Текст книги "Состоятельная женщина. Книга 2"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
Эмма расправила чистую белую скатерть на столе перед прилавками и осмотрела выставленные на нем импортные товары, специально закупленные ею к празднику и которых больше не было ни в одном из магазинов Армли. Она подвинула бело-голубую фарфоровую вазу так, чтобы были видны засахаренные фрукты из Франции и восточные сладости из Турции, красиво расставленные коробки с египетскими финиками и греческим инжиром. Потом она поспешила за стойку и вернулась, неся в руках маленькие соломенные корзинки с фруктами и веселыми поросятами из марципана, только вчера прибывшие из Германии. Весь вчерашний вечер Эмма потратила на украшение корзинок полосками зеленого целлофана и бантиками из красных лент, привязанными к их ручкам. Ей пришлось как следует потрудиться, но она надеялась, что торговля будет идти бойко в ближайшие несколько дней. Это была ее третья рождественская распродажа, и теперь Эмма так хорошо зарекомендовала себя в своем районе, что не сомневалась в успехе. Она была уверена в большом наплыве покупателей, как своих постоянных, так и новых.
Эмма в последний раз осмотрела магазин, придирчиво отыскивая глазами любые, самые мелкие недостатки. Бесчисленные полки, поднимавшиеся вдоль стен до самого потолка, были заставлены банками с консервированными ветчиной, свининой и дичью, большими черными с золотом жестянками с разными сортами чая, банками с консервированными фруктами, овощами и джемами ее собственного приготовления. Ниже громоздились коробки с леденцами, банки с засахаренными вишнями, с фаршем, с клюквенным и яблочным соусами к рождественским гусям или индейкам. Справа от стойки располагались три огромные кадки, доверху заполненные орехами, апельсинами и яблоками – традиционным содержимым детских чулков для рождественских подарков. В воздухе был разлит чудесный аромат фруктов, смешивавшийся со сложными запахами сушеных индийских специй и пряностей, с ароматом свежеиспеченных кондитерских изделий, с тонкими, вызывающими усиленное отделение слюны запахами сыров и мясных продуктов. О, как она обожала свой магазин! Здесь она чувствовала себя в полной безопасности, вдали от Фарли и защищенной от них. С нескрываемым удовлетворением она думала о предстоящей торговле и непрерывно растущих доходах, и ее лицо расплылось в довольной улыбке.
Эмма пересекла магазин, подняла шторы и сняла засовы с дверей, готовясь принять первых покупателей. Можно не сомневаться, что ими станут экономки и кухарки из богатых особняков, обычно торопившиеся сделать заказы и приходившие ранним утром. Эмма очень надеялась на то, что списки их заказов будут намного длиннее, чем в обычные дни.
Как только часы пробили восемь, Эмма заняла свое обычное место на табурете за стойкой, рядом с керосиновой печкой. Она нагнулась, открыла шкаф и достала книгу, в которой вела бухгалтерию галантерейного магазина. В тот год, когда она сняла второй магазин у Джо Лаудера, дела пошли так, что они превзошли ее самые смелые ожидания. Лаура, которую она пригласила управлять вторым магазином, проявила недюжинные способности, и за первые шесть месяцев оборот магазина вырос вдвое. Эмма просмотрела колонки радующих глаз цифр и вздохнула с радостью и облегчением. Теперь будущее Эдвины и ее собственное были надежно обеспечены.
Колокольчик, звякнувший у входной двери, заставил Эмму быстро поднять голову. Убрав книгу в шкаф и заперев его, Эмма поднялась с места, улыбаясь первой посетительнице. Это была экономка из одного из тех элегантных и богатых особняков, что выстроились вдоль улицы, носившей название Тауэрс.
– Доброе утро, миссис Джексон. Вы сегодня прекрасно выглядите и так рано пришли.
– Доброе утро, миссис Харт. Боже, ну и мороз сегодня. Так приятно зайти в ваш прелестный теплый магазин. Я удивляюсь, почему остальные торговцы не следуют вашему примеру и не отапливают свои магазины.
Миссис Джексон дрожала от холода, подходя к стойке с двумя большими корзинами в руках.
– Я подумала, что мне лучше сразу сделать свой заказ, чтобы не гонять сынишку садовника на неделе.
