Текст книги "Новости любви"

Автор книги: Барбара Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– С тобой все в порядке, Мэгги? – спросил он.

– Я нормально, – ответила я, глядя в его необычайно голубые глаза и понимая, что уже тоскую о нем.

– Гектор ждет тебя. Все готово.

– Замечательно, – сказала я, хотя в душе желала только одного – оказаться в эту самую минуту с ним в его постели.

Пусть это и было бы в последний раз, но это лучше, чем попусту тратить время здесь. Ник посигналил группе.

– Берегите пленку, – закричал он, а потом повернулся к Брайну:

– Подождите, мне нужно с вами поговорить!

– Что такое?

– Я хочу пойти вместе с Мэгги.

– Не уверен, что он согласится.

Пока они обсуждали возможность того, чтобы Родригес разрешил Нику войти в квартиру, Джой тронул меня за руку и указал на крышу дома 510, а также на крыши соседних домов. Там уже расположились стрелки из спецподразделения по борьбе с террористами. Держа ружья на изготовку и широко расставив ноги, они, видимо, только ждали команды.

– Не завидую этому ублюдку, – спокойно сказал Джой.

– Ну не знаю, Ник, – говорил тем временем Брайн. – Условие было таким, чтобы Мэгги вошла одна.

– Я не хочу отпускать ее одну. На кой черт нам все это нужно, если мы не снимем это.

Брайн направился к диспетчерскому пункту, который располагался в центре улицы в окружении полицейских машин.

– Я попрошу его, – бросил нам Брайн.

Пока он вел переговоры с забаррикадировавшимся в своей квартире Гектором, я не могла не удивляться тому, как в случае необходимости мгновенно можно наладить линию телефонной связи, тогда как в обычной ситуации не дозовешься телефонного мастера и какой-то рядовой обрыв не ремонтируют по целым неделям.

– Только посмотри, – сказал мне Джой, показывая в сторону диспетчерского пульта. – У меня дома уже три дня не работает телефон, а телефонный мастер еще не приходил.

– Мы думаем об одном и том же, – удивилась я.

– А зачем ты носишь обручальное кольцо?

– Как зачем? Я замужем.

– Глядя на тебя, этого не скажешь.

– Я действительно не чувствую себя замужем, но это другая история, – улыбнулась я.

– И ты связалась с этим Полом Ньюменом, правильно? – проговорил Джой, взглянув на Брайна. – Но он не для тебя, малышка.

Ник сделал мне знак.

– Я хочу заснять тебя вместе с Брайном, – сказал он. – Ты обрисуешь телезрителям ситуацию: чего этот Гектор хочет, что он намерен сделать…

Я кивнула, все еще размышляя над словами Джоя.

– И приведи себя в порядок, – добавил Ник. – Причешись и постарайся выглядеть почувственнее.

Я направилась к такси, и со стороны зевак снова раздались приветственные крики.

– Эй, Мэгги, ты не замужем?

Очень скоро буду, подумала я и помахала им рукой.

– Улыбнись, Мэгги! Ты боишься этого пуэрториканца?

Я улыбнулась. Какие к дьяволу пуэрториканцы? Меня тревожат лишь евреи-брокеры, которые заграбастали мои деньги.

Когда я сидела в такси и наводила красоту, какой-то идиот начал орать:

– Браво, Гектор! Браво, Гектор!

Его крики подхватили в толпе, и через несколько секунд все зеваки хором скандировали:

– Браво, Гектор! Браво, Гектор! Чрезвычайное происшествие превращалось в шоу. Съемочная группа ждала, когда мы приступим к работе. Все волновались и чувствовали крайнее нетерпение. «Массовка» на Моррис авеню была готова к представлению. Однако Брайн, словно забыв обо всем, затеял горячую дискуссию с Ником, который, в свою очередь, был явно озабочен тем, чтобы съемочная группа сработала четко и без ненужных инцидентов.

– Как насчет того, чтобы через полчаса вслед за Мэгги вошла бы и съемочная группа? Договорились? – спрашивал Ник.

– Не знаю. Ему нужно время, чтобы с ней поговорить. Я не хочу, чтобы он нервничал. Чтобы он почувствовал, что на него как-то давят или принуждают к чему-то. Я хочу, чтобы женщины остались живы.

