Текст книги "Нежеланная женитьба"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Да, любимый, и, как я уже сказала, тебе это может показаться более чем странным. Но подумай сам, жениться на простой молоденькой глупенькой англичанке, готовой выполнить любое твое желание, это лучше, чем связывать себя с коронованными особами, от которых не знаешь, чего и ждать.
– У меня нет никакого желания жениться ни на принцессе Софи, ни на ком-нибудь еще.
– Знаю, – продолжала уговаривать Элин. – Только представь, что будет, если тебя все-таки женят на принцессе и принц Альберт начнет с утра до ночи читать тебе нотации. А так ты выберешь жену по своему усмотрению.
Герцог решил, что в ее словах есть определенная логика, но тем не менее проворчал:
– По-моему, достаточно помолвки, чтобы избавить меня от брака с принцессой.
– Вот именно! – воскликнула Элин. – Кроме того, надо же тебе когда-нибудь жениться, хотя мне ненавистна даже мысль об этом.
– Но не так же сразу!
– Уверяю тебя, королева позаботится о том, чтобы это произошло как можно скорее.
В размышлениях прошли минуты, пока герцог недовольным тоном не проговорил:
– Ну и на ком же мне жениться? Ни с какими молоденькими девушками я, признаться, не знаком.
– Я это прекрасно знаю, – заметила Элин. – Да и времени у нас нет кого-то искать. Чтобы избежать женитьбы на принцессе, нужно объявить о помолвке немедленно.
– А может, придумать какую-нибудь несуществующую девицу? – с надеждой в голосе спросил герцог.
– Да что ты! – воскликнула Элин. – И думать не смей! У меня есть кое-кто на примете, так что назначить твою помолвку, скажем, на послезавтра, не составит никакого труда.
После минутной паузы герцог заметил:
– Не сочти меня глупцом, Элин, но я никак не пойму, чем ты мне можешь помочь и какие сама преследуешь интересы.
– Как ты можешь такое говорить! – обиделась графиня. – Я люблю тебя, Ульрих, ты ведь знаешь, и сделаю все, чтобы мы не потеряли друг друга и сохранили наше счастье.
И резким голосом закончила:
– Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что, если женишься на принцессе, у нас никогда больше не будет возможности побыть наедине.
Издав глубокий вздох, она добавила:
– Ты не новичок в Букингемском дворце и должен понимать, что королева осведомлена обо всем, что происходит между придворными. Думаю, как ни осмотрительно мы себя ведем, она все про нас знает. И когда ты женишься на принцессе, она завалит тебя самыми разнообразными Делами, успевай только поворачиваться.
Герцог догадывался, что так оно и будет.
– Как только Джордж сообщил мне, что тебя ждет, – продолжала графиня, – я тут же подумала, что, если ты женишься не на родственнице королевы, а на ком-нибудь другом, она не сможет встрять между нами. Более того, если ты возьмешь в жены ту девушку, которую я подыскала, нам будет даже легче встречаться друг с другом, чем теперь.
– Ту девушку, которую ты подыскала? – резко переспросил герцог. – Это кого же? Кто она такая?
– Как раз о ней-то я и хотела тебе рассказать. Да не будь таким сердитым! Ведь только так я могу тебя спасти.
С последними словами графиня встала с софы и подошла к герцогу.
Опустившись перед ним на колени, она подняла к нему свое прекрасное лицо и воскликнула:
– Я люблю тебя! Люблю! Ах, Ульрих, я не знаю, что со мной будет, если я тебя потеряю. А это непременно произойдет, если выйдет так, как задумали королева с принцем...
Договорить она не смогла. Герцог, наклонившись, обнял ее, и через секунду губы их слились в поцелуе, сначала нежном, а потом все более страстном и наконец, поскольку герцог был выбит из колеи неприятной новостью, почти грубом.
Огонь, который никогда не затухал ни в нем, ни в ней, вспыхнул яростным пламенем. Поцелуи становились все жарче, все неистовее. Герцог поднял графиню, крепко прижал к себе, и она почувствовала, что сердце его бьется так же исступленно, как и ее собственное.
