Текст книги "«Оскар» за имя"

Автор книги: Барбара Уилкинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА 4

Бет улыбнулась про себя, восхищаясь изобретательностью Ферн. Королева красоты, двойник Мэрилин Монро, а теперь еще и дочь банкира. Она представила себе владельца крупнейшего банка Кур Д'Алена, в его превосходно сшитых костюмах из лучших магазинов Сиэттла и Нью-Йорка и в сверкающих ботинках. Его дочь училась на первом курсе в Вассаре, а сын заканчивал Браун и был потенциальным женихом одной из сестер Барнз. Она знала и других банкиров, приезжавших из Бойза, Спокана, Чикаго, Нью-Йорка, чтобы встретиться с ее отцом по делам, которыми они были связаны.

Ферн опять поправила грим, хмурясь, разглядывая свое отражение. Ферн никак не могла быть дочерью банкира, даже если зачесать ее волосы назад и вернуть им первоначальный вид, каким бы там он ни был, умыть как следует, надеть кашемировый свитер и плиссированную юбку. Неужели Ферн сама этого не чувствует? Неужели она думает, что в Голливуде поверят ее россказням?

Но все равно это было просто восхитительно, как Ферн буквально создавала свой образ по мере того, как они ехали. И кто может предугадать, какое блестящее прошлое она придумает себе, пока они доберутся до Голливуда. Может быть, в этом и есть что-то. Создать себя заново. Стать тем, кем хочешь.

И было очень трогательно, что Ферн искала ее на автобусной станции, хотела поделиться с ней своими ухажерами и даже заставить их заплатить за ее обед. Что это значило для нее самой, спрашивала себя Бет, когда кто-то платит за тебя? Значит ли это, что ты в чем-то выиграла? Все же это было очень великодушно с ее стороны, и похоже, что Ферн хочет с ней подружиться.

Другим ее ценным качеством было то, что она не задавала вопросов. Бет была рада забыть хотя бы ненадолго о своих бедах и немного подыграть буйной фантазии Ферн. Они были похожи на двух маленьких девочек, играющих в куклы, как обычно они играли с Линдой Мэри.

Бет была в крайне угнетенном состоянии. Ей даже в голову не приходило, что придется кому-нибудь рассказывать о себе. И что она скажет? Правду? Да, мой отец застал меня с мальчиком, и я порезала себе запястья осколком от бутылки кока-колы. Потом я сказала что-то ужасное про отца, и он решил отправить меня в сумасшедший дом. Я этого не хотела, поэтому украла у него четыреста долларов и убежала.

Ах, если бы рядом с ней сидел Бадди и они бы ехали вместе!.. Ей так захотелось быть рядом с ним, чтобы он обнимал ее, хотелось чувствовать, что ты нужна кому-то, а она испытывала это только с ним рядом. Когда они обнимались и целовались, и все остальное. Иногда она и сама не верила, что позволила Бадди сделать это. Никто из знакомых ей девочек никогда бы ничего подобного не сделал. По крайней мере до свадьбы. Это было дурно.

Но он был такой ласковый и он так хотел ее и обещал, что ей не будет больно, что в конце концов она согласилась. Он ошибся, говоря, что не будет больно. Он был очень осторожен, но ей все равно было больно в первый раз, и она испугалась, когда увидела кровь. Она чувствовала себя ужасно виноватой, однако, как ни странно, после этого у нее возникло чувство, что они стали как бы принадлежать друг другу. И ей нравилось слушать, как он мечтает о будущем, рассказывает о своих планах и о том, как он станет важным человеком и будет о ней заботиться, и они поженятся. Она только не могла настолько напрячь свое воображение, чтобы представить их семьи рядом. О чем они будут разговаривать? О том, что на днях его отец напился и попал в тюрьму? Или о том, как он в прошлый раз выбил зубы матери?

Бет и сейчас испытывала стыд, когда вспоминала о том времени, когда она с сестрами ездили в «паккарде» в «Ущелье мертвеца» в дом Бадди с рождественской корзинкой, которые они по приказу отца развозили семьям рабочих.

