Текст книги "Между нами (СИ)"
Автор книги: Beatrice Gromova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
И вроде как поняли все… Но не историк…
– Ты что, спишь со своим отцом?
И снова перекати-поле понимания пронеслось над нашими головами. Послышались редкие смешки. Оно и понятно: редко когда ты еще такое шоу встретишь. А я лишь молча, устало и уже как-то похуй-на-все смотрела на историка, ожидая, когда мне наконец-то вернут телефон.
– Милая Ива, я не знаю, что у тебя там происходит в школе, но чувствую, что очень весело! Ты когда домой?
– К трем, – устало выдохнула я, понимая, что это был последний гвоздь в гроб моей репутации. – И передай, пожалуйста, Коле, что историк опять.
И Натан сбросил вызов, а историк продолжал тупо пялиться в телефон. Мой телефон.
– Вы вот хоть осознаете, что вы сейчас сделали, а? – Снова устало. Ну потому что уже сил просто нет на это реагировать. Потому что ну ебала я это все в рот уже, серьёзно. Сколько можно? Сколько деревень в прошлой жизни я должна была вырезать, чтобы в этой меня наказывали подобным пиздецом?
Историк и сам будто только что осознал, что натворил. Он нервно облизал губы и испуганно оглядел класс, всматриваясь в каждого, будто пытался уловить реакцию на свой поступок.
А реакция была сравнительно неоднозначная, потому что половина вообще не понимала, что происходит, а другая половина, более догадливая, с отвращением смотрела на учителя.
А я просто чертовски опустошена.
Кажется, мать снова начала подливать мне антидепрессанты в еду.
Коридоры школы были пустыми после уроков, оно и не удивительно, ведь каждый стремился свалить из этого филиала ада как можно скорее.
Весь класс после инцидента с историком выглядел крайне подавленно и странно. Из них будто выпили всю энергию, и остаток последнего урока мы досиживали в каком-то полу-коматозном состоянии – никому не хотелось говорить. Мы будто извалялись в грязи, осознавая, насколько наш веселый молодой историк, который нам всем, кстати, очень нравился, оказался конченной мразью.
Ну, они осознавали, я знала все давно.
– Вишня!
Я поморщилась, но шаг сбавила, потому что это было бы максимально невежливо.
– Вишня, – Ваня подходит и привычно кладет мне руку на предплечье, будто боится, что я убегу. Но куда мне бежать? Со своими слоновьими ногами он догонит меня за два шага, поэтому приходится поворачиваться и смотреть ему в лицо, хотя я бы с удовольствием вышла бы в окно, лишь бы не быть в центре этой ситуации. – Я поговорить хотел.
– А я-то наделась, что ты дерево увидел. – И так обидно вдруг за себя стало. За ситуацию эту ебаную. Что с историком, что с Соболем. Потому что ну да, я как типичная баба рассчитывала на «долго и счастливо», а получила… Хуем по лбу я получила.
– Слушай, Ев…
– Ого, мы помним, как меня зовут! Какая щедрость! – Видно, что его бесит мой сарказм, но он только сжимает кулаки и резко выдыхает, пытаясь себя успокоить.
– Ева, дай мне сказать, пожалуйста. Да, я поступил, как мудак, и мне стыдно в этом признаваться, но я прощу прощения за это. Месяц был тяжелый. Реально тяжелый. Я разбирался с проблемами с отцом, был постоянно с матерью и пытался решить как-то свой внутренний коллапс, связанный со всем этим, понимаешь?
Поэтому и игнорил тебя. И я действительно прошу у тебя прощение за это. Давай прогуляемся сегодня? Обсудим все это нормально, потому что я не хочу, чтобы ты думала, что я какой-то конченный.
– Слушай, Вань, – его имя скрипит кислотой на языке, и я морщусь, потому что мне реально неприятно даже говорить с этим человеком. – А если вот мы Злату по пути встретим, ты как меня представишь? Как внезапно повзрослевшую сестру или подругу?
И рука на моем предплечье покрывается льдом, обжигая даже меня.
– Ты знаешь про Злату? – Он старается не смотреть мне в глаза, от чего становится еще смешнее.
