Текст книги "Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала"
Автор книги: Барт Эрман
Соавторы: Брюс Мецгер
Жанр:
Религиоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 9
ПРАКТИКУМ НОВОЗАВЕТНОЙ ТЕКСТОЛОГИИ
I. Основные критерии в оценке разночтенийВероятно, наиболее простым критерием в оценке вариантных чтений, является правило «выбирай то чтение, которое лучше всего объясняет происхождение других». Мы следуем этому очевидному критерию, когда встречаемся с ошибками или «вариантными чтениями» в современных книгах. Например, два издания классического произведения Джона Беньяна «Путь паломника» (The Pilgrim’s Progress) отличаются друг от друга в описании истории о том, как Христианин нашел и использовал ключ, с помощью которого он бежал из Замка Сомнения. В одном из этих изданий можно прочитать, что «замок проворачивался отчаянно туго» («The lock went desperately hard»), в то время как в другом – «замок проворачивался чертовски туго» («The lock went damnable hard»). Какое из этих чтений было первоначальным, а какое – исправленным? Написал ли Беньян «отчаянно» («desperately»), а современный редактор по непонятным причинам заменил его на «чертовски» («damnable»)? Или Беньян написал «чертовски» («damnable»), используя это слово в его исходном значении – «подлежащий проклятию», и затем кто-то изменил это выражение, найдя его слишком грубым? Нет сомнений в том, какой из двух ответов верен[556]556
Приведенный пример упрощен. На самом деле существуют как минимум три варианта текста, возникшие благодаря разным издателям и печатникам. Кроме чтения «отчаянно туго» («desperately hard»), другие экземпляры читают «чрезвычайно туго» («extremely hard») и «очень туго» («very hard»). Для установления аутентичности текста следует обратиться к сделанной Джеймсом Уэри колляции первых 11 изданий романа (John Bunyan. The Pilgrim’s Progress from tlus World to the World to Come ed. by James Wharey [Oxford, 1928]), все они дают чтение «чертовски туго» («damnable hard»).
[Закрыть].
Другой критерий, который мы инстинктивно признаем в качестве базового, состоит в том, что реконструкция истории вариантного чтения есть необходимое условие для формирования нашего представления о тексте. Например, в ранних выпусках полного второго издания словаря Webster’s New International Dictionary of the English Language (Springfield, MA, 1934) имеется статья:
dord (dôrd), n. Physics & Chem. Density.
Однако в английском языке слова dord не существует, и его наличие в столь уважаемом словаре является результатом того, что можно назвать случайной «ошибкой переписчика». Как позже разъяснили издатели, такая статья появилась из-за ошибки в сокращении слова density (плотность), где были использованы одновременно строчные и прописные буквы. Фактически статья должна была выглядеть так:
d. or D., Physics 8c Chem. Density.
Кто-то, не обратив внимания на точки, воспринял эти буквы как одно слово и назвал его существительным. Примечательно, что эта ошибка оставалась необнаруженной на протяжении почти десяти лет, в течение которых книга переиздавалась несколько раз.
Другой пример подобной «ошибки клерка», появившейся из-за некомпетентного суждения, можно найти в очень уважаемом издании «Кто есть кто в Америке» (Who’s Who in America). Когда в этой известной энциклопедии знаменитостей впервые появилась биография Томаса Манна, он был назван очень торжественно, с использованием среднего (второго) имени. В издании 1939 г. статья начиналась полужирной надписью «Mann, Thomas Schriftst», однако в последующих выпусках слова «Schriftst» уже не было. Возникает вопрос: какая из форм имени правильная? Обратившись к германскому справочнику «Кто есть кто» – «Wer Ist’s», понимаешь, что слово «Schriftst» является принятым в этом издании сокращением немецкого слова «писатель» (Schriftsteller). Очевидно, тот, кто готовил биографический очерк для американского издания, ошибочно принял сокращенное название профессии Манна за его среднее имя.
Описанные выше два критерия могут широко использоваться и дополняться путем включения многих частных критериев. Однако полезно было бы более детально рассмотреть различные аспекты, принимаемые исследователями во внимание при оценке вариантных чтений в новозаветных рукописях. Такие критерии принято классифицировать в терминах (1) внешних признаков и (2) внутренних признаков, последние из которых включают в себя то, что Хорт называл вероятностью передачи текста и объективной вероятностью. (Здесь необходимо перечитать приведенные выше материалы о принципах издания Весткотта и Хорта, см., а также обзор более поздних работ Б. X. Стритера по теории текста, см.). Вот перечень основных положений, которые текстолог должен иметь ввиду при оценке вариантных чтений новозаветного текста.
