Текст книги "Между нами (СИ)"
Автор книги: Beatrice Gromova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Я стояла и просто хлопала глазами, открывая и закрывая рот, понимая, что ситуация достигла такого, мать его, апогея, что я просто ебало завалила.
Меня передернуло. Это нервное. Такое бывает.
Но Соболь принял это за что-то другое потому что обернулся, обнял меня своими огромными ручищами, для чего ему пришлось неплохо так согнуться, и прошептал мне на ухо:
– Не беспокойся, Вишня. Все будет хорошо.
– Да конечно все будет хорошо. – Отстранённо сказала я, начиная шариться по карманам. – Сейчас я папе позвоню, и все у меня будет нормально. Подождите пару минут, Антон Евгеньевич, у меня папа как раз должен недалеко находиться, с ним и поговорите о ненадлежащем исполнении родительских обязанностей.
Учитель и ухом не повел, оно и понятно – папу моего он ни разу не видел, а зря. Надо было раньше познакомить их, тогда бы и ситуации не было.
– Коль, – брат с одышкой угукнул в трубку. Ясненько, в зале. Значит, пять минут, и они с папой тут. – Помнишь, я тебе вчера сказочку рассказывала?
– Что такое? – Судя по тому, как тяжело и спокойно он это сказал, брат даже остановил тренировку и слез с дорожки.
– Ну, значит, бери папу и дуй ко мне в школу. Оно опять.
– Две минуты.
И сбросил вызов, а я гаденько улыбнулась, потому что скоро на одного учителя истории станет меньше.
– Сейчас, Антон Евгеньевич, папа мой подъедет. С ним и пообщаетесь.
И я довольно улыбаюсь приподнявшему бровь Соболю. Ибо вечер перестает быть томным.
========== 3. “Кино, вино и домашнее порно” ==========
Мы с Соболем сидели на подоконнике в коридоре прямо перед раскрытой дверью в класс, чтобы учитель нас видел, а то ж решим сбежать, какие мы нехорошие! В общем, сидели и боролись руками, пытаясь узнать, кто сильнее: баскетболист со стажем лет в шесть или я – вся такая маленькая и беззащитная.
Как не странно, силы были равны, хотя что-то мне подсказывает, что парень безбожно поддавался, но это ничуть не омрачало нашу игру.
А вот нависшая над нами тень очень даже напрягла Соболева, который то и дело бросал поверх моей головы косые взгляды. А я игнорировала. Столько, сколько могла, пока надо мной не пророкотало деликатное покашливание.
Чтобы быть с отцом на одном уровне, ну, хотя бы до носа ему доставать, мне пришлось встать на подоконник. Папа, наблюдая за тем, как я тут на подоконнике и на каблуках, гордо выпрямив спину, смотрела ему прямо в глаза, только удовлетворенно хмыкнул в усы.
Вообще, фигура моего отца стоила отдельного рассмотрения, потому что эта туша, два тридцать ростом, в плечах пару метров, размеров тоже не маленьких, был похож на огромного медведя с этими его усами и бородой, но, при этом, у него была докторская степень в биоинженерии. Да, то есть, помимо семи золотых медалей с олимпийских игр и других достижений в спорте, этот чувак еще и до пизды умный.
Теперь вы понимаете, откуда ноги моих комплексов растут?
– Рассказывай, – Пророкотал отец и, казалось, что его голос идет из груди, а все вокруг начинало вибрировать вместе с ним.
Вкратце рассказав отцу всю эту мутотень, которую он слушал слишком внимательно, я перевела дыхание и, заслужив любовное поглаживание по голове, опустилась обратно к Соболю, который уже успел перекинуться с моим братом парой слов.
– Ну все, – радостно выдохнула я, – ему пиздец. – И дверь за спинами моих родных закрылась, а последнее, что я увидела, был испуганный взгляд учителя.
– Ты уверена, что все будет хорошо? – скептически приподнял ухоженную бровь парень, бросая косые взгляды на дверь, за которой было подозрительно тихо.
– У меня – да, – довольно щурюсь я. – А вот у историка – смотря как быстро на колени встанет и извиняться начнет.
– Теперь я вспомнил, почему в детстве старался не бить тебя лопаткой.
