Текст книги "Нежеланная женитьба"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Один из них улыбнулся Оноре, когда она вошла в церковь. В его глазах читалось неподдельное восхищение, и она немного успокоилась и почувствовала себя чуть увереннее. Но тем не менее пока она шла по проходу к алтарю, где ее уже поджидал герцог, Онора не выпускала из своей руки руку дяди.
Стоя рядом с женихом и рассеянно слушая слова священника, Онора в очередной раз явственно ощутила, как герцог презирает ее и как ему ненавистна роль, которую он вынужден играть.
Онора попыталась молиться, однако никак не могла сосредоточиться. Недовольство, исходившее от стоявшего рядом человека, заглушало все ее мысли и чувства.
Когда он надевал ей на палец обручальное кольцо, Оноре даже показалось, что герцог вот-вот крикнет, чтобы церемонию прекратили. Он точно так же, как и она сама, рад был бы убежать. Онора пожалела, что до свадьбы не предложила ему обсудить, как это сделать.
А теперь было слишком поздно – епископ дал им свое благословение, и они с герцогом направились в ризницу, где им надлежало поставить свои подписи.
«Вот я и замужем», – подумала Онора, и ей показалось, что герцог повторяет про себя эти же слова. Она почувствовала, что он возмущен этим фактом до глубины души.
Кто-то – Онора так и не поняла кто – поднял ей фату и накинул ее на тиару, усыпанную бриллиантами, которую одолжила ей тетя.
– Наверняка у Тайнмаутов найдется, из чего выбрать, – проворчала графиня, протягивая украшение. – Уж чего-чего, а тиар у них предостаточно. Но если ты наденешь их тиару, ты тем самым нанесешь оскорбление нашей родне.
Онора считала, что ни о каких обидах вообще не может быть и речи, однако мнение свое оставила при себе. Облачившись в свадебный наряд девушка подумала, что, какие бы чувства ее ни обуревали, выглядит она точь-в-точь, как всякая невеста. Разве что такое платье да тиару с ожерельем, бриллианты в которых блестят, как звездная россыпь, может себе позволить не каждая.
Теперь, когда обряд венчания закончился, Онора молча шла рядом с герцогом к дверям церкви.
Как только они вышли на паперть, из толпы послышались приветственные возгласы, и в них полетели тысячи лепестков роз, которые падали на дорожку, по которой они ступали.
По обычаю, домой они ехали в открытом экипаже.
Деревенские детишки бежали за коляской, неспешно катившей по дубовой аллее, с обеих сторон которой крестьяне махали вслед новобрачным.
До дома они добрались всего за несколько минут. Слуги помогли Оноре выйти, и они с герцогом пошли по коридору, ведущему в танцевальный зал.
Так как у Оноры в Англии не было подруг, тетя решила обойтись без подружек невесты, которые обычно приподнимают шлейф платья, чтобы ей было легче идти. Теперь эти обязанности выполнял один из лакеев. В его присутствии нечего было и думать, чтобы заговорить с герцогом, а когда они дошли наконец до танцевального зала, там уже находились дядя с тетей, которые приехали вслед за молодыми. Они вошли в дом через боковую дверь и теперь стояли в ожидании гостей.
Час спустя Оноре уже начало казаться, что ее рука вот-вот отвалится от бесконечных рукопожатий, а на щеке появится синяк от бесчисленных поцелуев. Ее постоянно целовали какие-то незнакомые люди, чему она была немало удивлена.
Вообще в этот день она ощущала повышенное внимание к своей особе. Все высказывали ей свою любовь и самое теплое отношение. Впрочем, на долю герцога любви и внимания пришлось в десять раз больше. Все считали своим долгом сообщить ему, как его любят.
Когда Оноре показалось, что она вот-вот упадет от усталости, ее спас дядя. Он подошел к ней с бокалом шампанского в руке и, вручив ей его, тихонько проговорил:
– Ты, должно быть, очень устала, моя дорогая, а ведь тебе еще предстоит разрезать свадебный торт.
Онора взглянула на герцога и по выражению его лица поняла – единственное, чего ему хочется, это убраться отсюда куда-нибудь подальше.
