Текст книги "Нежеланная женитьба"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Но это правда, – проговорила Онора дрожащим голосом. – Я... вышла замуж... сегодня утром.
– А вечером пошла бродить по Парк-лейн? Думаешь, я этому поверю?
Внезапно вмешался тот, кого звали Джим.
– Подожди-ка, Кейт! – воскликнул он.
Сунув руку в карман, мужчина вытащил торчавшую оттуда газету, развернул ее и подал Кейт.
Та, бросив на нее беглый взгляд, резко спросила:
– Значит, как, говоришь, тебя зовут?
– Герцогиня... Тайнмаут, – запинаясь, проговорила Онора, боясь, что ее опять будут бить.
– И ты вышла замуж сегодня утром?
– Да.
– Где?
– В Лэнгстоун-Хаусе, в Беркшире. Там живут мои... дядя и тетя.
Кейт недоверчиво уставилась на нее и, еще раз заглянув в газету, спросила:
– Кто вас венчал?
– Епископ... Оксфордский.
Кейт снова ощупала ее глазами – жемчужное ожерелье, изысканное платье – и отрывисто бросила:
– Подожди здесь!
Она вышла из комнаты, приказав мужчинам следовать за ней, и захлопнула за собой дверь. Онора, чувствуя, что ноги не держат ее, присела на краешек кровати.
Как же глупо она поступила, что вышла ночью из дома и попала в такую дурацкую историю!
Но ей никогда и в голову не приходило, что гулять в парке по ночам опасно или что кому-то это может не понравиться. Во Флоренции ей не разрешалось бродить по городу в одиночестве, но тогда она была еще школьницей, не то что теперь.
Когда она жила с дядей и тетей на Гросвенор-сквер, она частенько приходила в сад, расположенный неподалеку от дома, где могла хоть недолго побыть одна.
Только сейчас ей припомнилось, что Гайд-парк является частным владением и что только у служителей парка есть ключи от калитки.
«Какая же я дурочка», – со вздохом подумала Онора. Интересно, позволит ли ей Кейт написать герцогу и попросить его прийти за ней и забрать ее домой.
Несколько минут спустя Кейт в сопровождении все тех же мужчин вернулась. Онора встала, испуганно глядя на нее.
– Ну если ты и впрямь герцогиня Тайнмаут, как говоришь, – заявила Кейт, – думаю, твой муж захочет получить тебя обратно, особенно в первую брачную ночь.
Мужчины дружно хмыкнули.
Онора вспомнила, от чего, собственно, она пыталась убежать, и почувствовала, как румянец заливает ее щеки. А Кейт между тем продолжала:
– Так что давай-ка напиши ему, пусть приезжает за тобой и забирает тебя отсюда.
– А можно? – спросила Онора. – Я знаю, он тотчас же приедет. Теперь-то я понимаю... как глупо поступила, что... ушла из дома.
– Что думает по этому поводу твой муж, меня мало волнует, – бросила Кейт. – Но я уверена, он будет нам признателен, что мы тут за тобой присмотрели.
Онора с недоумением взглянула ей в лицо, а потом спросила:
– Вы хотите... получить за меня... выкуп?
– А она умнее, чем мы думали, хотя и заливала нам, что не понимает, о чем говорит Молли! – расхохотался Джим.
– Ну-ка ты, заткнись! – рявкнула на него Кейт. – Да, моя милая, именно это мы и хотим получить. Так что моли Бога, чтобы твой муженек притащил денежки, иначе останешься здесь, у меня.
Джим снова хихикнул, но на сей раз Кейт не обратила на него внимания. Только сейчас Онора заметила, что она держит в руке поднос с листком бумаги, ручкой и чернильницей.
Поставив поднос на столик в дальнем углу комнаты, который был накрыт розовой скатертью с круглыми следами от стаканов, Кейт приказала:
– Ну-ка садись и пиши своему благоверному, чтобы побыстрее приезжал и забирал тебя. Да объясни, что за все беспокойство, которое ты нам причинила, мы хотим получить триста фунтов стерлингов.
– Триста фунтов?! – ахнула Онора.
– А почему не пятьсот? – вмешался Джим. – В конце концов, это ведь первая брачная ночь!
