Текст книги "Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала"

Автор книги: Барт Эрман

Соавторы: Брюс Мецгер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

От редактора второго русского издания

Первый русский вариант этой книги увидел свет в 1996 году. Он был переведен с третьего издания оригинальной монографии, напечатанного в 1992 году. «Текстология Нового Завета» открывала собой издательскую программу ББИ по библеистике и была одним из первых опытов в русском переводе современной западной монографии такого рода. Поскольку переводная традиция в данной области тогда еще только формировалась, русский текст, конечно, был особенно уязвим, и он во многих местах неизбежно требовал дополнения или уточнения. Редактор первого издания, иг. Иннокентий (Павлов) начал работу по подготовке исправленного переиздания; она была остановлена появлением четвертого издания оригинала (2005), которое Брюс Мецгер подготовил в соавторстве с Бартом Эрманом. Новый английский текст был значительно пересмотрен, сокращен в тех частях, которые, по мнению авторов, утратили актуальность, но существенно расширен в иных разделах, пересмотру подверглась также библиография. В результате работу над русским текстом пришлось начинать de novo, отказавшись от попыток правки старого текста и создавая фактически новый перевод. В процессе работы я поставил своей целью максимально согласовать текст данной книги с текстом других работ Брюса Мецгера, уже изданных по-русски Библейско-богословским институтом св. ап. Андрея в части транскрипции имен и названий. При русской транскрипции иностранных имен я руководствовался стандартным справочником Р. С. Гиляревского и Б. А. Старостина, стараясь при этом ориентироваться и на уже сложившуюся за два десятилетия в новейшей российской литературе традицию. Было принято решение отказаться от идеи расширить и дополнить библиографию за счет оригинальных русских работ и указаний на существующие переводы, так как эта работа еще более отдалила бы срок выхода книги в свет, но мы надеемся, что задача эта будет выполнена при подготовке последующих переизданий. Лишь в важнейших случаях библиография была дополнена работами на русском языке, однако в тенденции справочный аппарат перевода есть прямое воспроизведение оригинала.

Я хочу поблагодарить издательство ББИ за долготерпение и помощь на каждом этапе работы.

Работу над переводом этой книги посвящаю памяти моего первого наставника Дмитрия Алексеевича Мачинского (1937–2012). Nemo vir magnus sine aliquo afflatu divino fuit.

Д. А. Браткин, к.и.н., СПбГУ,

Петербург, 10 июня 2012 г.

От редактора первого русского издания

С радостью представляю русскоязычным читателям, интересующимся вопросами, связанными с изучением Нового Завета, широко известную книгу выдающегося современного ученого Брюса Мэннинга Мецгера «Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала», которая выдержала в течение 1964–1991 гг. три издания на английском языке.

Научная карьера профессора Мецгера (род. 9 февраля 1914)[1]1
  Ск. 13 февраля 2007 г.


[Закрыть]связана с Принстонской богословской семинарией – одной из ведущих богословских школ США. В течение многих лет он возглавлял кафедру новозаветного языка и литературы, продолжая и теперь оставаться ее заслуженным профессором. Круг научных интересов Б. Мецгера, кроме новозаветной текстологии, также включает в себя исследование неканонических и апокрифических книг Ветхого Завета и новозаветных апокрифов. Кроме того, значительный вклад внесен им и в область библейского перевода. Так, он активно участвовал в подготовке Пересмотренного Стандартного перевода (Revised Standard Version) Библии на английский язык, вышедшего под эгидой Национального совета церквей Христа в США в 1946–1957 гг. и явившегося важной вехой в истории перевода Священного Писания. Выполненный коллективом ведущих американских библеистов, этот перевод сочетает в себе точность в передаче оригинала и несомненные литературные достоинства, что принесло ему заслуженное признание церковной общественности англоязычного мира. С 1977 г. профессор Мецгер возглавлял комитет по подготовке Нового Пересмотренного Стандартного перевода (New Revised Standard Version), который был опубликован в 1990 г., отразив те изменения, которые за прошедшие годы произошли как в литературном английском языке, так и в библейской текстологии и экзегетике. Кроме того, Брюс Мецгер является многолетним соредактором и автором многих материалов «Оксфордской аннотированной Библии» (1962–1991) – издания, содержащего не только перевод Священного Писания (RSV/NRSV), но и самые необходимые пояснения и справочные материалы. В 1993 г. под его редакцией вышел «Оксфордский путеводитель по Библии», наиболее современный популярный библейский словарь, отличающийся при этом высоким научным уровнем.