– Сколько же, черт возьми, ему нужно времени? – взорвался Ник. – Тридцати минут больше чем достаточно, чтобы Мэгги поговорила с ним наедине!

– Послушайте, – сказал Брайн, – единственное, что меня волнует, – это три женщины.

– Четыре, – поправил Ник. – Не забывайте про Мэгги.

Брайн явно разозлился.

– Не цепляйтесь к словам, Сприг. Я ни о чем не забываю.

– Так я смогу туда войти через тридцать минут?

– Пожалуй. Однако я хочу, чтобы вы потом убрались оттуда как можно быстрее. Мы договорились с ним, что, как только входит Мэгги, он сразу освобождает женщин. Вам ясно?.. Если вы не выйдете, то я буду вынужден принять меры.

– Что это значит, черт возьми?

– Это значит, – заорал Брайн, – что вам лучше не раздражать его своими камерами и лампами, иначе он разнесет полквартала.

Ник немного подался назад – чтобы не стоять с Брайном нос к носу. Брайн некоторое время рассматривал Ника, а потом сплюнул.

– Дерьмо, – сказал Ник, качая головой. – Какое дерьмо. Теперь я начинаю опасаться и за полицейских. – Тут Ник пристально взглянул на меня. – Мэгги, что ты об этом думаешь? Как насчет того, чтобы рискнуть в одиночку?

Брайн уже был около меня и обнимал за плечи.

– Не нужно так драматизировать, Сприг. Она ничем не рискует.

Ник смотрел на него с отвращением.

– Он ведет себя с тобой как последнее дерьмо, – сказал он мне. – Ему на тебя наплевать.

Брайн убрал руку с моих плеч.

– Заткните глотку, Сприг. У меня нет времени слушать вашу болтовню.

– Что касается меня, в моем распоряжении сколько угодно времени, если это нужно для безопасности Мэгги, – сказал Ник, нежно касаясь моей щеки. – Что ты об этом думаешь? – повторил он, обращаясь ко мне. – Я хочу, чтобы ты была совершенно уверена в своей безопасности.

Брайн нетерпеливо посмотрел на меня, но я никак не отреагировала.

– Я уверена, – обратилась я к Нику. – Все будет нормально.

Теперь Ник был занят расстановкой группы. Нужно было снять первый эпизод на фоне дома.

– Встань поближе к Брайну, – приказал он мне.

– Подождите секунду, – остановил его Брайн. – Я должен кое-что сказать моим людям.

Он принялся о чем-то говорить с полицейским из оцепления, который был, по-видимому, новичком и выглядел еще более напуганным, чем мы все. Ко мне подошел Джой.

– Ты боишься? – спросил он. Я задумалась на мгновение.

– Как ни странно, но у меня такое чувство, что все закончится благополучно.

Он улыбнулся.

– В этом нет ничего странного. Это интуиция. Подобное чувство не оставляло меня еще тогда, когда мы занимались съемками на морс.

Я внимательно посмотрела на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что мы только не снимали – войну, мятежи, революции. В общем, все то, что считается на телевидении самым крутым материалом. И я всегда полагался на свое чувство, на интуицию. Если я чувствую себя уверенным, то все проходит благополучно. Если нет… – Он запнулся.

– Что тогда?

– Тогда – хреново.

– Понятно… Скажи, а что ты все-таки чувствовал? Я хочу сказать, если ты отказывался…

Я не закончила фразы, потому что Ник и все остальные засмеялись.

– Раз уж вы начальник, Брайн, – говорил Ник, – то неплохо бы позаботиться о кормежке.

– Очень смешно, Сприг, – проворчал Брайн и снова повернулся к патрульному полицейскому. – Значит, один кофе и минералка. Поняли?

Патрульный кивнул.

– Прекрасно. Теперь так. Один хот-дог, побольше соуса, порция ветчины и плавленого сыра, порция тунца, вымоченного в водке, с кусочком помидора, а также большая порция чипсов.

– Эй, подождите еще минуту, – воскликнул Ник, когда патрульный зашагал по улице. – Если департамент полиции платит, то и Мэгги не помешало бы позавтракать!

– Погодите! – крикнул Брайн патрульному. – Ты как, Мэгги? – обратился он ко мне.

Ситуация становилась абсурдной.

– Вообще-то, я не голодна… – начала я, но тут меня прервал Джой.