Полено, упавшее в камине, вернуло обоих к действительности – они поняли, что подвергают себя страшному риску.
Все еще прерывисто дыша, Элин с трудом проговорила:
– Нам следует быть осмотрительными... но это очень... трудно, когда ты... меня так... целуешь.
– Я хочу тебя! – воскликнул герцог. – Черт подери, почему мы должны ждать конца недели!
– Да, это и в самом деле ужасно, но... нам до того... предстоит еще... масса дел.
Она все еще никак не могла отдышаться, однако, высвободившись из его объятий, заставила себя подойти к софе.
Усевшись, Элин потерла пальцами виски, зная, что жест, которым она это проделала, полон изящества, а поскольку герцог не сводил с нее глаз, она с готовностью его ему продемонстрировала.
– Дорогой, прошу тебя, не отвлекай меня, – проговорила она, – иначе я никогда не смогу рассказать тебе все до конца. Когда ты целуешь меня, я могу думать лишь о тебе одном и больше ни о чем.
– Но я хочу тебя целовать! – упрямо возразил герцог.
Ему опять представилось плоское, как блин, лишенное каких бы то ни было эмоций лицо принцессы Софи, и он решил, что пойдет на что угодно, лишь бы избежать женитьбы на ней.
– Сама судьба, похоже, за нас, – говорила между тем Элин, – потому что завтра из Флоренции приезжает племянница Джорджа, хотя, признаться, у меня нет ни малейшего желания ее видеть.
– Его племянница? – машинально переспросил герцог, думая вовсе не о ней, а о женщине, сидевшей напротив.
Как же его тянуло к ней! Она, как и всегда, довела его до такого состояния, когда важным казалось лишь одно – заняться с ней любовью.
– Ее зовут Онора, – продолжала графиня. – Не знаю, был ли ты знаком с братом Джорджа. Думаю, что нет, хотя его знали все и вся. У него было очень много друзей, он отличался необыкновенной экстравагантностью. К сожалению, он погиб на охоте в результате несчастного случая.
– Помнится, я что-то слышал об этом, – небрежно бросил герцог.
– Жена его умерла еще раньше, – продолжала свое повествование графиня, – а поскольку бедняга Гарри оставил вместо денег кучу долгов, Джорджу пришлось их все оплатить да еще взять на себя заботу о его дочери. В то время ей было шестнадцать, и, насколько я помню, она представляла собой довольно милое создание.
– И что с ней произошло потом? – безразличным голосом поинтересовался герцог.
– У меня не было ни времени, ни желания нянчиться с шестнадцатилетней девчонкой, – сказала Элин с раздражением в голосе, – и я уговорила Джорджа отослать ее во Флоренцию в школу для благородных девиц при монастыре.
Герцог на это никак не отреагировал, и она продолжала:
– Сейчас ей пошел девятнадцатый год. И поскольку в школе ее уже отказываются держать, она завтра приезжает сюда.
Воцарилось молчание. Герцог первым нарушил его:
– И ты всерьез предлагаешь мне жениться на этой девчонке?
– Я считаю это самым разумным.
– Разумным?
– Но, любимый, какие у тебя варианты? Или принцесса, или племянница Джорджа. Если ты согласишься жениться на Оноре, ни я, ни Джордж не будем возражать, и помолвку можно будет объявить немедленно.
– Как я могу жениться на какой-то девчонке, только-только сошедшей со школьной скамьи? Которая понятия не имеет ни о жизни, которую я веду, ни о том, чего я жду от своей будущей жены?
Графиня улыбнулась:
– Ну и что в этом плохого? Пораскинь мозгами, Ульрих. Неужели ты не понимаешь?! Она ровным счетом ничего не знает ни о жизни в обществе, ни о наших с тобой отношениях, и мы можем продолжать без помех встречаться и впредь. Когда ты женишься на ней, то поселишь ее в своем загородном доме, пусть воспитывает детей. И уж позаботься о том, чтобы их у нее было не меньше полудюжины! А ты останешься таким же свободным, как и сейчас.
Герцог с недоумением воззрился на нее.
– Как тебе только могла прийти в голову такая нелепая идея?