С 1955 г. профессор Мецгер является неизменным членом Редакционного комитета по изданию Греческого Нового Завета (The Greek New Testament), работающего на базе Института новозаветных текстологических исследований в Мюнстере (Германия) и под эгидой Объединенных библейских обществ. Этот комитет, куда входят ведущие исследователи греческого новозаветного текста, подготовил и выпустил в 1966–1993 гг. четыре издания греческого текста Нового Завета, реконструированного на основе тщательного исследования рукописей. При этом профессором Мецгером по поручению Редакционного комитета был подготовлен опубликованный в 1971 г. «Текстологический комментарий» к Греческому Новому Завету, позволяющий понять, каким образом при рассмотрении различных вариантов большого числа новозаветных чтений Комитет принимал решения о включении в текст тех или иных из них.

В 1940–1980 гг. Брюсом Мецгером опубликованы работы, ставшие настольными книгами для студентов-богословов и широкого круга исследователей Священного Писания во всем мире. Предлагаемая вашему вниманию книга является среди них наиболее известной.

Представляя русское издание книги профессора Мецгера, следует сказать и о том, что исследования в области новозаветной текстологии, получившие мощное развитие в прошлом веке, особенно во второй его половине, находили живой отклик в российской научной среде. Так, горячим сторонником использования достижений текстологии при переводе Нового Завета на русский язык был выдающийся русский экзегет, профессор Санкт-Петербургской духовной академии Η. Н. Глубоковский (1863–1937), уже столетие назад ставивший вопрос о необходимости осуществлять перевод и комментирование священного текста на основе данных «лучших рукописей[2]2
  Глубоковский Η. Н. Замечания на славяно-русский текст Евангелия от Матфея. Рукопись. СПб., 1892–1893. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, фонд 194, опись 1, единица хранения 57, с. 91, 112.


[Закрыть]». Однако охранительные тенденции на историческом излете так называемого Синодального периода в истории Российской церкви не позволили укорениться в церковной жизни достижениям науки о новозаветном тексте, которые так и остались достоянием узкого круга ученых. Если же говорить о последующем времени, когда после Второй мировой войны Московский патриархат смог возродить свои богословские школы и начать некоторые исследования по библеистике, то прежние тенденции дали тогда знать о себе в болезненной реакции на новый русский перевод Нового Завета, который был выполнен ректором Православного богословского института в Париже епископом Кассианом (Безобразовым) (1892–1965) на основе критического издания греческого оригинала[3]3
  См., напр., Иванов А. И. Текстуальные памятники священных новозаветных писаний. – Богословские труды. Вып. 1. М., 1959, с. 53–83.


[Закрыть]. С тех пор прошло четыре десятилетия, однако и теперь в российской церковной среде можно встретить воззрения на новозаветный текст (точнее на привычный и потому как бы освященный традицией Textus Receptus), которые сродни более чем столетней давности реакции достопамятного Джона Бёргона на появление знаменитой реконструкции Весткотта-Хорта, о чем так живо повествует нам профессор Мецгер.

Остается надеяться, что эта книга позволит и русскоязычным студентам – богословам и филологам, а также всем тем, кто серьезно интересуется вопросами, связанными с изучением новозаветных книг, войти в круг современных представлений о тексте источника нашей веры и надежды.

Издатели учли академический уровень читателей настоящей книги, на который ориентировался автор. Поэтому многие цитаты и выражения на греческом и латыни проф. Мецгер приводит без перевода. Мы также сочли целесообразным не переводить их.

Игумен Иннокентий (Павлов),

Москва, июнь 1996 г.

Предисловие к четвертому изданию

За те сорок лет, что пролетели со времени выхода в свет первого издания настоящей книги в 1964 г., было обнаружено множество новых рукописей, содержащих греческий текст Нового Завета и его древние переводы. В Европе и Северной Америке было также опубликовано большое количество текстологических исследований. Сверх того, возник новый интерес и собственно к сюжетам, которыми занимаются текстологи, и к применяемым ими методам – таким, например, как использование компьютерных технологий в сборе и оценке значения рукописей и того влияния, которое оказывали на работу писца социальные и идеологические условия.