– Верно! – воскликнула Кейт. – Уж конечно, не обеднеет, если даст нам пятьсот, а то и тысячу.
– Ну пожалуйста! – взмолилась Онора. – Не просите так много! У него при себе может не оказаться такой суммы.
Она очень боялась, что ей придется провести в этом ужасном месте всю ночь.
– А девчонка дело говорит, – поразмыслив, отозвалась Кейт. – Пиши пятьсот. У любого джентльмена такая сумма в доме найдется!
Онора печально подумала, что дальше спорить не имеет смысла. Кроме того, у нее было единственное желание – убраться отсюда подобру-поздорову.
Ее пугали и допрос, который устроила Кейт, и она сама, и Джим со своим дружком-приятелем, и странные размалеванные девицы. Они то и дело приоткрывали дверь и заглядывали в комнату, когда думали, что Кейт их не видит.
Чернила оказались бледненькими, а перо у ручки скрипучее и царапающее бумагу, но наконец Оноре удалось написать на листе следующее:
«Простите меня за то, что я поступила так глупо. Меня схватили двое мужчин и привезли сюда. Они говорят, что, если вы заплатите им пятьсот фунтов стерлингов за беспокойство, которое я им причинила, они меня отпустят.
Пожалуйста, приезжайте как можно быстрее.
И простите меня, если можете.
Онора».
Не успела она поставить под письмом свою подпись, как Кейт выхватила его у нее из рук и начала медленно читать.
– Ну даже если у этого герцога каменное сердце, он клюнет на это послание! – расхохоталась она.
Кейт отдала письмо Оноре и приказала:
– Пиши адрес и кому.
Поскольку конверта ей не предложили, Онора свернула листок вчетверо и написала:
«Его сиятельству герцогу Тайнмауту,
Тайнмаут-Хаус,
Парк-лейн».
Она вручила письмо Кейт, которая направилась к двери, на ходу что-то шепотом обсуждая с мужчинами.
Но не успела за ней закрыться дверь, как Кейт, спохватившись, вернулась обратно и прихватила поднос с письменными принадлежностями. Онора догадалась, что она тоже собралась писать герцогу, а вот о чем, было бы интересно узнать.
Опершись лбом о скрещенные руки, она с печалью представляла себе, как герцог рассердится, когда получит ее письмо.
Дверь отворилась, и в спальню заглянула одна из девушек, которую Онора видела у лестницы. На ней была прозрачная ночная сорочка, поверх которой девушка накинула шаль довольно сомнительной чистоты.
– Так ты и в самом деле герцогиня? – спросила она. – Герцогов-то я повидала, а вот герцогинь еще не доводилось. А какая ты молоденькая!
– Да я ею и стала-то только сегодня утром, – улыбнулась Онора.
– Вот если бы я была герцогиней, – продолжала девушка, – уж я бы не стала разгуливать по ночам да связываться с такой особой, как Молли! Если ее разозлить, она такого может наговорить, только держись!
– Не понимаю, почему она так рассердилась на меня, – проговорила Онора.
– Сейчас я тебе расскажу... – начала девушка.
Но в этот момент из холла донесся какой-то шум, потом чей-то громкий голос, и девушка, вздрогнув, проговорила:
– Это лорд Рокстон! Так я и думала, что он сегодня придет.
Не сказав больше ни слова, она захлопнула дверь. Онора с недоумением посмотрела ей вслед.
Снова послышались голоса. Кто-то прошел мимо ее двери. Онора вдруг испугалась, что лорд Рокстон, кем бы он ни был, зайдет в эту комнату и обнаружит ее здесь. Она была абсолютно уверена, что герцогу меньше всего хотелось бы, чтобы его друзья или вообще кто бы то ни было узнали, что она ночью сбежала из дома и связалась с людьми, которые требуют за нее выкуп.
Через некоторое время голоса стихли, и в холле снова наступила тишина.
«И как меня угораздило попасть в эту историю?» – в очередной раз задала себе вопрос Онора и опять не нашла на него ответа.
Наконец, когда ей уже стало казаться, что она сидит тут всю жизнь, дверь спальни отворилась.