– Закажи сандвич. Тебе тоже захочется, когда все вокруг будут жевать.

– Ну хорошо. Тогда просто булочку.

– Что-нибудь запить? – спросил патрульный.

– Кофе.

– Какой вы пьете?

– Одинарный, – ответил за меня Брайн.

Джой странно посмотрел на меня и занялся своей аппаратурой. Брайн уже успел надеть пиджак и начал причесываться.

– Все готовы? – поинтересовался Ник. – Тогда поехали!

– Детектив Флагерти, – начала я, – расскажите, что здесь происходит.

Флагерти прокашлялся.

– Здесь у нас проблемы с заложниками, – пробубнил он. – Некий Гектор Родригес удерживает в своей квартире жену и двух сестер. У него револьвер. – Брайн повернулся и указал на дом 510 на Моррис авеню, а Дик взял здание крупным планом.

– Когда это началось?

– Это началось ровно в десять двадцать утра. Нам позвонил сам террорист. Он сообщил, что намерен убить жену и сестер, а потом застрелится сам.

– Он объяснил почему?

– Да, объяснил. Но я не вправе об этом говорить.

– Детектив Флагерти, – продолжала я, бросив быстрый взгляд на Валери, – сейчас десять минут первого. Что изменилось за эти два часа?

– Что изменилось? – повторил Брайн, коснувшись языком своей верхней губы. – Этот самый Гектор Родригес выставил условие, чтобы вы вошли туда и переговорили с ним. Он желает рассказать о своих проблемах, прежде чем сдаться властям.

– Позвольте мне суммировать, детектив Флагерти, – начала я, чтобы те телезрители, которые только что подключились к репортажу, поняли, в чем дело. – Итак, тот человек наверху, – я указала на здание, – который удерживает в заложниках трех человек, утверждает, что сдастся властям, если только я войду и побеседую с ним. Я правильно поняла?

– Правильно, – подтвердил Флагерти.

– Ну что ж, детектив Флагерти, – сказала я со всем возможным пафосом, – пойдемте!

Таким образом, мы отправились. Во время нашей беседы Брайн был прежним Брайном, каким я его привыкла видеть. Только теперь я уже не могла относиться к нему как раньше.

Дик шел следом за нами, держа телекамеру, а Джой шел рядом, держа магнитофон и микрофон. В таком порядке мы и приблизились к подъезду дома. Брайн крепко держал меня за локоть. Его сильная рука была покрыта блестящими золотистыми волосками. Он подвел меня прямо к подъезду дома 510 по Моррис авеню. Я подождала, пока перепуганный патрульный подаст мне два бумажных пакета – с кофе и сандвичами, а потом стала подниматься по лестнице прямо к апартаментам Гектора Родригеса.

Это имя было написано крупными буквами на полоске бумаги, которая была приклеена прямо под дверным глазком. «Квартира № 40. Родригес». Придерживая приподнятым коленом бумажные пакеты, я освободила одну руку и постучала.

– Кто там? – громко спросил за дверью мужской голос.

– Это Мэгги Саммерс, новости Ай-би-эн, – ответила я как можно непринужденнее.

Внезапно раздался женский вой. Потом крик другой женщины. А потом третий голос разразился бранью по-испански.

– Как я узнаю, что вы одна? – прокричал мужчина, стараясь перекрыть женские голоса.

– А я и есть одна, – спокойно сказала я. – И потом, что значит, как вы узнаете об этом?

– Нет! – истерически выкрикнул он. – Я не это имел в виду!

– Нет, – автоматически повторила я. – Вы сказали, что…

– Но я-то не один! – продолжал кричать он. – Я-то знаю, что я не один!

Из одного бумажного пакета мне на колено стал капать горячий кофе.

– Гектор, – сказала я, полагая, что тот, кто говорит со мной, и есть Гектор, – я пришла одна, как мы и договорились. Теперь почему бы вам не впустить меня? К тому же я принесла ваш ленч.