За счет сокращения материала, который, как нам представляется, понемногу утрачивает интерес для современного читателя, появилась возможность пополнить библиографию важнейшими новыми публикациями и расширить разделы, посвященные изготовлению и копированию книг в древности, а также передаче текста Нового Завета.

Среди тех, кто помогал нам в работе, следует отдельно поблагодарить Карла Козерта, оказавшего помощь в подготовке рукописи к публикации.

Брюс М. Мецгер,

Принстон, Нью-Джерси

Барт Д. Эрман,

Чэпел Хилл, Северная Каролина

Предисловие к третьему изданию

За те 25 лет, что пролетели со времени выхода в свет первого издания настоящей книги в 1964 г., было не только обнаружено множество новых рукописей как греческого текста Нового Завета, так и его древних переводов, но также опубликовано большое количество текстологических исследований в Европе и США. Данное третье издание вместо Приложения ко второму изданию 1968 г. («Исследование греческих папирусов Нового Завета») сопровождается гораздо более обширным Приложением, в котором отражены самые значительные за последнюю четверть века достижения в тех областях, которые последовательно описываются в настоящей книге. Из второго издания сохранены «Дополнительные примечания».

Б. Μ. М.

Принстон, Нью-Джерси, США,

март 1991 г.

Предисловие к первому русскому изданию

Я очень рад, что моя книга The Text of the New Testament переведена на русский язык. Это произошло благодаря усилиям Алексея Бодрова, ректора Библейско-богословского института, и Дмитрия Дмитриева, редактора издательства «Герменевт», – двух моих друзей, с которыми я познакомился во время прошлогодней поездки в Россию.

В дополнение к кратким сведениям, приведенным в разделе о старославянском переводе, я хотел бы привлечь внимание к двум недавно опубликованным исследованиям Майкла Баккера (Michael Bakker): The New Testament Lections in the Euchologium Sinaiticum in Polata Knigopisnaja – An Information Bulletin Devoted to the Study of Early Slavic Books, Text, and Literatures (Amsterdam, December 1994, Vo. 25–26), pp. 155–122, и The Set Up of Critical Edition of the Old Slavic New Testament in Anzeiger für slavische Philologie, XXIII (1995).

В связи с выходом четвертого издания Greek New Testament Объединенных библейских обществ (1993) следует обратить внимание на две глубокие рецензии относительно ссылок на старославянский перевод в этом издании. Их опубликовали John A. Jillions в St. Vladimir Quarterly, XXXIX (1995), pp. 199–210 и Michael Bakker в Novum Testamentum, XXXVII (1995), pp. 92–94.

Хотя среди славистов имеются различные мнения о методологии публикации старославянского перевода Нового Завета, однако все придают важное значение исследовательской работе по определению основ для подготовки такого издания.

Хотел бы выразить надежду на то, что русский перевод моей книги поощрит, хотя бы в незначительной степени, интерес молодых ученых в России к искусству и науке текстологии.

Б. Μ. М.

Принстон, Нью-Джерси, США,

декабрь 1995 г.

Предисловие к первому изданию

Необходимость текстологического исследования Нового Завета обусловлена двумя обстоятельствами: во-первых, до нас не дошло ни одного автографа, и, во-вторых, известные нам списки отличаются друг от друга. Текстолог ставит перед собой задачу установить на основании разнородных списков, какой текст следует считать наиболее близким к оригиналу. В одних случаях рукописные свидетельства распределяются в равных пропорциях, так что выбрать какое-либо из двух разночтений чрезвычайно сложно. В иных случаях текстолог вправе принять один и отвергнуть другой вариант на основании более или менее убедительных доводов.

Цель настоящей книги состоит в том, чтобы познакомить читателя с текстологией Нового Завета, которая представляет собой строгую науку, но вместе с тем является и искусством. Научная текстология имеет дело, во-первых, с тем, как создавались и переписывались античные книги, во-вторых, с описанием наиболее важных рукописей Нового Завета (или, как их иногда называют, свидетелей текста), и в-третьих, с историей критики текста Нового Завета – в той мере, в какой последняя отражена в ряде сменявших друг друга печатных изданий греческого Нового Завета. Искусство текстологии выражается в умении найти взвешенные аргументы в пользу того или иного варианта при анализе нескольких разночтений. Практические результаты использования критики текста были различными для разных поколений текстологов, что объясняется увеличением количества и качества доступных источников вследствие открытия новых рукописей и изменением с течением времени теорий и методов оценки рукописных данных. В третьей части настоящей книги автор попытался последовательно описать различные текстологические школы и одновременно обратить внимание начинающих на методы, которые, по его мнению, представляются наиболее эффективными.