– Да, а то ж. Мои бы всем обидчикам головы-то пооткучивали. Да. – Я покрутила ноющими кистями и заговорчески прошептала: – Давай подсмотрим?
– Я сомневаюсь, что это – хорошая идея. – Свой скепсис парень даже не пытался скрыть, но меня уже было не остановить: я тихонечко кралась к двери, чтобы прильнуть к замочной скважине и наблюдать за тем, как мой брат тихонько прижимает лицо учителя к столу, а отец так же тихо, периодически поправляя очки и что-то уточняя у учителя, что-то ему зачитывает.
– Не понял? – Удивился парень, тоже подсматривая, только в щель, что была повыше. – А чем они там занимаются?
– А ты приглядись, – хихикнула я, – Чувство юмора у нас у всех одинаковое. Только у меня оно еще и конченное.
Парень бросил странный взгляд на меня и обратно прильнул к щели, а потом удивленно выдал:
– Педагогическая этика?!
Я снова лишь хихикнула.
Что ж, сейчас, в эти сорок пять минут, мои родные объяснят ему, как должен вести себя учитель, что ему можно, а что нельзя. И к каким девочкам подходить категорически не стоит.
– Что ж, – Я выпрямилась, стукнувшись о его живот, почувствовав себя немного унизительно на его фоне. Такое вот неприятное себе чувство. Неконтролируемое. – Мы можем идти. На следующие уроки я все равно не собираюсь, а у тебя еще тренировка…
– Ты можешь подождать меня часок-другой, а потом мы пойдем с тобой в кино. Как раз какой-то фильмец новый вышел. – Перебил меня Соболь, но я уже не слушала, я уже крутила в голове трейлер нового фильма про зомби. И ничего уже не было важно, а я даже слюнку случайно пустила – настолько задумалась.
– Ну, что же, – я сделала максимально задумчивый вид, заставив парня поднапрячься, и проказливо улыбнулась, – только зайдем в кафе, возьмем еды на сеанс.
– Как скажешь, мечта педофила, как скажешь. – Меня по-доброму погладили по голове, проникновенно заглядывая в глаза.
– А че это мечта педофила?
– Потому что ты похожа на двенадцатилетнюю девочку. – Он хохотнул и пошел в сторону зала, а я осталась стоять обиженная и нахмуренная. – Ты идешь, гном в прыжке? А то еду покупать не буду.
Рванула я за ним с низкого старта.
– Ванёк, – на мою голову уже по привычке опускается рука, заставляя чайник в моей голове конкретно так закипать. Еще слово – и крышечку сорвет. – А че тут карлик делает?
– Ярик… – Ваня далеко, поэтому пока он дойдет, пока они тут разговоры разговаривать будут, я уже сама со всем разберусь. – В лицо мне скажи, или самомнение не позволяет?
Ярик только хмыкает и унизительно приседает на корточки передо мной, по-гиеньи скалясь мне в лицо.
– Полтора-ашка! – Довольно тянет он, прям раздуваясь от счастья ситуации. Ну конечно, умник хуев, пока капитан, который может настучать тебе по лицу, далеко, ты такой смелый. Только я уже не могу молчать. – Ну чё замолчала, карлик? Уже не такая смелая.
– Над убогими не издеваюсь! – И я резко выбрасываю руку вперед.
Я люблю рефлексы. Очень люблю рефлексы! Боженька их придумал, чтобы люди-долбоебы не вымерли раньше времени, поэтому мы одергиваем руку от огня, боли и опасности. Инстинктивно. Вот и Ярик дернулся. Непроизвольно, немного назад.
Но этого хватило, чтобы его перевесило, и парень начал падать с невысокой лесенки.
А потом ему в лицо прилетел тяжелый баскетбольный мяч, а следом ко мне подскочил Соболь.
– Извини, я был далеко, а мяч быстрее. – А я просто сидела и в прострации смотрела на то, как Ярик, второй игрок в команде, зам капитана, сидел на полу в окружении команды, злющий, как все черти ада, и стирал кровь с подбородка, с презрением смотря снизу-вверх на своего капитана, который, казалось, глубоко предал его в эту секунду. – Я тут проясню для всех один моментик: если еще хоть кто-то обидит Вишню – я ебало сломаю. Все поняли? – Голиафы кивают головами, не понимая ничего. Кажется, тут вообще никто ничего не понимает. Даже я. – Вот и ладненько, – он хлопает в ладоши, сглаживая ситуацию. – Ярик – умываться, остальные – разогреваться. Вишня, – короткий взгляд на меня, – почитай что-нибудь. Нам тут минимум два часа сидеть. Не скучай. – Он приседает передо мной, беря мою маленькую ладошку, которая прям терялась в его ручище, и аккуратно целуя кончики пальцев. Меня до глубины души прорвало.