Дверь отворилась, и передо мной возник испуганный и небритый мужчина лет тридцати пяти. На нем были драные коричневые штаны, рубашки не было, а на груди болтались многочисленные золотые цепочки и медальоны. У него была тонкая шея, и дрожащей рукой он отбрасывал падающие на глаза длинные черные волосы. Я заметила, какие у него страшные, кривые ногти. В другой руке у него был огромный револьвер, и этим револьвером он сделал мне знак, чтобы я вошла. Я сделала вид, что вообще не замечаю револьвера, которым он с явным удовольствием размахивал во все стороны. Я направилась прямо к столу, покрытому ветхой и замасленной синей скатеркой. Две заплаканные женщины забились в угол, а около них на полу лежала третья женщина.

– Сандвичи и напитки – для всех, – сказала я как можно веселее и начала разгружать бумажные пакеты.

Одна женщина, чрезвычайно полная, выглядела особенно перепуганной. Другая была очень худа, и у нее были черные усики и густые черные брови. Третья выглядела довольно вульгарно. Она только что поднялась с пола, и у нее были кривые ноги. Она вытащила из волос, выкрашенных в немыслимо красный цвет, заколку, и прядь волос упала на лицо, закрыв глаз. Улыбнувшись ей, я осторожно осмотрелась.

Светло-зеленые стены были сплошь залеплены картинами, изображающими Иисуса Христоса в различные моменты его многотрудной жизни. Крашеная «секс-бомба» переминалась с ноги на ногу около огромного телевизора, установленного на деревянной тумбочке. В комнате помещались также два продавленных и потрепанных дивана, разваливающееся кресло и два белых столика, на которых стояли фотографии Джона и Роберта Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, а также фотография какой-то компании – видимо, Родригесы в полном составе где-нибудь на пикнике в парке отдыха. Пока я выкладывала на стол наш ленч, то успела заметить на полу около раскрытого окна три коробки из-под обуви. Коробки были обмотаны медной проволокой, белой клейкой лентой, и в них виднелось по крайней мере восемнадцать динамитных шашек.

– Смотрите, не выкиньте чего-нибудь, – нервно предупредил Гектор, шагая взад и вперед по комнате и размахивая над головой револьвером. Он слегка шепелявил и начинал заикаться, когда был особенно взволнован.

Две женщины в углу начали шептаться.

– Заткнитесь! – завизжал Гектор, подбегая к ним. В ответ они снова завопили и заплакали, пока крашеная женщина, очевидно, старшая в этой троице, не сказала им что-то по-испански. Они немедленно успокоились. Повернувшись ко мне, крашеная спросила:

– Они передали то, что я заказывала?

– Должно быть, забыли, – ответила я, заглядывая в пустые пакеты.

– Дерьмо, – проворчала она.

Не обращая на нее внимания, я обратилась к Гектору:

– Уберите ваш пистолет, Гектор, а то мне не удастся приготовить наш ленч.

Мои слова весьма напомнили мне те восхитительные солнечные дни у пруда, когда родительница говорила своей маленькой дочке:

– Брось эту гадость и вымой руки. Не то останешься без завтрака.

Как это ни удивительно, но, как только я упомянула о еде, Гектор безропотно положил револьвер на один из затертых диванов и уселся за стол. Обращаясь к женщинам в углу, я спросила:

– Будете с нами завтракать?

Они испуганно посмотрели друг на друга, а потом та, что страдала ожирением, поднялась и заковыляла к столу. Худая все еще не решалась подойти. Она вопросительно посмотрела на крашеную «секс-бомбу», чтобы та подтвердила, что в этом нет ничего предосудительного.

Крашеная посмотрела на меня.

– Я его жена, Эстелла.

– Очень приятно, Эстелла, – сказала я. – Почему бы вам не разрешить вашей подруге сесть за стол?

– Никакая она мне не подруга, – ответила крашеная. – Она его сестра.

– Сестра, подруга – какая разница? Скажите ей, что уже все готово.

Эстелла повернулась к сестре Гектора и, указав ей пальцем на стол, заорала:

– Ну-ка тащи свой зад за стол, сука!

Сестра Гектора мгновенно оказалась за столом. Быстрее, чем если бы кто-то пригласил ее словами: «завтрак подан».

– А теперь, – жизнерадостно начала я, – кому хот-дог с соусом?

Если бы я знала, что даже самый невинный вопрос может стоить жизни как мне, так и всем, кто находится рядом, я бы предпочла помолчать.

– Гектору, – проскрипела толстая.

– Нет, не мне! – закричал Гектор. – Мне ветчину и сыр!

– Придурок, – проговорила худая и усатая, – ты просил хот-дог!