В этот момент тетя резким, не терпящим возражений тоном, которым имела обыкновение разговаривать с Онорой, сообщила ей, что сразу же после того, как она разрежет торт, ей нужно будет переодеться.
– Я не спросила герцога, куда мы поедем отсюда, – заметила Онора.
Это высказывание почему-то привело тетю в еще большее негодование.
– Сегодня вечером вы отправитесь в Лондон, и там Ульрих, без сомнения, сообщит тебе о своих дальнейших планах.
Онора удивилась, что тете о них ничего не известно, однако вслух ничего высказывать не стала – она уже научилась не задавать много вопросов.
Хорошо уже то, что не придется слишком долго ехать – от Лэнгстоун-Холла до Лондона было всего два часа езды.
После того, как торт – настоящее произведение искусства, созданное поваром герцога, – был разрезан шпагой, гости подняли бокалы за здоровье новобрачных, а герцог сказал ответную речь.
Как только он замолчал, графиня потащила Онору наверх, где их уже поджидала Эмили, которая удостоилась чести прислуживать новоиспеченной герцогине во время ее медового месяца.
– Пошевеливайся! Мужчину, да будет тебе известно, не следует заставлять ждать! – рявкнула графиня и вышла из спальни.
– Какая вы хорошенькая, мисс... то есть ваше сиятельство! – воскликнула Эмили. – Все говорят, что в жизни не видели такой красивой невесты!
– Я рада, что они так считают, – ответила Онора.
И тут же подумала, что единственный человек, которому в общем-то наплевать, как она выглядит, это ее собственный муж. При мысли о нем в ее груди стал нарастать комок, который, пока она переодевалась, становился все больше и больше.
Вот и настало время, когда она останется с герцогом один на один... Один на один с его презрением и безразличием...
– Помоги мне, папочка, – тихонько прошептала она.
– Вы что-то сказали, ваше сиятельство? – спросила Эмили.
– Нет, ничего, – ответила Онора. – Подай мне шляпку, Эмили. Мы не должны заставлять лошадей ждать.
– Ну вы-то будете в Лондоне намного раньше меня, ваше сиятельство. С такими-то лошадьми...
Онора с удивлением смотрела на нее, и служанка пояснила:
– Разве вы не знали, что его сиятельство повезет вас в своем фаэтоне?
– Понятия не имела, однако я этому очень рада, – ответила Онора. – Гораздо приятнее проехаться в открытой коляске, чем сидеть, закупорившись, в карете.
Она с облегчением подумала, что в путешествии в фаэтоне есть и еще один плюс – отпадает необходимость разговаривать с герцогом. Ей казалось, что в настоящий момент она этого хочет меньше всего, а ведь совсем недавно только об этом и мечтала.
Онора догадывалась, что герцог придет в еще худшее расположение духа, чем раньше, потому что вынужден уезжать от друзей и близких с какой-то незнакомой женщиной, на которой женился лишь затем, чтобы спастись от немецкой принцессы.
«Может, когда мы останемся одни, нам будет проще узнать друг друга», – подумала Онора.
Но эта мысль не придала ей уверенности, наоборот, в груди продолжал нарастать тяжелый ком.
Только она успела завязать под подбородком ленты, как в комнату вошла тетя.
– Ну что, готова? – проскрипела она. – Сколько можно копаться?
– Я готова, тетя Элин, – пролепетала Онора.
– Можешь идти, Эмили, – разрешила графиня. – Экипаж тебя уже дожидается, и я шкуру с тебя спущу, если ты что-нибудь забыла.
– Я уверена, миледи, что упаковала все, – ответила Эмили.
– Тогда чего ты ждешь?
Горничная пулей вылетела из комнаты, а графиня направилась к Оноре, которая сидела за туалетным столиком.
Когда тетя подошла к ней вплотную, Онора молча встала и вопросительно глянула на нее, ожидая, что та сейчас выскажется по поводу ее наряда. Однако слова графини вызвали у нее полнейшее недоумение.
– Итак, ты замужем, – с ненавистью в голосе произнесла Элин. – Теперь заруби себе на носу – герцог ненавидит, когда ему вешаются на шею и надоедают бесконечными заверениями в любви.