– Я тебе больше скажу: я знаю еще и про Настю. И про Брелочек твой для ключей тоже знаю. Я бы и с остальными познакомилась, но желания как-то нет, знаешь ли. Но твоя попытка оправдаться засчитана. Правда. Мне реально было интересно послушать про твои проблемы.
– Ну ты, знаешь ли, сама не святая.
Вскинула брови настолько высоко, насколько позволяла мимика.
– Стесняюсь прям спросить. Удиви.
– Ну историк же явно ёбарю твоему звонил сегодня.
– Он случайно позвонил Натану – лучшему другу Коли, ага. Не пытайся переводить стрелки, мы все прекрасно знаем, как у тебя хорошо это получается. Лучше в бабах своих разберись, а потом приходи – я с удовольствием помогу тебе разобраться в моменте, когда ты стал таким конченным мудаком. А теперь отпусти, я хочу уже домой.
Заходить в квартиру не хотелось категорически, потому что я даже сквозь стальную дверь слышала агрессивные выкрики и уже понимала, что решать все это дерьмо придется тоже мне. Натан с Колей, конечно же, помогут, но первый, скорее, будет всех стравливать, а второй страшно тупить, так что надёжи на них, собственно, никакой.
Вдох
Досчитать до десяти
Выдох.
И я открываю дверь в квартиру своим ключом.
Первое, что я вижу, это красное лицо Златы, которая с остервенением кричала что-то в лицо спокойному как удав Натану. Разобрать конкретно что я не могла, потому что крики из кухни превращали все это в страшную какофонию.
Спокойно, Ева, просто дыши. Мне кажется, тебе самое время поверить в бога.
Глубокий вдох и я начинаю просто монотонно орать, перекрывая своим голосом всех их и привлекая к себе внимание, аж Алина высунула голову из кухни.
– Значит, блядь, так, – я стягиваю с шеи шарф и закидываю его на верхнюю полку, для чего мне пришлось подпрыгнуть. Ловлю едва заметную усмешку на губах Натана. Сука. – У вас ровно две минуты, чтобы распределиться по углам гостиной пока я раздеваюсь. Я сейчас налью себе водички, и мы попытаемся решить ваши проблемы, но не дай вам господь бог произнести хоть звук: у меня был очень тяжелый день.
И все, вжав голову в плечи, безжизненно поплелись в зал, даже Алина не сказала ни слова.
Я просто хочу, чтобы все это закончилось.
Вода из крана звонко отстукивает по керамической раковине, и я стараюсь как можно лучше запомнить этот звук, чтобы крутить его в голове каждый раз, как меня что-то раздражает. Потому что иначе я на полном серьезе достану отцовское ружье для биатлона и перестреляю их всех как собак бешенных, потому что, блядь, какого хера они тут устроили этот цирк с конями?
– Потому что ты не умеешь выбирать друзей, милая Ива. – Губы Натана чуть касаются моего уха, и я бы подпрыгнула, если бы его же руки крепко не схватили меня за талию. То есть, звонок учителя еще не все мои проблемы на сегодня. Прекрасно! – Но я бы на твоем месте просто расслабился и получал удовольствие. Ты сама мне в свое время сказала: «если оргию нельзя предотвратить, то надо ее возглавить.». Так что сейчас самое время, милая Ива. – И его губы касаются уже шеи, прикусывают зубами, я уверена, там остались чуть заметные следы его прикуса, а потом по укусу проходится язык, будто извиняется за своего глупого хозяина.
– Нат, а я прям стесняюсь спросить, откуда столько внимания ко мне? Раньше же ты чуть ли не пустым местом меня считал, стараясь даже обходить по дуге. Что изменилось? Почему ты вдруг решил ответить на мои чувства?
Секундная заминка, в которую я все еще чувствую его дыхание на своем затылке, и меня просто отрывают от пола, усаживая на край раковины. Теперь мы были лицом к лицу, и в его карих, почти черных глазах отражалась я: красная от злости и возбуждения, растрепанная, устала, но такая милая. Я даже на секунду саму себя захотела.
