Текст книги "Состоятельная женщина. Книга 2"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
– Для вас она не Эмма, а миссис Эйнсли, – сказал Блэки.
Тем временем Эмма направилась к письменному столу, подобрала свои перчатки и сумочку, после чего заявила Джеральду:
– Теперь, пожалуйста, оставьте нас. Полагаю, вам есть чем заняться, например собрать свои вещи в кабинете на фабрике.
Джеральд неуверенно поднялся на ноги и, ухватившись руками за спинку кресла, чтобы не упасть, угрожающим тоном сказал:
– Я предупреждаю тебя по-хорошему.
Голос его дрогнул, на глаза навернулись слезы.
– Я собираюсь…
– Вы ничего не способны мне сделать, – ответила Эмма и отвернулась с отвращением.
В свою очередь Блэки твердо добавил:
– Слышали, что велела дама, Фарли? Будет лучше для вас делать то, что сказано, и поторопиться с этим. Думаю, что вам будет крайне неприятно увидеть свое барахло выброшенным из кабинета во двор.
Тяжело ступая и сгорбившись, поверженный Джеральд вышел из библиотеки, захлопнув за собой дверь с такой силой, что задребезжали бра на стенах. Ненавидящая любое насилие Эмма была взволнована короткой стычкой с Фарли, но не утратила самообладания. Она взглянула на Блэки и примирительным тоном сказала:
– Слишком много сразу свалилось на этого дурака. Ну, что, пошли осматривать дом?
– А почему бы и нет? Мы ведь за этим сюда и приехали, разве не так?
– Это одна из причин, – ответила Эмма.
Блэки непроизвольно задержал на ней взгляд. Месть порой дорого обходится самому мстителю. Хотя он понимал, какими мотивами руководствовалась Эмма, его пугало, не слишком ли высокую цену она заплатила. Суеверный, как все кельты, Блэки невольно содрогнулся. Жажда мстить – естественное человеческое чувство, но само мщение может так изуродовать и отравить душу, что разрушит личность мстящего. Может быть, мудрее оставить обидчика на произвол судьбы, доверив Всевышнему в известный только Ему день и час рассчитаться с ним.
– Месть – мое ремесло, я сам воздам каждому по грехам его, так говорил Господь наш, – непроизвольно вырвалось у него.
Эмма недоуменно взглянула на него, а потом рассмеялась. С иронией в голосе она возразила:
– Не вздумай разводить тут мистику, Блэки. Ты прекрасно знаешь, что я не верю в Бога. Но даже если бы верила, то все равно взяла бы это дело в собственные руки, у меня слишком мало времени, чтобы уповать на Всевышнего.
– И, несомненно, ты не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, какое лицо будет у Джеральда, когда он узнает, что именно ты была его врагом все эти годы, – убежденно произнес Блэки.
– Ты осуждаешь меня? – спросила Эмма, удивленно подняв брови.
– И не думаю этого делать, – ответил Блэки и долго молча разглядывал ее.
– Скажи мне, Эмма, что ты чувствуешь теперь, когда добилась всего, чего хотела?
– Превосходно! А почему бы и нет? Я ждала двадцать лет, чтобы расквитаться с Фарли. Целых двадцать лет, Блэки! И позволь мне сказать тебе еще кое-что. Месть очень сладка, очень, поверь мне.
Он ничего не ответил. Только обнял ее за плечи и молча посмотрел ей в лицо. К его радости, холодная, непроницаемая маска, так испугавшая его, снова сменилась обычным приветливым выражением, пропал жестокий блеск в ее изумрудных глазах. Внезапно ему в голову пришла новая мысль.
– А что будет с Эдвином Фарли? – с любопытством спросил он. – Наверняка ты припасла для него что-нибудь особенное в своем репертуаре.
– Подожди, и сам увидишь, – таинственно сказала Эмма и загадочно улыбнулась. – А потом, неужели ты думаешь, что все это совсем его не коснется? Один только этот скандал и чудовищный позор ударит по нему: Джеральд Фарли – банкрот, и весь деловой мир Йоркшира это знает. Кроме того, Эдвин потерпел и значительно больший ущерб. По отцовскому завещанию он получал определенную часть прибылей от фабрик, которыми владели Фарли, Теперь все это вылетело в трубу.