Она уселась на табурет по другую сторону стойки, сложив руки на корзинах. Эмма забрала у нее корзины и спросила:
– Могу ли я предложить вам чашку хорошего горячего чая, миссис Джексон?
Лицо женщины, побелевшее от мороза, сразу оттаяло.
– Да, конечно, дорогая, если вас это не затруднит. Эта прогулка по Таун-стрит совсем меня заморозила.
В холодную погоду Эмма всегда держала наготове большой чайник, предлагая горячий чай своим замерзшим клиентам. Она обнаружила, что этот маленький знак внимания, почти ничего ей не стоящий, приносил неплохие дивиденды. Она взяла чайник со стола рядом с печкой, сняла с него стеганую покрышку и налила чай.
– С молоком и с сахаром, я не ошибаюсь, миссис Джексон? Как поживает ваш маленький Фредди? Он уже оправился после кори? – расспрашивала Эмма, взявшая за правило помнить имена детей и мужей своих покупательниц, быть в курсе их болезней и недомоганий, и она всегда была готова выразить свое сочувствие.
Миссис Джексон взяла свой чай и просияла.
– Как любезно с вашей стороны вспомнить о Фредди. Надеюсь, он появится к Рождеству.
Она открыла сумочку и достала листок бумаги.
– Вот мой список, миссис Харт. Мне кажется, что я ничего не забыла, но все-таки, если вы не возражаете, я еще осмотрюсь…
Миссис Джексон остановилась посреди фразы, услышав колокольчик, зазвеневший у распахнувшейся двери в магазин.
Удивленное лицо Эммы засветилось в улыбке.
– Блэки! Я не ждала тебя раньше вечера, – воскликнула она.
– Доброе утро, тебе, Эмма и вам, мэм, – весело ответил Блэки, поклонившись в сторону миссис Джексон. – Надеюсь, не помешаю?
– Вовсе нет. Зайди за стойку и сам налей себе чай, а я пока закончу с миссис Джексон, – сказала Эмма, вновь оборачиваясь к покупательнице. Она быстро просмотрела листок с заказом.
– Да, кажется, все выглядит правильно, миссис Джексон. Вот только может быть вам стоит…
Эмма сделала паузу и внимательно посмотрела на экономку.
– Может быть, вам стоит взять немного больше сладких пирожков и рождественского полена. Вы же знаете, как любят их дети, а эти каникулы такие длинные. Честно говоря, на них у меня очень много заказов, и я не могу гарантировать, что они останутся к концу недели, если вы решите тогда заказать их еще.
– Да-да, я об этом не подумала, может быть, действительно добавить. Мне не хотелось бы, чтобы моя хозяйка осталась мною недовольна. Добавьте по три штуки и того, и другого, и еще один рождественский торт.
Она заметила выставленные импортные товары и направилась к ним с чашкой в руках.
– Черт возьми, это все выглядит фантастически.
Она внимательно исследовала коробку с восточными сладостями и обнаружила этикетку, тщательно выписанную Эммой: «Исключительно для фирмы Харт. Поставки ограничены». Эмма сделала вид, что изучает лист с заказом, но сама искоса, из-под опущенных ресниц наблюдала за миссис Джексон. Она только вчера вечером придумала эту надпись, чтобы потрафить снобизму некоторых своих клиентов.
– Я не уверена насчет всего этого. Выглядит соблазнительно, но может показаться моей хозяйке слишком экзотичным.
– Вы так думаете, миссис Джексон? Я всегда была уверена, что джентри[5]5
Мелкое и среднее, обычно нетитулованное дворянство в Англии.
[Закрыть] предпочитают именно такие деликатесы. Еще только вчера кухарка из одного домов в Тауэрс попросила оставить для нее всего по паре, – быстро сочинила Эмма. – Потом, мне кажется, что все это не так уж и дорого стоит.
Миссис Джексон бросила быстрый взгляд на Эмму.
– Мою госпожу не волнуют цены, – заявила она, защищая свою хозяйку. – Я возьму всего этого по три.
Эмма улыбнулась. Она давно научилась извлекать для себя выгоду из соревнования между кухарками и экономками из разных домов, старавшихся перещеголять одна другую.