Онора так удивилась, что слова вымолвить не могла, однако, понимая, что тетя ждет от нее ответа, пробормотала:
– Ну что вы... Я вовсе не собираюсь... этого делать.
– И чем скорее ты родишь ему ребенка, тем лучше, – продолжала графиня. – Ему нужен наследник, имей это в виду!
Даже не взглянув на полное ужаса лицо Оноры и слезы на ее глазах, она вышла из комнаты, очевидно, решив, что больше говорить не о чем.
* * *
Когда они выехали из Лэнгстоун-Холла и на бешеной скорости мчались в фаэтоне, запряженном четверкой великолепных лошадей, Онора вспомнила слова тети.
Из-за предсвадебной суеты и спешки, а также из-за того, что она ни разу не оставалась с герцогом наедине, ей никогда и в голову не приходило, что от нее требуется рожать ему детей.
«Но как я могу это сделать, когда мы друг друга совсем не знаем?» – сокрушалась Онора.
Она понятия не имела, откуда берутся дети. В школе об этом как-то не принято было разговаривать, а мама умерла, когда она была еще мала и подобные проблемы ее не волновали.
Они ехали все дальше и дальше. Герцог молча правил лошадьми, а Онора, глядя на проносившиеся мимо пейзажи, размышляла над словами тети. Вероятно, та имела в виду, что ребенок у нее должен появиться через много месяцев, а то и лет.
«В конце концов, герцог ведь даже ни разу не поцеловал меня, – думала она. – И уж конечно, он и не собирается прикасаться ко мне до тех пор, пока не перестанет меня ненавидеть и мы не станем друзьями».
Эта мысль показалась ей не лишенной логики, и мало-помалу Онора успокоилась. Когда спустя час герцог поинтересовался, все ли с ней в порядке, она самым естественным тоном ответила:
– Да, конечно, и я рада, что мы едем в открытом фаэтоне, а не в закрытом экипаже.
– Я ненавижу закрытые кареты, – заметил герцог. – Однако хорошо, что не льет дождь. Это единственное, что помешало бы нам мчаться в Лондон так быстро, как сейчас.
– Тогда я просто счастлива, что сегодня такой чудесный день, – сказала Онора. – А ваши лошади вообще выше всяких похвал.
– Я их купил полгода назад, – объяснил герцог. – Выложил довольно кругленькую сумму, но они того стоят.
– Не сомневаюсь.
Дальше они ехали в молчании, и Онора, совершенно успокоившись, решила, что страхи ее абсолютно беспочвенны. Герцог по-прежнему обращался с ней небрежно, а не так, как положено обращаться со своей невестой.
Когда они наконец приехали в Тайнмаут-Хаус, что на Парк-лейн, у дверей их встретила прислуга, начиная с дворецкого и кончая мальчишкой, приставленным к кухне. Онора поздоровалась за руку со всеми без исключения, после чего герцог спросил ее:
– Выпьете бокал шампанского или сразу пройдете в свою комнату?
– Я бы хотела подняться в свою комнату, – ответила Онора и заметила, что герцог вздохнул с облегчением.
Она поднялась по лестнице вслед за экономкой в шуршащем черном шелковом платье. Женщина показалась ей удивительно похожей на миссис Мортон.
Комната, в которую та привела ее, оказалась внушительных размеров. Посреди нее стояла огромная резная кровать, украшенная позолотой, с пологом из голубого шелка на четырех столбиках.
– В этой комнате всегда спала герцогиня, – пояснила экономка.
– Как здесь красиво! – восхитилась Онора и, обращаясь к женщине, спросила: – Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
– Миссис Барнс. Пока не подъедет служанка вашего сиятельства, за вами будет ухаживать Беатрис, это одна из горничных.
– Боюсь, моя служанка прибудет еще не скоро, поскольку ни одна лошадь не в состоянии сравниться с лошадьми его сиятельства.
– Вы абсолютно правы, ваше сиятельство. Однако вам не следует беспокоиться о гардеробе. В шкафу достаточно туалетов, доставленных сюда прямо с Бонд-стрит.