Глава 6
Когда Онора вышла из гостиной, герцог еще раз налил себе коньяку. Он потягивал его, ощущая, как постепенно улетучиваются недовольство и раздражение, которые не покидали его весь день.
Ужин с новоиспеченной женой, от которого он не ждал ничего хорошего, вопреки ожиданию оказался вовсе не скучным, да и сама она была, несомненно, хороша собой.
Сначала он этого как-то не заметил, однако все вокруг только и делали, что превозносили красоту Оноры до небес, и герцог, подавив досаду, вызванную предстоящей женитьбой, волей-неволей вынужден был с ними согласиться.
Теперь он пришел к выводу – независимо от того, хотел он жениться или нет, – Онора как раз такая жена, какая ему нужна. Красива, женственна, изящна и к тому же, как он только что обнаружил, умна.
И все равно мысль о том, что он теперь женатый человек, приводила герцога в негодование. Это чувство посетило его еще утром, когда он ехал в церковь со своим шафером и с неприязнью думал о предстоящей свадебной церемонии.
Ночью его мучила бессонница. Когда забрезжил рассвет, он подошел к окну – деревья в парке были еще окутаны ночным туманом, а на небе исчезали последние звезды, уступая место первым солнечным лучам.
Внезапно у герцога – как и у Оноры – возникло непреодолимое желание убежать, скрыться, оставив свадьбу без жениха.
Но разве убежишь... Какие бы чувства герцог ни испытывал, он обязан вести себя, как джентльмен, в соответствии со своим высоким положением при дворе. Но как настоящий мужчина он презирал себя за эту авантюру с женитьбой и за то, что не попытался отстоять свою независимость.
«Да, дорого мне приходится платить за свой титул», – горько подумал он.
Для него все в день его свадьбы было окрашено горечью. Что бы герцог ни делал, все вызывало в нем внутренний протест. Когда он надел Оноре на палец обручальное кольцо, ему показалось, что это не кольцо, а цепь, которой он приковывает себя к ней на всю жизнь.
Так размышляя над своей незадачливой судьбой, герцог и не заметил, как допил коньяк и уже подумывал налить себе еще, но потом отказался от этой мысли. Особого пристрастия к алкоголю он никогда не питал, не стоит его приобретать и сейчас.
Придворная жизнь выработала у него одно хорошее качество – самообладание. И теперь, действуя как солдат на поле боя, он поставил свой пустой стакан, встал и, расправив плечи, направился к двери.
Сегодня у него первая брачная ночь, и какое бы будущее ни было уготовано ему судьбой, он обязан начать совместную жизнь так, чтобы не дать жене повода на него жаловаться.
Герцог открыл дверь и вышел в холл.
К своему удивлению, он увидел, что входная дверь открыта. «Странно, – подумал герцог. – Кто это заявился в гости на ночь глядя?»
Однако никакой кареты перед фасадом не было видно. Лишь лакей, стоя на пороге, вглядывался в ночную мглу. Он был так поглощен этим занятием, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Очевидно, ему было не до герцога.
– Что ты там высматриваешь, Джеймс? – спросил герцог, подходя к лестнице.
Лакей вздрогнул и виновато взглянул на своего хозяина.
– Я жду, когда вернется миледи, ваше сиятельство.
Герцог в недоумении уставился на него. Он всегда считал, что Джеймс немного глуповат, и теперь решил, что тот по своему обыкновению что-то напутал.
– О чем ты говоришь? Ее сиятельство наверху.
Джеймс покачал головой:
– Нет, ваше сиятельство. Она вышла минут десять назад.
Герцог недоверчиво взглянул на него.
– Ты хочешь сказать, – медленно произнес он, выделяя голосом каждое слово, – что ее сиятельство вышла из дома?
– Да, ваше сиятельство.
– Одна?
– Да, ваше сиятельство.
– Быть этого не может! – чуть слышно воскликнул герцог.
Он шагнул к двери.
– Ее сиятельство сказала, куда идет?
– Нет, милорд.
Герцог призадумался. Голос Джеймса вернул его к действительности. Парень, видимо, испугался, что сделал что-то не так, и решил внести кое-какую ясность.