– Потому что ты видела во мне идеального бога. – Он шепчет настолько тихо, что я даже не уверена: я слышу его, или я чувствую прикосновения его губ к своим. Слава богу я додумалась съесть мятную конфетку перед домом, а то бы умерла тут от стыда. – Я уверен, в твоих маленьких сексуальных фантазиях я был с нимбом и крылышками. А теперь ты смотришь на меня без обожествления. Ты видишь реального меня.
– А я-то только решила в бога начать верить. – Прозвучало медленно и разочарованно, но Натан только улыбнулся.
– Можешь верить в меня.
И поцелуй, который он подарил мне на той темной кухне был самым нежным, что когда-либо было в моей жизни. Но эта нежность быстро растворилась в уверенности и самодовольстве. Никогда не думала, что поцелуй может быть самодовольным. Может. Еще как может. Натан целовал меня так, будто завтра не наступит.
Я думал, что Соболь классно целуется. Нет. Этот парень может дать ему пару уроков, потому что так, как целовал меня Натан Коэн здесь и сейчас, не целуют даже в фильмах.
– Кстати…
Что «кстати»? Что, блядь, «кстати»? Что может быть важнее, чем этот, мать его, восхитительный во всех смыслах поцелуй, черт тебя дери, а?
– Ты уже нашла фотку моего члена?
Да блядь.
– Как-то не было времени искать, знаешь ли. – Получается даже не столько обиженно, сколько агрессивно, хотя я бы и впрямь не отказалась бы сейчас надавать по этой тупой башке!
– Ну можешь тогда и не пытаться, – меня аккуратно ссаживают с тумбы и ставят на пол. Теперь я снова ему всего-лишь по сосочки. Обидно. Хотя, как посмотреть… – Потому что я все равно тебя отшлепаю.
За мыслями о его сосочках я почти пропустила последнюю фразу, но когда осознала, было уже поздно, потому что меня попросту вытолкнули в коридор, на обозрение всех.
А «всех» было очень много. Помимо Златы и утренней девочки, которая так понравилась Коле, хотя сейчас он уже смотрит на нее очень даже холодно, жилплощадь занимали еще три новых лица. Мне пришлось остаться стоять в проёме, и я даже хотела возмутиться, мол, какого черта – в собственном доме и стою, ровно до момента, пока прохладная рука Натана не забралась мне под свободную водолазку, притягивая к нему ближе, заставляя откинуться парню на грудь, и возмущаться как-то резко перехотелось.
– Итак, – начала на выдохе, чтобы случайно не сбиться, пока это наглец водил пальцем вокруг моего пупка. – Сначала вы, – киваю головой на Злату и ее компанию. – Потом вы. – Что там у Алины происходит мне гораздо интереснее. – Слушаю.
– Ева! – Злата, будто собака, услышавшая команду, подалась вперед и, брызгая слюной, попыталась ухватить меня за руку. Руку убрала подальше. За спину. Под майку Натана. Там спокойнее. – Я нашла еще трех, с кем он мне изменял! – И замолчала, ожидая.
– И? – приподняла бровь, реально недоумевая при чем тут я. – На кой ты их таскаешь сюда, Злат, будто собак бездомных? Я вот искренне не пойму, у вас своего дома нет, или вы тут решили штаб устроить? Так я вам сразу говорю – я вас кормить не буду. И уже поздно, вас что, родители не ищут? Злата, этот еблан тебе уже хер знает сколько и хер знает с кем изменяет, а ты валяешься в этом дерьме и кайфуешь, судя по всему, раз раньше это все не закончила. Ты меня прости, я сейчас явно рушу твой розовый мирок, но во всем этом дерьме виновата только ты. Отпусти и забудь. В диснее хуйни не скажут.
Она сначала хлопает глазками, будто реально не ожидала от меня чего-то такого, а потом ее взгляд темнеет, и она, сжав кулаки, проносится мимо меня, сильно толкнув плечом. Если бы не Нат за моей спиной, я бы точно упала.
– Ну, а вы что? Вам примерно та же речь: пока сами будете ему позволять – он будет делать. Где дверь – вы знаете.
И эти нимфы улетучились, задержалась только утренняя девчонка, бросив на абсолютно безразличного Колю печальный и чуть ли не умоляющий взгляд, но тот продолжал с завидным пустым взглядом смотреть в окно. В конце концов, ушла и она, оставив нас пятерых с половиной решить насущные проблемы.