Парень ушел, а меня продолжало передергивать, потому что ну это пиздец какой-то. Кромешный! Чё это на него нашло?
– Соболь, – коротко кринула я, привлекая внимание парня. – А можно я тоже немного потреню? В стороночке? Мешать вам не буду.
Соболев лишь сосредоточенно кивнул, возвращаясь к напряженной игре, а я пошла настраивать перекладину и кольца.
Шоу «Перекладина с элементами гимнастики» начинается.
Спустя пару минут, когда я сидела на матах, попробовав раз «Капитанский подъем», чувствуя адское натяжение в мышцах, я проклинала себя за неосмотрительность – я сто лет не занималась на перекладине и тут начала выеба гнуть, умница хуева. Сама издевалась над Яриком, что его природа обласкала, как бог – черепаху, а тут полезла, богиня дискотеки, без надлежащей растяжки, без разогрева, без всего.
– Дура. – Зло сказала сама себе, начиная разминку, из шпагата на земле вставая на руки и перетекая воздушный шпагат.
– Вишня, – злой голос разносится на весь зал, заставляя меня вздрогнуть и почти упасть, но годы тренировок меня удержали. – Ноги сдвинь, эти долбоебы только на жопу твою пялиться и могут! Вообще, сядь на место и не беси меня, ради Бога.
Да блядь!
Закатываю глаза и перехожу в мостик, вызвав уже гневное рычание, но быстро встаю на ноги, поправляя майку и поднимая руки с содранной кожей в примирительном жесте, показывая всем, что я – не я, и хата – не моя.
И вообще, я такая белая и пушистая, пошла дожидаться Ваню спокойно на трибуне.
А пока жду – есть время реально немного подрастянуться даже там, и руки надо будет перемотать, а то кожу содрала с ладоней.
– Ну что, главная героиня этого дня, – недовольно говорит Соболь, накрывая меня своей тенью.
– Но-но, я бы попросила, – я поправила очки, уже час тут строя из себя дохуя умную, читая «Анну Каренину» и не привлекая к себе внимания. – Я даже не пискнула за весь час. Тихо мирно тут сижу.
– Но как ты сидишь! – Усмехнулся парень, уже переодетый, собирая свои вещи в небольшую спортивную сумку. Я лишь недоуменно посмотрела на свои раздвинутые в шпагате ноги и приподняла бровь в ожидании ответа. То, жопкой я сидела на лавочке, а вот локтями упиралась в маты на полу я умолчала. – Как об стену горох. – Закатил глаза парень. – Собирайся, пошли в киноху. Будем смотреть фильм и есть еду.
– Охуительные планы. – Моей радости не было предела. – Чур, мне две порции.
– Да я даже не сомневался, Вишня. – Парень устало, но тем не менее с улыбкой на губах вздыхает, – я даже не сомневался.
Поход в кино был отдушиной сегодняшнего дня, где мы сидели, ели вредную еду и постоянно шептались, обсуждая всякие глупости и нестыковки фильма.
Я чувствовала себя просто отлично, имея возможность положить на него голову, жаль только, я еле макушкой достаю до плеча.
Но почему-то рядом с Ваней я совсем не ощущала себя… дискомфортно. Не было вот этого гложущего чувства собственной ущербности, которую я испытывала рядом с родителями. Может, потому, что чтобы общаться со мной, Ваня опускает голову и смотрит мне в глаза, понимая, что я, как бы, немного не достаю. А родителям всегда было плевать на такие условности.
В детстве я даже таскала с собой стремянку, чтобы в диалоге быть с ними на равных.
Условности моего роста их волновали только на соревнованиях, в которых меня насильно заставляли участвовать.
Но, на самом деле, корень моих проблем кроется в моих семи лет, когда меня насильно запихнули на соревнования по гимнастике.