1. Внешние признаки основываются на исследовании следующих данных:
a. Датировка свидетеля текста. (Здесь гораздо большее значение имеет не возраст самого документа, а датировка того типа текста, который он содержит. Свидетельства некоторых минускульных рукописей, таких, например, как 33, 81 и 1739, имеют большее значение, чем некоторые из более поздних или вторичных маюскулов.)
b. Географическое распределение свидетелей текста, поддерживающих данный вариант чтения. (Важно определить, являются ли географически удаленные свидетели текста действительно независимыми друг от друга. Например, совпадение между старолатинскими и сирийскими свидетелями текста может быть результатом влияния на них Татианова «Диатессарона».)
c. Генеалогические связи текстов и семейств текстов данных свидетелей. (Свидетели текста должны в первую очередь оцениваться качественно, а не количественно. Более того, здесь недопустимы чисто механические способы оценки, так как существует разница в относительной значимости отдельных факторов для различных типов разночтений.)
2. Внутренние признаки включают в себя два вида вероятностей:
а. Вероятность передачи текста, зависящая от палеографических особенностей и привычек писцов [557]557
О том, какие тенденции можно проследить в работе переписчиков см.: James R. Royse, «Scribal Habits in the Transmission of New Testament», in The Critical Study of Sacred Texts, ed. by W. D. O’Flanerty (Berkeley Religious Studies Series; Berkeley, 1979), pp. 139–161; idem, «Scribal Tendencies in the Transmission of the New Testament», The Text of the New Testament in Contemporary Research: Essays on the Status Quaestionis, ed. by Bart D. Ehrman and Michael W. Holmes (Grand Rapids, MI, 1995), pp. 239–252; Peter N. Head, «Observations on Early Papyri of Synoptic Gospels, especially on the ‘Scribal Habits’», Bíblica, lxxi (1990), pp. 240–247.
[Закрыть]
i. Обычно предпочтение должно отдаваться более трудному варианту чтения, особенно, когда смысл его внешне ошибочен, но при более глубокое рассмотрение оказывается правильным. (Здесь «более трудный» значит «более трудный на взгляд писца», желающего внести исправления. Большинство таких исправлений, вносимых переписчиками, как правило, поверхностны и зачастую сочетают «видимость улучшения с его реальным отсутствием»[558]558
B. F. Westcott and F. J. A. Hort, The New Testament in the Original Greek, ii (London, 1881; 2nd ed. 1896), p. 27.
[Закрыть]. Очевидно, что понятие «более трудное чтение» является относительным, и порой его суть постигается тогда, когда оно должно классифицироваться как настолько трудное, что, кажется, его появление могло произойти только вследствие случайной ошибки при переписывании.)
ii. Обычно предпочтение отдается наиболее краткому чтению, за исключением случаев когда может иметь место параблепсис, вызванный гомеотелевтонией, или когда переписчик мог опустить отрывок, полагая, что он избыточен, груб или противоречит благочестивому поверью, литургическому обычаю или аскетической практике. (Ср. более полное выражение этого критерия Грисбахом, см.)
iii. Поскольку переписчики часто гармонизировали отрывки, которые в параллельных местах расходятся друг с другом, то чтение (в цитатах ли из Ветхого Завета или же в различных евангельских повествованиях, описывающих одни и те же события), содержащее буквальное несогласие, обычно предпочтительнее того, которое согласуется буквально.
iv. Переписчики иногда могли заменять непривычное слово более знакомым синонимом, приводить менее изысканную грамматическую конструкцию или менее изящное выражение в соответствие с аттицизирующими нормами, или добавлять местоимения, союзы и вводные слова, делая текст более гладким.
b. Внутренние вероятности, зависящие от предположений о том, что автор скорее всего мог написать
Здесь учитываются:
i. стиль, словоупотребление и теология автора на протяжении всей книги,
ii. ближайший контекст,
iii. согласование с другими отрывками того же автора и с Евангелиями,
iv. арамейский фон учения Иисуса,
v. приоритет Евангелия от Марка,
vi. влияние христианской среды на формулировку и текстуальную передачу данного отрывка.
Не все вышеуказанные критерии применимы к каждому отдельному случаю[559]559
Обзор некоторых сюжетов см.: Jacobus Petzer, «Author’s Style and the Textual Criticism of the New Testament», Neotestamentica, xxiv (1990), pp. 185–197.
[Закрыть]. Текстолог должен знать, когда можно отдать приоритет какому-то одному признаку в ущерб другому. Поскольку текстология является в той же степени искусством, как и наукой, становится понятным, почему иногда разные ученые придают различное значение тому или иному признаку. Такая разноголосица неизбежна, например, если признаки распределены так, что более трудное чтение находится только в поздних свидетелях текста.
Одной из опасностей, которая постоянно подстерегает представителей любой науки, является тенденция к одностороннему чрезмерно упрощенному анализу и решению тех или иных вопросов при помощи заведомо не работающих в данном случае методов. В текстологии эта тенденция может наблюдаться тогда, когда ученый, вооружившись каким-либо одним методом или критерием анализа текста, вполне неразборчиво применяет его к более широкому спектру задач. Например, в начале XX в. Адальберт Меркс в трехтомном труде пытался доказать, что западный тип текста является более близким к оригиналу, чем тот, что представлен в Синайском сирийском палимпсесте[560]560
Adalbert Merx, Die vier kanonischen Evangelien nach ihrem ältesten bekannten Texte, Zweiter Teil, Erläuterungen (Berlin, 1902, 1905, 1911).