Вообще-то «Ущелье мертвеца» не было настоящим названием этой улочки. Ее просто все так называли. Это была грязная улица, ведущая на восток от свинцового завода. Дома там были похожи на лачуги из фильмов про Великую депрессию, с той только разницей, что в этих были водопровод, отопление и электричество.

Там было невозможно проехать, и шоферу приходилось надевать цепи на колеса «паккарда». Грязный снег, делавший дорогу почти непроходимой, был перед каждым домом завален ржавыми машинами, старыми матрасами и прочим мусором и барахлом. С ветки засохшего дерева перед домом Бадди свисала веревка с привязанной к ней старой покрышкой, которую малыши использовали как качели. В доме была куча малышей. Они стояли вокруг в своих драных пальтишках с распоротой подкладкой и смотрели, как она с сестрами подъезжает на великолепном сверкающем лимузине. И все детишки были такие хорошенькие! Светловолосыми и голубоглазыми, как Бадди.

Бет стояла вместе с сестрами около багажника, а шофер передавал им корзинки с подарками и едой. Она не могла понять, что они все делают на улице. Было очень холодно, и в морозном воздухе висело облако дыма из заводской трубы.

Луанна – как всегда впереди – подходила к двери и стучалась. Бет помнила, что она в тот день выглядела особенно хорошенькой. На ней была черная меховая шубка, золотистые волосы спрятаны под соболью шапочку. Остальные девочки сгрудились вокруг нее в своих шубках и сапожках, дрожа от холода и переминаясь с ноги на ногу.

И потом Бет не могла понять, почему все было так ужасно. В конце концов, во всех домах знали, что они должны приехать. Это происходило каждый год. Но мать Бадди побледнела, увидев их на пороге, как будто их появление чрезвычайно ее поразило. Какой же старухой она выглядела! Можно было подумать, что она не мать, а бабушка Бадди. Волосы спутаны, лицо покрыто морщинами, а рот ввалился так, что, похоже, эти истории о выбитых зубах соответствуют истине. В свитере с продранными локтями, грязном платье, спущенных чулках, из дырявых тапок торчат пальцы… Ей-Богу, можно было подумать, что она специально привела себя в столь жалкий вид.

Луанна проплыла мимо, как Королева Мая, неся в руках подарок, упакованный ее собственными руками, за ней прошли остальные с корзиной и другими подарками.

К этому времени лицо матери Бадди покрылось красными пятнами, и Бет изо всех сил старалась не показать, насколько ее потрясло то, что она увидела внутри. Здесь явно была драка. Разбитое стекло завешено драной простыней. На полу осколки стекла и кровь.

Весь потрескавшийся линолеум был в грязи. На столе стояли тарелки с объедками. Всюду валялись какие-то тряпки, одежда. Но в углу стоял огромный, совершенно роскошный телевизор, намного лучше того, что в их доме на острове. И еще проигрыватель на специальной Тумбочке, явно очень недешевый, имеющий отделение для множества пластинок. Но больше всего их поразила засохшая кровь. Они не могли оторвать от нее взгляда.

Бет была настолько смущена, что хотела оставить все свои приношения и скорее убежать. Но не тут-то было. Луанна должна была исполнить роль дамы-благотворительницы. Она расспросила женщину о детишках, пожелала всем счастливого Рождества от имени отца и сестер. Мать Бадди пробормотала что-то вроде того, не хотели бы они выпить по чашечке кофе, и было ужасно забавно видеть выражение ужаса, мелькнувшее на лице Луанны. Бет с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Ей показалось, что они пробыли там целую вечность.

Это было еще задолго до того, как они стали встречаться с Бадди, и только один раз. Потом, когда они приезжали туда, дом был убран, а мать Бадди с улыбкой встречала их у дверей, как и все остальные женщины. И Бет никогда не рассказывала Бадди о том визите.

Бадди… Какой же он хороший! Бет почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тебе дать платок или что-нибудь? – хмурясь, спросила Ферн, как будто слезы Бет шокировали ее.

– Я просто вспомнила о своем мальчике, – сказала Бет, вытирая глаза тыльной стороной руки.