Гимнастки – как элитные морские котики, и если тех – хренова гора, то элитных гимнасток – пара сотен, и наши тренировки переживают не каждые.
Родители съюлили, указав в анкете, что мне десять. Ну, а что, мелкая и мелкая. Они хотели славы, что мол вот, смотрите, наша младшая взяла среднюю лигу. Небывалое событие!
Но они почему-то не подумали, что перекладины ставят на расстояние для старших – на полметра дальше друг от друга и на метр выше. В шесть лет эти цифры могут сыграть большие роли.
И у меня сыграли – я плашмя упала на мат со всем ускорением и массой, просто не допрыгнув до следующей перекладины. Как итог: отбитые легкие, сломанные ребра, множественные травмы рук и ног. Я была похожа на отбивную. И дальше – проблемы с сердцем. У меня просто лопнула сердечная мышца от нагрузки.
Я помню чувство, когда лежишь и просто не можешь втянуть в себя воздух, потому что легкие будто пропали, а глотка заполнялась кровью от чего-то разорвавшегося внутри. Жаль, я не слышала криков, потому что барабанные перепонки лопнули от компрессии.
Я бы, может, и стала бы олимпийской чемпионкой – видов спорта дохуя и больше, но из-за спеси собственных родителей половину своего детства я провела в инвалидной коляске на домашнем обучении.
Поэтому я ненавижу всех. Поэтому я готова была сжечь всех и вся, жаль, до плиты дотянуться не могла – больно мелкая. Именно поэтому я готова перегрызть глотку каждому из семьи, кто хотя бы пытается заговорить со мной. И первое, что я сделала, когда наконец-то смогла встать на ноги в восьмом классе после пятилетки реабилитации – это ушла из дома на месяц. Подальше. Потому что дочь-калека олимпийских чемпионов – это пизда какой позор.
Поэтому меня надо спрятать. И подальше.
Такие дела.
– Чё, Вишня, восемь часов. – Он что-то быстро печатает в телефоне, полностью сконцентрировав внимание на переписке. – Домой или еще погуляем?
– Давай еще погуляем по пути домой. – Парень отрывается от экрана, недоуменно посмотрев на меня. – Пойдем через парк. – И я передергиваю плечами, будто пытаясь сбросить с себя какой-то камень.
Потому что мне было некомфортно. Страшно некомфортно, будто я совсем голая на улице, а на меня смотрит тысяча глаз.
Что вообще за день такой ебаный сегодня? Одни какие-то неприятности сплошные, слов нет.
– Вань, давай пошли отсюда скорее. Мне как-то не по себе. – Я посильнее кутаюсь в свой шарф, начиная тянуть Соболя за рукав олимпийки. – Кроме шуток, Соболь, я готова с низкого старта лететь домой, лишь бы быть подальше отсюда.
– Ты темноты боишься, что ли? – Парень чуть проказливо улыбается и берет меня за руку, переплетая пальцы. Моя ладонь буквально теряется в его ручище.
– Я не боюсь темноты, потому что самый главный монстр в ней – я. – Мы шли по темной улице, и я постоянно вертела головой, пытаясь понять, что, блядь, не так. Потому что реально что-то было не так! И от этого «не так» меня буквально наизнанку выворачивало! – Но давай реально поскорее, потому что, блядь, Вань, без пизды, мне в жизни так дико не было. Будто в клетке с тигром. Мы лучше лишние пару часов у меня посидим, чем я буду вот это вот пиздец чувствовать.
Соболь не успел ничего сказать, я молча на буксире его тянула в сторону своего дома, но прекрасно видела его проказливую улыбочку.
Перед тем, как захлопнулась железная дверь домофона, мужик, что шел за нами от самого кино, уселся на лавочку прямо перед моим подъездом.
Да блядь!
И только оказавшись в собственной прихожей и заперев дверь на все семь замков, я смогла расслабиться.
– Все, Соболь. Теперь я спокойна. – Я прижала руку к сердцу, чувствуя его бешенный бег. – Ситуация из категории «меня ебут, я плачу». Чай какой будешь?
От такого резкого скачка по темам Ваня не сразу сориентировался, но тут же отошел от фотографий на стене и начал снимать огромные спортивные кеды.
– Зеленый. Без сахара. В отличие от тебя, мне нельзя жрать, как на убой.