Миссис Барнс распахнула створки шкафа, и взору Оноры предстали дюжины платьев, которые тетя заказала для нее и распорядилась отправить прямо в Тайнмаут-Хаус.
Онора приняла ванну и надела элегантное платье, похожее на то, в котором венчалась в церкви. Это было платье белого цвета, как того пожелала миссис Барнс. По ее мнению, новобрачной положено быть в белом. Онора не стала с ней спорить, а послушно надела платье из кружев, отделанное крохотными букетиками белых роз.
– Полагаю, ваше сиятельство, ваша горничная знает, какие платья ей следует уложить завтра для вашего медового месяца?
– Разве мы уезжаем уже завтра? – удивилась Онора.
– Насколько мне известно, таково было намерение его сиятельства. Он собирался провести медовый месяц в своем охотничьем доме в Лестершире. – И, улыбнувшись, миссис Барнс добавила: – Это очень красивый дом, ваше сиятельство, и вам там будет очень удобно. А сады вокруг такие же восхитительные, как и в замке.
– С нетерпением буду ждать, когда их увижу, – ответила Онора. – Думаю, что Эмили знает, какие туалеты мне там понадобятся.
Приведя себя в порядок, Онора медленно спустилась по ступенькам вниз. В ее душе снова поселился страх.
«Я должна вести себя естественно, – убеждала она себя. – Мама всегда говорила мне это. И вообще, не будем же мы с герцогом всю жизнь презирать и ненавидеть друг друга только потому, что нам в силу обстоятельств пришлось пожениться!»
Однако легче подумать, чем сделать. Когда Онора вошла в комнату, где ее уже дожидался герцог, она не могла сдержать нервную дрожь.
Она уже бывала в Тайнмаут-Хаусе на званых обедах и помнила и большую гостиную, и эту маленькую уютную комнатку, вдоль стен которой стояло множество книжных шкафов.
Тут же забыв про свои страхи, Онора воскликнула:
– Сколько же у вас здесь книг! Как здорово! А я боялась, что они у вас только в замке!
– Эти книги я купил для себя, – заметил герцог.
– Значит, вы все-таки любите читать! – простодушно сболтнула Онора.
В глазах герцога появился вопрос, и ей пришлось пояснить:
– Может быть, то, что я вам скажу, покажется грубым, но я думала, что все книги, которые есть у вас в замке, были собраны вашими предшественниками, а сами вы не очень любите читать.
– И ошиблись. Я читаю очень много, – заметил герцог, – и, судя по тому, что вы мне сейчас сказали, вы тоже.
– Ну конечно! Книги всегда значили для меня очень много, особенно когда я была в школе! Когда другие девочки разъезжались по домам на каникулы, я оставалась в школе, а поскольку монахини большую часть времени проводили в молитвах, это давало мне возможность читать. – Она улыбнулась и добавила: – Боюсь, что я потратила бы на книги гораздо больше денег, чем могла себе позволить, но, по счастью, во Флоренции была библиотека, хотя и не очень большая.
Герцог, налив ей бокал шампанского, спросил:
– А какого рода литература вам больше всего по душе?
– Самая разнообразная, – ответила Онора. – От поэтов времен королевы Елизаветы до французских романистов.
Герцог расхохотался:
– Ну тогда мне придется распорядиться, чтобы в этой комнате поставили еще несколько книжных шкафов, да и в вашем будуаре тоже.
– Это было бы совсем неплохо. Дома у нас книги вечно лежали на полу. Папа с мамой читали очень много, и все книги не помещались в книжный шкаф.
– Вот уж никогда не думал, что ваш отец был большим книголюбом, – заметил герцог.
– Папа всегда все делал с удовольствием, хотя читать его обычно заставляла мама, сам он не очень любил это занятие. А если и читал, то предпочитал книги о лошадях, хотя мы часто вели беседы на самые разнообразные темы, когда он бывал... дома.
Перед последним словом Онора запнулась, и герцог спросил:
– А ваша мама всегда ездила с ним к его друзьям?