– Я тебя понимаю, – сочувственно сказала Ферн, ее тоненький голосок чуть дрогнул. – Я тоже вспоминаю о своем мальчике. Он так расстроился, когда я сказала ему, что еду в Голливуд. Он умолял меня не делать этого и выйти за него замуж. Он говорил, что не перенесет, если ему придется делить меня с моими поклонниками. «Я куплю тебе меховое манто и кольцо с бриллиантом, – говорил он. – Я повезу тебя в свадебное путешествие в Сан-Франциско, мы будем жить в большой гостинице и сходим на Рыбацкую пристань». – Она немного помолчала с легкой улыбкой на губах. – Я думала, он заплачет, когда я сказала ему, что должна ехать, что принадлежу всему миру.

При этих словах брови Бет поползли вверх, но она лишь улыбнулась. Пусть болтовня Ферн немного развеет ее и отвлечет от собственных печальных мыслей.

– Его отец – банкир в нашем городе. Другой банкир. У нас два банка. Его папа почти такой же богатый, как и мой, но все же не такой. И дом у них такой же огромный, как наш. Он стоит на холме и возвышается надо всем городом. И у них масса шикарных машин, а его мамаша ездит за платьями в Портленд. Ты бы только видела его двух сестер. Такие красотки. Обе блондинки вроде меня. Он мне всегда говорил, что я ему понравилась, потому что очень похожа на его сестер. Их зовут Джули и Эмили. Они учатся в Стэнфорде. А его самого зовут Кларк. Кларк Джонсон.

– А моего парня зовут Бадди Хэтчер, – сказала Бет, чувствуя симпатию к Ферн, потому что та тоже уехала от своего Кларка, так же как и она от Бадди. И если бы он не уехал первый, то получилось бы, что она его бросила. Они обе скучали по своим мальчикам. Они были две одинаковые девушки, тоскующие по своим любимым. – Его настоящее имя Элройд. Моя старшая сестра Луанна всегда говорила, что ее поражает, как это люди его класса дают своим детям такие нелепые имена. А тебе как кажется?

– Да, конечно, – сказала Ферн, как-то странно глядя на нее.

– Он пошел в армию, – сказала она. – Может быть, его убьют в Корее.

– Да, там жизнь дешево ценится, – сказала Ферн, поглаживая ее по руке. – А у Кларка отсрочка. И еще он учится в Стэнфорде. Понимаешь, там учились все Джонсоны, уже несколько поколений. Они жертвуют университету кучу денег. В газетах всегда печатают, сколько они дали.

– Образование – это здорово, – сказала Бет, кивая с улыбкой.

– Ну вообще-то они могли бы сделать что-нибудь и для города, – ворчливо проговорила Ферн. – Эти его сестры гоняют по городу в своих шикарных машинах и с презрением на всех смотрят. Такие воображалы! Нет, правда. Почему бы им не дать денег, чтобы построить больницу или еще что-нибудь. Сделать что-нибудь для людей, которые сделали их богатыми, вместо того чтобы тратить свои деньги где-то на стороне.

– Да, это непонятно, – сказала Бет, думая о своем отце, построившем больницу, библиотеку и давшем большую сумму на строительство парка.

– И знаешь, что они делают каждый год? – спросила Ферн. – Они устраивают четвертого июля большой праздник – карнавал. Устанавливают карусель, всякие аттракционы, балаганы, где можно заработать призы. Ну всякую ерунду, конечно, – игрушки, рыбку в аквариуме. Ну и все такое. Оркестр играет патриотическую музыку, и все раскрашено в красно-сине-белые-цвета. Полно еды – горячие сосиски, гамбургеры, капустный салат, картофельный салат, пирожки, пирожные. Для взрослых – холодное пиво, а для детей – кока и «Севенап». – Она еще немного подумала, как бы вспоминая. – И еще шарики. Красные, белые и синие, и если хочешь, то на любом напишут твое имя. И все бесплатно. Абсолютно все.