[Закрыть]. Около полувека назад Адольф фон Гарнак, убежденный в том, что принципы новозаветной критики нуждаются в пересмотре, предложил пересмотреть умаленное, на его взгляд, значение латинской Вульгаты среди свидетелей новозаветного текста[561]561
Adolf von Harnack, Zur Revision der Prinzipien der neutestamentlichen Textkritik: die Bedeutung der Vulgata für den Text der katolischen Briefe und der Anteil des Hieronimus an dem Übersetzungswerk (Beiträge zur Einleitung in das Neue Testament, 7. Teil, Leipzig, 1916); idem, «Studien zur Vulgata des Hebräerbriefs», Sitzungsberichte der Preussischen Akademie, 1920, pp. 179–201 (Studien zur Geschichte des Neue Testament und der Alten Kirche, i, ed. by Hans Lietzmann [Berlin, 1931], pp. 191–234).
[Закрыть]. Несмотря на то некоторые ученые вполне могли недооценивать вклад Иеронима в текстологию, предложение Гарнака усвоить свидетельству Вульгаты превалирующее значение при оценке вариантов чтений встретило многочисленные враждебные отклики, в том числе и со стороны некоторых католических ученых[562]562
См., например: Michael Hetzenauer De recognitione principiorum criticae textus Novi Testamenti secundum Adolfum de Harnack (Ratisbonae, 1921; repr. from Lateranum, 1920, no. 2); J. Belser, «Zur Textkritik der Schriften des Johannes», Theologische Quartalschrift, xcviii (1916), pp. 145–184.
[Закрыть]. Сходным образом и экстравагантное предположение фон Зодена о влиянии, которое оказали на текст Нового Завета Маркион и Татиан, а также настойчивое обращение А. К. Кларка к пространному тексту ныне могут рассматриваться как предостережения против одностороннего и неоправданно упрощенного подхода[563]563
Хаусмен (Housman) высмеивал таких текстологов: «У нас не должно быть одного излюбленного метода. Текстолог с одним методом подобен врачу с одним лекарством. Не зная о нас, переписчики беспокоились о наших вкусах не более, чем болезни заботятся о вкусах докторов. Они допускали ошибки не однотипные, а разные, поэтому и средства к их исправлению тоже должны быть разными» (Housman A. E. ed, M. Manilii Astronomicon, liber primus [Cambridge, 1903], pp. liii f.).
[Закрыть].
Объяснить человеку, как стать текстологом, – все равно, что научить его, как стать поэтом. Можно сформулировать основополагающие принципы и критерии и описать некие процедуры, но корректное их применение в каждом конкретном случае остается уделом сообразительности и проницательности самого ученика. Имея это в виду, начинающий текстолог и должен воспринимать все изложенное ниже лишь как самое общее описание методов, которыми пользуется наука.
В качестве предварительного шага при анализе и оценке признака, найденного в критическом аппарате, должен быть составлен список нескольких вариантных чтений с их источниками. Это поможет яснее увидеть исходное состояние проблемы, особенно если документ имеет два или более значимых разночтения.
1. Внешние свидетельства
При оценке признака следует начинать с внешних факторов, задаваясь вопросом – поддерживается ли какой-нибудь вариант чтения наиболее древними рукописями или ранним типом текста. Определенное преимущество отдается наиболее ранним чтениям и чтениям, которые поддерживаются источниками из удаленных друг от друга географических точек. Напротив, чтения, поддерживаемые только койне, или византийским типом текста (сирийской группой по Хорту), могут быть отложены в сторону как в большинстве своем вторичные[564]564
Теоретически в койне могли сохраниться ранние чтения, исчезнувшие во всех остальных типах текста, но такие случаи крайне редки (один пример приведен на стр. 367–368). См. Harry Sturz, The Byzantine Text Type and New Testament Textual Criticism, 2nd ed. (Nashville, 1984). Обзор предыдущих оценок, предложенных для подобных чтений см. в главе о лукиановой рецензии B. M. Metzger, Chapters in the History of the New Testament Textual Criticism (Grand Rapids, MI, 1963), pp.1-41.
[Закрыть]. Причина, по которой с вариантами койне обращаются столь сурово, заключена в том, что этот тип текста является поздним и основанным на тексте других типов. Несмотря на то, что он представлен подавляющим большинством греческих рукописей (ибо он, со всеми его позднейшими изменениями, был принят Греческой православной церковью в качестве официального текста), численный перевес свидетельств не имеет никакого значения ввиду вторичного происхождения данного типа текста[565]565
О так называемом споре вокруг «текста большинства» см. О возникновении византийской традиции см. Klaus Wachtel, Der byzantinische Text der katholischen Briefe: eine Untersuchung zur Entstehung der Koine des Neues Testaments (Berlin, 1995).
[Закрыть].