– О да, – я скрылась на кухне, сразу щелкая чайником и доставая сладости к чаю. – Мало того, что я карлик, так я еще и жирная?
– Заметь, – он проказливо улыбается, щуря свои наглые глазищи. – Это ты сказала, а не я.
– Да, да, шутник. – Я тоже усмехнулась, разливая чай по кружкам и ставя все на поднос. – Бери поднос и пошли в мою комнату. Посмотрим фильм, и пойдешь домой по тихой грусти.
– А твои против не будут? – Он оглядывает мою комнату в темных и красных тонах и останавливает взгляды на золотых медалях.
– Уже девять, если сейчас их нет, значит, они уже не появятся. На дачу свалили, наверное. На шашлыки, Алинка же с Колей вернулись – празднуют. – Я завалилась на мягкий плед, накрывая им ноги и закидывая на них ноутбук. – Падай, родной, будем смотреть ужасы.
– Вишневская, ты в курсе, что это крайне жалко, что твои родители уехали отдыхать, но забыли тебя. Я понимаю, что ты не самый любимый ребенок, но не настолько же. – Ваня приземляется рядом со мной, держась в некотором отстранении, сохраняя мою зону комфорта. Но я не даю ему и шанса, нагло забираясь под руку и укладываясь на грудь.
– Не жалко. После одного случая со мной вообще стараются не контактировать. Во избежание, так сказать. Коля и Алина не понимают, потому что одному тогда было восемь, второй десять. Мы погодки все, и их в ту историю не посвящали, а они и не лезли. Но родители конкретно так отстранились, точнее, я стену конкретную выстроила. Тоже во избежание, так сказать.
– Стесняюсь прям спросить, – Ваня, осмелев, кладет руку мне на талию, чуть подтягивая меня выше, чтобы наши лица были ближе друг к другу. У-у, а вечер-то перестает быть томным. – Что же там случилось?
– Посмотри в тот угол и переставай стесняться. – И я подбородком кивнула в сторону закиданного всяким хламом инвалидного кресла.
– Оу, – и еще парочка нечленораздельных звуков. – Я… не знал…
– Ой, дорогой, ты не переживай, – я ехидно захихикала, – мы многое друг о друге не знаем.
Ясен овощ, что обычный просмотр фильма плавно перешел в поцелуйчики-обнимашки, на которых я останавливаться не собиралась. Мне хотелось. Вот реально прям хотелось. И именно Соболя.
Конечно, когда такой парень – красивый, скулатый, темпераментный – обнимает и целует, тут любая бы поплыла. Вот и я поплыла, потираясь о парня как кошка, отчетливо тазом ощущая его стояк. И мне нравилось. Правда, не уверена, что такая дура в меня поместится.
– Так, Соболь, – тяжело дыша, я выпрямилась, усаживаясь поудобнее на его стояке, от чего парень закусил губу. Нравится? Мне тоже. – Сейчас надо расставить парочку точек по своим местам: я не девственница, но парня у меня никогда не было.
Член подо мной неплохо так дернулся. Как и сам парень.
– Это как? – Он тяжело дышал, держась своими огромными руками за мои бёдра, поглаживая большими пальцами по тазовым костям. Меня вело.
– Я ж гимнастка не в рот ебись какая. Вот на одних из растяжек мне и порвали целку. Такие дела. – Я пожимаю плечами, и снова начинаю двигать тазом, от чего парня тоже повело.
– То есть, технически, я буду у тебя первым?
– Ты в принципе будешь у меня первым, просто лет в шесть мне её надорвали. Че там дальше – я не знаю, не заглядывала. – Фыркаю, начиная потихонечку прибираться руками ему под майку, пальчиками оглаживая квадратики пресса. Один его вид заставлял меня сжимать ноги в сладкой судороге.
– Ну-ну, Вишенка, – Ваня усмехается, показывая клыки, от чего внизу живота еще раз проходит судорога. Приятно. – Не бойся. Раз ты девственница, – Мы переворачиваемся, и я оказываюсь снизу, в глазах Вани проказливо блестят, – мы с тобой попробуем другой вид развлечений.