– Теперь вы, – разочарованный вздох, когда я отрывалась от парня, удержать не удалось, но он все равно сел со мной рядом на диван, сталкивая наши колени. – Ваша позиция?
– Я думал, твоей сестре двенадцать! – Мужчина с заметным уважением посмотрел на Алину, что сидела, вытянув спину в струну.
– Если честно, то я тоже… – Они переглядываются, и на их лицах написано одинаковое удивление от увиденного.
– У меня был тяжелый день, так что либо мы сейчас приходим к какому-то консенсусу, либо я иду спать, а вы разбираетесь тут сами. – Но они синхронно замотали головами в разные стороны, выражая явное несогласие. – Бля-я, ёбанные дети клепают детей. Вы еще сами в своей жизни не разобрались, а уже детей заводите. Может, аборт, пока не поздно? Так это… от греха подальше… Ну знаете, это самая выгодная позиция для всех. Алина, – заткнула ее на излёте, потому что сестра уже набирала в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, – я не говорю тебе идти и делать аборт, тебе двадцать два почти, сама разберешься. Я тебе говорю об одном из возможных решений данной проблемы. Я вот сейчас пойду к себе, потому что уроки делать надо, а вы сидите тут, не двигаясь, до тех пор, пока не обговорите все нюансы, и вот когда уже разберетесь в себе – приходите ко мне, и мы пытаемся прийти к устраивающему всех решению. Сначала в себе, потом в проблеме. Ход действий ясен?
Кивнули синхронно.
Слава богу.
========== 10. “Глава, в которой Бог перестает верить в Еву” ==========
Комментарий к 10. “Глава, в которой Бог перестает верить в Еву”
работе скоро год.
Я худею с того, как быстро бежит время.
Я сидела, зарывшись пальцами в волосы и просто не понимала, от чего ж все резко-то стало так хуевато и всрато? То есть нет, я все понимаю, карма, высшие силы там, но за что именно сейчас и так плохо-то?
Алина, которая беременна и хуй забила на всю свою блестящую карьеру; родители, у которых второй ребенок пошел по пизде; и Коля… не знаю, что там у Коли, но не удивлюсь, если он гей. Если уж и средненький не оправдает родительских надежд, то не удивлюсь, если они просто сдадут нас в детский дом. Хотя со старшенькими уже поздно как-то. А вот меня еще можно. Но лучше не надо. Плохо будет всем.
Что с Соболем делать – ума не приложу, но есть мнение, что я очень хочу расклеить фотку его члена по всему его району. Поступок до ужаса низкий… как в моем духе! Но есть мнение, что это низко даже для меня.
А уж о об отсутствии желания заходить в какие-нибудь социальные сети я вообще молчу, потому что Марк мне их просто оборвал, ибо мой телефон уже можно использовать вместо вибратора – настолько все плохо.
Ебанистика какая-то ужасная, если честно. Чувствую такой ужасный пространственный вакуум, что сложно даже найти какой-то выход из этого дерьма. А искать надо. И было бы просто сказать что-то в духе «вот, просто не буду вспоминать соболя, а буду давать милому Натану!».
Ну так, блядь, и с милым Натаном не все так просто! Мы не виделись херову тучу лет, а тут он из себя мачо строит. В себя, блядь, поверил, ебанный супер-мэн, плащ до колен!
Дверь в мою комнату тихо открывается, но даже этого шороха дерева о ворс ковра хватает для того, чтобы вывести меня из шаткого равновесия, заставив дернуться в сторону стоящих на пороге Али и ее мужика.
– Ев, мы разобрались… – Медленно поднимаю бровь, не до конца понимая, какая роль у меня во всем этом.
– Ну я за вас прям очень сильно рада. – Телефон раздается короткой трелью, и оного взгляда на экран мне хватает, чтобы горестно вздохнуть. И я прям не знаю, какая проблема приоритетнее – стоящая передо мной Алина с мужиком или написавший мне Марк. М-м-м! Я прям не знаю, в какое говно мне с удовольствием закопаться поглубже! – И?