Для того, чтобы облегчить себе процесс определения типов текста, которые поддерживают те или иные вариантные чтения, надо свободно владеть информацией, содержащейся в приведенных ниже таблицах свидетелей текста. Однако при этом необходимо помнить, что описанные типы текста не являются статичными и строго определенными категориями; напротив, каждый тип текста вовлечен в процесс развития[566]566
См. E. C. Colwell, «Method in Establishing the Nature of New Testament Manuscripts», in Studies in Methodology in Textual Criticism of the New Testament (Grand Rapids, MI, 1969), pp. 44–55, в особенности p. 55 f.
[Закрыть], который, несмотря на присущие ему отличия и характерные черты как единого целого, не может быть изолирован в строгих и точно очерченных границах.
Койне или византийские свидетели текста
Евангелия: A, E, F, G, H, K, P, S, V, W (в Мф и Лк 8:13–24:53) П, Ψ (в Лк и Ин) Ω и большинство минускулов.
Деяния: Нa, Lap, Pa, 049 и большинство минускулов.
Послания: Lap, 049 и большинство минускулов.
Откровение: 046, 051, 052 и многие минускулы[567]567
Византийский тип текста Книги Откровения менее однороден, чем тексты других книг Нового Завета, так как Греческая православная церковь никогда не включала чтения из Апокалипсиса в свою лекционарную систему, оказавшую в Византии стабилизирующее влияние на текст других новозаветных книг.
[Закрыть].
Типы текста, предшествовавшие койне
Формы текста, предшествовавшие койне, или византийскому типу текста, включают в себя западную группу текстов, так называемый кесарийский и александрийский (по классификации Хорта «нейтральный») типы текстов[568]568
Более полные описания каждого из этих трех типов текста, предшествовавших койне, равно как и списки свидетелей текста, поддерживающих каждый тип в разных разделах Нового Завета (Евангелия, Деяния, Павловы послания, Соборные послания и Откровение), см.: M.-J. Lagrange, Critique textuelle, ii, La Critique rationnelle (Paris, 1935). Несколько иные списки можно найти в предисловии к изданию Августа Мерка (Merk) Novum Testamentum graece et latine, 8th ed. (Roma, 1957).
[Закрыть].
ЗАПАДНАЯ ГРУППА ТЕКСТОВ
Это тип новозаветного текста, отмеченный характерным сочетанием вариантов, был назван «Западным» по той причине, что основные его свидетели, как полагали тогда, имели западное происхождение. Ими были, например, некоторые греко-латинские билингвы (Кодекс Безы), старолатинский текст и новозаветные цитаты у латинских отцов. Ныне принято считать, что сфера обращения данного текста не сводилась только к западным провинциям; некоторые его разночтения присутствуют и в восточных вариантах, таких, как синайский сирийский и коптский. Следовательно, сохраняющееся название текстуального типа является скорее традиционным обозначением, подобному личному имени, нежели географически точным термином.
Хотя некоторые исследователи придерживаются мнения, что западный тип текста – это своеобразное произведение одного или нескольких человек, пересмотревших ранний вариант текста[569]569
См., например, James Hardy Ropes, The Text of Acts (The Beginnings of Christianity, part i, vol. iii; London, 1926), pp. viii ff., и W. Η. P. Hatch, The «Western» Text of the Gospels (Evanston, 1937). Роупс считает, что подготовка западного типа текста была составной частью для формирования первичного новозаветного канона.
[Закрыть], большинство ученых не находят этот тип однородным, что позволяло бы говорить о текстуальной рецензии. Скорее можно заключить, что данный вид текста явился результатом ненаправленного и естественного роста рукописной традиции и переводческой деятельности[570]570
Б. Аланд («Entstehung, Charakter und Herkunft des sog. Westlichen Textes untersucht an die Apostelgeshichte», Ephemerides theologicae Lovanienses, lxii [1985], pp. 51–65) предполагает, что данная форма (или формы) текста пережили в своем развитии три стадии. Во II веке переписчики внесли интерполяции, пропуски или изменения в текст Деяний, которые далее стали развиваться в направлении западного типа. Во первой половине III (?) века редактор исправил рукопись, содержащую форму текста, сформировавшегося на первой стадии, в результате чего получился текст с «типично западными» чертами. На третьей стадии редакторский экземпляр был скопирован разными людьми в более или менее свободной манере.
[Закрыть]. Яркая черта данного текстуального типа – любовь к парафразу, которая ведет к очевидно вторичному характеру добавлений, опущений, перемен, и «улучшений» того или иного свойства.
Поскольку западный тип текста использовался такими авторами II – начала III в., как Маркион, Юстин (и, возможно, Татиан), Гераклеон, Ириней и Тертуллиан, большинство ученых датирует появление Западного текста серединой или второй половиной II века[571]571
Мнение Курта Аланда («Alter und Entstehung des D-Textes im Neuen Testament; Betrachtung zu P69 und 0171», Miscellànea papirològica Ramon Roca-Puig, ed. by Sebastià Janeras [Barcelona, 1987], pp. 37–61), полагавшего, что эта форма текста возникла только во второй половине III века, противоречит свидетельствам отцов и других текстуальных типов. См., например, Bart D. Ehrman, «Heracleon and the ‘Western’ Textual Tradition», New Testament Studies, xl (1994), pp. 161–179.
