Текст книги "Нежеланная женитьба"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Герцог добавил немного воды и медленно понес напиток наверх, давая возможность Эмили раздеть Онору и уложить ее в постель.

Когда он вошел в спальню, платье Оноры лежало на стуле. Сама она уже была в кровати, но глаза по-прежнему закрыты.

– Ее сиятельство разговаривала со мной, – доложила ему Эмили, как только герцог приблизился к постели, – но я уверена, чувствует она себя еще не очень хорошо.

– Не сомневаюсь, – согласился с ней герцог.

Он осторожно приподнял Оноре голову и тихо проговорил:

– Вам нужно это выпить. Если не все, то хотя бы несколько глотков. Вы сразу почувствуете себя лучше.

Ее ресницы дрогнули, и, боясь ослушаться мужа, Онора сделала из стакана крохотный глоточек. Огненная жидкость тут же обожгла ей горло, она тихонько вскрикнула и попыталась оттолкнуть стакан.

– Выпейте еще, – настойчиво сказал герцог, понимая, что она слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Он заставил ее сделать еще несколько глотков, и когда увидел, что щеки Оноры покрылись румянцем, отнял стакан от ее губ и бережно опустил голову жены обратно на подушку.

Онора взглянула на него затуманенным взором, и герцогу показалось, что она не помнит о том, что случилось. Но тут он услышал тихий шепот:

– Простите меня... пожалуйста...

Герцог поставил стакан на столик, стоявший у кровати, и сказал:

– Сейчас я пойду переоденусь, а когда вернусь, мы с вами немного поговорим перед сном.

Не дожидаясь ее ответа, он обратился к Эмили:

– Когда будете уходить, не тушите свечи. Я сам это сделаю позже.

Эмили присела перед ним в реверансе, и герцог прошел к себе через дверь, соединяющую его спальню со спальней жены.

Очень скоро коньяк начал оказывать на Онору благотворное воздействие. Ей стало легче, и она даже, запинаясь, смогла проговорить:

– Что... со мной случилось? Как... я сюда попала?

– Вы упали в обморок, миледи, – ответила Эмили, – и его сиятельство перенес вас в комнату.

– Ему, наверное, надоело со мной возиться!

– Ну что вы, миледи! Мне показалось, что он очень обеспокоен. Он приказал мне раздеть вас, а сам спустился вниз за коньяком.

Онора тяжело вздохнула.

Как, должно быть, сердится на нее герцог за то, что она так по-дурацки себя вела, да еще по возвращении умудрилась свалиться в обморок! Вряд ли ему доставило удовольствие тащить ее на руках наверх. Отец неоднократно говорил ей, что мужчины ненавидят всякие сцены.

«Нужно будет еще раз извиниться перед ним, – подумала Онора. – Никудышная из меня получается герцогиня!»

Онора и представить себе не могла, какая она сейчас хорошенькая. Эмили вытащила из ее прически шпильки, и волосы рассыпались по плечам крутыми локонами. На ней была красивая батистовая ночная сорочка, украшенная кружевами, которую купила ей тетя. Когда Онора в первый раз увидела эту прелестную вещицу, краска смущения залила ей лицо – сорочка едва прикрывала грудь. Тогда она успокоила себя, подумав, что вряд ли кто-то увидит ее в таком одеянии. Теперь же ей пришлось натянуть кружевную простыню почти до подбородка.

Эмили быстренько привела в порядок комнату и направилась к двери, прихватив с собой платье Оноры.

– Спокойной ночи, миледи. Приятных сновидений, – проговорила она. – Завтра я не стану вас рано будить. Только спрошу его сиятельство, когда он собирается отправиться в свадебное путешествие.

– Спасибо... Эмили, – с трудом выговорила Онора.

Ею вдруг овладела какая-то слабость. Захотелось остаться одной и поскорее заснуть.

Но едва она успела об этом подумать, как распахнулась дверь и в спальню вошел герцог.

На нем был длинный темный халат, который делал его еще более внушительным, чем обычно. Онора инстинктивно вжалась в подушку, словно пытаясь защититься.