– На вашем месте, я добавила бы пару банок свинины и три баночки яблочного соуса на всякий пожарный случай. И еще, может быть, стоит взять набор сыров, чтобы подать вместе с рождественским тортом. Поручите это мне, миссис Джексон, и я подберу для вас лучшие из моих сыров и еще что-нибудь в придачу.
Миссис Джексон поставила свою чашку на стойку с таким видом, будто Эмма только что оказала ей невероятную услугу.
– Спасибо, миссис Харт. Очень любезно с вашей стороны, что так беспокоитесь из-за меня. Должна признаться, что вы своим появлением на Таун-стрит сильно облегчили мне жизнь. Теперь мне приходится стряпать намного меньше. Ну, мне пора. Счастливого вам Рождества, дорогая!
Она задержалась у дверей и прощально помахала рукой.
– И вам счастливого Рождества, миссис Джексон. Можете не беспокоиться, я прослежу за тем, чтобы ваш заказ был исполнен в точности, – прокричала ей вслед Эмма.
– Думаю, что ты постараешься, – насмешливо сказал Блэки, обходя стойку и усаживаясь на табурет, который только что освободила миссис Джексон. – Ты сумела бы продать уголь даже аборигенам Черной Африки. Я никогда еще не видел ничего подобного. Ты, должно быть, вдвое увеличила заказ этой бедной женщины.
– Я его утроила, – лукаво улыбнувшись, поправила его Эмма.
Блэки покачал головой и придал своему лицу скорбное выражение.
– Эмма, я зашел, чтобы принести тебе соболезнования.
– Соболезнования?
– Ну, конечно. Я узнал на днях, что твой муж-моряк неожиданно покинул этот мир несколько недель назад. Скончался от брюшного тифа где-то в Индийском океане, как я слышал. Какая печальная новость!
Он закинул назад свою крупную голову и оглушительно расхохотался.
– Бог мой, Эмма, ну и воображение у тебя! Это тебе, а не Фрэнку надо стать писателем. Брюшной тиф в Индийском океане, это надо же такое придумать!
– Я была вынуждена «убить» его. Становится обременительным иметь мужа, пусть даже такого. Мне показалось, что лучше всего было бы позволить ему умереть вдали от дома и быть похороненным в море.
– Да, да, верно, – захихикал Блэки. Его взгляд остановился на красном шерстяном платье, в котором была Эмма.
– Вижу, что ты не носишь траура.
– Мои друзья вряд ли бы меня поняли, если бы я стала носить траур по человеку, который меня бросил, не так ли? Я полагаю, что Лаура уже сказала тебе об этом.
– Да, она это мне говорила. Она сказала также, что ты получила однажды утром письмо из Адмиралтейства. Ты не перехватила через край?
– Я должна была придать всему этому максимум достоверности. Все это – ложь во спасение, но с этого дня я могу теперь говорить только правду.
– Ты в этом уверена?
– Да, конечно, но только не об Эдвине, – твердо сказала Эмма. – Мы любой ценой должны защитить ее. Никто не должен узнать, что она незаконнорожденная, Блэки.
– Я ни за что не предам тебя, крошка, ты же знаешь. Кстати, вчера я встретил Дэвида Каллински. Я ходил на фабрику, чтобы на месте представить себе план пристройки к ней. Надеюсь, ты не рассердишься, что я рассказал ему о кончине твоего мужа.
– Ну и что он сказал по этому поводу?
– Он заявил, что сожалеет, но при этом у него был такой вид, будто он только что выиграл миллион.
Блэки с интересом посмотрел на нее.
– Что там происходит между вами, Эмма?
– Ничего особенного. Я просто его деловой партнер, вот и все, – спокойно ответила она.
– О да, – задумчиво произнес Блэки, – но мне почему-то кажется, что он думает иначе.
– Вздор и чепуха! Это все твое неуемное кельтское воображение. Ты в этом превзошел даже Фрэнка.
Блэки промолчал. Он запустил руку в карман пальто, достал кипу бумаг и протянул их Эмме.
– Вот планы перестройки среднего магазина и объединения их всех трех в один. Я думаю сделать вход в бывший магазин миссис Минтон с другой стороны, вот здесь, через эту стену со стороны галантереи. Я сделаю что-то вроде пассажа, соединяющего все три помещения. Как ты на это смотришь?