[Закрыть], тем не менее, как замечает Мартини, «не захлопывайте дверь идее о том, что существуют те или иные чтения, для которых D или любой другой „западный“ свидетель сохранил наиболее раннюю форму»[572]572
C. M. Martini, «La Tradition textuelle des Acts des Apôtres et les tendences de l’église ancienne», Les Actes des Apôtres; Traditions, rédaction, théologie, ed. by J. Kremer (Lueven, 1979), p. 34. О различии между оригинальными и вторичными западными чтениями см.: G. Zuntz, «On the Western Text of the Acts of the Apostles», Opuscula selecta (Manchester, 1972), pp. 189–215; J. Neville Birdsall, «The Western Text in the Second Century», Gospel Traditions in the Second Century, ed. by William L. Petersen (Notre Dame, 1989), pp. 3-17.
[Закрыть].
Были предложены разные теории о происхождении западного текста. Весткотт и Хорт полагали, что он возник в результате целенаправленной ревизии во II в. Другие пытались объяснить его появление обратным переводом на греческий язык с сирийской или со старолатинской версии, и возможно, желанием унифицировать греческий текст с латинской или сирийской частью в какой-либо билингве. Поскольку наиболее характерные элементы западного текста встречаются в Евангелии от Луки и Деяниях, некоторые ученые предложили теорию о том, что сам Лука издал два варианта этих книг – более краткий и более пространный. (Относительно того, какой из них может быть более ранним, единого мнения нет).
Наиболее важными свидетелями этого типа текста являются Кодекс Безы и старолатинские рукописи[573]573
См. Philip Burton, The Old Latin Gospels: A Study of Their Texts and Language (Oxford, 2000).
[Закрыть]; все они характеризуются длинными и краткими добавлениями и некоторыми заметными пропусками. Так называемый западный текст Евангелий, Деяний и Павловых посланий был широко распространен[574]574
По-видимому, Соборные послания и Книга Откровения не имеют типично западной формы текста.
[Закрыть] не только в Северной Африке, Италии и Галлии (которые географически являются «западными» территориями), но также в Египте[575]575
См., особенно прим. 464.
[Закрыть] и, в немного видоизмененных формах, на Востоке. Последние указанные формы текста представлены древнесирийскими рукописями: Синайской и Кьюртоновской, а также множеством маргиналий в Гераклийской сирийской версии и, возможно, в Палестино-сирийской.
Наконец, следует заметить, что Весткотт и Хорт рассматривают западный тип текста в основном как полностью поврежденный и считают в нем оригинальным только то, что они называют «западными не-интерполяциями». Как указывалось ранее, последующие исследователи (например, Меркс и Кларк) отвечали на этот односторонний взгляд таким же односторонним предпочтением западного типа текста. Теперь такие крайние позиции за и против западного типа текста получают мало поддержки, так как большинство специалистов-текстологов придерживаются мнения, что все типы текста, предшествовавшие редакции койне, заслуживают внимания, и что любой из них может сохранять оригинальные чтения, утраченные в других типах текста.
Изучение западного текста продвигается без помех. Хотя новейшие попытки создать всеобъемлющую теорию западного текста, как правило, приводят к появлению гипотез, мало друг с другом схожих, сравнение их отправных точек, методологии и результатов может приблизить решение этой загадки. Среди обзорных работ по данной проблеме внимания заслуживает статья Джоэля Делобеля (Joël Delobel «Focus on the ‘Western’ Text in Recent Studies» Ephemerides theologicae Lovanienses, 73 (1997) 401–410), где обсуждается более сорока книг и статей, а также сборник Codex Bezae: Studies from the Lunel Colloquium, June 1994, ed. by D. C. Parker and C. B. Amphoux (Leiden, 1996), в котором освещены три сюжета, обсуждение которых постоянно возобновляется: можно ли считать Кодекс Безы частью западного текста; вероятность того, что Кодекс Безы сохранил для нас оригинальный текст; место появления кодекса.
Западные свидетели
Евангелия: א (в Ин 1:1–8:38), D, W (в Мк 1:1–5:30), 0171, старолатинские переводы, Syrs и Syrc (частично), ранние латинские отцы, «Диатессарон» Татиана.
Деяния: p29, p38, p48, D, 383, 614, Syrh mg, ранние греческие и латинские отцы, комментарий Ефрема (сохранившийся на армянском языке).
Павловы послания: греко-латинские билингвы Dp, Ep, Fp, Gp; греческие отцы конца III в.; старолатинские переводы и ранние латинские отцы; сирийские отцы примерно до 450 г.