Беспомощно взмахнув руками – жестом, не лишенным очарования, – Элин жалобно проговорила:
– Я только хотела тебе помочь. Но может быть, ты считаешь, что предложение королевы для тебя предпочтительнее?
Герцог обреченно застонал:
– Ты же знаешь, что нет!
– Когда тебе нужно идти на службу в Букингемский дворец?
– В четверг.
– Что, если ее величеству придет в голову с тобой поговорить? Как ты сможешь отказаться, если она и в самом деле даст свое королевское благословение на твой брак с очаровательной, обворожительной кузиной принца Альберта, принцессой Софи?
Герцог молчал, понимая – злись не злись, а Элин права.
Приближенные королевы не могли и помыслить отказаться от милости, благосклонно оказываемой ею и принцем Альбертом. А если такая сумасшедшая идея вдруг приходила бы им в голову, тут же следовала суровая кара – отлучение от королевского двора.
Герцогу было отлично известно, что за малейшую провинность королева могла на полгода запретить своим придворным появляться при дворе, а если проступок, по ее мнению, оказывался более тяжелым, то виновным вообще не разрешалось когда-либо показываться ей на глаза.
– Должен же быть какой-то другой выход, – вслух подумал герцог.
– Если и есть, то мне о нем неведомо.
Герцог сидел в глубокой задумчивости. Наконец он сказал:
– Ты говоришь, что девчонка приезжает завтра утром. Что, если она откажется выйти за меня замуж?
Элин расхохоталась:
– Да о чем ты говоришь! Во-первых, нам с Джорджем не составит труда убедить ее, как ей повезло заполучить тебя в мужья. А во-вторых, поскольку она бедна, ей ничего не остается, как выполнить наши требования, иначе мы просто не станем ее кормить.
– По-моему, ты не хуже королевы умеешь настоять на своем.
– И теперь ты должен решить, кого из нас ты предпочитаешь иметь в близких родственниках, – сказала Элин, выделив слово «близких».
Они посмотрели друг другу в глаза, и им сразу стало ясно, какие чувства испытывает каждый из них.
– Ты ведь понимаешь, любимый, – прошептала графиня, – что, если женишься на этой девушке, нам будет так легко встречаться друг с другом, и даже Джордж не сможет нам помешать. Мы могли бы по выходным приезжать друг к другу в гости. У Оноры в Лондоне нет никаких подруг, и она наверняка будет рада видеть своих родственников в Тайнмаут-Хаусе.
– Это, пожалуй, единственный приятный момент во всей этой дурацкой истории, – суровым тоном произнес герцог.
– И очень важный, – вкрадчивым голосом добавила Элин.
Герцог поднялся, и графиня решила, что он сейчас уйдет. Но он, подойдя к двери, запер ее и, вернувшись к софе, заключил Элин в свои объятия.
Он целовал ее сначала нежно, потом все более страстно, пока наконец огонь, снедавший их обоих, не разгорелся жарким пламенем.
И только тогда у герцога мелькнула смутная мысль, что он платит за свою свободу слишком высокую цену.
Глава 2
Онора приехала в Лондон с тремя девушками, с которыми вместе закончила школу, в сопровождении монахини. У нее были самые дурные предчувствия.
Она прожила во Флоренции больше двух лет, почти не общаясь с дядей и тетей, и поскольку была девушкой неглупой, то прекрасно понимала, что они вовсе не горят желанием видеть ее в Англии.
В прошлом году она написала им письмо, в котором сообщила, что скоро ей исполняется восемнадцать и больше в монастыре ее держать не будут.
Ответом на него было официальное послание от секретаря дяди. В нем он извещал ее, что дядя просил мать-настоятельницу оставить его племянницу еще на два семестра и та дала разрешение.
Итак, она оказалась в монастыре и самой старшей по возрасту, и самой умной, что отнюдь не прибавило ей уверенности в себе, а наоборот, повергло в смущение.
Онора даже пошла к матери-настоятельнице и попросила ее не назначать ей стипендию за учебу, поскольку она гораздо старше остальных девушек.