Автор выражает свою глубокую признательность нижеследующим учреждениям и лицам за разрешение воспроизвести в этой книге образцы рукописных листов и рисунков: библиотеке Бодмера, Бодлеянской библиотеке, Британскому музею, Издательству Кембриджского университета (Cambridge University Press), д-ру Уильяму Генри Пейну Хэтчу (W. H. P. Hatch), компании Macmillan & Со., Ltd., а также библиотеке Богословской семинарии Принстона (Speer Library of Princeton Theological Seminary). Наконец, я благодарю Издательство Оксфордского университета (Oxford University Press) за публикацию моей книги. Я признателен сотрудникам Издательства за их неослабное внимание при чтении корректуры.

Б. М. Мецгер,

Принстон, Нью-Джерси,

Август 1963 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИСТОЧНИКИ ДЛЯ ТЕКСТУАЛЬНОЙ КРИТИКИ НОВОГО ЗАВЕТА

ГЛАВА 1
СОЗДАНИЕ ДРЕВНЕЙ РУКОПИСНОЙ КНИГИ

До того как в XV столетии было изобретено книгопечатание, основанное на использовании наборного шрифта, текст Нового Завета – как, впрочем, и любой другой древний текст – мог передаваться только путем утомительного переписывания буквы за буквой и слова за словом. Поэтому рассмотрение процессов, связанных с изготовлением и переписыванием рукописей, должно представлять особую важность как для историка, изучающего древнюю культуру вообще, так, в частности, и для исследователя Нового Завета. Последующие разделы касаются тех аспектов греческой палеографии[4]4
  Рекомендуемый список работ по греческой палеографии обычно включает в себя следующие книги: Viktor Gardthausen, Griechische Palaeographie, 2 vols., 2te Aufl. (Leipzig, 1911-13); E. M. Thompson, An Introduction to Greek and Latin Palaeography (Oxford, 1912, repr. 1975); Alfonse Dain, Les manuscrits (Paris, 1949; 3rd ed. 1975); N. G. Wilson, Mediaeval Greek Bookhands (Oxford, 1972–1973); Ruth Barbour, Greek Literary Hands A. D. 400-1600 (Oxford, 1981); K. and S. Lake, Dated Greek Minuscule Manuscripts to the Year 1200, 10 vols. (Monumenta Palaeographica Vetera, First Series, Parts I–X; Boston, 1934–1939); Alexander Turyn, Codices Graeci Vaticani saeculis xiii et xiv scripti annorumque notis instructi (Vatican, 1964); idem, Dated Greek Manuscripts of the Thirteenth and Fourteenth Centuries in the Libraries of Italy, 2 vols. (Urbana, IL, 1972); D. Harlfinger, Specimina griechischer Kopisten und Schriftstilen des 15. und 16. Jahrhunderts (Berlin, 1974); Herbert Hunger, Repertorium der griechischen Kopisten 800-1600 (Vienna, 1981); G. Cavallo and H. Muehler, Greek Book-hands of the Early Byzantine Periods A. D. 300–800 (University of London Institute of Classical Studies Bulletin, Supplement Papers 47, 1987). Особо выделим издание: E. G. Turner, Greek Manuscripts of the Ancient World, 2nd ed., revised by P. J. Parsons (London, 1987) с превосходной библиографией, хорошо подобранным альбомом факсимиле и комментарием.


[Закрыть], которые имеют отношение к текстологии Нового Завета.

I. Материалы для рукописных книг

Глиняные таблички, камень, кость, дерево, кожа, различные металлы, черепки (острака), папирус и пергамен – на всем этом в древности могли писать. Из перечисленных материалов интерес для исследователя Нового Завета представляют, главным образом, последние два, поскольку почти все новозаветные рукописи написаны на папирусе или пергамене.