– Ну мы решили немного походить по свиданиям, пообщаться поближе, вроде как мы же симпатичны друг другу, а там посмотрим. Будем решать проблемы по мере их поступления. – И она вдруг стыдливо отводит взгляд в сторону, и почему-то приходит такое адское чувство усталой безысходности, что я просто все. – Там родители позвонили… Мы с Колей… Боимся с ними разговаривать. – И она окончательно прячет от меня глаза.
– Я стесняюсь напомнить, что старшие тут вы. – В ответ – долгое и тягучее молчание. – Ебись оно все, провались! Пошли. – Я встаю со своего огромного кресла, влезаю в огромные домашние тапочки и со вздохом полного бессилия иду к ней, даже не смотря на разрывающийся в вибрациях телефон. – Но ты мне должна.
Молчание в зале, где проходил видео-звонок с родителями, которые, как оказалось, укатили в другую страну решать проблемы с бизнесом, ведь в семье же у них все хорошо и гладко, напрягало уже даже меня. Родители молчаливыми и осуждающими глыбами смотрели на нас, и лишь при взгляде на Колю их суровость сменялась на непосредственную нежность, в которой раньше купались оба старших ребёнка Вишневских. Алина вообще не смотрела на мать, Коля стыдливо прятал глаза, и одна я, как оплот, мать ее, оппозиции, сидела абсолютно расслабленно и даже как-то обреченно, потому что чутье говорило мне, что щас будет скандал. Я даже руки на груди сложила, чтобы было не так заметно, что они трясутся.
– Ну и. – Прерываю молчание, что не удивительно, тоже я, потому что у меня там еще сочинение по русскому, и еще вообще много дел порешать надо.
– Мы решили, – надменно говорит мать, смотря исключительно на теперь единственно любимого ребенка, – что оставлять Еву без присмотра некорректно.
– Я тебе стесняюсь напомнить, что я все еще здесь, я говорю с тобой, мне семнадцать, и тут мои совершеннолетние брат и сестра.
Но мать меня, по своему излюбленному обычаю, игнорирует.
– Поэтому мы решили пригласить к вам на неделю тетю Зою, за неимением других родственников.
И вот теперь тишина становится угрожающей, потому что, чувствую, будут биты чьи-то ебальники, и, как не прискорбно это признавать, ебальники эти будут принадлежать моим родителям. Даже огромный по всем параметрам Коля вздрогнул.
– Я прям стесняюсь спросить, но все же спрошу: тетя Зоя, это та конченная, которая пыталась отсудить у вас детей, потому что считала, что вы недостаточно набожные родители? Та конченная тетя Зоя, которая основала в городе ебанный культ больных религией идиотов, где отождествляет себя с девой Марией? Та конченная тетя Зоя, сраная сыночка которой пыталась изнасиловать сначала Алину, а потом меня? И так получил по яйцам, что в итоге их у него чик-чик, отрезали? Я понять не могу, вы что, настолько бесстрашные? Или действуете из логики «да хуй с ним, ещё родим?». – Я почти сорвала голос, пока орала, но рука, жестко сжавшая моё плечо, заставила подавиться очередным ругательством, и лишь дернувшись в сторону, увидела за своей спиной спокойного, как скала, Натана, что молча, но до ужаса холодно смотрел на экран Колиного ноутбука, где на нас так же холодно смотрели родители. И я вдруг резко успокоилась. – Слушайте, а вы вот понимаете, что через год останетесь абсолютно одни, а в перспективе и сдохните в одиночестве? Потому что я вас откровенно и вполне открыто ненавижу и презираю, Алину ты нахуй прямым текстом послала, а Коля тоже не тупой. По крайней мере не так сильно, как вы о нем думаете. Вы вот понимаете, что своим отношением к нам, как к каким-то медалькам призовым, оттолкнули нас настолько, что однажды просто никто не приедет?
И если в глазах отца, в его выражении лица и в том, как опустились его всегда поднятые плечи я вдруг увидела понимание, то мать упорно продолжала стоять на своем, что-то доказывая, что-то крича…
Просто вела себя как обычно.
– Не удивляйся, если по приезде ты увидишь только пустую квартиру.
И я просто хлопнула крышкой ноутбука, прерывая звонок.