Несколько секунд он молча смотрел на жену, потом уселся на краешек кровати и проговорил:

– Я не собираюсь мучить вас долгими разговорами, Онора. Вы наверняка страшно устали после сегодняшних переживаний.

Онора была настолько напугана произошедшими событиями, что никак не могла сосредоточиться на том, о чем он говорит. Она лишь, запинаясь, в очередной раз попыталась извиниться перед ним:

– Простите... меня... за то... что доставила вам... столько хлопот.

– Похоже, вам никто никогда не говорил, что бродить ночью по улицам Лондона, да еще в одиночестве, крайне опасно.

– Я... теперь понимаю... как это было... глупо... с моей стороны, но мне... хотелось подумать.

– О чем вам хотелось подумать? – Герцог увидел, что Онора залилась краской. – Полагаю, что обо мне?

Онора кивнула.

– А не лучше ли было поговорить со мной о том, что вас беспокоит, а не выдумывать что-то самой, а тем более убегать из дома и бродить по темным улицам?

Онора отвернулась и едва слышно прошептала:

– Мне кажется... это невозможно.

– Но почему? – воскликнул герцог. – В конце концов, Онора, мы же муж и жена, и между нами не должно быть никаких секретов.

Герцог тут же вспомнил, что сам-то собирался втайне от жены вести другую жизнь, о которой Онора не должна была догадываться. Поспешно отбросив неприятные мысли, он сказал:

– Доверьтесь мне. Обещаю, что постараюсь вас понять.

Его голос звучал как никогда ласково, и Онора решилась:

– Мне сегодня тетя Элин... кое-что сказала... но я считаю... этого не должно произойти.

– Я вас не понимаю.

– Тетя Элин сказала... что чем скорее у меня будет... ребенок... тем лучше... а вы сказали, когда я собралась... идти к себе... что скоро... ко мне... присоединитесь.

Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.

– И вас это напугало? – спросил он.

– Я никогда не думала... даже представить себе не могла, потому что... мы так... странно поженились... что у нас может быть... ребенок. Ведь мы даже толком... не поговорили друг с другом.

Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:

– Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.

– Вы и в самом деле понимаете? И не... сердитесь на меня? – спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. – Я знаю, как вы меня... ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии... и поэтому... не представляла... как у нас с вами может быть... ребенок.

Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:

– Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.

– Я помню... как вы сердились, – заметила Онора, – когда я попыталась... вам отказать. Но... тетя Элин заставила меня... выйти за вас замуж.

Герцог нахмурился:

– И как же она вас заставила?

– Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж... либо становлюсь... монахиней, – откровенно сказала Онора.

– Не может быть! – воскликнул герцог.

– Это правда, – кивнула Онора. – Она сказала, что... на следующий же день... отправит меня в самый бедный монастырь. А я... не могу... принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания... стать монахиней.

– Да как такое ей вообще могло в голову прийти! – поразился герцог. – Вы имели полное право отказаться.

– Я не могла, – покачала головой Онора. – Так что... хотя и не было у меня... желания выходить за вас замуж... деваться мне было некуда. Никто из нас... не хотел... этого брака... и я знаю... насколько вам была ненавистна... сама мысль о... женитьбе, поэтому я уверена... нам нельзя... иметь ребенка. Он бы появился на свет... нежеланный и никому не нужный.

Герцог не нашелся, что на это возразить, а Онора продолжала:

– Когда я была маленькой, помню, какой-то знакомый сказал моей маме: «Какая красивая у вас девочка! Наверное, поэтому вы назвали ее Онорой». А мама улыбнулась и ответила: «Вижу, вы знаете, что Онора означает «красавица». Мы с мужем были уверены, что наша дочка ею станет, потому что она дитя любви». А этот знакомый рассмеялся и заметил: «Что верно, то верно. Никогда не видел, чтобы двое так любили друг друга, как вы с вашим мужем. Мы все вам просто завидуем».

Поведав эту историю, Онора вздохнула и тихонько проговорила:

– И мне кажется... если наш ребенок родится... в ненависти, он будет некрасивый, а возможно... и уродливый.