В момент, когда парень начинает медленно спускаться, целуя мою шею, до меня доходит, что этот романтик хуев собирается делать, и мои бедра сами собой сжимаются в захват. А ноги у меня – дай боже каждому, ими арбузы можно давить.
– Виктор, где моя роза, блядь. – Говорю я, а потом, от абсурдности ситуации, меня пробивает на адский смех, на что Соболь смотрит лишь с долей недоумения. Как на умственно отсталую.
– Вишня, ты в края ебанулась? – Он нависает надо мной, приподняв бровь, а я просто катаюсь по кровати между его рук и истерически смеюсь, буквально задыхаясь. – Какой Виктор, блядь?
– Прости, Вань. – Слова выходят скомканные, и даже глубокие вдохи мне не помогают. Все желание пропало. Зато настроение хорошее. – Просто ситуация… Я потом объясню… Когда-нибудь… В любом случае, идея такая себе.
– Серьезно? – Он обессиленно падает на кровать рядом, закатывая глаза. – Ты просто конченная, Вишня. Больше у меня слов нет.
– Вань, ну прости! – Снова истерический смешок. – Дело не в тебе, просто я ебанутая.
– И я даже спорить не буду! – И хотя было видно, что Соболь разочарован, на дне его огромных глаз плескалось доброе веселье, но не подъебнуть меня он, конечно же, не мог: – В любом случае, как же мне теперь говорить всем, что я ебал садового гнома? – Мои брови, казалось, взлетели до самой кромки волос. Даже вы в ахуенезе, да?
– Руку свою можешь ебать.
Дело было не в садовом гноме. Не в шутке, не в затаенном комплексе неполноценности. Дело было во фразе. «Как же мне говорить всем».
Да бля-ядь!
– Вишня, ебать тебя в рот. – Он оплетает руками злую меня и затаскивает на себя. На этой дуре я могу спать, используя торс парня вместо матраца. – Я не собирался никому рассказывать. Это был тупой подъеб. Очень тупой. Ты хоть раз слышала, чтобы я кого-то ебал со школы?
– Нет. – Я все еще зла, все еще не смотрю ему в глаза.
– Мусора пакет. – Закатывает глаза он, и я начинаю потихоньку расслабляться. – Я бы никому не рассказал. Наша постель – только наша. Это единственное правило.
В принципе, оно меня устраивало. Вполне себе, поэтому я, подтянувшись на руках, оплела его шею руками и поцеловала.
В общем, в ту ночь я лишилась девственности.
По-настоящему.
========== 4. “Остроты сюжета” ==========
Я очень чутко сплю – достаточно малейшего внешнего дискомфорта, чтобы я проснулась. Так что когда Ваня начал ворочаться, перетягивать на себя одеяло, материться, скрипеть зубами и клацать по экрану телефона, я тут же открыла глаза.
На Соболя в тот момент было страшно смотреть – в загнанном полумертвом звере и то меньше отчаяния. Он дышал настолько заполошно и рвано, что я на секунду испугалась, что парень двинет кони прямо в моей постели, а губы беспрерывно шептали «блядь-блядь-блядь».
Такого испуга я в жизни никогда не видела.
– Вань, – я специально шепчу, чтобы не напугать его еще сильнее, и кладу ладонь на его плечо.
Парень дергается и поворачивается ко мне, и ему нужны были эти доли секунд, чтобы банально узнать меня. Черт, братан, что случилось у тебя такого?
– Боже, Вишня. – Тяжелый вздох узнавания, и Соболь откладывает телефон на тумбу, тут же подгребая меня под себя, оплетая руками и ногами, сворачиваясь вокруг меня клубком. – Все хорошо. Теперь все хорошо.
И он затихает, а я стараюсь не дышать лишний раз, чтобы не тревожить его еще сильнее. Но ситуация, когда огромный почти взрослый парень испуганно прижимается ко мне и вздрагивает каждый раз, стоит мне сделать чуть более глубокий вдох, очень прочно врезалась в мое сознание, поэтому я покрепче прижалась к нему и постаралась заснуть.
Что ж, видимо, не одна я такая проблемная на свете.
Все утро Соболев был сам не свой: постоянно отключался от реальности, мог по несколько минут вдуплять в одну точку, то и дело врезался во все углы и постоянно заглядывал в телефон, но о причине такого своего поведения он говорить категорически не хотел.