Блэки тихо спросил:
– Неужели нет ничего, что бы ты не знала о делах Фарли?
– Нет.
– Ты поразительная женщина, Эмма, – покачал головой Блэки.
– Да, я такая. Порой я сама себе удивляюсь, – засмеялась она.
– Ладно, давай займемся тем, ради чего мы сюда приехали, и совершим генеральный осмотр Фарли-Холл.
Они вышли в вестибюль и медленно поднялись по главной лестнице, залитой призрачным светом, проникавшим через громадное окно с цветными стеклами, прорезанное высоко над лестничной клеткой. Они прошли по нескончаемым коридорам, в которых слабо пахло воском, газом и пылью, но все запахи перебивал запах плесени, проступившей на стенах. Поскрипывали балки перекрытий, ветер завывал на карнизах, лампы мерцали, и Эмме казалось, что это сам древний дом дышит и вздыхает. Они заглядывали в многочисленные комнаты, заставленные мебелью в чехлах, и, наконец, вышли в главный коридор второго этажа, куда выходили двери спальни.
Эмма остановилась у двери так называемой „синей анфилады” и обернулась к стоявшему поодаль Блэки.
– Здесь были комнаты Адель Фарли.
Она поколебалась секунду, держась за ручку двери, но потом, собравшись с духом, распахнула дверь и решительно вошла внутрь. Облака пыли поднимались с ковров и долго клубились в солнечных лучах, когда они проходили по комнатам. Ими, очевидно, не пользовались много лет, и здесь атмосфера заброшенности ощущалась еще яснее, чем в библиотеке. Хотя в детстве Эмма очень не любила заходить сюда, у нее в памяти запечатлелись бывшие здесь ценные предметы старины и некоторые детали обстановки. Теперь, глядя на них глазами знатока, каким она стала, Эмма состроила гримасу. Здесь бедная Адель провела свою жизнь в собственном замкнутом мирке, в изоляции от семьи, и, убегая от реальности, прикладывалась к бутылке. Еще много лет назад Эмма узнала, что Адель – алкоголичка, но была ли она сумасшедшей? Эмма отбросила беспокоившие ее мысли о наследственной склонности к умопомешательству, которая могла передаться Эдвине, и прошла в соседнюю спальню, задержавшись у громадной кровати под балдахином, поддерживаемом четырьмя столбиками по углам, и застланной поблекшим от времени зеленым шелковым покрывалом. В комнате стояла гнетущая тишина, и как бы в подтверждение тому, какие шутки может воображение играть с человеком, Эмма вдруг явственно услышала звонкий смех Адели и шорох ее пеньюара, почуяла слабый жасминовый запах ее духов. Эмма заморгала, ее руки покрылись гусиной кожей. Посмеявшись над своим испугом, она резко повернулась и торопливо вышла обратно в гостиную. Блэки следовал за ней по пятам и, как обычно, оценивающим взглядом окидывал все вокруг.
– Здесь прекрасные комнаты, Эмма, – сказал он, озираясь кругом, – с отличными пропорциями. Тут есть над чем поработать, но тебе, конечно, придется избавиться от большей части того хлама, который коллекционировала Адель Фарли.
– Да, так я и сделаю, – ответила Эмма, подумав про себя: „Какой грустный приговор Адели Фарли, ей, которая была так красива”.
Эмма небрежно, но с долей любопытства осмотрела другие спальни. Она постояла немного у туалетного столика в Серой комнате, которую когда-то занимала Оливия Уэйнрайт и невольно вспомнила о ней. Неожиданные сомнения обуяли ее. Оливия была так добра к ней, облегчала ее страдания в этом чудовищном доме. Эмма подумала, что, наверное, те духовные нити, которые связывали ее с Оливией, были порождены ее необыкновенным сходством с матерью, которое отмечали все женщины. Очень может быть. Со смягчившимся лицом Эмма повернулась и вышла из Серой комнаты. Но ее настроение решительно изменилось, когда она толкнула дверь Хозяйской комнаты. Ее глаза стали твердыми как кремень, когда она осматривала стоявшую здесь простую мебель, размышляя об Адаме Фарли. Она снова вспомнила все пережитое ею в Фарли-Холл и не чувствовала угрызений совести по поводу того, что она сделала и намеревалась совершить с этим домом. Ее месть вызревала долго, но, безусловно, была справедливой.