У герцога от ее слов перехватило дыхание.

Он протянул руку и накрыл маленькую ручку Оноры своей ладонью.

– Думаю, последние ваши слова совершенно беспочвенны. Но мне кажется, Онора, что нам нужно начать все сначала и узнать друг друга немного получше, прежде чем строить семью.

Он почувствовал, что рука Оноры дрогнула.

– А если... мы никогда не... полюбим друг друга... и вы по-прежнему будете... меня ненавидеть?

– Я ведь уже сказал вам, что не питаю к вам лично никакой ненависти, – объяснил герцог. – Что, если мы постараемся забыть о причине, вызвавшей нашу свадьбу, и сделаем вид, что мы только что познакомились и теперь собираемся узнать друг друга поближе?

Онора робко улыбнулась.

– По-моему... это неплохая идея.

– Очень хорошо. Тогда так и поступим, – обрадовался герцог. – Только вы должны пообещать мне три вещи.

– Какие же?

– Что больше не будете убегать от меня, что не станете подвергать себя опасности, как это сделали сегодня ночью, и что впредь будете доверять мне и не будете скрывать от меня свои мысли и чувства.

Рука ее замерла, словно эти слова привели Онору в изумление.

– А что, если... узнав их, вы рассердитесь?

– Не вижу причины, по которой это может произойти, – заметил герцог. – Так что давайте рискнем.

Онора улыбнулась уже смелее.

– Если бы я смогла беседовать с вами так, как я прежде беседовала с папой, было бы просто замечательно. С тех пор как он умер... мне было не с кем поговорить... о том, что меня действительно волнует... и я чувствовала себя такой одинокой.

Ее голос прозвучал так трогательно, что герцог ласково сжал ей руку и проговорил:

– Я с нетерпением буду ждать наших задушевных бесед. А сейчас вам пора спать. Спите спокойно и ничего не бойтесь.

– Я... больше не боюсь вас, – проговорила Онора. – По крайней мере... сейчас.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, и я ощущаю, что и ваши чувства по отношению ко мне изменились.

– Теперь, когда вы заговорили об этом, – подхватил герцог, – мне тоже кажется, что я начинаю вас чувствовать. И знайте, Онора, я всегда приду к вам на помощь в трудную минуту, как сделал это сегодня, и никогда не оставлю вас в беде.

– Вы... правда так поступите? – радостно воскликнула Онора. – Даже если это потребует каких-то затрат?

– Взгляните на меня, Онора! – неожиданно попросил ее герцог.

Онора послушно подняла голову, и герцогу показалось, что никогда прежде он не видел таких глаз – чистых, простодушных и невинных.

– Я хочу, чтобы вы поверили, – тихо сказал он, – когда дело касается нас с вами, деньги не играют никакой роли. Важно лишь одно – чтобы мы оба постарались понять друг друга и сделать нашу совместную жизнь счастливой. Это может быть нелегко, но если мы оба постараемся, если будем доверять друг другу, я уверен, мы сумеем преодолеть все трудности.

Герцог замолчал. Онора по-прежнему не сводила с него глаз, да и ему, признаться, трудно было отвести взгляд в сторону. На секунду мелькнула мысль – а что, если поцеловать ее, как он поступил бы при подобных обстоятельствах с любой другой женщиной. Но герцог тут же от нее отказался – Онора испугается, и тонкая ниточка взаимопонимания, зародившегося между ними, может оборваться.

Улыбнувшись своей знаменитой улыбкой, которую большинство женщин считало неотразимой, герцог поднялся с постели.

– Спокойной ночи, Онора, – проговорил он. – Завтра мы не будем уезжать рано. А если хотите, можем вообще никуда не ехать, а остаться дома. Но учтите, мне не терпится показать вам своих лошадей.

– Мне тоже очень хочется их увидеть! – воскликнула Онора.

Герцог открыл дверь в свою спальню и задул свечи на столике.

– Спокойной ночи, Онора, – сказал он. – Побыстрее засыпайте.