– Все нормально, Вишня, не лезь! – Это все, что я слышала, когда пыталась что-то спросить, причем говорил он это достаточно зло и раздраженно.
И, после пятой попытки влезть, моя сердобольная душонка, которая прям стремилась обнять-обогреть-защитить, вдруг поняла, что это же просто секс. Секс и ничего такого. Зачем я тут из себя хуй пойми кого строю? Мне что, больше всех, блядь, надо? Я не собака, которую можно сначала погладить, а потом в пешее эротическое послать. Я сосал, меня ебали. Все.
Кивнув принятому решению поскорее накормить его и сплавить нахер, чтобы я могла посидеть в тишине и попенять себя за такой опрометчивый поступок, как лишение девственности, я продолжила варить овсянку с бананами.
Нахуя? Ну я понимаю. Да, захотелось. Да, повелась на момент, на сладкую внешность и охуевший рост. Но могли же просто пососаться! Я могла отсосать, на крайний случай. Но нахуя было делать именно вот так?
Глупая, глупая Вишня!
Все, никаких мужиков! Никогда! Уйду в лесбиянки! С бабами проще! Они не ебут вола, не создают проблемы!
Огромные ручищи схватываются на моей талии, и мимолетного взгляда хватает для того, чтобы увидеть, как соприкасаются его пальцы. Чет я слишком сильно схуднула.
– Вишня, – он поднимает меня над полом и сажает на кухонный стол, нависая сверху. Во взгляде – загнанный зверь, который боится лишнего шороха. – Я вижу, как в твоей маленькой, прекрасной, но до жути дурной голове крутятся херовые мысли. Прости меня. Я понимаю, что после нашего первого секса ты бы хотела цветы и кофе в постель. И я клянусь, что так бы оно и было, если бы не обстоятельства. У меня произошла ситуация. И, как только я ее решу, между нами все будет по-другому. А пока, Вишня, нам лучше не общаться.
Я не знаю, что на меня нашло, но, подтянув ноги к груди, я со всей силы пнула его в живот, отталкивая его от себя.
Он отлетает, врезаясь поясницей в столешницу и сползая на пол, и злобно шипит, я вижу, как он сдерживается, чтобы не заорать на меня.
– Ты, сладкий мой, надевай штанишки и пиздуй по тихой грусти отсюда! Обстоятельства, блядь! – Моей злости просто не было предела. Тупее отмазки я просто не видела. Да, я видела его состояние. Да, я догадываюсь, что у него случилось что-то страшное. Что напугало его до истерики. Но у меня один единственный вопрос: почему меня это должно ебать? Вот и я не понимаю. – Я, блядь, привыкла, что меня унижают. Постоянно, блядь, видят во мне проблему и всегда смотрят так, будто я сдохну скоро. Но от тебя, Соболь, – делаю паузу, чтобы набрать побольше воздуха в грудь, и делаю акцент на последней своей фразе, – я такого не ожидала.
Он смотрит на меня волком – очень зло и отчаянно. Я вижу, как ему непросто. Вижу, как его задевает в принципе эта ситуация, но и я с собой ничего сделать не могу! Это чувство обиды выше меня! В принципе, очень многое в этой жизни выше меня. Сил ругаться больше не было.
А Соболь все еще молчал, то и дело чуть подаваясь вперед, будто на что-то решаясь. В конечном счёте, он просто молча поднялся с пола и ушел.
В секунду, когда его нога перешагнула черту между кухней и коридором, я будто упала в какой-то ебанный океан отчаяния, начав натурально задыхаться. Обида буквально душила меня, сомкнув свои костлявые руки на моей шее, но гордость не позволяла броситься следом за парнем. Хотя пиздец как хотелось.
В момент, когда я, заливаясь слезами обиды, уже была готова кинуться за ним, Соболь вернулся, все еще в боксерах, что говорило о том, что он даже не собирался уходить, с телефоном в руках, я сорвалась с места, врезаясь в него, обнимая и утыкаясь носом в грудь, чувствуя, как мечевидный отросток грудины больно врезается в переносицу – настолько я была маленькой на его фоне.
Но мне было так плевать на все это, потому что этот жгучий стыд, что затопил меня с головой, не давал мне думать адекватно. Мне просто не хотелось его отпускать. И мне было очень стыдно за свое ебаное поведение.