– Хотя это очень благородно с вашей стороны, Онора, – ответила мать-настоятельница, – но мы не можем изменить правила, существующие в школе, ради одного человека, который, откровенно говоря, уже давно должен был покинуть наше заведение.
– Вы совершенно правы, преподобная матушка, – ответила Онора. – Но что я могу поделать? Моя тетушка очень хороша собой и еще довольно молода и не имеет ни малейшего желания мною заниматься, а других родственников, с кем я могла бы жить, у меня нет.
Монахиня ласково взглянула на девушку. Она прекрасно понимала, почему графиня Лэнгстоун, признанная великосветская красавица, не горит желанием видеть свою племянницу подле себя. Другая женщина, будь она даже чуточку недурна собой, могла представляться графине конкуренткой. А Онора за последние два года, по мнению матери-настоятельницы, превратилась в настоящую красавицу. Да и характер у нее был золотой – это была кроткая, покладистая девушка.
Все в монастыре восхищались Онорой, а младшим она служила примером для подражания.
Мать-настоятельница считала – будь Онора ее родной дочерью, она не хотела бы, чтобы та после тихой монастырской жизни окунулась в круговорот жизни светской, в котором вращалась ее тетя. Хотя эта жизнь проходила при дворе, а всем известно, что королева Англии и ее муж, принц Альберт, составляют идеальную пару, воплотившую все самое лучшее, что может быть в семейной жизни.
Мать-настоятельница могла лишь молиться, чтобы Онора, которую она полюбила всей душой, вышла замуж за достойного человека, а не за такого, как дядя королевы, шокировавший своим поведением всю Европу.
Вслух же она сказала:
– Я знаю, Онора, что, где бы вы ни были, чем бы ни занимались, вы всегда будете помнить то, чему вас научили в монастыре, и жить, руководствуясь высокими нравственными принципами.
– Я буду стараться, матушка, – ответила Онора.
Другие девушки на каникулы ездили домой в Париж, Рим, Мадрид, в города, где жизнь била ключом, и по возвращении только и говорили что о балах, приемах и вечерах, которые давали их родители.
А еще они шептались друг с другом о юношах, молодых и красивых, которые одаривали их своим вниманием, хотя они пока что были школьницами.
«А я об этом ничегошеньки не знаю», – печально думала Онора.
Она надеялась, хотя это и казалось ей маловероятным, что тетя поможет ей освоиться в незнакомом мире, как это сделала бы мама.
«Если бы был жив папа», – тоскливо думала она, пока ехала по Франции, вспоминая, какой он был живой и энергичный и как смеялся над всем на свете, даже над своими долгами.
– Ничего, как-нибудь переживем, – беспечно говорил он, когда его одолевали кредиторы, а он понятия не имел, откуда взять деньги.
– Ты говоришь, как самый настоящий картежник, – упрекнула его как-то Онора.
На что Гарри Лэнг лишь рассмеялся и сказал:
– Жизнь вообще игра. То выигрываешь, то проигрываешь, так что нужно смотреть на вещи философски и, как бы ни были плохи твои дела, верить, что в конечном счете ты обязательно выиграешь.
Он проговорил это настолько беспечным тоном, что Онора поняла – спорить с ним бесполезно. Легче посмеяться вместе с ним, когда дела никуда не годятся, надеясь, что в следующий раз, быть может, повезет больше.
Но когда он был убит на охоте – как заметил его друг, лучшей в этом сезоне, – Оноре показалось, что удача отвернулась от нее.
Выяснилось, что отец оставил массу долгов, которые оплатил дядя, а уж тетя Элин позаботилась, чтобы она об этом не забыла.
– Надеюсь, ты нам благодарна, – холодно бросила она, сообщив Оноре, что ей предстоит отправиться во Флоренцию.
– Большое спасибо, тетя Элин, – пробормотала девушка.
– Твоему дяде придется потратить кучу денег, чтобы послать тебя учиться в самую шикарную и, естественно, дорогую школу в Европе, созданную при монастыре. Надеюсь, ты слышала о существовании таких школ?