– Постараюсь, – тихо ответила Онора. – И спасибо вам за то, что были так добры ко мне.

Герцог замер у двери и обернулся.

– Так добры... и так хорошо меня поняли, – добавила она.

Не ответив, он вышел, оставив ее в темноте.

Глава 7

Топот копыт участился, и лошади ноздря в ноздрю домчались до конца аллеи.

– Если вы и выиграли, то совсем на чуть-чуть. На какой-то малюсенький носик! – воскликнула Онора, пришпоривая своего коня.

Герцог расхохотался.

– Вы кого хотите оскорбить, меня или мою лошадь?

– Ну что вы, разве я могу обидеть Бойца! – возразила Онора. – У него такой маленький-маленький носик. А вот у герцогов обычно длинные и противные. Так и кажется, что они выражают презрение ко всем на свете.

– С чего это вы взяли? – не на шутку рассердился герцог.

– Да ведь всем известно, какие это самонадеянные, высокомерные, циничные и нудные особы! Значит, и носы у них должны быть соответствующие.

Герцог не выдержал и громко расхохотался.

– А как вы думаете, Онора, разрешается ли этим мерзким особам шлепать своих жен по попке, если те слишком распускают язычок?

– Конечно, если они сумеют их поймать, – улыбнувшись, ответила Онора.

Пришпорив своего коня, она вихрем понеслась по парку в направлении дома. Когда герцог, на секунду замешкавшись, развернулся и бросился за ней вдогонку, она, показав высочайший класс верховой езды, уже успела доехать до ворот сада.

Увидев, что герцог поравнялся с ней, Онора, задыхаясь, проговорила:

– Сдаюсь, сдаюсь! И если хотите, готова признать, что я имела в виду нос Бойца, а не ваш.

– Ну что ж, на сей раз прощаю, – полушутя-полусерьезно заметил герцог. – Но помните, у герцогов есть еще одна отвратительная черта, которую вы забыли назвать. Они очень мстительные.

– Ну к вам-то это не относится, – улыбнулась Онора.

– Почему? – изумился герцог.

– Потому что вы не из тех, кто любит мстить. Я знаю, вы можете разозлиться на кого-то, и очень сильно, но не станете не спать ночей, вынашивая планы мести.

Герцог улыбнулся.

– Откуда вам это известно, Онора? Вы что, чувствуете?

– Конечно, – ответила она. – А как же иначе?

Она улыбнулась, и герцог подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть женщину столь прямолинейную, которая живет, наслаждаясь не только каждым прожитым днем, но и каждой его минутой.

Когда они приехали в его охотничий дом в Лестершире, чтобы провести там медовый месяц, герцог очень скоро понял, что Онора совсем не такая, какой он ожидал ее увидеть.

Он и представить себе не мог, что можно смеяться так заразительно и находить забавными вещи, которые на первый взгляд таковыми вовсе не являются. Искренний смех Оноры разительно отличался от деланного смеха светских красавиц, с которыми он привык развлекаться. Те ни на секунду не позволяли себе забыть, что их смех должен звучать, как звон колокольчиков, а Онора смеялась всегда от всей души.

С удивлением герцог обнаружил, что всего лишь четыре дня их медового месяца не шли ни в какое сравнение со всей его прошлой жизнью. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной и удивительной! Никогда еще он так весело и помногу не смеялся, как с Онорой. Каждая их беседа была преисполнена какого-то нового смысла. В общем, с Онорой жизнь била ключом.

Каждое утро герцог просыпался с радостной мыслью, что сегодня ему предстоит показать Оноре еще один, оставшийся доселе неизведанным, уголок поместья, обсудить, на каких лошадях они будут кататься, и отвечать на ее бесчисленные вопросы на темы, которые он еще никогда и ни с кем не обсуждал.

Более того, Онора научила его обращать внимание на деревья, холмы, пруды и восхищаться им.

Она прожила во Флоренции два года и только теперь переживала возвращение на родину.