– Ну что, красавчики, пакуйте вещи, потому что сегодня вы сбегаете из дома.
И лишь Натан поддержал меня своей проказливой улыбкой. Кажется, этот чёрт поддержит меня, даже если я решу ограбить банк.
Приятно.
Когда я вернулась в комнату, усталая, опустошённая и будто внутри мертвая, мой телефон продолжал разрываться, и руки у меня реально просто опустились, потому что ну я реально больше не могу жить в этом постоянном стрессе, скандалах с родителями, отношение Соболя, еще и Марк, ведь это именно он надрывал мне телефон.
Какое-то грустное «да блядь» в этот раз получилось.
[Привет]
[Почему ты не отвечаешь?]
Ева, я люблю тебя, почему ты молчишь?]
[Конченная самодовольная сука! Любишь, когда за тобой бегают? Ну, а я, блядь, бегать за тобой не буду, потому что ты моя! Тебя у меня выкрали, и я верну тебя обратно!]
[Ладно, прости, мне кажется, я погорячился… Я не должен был говорить тебе все те злые вещи, но ты сама виновата, милая! Ты сама меня провоцируешь на это! Я слышал, как тот парень говорил с тобой на истории! Кто он? У тебя что-то с ним есть? Вы трахаетесь
[Ответь, прошу… ты же знаешь, как я люблю тебя! Я делал это все только ради тебя!]
А я сидела на полу, опустошенно смотрела на экран телефона с этой порнографией и даже не хотела думать, где он опять нашел мой номер. Сдается мне, снова придется сменить номер, хотя ничего важного на нем, по сути, и не было.
– Ну и что за унылая мина? Сагитировала всю семью на коллективный побег, а сама тут чуть ли не плачешь. – Натан тихо, словно кошка, проходит к моему столу и садится рядом, вскидывая вверх руку. Даже спорить не стала – молча залезла под нее, прижимаясь к широкой груди парня. Потому что заебалась. Потому что не хочу ни думать об этом, ни решать это. Ничего не хочу. Хочу на ручки и ебацца.
Видимо, последнее прозвучало вслух, потому что милых Натан тихо рассмеялся и тут же посадил меня на коленочки. Я даже выдохнула – какая благодать!
– Не знаю, что тебе Коля рассказывал обо мне, но сейчас мне пишет человек, видеть которого я хотела бы меньше всего. И от этого так больно и мерзко. Я чувствую себя ужасно одинокой и беспомощной перед ним, потому что, какой бы нереальной сукой я тут не была, стоит только взглянуть на него – начинают трястись руки и болеть шрам во всю ладонь. Я перед ним – словно кролик перед удавом. И сделать ничего не могу. И это чувство тотального бессилия меня убивает. И вроде я понимаю, что стоит ему приблизиться – я реально могу его убить, у меня есть все возможности для этого, но с другой стороны – я боюсь его настолько, что даже не моргаю в его присутствии, потому что ну вдруг что-то произойдет. И хотя прошло уже года четыре, наверное, этот животный страх не отпустит меня никогда.
– Ну, у тебя же есть Алина с Колей, – Натан мягко улыбается мне, но я лишь озлобленно хмыкаю ему в подбородок.
– Алина с Колей забьют на меня хуй, стоит только им снова оказаться в свете родительской любви. Это так и работает, Натан. Мы были рождены для славы наших родителей. И если я, словно неудавшийся эксперимент, была спрятана где-то далеко, то старшенькие всегда купались во всеобщей любви. Когда я оказалась в больнице – с отказом ног, легких, почти всех внутренних органов, даже без возможности заорать от адской боли, сковывающей все мое тело, никто не пришел. Совсем никто не пришел даже узнать, живая ли я. Из больницы забирал меня водитель. Да и в квартире мне не позволили остаться надолго, потому что у старших был пик славы – одни победы, поэтому дома постоянно были какие-то журналисты. Если бы увидели меня на инвалидной коляске – такой бы скандал был. И меня просто спихнули на пару лет на ребуху. И думаешь, хоть кто-нибудь хоть один раз приехал? Нет. Обо мне забыли. А вспомнили лишь когда я позвонила и пригрозила, что прыгну нахуй с крыши, если меня не заберут. Но фишка в том, что согласились они лишь после того, как я сказала, что предварительно разошлю во все газеты свою предсмертную записку, в которой подробно расскажу, кто моя семья и что они сделали.