Онора была начитанной девушкой – об этом позаботилась ее мама. Она знала, что девушек из аристократических семей Франции и Италии в течение многих поколений посылали учиться в школы при монастырях. Там их обучали не только грамоте, но и тем наукам, овладев которыми, они смогли бы стать настоящими светскими женщинами.
Девушки занимались рисованием, французским, немецким и итальянским языками, игрой на фортепьяно, учились ездить верхом, а самое главное – танцевать.
Эти школы обычно располагались на территории монастырей и находились в ведении монахинь, но большинство учителей были людьми светскими и высокообразованными.
Когда боль от потери отца немного притупилась и Онора мало-помалу перестала скучать по дому, уроки заполнили всю ее жизнь, и она с упоением погрузилась в мир науки, понимая, что все, чему ее обучают, пойдет ей лишь на пользу.
Она хорошо запомнила слова отца, который неустанно повторял ей:
– Ради Бога, моя девочка, учись находить другие темы для беседы, помимо своей особы. Хорошенькое личико иметь, конечно, неплохо, но помни, что мужчине быстро надоедают губки, способные молоть лишь чепуху, какими бы прелестными они ни были.
Онора тогда рассмеялась, чего отец от нее и ждал, но в глубине души чувствовала, что он говорит серьезно.
После смерти мамы многие красивые женщины мечтали доставить отцу утешение, и Онора с интересом приглядывалась к ним. Она нисколько не ревновала отца, как сделала бы на ее месте любая другая девчонка. Ей было известно, что она занимает в его сердце особое место и никому не удастся его у нее отнять.
– Побыстрее подрастай, малышка, – говорил отец, – и мы с тобой отлично повеселимся, когда я стану вывозить тебя в свет. Только имей в виду, я буду следить за тобой в оба глаза. И не допущу, чтобы за тобой волочился какой-нибудь разгильдяй.
– А кого ты считаешь разгильдяем, папа?
Секунду подумав, Гарри Лэнг ответил:
– Думаю, если бы я не был твоим отцом, это определение можно было бы применить и ко мне.
– Ну что ты, папа!
– Но это действительно так. Ты должна держаться подальше от мужчин, которые хотят с тобой лишь поразвлечься, а также от тех, кому нужны лишь твои деньги и твое высокое положение в обществе.
– Ну ни того, ни другого у меня нет, значит, мне нечего бояться, – проговорила Онора.
– Верно, крошка. Но когда мужчины начнут увиваться вокруг тебя, привлеченные твоим хорошеньким личиком, помни, что эффектная внешность – это еще не все.
Видя на лице Оноры недоумение, отец пояснил:
– Мужчина должен любить тебя не за твою красоту, а за твой внутренний мир, как я любил твою маму. Она была для меня не только самой красивой женщиной, но и самой дорогой, родной и желанной.
В голосе отца прозвучали печальные нотки, и Онора поняла – он очень тоскует по маме.
– Я любил ее, – продолжал отец, – и нам никогда не было скучно друг с другом. Мы смеялись над одним и тем же и понимали друг друга с полуслова. А это, малышка, в семейной жизни очень важно.
– А что, если человек, которого я полюблю, не захочет жениться на мне? – спросила Онора.
– Захочет, – ответил отец. – Только не падай в его руки слишком быстро, подобно перезрелому персику. Пускай подольше поухаживает за тобой, тогда станет ценить тебя больше.
Онора запомнила эти слова отца.
Когда она смотрела, как увиваются вокруг него красивые женщины – отец был интересным мужчиной, – пытаясь заманить его в свои сети с помощью незамысловатых уловок, выдававших их намерения, хотя они этого и не замечали, Онора чувствовала, что они сами себя выставляют на посмешище.
Она понимала, почему он смеется над ними, а если какой-нибудь особе и удавалось увлечь его, то ненадолго.
– Тебе уже наскучила леди Стадли? – спросила она как-то отца, когда ей было всего тринадцать лет.
Секунду поколебавшись, он ответил:
– Ты задала прямой вопрос, моя хорошая, и я дам тебе прямой ответ. Да! Она просто зануда, и у меня больше нет ни малейшего желания общаться с ней.