И все им кланяются и благодарят: «Спасибо вам» или: «Какой чудесный праздник» и все такое. Это так ужасно и так неприятно, когда так делают. Как будто они какие-то короли с королевами, а все остальные – пустое место. Неужели они думают, что мы не можем пойти в магазин и купить себе сосисок? Неужели они не понимают, как мы все себя чувствуем при этом?

Бет чувствовала, как пылают ее щеки, она заерзала на сиденье. Ей опять стало стыдно и за эти рождественские корзинки, и за больницу, библиотеку и парк. Она хотела объяснить Ферн, что они, наверное, думают, что делают добро, хотят как лучше. И вообще, не так уж хорошо быть богатым. Жить в огромном доме на собственном острове, иметь много машин, и одежды, и слуг, но при всем этом можно чувствовать себя одинокой и брошенной, как будто тебя никто не любит и никому нет до тебя дела.

– Но ведь можно туда и не ходить, – сказала она.

– Ничего подобного, – насмешливо возразила Ферн. – Ты обязана была идти.

– Не может такого быть – ведь у нас свободная страна.

– Хорошо, предположим, ты не идешь, – сказала Ферн. – А потом обращаешься в банк или просишь ссуды, чтобы купить машину или еще что-нибудь. Но все знают, что ты там не была, и подозрительно на тебя смотрят: а почему это она не была на празднике? Или идешь в магазин, чтобы купить что-нибудь в кредит, а продавец на тебя смотрит и думает: а почему это ее там не было, и вообще, значит, она не такая, как все. – Она сердито пыхнула своей сигаретой. – Ненавижу маленькие городки – все знают о тебе гораздо больше, чем ты сама. Это как в тюрьме.

– А другие. Им нравятся эти праздники? – спросила Бет.

– Да, очень нравятся, – возмущенно сказала Ферн. – Но знаешь, что я сделаю, когда стану богатой и знаменитой?

– Что?

– Я вернусь в Кресент-Сити и заткну все эти карусели им в задницу, – сказала она.

Как же она ругается, подумала Бет, краснея. Это отвратительно, как пьяный мужик. Она отвернулась от Ферн и посмотрела в окно. День уже клонился к вечеру, небо было подернуто серой пеленой, и лишь две-три звездочки просвечивали сквозь облака. Впереди виднелись пустые поля, огороженные низкими заборами. Здесь было совсем не так, как в Северном Айдахо, штате Вашингтон или Орегоне. Они проделали уже длинный путь, и еще ни разу здесь не шел дождь, а дома он шел постоянно. Дождь, мрачные сосновые леса, сильные метели зимой и это огромное черное озеро, которое, казалось, так и ждет от тебя какой-нибудь ошибки, чтобы тебя проглотить. Дома все было неизменно, тесно, как будто все сгрудилось в одном замкнутом пространстве. А здесь всего было понемногу. Вон у забора стоит, пощипывая траву, лошадь. Вдалеке виднеется фермерский дом, две коровы. И еще эти бескрайние поля, которые трудно разглядеть в сумерках. У Бет появилось какое-то странное чувство: как будто она болтается где-то между небом и землей и ей не за что уцепиться.

Пассажиры включали подсветку для чтения, откуда-то раздался голос молодого человека: «Я разбужу тебя в пять».

Бет начала представлять себе Ферн и все то, что она будет делать с каруселями, и ей стало смешно. Она не могла сдержать смех – это действительно было забавное зрелище.

– И горячие сосиски тоже, – добавила Ферн, тоже хихикая.

Где-то впереди замаячили огни небольшого городка.

– Стоим пятнадцать минут, – объявил водитель.

– Пошли, – сказала Ферн, – беря Бет за руку.

Сидеть с Ферн и солдатами за столом было похоже на то, как если бы она находилась на пороховой бочке, готовой взорваться каждую минуту. Парни всячески старались обратить на себя ее внимание, рассмешить. Они просто из кожи вон лезли. Просто поразительно! Бет глядела на них во все глаза. Когда они вернулись в автобус, парень, который расплатился по их счету, встал в проходе, наклонившись к Ферн, пока все остальные занимали свои места.