– Но сейчас же вы вроде адекватно общаетесь, – но я лишь снова тихо хмыкаю ему в ухо и прихватываю мочку губами. Руки милого Натана на моей талии превращаются в сталь. Мне нравится.
– Они вдруг оказались по ту сторону баррикад. И им нужен проводник, который поможет им выжить. Как только родительская любовь вернется – нужда в проводнике отпадет. Меня снова начнут игнорировать. Есть только одно маленькое, но: к этому моменту меня уже давно не будет в этой стране. – Пальцы слегка отодвигают легкую майку, и язык проходится по шее вверх, за ухо. Я слышу, как тяжело он дышит, но будто боится продолжить. Какой же он сладенький. – И им придется учиться самим решать свои проблемы.
Сегодня я не хочу думать о проблемах. Я решу их завтра. Сейчас я хочу только сесть на лицо милому Натану и больше никогда не слезать.
Майка с меня исчезает, а его язык проходится уже по моей шее, и меня захватывает этот прекрасный вихрь эмоций, от которых крышу просто рвет, и я чувствую, как пальцы милого Натана аккуратно отодвигают мои шорты, под которыми нет белья, и довольно хмыкает, когда чувствует, какая я уже влажная.
– Милая Ива, – его шёпот будоражит каждую чертову клетку в моем теле, заставляя отзываться тихим утробным стоном. Мои руки уже не обнимают его шею, они давным-давно оттянули края его домашних штанов, под которыми тоже ничего не было. Теперь очередь хмыкать перешла ко мне. – Ты уверена, милая Ива, – мои пальцы касаются такого горячего, такого приятного… И милый Натан заходится в сладком стоне. Внутри все сжимается. – Что хочешь этого?
– Милый Натан, – я чуть проказливо улыбаюсь ему в губы и начинаю сползать по мощному телу вниз, уже крепко держась за то, от чего Натану напрочь сносило крышу. Мне кажется, я даже видела тонкую ниточку слюны, что соединяла ниши губы. Как же горячо! – Я сегодня здесь, и я намерена познакомиться с тобой поближе, – перед моим лицом стоит то, с чем мне предстоит познакомиться, и я не могу удержаться от того, чтобы не взглянуть на него снизу-вверх. Какое же замечательное чувство. – Лицом к лицу, милый Натан.
И мой язык касается его обжигающе горячего члена.
Глаза Натана расширены до максимума, пальцы сжимают плед, на котором я сидела до его прихода, а сам Коен стонет. Так тихо, так сдержанно, так призывно, что я просто не могу удержать себя. Я обхватываю головку губами и медленно опускаюсь. До самого основания. До самого дна. Считанные секунды, легкое усилие, и вот он уже в моем горле, а мой нос утыкается в гладко выбритый лобок парня. И я сглатываю.
Стон, что раздался сверху, стоил всего. Абсолютно. И даже моих лет в инвалидной коляске стоил!
От него пахнет мылом. Совсем слабо, ненавязчиво. Немного гелем для душа, немного духами, но в основном все мои мысли занимает запах его кожи, который отдается сладкими нотками где-то глубоко внутри, от чего у меня все сжимается, и я чувствую, как моя теплая естественная смазка потекла по ноге. Что, даже так бывает? Никогда не испытывала ничего подобного! Никогда не текла от одного только взгляда и стонов, никогда так не сходила с ума от одного только запаха. Никогда… Просто никогда!
Головка выскальзывает из моего горла и упирается в щеку, что дает мне возможность взглянуть в полу-закрытые глаза Натана. И, кажется, я видела ту искру между нами, потому что в следующую секунду его ладони обхватывают мои щеки и отнимают меня от понравившейся игрушки, с которой меня теперь соединяла только тонкая струнка слюны. Я как-то сегодня необычайно слюнява. Но мне нравится. И Натану тоже, потому что хватило лишь короткого взгляда на мои полу-открытые губы, как у меня снова отнимают дыхание, накрывая мои губы своими.