Слуги любили обмениваться сплетнями о своих хозяевах, и от них Онора знала, что конюх леди Стадли почти каждый день привозил отцу благоухающие духами записочки, которые тот даже не удосуживался читать.
Однажды, когда отца не было дома, леди Стадли заявилась к ним в усадьбу и прошла в гостиную, где в это время Онора читала книгу.
– Где твой отец? – суровым тоном осведомилась дама.
Онора была настолько увлечена книгой, что ничего не слышала. Она поспешно вскочила, сделала реверанс и пробормотала:
– Извините, леди Стадли, я не слышала, как вы вошли.
– Я спросила тебя, где отец. Я хочу его видеть.
Леди Стадли, без сомнения, можно было назвать красавицей. И туалеты она носила такие, которые подчеркивали ее привлекательность. Модная шляпка, из-под которой поблескивали рыжевато-каштановые волосы, длинная мантилья из зеленого шелка, сшитая по последней моде, – все это ей очень шло.
У нее были белоснежная кожа и зеленоватые глаза. И Онора, глядя на нее, никак не могла понять, почему эта прелестная особа так быстро наскучила отцу.
Но вслух сказала:
– К сожалению, папы нет дома.
– Его никогда нет дома, когда я хочу его видеть! – раздраженно бросила леди Стадли. – Когда он вернется?
– Не знаю, – ответила Онора. – По-моему, он поехал в усадьбу Рейнлахов.
– Неужели он отправился туда один? – недовольным тоном воскликнула леди Стадли.
Внезапно, словно силы оставили ее, она опустилась на стул и дрогнувшим голосом проговорила:
– Что же мне теперь делать? О Господи, что же мне делать?
Онора, чувствуя неловкость, не нашлась, что сказать. Она лишь молча смотрела, как прекрасные глаза леди Стадли наполняются слезами. Однако, взяв себя в руки, та вытерла слезы кружевным носовым платочком и, поднявшись, направилась к двери.
Дойдя до нее, она обернулась и жалобным голосом проговорила:
– Скажи своему отцу, когда он вернется, что, если в его сердце осталась хоть капля жалости, а в душе – сострадания и если он считает себя порядочным мужчиной, он должен приехать ко мне. Мне необходимо его видеть, понимаешь?
– Да, конечно, – ответила Онора. – Я скажу отцу.
Леди Стадли, не проронив больше ни слова, вышла из комнаты. Оноре стало ее искренне жаль.
Она знала, что у отца сейчас новое увлечение. Когда он вернулся домой, с сияющими глазами, красивый, помолодевший, чрезвычайно довольный собой, Онора рассказала ему, что произошло.
– Нерин Стадли не имела никакого права приезжать сюда и тревожить тебя! – отрезал отец. – И как только женщины не могут понять, что, когда игра окончена, возврата к прошлому больше не будет.
– Ты называешь это игрой, папа?
– Конечно, – отозвался отец. – Игрой, где два человека наслаждаются обществом друг друга до тех пор, пока оно доставляет им удовольствие. А когда перестает доставлять, расстаются без сожаления и без тени упрека.
– Но леди Стадли плакала, папа!
– Женщинам ничего не стоит пустить слезу, когда они чувствуют, что не могут добиться своего другим способом, – заметил отец. – Может быть, ты сочтешь меня жестоким, Онора, но, к сожалению, я ничем не могу помочь леди Стадли.
– Если бы ты видел ее, папа, ты бы так не говорил!
– Я сказал бы то же самое! – отрезал отец. – Леди Стадли хочет того, чего я ей дать не в состоянии.
Несколько секунд Онора молчала, пытаясь сообразить, о чем говорит отец, потом спросила:
– Она ждет от тебя любви, да, папа?
– Можно и так сказать, – ответил отец. – Но любовь, малышка, такое чувство, которое еще никому не удавалось вызвать слезами, словами или мольбой. Она или есть, или ее нет.
Оставшись одна, Онора долго размышляла над словами отца и пришла к выводу, что он прав.
«Нельзя воздействовать на наши чувства, – решила она. – А любовь – это чувство, и ее невозможно никому навязать силой. Как говорится, насильно мил не будешь».