– Пошли туда, ладно? – услышала Бет. Она удивилась, почему это он оказался в выигрыше, а остальные отступились. Он вроде бы ничем не отличался от других. Обыкновенный солдатик с торчащими ушами, наверное, и бриться-то начал совсем недавно. Но ей все мужчины казались загадочными. Какая-то другая порода людей.

– Нет, – сказала Ферн.

– Я еще никого не видел красивей тебя, – продолжал уговаривать он. – Пойдем, малышка. Всего лишь на пару минут.

– Нет.

– Послушай, малышка. Я еду в Форт-Орд, а оттуда меня отправят в Корею воевать. Возможно, меня там убьют.

– А мне-то что? – сказала Ферн.

– Ну пойдем, – умолял ее он.

– Чтобы ты мог потом хвастаться перед своими дружками? – спросила она. – Сгинь с глаз моих!

– Да ладно тебе, – говорил он, покачиваясь в такт автобусу.

Ферн смотрела прямо перед собой, не обращая на него внимания. Наконец он отстал.

– «Пойдем посидим с тобой сзади, – передразнила она. – Ты такая красивая», – Она повернулась к Бет и посмотрела ей прямо в глаза. – Ты небось и не поняла, о чем идет речь, – сказала она тоненьким голоском с придыханием. – Ты, наверное, еще девушка, наверное, со своим мальчиком только за руки и держались. Бет так и сжалась.

– Трахаться, – произнесла Ферн. – Вот чего ему надо.

Это слово. Ну конечно же, она знала его. Все знают. Но сейчас она впервые услышала, как кто-то произносит его вслух. Она ахнула и захихикала от смущения.

– Им всем только одно и нужно, – продолжала та. – Мне мама говорила об этом, когда мне было еще десять. Она мне сказала: «Если у парня есть время, он будет трахать кого угодно. Он будет трахаться хоть с грязью. Они все такие».

– Она так сказала? Твоя мама?

– Я это и без ее слов знала, – сказала Ферн. – От нее и ее дружков.

– И у нее были друзья? Ничего себе! А что говорил твой папа?

– Ну, это было уже когда они разошлись, – на ходу придумывала Ферн. – Понимаешь, в нашем доме на одной стороне находится ее спальня, потом ванна, а потом моя спальня. – Ее язычок лизнул ярко-красные губы, в темноте глаза казались влажными и блестящими. – Так всю ночь я слышала, как в туалете спускают воду. Пошла подмываться, – говорила я про себя. Ну, знаешь, чтобы вымыть все это из себя, когда оно туда попадет. И всю ночь это продолжается. Три, а то и четыре раза.

Бет уставилась на нее, как завороженная.

– А еще? – прошептала она.

– А что еще? – ответила Ферн. – Им только и делов – трахаться.

Ферн тоже все время занималась этим, начиная с двенадцатилетнего возраста. Она спала со своим дедушкой, двоюродными братьями, зубным врачом, когда он лечил ее зуб.

– А ты не боялась забеременеть? – спросила Бет, вытаращив глаза. Потому что это самое страшное – забеременеть. Тогда твоя жизнь будет навсегда погублена, хотя иногда она не могла понять, почему это так хорошо, когда ты замужем, и так ужасно, если нет. Бадди всегда был очень осторожен и вынимал ею до того, как кончал.

– Я залетала, – сказала Ферн. – Два раза.

– И что ты делала?

– Две беременности – два аборта, – сказала Ферн, щелкнув пальцами. – Все очень просто.

– И что ты чувствовала? – спросила Бет. – Ты боялась?

– Конечно, боялась, – призналась Ферн. – Я ходила к одной бабке-мексиканке, она вообще могла меня угробить. Но ничего, она все сделала как надо. Через пару дней как будто ничего и не было.

– А тебе не было плохо? – спросила Бет.

– Немного было, – согласилась Ферн. – Во второй раз меня немного рвало.

– Нет, я хочу сказать, из-за ребенка, – сказала Бет. Ребенка? – спросила Ферн. – Я об этом и не думала.