Как чувственно! Горячо!
– Расслабься. – Его руки переползают и крепко хватаются за мои бедра, затаскивая обратно сверху. Милый Натан держит меня на весу чистой силой своих рук, а влажный член скользит по проторенной дорожке моей смазки.
Сейчас завизжу от восторга.
Но Натан не входит. Он только дразнит меня, но наконец-то заполнить это ужасно пустое чувство внутри не позволяет, от чего реально хочется скулить и визжать. И я прикусываю ему губу. Разрываю тонкую кожу, присасываюсь к выступившей крови и испускаю полный удовольствия стон, когда рыкнувший в поцелуй Коен опускает меня на свой член, не щадя, но и не давая насадиться до боли. Однако я только это почувствовать и хотела, поэтому двигаю бедрами навстречу, насаживаясь все глубже, до основания. До дна.
Дотла.
– Коен, – я еле могу говорить, и лишь короткие вдохи позволяют мне это делать, пока меня продолжают использовать как куклу: вверх-вниз, вверх-вниз. Хочется визжать. –Я люблю тебя, Коен. Кроме шуток. С первого своего класса люблю.
И он входит в меня особенно глубоко, и мне остается только схватить его широкие плечи ладонями и откинуться в сладостном стоне.
Обожаю свою жизнь, черт возьми!
Сперма Коена стекает по моему подбородку, между грудей и ползет ниже, к животу. Мы в медленному недоумении наблюдаем за её бегом, не решаясь его как-то прервать. Я лежала, привалившись спиной к его груди, и его дыхание бьется о мою шею. Я буквально слышу, как в голове Натана бесоёбятся шестеренки сложных мыслей, исход которых мне явно не понравится.
– Жалеешь.
Вообще, это должно было прозвучать как вопрос, но прозвучало как твердое утверждение, от чего волосы на затылке встали дыбом.
Дышать все еще было тяжело, и я до сих пор не верила в то, что произошло, но все равно неприятный какой-то осадочек начал появляться на дне с каждой секундой его молчания, и я, не удержав в себе тяжелый вздох, попыталась встать, чтобы взять со стола салфетки.
Руки Коена скользят по моим ребрам, размазывая по мне сперму, и сам в ней пачкается, но не дает мне отстраниться, разворачивает к себе лицом и прижимает крепче. Кажется, я слышу, как хрустят мои ребра.
– Единственное, о чем я жалею, сладкая Ива, – язык проходится по моей шее, и я снова начинаю чувствовать эту прекрасную тяжесть внизу, – так это о том, что трахнул тебя раньше, чем сводил на свидание, но я планирую сделать это в ближайшее время.
– Единственное, – смеюсь я, скользя на его сперме вверх, к лицу, к этим искусанным в кровь губам. Никогда не замечала за собой такой кровожадности. Мне нравится, – что надо тебе сделать в ближайшее время, так это дать мне искупаться, а потом и искупаться самому.
Но милому Натану не суждено было ответить, он успел лишь рассмеяться, прежде чем дверь раскрылась с таким рвением, будто в этом доме никогда не слышали о личном пространстве. А, ну да, точно, я забыла, где и с кем живу.
Коля замер на пороге, не в силах осознать или переварить картину того, как его родная сестра в одних шортах лежит сверху на его единственном полуголом лучшем друге. Слава Богу, штаны он поправил, иначе было бы вдвойне неловко.
– Ты б дверь закрыл.Желательно с той стороны. – Получилось максимально недружелюбно. Я, как бы, хамить не рассчитывала, но вот Коен остался в восторге, а значит, я делаю все правильно. – Если нет – инцест дело семейное. – И я приглашающе обвожу рукой наши тела.
Дверь закрывается так же стремительно, как и открылась.
– Вышло смешно, но нужно уже приводить себя в порядок. – Выдаю со вздохом разочарования, потому что я бы с удовольствием сейчас бы уснула на Натане сверху. Комплекция его тела позволяет мне использовать парня вместо матраца. – Сюда сейчас прискочит Алина в ожидании хлеба и зрелищ, а Коля пришел явно не с хорошими новостями. Вот проводим их, Натан, сожрем что-нибудь, и спать пойдем.