Сейчас, направляясь в карете к Гросвенор-сквер, Онора думала о том, что ей будет трудновато полюбить тетю Элин.
«И все-таки я должна попытаться, – уговаривала она себя. – Ведь тетя Элин и дядя Джордж единственные близкие родственники, которые остались у меня после смерти папы».
Попрощавшись с монахиней и другими девушками, которые тут же разъехались по домам, Онора почувствовала себя так, словно рассталась со всем, что ей близко и дорого, и стоит на пороге новой жизни, от которой неизвестно, чего ждать.
Когда она вошла в дом графа и графини, к ней направился дворецкий, Дэльтон.
– Рад видеть вас дома, мисс Онора, – приветствовал он ее. – Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?
– Нет, спасибо, – ответила Онора. – Дядя дома?
– Он скоро должен быть, мисс, а ее светлость ожидает вас в гостиной.
Дэльтон проводил Онору наверх по великолепной резной лестнице и, распахнув двойные двери, ведущие в гостиную, торжественно объявил:
– Мисс Онора, миледи!
В комнате витал аромат живых цветов, а в камине полыхал огонь, хотя стоял теплый весенний день.
Тетя сидела в самом дальнем углу и была ослепительно хороша в своем темно-красном платье. Глаза ее холодно смотрели на племянницу, и чем ближе та подходила, тем крепче сжимала губы графиня.
Девушка оказалась намного привлекательнее, чем она ожидала, хотя сама Онора об этом и не догадывалась.
– Итак, ты приехала, – недовольным тоном произнесла графиня.
Онора присела в реверансе.
– Извините, что немного опоздала, тетя Элин, но путешествие оказалось таким долгим, а когда мы пересекали пролив, поднялся сильный шторм.
Оглядев ее с головы до ног, графиня произнесла:
– Полагаю, ты хочешь переодеться, но мне нужно уезжать, и я должна поговорить с тобой сейчас. Так что сядь и выслушай меня.
– Да, конечно, тетя Элин, – послушно сказала Онора и уселась на стул напротив.
Глаза ее с восхищением остановились на портрете. На нем художник изобразил графиню в высоком кресле. Он сидела в изящной позе, небрежно откинувшись на спинку. За ее спиной стояла огромная ваза с белыми лилиями, на фоне которой прелестная головка Элин выглядела особенно изысканно.
– Какая же вы здесь красивая, тетя Элин! – восторженно проговорила Онора. – Этот портрет заслуживает того, чтобы висеть в картинной галерее.
От этих искренних слов жесткий взгляд графини на секунду смягчился.
Бросив взгляд на часы, она заметила:
– Через пять минут я должна уехать. Впрочем, то, что я собираюсь тебе сказать, не займет много времени.
– Я вас внимательно слушаю, тетя Элин, – сказала Онора.
У нее было такое чувство, что тетя собирается сообщить ей нечто важное, но не особенно приятное. Скорее всего, подумала Онора, ее опять собираются куда-то отослать. И эта мысль была ей невыносима. Она так хотела остаться жить с дядей и тетей.
Некоторое время графиня молчала, как бы не зная, с чего начать, потом холодным тоном проговорила:
– Считай, что тебе несказанно повезло. Откровенно говоря, я не знаю ни одной девушки, только что сошедшей со школьной скамьи, на долю которой выпало бы такое счастье, какое предстоит испытать тебе.
Онора, заинтригованная, смотрела на тетю во все глаза.
Она была умной, к тому же с хорошей интуицией, и чувствовала, что таким же ликующим тоном тетя может сообщить ей самую ужасную новость. Поэтому ничего не стала говорить, а молча сидела и ждала, что будет дальше.
В этот момент она была необыкновенно хороша собой. Ее светло-серые глаза были такими блестящими, будто вобрали в себя яркий солнечный свет. В дороге золотистые локоны выбились из-под шляпки и теперь в беспорядке падали на ее чистый лоб, придавая нежному личику девушки неповторимое очарование.
Помолчав, Элин Лэнгстоун проговорила суровым тоном, почти не размыкая губ:
– Полагаю, то, что я тебе скажу, будет для тебя откровением. Я собираюсь выдать тебя замуж за герцога Тайнмаута!