Онора сразу поняла, что он задал этот вопрос неспроста, а с дальним прицелом, однако кривить душой не стала, а ответила так, как это было на самом деле:
– Мама была бы рада ездить с папой повсюду. Она не любила, когда он уезжал один, но иногда отец посещал такие места, куда дамы не приглашались, например, на охоту или на скачки. – Ее голос стал совсем тихим. – Тогда ей приходилось оставаться дома. Она очень скучала по папе, и книги во время его отсутствия служили ей единственным утешением.
Герцог хотел что-то сказать, но тут дворецкий объявил, что кушать подано, и они прошли в просторную столовую, где Онора уже бывала раньше.
Стол был украшен белыми цветами и заставлен множеством тарелок с самыми разнообразными кушаньями, которые шеф-повар счел нужным приготовить для столь выдающегося события, как свадьба.
Когда слуги на секунду отошли от стола, Онора прошептала заговорщическим тоном:
– Я не смогу всего этого съесть!
– Я тоже, – признался герцог, – но нужно попробовать хотя бы понемножку всех блюд.
– Конечно, иначе шеф-повар обидится.
Взглянув в меню, стоявшее на золотой подставке с монограммой герцога, она заметила:
– И здесь торт!
Герцог обреченно застонал, но, словно спохватившись, облегченно проговорил:
– Ну по крайней мере не придется произносить речь, после того как мы его разрежем.
Онора улыбнулась:
– По-моему, сегодня вы произнесли самую короткую и самую лучшую.
– Потому что она самая короткая?
– Нет, потому что я была просто восхищена, когда вы смогли в нескольких коротких фразах выразить свою мысль так живо и остроумно.
Герцог взглянул на нее, как ей показалось, смеющимися глазами.
– Я очень рад, Онора, что моя речь вам понравилась.
Онора смутилась и, покраснев, проговорила:
– Может быть... вы считаете... мои слова... невежливыми, но я сказала то, что думаю...
– Полагаю, поскольку вы учились в школе при монастыре, вы всегда говорите правду, – небрежно заметил герцог.
– Я говорю правду потому, что так меня воспитали мама с папой, – возразила Онора. – Они ненавидели лгунов и всегда знали, когда человек говорит правду, а когда нет. И я тоже это знаю.
Ей показалось, что герцог слегка нахмурился, и она испугалась, не сболтнула ли чего-нибудь лишнего.
В этот момент в столовую вошли слуги с очередной партией блюд, и Онора с герцогом принялись говорить на другие темы.
Когда все блюда были наконец испробованы, они вздохнули с облегчением и отправились в комнату, в которой встретились перед ужином.
Онора тут же бросилась к книжным полкам, внимательно рассматривая книги. Многие она уже читала, а многие с удовольствием прочла бы в будущем.
Она переходила от шкафа к шкафу, пока наконец не сообразила, что поступает невежливо по отношению к герцогу – наверное, он ждал, что она начнет с ним непринужденную беседу.
Она обернулась – герцог сидел в глубоком кресле со стаканом коньяка в руке.
Онора подошла к нему и виновато проговорила:
– Извините, я веду себя, как эгоистка, думаю только о книгах, хотя на самом деле мне следовало бы вас развлекать.
– Вам кто-то сказал, что вы должны так поступать, или вам самой этого хочется?
– Мама меня всегда учила, что с гостями полагается разговаривать, – ответила Онора и, немного помолчав, добавила: – Но ведь вас нельзя назвать моим гостем, правда? Скорее это я у вас в гостях.
– Не думаю, – возразил герцог. – В конце концов, я отчетливо помню слова клятвы, которую мы дали перед алтарем. Так что получается, этот дом наш с вами общий. Во всяком случае, вы должны считать его своим домом.
– Да, конечно, – согласилась Онора. – Только пока это кажется несколько странным...
– Ничего, привыкнете, – беззаботно проговорил герцог. – Скоро уже будете просить меня переделать то то, то это.
Онора покачала головой:
– Не думаю. Замок мне кажется великолепным во всех отношениях. Он подобен пьесе, в которой каждый актер знает свою роль безукоризненно.
– А какую роль играете вы? Первой дамы?
Голос его прозвучал насмешливо, и это не укрылось от Оноры.