1. Папирус[5]5
  См. Jaroslav Černý, Paper and Books in Ancient Egypt, an inaugural lecture delivered at University College London 29 May 1947 (published for the college by Η. K. Lewis 8c Co., London); A. Lucas, Ancient Egyptian Materials and Industries, 4th ed. (London, 1962), revised by J. R. Harris; Eric G. Turner, The Papyrologist at Work (Durham, NC, 1973); J. Vergotte, «L’étymologie du mot ‘papyrus’», Chronique d’Égypte, lx (1977), pp. 393-7; E. G. Turner, Greek Papyri: An Introduction (Oxford, 1968; enlarged reproduction, 1980); Richard Parkinson and Stephen Quirke, with contributions by Ute Wartenberg and Bridget Leach, Egyptian Bookshelf Papyrus (Austin, TX, 1995).


[Закрыть]

Папирус (Cyperus papyrus) – водяное растение, лучше всего растущее на мелких заболоченных участках со стоячей водой (ср. Иов 8:11: «Поднимается ли тростник [греч. πάπυρος] без влаги?»). Его широкая корневая система растет горизонтально под поверхностью влажной почвы и над ней поднимаются несколько жестких, треугольных в сечении стеблей, основания которых прикрыты короткими бурыми листьями. Растения достигают значительной высоты (от 3 до 5 м), на концах побегов находятся соцветия-метелки из тонких стеблей, увенчанных небольшими коричневыми цветами. Стебель покрыт жесткой зеленой корой, скрывающей бело-кремовую сердцевину, по которой вода и питательные вещества поднимаются от корней к соцветиям.

Папирус имел большое значение в повседневной жизни, и формы его использования в быту были многообразными. До нас дошли сплетенные из папируса сандалии, корзины и веревки, на изготовление которых шла более жесткая часть растения. Из сочинения греческого историка Геродота, писавшего в V веке до н. э., нам известно, что некоторые части папируса годились в пищу: их, например, запекали в раскаленной докрасна печке (История, II, 92). Большинство египтян, наверное, так и пользовалось бы папирусом для удовлетворения повседневных бытовых нужд, если бы (около 3000 г. до н. э.) не была обнаружена возможность применять его для письма. Это открытие стало одним из самых важных в истории Египта. Хотя тростник в изобилии рос повсюду на болотах, изготовление писчего материала требовало особых знаний. Поскольку и сама грамотность была распространена только в среде элиты, папирус изготавливали лишь в нескольких мастерских, расположенных в определенных местах.

Технологию производства писчего материала из папируса описывает Плиний Старший в своей фундаментальной «Естественной истории» (XIII, 74–77), однако его рассказ не вполне ясен, а само изложение, по-видимому, неточно[6]6
  Перевод и обсуждение см: Naphtali Lewis, Papyrus in Classical Antiquity (Oxford, 1974), pp. 34–69, к которому затем Льюис выпустил небольшое добавление (Papyrologica Bruxellensia 23, 1989); дальнейшая разработка темы: I. Η. M. Hendricks, «Pliny, Historia Naturalis XIII, 74–82, and The Manufacture of Papyrus»,  Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik, xxxvii (1980), pp. 121–136; Harry Y. Gamble, Books and Readers in the Early Church (New Haven, 1995), pp. 44–45.


[Закрыть]. Оно может быть, по-видимому, дополнено исследованием сохранившихся образцов древнего папируса, а также настенными древнеегипетскими изображениями. Подобные изображения (иногда даже цветные) были во множестве обнаружены при раскопках в некрополе Фив, второго по числу жителей и важности египетского центра после Мемфиса. Фивы – город, стоящий на Ниле, вдоль западного берега реки тянется полоса заупокойных храмов и могил, самая ранняя из которых датируется примерно 1540 г. до н. э. Стенная роспись гробницы, принадлежащей чиновнику по имени Пуэмре[7]7
  Norman de Garis Davies, The Tomb of Puyemrê at Thebes, 2 vols. (The Metropolitan Museum of Art; New York, 1922-3), vol. i, «The Hall of Memories»,  pp. 61–66 и илл. xviii и xix.


[Закрыть], посвящена, среди прочего, различным областям хозяйственной деятельности, которыми он заведовал или в которых был заинтересован. Имеется там и рельеф, изображающий сбор папируса. Трое мужчин стоят в лодке: тот, что помоложе, стоя на корме направляет лодку в заросли, отталкиваясь ото дна шестом, другой, стоя на носу, вырывает тростник с корнем, а третий, самый старший, связывает его в вязанки. Увенчивающая папирус метелка отрезается, но листья у основания стебля оставляются.