Пятнадцатью минутами позже Эмма с Блэки спустились по главной лестнице на первый этаж и быстро прошлись по парадным комнатам. Блэки всю дорогу рассуждал с энтузиазмом о тех перестройках, которые он произведет, и развивал перед Эммой планы превращения Фарли-Холл в удобный и элегантный дом для нее. Эмма кивала, но сама говорила мало. Лишь когда они осматривали гостиную, она тронула Блэки за руку и спросила:
– Почему в детстве этот дом так пугал меня?
– Ты боялась не самого дома, Эмма, а людей, живших в нем.
– Наверное, ты прав, – тихо ответила она, – а теперь от этих людей остались одни тени.
– Да, дорогая, только тени. А дом – это всего лишь дом, и не более того. Помнишь, когда-то давно я тебе говорил, что дома не могут причинять вреда.
– Я это помню.
Эмма взяла Блэки за руку и потянула за собой.
– Пошли отсюда. Здесь холодно и все-таки какая-то зловещая обстановка. Лучше осмотрим парк.
Когда они вышли наружу, Эмма зажмурилась от яркого солнца.
– Ты знаешь, здесь намного теплее, чем там, внутри, – сказала она, кивая на громадное мрачное здание, раскинувшееся перед ними.
С замкнутым, суровым лицом Эмма прошлась по террасе, выстланной мраморными плитами, время от времени оглядываясь на Фарли-Холл. Этот пугающий дом казался ей вечным, нерушимым бастионом богатства и привилегий, подлинным монументом давно отжившему свое общественному устройству, той безжалостной кастовой системе, которую она ненавидела и которая в свое время мучительно ранила ее. Кивнув головой в сторону дома, она холодно произнесла:
– Снеси его.
Было видно, что это давно обдуманное решение.
– Снести?! – повторил Блэки, недоверчиво глядя на нее. – Что ты этим хочешь сказать?
– Именно то, что сказала. Я хочу, чтобы ты разобрал его, камень за камнем, чтобы здесь вместо него было пустое место.
– Но я думал, что ты собираешься здесь жить! – воскликнул Блэки, все еще не веривший своим ушам.
– Сказать по правде, я не уверена, что раньше я собиралась снести его. Но как-то раз ты назвал этот дом чудовищем, и это решило все. На свете не должно быть места чудовищам. Я хочу, чтобы ты стер его с лица земли, чтобы духу от него не осталось.
– А что делать с обстановкой?
– Продай ее, выброси, словом, делай с ней, что хочешь. Мне отсюда ничего не нужно, я в этом уверена. Если хочешь, возьми себе все, что понравится, Блэки.
Она улыбнулась.
– Советую подумать о письменном столе Адама Фарли, он, как ты знаешь, представляет довольно большую ценность.
– Спасибо, Эмма, я подумаю.
Блэки задумчиво поскреб щеку.
– Ты совершенно уверена в своем решении, Эмма? Ведь ты немало заплатила за этот дом.
– Я полностью уверена, что поступаю правильно.
Эмма повернулась и легко сбежала по ступеням террасы ко входу в розарий. Мысленным взором она ясно, будто это было только вчера, увидела себя, юную и отчаявшуюся, вспомнила, как она сообщила на этом месте Эдвину о своей беременности и как он отрекся тогда от нее.
– И разрушь этот розовый сад, полностью уничтожь его, чтобы от роз здесь не осталось ни кустика, ни единого листочка.
Жители деревни были взбудоражены вестью о том, что Эмма Харт, дочь Большого Джека, стала хозяйкой Фарли-Холл и фабрики. Такое известие не укладывалось в их ограниченном воображении, они были ошеломлены и растеряны, обменивались кривыми усмешками по поводу невероятной для них иронии судьбы в этом небывалом повороте событий. Крайне консервативные в своих традициях и предрассудках, взнузданные раз и навсегда жесткой кастовой системой, в которой истеблишмент ставил рабочих на строго отведенное им место, они были глубоко изумлены смелостью Эммы, посмевшей бросить вызов системе и разрушить, казалось бы, вековые правила.