– Заткнись, гадина, – заорал Гектор. – Я заказывал ветчину и сыр!

– Я же слышала, как ты сказал хот-дог с соусом! – взвизгнула Эстелла.

– Не хочу никакого соуса! – заныл Гектор. – Вы у меня все на воздух взлетите!

– Пропади пропадом этот хот-дог! – крикнула я. Но он скакнул к трем коробкам из-под обуви, опустился около них на корточки и принялся манипулировать с проводами. Опрокинув стул, я бросилась к нему и – Бог знает как – оттолкнула его ногой.

Гектор, скорчившись, лежал около своих взрывных устройств и хныкал, как обиженный ребенок.

– Все в порядке, Гектор, – мягко сказала я и погладила его по голове. – Все хорошо. Я знаю, что ты просил ветчину и сыр. Все в порядке. Они были не правы. Ветчина и сыр – тебе.

– Я не просил соуса, – хныкал он.

Я взглянула на Эстеллу, чьи слова так выводили Гектора из себя, и поинтересовалась:

– Почему вы ссоритесь?

Эстелла откинула назад волосы и приняла позу Кармен в одноименной опере. Потом она презрительно расхохоталась.

– Ничтожество, – воскликнула она. – Гектор – ничтожество. Он не может иметь детей.

– И вы обвиняете его? – пробормотала я.

Но не успела я собраться с мыслями, чтобы растолковать этим женщинам, что не следует доводить Гектора, чтобы он нервничал и бился в истерике, как две другие гарпии принялись орать и визжать с такой силой, что дом вполне мог рухнуть и без динамита. Обняв Гектора за худую грудь, я закричала на них что было силы:

– Хватит! Замолчите все!

Установилась тишина. Эстелла выглядела смущенной. Ее глумливость сменилась выражением неуверенности, и она нервно накручивала свои крашеные волосы на указательный палец, но не двигалась. Другие две просто недоуменно пялились на меня, раскрыв от удивления рты. Однако еще больше был удивлен сам Гектор. Он был сражен тем, что кто-то посторонний решился защитить его от этих фурий. Я находилась у Родригеса дома всего десять минут, и мне уже было совершенно ясно, что Родригес еще что-то пытается доказать своим домашним, хотя любой другой мужчина на его месте уже давно начал бы кусаться.

Не успела я произнести ни слова, как зазвонил телефон. Звонили с улицы из передвижного полицейского диспетчерского пульта.

– С тобой все в порядке, Мэгги? – спокойно поинтересовался Брайн. – Мы слышали, как ты кричала.

У этого человека ледяное сердце. Только не в постели, конечно.

– Дай трубку Спригу, – сказала я. Ник тут же ответил.

– Как ты, детка? С тобой все в порядке?

– Ситуация под контролем, – сказала я, уже сообразив, как надо рассказывать о происходящем в квартире, чтобы никто из этой семейки ничего не понял. – Просто слушай и ни о чем не спрашивай, – попросила я, собираясь с мыслями.

– У Гектора цурис от нафкас и мешуги, – начала я на дикой смеси идиша с блатным жаргоном.

Ник понял меня с полуслова.

– Валяй дальше, – сказал он, прикладывая огромные усилия, чтобы не расхохотаться.

– Ситуация здесь швах. Его затрибухали и затюкали. Любой нормальный человек уже давно бы засемафорил и нафкас и мешугу – ты меня понимаешь?

– Понимаю, – ответил Ник. – Твои предложения?

– Немного куриного бульона. Ясно?

– Абсолютно! – расхохотался Ник.

Гектор позволил мне усадить себя за стол. За столом с выражением полного счастья на физиономии он принялся уплетать свой сандвич с ветчиной и сыром. Внезапно – может быть, потому что атмосфера разрядилась, – толстуха прикрикнула на него:

– Жуй с закрытым ртом, неряха!

И словно по команде, тут же подключилась усатая:

– Так едят только свиньи!

Не заставила себя ждать и «секс-бомба», которая завопила громче всех:

– Ничтожество! Ничтожество!

Естественно, Гектор немедленно бросил свой сандвич и рванулся за револьвером. При этом он опрокинул мой одинарный кофе прямо на мое нежно-кремовое вязаное платье. Однако я уже успела принять решение.