– Если говорить обо мне... – ответила она. – Меня, пожалуй, скорее всего можно отнести к зрителям, которые... наблюдают за происходящим со стороны.
– Если вы действительно так считаете, то прошу меня простить.
– Ну что вы! – воскликнула Онора. – Я сказала только то, что думала. Да вы и сами должны понять, что после тихой жизни за городом и двух лет пребывания в школе все здесь для меня так странно и необычно. – Она вздохнула и добавила:
– Наверняка я наделаю кучу ошибок, так что заранее прошу, постарайтесь не очень на меня сердиться.
Герцог взглянул на нее, и Оноре показалось, что он собирается ей что-то сказать. Однако он не стал этого делать, а, бросив взгляд на часы, заметил:
– Уже довольно поздно, и у вас был тяжелый день. Думаю, Онора, вам пора ложиться.
Словно эти слова послужили ей приказом, Онора поднялась, а герцог добавил:
– Я скоро к вам присоединюсь.
Оноре показалось, что она ослышалась. Но когда он распахнул для нее дверь и она вышла в холл, ей живо припомнились слова тети.
Она с ужасом поняла, что герцог намеревается прийти к ней в комнату и сделать ей ребенка. Правда, она понятия не имела, что под этим подразумевается.
«Он не должен этого делать!» – возмущенно подумала она и даже собралась вернуться в гостиную и сказать ему об этом. И вдруг ее как громом поразило – ведь она теперь его жена! Значит, обязана вести себя так, как он ей скажет, делать то, что ей прикажут.
Никто не в силах ей помочь и не в состоянии что-либо изменить.
«Он не должен этого делать, не должен!» – билась в голове единственная мысль.
Онора вновь почувствовала, как в груди у нее нарастает тяжелый ком, который не давал ей сосредоточиться.
Ноги почему-то понесли ее к лестнице. Онора увидела, что здесь на стуле лежит ее плащ. Она брала его на всякий случай с собой в фаэтон, однако он ей не пригодился – на улице было тепло. Видимо, горничная не стала убирать его, предполагая, что Онора все равно наденет его утром, когда отправится с герцогом в Лестершир.
Внезапно в голову ей пришла одна мысль. Она должна хорошенько обдумать, что ей сказать герцогу. Но в доме она задыхалась. Казалось, стены давят на нее со всех четырех сторон, и она сидит, словно в темнице – не в состоянии вырваться на волю.
«Я должна все обдумать, я должна все обдумать», – в отчаянии повторяла про себя Онора.
Она накинула плащ на плечи и направилась к входной двери, у которой стоял лакей. Он с удивлением посмотрел на свою хозяйку.
– Пожалуйста, откройте дверь, – быстро проговорила Онора.
– Вам подать карету, ваше сиятельство?
– Нет, спасибо.
Дверь распахнулась, и Онора спустилась по ступенькам на тротуар.
Через дорогу находился парк, и она решила пойти туда, посидеть под деревьями и обдумать, как ей действовать дальше.
Ей казалось, что на воздухе это будет гораздо легче, чем дома, где в любую минуту к ней в спальню может войти герцог, которому наплевать на все ее доводы.
В этот поздний час дорога была абсолютно пуста, и Онора беспрепятственно перешла на другую сторону. Отсюда она увидела, что парк окружает железная ограда.
Онора подумала, что где-то должна быть калитка, но где именно, она понятия не имела, как и то, запирается она на ночь или нет. Ничего не оставалось делать, как найти ее.
Она все шла и шла по тротуару, а в голове вихрем кружились слова тети и последние слова герцога, высказанные сухим, безразличным тоном: «Я скоро к вам присоединюсь».
Внезапно рядом с ней послышался грубый женский голос:
– Куда это ты направляешься, моя милая? Это мое место, так что давай-ка дуй отсюда, да поскорее!
Онора застыла как вкопанная.
Она во все глаза смотрела на взявшуюся невесть откуда странную женщину и никак не могла понять, что же в ней такого странного, пока не сообразила – да ведь она накрашена! На щеках яркие румяна, ресницы густо намазаны черной тушью, а рот – алой помадой.