КЕСАРИЙСКИЙ ТИП ТЕКСТА И ЕГО СВИДЕТЕЛИ
Б. X. Стритер идентифицировал текст, которым Ориген пользовался в Кесарии, и соотнес его с текстом Θ, семьи l, семьи 13, и некоторых других свидетелей. Последующие исследования Лейка (Lake), Блейка (Blake) и Нью (New) показали, что кесарийский тип текст, возможно, возник в Египте и был затем принесен Оригеном в Кесарию, откуда попал в Иерусалим (некоторые свидетели кесарийского типа текста содержат так называемый «иерусалимский колофон»; см. описание кодекса 157, выше глава II), к армянам (чья колония была основана в Иерусалиме весьма рано), и от них в Грузию (кодекс Коридети написан в Грузии).
Отличительной особенностью кесарийского типа текста является своеобразное смешение западных и александрийских чтений. Согласно Лагранжу, составитель текста, возможно, знал оба этих типа и шел на определенный компромисс; в основном он следовал александрийскому типу тексту, но одновременно сохранял те западные чтения, которые не казались ему невозможными, так как последний текст более распространен, хотя первый был лучше. Можно также заметить, что создатель этого текстуального типа прилагал усилия, чтобы сделать его более изящным, имея в виду нужды церкви[576]576
Lagrange, op. cit., pp. 163 ff.
[Закрыть]. Похожая точка зрения провозглашается Глоубом (Globe), который утверждает, что в своей наиболее ранней форме «кесарийские варианты напоминают о сознательной гармонизации, парафразировании и сглаживании грамматических деталей, присутствующих также в западных свидетелях»[577]577
См. Alexander Globe, «Serapion of Thmuis as a Withness to the Gospel Text Used by Origen of Caesarea», Novum Testamentum, xxvi (1984), pp. 126 f. По мнению Глоуба, цитаты у Серапиона свидетельствуют о том, что в IV в. в египетском захолустье употреблялась форма текста, поразительно похожая на ту, что была использована Оригеном на 100 лет раньше в Кесарии. И действительно, в тех случаях, когда мы можем сравнить двух авторов, текст Серапиона оказывается даже ближе к тексту Оригена, чем текст Евсевия, писавшего в Кесарии в IV в.
[Закрыть]. Опираясь на свое статистический анализ, Уртадо (Hurtado) приходит к похожему заключению, доказывая, что «это разновидность западного текста, которая получила свою форму на востоке»[578]578
Larry W. Hurtado, Text-Critical Methodology and the pre-Caesarian Text: Codex Win the Gospel of Mark (Grand Rapids, MI, 1981), p. 88.
[Закрыть].
Согласно новым исследованиям Аюсо (Ayuso) и других[579]579
Об истории изучения кесарийского типа евангелий см. Metzger, op. cit., pp. 42–72.
[Закрыть], необходимо различать две стадии развития кесарийского типа текста (по крайней мере применительно к Евангелию от Марка). Староегипетский тип текста, принесенный Оригеном в Кесарию, может быть назван докесарийским текстом. Он сохранился в p45, W (в Мк 5:31–14:20), семье 1, семьях 13, 28, и многих греческих лекционариях. В Кесарии, а затем при последующем своем развитии кесарийский тип текста приобрел форму, которую можно проследить по общим признакам в Θ, 565 и 700, во многих цитатах у Оригена и Евсевия, а также в староармянских и старогрузинских переводах (это формы собственно кесарийского типа). Очевидна также некоторая степень сходства между старосирийскими (Syrs, c) переводами и кесарийским типом текста. Наиболее свежее исследование Амфу (Amphoux) также доказывает, что формирование кесарийского типа прошло две стадии, но при этом, по мнению ученого, первую стадию следует связать с Антиохией, а не Кесарией[580]580
Christian-B. Amphoux, «Le texte évangélique de Césarée et le type de texte ‘Césaréen’ des Evangiles», Filóloga Neotestamentaria, xii (1999), pp. 3-16. Амфу заключает, что «так называемый „кесарийский“ тип текста отнюдь не совпадает с тектом, которым пользовались в Кесарии – таков результат назначения текстуальным типам Нового Завета географических обозначений» (Более подробное содержание см. New Testament Abstracts, clv [2001], pp. 232–233).
[Закрыть]. Работа Уртадо подтверждая близкую связь W с p45, показывает, что семейство 13 является вторичным свидетелем для текста W-p45 и что все три рукописных источника не связаны с кесарийским текстом 565, 700 и Θ. Следовательно, «„докесарийские“ свидетели оказываются совершенно некесарийскими»[581]581
Hurtado, op. cit., pp. 88 f.
[Закрыть]. В итоге, кесарийский тип текста представляется наиболее смешанным и наименее однородным из всех тех групп, которые можно классифицировать в качестве отличающихся друг от друга типов текста.
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ТЕКСТ
Общепринято мнение, что александрийский тип текста подготовлен опытными редакторами, воспитанными на научных традициях Александрии[582]582
См. G. Zuntz, The Text of the Epistles, a Disquisition upon the Corpus Paulinum (London, 1953), pp. 272–276.