– Ее сиятельство надела накидку, которая лежала вот тут, на стуле, и попросила меня открыть ей дверь. А я спросил миледи, подать ли ей карету.
– И она отказалась?
– Да, милорд.
Герцог ничего не мог понять. Куда Онора могла отправиться в это время суток и зачем ей это понадобилось?
Говоря все так же неторопливо, чтобы Джеймсу было ясно каждое слово, герцог спросил:
– Когда ее сиятельство вышла из дома, ты видел, в какую сторону она направилась?
– Да, ваше сиятельство.
– Расскажи мне точнее, что произошло.
– Мне показалось странным, что ее сиятельство собирается идти куда-то на ночь глядя, и я стал следить за ней. Она сошла на тротуар, постояла минутку и перешла дорогу. Будто надумала пойти в парк.
Лакей взглянул на герцога – тот внимательно слушал – и продолжал:
– Ее сиятельство немного постояла, глядя сквозь ограду, а потом пошла вдоль нее. Похоже, собиралась найти калитку.
– Но ведь парк по ночам закрыт, – резко проговорил герцог.
– Знаю, ваше сиятельство, но мне кажется, хотя, возможно, я и ошибаюсь, что миледи могла этого не знать.
Герцогу такое объяснение показалось вполне вероятным. Но он никак не мог понять, зачем Оноре понадобилось идти в парк. Да еще ночью! Да еще одной!
– Уверен, далеко она не ушла, – сказал он, убеждая самого себя.
И вышел из дома на улицу.
В этот поздний час там никого не было. Какая-то карета подкатила к соседнему дому. Вглядевшись, герцог узнал ее – эта карета принадлежала его друзьям.
Ему внезапно пришло в голову, что если они видели, как Онора глубокой ночью разгуливает по улице, то наверняка сочли это более чем странным, да и он, стоящий на тротуаре в первую брачную ночь, ничего, кроме крайнего удивления, у них не вызовет.
Герцог поспешно встал в тени своего дома, чтобы его не заметили. Когда карета друзей проехала, он снова вышел на улицу искать Онору. Вокруг не было ни души. Герцог постоял несколько минут – улица по-прежнему оставалась тихой и пустынной. Обуреваемый желанием хоть что-то предпринять, он пошел по Парк-лейн в надежде увидеть Онору.
По пути он было решил, что она надумала сбежать от него и наверняка отправилась к дяде на Гросвенор-сквер. Но в таком случае она должна была пойти вверх по улице, а не вниз.
Он понятия не имел, есть ли у нее в Лондоне близкие подруги, и мог только надеяться, что, если таковые найдутся, они окажутся не из болтливых.
В одном он мог не сомневаться – новость о том, что в первую брачную ночь от него сбежала жена, мигом станет известна всему светскому обществу. Теперь при дворе до конца его жизни будет обсуждаться, как самый завидный жених Англии, преследуемый всеми без исключения мамашами, имеющими дочерей на выданье, лишился жены в первый же день женитьбы.
Да, такого еще в светском обществе не бывало! Герцог почти явственно слышал смешки и шуточки мнимых друзей. А уж если они узнают, что он в ночи бегал по улицам в поисках своей строптивой нареченной, он будет выглядеть в их глазах абсолютным идиотом.
«И как она только посмела так со мной поступить!» – мрачно размышлял он.
Круто развернувшись, герцог отправился домой.
Джеймс по-прежнему стоял на своем посту, и, проходя мимо него, герцог бросил:
– Думаю, ее сиятельство скоро вернется. Как только она придет, сразу же мне сообщи. Я буду в гостиной.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
Герцог вернулся в комнату, где совсем недавно сидел, рассуждая о превратностях судьбы, и машинально подошел к столику, на котором стояли графины.
Однако никакого желания выпить у него не обнаружилось. Он подошел к окну, откинул шторы и взглянул на сад, расположенный за домом.
Светила полная луна, ярко сияли звезды, освещая могучие деревья, посаженные еще при жизни дедушки, и клумбы, которые днем радовали глаз разнообразием красок.