– Чудесно, Блэки! Ты знаешь, как я доверяю твоим суждениям. Я просмотрю планы вечером. Когда ты думаешь начать? – весело спросила сна.
– Хорошо зная тебя, Эмма, могу себе представить, что тебе хочется, чтобы я приступил к работе прямо сейчас, но я думаю заняться этим сразу после Рождества. Будь уверена, мы будем работать быстро, и уже в середине января ты сможешь открыть магазин.
Глава 35
Дэвид Каллински лежал на спине на диване в кухне-гостиной позади продовольственного магазина Эммы и внимательно разглядывал ее новые эскизы. Каждый лист он далеко отставлял от себя и изучал с глубоким пониманием.
Продолжая рассматривать очередной рисунок, Дэвид испытал приступ охватившего его волнения и крепко стиснул пальцы, державшие лист. Что там ни говори, но ее модели для их зимней коллекции оказались еще ослепительнее летних. Они были просто превосходны: все линии скромны и элегантны, все детали тщательно сбалансированы. Эмма остроумно комбинировала цвета, добиваясь неожиданных эффектов. Все цвета были прекрасно подобраны, но не одно это имело значение. Все модели Эммы, благодаря простоте их основных конструкций, чистым линиям и почти полному отсутствию любых лишних пустяков, идеально подходили к той технологии массового пошива, которую Дэвид внедрял на своей фабрике.
Дэвид удовлетворенно улыбнулся, гордясь Эммой. Он не представлял, откуда она черпает свои идеи, но ее способности не вызывали сомнений, ее вкус был безупречен, а художественное чутье – просто непостижимым. У него было достаточно поводов, чтобы убедиться в том, что Эмма – гений. Он не находил другого слова, чтобы описать ее несравненный талант, который, вкупе с невероятной энергией, делал ее просто грандиозной женщиной. Помимо таланта дизайнера, Эмма как никто умела улавливать капризы публики, предугадывать ее желания, а главное – чувствовать, что будет лучше всего раскупаться. Казалось, сам дьявол нашептывает ей, и все ее начинания имели ошеломляющий успех. Дэвиду казалось, что Эмма Харт способна превращать в деньги все, на что обратит свой взор, каждое ее прикосновение к чему-либо оказывалось поистине золотым. Они с отцом поражались ее хватке в денежных делах, умению выстраивать сложные финансовые комбинации так, что они при внимательном изучении неизменно оказывались изумительно выгодными. Она читала балансовый отчет, как иные читают газету, мгновенно, в считанные секунды, улавливая все их достоинства и недостатки. Ей был всего двадцать один год, но она взбиралась по лестнице своего тщеславия самыми быстрыми, но хорошо обдуманными шагами. Дэвиду казалось, что ничто на свете не в силах сдержать ее – это все равно, что пытаться поймать молнию. Эмма не переставала поражать его, и он не отваживался даже представить себе, как высоко вознесется она лет через десять.
Дэвид положил эскиз в стопку с остальными и закурил сигарету. Их дела двигались точно по графику. Они с Эммой и Джо Лаудером были партнерами уже четыре месяца. Эмма в их предприятии выступала в ролях дизайнера и стилиста, а его брат служил у него управляющим фабрики. Через месяц Дэвиду должно было исполниться 25, и он не испытывал никаких сомнений ни в своей счастливой судьбе, ни в будущем «Компании готового платья Каллински». Он намеревался стать богатым и уважаемым членом общества, о котором в один прекрасный день заговорит весь Лидс, если не Йоркшир. Он много лет назад дал себе слово и не жалел сил, чтобы сдержать его.
Дэвид уверенно и смело начал свое собственное дело, и счастье улыбнулось ему на старте. На предварительном показе их летней коллекции одежды она была с энтузиазмом встречена представителями самых крупных магазинов и торговых домов Лидса, Брэдфорда, Шеффилда и Манчестера. За их неожиданным признанием последовали на удивление большие заказы. Громадные усилия Эммы, Виктора и самого Дэвида оказались оправданными, а долгие часы, проведенные ими за тем, чтобы запустить их первую коллекцию, были достойно вознаграждены.