[Закрыть]. Текст, на который они опирались, был древним во всех важных аспектах. Еще недавно главными свидетелями этого типа были B и א, датируемые примерно серединой IV в. Однако с открытием p66 и p75, которые датируются примерно концом II – началом III вв., было получено доказательство того, что «нейтральный» текст Хорта восходит к архетипу, который должен быть отнесен ко II в.[583]583
См. C. L. Porter, «Papyrus Bodmer XV (p75) and the Text Codex Vaticanus», Journal of Biblical Literature, lxxxi (1962), pp. 363–376; Kurt Aland, «Neue neuetestamentlische Papyri», New Testament Studies, xi (1964–1965), pp. 5-21; New Testament Studies, xii (1965–1966), pp. 195–210 (перепечатано с добавлениями в Studien zur Überlieferung des Neuen Testaments und seines Texts [Berlin, 1967], pp. 155–172); Carlo M. Martini, Il problema della recensionalità del codica B alla luce del papiro Bodmer XIV (Rome, 1966); Gordon D. Fee, «p75, p76 and Origen: The Myth of Early Textual Recension in Alexandria», in New Dimensions in New Testament Studies, ed. by Richard Longenecker and Merril Tenney (Grand Rapids, MI, 1974), pp. 19–45.
[Закрыть]. Эта более ранняя форма текста, которая может быть названа «первичным» александрийским текстом, в основном короче, чем текст любой другой формы, в то время как западный тип текста наиболее пространен. Более того, представляется, что «первичный» александрийский тип текста не подвергся систематической грамматической или стилистической обработке, как другие типы, включая и поздние формы собственно александрийского типа текста[584]584
Определение «первичных» и «вторичных» александрийских свидетелей и их внутренних взаимосвязей см.: Bart D. Ehrman, Didymus the Blind and the Text of the Gospels (Atlanta, 1986), особенно pp. 262–267.
[Закрыть].
Хотя многие ученые отвергают оптимистическое мнение Хорта, что Ватиканский кодекс (B) содержит оригинальный текст почти без изменений (если не считать помарок), оригинальный текст, они все же склонны рассматривать александрийский тип текста в целом как наилучший древний вариант текста, наиболее приближающийся к оригиналу.
Свидетели александрийского типа текста
Первичные александрийские: p45 (в Деян), p46, p66, p75, א (за исключением Ин 1:1–8:38), B, Sah (частично), Климент Александрийский, Ориген и основная часть папирусов с фрагментами Павловых посланий.
Вторичные александрийские: (C), L, T, W (в Лк 1:1–8:12 и Ин) (X), Z, Δ (в Мк), Ξ, Ψ (в Мк, частично в Лк и Ин), 33, 579, 892, 1241, Boh, Дидим, Афанасий.
Деяния: p50, A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326.
Павловы послания: A, (C), Hp, I, Ψ, 33, 81, 104, 326, 1739
Соборные послания: p20, p23 A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326,1739
Откровение: A, (C), 1006, 1611, 1854, 2053, 2344; несколько хуже – p47, א
После установления того, какие текстуальные типы поддерживают каждое из разночтений, в ходе исследования необходимо сделать предварительные выводы о предпочитаемом чтении, опираясь на то, что мы знаем о датировке рукописей, географическом распространении источников, поддерживающих данное чтение, и типах текста, к которым они принадлежат. В должной мере понимая значение генеалогических связей между рукописями, мы не сможем предпочесть чтение только потому, что оно встречается в большом числе свидетелей.
2. Внутреннее свидетельство
Следующим шагом в процессе оценки вариантных чтений является обращение к внутренним признакам, и в первую очередь – к тому, что называется вероятностью передачи текста. Какое из чтений наиболее трудно – иными словами, трудно с точки зрения писца? При прочих равных условиях чтение, которое поставило переписчика в тупик, с большей вероятностью является правильным. С другой стороны, в какой-то момент то, что ранее представляло относительное затруднение, становится абсолютно трудным, и это чтение уже невозможно рассматривать в качестве оригинального.
Некоторые чтения были особенно дороги переписчикам, ибо они подтверждали поверья и обычаи, которые в тот момент существовали в той или иной части христианского мира. Поэтому текстолог должен быть хорошо осведомлен о развитии христианского богословия и богослужебной практики, равно как и о еретических движениях в Древней церкви. Само собой разумеется, знакомство с палеографией маюскула и минускула, подкрепленное знаниями об особенностях орфографии и синтаксиса в разных диалектах греческого языка, часто будет способствовать правильной оценке разночтений. При рассмотрении отрывка из синоптических Евангелий необходимо проверить свидетельства параллельных мест. Гармонизация Евангелий есть по определению вторичная процедура, поэтому главным правилом для редакторов текста является придание тексту каждого из евангелистов его характерного вида. Это означает, что нужно предпочесть чтения, отличающиеся в параллельных местах (особенно в том случае, если чтение параллельного места установлено достоверно). Соответственно встречающиеся цитаты из Ветхого Завета должны сопоставляться с текстом и аппаратом Септуагинты. Поскольку переписчики старались приблизить ветхозаветные цитаты в Новом Завете к тексту Септуагинты, чтения, отличающиеся от принятых в Ветхом Завете, не должны исключаться без тщательного рассмотрения.