Однако герцогу было не до красот природы – думы об Оноре не давали ему покоя. Только сейчас ему пришло в голову, что она еще совсем молоденькая и неискушенная в житейских делах. Ведь она сама рассказывала ему сегодня, что последние два года провела во Флоренции, и ей, наверное, даже в голову не могло прийти, что бродить одной по Лондону, особенно в ночное время, очень опасно.
Герцог попытался сообразить, были ли на Оноре драгоценности, и, вспомнив, что были, пришел в еще большее волнение – ведь она может стать легкой добычей для воров. Мысль об этом неприятно поразила его, и он, не в силах усидеть на месте, подошел к двери и открыл ее, чтобы было слышно, что происходит в холле. При открытой двери он наверняка услышит, когда вернется Онора.
«Нужно будет строго-настрого предупредить ее, чтобы подобного больше не повторилось», – решил герцог.
Внезапно он ощутил страх – ведь помимо воров, Оноре могут грозить и другие опасности. Она, бесспорно, хороша собой и, как подозревал герцог, очень наивна. Что она станет делать, если к ней вдруг пристанет какой-нибудь мужчина?
Мысль эта настолько взвинтила его, что он решил послать за полицией, но вовремя одумался – лучшего способа предать случившееся огласке и не придумаешь. Как бы он ни уговаривал полицейских держать язык за зубами, они не станут этого делать.
«Как же мне поступить? – мучился герцог. – Должен же быть хоть какой-нибудь выход!»
Еще ни разу в жизни ему не доводилось ощущать себя таким беспомощным. Единственное, что оставалось – это сидеть и ждать, надеясь, что Онора вернется целой и невредимой, не ведая о том, какую сумятицу внесла в его душу.
Однако бездействие угнетало его. Герцог опять пошел к входной двери. Посмотрев направо и налево, он прошелся немного вниз по Парк-лейн. Невдалеке маячила фигура какой-то женщины, похоже, проститутки. Когда это жалкое создание направилось к нему, герцог, круто развернувшись, пошел обратно, сердито думая о том, что только проститутки ему сегодня и недоставало.
Не сказав ни слова Джеймсу, он снова вернулся в гостиную. Его охватило отчаяние при мысли, что еще немного – и ждать Онору уже не будет никакого смысла.
Оставалось только надеяться, что, где бы она ни провела ночь, утром вернется домой.
Он опять попытался убедить себя, что жена ушла к каким-то знакомым, а скорее всего к графу. Может быть, она пошла на Гросвенор-сквер не по Парк-лейн, а по какой-то другой улице и сейчас преспокойненько сидит у своего дяди. Было бы неплохо проверить это. Однако ничего более унизительного, чем будить чужую прислугу, которая уже давно спит, и спрашивать, здесь ли его жена, герцог и придумать не мог.
«Нет, не стану я этого делать! Но как же тогда мне поступить?» – терзался герцог, но ничего путного не приходило ему в голову.
В этот момент, когда, отчаявшись, он уже решил лечь в постель и попытаться заснуть, у входной двери послышались чьи-то голоса.
Он быстро вышел в холл – Джеймс разговаривал с каким-то мужчиной, а тот совал ему какие-то бумаги.
Герцог поспешно подошел к ним.
– В чем дело? Что вам угодно? – спросил он.
Услышав властный голос, мужчина взглянул на герцога затравленным взглядом, но, быстро взяв себя в руки, небрежно проговорил:
– Если это вы герцог Тайнмаут, то я привез вам два письма.
Герцог сразу понял, что эти письма каким-то образом связаны с Онорой. Не сказав ни слова, он взял их у Джеймса из рук и подошел к ближайшему канделябру, чтобы рассмотреть, что там написано.
Еще не вскрыв их, он увидел, что одно от Оноры, и резко бросил лакею:
– Скажи этому человеку, чтобы подождал.
– Зайдите в дом, – предложил Джеймс мужчине.
Но тот, попятившись, поспешно проговорил:
– Нет уж, я лучше тут постою, а если он не согласится, сразу уйду.
Не слушая, что он там бормочет, герцог принялся внимательно читать письмо от Оноры и, дойдя до конца, сурово сжал губы.
Второе послание было написано другим почерком, но на такой же дешевенькой бумаге, что и письмо Оноры. Однако человек, писавший его, с грамотой был явно не в ладах, да и аккуратностью тоже не отличался – на бумаге то тут, то там расплылись чернильные пятна.