Дэвид не смог удержаться и не посмотреть эскизы еще раз. Он разложил их на полу и с трудом смог сдержать возбуждение, охватившее его. Да, слава Богу, у нее опять получилось! С этой ее новой коллекцией вряд ли сможет поспорить хоть один фабрикант одежды в Лидсе, да, пожалуй, и в самом Лондоне. Дэвид был уверен, что после зимнего показа заказы будут громадными, и он уже ясно представлял себе, как он втрое расширяет свое дело в предстоящие месяцы. Так же, как и Эмма, Дэвид Каллински был прирожденным торговцем: очаровательным, обходительным и бесконечно преданным своему бизнесу.
Вошедшая в комнату Эмма с мясным пирогом с почками, который она принесла из погреба, прервала его размышления. Дэвид посмотрел на нее и онемел от восхищения. Эмма переоделась в одно из платьев своей коллекции, которое невероятно ей шло. Платье не особенно бросалось в глаза, но в нем чувствовались благородство и отличные линии. Превосходная тонкая зеленая шерсть плотно облегала ее восхитительную фигуру, подчеркивая высокую грудь, мягкую округлость бедер и длину ее стройных ног. Платье было темно-зеленого цвета, удивительно сочетавшегося с цветом ее несравненных глаз и матовой белизной кожи. Дэвид заметил также, что она сегодня как-то необычно убрала свои великолепные пышные волосы. Они, как обычно, были зачесаны назад и высоко открывали ее лоб, но сзади Эмма собрала волосы в две темно-зеленые сетки, завязанные на концах тонкими бархатными ленточками. Убранные в сетки медные пряди падали ей на плечи и придавали Эмме удивительно невинный вид. «Наверное, она самое очаровательное создание в мире», – восхищенно подумал Дэвид.
Смущенная тем, что он долго изучает ее внешность, Эмма нахмурилась.
– Тебе так понравились мои модели, Дэвид? – спросила она, введенная в заблуждение восхищенным выражением его лица.
– Конечно! – вскричал он. – Они просто великолепны. Нет, это не то слово, они – выдающиеся, правда! Ты проделала фантастическую работу.
Эмма довольно улыбнулась.
– Не преувеличивай, – проворковала она, с облегчением вздохнув. Она поставила пирог в духовку, приблизилась к дивану и села на пол у его ног спиной к огню. Эмма быстро рассортировала эскизы, давая по ходу краткие пояснения, лицо ее разрумянилось от усердия. Она предлагала небольшие изменения к некоторым моделям, объясняя их необходимость особенностями технологии кроя и шитья, высказывала соображения относительно цен. Когда они еще только начинали свое дело, Эмма предложила определять цены, рассчитывая стоимость каждого этапа производства. Благодаря этому им удалось производить продукции больше и по более низким ценам, чем их конкурентам. Она снова и снова повторяла это, а Дэвид слушал ее с глубоким вниманием, читавшимся на его красивом, молодом лице. К ее советам стоило прислушиваться, и Дэвид неизменно им следовал.
Когда Эмма закончила свои объяснения, Дэвид сказал:
– Есть только одна вещь, о которой мы не подумали, – фирменное название для нашей одежды. Это надо решить незамедлительно, так как я уже запускаю летнюю коллекцию в производство и пора заказывать ярлыки. Название «Готовое платье Каллински» не слишком заманчиво, ты не находишь?
Эмма взглянула на него. Боясь оскорбить его чувства, она слегка поколебалась перед тем, как ответить.
– Да, действительно. Оно, как бы это лучше выразиться, звучит как-то по-мужски, Дэвид. Но у меня нет никаких идей на этот счет. Может быть, нам лучше посоветоваться с Виктором? Он быстро схватывает такие вещи.
– Я был уверен, что именно так ты ответишь, и я уже это сделал. Сегодня Виктор зашел после обеда и предложил одно название. Я склонен принять его, но не знаю, как оно понравится тебе. Он предложил использовать имя одной твоей знаменитой однофамилицы.
– Моей знаменитой однофамилицы? Кто бы это мог быть, я не представляю.