Рис. 1. Сбор папируса в Древнем Египте. Две части цветного изображения воспроизведены по: Norman de Garis Davies, The Tomb of Puyemrê at Thebes, i (New York, 1922), pl. xviii, xix. Диагональная линия в левом нижнем углу второй репродукции – это продолжение шеста, с помощью которого стоящий на корме юноша управляет лодкой.

На правой части того же рельефа (нижняя репродукция) мужчина несет вязанку тростника на спине, очевидно, к работнику, который готовит папирус для дальнейшей переработки, возможно, непосредственно в писчий материал. Сидя на низком табурете, ремесленник счищает правой рукой кору, зажав верхний конец стебля (с которого отсечена верхушка с цветком) между пальцами левой ноги, а нижний – левой рукой.

Дальнейшую судьбу папирусного сырья мы узнаём уже из других источников. После очистки стебли разрезались на куски длиной 45–50 см. Каждый кусок расщепляли вдоль, а сердцевину разрезали на тонкие полоски, пока стебель был еще свежим.

Эти полоски выкладывались на ровной деревянной доске или на столе таким образом, чтобы края немного заходили друг на друга, и волокна шли в одном направлении. Сверху накладывался другой слой, в котором волокна шли перпендикулярно нижнему. Затем получившуюся заготовку листа прокатывали и выстукивали молотком. Клейкий сок самого папируса соединял оба слоя воедино, после чего полученный лист высушивался под прессом. Поверхность готового листа полировалась неким закругленным предметом (возможно, сделанным из камня) до тех пор, пока не становилась идеально ровной. Затем края обрезали, чтобы сделать их ровными и придать листу прямоугольную форму. Верхний слой такого листа состоял из горизонтальных полосок, или волокон, а нижний – из вертикальных.

Хотя размер тростниковых стеблей позволял производить писчий материал достаточно большого формата, стандартные папирусные листы, как правило, имели в длину 35–40 см, а в ширину – около 25 см. Для удобства письма отдельные листы склеивались клейстером вдоль длинной стороны, заходя друг на друга примерно на 0,5–2,5 см. Эту операцию проводили непосредственно в мастерской, где делали папирус, и стандартный свиток, как правило, содержал 20 склеенных листов (об этом сообщает Плиний: XIII, 77).

Купив в лавке чистый свиток, писец мог отрезать нужное количество папируса, чтобы написать письмо или литературный текст; если же возникала необходимость, можно было и подклеить к исходному свитку требуемое количество дополнительных листов.

2. Пергамен[8]8
  См.: Karl J. Lüthi, Das Pergament, seine Geschichte, seine Anwendung (Bibliothek des Schweizerischen Gutenberg-Museums, vol. vi; Bern, 1938); R. Reed, Ancient Skins, Parchments, and Leathers (New York, 1972); Christopher de Hamel, Medieval Craftsmen; Scribes and Illuminators (Toronto, 1992); M. L. Ryder, «The Biology and History of Parchment»,  Pergament: Geschichte, Struktur, Restaurierung, Herstellung, ed. by P. Ruck (Sigmaringen, 1991), pp. 25–33; and Gamble, Books and Readers, pp. 45–46.


[Закрыть]

Производство пергамена в качестве материала для письма имеет интересную историю. Плиний Старший сообщает, что первым, кто начал изготавливать и использовать пергамен, был Эвмен, царь Пергама, города в малоазийской области Мизия (Естественная история, XIII, 21 и слл.). Этот царь – вероятно, Плиний имел в виду Эвмена II, правившего с 197 по 159 г. до н. э. – хотел основать в своем городе библиотеку, которая могла бы соперничать со знаменитой Александрийской библиотекой. Такое стремление пришлось не по нраву египетскому царю Птолемею (возможно, имеется в виду Птолемей Эпифан, 205–182 гг. до н. э.), и он незамедлительно наложил эмбарго на экспорт папируса из Египта. Вот этот-то запрет и заставил Эвмена начать производство пергамена, который получил греческое название περγαμηνή по имени места своего происхождения. Как бы мы ни оценивали правдоподобие этой истории (в действительности кожа употреблялась для письма задолго до Эвмена), суть рассказа, вероятно, недалека от истины. В Пергаме делали пергамен высокого качества, и город прославился производством и поставками этого материала для письма, так что в конечном итоге сам продукт стали называть по имени города.