«Поежжайте с этим челавеком, – нацарапал этот корреспондент. – И ни вздумайти итти в палицию, иначи ни видать вам жены».
Подняв голову, герцог бросил Джеймсу:
– Подать карету, да поживее! А человек, доставивший письма, пускай подождет.
Джеймс изумленно посмотрел на хозяина и помчался со всех ног выполнять приказание.
Герцог не стал дожидаться, когда он вернется, а бросился в комнату секретаря, которая располагалась в другой части дома. Он знал, что в доме имеется определенная сумма денег, однако опасался, что 500 фунтов стерлингов может и не набраться.
Когда герцог наконец добрался до комнаты и зажег на столе свечу, он вспомнил, что завтра пятница, а это означает, что из банка уже привезли деньги, чтобы расплатиться со слугами. Горничным и лакеям жалованье платили ежемесячно, а вот конюхи и кучеры получали его раз в неделю.
Отыскав ключ, герцог открыл сейф и обнаружил, как и ожидал, некоторую сумму денег в крупных банкнотах, которая всегда была приготовлена там для его нужд. Рядом с этой суммой аккуратными стопками в ожидании завтрашнего дня лежали деньги для тех, кто работал на конюшне. Герцог быстренько пересчитал их и сунул в большой конверт.
Вместе с теми банкнотами, которые он постоянно носил в кармане, а камердинер четко следил за тем, чтобы они у него были, какой бы костюм он ни надевал, сумма составила чуть больше 500 фунтов стерлингов.
Закрыв сейф и задув свечу, герцог вернулся в холл. Там он увидел посыльного. Очевидно, Джеймс-таки уговорил его войти, и теперь мужчина стоял, прислонившись к двери.
«Интересно, воспользовался ли он подходящим моментом, чтобы что-нибудь стащить?» – подумал герцог и тут же решил, что это маловероятно, поскольку сумма, которую он со своими соучастниками рассчитывает получить, и без того довольно высока.
– Кто вы? – грозным голосом осведомился у него герцог.
– А вам какое дело! – огрызнулся мужчина.
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что за дела подобного рода вам придется отвечать! – не отставал от него герцог.
На эту реплику жулик никак не отреагировал, и герцог понял, что этот тип просто мелкая сошка, которая находится на побегушках у тех, кто осмелился требовать с такой важной особы, как он, герцог Тайнмаут, кругленькую сумму в 500 фунтов стерлингов.
Он посчитал дальнейшие переговоры бесполезными и стал молча ждать, чувствуя, как его раздражение перерастает в ярость от того, что он вынужден выполнять требования шантажистов.
Через пять минут с улицы донесся стук копыт, и Джеймс, опрометью бросившись к входной двери, распахнул ее.
Герцогу эти пять минут показались пятью часами. Садясь в карету, он весь кипел от ярости. Ему еще хуже стало от того, что он был вынужден сидеть в непосредственной близости от человека, доставившего письма.
Тот между тем сказал кучеру, куда ехать, но так тихо, что герцог не расслышал. Когда карета тронулась с места, он спросил:
– Полагаю, теперь вы мне соблаговолите сказать, куда мы направляемся?
– Приедем, сами увидите, – ответил тот.
В его голосе прозвучали торжествующие нотки, и герцога охватило непреодолимое желание ткнуть мужичонку кулаком в лицо или, схватив за плечи, вытрясти из него ответ. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться, прекрасно понимая: самое лучшее в этой ситуации – вести себя с достоинством.
Ему оставалось только надеяться, что его не заманивают в какую-то ловушку, где он окажется таким же пленником, как и Онора. Однако немного поразмыслив, герцог пришел к выводу, что это маловероятно. В конце концов, Онора стала жертвой собственного неразумного поведения. И как только вымогатели, кем бы они ни были, получат желанные пятьсот фунтов стерлингов, они тут же отпустят ее.
Однако малая толика сомнений у герцога все-таки оставалась.
Наконец карета остановилась у дома, одного взгляда на который герцогу было достаточно, чтобы понять, в какого рода заведение угораздило попасть его жену. Долго сдерживаемый гнев заклокотал в нем с новой силой, грозя вырваться наружу.