Бет, затаив дыхание, слушала бесконечные рассказы Ферн. Та вспоминала, как она за десять баксов ходила с аптекарем в служебное помещение в аптеке. И она действительно трахалась с Кларком Джонсоном. Правда, только один раз.

– Это было как похищение, – сказала Ферн. – Представляешь, такой важный человек в городе. Я шла по улице, а он остановился около меня. Он сидел в папашкиной машине – это был открытый «кад», – он открыл дверцу и посмотрел на меня исподлобья, думал, небось, что неотразим. Как только мы выехали за город, он так и накинулся на меня. То есть даже не поцеловал. Вообще-то он у него был как мой мизинчик, так что мне было наплевать, да и сделал все дела за одну минуту. Ужасное разочарование. Я аж хотела врезать ему как следует. Да еще связываться с таким козлом.

– А ты не боялась, что он станет болтать? – спросила Бет. – Ведь иногда парни болтают, ну, чтобы похвастать друг перед другом. – Она вспомнила, как говорила Луанна о том, что Бадди, наверное, хвастал перед своими дружками. – А люди не болтали?

– Конечно, болтали, – устало произнесла Ферн. – Все болтали. Ну, ты же знаешь, как это бывает. Им больше делать нечего, вот они и болтают. Ничего, я об этом позаботилась. Я узнавала, что они сами скрывают, и тогда их прижимала. Потому что у всех есть что-то, о чем они не хотят, чтоб узнали другие. У каждого найдется какой-нибудь секретик.

Бет смотрела на нее во все глаза. Ей казалось, что она стала старше года на четыре. Откуда Ферн знает все это? Просто невероятно!

Ферн полезла в сумочку, вытащила сигарету, запихнула ее в мундштук и протянула Бет маленькую зажигалку.

– Видишь? – сказала она. – Это настоящее золото. Мне ее дал один парень, с которым я как-то была. Я показала ее ювелиру. Это настоящее золото. Восемнадцать каратов.

– Красивая, – сказала Бет и, повертев зажигалку в руках, вернула ее Ферн.

– Каждая девчонка сидит на золотых россыпях, – сказала та. – В этом-то и наша сила. Каждый раз за это можно прилично получить.

– Но если ты берешь за это деньги, то ты проститутка? – пробормотала Бет.

– Да, парни так и говорят. А если ты даешь им бесплатно? Тогда ты кто? Чистюля? – Она фыркнула. – Тогда ты просто дура.

Ну и ну, Ферн была так цинична. Она очень жесткая. Считает, что все вокруг такие же, как она. Она хватает все, что можно схватить. Ужасно, наверное, так смотреть на жизнь. Но с другой стороны, наверное, ее не так-то легко обидеть. Она никому не станет доверять настолько, чтобы потом почувствовать разочарование. Хорошо это или плохо?

Повернув голову, она увидела, что Ферн крепко спит, приоткрыв рот и раскинув ноги. Постепенно стали гаснуть фонарики на каждом сиденье. Фары пронзали чернильную темноту, а в небе сверкали миллиарды звездочек. Бет протянула руку и выключила свет. Она откинулась назад, стараясь найти позу поудобнее, и закрыла глаза. Она не хотела ни о чем думать. Уж тем более не о том кошмаре, который она недавно пережила. И не о той неопределенности, которая ожидала ее впереди. Чуть позже она почувствовала, как кто-то схватил ее за руку, и услышала испуганный шепот Ферн.

– Господи, как я боюсь, – простонала Ферн. – Как же я боюсь!

Бет обняла ее и почувствовала, как трясется от рыданий ее тело. Значит, все это было напускным. Просто бравада. Она почувствовала, как по ее собственным щекам текут слезы, и с ужасом подумала о том, что ждет ее впереди.

Но тем не менее ей стало легче. Каким-то образом тревога Ферн приглушила ее собственную. Слезы Ферн продемонстрировали ей, что есть в мире человек, который ей доверяет, который нуждается в ней. Она почувствовала, что они связаны, что она больше не одинока. Они стали подругами.

Спустя некоторое время две девочки спали крепким сном.