На следующее утро деревенские женщины, стоя уперев руки в бока на крылечках своих домов или опершись на калитки своих садиков, качали удивленно головами или обменивались восклицаниями по поводу замечательного жизненного успеха, достигнутого такой же женщиной, как они сами. Вечером в „Белой лошади” мужчины, в своем большинстве работавшие на фабрике, столпившись у стойки, рассуждали о будущем и злорадно хихикали, радуясь поражению Фарли и своему освобождению от него. Хотя в деревне недолюбливали Адама Фарли, слепленного совсем из другого теста, нежели его грубоватый, но сердечный отец, и считали его, на свой йоркширский вкус, „задавакой”, тем не менее, он пользовался уважением, так как все мужчины в деревне отдавали должное его порядочности и цельности характера. Однако Джеральда Фарли, тирана и дурака, все дружно ненавидели, и не было ни одного человека, который бы не порадовался его падению или испытал хоть каплю жалости к нему. „Избавились, наконец! Скатертью дорога!” – вот та фраза, которую можно было в эти дни услышать в деревне, обитатели которой напряженно ожидали прибытия новой владелицы фабрики и хозяйки Фарли-Холл.
Но Эмма не показывалась в деревне до тех пор, пока Джеральд не освободил Фарли-Холл. Только через два дня после его отъезда серебристо-серый „роллс-ройс” Эммы въехал на фабричный двор, и она вошла в здание, чтобы провести встречу с рабочими. Управляющий Джош Уилсон, сын Эрнеста Уилсона, служившего на фабрике еще при Адаме Фарли, проводил ее в прядильный цех, где собрались все мужчины и женщины, работавшие на фабрике. Эмма, в темно-синем платье и синей шляпке, с жемчужным ожерельем на шее, сердечно поздоровалась с некоторыми пожилыми рабочими, знакомыми ей с детства, и обратилась с речью к собравшимся. Она заявила прямо:
– Вы все прекрасно знаете, что текстильное дело сейчас переживает кризис, длящийся уже полтора года. Цены на шерсть, а следом за ними и цены на ткани упали до самого низкого уровня. Поэтому и благодаря неумелому руководству прежнего владельца фабрика „Фарли” пришла в упадок. Мне известно, что за последние месяцы было уволено много рабочих.
Эмма помолчала и, откашлявшись, продолжила:
– Боюсь, что я не смогу принять их обратно…
Она подняла руку, чтобы остановить прокатившуюся среди слушателей волну громких вздохов и недовольного ворчания.
– Однако я намерена установить небольшие пенсии для всех, кто не сумел найти работу в близлежащих городах. Хочу также сказать со всей определенностью, что не собираюсь закрывать фабрику, чего многие из вас, я уверена, ожидали.
Но в сложившихся условиях я вынуждена урезать все расходы, экономить на всем, реорганизовать фабрику и сократить штаты. Поэтому все, достигшие пенсионного возраста или близкие к этому, будут немедленно уволены, и им всем будет назначена пенсия. Более молодым мужчинам, в первую очередь неженатым, будет предложена работа на моих других предприятиях, если они пожелают покинуть Фарли и попытать счастья в Лидсе или Брэдфорде. Те, кто не захотят воспользоваться этим моим предложением, смогут остаться. Но я все же надеюсь, что многие из вас его примут и позволят мне сократить численность персонала, работающего здесь, с тем чтобы фабрика функционировала экономичнее. Как я сказала Джошу, мы собираемся поставлять высококачественные ткани на три швейные фабрики Каллински в Лидсе. Но этого заказа недостаточно, чтобы запустить фабрику на полный ход. Я знаю, как решить эту проблему. Я собираюсь начать производство низкосортных тканей и по невысоким ценам поставлять их за рубеж, но, надеюсь, что они будут пользоваться спросом и здесь.
Эмма доверительно улыбнулась.
– Я надеюсь преодолеть кризис и уверена, что с вашей помощью и при небольшом везении мы сможем перевернуть все на этой фабрике и быстро сделаем ее платежеспособной. Позвольте повторить, что я не намерена закрывать ее и не хочу, чтобы вы тревожились потерять работу. Я не допущу, чтобы эта деревня умерла.
Рабочие с воодушевлением аплодировали ей, а потом чередой, сменяя друг друга, сжимая в руках шапки, подходили пожать ей руку, поблагодарить и поздравить с возвращением в Фарли. „Я знал твоего отца”, – сказал ей один рабочий, а другой добавил: „Клянусь честью, Большой Джек гордился бы тобой, девушка”.