– Я мразь, я знаю, можешь не повторять мне это. – И я с замиранием сердца ждала, что он сделает дальше.
Но Соболь лишь отложил телефон в сторону и начал опускаться на колени, чтобы заглянуть мне в заплаканные глаза и очень мило улыбнуться.
– Я всегда знал, что ты солнышко, Вишенка. – Он целует меня в мокрый нос, губами собирая мои слезы. – В этой ситуации я еблан, просто ночью позвонила мама и… Она очень меня испугала, поэтому я сам не свой. Мне сейчас очень тяжело, но я понимаю, что у меня нет абсолютно никакого морального права на то, чтобы это хоть как-то затрагивало тебя. – И тут он запинается и раздувает свою грудь, будто следующие слова могут его убить. Он трясется, и я трясусь вместе с ним, потому что подсознательно улавливаю его страх. – Моего отца выпустили по УДО.
Да блядь.
Из подъезда мы выходили, крепко держась за руки, и за меня Соболь цеплялся, будто утопающий за последнюю соломину. Было видно, что Ване реально плохо – его передергивала крупная дрожь, и парень до боли сжимал мои пальцы.
– Соболь, – мы на секунду останавливаемся перед воротами школы, и я, еле дотягиваясь, коснулась кончиками пальцев его щеки, заставляя нагнуться ко мне, – выдохни. Тебе больше не шесть лет: ты огромный взрослый мужичара, ты любому теперь можешь сломать ебало. Поэтому успокойся, пожалуйста.
– Спасибо, Вишенка. – Он еле заметно улыбается и, наклонившись еще сильнее, отпечатывает на моей щеке легкий благодарный поцелуй. – Я рад, что ты появилась в моей жизни, Тумбочка. – И парень ехидно улыбается, смотря мне прямо в глаза, явно провоцируя.
– Ебало сломаю. – Угрюмо выдохнула я, пряча лицо в шарфе и пытаясь вырвать руку.
– Не дотянешься, – начинает хохотать парень и, притянув меня обратно, просто подбрасывает меня вверх, сажая себе на руки.
– Соболь, отпусти, – мое настроение стремительно поползло вниз, в принципе сегодня какой-то убогий день. А то ли еще будет. – Ибо сейчас слухи какие-нибудь ебаные пойдут, оно нам надо?
И я самостоятельно спрыгиваю с его рук. И в момент, когда я опускаюсь на землю, из кармана пальто вылетает небольшое зеркало, разбиваясь о землю на много маленьких осколочков.
– Да блядь. – Раздосадовано выдыхаю я, понимая, что моя черная полоса до сих пор не закончилась. – Главное, чтобы меня сегодня автобус не сбил, для финалочки.
– Вишня, – голос Вани сквозит грубостью и скрытой угрозой, а я продолжаю смотреть на это ебаное зеркало, будто оно – мое последнее спасение. – Я сейчас сделаю одну вещь: возьму тебя за руку, и если ты будешь как-то выёбываться – я тебя заставлю бегать всю свою тренировку.
С ужасом посмотрев на парня, я молча протянула свою руку ладонью вверх, за которую парень с удовольствием схватился.
Наблюдая за тем, как моя маленькая ладошка с длинными ноготками теряется в его огромной ручище, которая спокойно может обхватить мяч, я почему-то ощущала невероятное чувство удовлетворения.
Списавшись с Соболем после уроков и договорившись встретиться вечером, я с чувством полного удовлетворения пошаркала домой.
То, что день у меня – реальное дерьмо, я поняла, когда у ворот школы увидела радостную прекрасную Алиночку.
Моей досаде не было предела, поэтому я, некультурно сплюнув в сторону, подошла к сестре, которая спокойно могла класть свои огромные сиськи мне на голову.
– Ты что тут забыла? – Вышло даже слишком грубо, от чего я немного смутилась, но Алина, кажется, даже не обратила на это внимания.
Мимо нас к воротам пронеслась какая-то дама-мадама, которая выглядела, точно разъярённая фурия. Собственно, обратила я на нее внимание только потому, что когда она бежала к своей подружке, девулька неплохо так задела меня плечом, ну как, плечом, локтем, который врезался уже в мое плечо, еще и волосами по лицу хлестнула.
