобы мы пережили этот ужин… это все, о чем я прошу?
Я могла бы. Я могу, но на своих условиях.
– Если я сделаю все, что ты скажешь, ты позволишь мне уйти домой?
– Нет.
– Агрх. – Я откидываю голову назад и закрываю глаза, но попытаться стоило.
– Ты собираешься слушать?
– Хорошо. – Я открываю крышку чемодана и заглядываю внутрь.
– Ладно, хорошо. Итак…
– Здесь нет никакой косметики. Почему я должна быть в красивом атласном платье и на высоких каблуках, но без макияжа? Что-то не сходится.
Хаггерти пожимает плечами.
– Где моя сумка? Та, что была у меня с собой. У меня там есть блеск для губ.
– Ее нет.
– Нет? Что значит нет? – Мои глаза сужаются в замешательстве. В этой сумке бабушкины часы. Он не может просто выбросить их, как ненужный хлам. Эти часы очень важны, и именно по этой причине я оказалась в городе.
– Она осталась у нашего куратора, человека, который принес нам твой чемодан. Она тебе не нужна. Но спасибо, теперь я знаю, где был мой телефон.
– Ты его уронил.
– Я так и понял, и поэтому ты побежала за мной, верно?
Я киваю.
– Что ж, теперь это кажется более разумным.
Более разумным? Иначе зачем бы я побежала за ним? Из-за торта? Я не настолько тупа.
– Мы придумали тебе новую личность. Пока мы не думаем, что кто-то знает, кто ты на самом деле, так что, пока у нас получится скрывать ее, будем это делать. Так все работают под прикрытием.
– Значит, Джо Хаггерти – это не твое настоящее имя? – Я упираю руки в бока и поджимаю губы.
– Нет.
– И как тебя зовут на самом деле?
– Если бы я тебе сказал, мне пришлось бы убить тебя.
– Ха. Конечно, ты бы убил. Откуда я вообще могу знать, что ты полицейский?
– Я детектив Федеральной полиции Австралии. Не просто полицейский.
– Покажи мне свой значок.
– Не могу. – Хаггерти закатывает глаза.
– Почему?
– Потому что я работаю под прикрытием. У меня нет при себе значка, чтобы показывать его всем.
Я опускаю руки и фыркаю:
– Все, я ухожу. Ты можешь надеть черное платье и туфли на каблуках, как у проститутки, – бьюсь об заклад, они будут смотреться на тебе потрясающе, – а после можешь идти нахрен. – Я поспешно отворачиваюсь, но едва успеваю сделать шаг, как Хаггерти обхватывает меня руками за грудь. Он несет меня задом наперед, пока не оказывается на кровати, а я не сажусь к нему на колени.
– Отпусти меня, здоровяк. – Я отвожу руку назад.
Он быстро сжимает мое запястье:
– Успокойся.
– Нет. – Я извиваюсь и сопротивляюсь, но он слишком силен.
– Прекрати, или прижму тебя к кровати. Это будет нетрудно.
Я не останавливаюсь. Он толкает меня вниз и с легкостью прижимает к матрасу. Я словно беззащитная тряпичная кукла перед созданным из кирпича ублюдка.
– Хия! – кричу я.
– Может уже прекратишь это?
– Я отделаю тебя.
Его большие ладони быстро поднимают мои руки над головой. Он обхватывает меня за талию и наклоняется ко мне всем телом.
– Жизнь или смерть, помнишь? – Его рот слишком близко к моему.
– Я готова рискнуть. Я ведь понятия не имею, кто ты такой.
– Я не могу позволить тебе это сделать, потому что моя жизнь в твоих руках так же, как и твоя в моих. Если ты исчезнешь, клянусь тебе, что я тоже исчезну, без следа. И мне совсем не нравится такой исход. Я не собираюсь становиться из-за тебя приманкой для акул.
– Это не моя проблема. – Я вздыхаю. – А теперь отвали от меня, язычник. Я иду домой.
– Я свяжу тебя.
– Хотела бы я посмотреть, как ты это сделаешь.
– Что у вас там происходит? – спрашивает Бретт из коридора. – Надеюсь, вы двое на самом деле не трахаетесь. Мы притворяемся. В реале мы не ебем цыпочек, которых защищаем, Джо.
Хаггерти отводит от меня взгляд. Поворачивает голову в сторону двери, где Бретт прислоняется к косяку:
– Она пытается уйти. Чертовы женщины.
– Связать ее? – Бретт предлагает это с такой обыденностью. Как будто связывать людей – это не такое уж и важное дело.
– Придется. Она не оставляет мне выбора. – Похоже, Хаггерти не блефует.
– Я принесу веревку.
Что принесет Бретт?
– Нет, нет, нет. – Они не шутят. Во мне пульсирует страх. Мне не нравится, когда меня сдерживают. Если я буду связана, у меня начнется сильная паническая атака.
– Ну, одевайся, маленькая леди, или я возьму веревки, – угрожает Бретт.
– Отлично. Я сделаю все, что ты захочешь. Только не связывай меня.
Взгляд Хаггерти встречается с моим:
– Видишь? Было не так уж трудно, правда?
– Сколько тебе лет? – интересуюсь я. Он большой, он любит командовать, и он взрослый.
– Мне тридцать пять.
– А Бретту?
– Сорок. Почему спрашиваешь?
– Просто хотела узнать, сколько лет двум мужчинам, которые держат меня в плену, чтобы, когда я увижу настоящего полицейского, я могла предоставить ему как можно больше информации о вас двоих. Тогда он сможет посадить вас обоих в тюрьму за похищение.
Хаггерти улыбается:
– Я из полиции.
– Но, по-моему, ты сказал, что детектив, а не просто полицейский.
– Я и есть детектив.
– Не знаю. Кажется, будто ты изо всех сил стараешься сохранить правдивость своей истории. – Я ухмыляюсь. – Честно говоря, думаю, что ты торговец людьми, маскирующийся под копа. К твоим обвинениям добавится еще и то, что ты выдаешь себя за представителя закона. – Вообще, не думаю, что он торговец людьми. Однако я знаю, что он что-то скрывает от меня, и хочу, чтобы он рассказал мне об этом. Скажи же мне правду – всю.
Хаггерти смеется:
– Одевайся. – С этими словами он отпускает мои запястья и встает.
Я до сих пор понятия не имею, где на самом деле нахожусь. В этой комнате нет окон, как не было их ни в гостиной, ни в комнате с камерами видеонаблюдения.
Однако при первой же возможности, в первый же момент, когда за мной не будут наблюдать ястребом, я сбегу и вернусь домой, нравится им это или нет.