Посовещавшись с Джошем Уилсоном, Эмма села в свой „Роллс-ройс” и велела шоферу отвезти ее в Фарли-Холл.
Рабочие Блэки О'Нила уже облепили весь дом, карабкаясь по лестницам, расхаживали по крыше. Они вынимали оконные рамы, разбивали дымоходы, снимали с крыши шифер. Эммa улыбнулась и вернулась в Лидс.
На первых порах жители деревни были уверены, что Холл просто перестраивают. Возбужденные этим событием, они с нетерпением ждали момента, когда смогут приветствовать Эмму Харт в качестве новой хозяйки поместья. Но уже через неделю они обнаружили, что дом медленно, но верно исчезает, и были немало изумлены этим.
В середине мая Эмма совершила еще одну поездку Фарли-Холл. Она прошлась по еще не тронутой террасе и посмотрела на широкую полосу черной влажной земли на том месте, где еще недавно стоял дом. От дома не осталось ни единого камня, и розарий исчез тоже. Эмму окатила волна громадного облегчения, принесшая с собой чувство полной свободы. Фарли-Холл, этот дом, в котором она испытала столько унижений и мучительных сердечных ран, перестал существовать навсегда. Он больше не будет навевать на нее болезненные воспоминания. Она разогнала призраки, преследовавшие ее с детства. Наконец-то она освободилась от Фарли!
Блэки, приехавший несколькими минутами позже, подошел и обнял ее за плечи.
– Я исполнил твои приказания до последней запятой, крошка. Я уничтожил чудовище, но, как и все в деревне, сгораю от любопытства, Эмма. Скажи мне, что ты собираешься делать с этой землей?
Эмма с улыбкой взглянула на него.
– Я собираюсь превратить ее в парк, в чудесный парк для жителей Фарли, и хочу назвать его в честь моей матери.
Глава 51
Вечером, в конце мая, неделю спустя Эмма вышла из такси у отеля „Саввой” и быстро прошла через вестибюль в американский бар. Она увидела Фрэнка раньше, чем тот заметил ее. Он сидел за столиком лицом к вестибюлю, и за то время, которое потребовалось Эмме, чтобы сделать несколько шагов и войти в бар, она успела заметить, с каким озабоченным и задумчивым видом он покачивал в руке свое питье.
– О чем задумался? – спросила она, вырастая перед ним. Мгновенно очнувшись, Фрэнк быстро поднял голову, глаза его ожили.
– Вот и ты, наконец! – он поднялся и пододвинул ей стул. – Ты прелестно выглядишь, наша Эм.
– Спасибо, дорогой.
Она расправила юбку своего светло-зеленого шелкового платья и сняла белые нитяные перчатки.
– Жуткая жара сегодня, не правда ли? Думаю, что мне лучше всего выпить джина с газированной водой, Фрэнк. Это освежит меня, сегодня был очень трудный день в универмаге.
Фрэнк заказал напитки и закурил сигарету.
– Прости, что я вытащил тебя в самый центр Лондона, но отсюда ближе до Флит-стрит, а мне вскоре еще надо вернуться в редакцию.
– Ничего не имею против того, чтобы приехать сюда. Мне нравится этот бар. Итак, зачем я тебе понадобилась? У тебя был довольно настойчивый голос, когда ты позвонил мне в универмаг. По правде говоря, я даже слегка встревожилась.
– Прошу прощения, Эмма, я не хотел волновать тебя. На самом деле ничего срочного нет, но нам действительно надо поговорить.
– О чем?
– Об Артуре Эйнсли.
Ровные брови Эммы от удивления поползли вверх.
– Об Артуре? Ради Бога, чего это тебе вздумалось говорить о нем?
– Мы с Уинстоном тревожимся за тебя. Ты продолжаешь тянуть этот несчастливый брак, что огорчает нас обоих. Мы считаем, что ты должна развестись с Артуром. Я обещал Уинстону, что постараюсь обсудить эту идею с тобой.
– Развод! Ради чего? Артур вовсе не мешает мне, – весело рассмеялась Эмма.