– Я этого тоже не знал раньше и был удивлен. Это свидетельствует только о нашем с тобой невежестве. Виктор имел в виду самую выдающуюся Эмму Харт.[6]6
Дэвид имеет в виду, что фамилия Эммы по-английски пишется Harte, а ее однофамилицы – Halt, но читаются эти фамилии одинаково.
[Закрыть]
Неприкрытое любопытство отразилось на лице Эммы.
– Самая выдающаяся Эмма Харт, – повторила она, – кто это?
– Этой самой выдающейся Эммой Харт была одна замечательная или не очень, смотря как нее посмотреть, леди. Сейчас я все тебе объясню. Твоя однофамилица в свое время вышла замуж за сэра Уильяма Гамильтона и стала Леди Гамильтон. Вот это имя и предложил нам использовать Виктор. Надо знать свою историю, девочка моя, – наставительным тоном закончил Дэвид.
– Ах, это та самая Леди Гамильтон?! Действительно, очень неплохое имя, если подумать, и хорошо запоминается. Платья от «Леди Гамильтон». Нет, поскольку мы собираемся также шить пальто и костюмы, то правильнее будет: одежда от «Леди Гамильтон», хорошо звучит, не так ли?
– Да, правильно. Тебе оно понравилось, Эмма? Я сразу за него ухватился, но хотел сначала с тобой посоветоваться перед тем, как заказывать ярлыки. Ну, что ты скажешь?
Эмма задумалась, повторяя про себя название. Оно действительно привлекало внимание и было достаточно строгим. Тут ей вспомнилось, что адмирал Нельсон – любимый герой Уинстона. Может быть, это хороший знак, и это название принесет им счастье?
– Да, мне оно нравится, будем пользоваться им, Дэвид!
– А что будем делать с Джо? Надо бы спросить его мнение.
– Ну вот еще! Как будто ты не знаешь, что Джо всегда согласен с любым нашим предложением. Можешь о нем не беспокоиться.
Она засмеялась.
– Что бы мы делали без Виктора – мы оба такие профаны в литературе!
– Ничего, зато мы знаем, как делать деньги. В любом случае, что ты скажешь насчет рюмочки шерри? Надо ведь отметить выбор названия.
Дэвид встал и, возвышаясь над Эммой, протянул ей обе руки и помог подняться с пола. Вставая, Эмма подняла голову и улыбнулась, глядя ему в лицо. Их глаза встретились. На какое-то время они замерли, неотрывно смотря в глаза друг другу, и ярко-синие глаза Дэвида отражались в изумрудных глазах Эммы. У нее все затрепетало внутри, как постоянно случалось с нею в последние дни, когда Дэвид дотрагивался до нее. Кровь бросилась ей в голову, а сердце учащенно забилось. Она не могла отвести от него взгляда, будто загипнотизированная его полными желания сапфировыми глазами.
Давно зная ее сдержанность и нерешительность, Дэвид быстро шагнул вперед и схватил ее в объятья, ища ртом ее губы. Его губы нежно, но сильно прижались к ее. Эмма ощутила теплую свежесть его языка и нахлынувшее желание переполнило ее. Непроизвольно ее пальцы взметнулись вверх к его голове и погрузились в густые черные волосы. Прикосновение это как будто обожгло Дэвида. Он еще крепче прижал ее к себе, его сильные руки скользнули с ее плеч на спину. Его ладони вдавливали ее нежное тело в его, такое мускулистое, и по мере того, как крепче становились его объятия, Эмма чувствовала нарастающее в ней против ее воли желание. Так продолжалось уже несколько недель: поцелуи, пылкие взгляды, прикосновения. Всякий раз, как они оставались наедине, их тела поглощало неумолимое желание слиться друг с другом. Дэвид так возбуждающе действовал на Эмму, что у нее перехватывало дыхание и все начинало плыть перед глазами.
Ее скрытая страсть, случайно и неглубоко потревоженная много лет назад, а потом снова похороненная в ней, вновь просыпалась и рвалась наружу, когда Дэвид обнимал и целовал ее. Эмма трепетала в его присутствии, старые предрассудки захлестывали ее. Она пыталась бороться со своими непослушными чувствами, но сознание ее отключалась и она вновь отдавалась его страстным поцелуям.