Тем не менее, стандартным материалом для изготовления книг пергамен стал лишь через несколько столетий. По сравнению с папирусом его преимущества были очевидны: пергамен несравненно долговечнее и удобнее для письма на обеих сторонах. Однако вытеснять папирус он начал лишь около начала IV века н. э. в качестве материала для изготовления наиболее важных и ценных книг, и тексты, которые сочли необходимым сохранять, постепенно были переписаны с папирусных свитков на страницы пергаменных кодексов. Именно в этом веке были созданы великие пергаменные библейские кодексы – Синайский и Ватиканский (о них см. ниже); древнейшие пергаменные рукописи языческих авторов, по-видимому, также относятся к этому времени. Использование папируса, тем не менее, не прекратилось, и нам известны папирусные новозаветные рукописи, датируемые V, VI и VII веками.

Пергамен изготавливался из кожи крупного рогатого скота, овец, коз, антилоп, главным образом молодых животных. В англоязычной литературе слова parchment и vellum обычно используются как синонимы, но некоторые авторы употребляют последний термин для обозначения пергамена высшего качества.

Изготовление пергамена было делом небыстрым и непростым[9]9
  de Hamel, op. cit., pp. 8-16.


[Закрыть]. Основные его этапы, согласно современной реконструкции, сводятся к следующему. Средневековые наставления подчеркивают, что для получения хорошего пергамена необходимо было в первую очередь тщательно отбирать подходящее сырье. Поэтому шкуры с любыми изъянами отбраковывались. Затем мастеру-пергаменщику (в средневековой Европе носившему название percamentarius) необходимо было удалить весь волос. Для этого шкуры опускали в деревянные или каменные кадки, наполненные гашеной известью, и оставляли на срок от трех до десяти дней (зимой, по-видимому, несколько дольше), размешивая содержимое кадок палкой по нескольку раз в день.

После этого мокрые скользкие шкуры вынимали по одной и укладывали, волосяной стороной вверх, на большом выпуклом щите, поставленном вертикально. Стоя за ним и перегнувшись через край, пергаменщик удалял остатки волос особым инструментом – скобелем, или дугообразно изогнутым лезвием с деревянными рукоятками на обоих концах. Шкура оставалась еще сырой и сочилась известковым раствором. Затем шкуру перекидывали на деревянную раму так, что внутренняя, прилегавшая к туше сторона оказывалась повернутой вверх. Мастер вновь наклоняется над доской и выскребает шкуру скобелем, на сей раз, удаляя остатки мяса и жира. Очищенную с обеих сторон кожу два дня вымачивают в чистой воде, чтобы смыть известь. На этом заканчивается самый первый и весьма зловонный этап.

На второй стадии изготовления подготовленная кожа животного, собственно говоря, и превращается в материал для письма. Шкуру, туго натянутую на раму, нужно было высушить. Прибивать ее гвоздями было нельзя – высыхая, кожа прорвалась бы вдоль краев, за которые она была закреплена. Вместо этого будущий пергамен подвешивается вертикально, распяливая на раме с помощью веревок, концы которых закреплены на подвижных штифтах, размещенных по краям рамы. Через каждые несколько сантиметров по обрезу шкуры подкладывается небольшой кусок гальки или окатыш и оборачивается кожей. Получившийся узелок обвязывается шнуром, конец которого закрепляется в прорези штифта; при вращении последнего веревка натягивается и распяливает кожу. После того, как все веревки закреплены и вытянуты, конструкция становится похожа на вертикально поставленный батут.

На данном этапе кожа хорошо натянута и эластична, однако она продолжает оставаться влажной. Теперь ее нужно выскрести особым ножом, лезвие которого имеет форму шляпки гриба, а рукоятка – ножки. Этот серповидный нож, носивший латинское название lunellum, в средние века считался наиболее узнаваемым инструментом пергаменщика, с которым тот изображался на миниатюрах. Его лунообразным краем выглаживались обе стороны пергамена; по мере высыхания мастер понемногу отпускал натяжение шнуров, поколачивая по штифтам молотком, чтобы они не выскочили из своих гнезд. После этого пергамену давали высохнуть, возможно, выставляя на солнце.

Когда он окончательно высыхает, выскабливание продолжается. В какой момент пергаменщик предпочтет остановиться, зависит от того, насколько качественным и изящным должен быть желаемый материал. Пергамен, который использовали в ранних монастырских скрипториях, как правило, был довольно толстым, но уже к XIII столетию мастера добиваются такой выделки, при которой он становится тонким, как полотно.