Она была так не похожа на дам, которых привыкла видеть Онора до сих пор, что несколько секунд она и шагу ступить не могла – все стояла, уставившись чудной женщине прямо в лицо.
Наконец, скользнув взглядом по безвкусной шляпке с пером, красному плащу, отделанному дешевым мехом, Онора, запинаясь, пробормотала:
– Простите... пожалуйста... но я не понимаю... о чем вы говорите.
– Как же, не понимаешь! – сердито бросила женщина хриплым голосом с акцентом простолюдинки. – Здесь я работаю, так что выметайся отсюда! Ну, пошевеливайся!
– Я просто хотела погулять в парке, – попробовала объяснить Онора.
– Как будто ты не знаешь, что парк по ночам закрыт! – фыркнула женщина. – Нечего мне мозги пудрить!
Онора подумала, что женщина, должно быть, сумасшедшая, и решила, что самое лучшее – перейти на другую сторону. Но только она собралась это сделать, как к ним подошли двое мужчин.
– Какие проблемы, Молли? – спросил один из них.
– Да вот, эта дрянь притащилась на мою территорию, – ответила женщина. – Я ей об этом толкую, только она, похоже, не понимает простых слов.
Мужчины с грозным видом повернулись к Оноре, и она поспешно проговорила:
– Извините, если я сделала... что-то не так. Я не собиралась... никому мешать. Я... пожалуй, пойду.
Она хотела перейти дорогу, но в этот момент на ней показалась карета, и Оноре пришлось ждать, пока она проедет.
Мужчины понимающе переглянулись – хотя она этого не заметила, – и один из них сказал:
– Не беспокойся, дорогая, мы за тобой присмотрим. Зачем тебе потребовалось расстраивать Молли? В городе полно мест ничуть не хуже, чем это.
С этими словами они схватили Онору за руки. Девушка очень испугалась.
– Ну что вы, спасибо, – проговорила она. – Я, пожалуй... пойду домой.
– Ну уж нет, милочка, мы тебя никуда не отпустим, – сказал один из мужчин.
– Вот, вот! – подхватил другой. – Пойдешь с нами.
– Нет, нет! – воскликнула Онора. – Я не хочу!
Она попыталась вырваться, но к своему ужасу поняла, что ей это не удается – мужчины стояли по обе стороны от нее и цепко держали ее за руки.
В этот момент на дороге показался наемный экипаж. Один из мужчин мигом остановил его.
– Нет... пожалуйста, не нужно... Я должна вернуться... домой, – задыхаясь, проговорила Онора.
Но мужчины, казалось, не слышали ее, и прежде чем она поняла, что происходит, затолкали внутрь кареты. Убежать Онора не могла, поскольку была зажата между своими насильниками.
Как только карета тронулась с места, Онора быстро проговорила:
– Прошу вас... отпустите меня... Я живу прямо через дорогу... меня там ждут...
– Это ты Кейт расскажешь, – бросил один из мужчин. – Она знает, что делать с такими пташками, как ты!
– Я ничего не понимаю, – жалобно пробормотала Онора. – Я вышла из дома, потому что хотела немного посидеть в парке и подумать. Если я не вернусь, будут волноваться.
Онора подумала, что, когда герцог поднимется к ней в спальню, он будет неприятно удивлен. Интересно, скажет ли ему лакей, что она вышла из дома, и как на это отреагирует герцог?
Она понятия не имела, что с ней собираются сделать, но была так напугана, что ничего не могла сказать, лишь молча сидела, зажатая между мужчинами.
Она была совершенно уверена – кричи не кричи, возница экипажа ей помогать не станет.
«Что же мне делать? Что делать?» – лихорадочно думала она.
Внезапно в голову ей пришла, как она думала, неплохая идея.
– Если вам нужны деньги, – проговорила Онора, – отвезите меня домой, и я заплачу вам, сколько скажете.
– Мы отвезем тебя к Кейт, и делу конец, – пробурчал мужчина, словно других слов и не знал.
– А кто эта Кейт?
– Когда приедем, сама увидишь. Только сиди смирно и не трепыхайся.