– Гектор! – закричала я, приподнявшись со стула, чтобы успеть ухватить его раньше, чем он возьмется за револьвер. – Я хочу, чтобы ты немедленно выбросил отсюда этих трех мымр! Ты слышал, что я сказала? Немедленно – вон их!

Он начал смеяться. Сначала тихо, а потом все громче. При этом он все повторял:

– Мымры, мымры!..

В конце концов он расхохотался до того, что по его щекам потекли слезы. Женщины были явно смущены тем, что их освобождение наступило так внезапно, и принялись шептаться между собой на испанском.

– Ну-ка заткнитесь! – одернула их я. – Мне нужно поговорить по телефону.

Брайн слушал меня очень внимательно.

– Три женщины сейчас выйдут, – объяснила я.

– Твоя съемочная группа может войти?

Я повернулась к Гектору, который ненадолго затих.

– Моя съемочная группа хочет подняться сюда, чтобы снять тебя для телевидения. Могу я сказать им, что все нормально?

– Да, да, – пробормотал он, кивая головой. – Я только надену рубашку.

– Пяти минут достаточно?

Гектор показал мне на пальцах: десять. Настал момент, когда Гектор Родригес мог сбросить свои оковы.

– Скажи им, чтобы убирались, – приказала я ему. Он сказал им что-то по-испански. Возможно, не совсем теми словами, как я, но так доходчиво, что те вскочили и одним духом выскочили за дверь. Их бегство сопровождалось несколькими возгласами – как по-английски, так и по-испански.

– Ничтожество! – бросила Эстелла в адрес своей законной половины.

– Шлюха! – крикнула я ей вдогонку, поскольку в подобной ситуации весьма сложно удержаться в рамках приличий.

Гектор посмотрел на меня с улыбкой капризного ребенка.

– Да, так им! – проговорил он.

К тому моменту, как Гектор вернулся из спальни, где он умывался, спрыскивал волосы душистым одеколоном с запахом кокоса, а также надевал чистую белую рубашку, мои руки тряслись так сильно, что я едва могла держать свой сандвич с беконом и томатным соусом.

Когда он заправил рубашку в свои драные коричневые штаны, то уселся за стол, чтобы закончить завтрак. С недоумением он воззрился на свой недоеденный бутерброд с ветчиной и сыром, который валялся на полу – там, куда он в бешенстве швырнул его несколько минут назад. Переглянувшись, мы улыбнулись, как будто у нас был какой-то общий секрет. Не говоря ни слова, я подала Гектору хот-дог с соусом, и он взял его у меня без всяких колебаний.

– Пойдет? – спросила я.

– Обожаю хот-доги, – сказал он, расплываясь в счастливой улыбке, и принялся жевать.

Когда у входной двери позвонили, Гектор, чавкая, уплетал свой хот-дог. Он нервно постукивал ботинком по ножке стола и безучастно смотрел куда-то в пространство. Револьвер лежал на столе, а около окна все еще лежали в полной боевой готовности три самодельные бомбы.

– Это моя съемочная группа. Можно я открою дверь? – спросила я.

Он кивнул. Когда я открыла дверь, Ник тут же схватил меня за руку и зашептал:

– Парни из саперного подразделения уже здесь. Ты думаешь, он позволит им войти?

Гектор все еще сидел за столом и занимался своим хот-догом.

– Гектор, моя группа уже здесь. Ты не возражаешь, если вместе с ними войдут парни из саперного подразделения, чтобы обезвредить бомбы, которые ты смастерил? – спросила я.

Он снова кивнул. Появился обливающийся потом Дик Карлсон с телекамерой. Джой Валери шагнул прямо к Гектору, пожал ему руку, а потом принялся налаживать магнитофон.

– Привет, Гектор, – сказал он. – Меня зовут Джой.

– Привет, Джой, – отозвался Гектор.

Я отвела Гектора к дивану, на котором мы уселись, чтобы начать интервью, и я заметила, что саперы уже сматывают проволоку и снимают клейкую ленту с динамитных шашек.

– Все в порядке, – тихо сказала я Гектору.

Ник присел на корточки в нескольких шагах от нас.

– Гектор, меня зовут Ник. Я буду руководить этой съемкой.

– Привет, Ник, – улыбнулся Гектор.

– Ты получишься отлично. Только смотри на Мэгги, а не в камеру.