– Взгляните только на эти зеленые поля! – совершенно неожиданно восклицала она. – Может ли быть на свете что-либо прекраснее? Как бы я хотела уметь рисовать, чтобы запечатлеть всю эту красоту на холсте!

– Вы можете выразить ее в музыке, – заметил герцог.

– Иногда мне становится интересно, что важнее, слышать или видеть, – задумчиво произнесла Онора. – Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли, оглохнуть или ослепнуть?

На такие вопросы герцогу не доводилось отвечать еще ни разу в жизни. Он старался выполнить их уговор быть друг с другом предельно искренними, но вопросы Оноры частенько ставили его в тупик, и ему приходилось подолгу размышлять, прежде чем ей ответить.

Сейчас они скакали бок о бок к воротам в сад в глубине которого располагался дом герцога.

– Такого счастливого дня у меня еще не было ни разу в жизни! – воскликнула Онора.

От герцога не укрылись восторженные нотки, прозвучавшие в ее голосе.

– Мне он тоже доставил истинное наслаждение, – тихо заметил он.

Сегодня они встали рано и сразу после завтрака отправились в один из отдаленных уголков поместья. Там находилась ферма, которую герцогу хотелось осмотреть.

Обратно они ехали вдоль ручья через луг, сплошь усеянный желтыми лютиками, пока не добрались до ослепительно-белого под черной крышей постоялого двора, стоящего на окраине деревни.

Они пообедали, а потом сидели на солнышке, потягивая домашний сидр. Герцог предупредил Онору о коварных свойствах этого напитка – опьянение всегда наступает незаметно.

– Ну ничего, – добавил он. – Если вы вдруг свалитесь с лошади, я довезу вас на своей.

– Позору тогда не оберешься, – подхватила Онора. – Разве настоящие герцогини могут себе позволить напиться?

– Конечно, нет! – воскликнул герцог, и Онора расхохоталась: так серьезно отреагировал он на ее шутливый вопрос.

Она бросила на мужа лукавый взгляд из-под ресниц.

– Вы боитесь, что я способна вас скомпрометировать? – не подумав, спросила она и осеклась.

Ей вспомнилось, как ее схватили на улице и отвезли к Кейт. Герцог, видимо, испугался тогда, что все станут болтать о похищении герцогини или что лорд Рокстон мог ее видеть с этими людьми.

Герцог, догадавшись, о чем она думает, поспешил ее успокоить:

– Все это давно прошло и быльем поросло. А на ваш вопрос отвечаю, что теперь, когда мы с вами познакомились поближе, уверен, из вас выйдет образцовая герцогиня.

Онора вздохнула.

– Мне не составило бы никакого труда ею стать, если бы была жива мама, да и папа следил бы за мной, чтобы я не наделала никаких ошибок.

– Теперь это буду делать я, – пообещал герцог.

– Но когда мы... вернемся в Лондон, вам очень скоро может наскучить жена, которая постоянно задает... вопросы.

Герцогу показалось, что Онору эта проблема волнует уже давно, и он поспешил ее успокоить:

– Поверьте, ваши вопросы доставляют мне огромное удовольствие. Единственное, что меня беспокоит, это что я не смогу ответить на все.

– Ну что вы! – возразила Онора. – Не думаю, что это доставит вам какие-то трудности. А еще мне очень хотелось вам сказать... Я очень рада, что у меня теперь будет своя личная библиотека.

Герцог рассмеялся.

– Что ж, если вдуматься, то более щедрого комплимента я еще никогда не получал, – заметил он.

– А я-то была уверена, что вы их столько получали, что вас уже ничем не удивить.

– Что-то никак я не пойму, Онора, вы меня дразните или подкалываете?

Онора, рассмеявшись своим звонким смехом, который так нравился герцогу, ответила:

– Ну что вы! Дразнить такую важную особу, как вы, у меня и в мыслях не было, а уж подкалывать вас я бы никогда не осмелилась.

Ответ герцога оказался для Оноры неожиданным:

– Когда вы молчите, Онора, то похожи на крохотного ангелочка, но когда вступаете в разговор, у вас на щеках появляются озорные ямочки, а в глазах выражение, которое не встретишь у святых.