– Он тебе не пара, Эмма, и ты это знаешь сама. С одной стороны, это его чудовищное пьянство, а потом все эти его истории с… – Фрэнк запнулся и затянулся сигаретой.
– … с другими женщинами, – закончила за него фразу Эмма.
Казалось, что этот разговор забавлял ее.
– Я слышала, что жены обычно узнают обо всем последними. Но я давно знаю о похождениях Артура.
– И это тебя не волнует?
– Мое полнейшее отсутствие интереса к Артуру и к тому, как он строит свою жизнь, позволяет мне с уверенностью сказать, что мне на него наплевать. Правда, у меня не осталось к нему никаких чувств.
– Тогда почему ты не разведешься с ним, Эмма?
– В основном из-за детей.
– Что за вздор! Ты их используешь только как предлог. Эдвина и Кит далеко в своих школах-интернатах. На них это никак не отразится…
– Я думаю о близнецах, Фрэнк, они дети Артура, и им ну жен отец.
– Какой из Артура отец? – фыркнул Фрэнк.
Эмма подняла бокал, поставленный перед ней официантом.
– Твое здоровье!
– И твое! Но теперь все же ответь на мой вопрос.
– Ну, он играет определенную роль в их жизни. Он их очень любит и бывает с ними добрым, ведь правда?
– Когда бывает трезв, – язвительно ответил Фрэнк.
Эмма вздохнула.
– Конечно, в твоих словах есть доля истины. Но, послушай, Фрэнк, честное слово, я не хочу разводиться с Артуром, хотя для этого у меня есть все основания. По крайней мере, прямо сейчас. Ты же знаешь, я ненавижу резкие перемены, и я действительно считаю, что сейчас неподходящее время для развода. Может быть, позднее, когда дети подрастут, я решусь на это.
Эмма выглядела задумчивой и медленно тянула слова. Потом, более бодрым тоном, она произнесла:
– Я действительно довольна своей жизнью. Артур не мешает ни мне, ни моему бизнесу, который я так люблю, ты это знаешь.
– Ты не можешь брать бухгалтерские книги с собой в постель, наша Эм. Они не согреют тебя холодными ночами и не станут ласкать и любить тебя, так нуждающуюся в любви и ласке.
Эмма рассмеялась.
– И почему только вы, мужчины, всегда думаете о сексе?
– Я сказал, что тебя надо ласкать и любить, и не откажусь от этих слов. Ты молодая женщина. У тебя должна быть личная жизнь, должен быть порядочный мужчина рядом с тобой. Боже мой, ты же чертовски одинока!
Легкое облачко пробежало по Эмминому лицу, глаза ее на мгновение погрустнели. Она медленно покачала головой.
– У меня нет времени, чтобы чувствовать себя одинокой. Ты же хорошо знаешь, как я занята все это время, непрерывно курсируя между Лондоном и Лидсом. Мое решение относительно развода непреклонно, Фрэнк, и давай больше не тратить попусту время на разговоры об Артуре. Лучше расскажи мне про дом, который ты нашел в Хампетэре. Он понравился Натали?
Фрэнк, понимая бесполезность продолжения начатого им Разговора, тяжело вздохнул.
– Да, так же, как и мне, это идеальное место для нас. Но мне хотелось бы, чтобы ты сама взглянула на него и высказал свое мнение. Он же довольно дорогой, ты знаешь.
– С удовольствием. И пусть цена тебя не волнует, Фрэнк. Если она выше твоих возможностей, то разницу я беру на себя.
– О, Эмма, я не могу на это согласиться, – запротестовал Фрэнк.
– Не смеши меня! Много лет назад Блэки как-то сказал что деньги существуют для того, чтобы их тратить, и он прав. Я хочу, чтобы у тебя был красивый дом и чтобы твой брак был таким, как надо, с самого начала. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Фрэнк.
Она рассмеялась.
– Тот, кто сказал, что счастье нельзя купить за деньги был, по-моему, не совсем прав. С деньгами можно сделать счастливыми очень многих людей. И если быть до конца честной, то я лично предпочитаю быть несчастливой, но с деньгами, чем такой же несчастной, да еще и бедной.
Она крепко сжала руку Фрэнка.
– Ты знаешь, что все, чем я владею – в вашем распоряжении, в твоем и Уинстона. Это будет частью моего свадебного подарка вам с Натали.