– Ты готов? – спросила я Гектора.

– Готов.

Ник кивнул, чтобы я начинала.

– Гектор, – сказала я, глядя прямо ему в глаза, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?

Вдруг Ник замахал рукой, останавливая нас.

– Подожди, Мэгги! Стоп! Что это с твоим платьем?

Посмотрев вниз, я увидела кофейные пятна.

– Я совсем забыла. Это кофе.

– Выйди и переверни платье другой стороной, чтобы пятна были хотя бы у тебя на заднице, – распорядился Ник.

Через минуту я снова сидела на диване.

– Давай все сначала, – сказал Ник.

– Гектор, – сказала я, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?

У него на глазах набухли слезы.

– Это я заложник, а не они!

– Что ты имеешь в виду, Гектор?

– Я работаю и все деньги отдаю Эстелле. Она мне не дает ни цента. Только на дорогу и еще иногда заворачивает с собой бутерброд… У меня нет денег даже на новые ботинки.

– Зачем же ты отдаешь ей все деньги?

– Она мучает меня за то, что у нас нет детей. Она изводит меня каждую минуту, обзывает по-всякому… – Он умоляющее смотрел на меня, надеясь, что я его пойму. – Но как же можно сделать ребенка, если на тебя кричат и ругают все время?..

Однажды на Ист-Сайд, что в Манхэттене, неподалеку от Грэйси, одна замужняя дама (работающая к тому же) по имени Мэгги Саммерс сидела у себя на кухне за дубовым полированным столом и разговаривала со своей приятельницей. Изящный светильник из черненого стекла уютно разливал неяркий свет.

– Я чувствую себя униженной… – призналась Мэгги. – Эрик выдает мне деньги лишь на дорогу. Я даже не в состоянии купить себе новые туфли!

– Как же ты допустила до этого? – поинтересовалась приятельница. – Ведь ты тоже работаешь!

– Он обвиняет меня в том, что у нас нет детей. Он все время третирует меня этим… Но как же я могу иметь ребенка от человека, который только и делает, что мучает меня, вечно недоволен и орет на меня?..

Телекамера следует за Гектором и мной, когда мы выходим из дома 510 по Моррис авеню. К этому моменту уже несколько телевизионных групп дежурят у входа, чтобы заснять происходящую драму. Впрочем, теперь это уже не драма. Все это просто очень грустная история. Полицейские – все еще на своих позициях, прикрываясь дверцами своих автомобилей. Их мощные помповые ружья нацелены прямо на беднягу Гектора, а парни из подразделения по борьбе с террористами по-прежнему дежурят на крышах. Все в полной боевой готовности. Зеваки тут же начинают аплодировать, лишь только мы выходим на улицу.

Старший детектив Брайн Флагерти в качестве приветствия мгновенно защелкивает на худых запястьях Гектора Родригеса наручники, а фотографы ослепляют их вспышками. У Гектора взгляд загнанного зверя. Подъезжает специальный медицинский фургон, из которого вылезают санитары и, заботливо взяв Гектора под руки, сажают в машину.

Я подхожу, беру Гектора за руку и заглядываю в его красные глаза.

– Я не забуду о тебе, Гектор, – обещаю я. – Честное слово.

Фотографы продолжают щелкать вспышками, и санитары закрывают дверцы фургона.

– Можно угостить тебя выпивкой? – спрашивает Джой.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, глядя на Брайна. – У меня свидание.

Он пожимает плечами.

– У нас с тобой полно времени, чтобы спокойно выпить, – усмехается Джой. – А вот у него, – тут он кивает на Брайна, – как подсказывает мне интуиция, времени для этого не так уж много.

На Мэри Маргарет Флагерти было ярко-желтое вязаное платье. На ноги с толстыми щиколотками надеты черные ортопедические туфли с высокой шнуровкой. Между пышных грудей сверкал золотой крестик. Ее седые волосы тщательно уложены тугими маленькими кудряшками, а губы так обильно намазаны ярко-розовой помадой, что ею даже испачканы передние зубы. Она чинно вышла из своего кирпичного дома на две семьи как раз в тот момент, когда Брайн и я намеревались в него войти. Она запечатлела звонкий материнский поцелуй на щеке сына и громко сказала:

– Флора Карлуччи подвезет меня до церкви в своей машине, а сегодня вечером мы играем в лото.