Не размыкая объятий, они сделали несколько шагов к Дивану и упали на него. Дэвид оказался наверху и неотрывно глядел ей в глаза своими, переполненными пылким желанием. Его образ заслонил все, и она закрыла глаза. Дэвид, сжав ее лицо ладонями, покрывал поцелуями ее глаза, лоб, губы. Очень осторожно он развязал бархатные ленточки и освободил из сеток ее волосы, водопадом разлившиеся по плечам. Он пропускал ее волосы между пальцами, любуясь ими, и горячее чувство обожания, испытываемое к ней, росло и усиливалось в его душе. Он сгорал от желания обладать ею и не расставаться с ней никогда.
Горящими глазами Дэвид пожирал ее томно раскинувшееся тело и был не в состоянии больше сдерживать себя. Он принялся ласкать ее лицо, шею, плечи, грудь. Он ощутил сладкий комок в горле и проглотил его, чувствуя, как напряглись и затвердели под его руками соски ее грудей, когда он коснулся их сквозь тонкую ткань платья. Желание росло в нем, переходя в нестерпимую боль.
Эмма открыла глаза и увидела, как потемнели от этого страдания его обычно небесно-голубые глаза. Он теснее прижался к ней, его губы стали твердыми и требовательными. Дэвид накрыл ее своим телом и Эмма с наслаждением ощутила его тяжесть. Его голос глухо прозвучал в углублении ее шеи под горлом.
– О, Эмма, дорогая! Я больше не вынесу этого!
– Я знаю, Дэвид, я знаю, – бормотала она, обнимая рукой его плечи и готовая закричать от терзавшего ее саму желания. Она прижалась головой к голове Дэвида, и ее волосы шелковистым покрывалом укрыли его. Продолжительный стон вырвался из ее груди. Она поняла, что любит Дэвида, желает его и не хочет с ним расставаться до конца дней. Но природная честность и панический страх последствий сексуальной близости, не освященной узами брака, не позволили ей отдаться на волю переполнявших ее чувств. Это вовсе не означало, что она не доверяет Дэвиду. Напротив, она верила ему и знала, что он не чета Эдвину Фарли и никогда не предаст ее. Но все же она сумела побороть в себе неудержимо влекущее к нему желание и скорее умом, но не сердцем, убедить себя в том, что должна отказать ему. Очень тихо Эмма прошептала:
– Мы должны покончить с этим, Дэвид. Каждый раз это приносит лишние страдания и не удовлетворяет тебя. Мы не должны позволить ситуации вырваться из-под контроля.
Очень деликатно она столкнула с себя Дэвида и села, дрожа всем телом, с идущей кругом головой. Дэвид остался лежать, вытянувшись на спине. Он осторожно подобрал прядь ее волос, поцеловал их и отпустил, почти сумев улыбнуться.
– Эмма, я так люблю тебя. Не бойся меня, я не хочу причинить тебе боль ни за что на свете.
Эмма вздрогнула от этих слов, живо напомнивших ей прошлое. Она тихо сказала:
– Я не тебя боюсь, Дэвид. Я боюсь себя самой, когда мы с тобой так себя ведем, и боюсь того, что может произойти, если мы, если мы…
Он приложил свой палец к ее губам.
– Пожалуйста, можешь не говорить дальше, я согласен с тобой: нам и впрямь не следует продолжать в том же духе. Так можно сойти с ума. Но мы должны быть вместе, Эмма. Я не вынесу больше этого мучения.
Дэвид схватил ее руку, лицо его посерьезнело.
– Выходи за меня замуж, Эмма, и как можно скорее, – настаивал он. – Мы обязаны пожениться, ты сама это знаешь.
– Пожениться! – воскликнула она.
Дэвид улыбнулся.
– Да, пожениться! Не вскрикивай так испуганно. Я давно хочу жениться на тебе, но сдерживал себя все эти годы, зная твое положение.
Он судорожно проглотил слюну.
– Неужели ты думала, что у меня нечестные намерения по отношению к тебе, Эмма? Я бы ни за что не посмел скомпрометировать тебя! Я слишком сильно люблю тебя!
Дэвид неожиданно прервался, глядя на нее широко раскрывшимися от испуга глазами.
– Эмма, тебе плохо? Ты побелела, как полотно!
– Я не смогу выйти за тебя, Дэвид, – тихо, сдавленным голосом ответила она.