– Ты так щедра, Эмма, я бесконечно тронут. Мне не остается ничего другого, как от всей души поблагодарить тебя.
Фрэнк отпил глоток и спросил:
– Ты можешь уделить мне часок завтра, чтобы посмотреть дом?
– Конечно, могу. Как поживает наша дорогая Натали?
Фрэнк просиял.
– Она просто изумительна, настоящее сокровище. Я без ума от этой девушки, правда, Эмма!
– Я знаю. Ты – счастливчик, Фрэнк, вы будете восхитительной парой. Она…
Эмма запнулась, затаив дух. С ее места за столиком в самой удобной части бара была хорошо видна большая часть вестибюля. Сейчас взгляд Эммы был прикован к двум мужчинам, беседовавшим у стойки портье. Фрэнк, внимательно наблюдавший за сестрой, спросил:
– Что случилось?
Буквально побелевшая от неожиданности Эмма взглянула на Фрэнка.
– Там Пол Макгилл!
Она снова перевела взгляд на вестибюль.
– О Боже! Он идет сюда. Думаю, что он направляется в бар. Я должна немедленно уйти, пока он не приметил меня.
Фрэнк успокаивающе взял ее за руку.
– Все в порядке, Эмма! Не волнуйся и никуда не беги, пожалуйста, – мягко попросил он.
Эмма сверкнула на него глазами.
– Фрэнк! Ведь ты знал, что он в Лондоне, не так ли?
– Да.
– Но ты не… Конечно, не может быть, что ты пригласил его встретиться с нами здесь?
Фрэнк промолчал, не поднимая глаз от своего стакана.
– Боже правый! Ты сделал это.
– Боюсь, что это так. Каюсь, я виноват.
– О, Фрэнк! Как ты мог!
Эмма привстала с места, но Фрэнк нежно заставил ее опуститься обратно на стул.
– Пожалуйста, Эмма, ты должна остаться.
Эмма гневно взглянула на него.
– Это твое внезапное желание поговорить об Артуре и о твоем доме – просто уловка, да? – возмущенно вскричала она.
– Нет! – воскликнул Фрэнк. – Это не уловка! Я действительно хотел обсудить с тобой твое замужество, давно этого хотел. Я же сказал, что мы с Уинстоном очень обеспокоены. И мне действительно нужен был твой совет насчет дома. Но это правда, я согласился устроить эту встречу.
– Боже мой! Что мне теперь делать? – хрипло прошептала Эмма.
– Тебе надо вести себя цивилизованно и просто выпить с Полом.
– Я не смогу, – запричитала Эмма, – ты ничего не понимаешь. Я должна идти.
Но еще не говоря это, она уже знала, что уже поздно уйти с достоинством. Пол поднялся по ступеням и остановился перед их столиком, его тень падала на них. Эмма подняла глаза и взглянула на него, смотревшего на них сверху вниз. Она была рада, что сидит. Ее ноги стали, как студень, сердце трепетало в груди.
– Здравствуй, Эмма, – сказал Пол, протягивая ей руку. Машинально, она тоже протянула ему руку.
– Здравствуй, Пол, – сдавленным голосом, вся внутри, ответила она.
Эмма почувствовала, как его сильные пальцы крепко сжали ее ладонь, и залилась краской. Она быстро вырвала у него руку и невидящим взором уставилась в столик перед собой. Пол как старого приятеля приветствовал Фрэнка и сел за их столик. Он заказал себе виски с содовой, откинулся на спинку стула, непринужденно скрестив ноги, и закурил сигарету, после чего обратился к Эмме.
– Рад вас видеть, Эмма. Вы прекрасно выглядите, ничуть не изменились. Примите мои поздравления: ваш новый универмаг в Найтсбридже просто потряс меня. Монументальное сооружение. Вы можете гордиться собой.
– Спасибо, – пробормотала она, не смея взглянуть на него.
– Должен поздравить и вас, Фрэнк. Ваша новая книга великолепна. Благодарю вас за подаренный экземпляр. Я полночи не мог от нее оторваться, честное слово.
Фрэнк расплылся от удовольствия.
– Рад это слышать. К счастью, могу сам признать, что она получилась у меня недурно.