Высохший и обработанный пергамен снимают с рамы и скатывают в рулон для последующего использования или же продают как есть. По-видимому, когда средневековый писец или торговец покупал свежий, только что изготовленный пергамен, его поверхность не была еще ни натерта мелом, ни отполирована. Эти последние операции производились непосредственно перед началом письма.

Пергамен, по-латыни называвшийся vellum, продолжал употребляться в качестве основного писчего материала вплоть до конца Средневековья. К этому времени в Европе его уже начала теснить бумага, изобретенная в Китае и попавшая на запад благодаря арабским купцам. Изготовлялась она из хлопка, пеньки или льна. Сложно сказать, насколько быстрым было распространение бумаги. Известно, что в XI веке ею довольно часто пользовались византийские писцы, а к середине XIV века пергамен был уже в значительной степени вытеснен бумагой, которая на тот момент производится Европе и довольно точно локализуется и датируется по водяным знакам (филигранями).

3. Чернила

На папирусе обычно писали чернилами, которые приготовлялись из сажи или угля на водной основе. В них добавляли немного растертой камеди, не столько для того, чтобы написанное держалось прочнее, сколько чтобы сделать чернила гуще. Пергамен обладает водоотталкивающими свойствами, поэтому для письма на нем требовались чернила иного состава: их стали делать на основе железного купороса (сульфата железа) и чернильных орешков. Последние представляют собой наросты в виде небольших шариков, появляющихся на ветках и листьях дубов. Образуются они в результате деятельности особого насекомого – орехотворки, которая откладывает яйца на развивающихся дубовых почках. По мере роста личинка окружает себя мягким светло-зеленым шаровидным коконом. Когда насекомое достигает зрелости, оно прогрызает кокон и выбирается наружу; остающаяся жесткая оболочка кокона содержит дубильную и галловую кислоты. Растолченные орешки замачивали в дождевой воде, и спустя несколько дней добавляли к получившейся взвеси железный купорос, и в ходе реакции раствор менял свой цвет от светло-бежевого до черного. Для загущения чернил в их состав также добавляли камедь. Полученные таким образом чернила темнели при соприкосновении с воздухом, поэтому написанная строка со временем становилась контрастнее.

Некоторые роскошные рукописи, согласно блаженному Иерониму, не одобрявшему подобную расточительность[10]10
  В знаменитом письме к Евстохию Иероним ополчается против столь нелепой расточительности: «Пергамен красят в пурпур, буквы пишут золотом, рукописи покрывают драгоценными камнями в то время, когда обнаженный Христос лежит у дверей и умирает» (Послания. 22. 32); ср. предисловие Иеронима к его переводу Книги Иова, а также см. Evaristo Arns, La Technique du livre d'après Saint Jérôme [Paris, 1953]). В письме к женщине по имени Лета, которая спрашивала, как ей следует воспитывать свою юную дочь, Иероним советует следующее: «Пусть ее сокровищем будут не драгоценные камни или шелка, но рукописи Священного Писания; и в этих рукописях пусть ее не столько интересует позолота, вавилонский пергамен или причудливые орнаменты, сколько правильность и грамотная пунктуация» (Послания. 107, 12).


[Закрыть], были сделаны из пергамена, выкрашенного в пурпурный цвет[11]11
  О пурпурных рукописях см.: Courtney M. Booker, «The ‘Codex Purpureus’ and Its Role as ‘imago regis’ in Late Antiquity»,  in Studies in Latin Literature and Roman History, viii, ed. by Carl Deroux (Collection Latomus, 239; Brussels, 1997), pp. 441–477; Italo Furlan, «Introduzione a codici purpurei»,  in La porpora: realtà e immaginano di un colore simbolico, ed. by Oddone Longo (Venice, 1998), pp. 317–337. О специальных профессиональных навыках, необходимых для того, чтобы изготовить codex aureus purpureus (кодекс пурпурный с золотом), см. работу E. A. Lowe, Studies in Art and Literature for Belle da Costa Greene, ed. by Dorothy Miner (Princeton, 1954), pp. 266–268.


[Закрыть], а писали на нем золотыми и серебряными чернилами. Обычные рукописи писались при помощи черных или коричневых чернил, имели красочные заголовки и инициалы, выполненные синими, желтыми, а чаще всего красными чернилами. Отсюда происходит слово «рубрика» (лат. ruber – красный).