Но когда к нему подошла Кейт, герцог сумел обуздать свои чувства. Он отдал ей деньги, которые та жадно пересчитала, и резко бросил:
– А теперь отведите меня к жене, да побыстрее. И не вздумайте болтать о случившемся, иначе я живо прикрою ваше заведение!
– О чем вы говорите, герцог! – наглым голосом воскликнула Кейт. – Это ведь в наших интересах, да и в ваших тоже. Так что давайте-ка расстанемся по-хорошему.
Слова ее были не лишены смысла, и герцогу ничего не оставалось, как промолчать. Он только крепче стиснул зубы.
Кейт, не теряя даром времени, повела его через холл к двери, за которой дожидалась Онора.
– Вот она! Цела и невредима! – воскликнула Кейт, распахнув дверь.
Герцог вошел в комнату, и Онора с трудом поднялась.
– Вы... пришли! – вырвалось у нее.
Впрочем, она не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Вполне вероятно, они прозвучали в глубине ее сердца.
Герцог не ответил, лишь подал ей руку.
Дрожащей рукой Онора ухватилась за его пальцы и крепко сжала их, чтобы убедиться, что он здесь, с ней рядом, и никуда не собирается исчезать.
Герцог вывел ее из комнаты. Молча прошли они мимо Кейт и спустились по ступенькам к поджидавшей их карете. Герцог помог жене сесть в нее и уселся рядом. И только тогда Кейт, стоявшая на пороге своего заведения и освещенная ярким фонарем, прокричала:
– Заходи, герцог, когда соскучишься! Всегда рады видеть тебя!
Она громко расхохоталась, разорвав своим нахальным смехом благопристойную тишину погруженной во мрак улицы.
Когда герцог оказался рядом, Онора тут же почувствовала, как он взбешен. Что ж, того и следовало ожидать...
– Простите... меня, – пролепетала она.
– Как вы могли так поступить! Надо же додуматься, бродить ночью по улице одной?! – воскликнул герцог вне себя от ярости.
Его разъяренный тон и пережитое ею волнение сделали свое дело – на глаза Оноры навернулись слезы, в горле застрял комок, и если бы она сейчас попыталась ему ответить, то не смогла бы. Чувствуя, что ее слезы приведут герцога в еще большее негодование, Онора мужественно пыталась их сдержать.
Несколько минут спустя герцог, подавив раздражение и вспомнив, что его жена пережила сильное потрясение, обратился к ней уже совершенно другим тоном:
– Они не обижали вас?
Когда герцог вошел в безвкусную розовую спальню, его поразили не только выражение полнейшего смятения чувств на лице Оноры и не только ее огромные, полные боли глаза, но также и ярко-красная полоса на щеке.
Онора молчала, и он спросил:
– Что у вас с лицом?
– Эта... женщина... ударила меня, – удалось выдавить ей из себя. – Она... спросила, как... меня зовут, а когда я... сказала ей... она ударила меня, потому что не поверила... что я... герцогиня.
Герцог похолодел – эта дрянь Кейт посмела ударить его жену!
– Но вы все-таки сумели убедить их, – тем не менее сухо проговорил он.
– У одного из... мужчин была... газета, в которой... описывалась наша... свадьба.
– Слава Богу!
Только сейчас герцогу в голову пришла мысль, что могло бы произойти, если бы Оноре не удалось убедить Кейт в том, что ее муж богатый человек. Ему было известно, куда бесследно исчезают хорошенькие молоденькие девушки, приезжающие в Лондон из деревни, надеясь получить место гувернантки или горничной.
Хитростью и ложью их обычно заманивают в публичные дома, из которых им уже никогда не выбраться.
– А вы знаете, куда вас привезли? – спросил герцог.
Секунду помолчав, Онора неуверенно проговорила:
– Мне показалось... что это... какой-то театр.
– Почему вы так решили? – поразился герцог.
– Там я увидела... двух девушек... и они были... накрашены... будто собирались... выйти на сцену... и...
Она запнулась.
– Ну же, продолжайте.
– И когда одна из них со мной разговаривала, ее окликнул лорд Рокстон.