– Если вы пытаетесь втолковать мне, что я похожа на дьяволенка, я расценю ваши слова как оскорбление, – заметила Онора. – Хотя, по-моему, лучше быть похожей на дьявола, чем на какого-то чуть не лопающегося от чувства собственного достоинства ангела из компании тех, что вечно сидят вокруг синего моря и играют на арфе.

– Так я и думал, что это сравнение придет вам в голову, – поспешно проговорил герцог. – Ведь у вас такая музыкальная натура.

Онора расхохоталась.

– На все-то у вас найдется ответ. Поэтому с вами так весело разговаривать. Впрочем, не сомневаюсь, что до меня вам об этом говорили многие прекрасные дамы.

Герцогу хотелось сказать, что, хоть он и был знаком со многими, как она выразилась, прекрасными дамами, занимался он с ними отнюдь не веселыми разговорами. Это удовольствие он смог позволить себе только с Онорой.

Они тронулись в обратный путь. Вскоре вдали показалась знакомая усадьба. Около нее уже суетились конюхи, выбежавшие навстречу хозяевам, чтобы взять под уздцы их лошадей.

– Поскольку мы встали рано и вы, без сомнения, устали, советую вам отдохнуть перед ужином, а я тем временем попробую отшлифовать свой жалкий умишко, чтобы потом встретиться с вами во всеоружии.

– Так нечестно! – воскликнула Онора. – Вы хотите поработать над собой, а мне, бедной, несчастной, малообразованной девушке, не даете такой возможности!

– Не очень точные характеристики, – намеренно сухо заметил герцог. – К ужину я вам придумаю что-нибудь получше.

Онора улыбнулась, отчего на щеке у нее тут же появилась очаровательная ямочка, и ангельским голоском проговорила:

– А я, в свою очередь, не сомкну глаз. Все буду лежать и думать, как бы получше развлечь моего господина и повелителя.

Герцог ответить не успел – в этот момент конюхи бросились к лошадям, и он, спешившись, помог жене выбраться из седла. Подхватив ее, чтобы поставить на землю, герцог в очередной раз подумал, какая она легкая. Но при всей своей хрупкости Онора, словно играючи, неоднократно укрощала самую норовистую лошадь, приводя мужа в восхищение.

Они поднялись рядышком по ступенькам, и, когда уже дошли до входной двери, Онора сказала:

– Еще раз большое спасибо за чудесный день.

Она взглянула на герцога, и ему пришло в голову, что глаза ее вобрали в себя весь солнечный свет этого дня и что счастливее женщины он никогда не видел.

Когда они вошли в дом, Онора стала подниматься по лестнице, а герцог, отдав шляпу, перчатки и кнут лакею, прошел в библиотеку.

Это была уютная комната, вдоль стен которой располагались книжные шкафы, а между ними кое-где висели великолепные рисунки лошадей, выполненные рукой Стаббса.

Как он и ожидал, на столе уже лежало изрядное количество писем – видимо, почта поступила утром после того, как они с Онорой уехали. На стуле у камина аккуратной стопкой были сложены газеты.

Герцог взглянул на письма и, так как ничего интересного он в них обнаружить не надеялся, решил заняться ими позже.

Он взял газету, отметив про себя, что в последние несколько дней ни политические, ни великосветские новости его уже не привлекали так, как прежде. В это время открылась дверь, и дворецкий, возникший на пороге, доложил ему:

– Графиня Лэнгстоун, ваше сиятельство!

На мгновение герцог словно окаменел. Потом положил газету и обернулся.

В розовом шелковом платье и мантилье в тон ему, как всегда, сногсшибательная, в комнату вплыла Элин Лэнгстоун.

Как только за дворецким закрылась дверь, она, протянув руки, устремилась к герцогу.

– Ульрих, дорогой, я просто должна была тебя увидеть! – проворковала она нежным голоском, который всегда позволяла себе с ним наедине.

Герцог, проигнорировав протянутые руки, сухо спросил ее:

– Как ты здесь очутилась, Элин?