И, наконец, следует обратиться к объективной вероятности. Чтение, претендующее на оригинальность, должно гармонировать со стилем и словоупотреблением того же автора в других местах. Однако необходимо понимать, что этому требованию могут удовлетворять сразу несколько вариантных чтений, и потому текстолог должен, исходя из внутренних признаков, руководствоваться суждениями скорее отрицательного, нежели положительного, характера: прежде всего не противоречат ли имеющиеся внутренние свидетельства тому выводу, который был получен на основе данных о происхождении, географическом распространении источников и вероятности передачи текста.
Иногда случается так, что только одно чтение, на первый взгляд, соответствует словоупотреблению автора в других местах, и в то же время оно слабее всего поддерживается внешними свидетельствами. В таких случаях текстолог должен принять решение, опираясь на общие соображения текстологической науки. Для начинающего текстолога, вероятно, будет наиболее безопасным выходом положиться на внешние признаки, нежели на свои знания об авторском замысле и словоупотреблении, которые всегда могут оказаться неполными.
Со временем станет очевидно, что, как правило, чтения, поддерживаемые александрийскими и западными свидетелями, превосходят любые другие чтения. Из этого вывода, однако, есть одно исключение: применительно к Павловым посланиям сочетание B, D и G обычно не имеет большого значения. Причиной этому служит тот факт, что, хотя B и является чисто александрийским свидетелем в тексте Евангелий, Павловы послания в нем содержат явный западный элемент. В этом смысле сочетание B с одним или несколькими западными источниками Павловых посланий является всего лишь дополнительным западным свидетельством[585]585
Сказанное относится и к Ин 1:1–8:38 Синайского кодекса, где текст относится к западному типу.
[Закрыть].
Комбинация западных и кесарийских свидетелей обычно не обладает исключительной важностью, так как кесарийский тип текста, возможно, формировался на основе, имеющей западные включения.
При оценке чтений, поддерживаемых только одним классом свидетелей, начинающий текстолог, вероятно, обнаружит, что подлинные чтения часто сохраняются только в одном александрийском тексте, реже – только западной группе, и гораздо реже – только в кесарийской. В качестве практического правила можно рутинно следовать александрийскому типу текста во всех случаях, за исключением тех, когда в дело вмешиваются какие-либо общие соображения, мешающие отдать ему предпочтение. Такая процедура, однако, не должна вырождаться в слепое принятие чтений, поддерживаемым B и א (или даже только B, как это, по несправедливому утверждению критиков, делал Хорт). В каждом случае должна быть проведена полная и тщательная оценка всех вариантных чтений с точки зрения как вероятностей передачи текста, так и внутренней вероятности. Нельзя также совсем исключать, что оригинальное чтение могло сохраниться только в одной какой-то группе рукописей, которая в крайне редких случаях может принадлежать койне (или византийскому) типу текста.
Теперь эти принципы осталось применить на практике, но чтобы не создалось впечатления, будто текстологические процедуры стереотипны и схоластичны, в заключение данного раздела следует процитировать отрывок из блестящей статьи А. Е. Хаусмена по текстологии:
Текстология – не раздел математики и вообще не точная наука. Она имеет дело с материалом не твердым или постоянным, как числа и линии, но текучим и изменчивым; а именно – со слабостью и изменчивостью человеческого ума и с его непослушными слугами, человеческими пальцами. Поэтому жесткие и быстрые меры здесь недопустимы. Было бы намного легче, если бы таковые были; по этой причине многие люди пытаются сделать вид, что правила такого рода действительно существуют, или как минимум поступают так, как если бы они существовали. Конечно, если вы того пожелаете, то сможете создать себе такие жесткие и быстрые правила, но тогда они окажутся ложными и доведут вас до неправильных результатов, потому что их простота не позволит применить их к непростым задачам, осложненным личностным фактором. Текстолог, занятый своим делом, совсем не похож на Ньютона, изучающего движение планет: он более походит на собаку, выискивающую блох. Если собака начнет ловить блох согласно построенной заранее математической модели, учитывающей статистику ареала и популяции, то никогда не сможет поймать ни одной, разве что случайно. Блохи требуют к себе индивидуального подхода; точно так же любая задача, стоящая перед текстологом, должна рассматриваться им как, возможно, единственная в своем роде[586]586
См. A. E. Housman, «The Application of Thought to Textual Criticism» Proceedings of the Classical Association, August, 1921, xvii (London, 1922), pp. 68–69. (Данная статья более доступна в переиздании избранных критических работ Хаусмена: A. E. Houseman, Selected Prose, ed. by John Carter (Cambridge, 1961), pp. 131–150.)
[Закрыть].