Потом она с ног до головы окинула меня понимающим взглядом. Я улыбнулась.

– А где же твой слуховой аппарат, ма? – спросил Брайн.

– Разбился, – ответила Мэри Маргарет.

– Ваш сын много рассказывал о вас, – вежливо сказала я, чтобы соблюсти приличия. – Очень рада с вами познакомиться…

– Ты куда-нибудь собираешься сегодня вечером, сынок? – спросила она Брайна, не обращая на меня никакого внимания.

Я для нее – пустое место.

– Мы собираемся посмотреть телевизор, ма, – ответил Брайн.

– А вы должно быть – Мэгги, – все-таки говорит Мэри Маргарет. – Мэгги – ирландское имя?

– Нет, ма, – ответил за меня Брайн. – Мэгги не ирландка.

– Кто же ваши родители?

– Вообще-то, – нервно пробормотала я, – мой отец из Бронкса, а моя мать из России, из Петербурга…

Однако Россия как-то ускользает от нее. Вероятно, по причине разбитого слухового аппарата.

– Петербург, – задумчиво повторила она. – У мистера Флагерти, мир праху его, там были родственники. Да, он обычно отправлялся туда зимой недели на две, чтобы погостить у них…

– Точно, я помню, – подтвердил Брайн, радуясь перемене темы. – Кузен Тим Райли с женой. Па ужасно любил навещать их, пока был жив…

Почему ирландцы считают необходимым вставлять это «пока был жив»? Никогда не скажут «умер». Зато обязательно прибавят «мир праху его»… Вот еврей – тот просто «умер» и никаких придаточных предложений.

Засигналил подъехавший автомобиль. Мэри Маргарет помахала рукой в белой перчатке Флоре Карлуччи, которая выбралась из машины на тротуар.

– Не слишком долго, сынок, – сказала миссис Флагерти и еще раз окинула меня знающим взглядом.

Но откуда ей знать, что такое «слишком долго»? Слишком долго или не слишком долго я собираюсь пробыть с Брайном? Пока ее сынок будет в состоянии показать себя «бравым парнем», но уж, конечно, не дольше.

– Пока, ма, – сказал Брайн. – Приятно провести вечер!

Стереосистема в спальне Брайна еще не была в достаточной степени модернизирована, чтобы можно было перематывать одновременно восемь кассет. Поэтому весь вечер мы слушали одну и ту же вещь – «Странников в ночи», – лишь бы не вылезать из постели и не менять кассету. Я лежала на животе, а Брайн пристроился сверху. Парень-кремень двигался чрезвычайно ритмично. Я чувствовала его рот на своей шее. Наши тела извивались, терлись друг о друга, пока наконец в меня не ударила его жидкость. Мы неподвижно замерли на мокрых простынях, переводя дыхание. Потом он соскользнул с меня, лег сбоку и, обняв, прижался пахом и животом к моим ягодицам и спине. Он продолжал целовать меня в шею, пробегая языком до моего правого плеча.

– Брайн, – сказала я, – это про нас.

– А? – пробормотал он.

– «Странники в ночи» – это про нас, – повторила я.

Он не ответил, а, опустившись ниже, стал трогать тс места моего тела, которыми хотел обладать снова, а также тс, которые словно заново открывал для себя.

– Про нас, говоришь…

Я придвинулась ближе. Мои руки обвили его шею. Наши губы соединились, а языки начали общий, страстный танец.

– Брайн, – выдохнула я, когда он глубоко вошел в меня, – Эрик и я собираемся развестись.

Он остановился. Его эрекция пропала. «Бравый парень» превратился во что-то такое, что и узнать-то было невозможно. Момент был упущен безвозвратно.

– Я не могу жениться на тебе, Мэгги, – тихо сказал он, сев на край постели.

– Я этого и не ждала, – сказала я, подтягивая колени к подбородку.

– То есть я хочу сказать, что ты мне нравишься, Мэгги… Но у меня работа. На мне мать…

Если бы он сформулировал это как-то иначе – может быть, я не так остро почувствовала боль от моей потери. Если бы он сказал что-нибудь вроде: «Я обожаю тебя, дорогая, но мне нужно, чтобы женщина, которая находится рядом, целиком посвятила себя моей карьере. Такой женщиной может быть только мать».