– Я еду к Стиллингтонам, – ответила графиня, – и поскольку проезжала мимо, то решила воспользоваться возможностью, чтобы сказать тебе, дорогой, как я по тебе соскучилась.

На самом же деле ей пришлось проехать по крайней мере лишних пятнадцать миль, и герцогу это было отлично известно. Холодно глядя на нее, чего графиня, впрочем, не заметила, он проговорил:

– По-моему, Элин, тебе не следовало поступать так неосмотрительно. Если кому-то станет известно, что ты сюда приезжала, разговоров, как ты понимаешь, не оберешься.

Графиня беззаботно пожала плечами:

– Если вдруг кто-то и узнает об этом, что маловероятно, я объясню, что привозила тебе свадебные подарки от неких важных особ, которые ты и в самом деле найдешь в холле. А Джордж приедет к Стиллингтонам только завтра.

– У меня медовый месяц, Элин, – напомнил герцог, – и я считаю, что ты совершила большую ошибку, заехав сюда.

– Да будет тебе, дорогой, ворчать! – ласково упрекнула его Элин, придвигаясь к нему чуть ближе. – Я здесь и жду не дождусь, когда ты скажешь, что рад меня видеть и все еще любишь меня.

Она запрокинула голову, томно глядя герцогу в глаза и ожидая, что он коснется губами ее губ.

Герцог, однако, не пошевелился, продолжая смотреть на графиню с тем же непонятным ей выражением на лице. Откуда ей было знать, что в этот момент он внезапно понял, что его, как это ни парадоксально, больше не влечет к Элин Лэнгстоун.

У герцога было множество любовных интрижек, которые медленно, но неизбежно заканчивались. Но никогда еще печальный конец не наступал так внезапно, как это произошло сейчас. Можно сказать – упал занавес и представление окончилось.

Совсем недавно графиня способна была вызвать в нем непреодолимое желание. Герцог даже считал, что красивее любовницы у него еще не было. Ему даже не верилось, что сейчас он испытывает к ней лишь одно чувство: раздражение.

Он был взбешен тем, что она осмелилась приехать за город и ворваться к нему в первые же дни его медового месяца. Ведь если об этом узнают, всем станет ясно, зачем он женился на Оноре.

Элин, однако, и не догадывалась о его переживаниях и, наивно полагая, что знает, как вернуть своему любовнику хорошее расположение духа, положила руку ему на плечо и, запрокинув голову, одарила его томным взглядом.

Раньше эта уловка действовала безотказно. Стоило герцогу увидеть глаза, полные огня, слегка приоткрытые алые губки, как его охватывало страстное желание, какого он не испытывал ни к одной женщине.

Но сейчас, глядя на графиню, герцог не испытывал былых чувств, зато осознал свое намерение – выпроводить ее из дома, пока Онора не узнала о ее приезде. Ему живо припомнилось, что она поставила бедную девушку перед ужасным выбором – либо замужество, либо монастырь. Он и представить себе не мог, что женщина способна на такую жестокость, особенно та, которая что-то значила в его жизни.

До сих пор в ушах у него звучал вопрос, который Онора задала ему совсем недавно: «А тетя хорошая или плохая женщина?» Теперь-то он со всей уверенностью мог ей ответить, что тетя ее человек мерзкий и отвратительный. Впрочем, он это и раньше понимал умом, а теперь понял и сердцем.

Отступив на шаг, герцог произнес ледяным тоном, который, когда он этого желал, действовал на собеседника как ушат холодной воды:

– Полагаю, ты очень спешишь, Элин, посему не приглашаю тебя остаться с нами отужинать.

Графиня уставилась на герцога в полном недоумении, ее руки все еще были протянуты к нему, так как она не ожидала, что он внезапно отпрянет от нее.

– Следует ли понимать, Ульрих, что твои чувства ко мне переменились? – наконец недоверчиво спросила она.

– К чему обсуждать прошлое, моя дорогая Элин? – бросил герцог. – Ты прекрасно знаешь, я теперь человек женатый, и было бы крупной ошибкой портить дружеские отношения между мной и родственниками моей жены.