Онора судорожно думала, что же ей предпринять. С этими двумя разговаривать было бесполезно – умом они явно не отличались, это она понимала.
Возможно, хоть Кейт сообразит, что Онора не может просто так взять и исчезнуть из Тайнмаут-Хауса, ее непременно хватятся.
Теперь они ехали по оживленным улицам, освещенным яркими фонарями, где прогуливалось довольно много людей. Пока Онора размышляла, стоит ли ей еще раз попробовать воззвать к жалости мужчин, которые фактически захватили ее в плен, экипаж остановился.
Выглянув в окошко, она увидела какой-то высокий дом, перед которым стояло два фонаря. К входной двери вели щербатые ступеньки, и над ней висел еще один фонарь.
Мужчины вышли из кареты, один из них расплатился с кебменом, и, ни на шаг не отпуская Онору от себя – видимо, боясь, что она сбежит, – они поднялись по ступенькам.
Входная дверь была приоткрыта. Они распахнули ее и вошли.
Дом оказался больше, чем Онора ожидала. Они очутились в просторном холле со множеством дверей. На второй этаж вела лестница, прислонившись к перилам которой, стояли две девушки. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять – они такие же накрашенные, как и Молли.
– Что тебе здесь понадобилось, Джим? – спросила одна.
– Нам нужна Кейт. Приведи-ка ее. Какая комната свободна?
– Первая слева, – ответила девушка.
Войдя в комнату, Онора с удивлением обнаружила, что это спальня, хотя такой странной спальни ей еще ни разу в жизни не доводилось видеть.
Стены ее были выкрашены ярко-розовой краской. Повсюду висели большие зеркала – и перед глазами изумленной Оноры замелькало собственное отражение.
Кровать украшал розовый, в тон стенам, полог, одного взгляда на который было достаточно, чтобы понять – сшит он из очень дешевого материала. Полог висел на крючке, прикрытом огромным атласным бантом.
Онора стояла, озираясь по сторонам, мужчины же нетерпеливо дожидались своей Кейт. Наконец из коридора донесся женский голос, явно приказывающий кому-то что-то сделать, и через секунду в спальню вошла женщина.
При виде ее Онора разинула рот от удивления. И немудрено. Эта особа средних лет, мощного телосложения, с ярко накрашенным лицом, как у Молли и девушек, которых Онора видела в холле у лестницы, могла поразить чье угодно воображение.
На ней было ярко-красное вечернее платье, лиф которого украшал огромный искусственный бриллиант, а юбка, вся в бесчисленных оборочках, оказалась сплошь покрыта букетиками дешевеньких розочек.
На шее у дамы красовалось ожерелье из искусственных бриллиантов. Серьги были такими длинными, что почти касались толстых плеч.
Завитые волосы, выкрашенные хной, были уложены в чересчур замысловатую прическу, которую женщина, обладавшая хоть маломальским вкусом, никогда бы себе не позволила.
– Ну какого черта вам от меня понадобилось? – громогласно воскликнула она, и голос ее эхом пронесся по комнате.
– Вот! Эта девчонка не давала Молли работать. Притащилась на ее территорию и начала к ней приставать. Вот мы и подумали, что лучше уж привести ее к тебе. Она вроде ничего, симпатичная.
Кейт окинула Онору с ног до головы таким взглядом, что той стало не по себе.
– Позвольте... я вам все... объясню, – запинаясь, проговорила она.
– Кто ты такая? Как тебя зовут? – прервала ее Кейт.
– Герцогиня Тайнмаут.
Кейт, стремительно вскинув руку, со всей силы ударила Онору по щеке.
– С самого начала врешь! – завопила она. – Мне нужна правда!
У Оноры перехватило дыхание, и она инстинктивно приложила руку к щеке. Боли она не чувствовала, однако все ее естество восставало против того, что ее посмела ударить какая-то простолюдинка.
Плащ распахнулся, и взору Кейт и мужчин предстало изящное платье, стоившее целое состояние, и жемчужное ожерелье изумительной работы – свадебный подарок герцога.
Секунду все молчали. Первой обрела голос Кейт.
– Говори, кто ты такая! Только не вздумай врать!