– Рокстон? – резко переспросил герцог. – Он вас видел?
– Нет.
Вздохнув с облегчением, герцог спросил:
– И вы подумали, что он пришел посмотреть спектакль?
– Я услышала, как он крикнул: «Я хочу Эльзи! Она умеет дать такое представление, что вам всем и не снилось!»
Герцог, потрясенный, молчал. Он никак не мог поверить в то, что, побывав в борделе, а именно там он обнаружил Онору, можно не догадаться, что это за заведение и почему эти женщины размалеваны и разодеты так безвкусно-кричаще, как Кейт.
Но абсурдная мысль, что жена его попала в руки таких людишек, а его самого заставили заплатить им огромную сумму, чтобы получить ее обратно, вновь вызвала в нем такую безудержную ярость, что он в сердцах бросил:
– Ума не приложу, как можно быть такой идиоткой!
В этот момент карета остановилась у дверей его дома. Лакей спрыгнул с козел, распахнул дверцу, и герцог увидел Джеймса, по-прежнему стоящего у входной двери.
Герцог вышел из кареты и, вспомнив про Онору, спохватился и подал ей руку. Но как только они дошли до ступенек лестницы, ведущей на второй этаж, он выпустил ее руку, предоставив подниматься самой.
Но глаза Оноре застилали слезы, и она не различала, куда идет. Последняя фраза герцога переполнила чашу ее страданий, и, не в силах больше сдерживаться, она заплакала еще в карете.
Когда она вошла в холл, ей показалось, что лестница и канделябры поплыли у нее перед глазами. Она нерешительно остановилась и, вытянув вперед руку, как слепая, принялась шарить перед собой, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры.
Ей послышалось, что Джеймс обеспокоенно спросил:
– Миледи, с вами все в порядке?
Внезапно Оноре Показалось, что пол стремительно приближается, но чьи-то сильные руки подхватили ее, не дав упасть.
И она погрузилась в непроницаемую мглу...
* * *
Герцог понес Онору наверх. Какая же она легонькая, как пушинка, маленькая и беззащитная! Он взглянул на ее головку, лежащую на ее плече, на закрытые глаза, на яркое пятно, оставленное тяжелой рукой Кейт.
Плащ слетел при падении, и сейчас, в своем нарядном платье, она показалась герцогу похожей на хрупкий цветок, сломленной жестокой бурей, обтрепавшей его нежные лепестки.
Герцог и сам не знал, почему в его голову сейчас пришли подобные поэтические сравнения. Он нес Онору по лестнице, потом по коридору в ее спальню и ругал себя последними словами за то, что осмелился кричать на нее, такую маленькую, хрупкую, юную и наивную.
«Сам во всем виноват! – клял он себя. – Нужно было вести себя с ней как-то по-другому».
Добравшись до спальни, он увидел, что дверь слегка приоткрыта, и, толкнув ее ногой, внес Онору в комнату.
Эмили, сидевшая на стуле, дожидаясь хозяйки, мигом вскочила.
– Что случилось с ее сиятельством?
– Упала в обморок, – отозвался герцог, бережно кладя Онору на кровать.
– О Господи! – запричитала служанка. – Как же это могло произойти?
Герцог не ответил, лишь вздохнул с облегчением – Джеймс, по всей видимости, не побежал рассказывать слугам о случившемся, а после отъезда герцога остался на своем посту у входной двери.
Спустившись вниз, герцог подошел к нему и сказал:
– Полагаю, Джеймс, вы никому не сказали о случившемся?
– Да, ваше сиятельство.
– Рад, что вам хватило на это благоразумия, – заметил герцог. – Надеюсь, и впредь оно вас не оставит.
Вспыхнув от похвалы хозяина, Джеймс смущенно проговорил:
– Если таково желание вашего сиятельства, я никому ничего не скажу.
– Оно именно таково, – подтвердил герцог. – Так что очень на вас надеюсь.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ответил Джеймс.
Герцог направился в гостиную. Там он подошел к столику, на котором стояли графины с разнообразными напитками, и несколько секунд раздумывал, чего налить Оноре – шампанского или коньяку. Кажется, коньяк как раз то, что нужно.