– Да о чем ты говоришь?! – голос Элин поднялся до визга. – Тебя что, околдовали? Что могло случиться за какие-то несколько дней, чтобы ты забыл о чувствах, которые мы испытывали, и о счастье, которое друг другу дарили?

– Помнится, я уже благодарил тебя за это, как ты его называешь, «счастье», – медленно проговорил герцог. – А теперь, Элин, позволь проводить тебя к карете. До Стиллингтонов еще долгий путь.

Обойдя ее, герцог направился к двери.

Некоторое время графиня стояла, застыв словно каменное изваяние, потом, опомнившись, протянула руку и умоляющим голосом позвала:

– Ульрих! Ульрих!

Ее голос эхом пронесся по комнате, и герцог даже испугался, что ее могут услышать, хотя это и было маловероятно.

Он обернулся и, холодно глядя на нее, бросил:

– Возьми себя в руки, Элин. Мы оба прекрасно знаем, что слуги любят так же болтать, как и те, кто находится на службе ее величества.

Когда смысл его слов дошел до графини, краска бросилась ей в лицо, глаза заметали громы и молнии, и, едва разжимая губы, она выдохнула:

– Я тебя прекрасно поняла, Ульрих. Так знай же, что я тебя ненавижу! Слышишь? Ненавижу!

Но, видимо, помня о том, что он ей только что сказал, она проговорила это почти шепотом.

Герцог молча распахнул дверь и вышел в холл.

Графине ничего не оставалось, как последовать за ним. Обернувшись, герцог учтиво и громко, чтобы услышали стоящие у входной двери слуги, проговорил:

– С вашей стороны было чрезвычайно любезно привезти эти свадебные подарки. Для нас с Онорой они представляют огромную ценность, и я тотчас же отправлю джентльмену, приславшему их, благодарственное письмо.

В это время графиня подошла к нему, и дальше они уже пошли рядом.

– Единственное, о чем я весьма сожалею, – продолжал герцог, – что у вас нет времени увидеться с Онорой. Мы только что вернулись с прогулки верхом, и она отдыхает. Боюсь, моя жена будет крайне огорчена, что вы не смогли ее дождаться.

Они вышли из дома и стали спускаться по ступенькам.

– Прошу передать мои наилучшие пожелания вашему мужу, – не умолкал герцог. – Мы с Онорой непременно письменно поблагодарим его и вас за тот великолепный прием, который вы устроили в честь нашей свадьбы.

Закончив свою речь, герцог небрежно поднес к губам руку графини и отошел в сторону, предоставив лакею помочь ей сесть в карету.

Дверца захлопнулась, кучер вскочил на козлы, и лошади тронулись.

Герцог не стал дожидаться, пока бывшая любовница уедет, быстро поднялся по ступенькам и исчез в доме.

На пути в библиотеку он понял, что выиграл тяжелую битву, понеся лишь незначительные потери.

После ужина герцог вместе с Онорой перешел в гостиную. Дворецкий налил в широкий стакан немного коньяку и подал его герцогу на серебряном подносике.

Герцог подождал, пока слуга выйдет из комнаты, и, поставив поднос на маленький столик, обратился к жене:

– Я хочу вам кое-что предложить, Онора.

Онора как раз подошла к роялю, собираясь, как и вчера вечером, что-нибудь сыграть мужу.

Вчера ее выбор пал на Шопена и Шуберта. Герцог внимательно слушал и, когда она закончила, попросил:

– А теперь сыграйте мне что-нибудь свое.

– Мне... мне как-то неловко играть после композиторов-классиков свои сочинения. Боюсь, они покажутся вам... дилетантскими.

– А по-моему, они расскажут мне о вас то, что вы стесняетесь рассказать сами, – неожиданно сказал герцог.

Онора с удивлением взглянула на него.

– Тогда этого тем более не стоит делать.

– Но почему? Я считал, что между нами не должно быть тайн.

– Есть вещи, которые... не следует знать никому.

– А вот я бы о них с удовольствием узнал.