– Но почему? Не смеши меня!
И он действительно рассмеялся, не веря своим ушам.
– Я сказал, что люблю тебя, и знаю, что ты любишь меня тоже. Самый естественный выход для нас – пожениться. Люди именно так поступают, когда они влюблены друг в друга.
Эмма молча встала, прошла через комнату и посмотрела в окно глазами, наполнившимися слезами. Она почувствовала, что не в силах отвечать ему.
Дэвид смотрел на ее прямую спину, напряженные плечи и был озадачен ее поведением.
– В чем дело, Эмма? Ради всего святого, ответь мне! – требовательно спросил он.
– Я не могу выйти за тебя, Дэвид. Пожалуйста, давай оставим это, – сказала Эмма, пытаясь унять слезы.
– Нет, – можешь, – быстро возразил он. – Твой муж умер, ты свободна, и ничто не может помешать тебе сделать это.
Дэвид помолчал, а потом заговорил вновь, мягко, но настойчиво.
– Эмма, я люблю тебя больше всего на свете. Я хочу защищать тебя и заботиться о тебе до конца жизни. Мы созданы друг для друга, я чувствую это всем сердцем. И ты сама чувствуешь то же самое. Есть что-то между нами, неразрывно нас связывающее друг с другом.
Она все еще не отвечала, и другая мысль внезапно пришла в голову Дэвида.
– Это все из-за Эдвины? – быстро спросил он. – Тебя не должно это беспокоить. Я не боюсь ответственности. Я удочерю ее и мы все трое сможем жить вместе. Мы будем счастливы, и я…
– Это никак не связано с Эдвиной.
– Тогда назови настоящую причину, по которой ты не хочешь выйти за меня, – потребовал Дэвид. Лицо его побледнело от волнения.
– Дэвид, я не могу пойти за тебя замуж потому, что твоя мать никогда не примет меня. Она ни в коем случае не допустит, чтобы ты женился на женщине другой веры. Мне, конечно, не стоило тебе этого говорить, но она мечтает женить тебя на еврейской девушке, которая подарит ей внуков, которые тоже будут евреями…
– Дьявол побери все это! Какое мне дело до того, о чем мечтает моя мать. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и только это имеет значение.
– Я не могу так огорчить твою маму, – прошептала Эмма. – Она была так добра ко мне, как родная мать. Я люблю ее и не хочу допустить предательства. Ты ее старший сын, Дэвид, и это просто убьет ее, если мы поженимся. Я готова допустить, что она хорошо ко мне относится, но совсем другое – хотеть видеть меня своей невесткой. Я не еврейка, а она такая ортодоксальная. Пожалуйста, прислушайся ко мне, Дэвид. Я права, и ты должен с этим смириться.
Дэвид вытянулся на диване, крепко сцепив руки.
– Я хочу, чтобы ты, глядя мне прямо в глаза, Эмма, призналась, что просто меня не любишь. Повернись и скажи мне это.
– Я не могу, – тихо ответила Эмма.
– Почему? – воскликнул он срывающимся голосом.
– Потому, что на самом деле я люблю тебя, Дэвид, не меньше, чем ты любишь меня.
Эмма медленно повернулась, подошла к дивану и опустилась рядом с ним на колени, неотрывно глядя ему в глаза. Она осторожно коснулась рукой его лица. Дэвид крепко обнял ее, гладил ее волосы и целовал ее мокрые от слез щеки.
– Тогда все остальное не имеет ровным счетом никакого значения!
– Нет, Дэвид, – отпрянула от него Эмма и, поднявшись с пола, села рядом с ним. – В жизни есть другие, не менее важные вещи, чем любовь. Я не могу взять на себя ответственность за страдания и разбитые сердца твоих родителей. Я не буду разрушать твою семью, которая была так добра ко мне. Кроме того, я сама не хочу жить с таким грузом на совести.
Она взглянула на его потерянное лицо.
– Дэвид, как ты не понимаешь, что нельзя построить свое счастье на несчастьи других. Даже если мы поженимся, то на первых порах будем счастливы, но горе и неприязнь твоих родителей постоянно будут вставать между нами. Это постоянно будет подтачивать наше счастье и, в конце концов, разрушит его совсем.