– Да, это действительно так. Пожалуй, это лучший роман из всех, что я прочитал за последние годы.
Полу подали заказанное питье, и он поднял свой стакан.
– За моих старых и дорогих друзей! И за вашу скорую свадьбу, Фрэнк.
Эмма не проронила ни слова. Она никогда не подозревала своего брата в двуличности, но Фрэнк, вне всякого сомнения, преуспел по этой части и был в самых сердечных отношениях с Полом.
– Я счастлив, что вы будете здесь в июле, Пол. Мы с Натали надеемся, что вы придете к нам на свадьбу.
Эмма не верила своим ушам. Она уставилась на Фрэнка, но тот игнорировал ее многозначительные взгляды и продолжал говорить с Полом.
– И благодарю за приглашение пообедать с вами на этой неделе. Натали предлагает назначить обед на пятницу, если вы свободны в этот день.
– Да, я свободен. И я ни в коем случае не упущу возможность побывать у вас на свадьбе.
Пол перевел взгляд на Эмму.
– Не могли бы вы присоединиться к нам за обедом в пятницу, Эмма?
– Совершенно уверена, что нет, – ответила та, стараясь не встречаться взглядами с Полом.
– Почему бы тебе не взглянуть на расписание своих встреч? – предложил ей Фрэнк.
– Это лишнее. Я совершенно уверена, что приглашена на обед в пятницу, – ясным и твердым голосом произнесла Эмма, глазами сигнализируя о своем недовольстве его поведением.
Заметив упрямое выражение, застывшее у Эммы на лице, Пол не стал настаивать и обратился к Фрэнку.
– Куда вы собираетесь в свадебное путешествие?
– Мы подумываем о юге Франции, но еще не решили окончательно.
Эмма, не слушая их больше, откинулась на спинку стула. Она ушла в себя, и их разговоры текли мимо нее. Внезапное появление Пола совершенно вывело ее из равновесия. В эту минуту она была готова хладнокровно пристрелить его за участие в этой авантюре. Эмма была обескуражена, и все смешанные чувства, которые она подавляла в себе, вновь нахлынули на нее. Пол Макгилл сидел перед ней, непринужденно болтая с Фрэнком, улыбаясь, кивая головой. Он вел себя так, будто между ними ничего не произошло. Она чувствовала исходящую от него энергию, скрытую силу и мужественность, в мельчайших подробностях вспомнила дни, проведенные с ним в Ритце. С приступом острой грусти она вспомнила также, как томилась по нему, была прикована к нему и нуждалась в нем тогда, в прошлом. А сейчас он был всего в нескольких дюймах от нее, и она боролась с желанием протянуть руку и пощупать его, чтобы убедиться, что это не призрак сидит перед ней. Но вместо того, она украдкой принялась разглядывать его. Он, как всегда, выглядел безупречно в своем темно-сером, ладно скроенном, сшитом на заказ костюме, и ослепительно белой шелковой рубашке с темно-синим шелковым галстуком. Золотые с сапфирами запонки поблескивали в манжетах, белый платок выглядывал из нагрудного кармана пиджака. Она знала, что в начале февраля ему исполнилось уже сорок два года, но он выглядел почти так же, как в 1919 году, если не считать более темного загара на лице и нескольких новых морщинок у глаз. Те же живые манеры и тот же характерный, низкий горловой смех. Как хорошо она помнила это его веселое, насмешливое посмеивание! Гнев обуял ее. Как он посмел заявиться так неожиданно и рассчитывать на вежливый прием с ее стороны после всего того, что он причинил ей! Какая дерзость! Какая самонадеянность! Обида и негодование вытеснили в ее душе все остальные чувства, и Эмма приготовилась во всеоружии сопротивляться его обаянию.
Она смутно расслышала, что Фрэнк начал прощаться. Он собирается оставить их наедине с Полом! Мысль об этом вела Эмму в ужас.
– Я должна идти, – сказала она, подбирая перчатки и сумочку. – Прошу прощения, Пол, но я вынуждена покинуть вас и удалиться вместе с Фрэнком.
– Не уходите, Эмма, пожалуйста. Мне хотелось бы переговорить с вами, – попросил Пол самым вкрадчивым тоном. Большой прогресс был уже в том, что он просил ее задержаться, а не осмелился привычно давить на нее.