Секунду Оноре казалось, что она либо ослышалась, либо неверно истолковала тетины слова. Не может быть, чтобы графиня и в самом деле это сказала!
Но тетя молчала, и Онора решилась переспросить:
– Вы хотите сказать... что я должна выйти за кого-то замуж?
– Да. За герцога Тайнмаута, самого красивого и состоятельного холостяка во всей Англии, которого любая девушка рада была бы заполучить в мужья. Так что для тебя, ничем не примечательной девчонки, это огромная честь.
– Но... но... я с ним не знакома!
– Какое это имеет значение? – отрезала тетя. – Он приедет сюда через два часа, когда я вернусь, а завтра будет объявлено о вашей помолвке.
Онора беспомощно всплеснула руками.
– Я никак не могу поверить... в то, что вы мне говорите... Конечно, я понимаю... что когда-нибудь выйду замуж, но я не могу... стать женой человека... которого никогда... не видела и о ком... ничего не знаю.
– Так я и думала, что ты ляпнешь что-нибудь в этом роде! – фыркнула графиня. – Постарайся понять своим убогим умишком, что герцог считается самым завидным женихом во всей стране. Родители, имеющие дочерей на выданье, на коленях готовы умолять его стать их зятем, а честь быть его женой выпала на твою долю.
И, переведя дух, Элин Лэнгстоун добавила:
– Благодари Бога за то, что он подарил тебе такое счастье! Надеюсь, в монастыре вам объясняли, что это полагается делать, когда Господь внял твоим молитвам?
Онора, порывисто вздохнув, проговорила:
– Понимаете, тетя Элин, я, конечно, не раз мечтала о том дне, когда буду выходить замуж. Но я всегда считала, что моим мужем станет тот, кого я полюблю, как мама любила папу.
– Думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы понять, – раздраженно заметила графиня, – что твой отец никогда, ни при каких обстоятельствах не должен был жениться на твоей матери.
– Но почему?
– Потому что, дурочка ты эдакая, твой отец, будучи мужчиной красивым и знатным, мог бы найти себе жену с приличным состоянием. Твоя мать была женщиной, не лишенной привлекательности, я этого не отрицаю, но, помимо красоты, она не обладала больше никакими достоинствами. Поэтому, как ты и сама могла заметить, твои родители вели нищенский образ жизни и твой отец умер, задолжав кредиторам тысячи фунтов, которые выплатил твой дядя.
– Я очень хотела бы, – тихо проговорила Онора, – сама... заплатить кредиторам. В свое время... я уже поблагодарила дядю Джорджа и поблагодарю его еще раз... Кроме того, я очень признательна ему за то, что он оплатил мое обучение в школе.
– Ты сможешь выразить свою благодарность не на словах, а тысячами разных способов, когда выйдешь замуж за герцога.
Побледнев, Онора сдавленным голосом произнесла:
– Но... как... я могу... выйти за него... замуж?
– Не беспокойся, я все устрою, – ответила тетя. – Положись на меня. А если тебя все еще гложут сомнения, надеюсь, у тебя хватит ума оставить их при себе, а не доводить до сведения твоего дяди.
Онора не отвечала, а лишь во все глаза смотрела на графиню, а та продолжала:
– От тебя требуется только одно – делать то, что я тебе скажу. Сейчас первым делом ступай наверх, сними вещи, в которых ехала сюда, и переоденься во что-нибудь более приемлемое. Надеюсь, у тебя найдется хоть какое-нибудь приличное платье?
Она помолчала и, словно ей трудно было сказать что-нибудь нормальным тоном, ворчливо добавила:
– Как только объявим о твоей помолвке, тут же займемся приданым. Прежде чем ты покажешься на людях, нужно тебя хоть немного приодеть.
И, опять взглянув на часы, графиня поднялась.
– Это все, что я тебе хотела сказать. Могу только еще раз повторить, что тебе очень повезло. Но не советую тебе проводить параллель между твоей жизнью и жизнью твоих родителей, поскольку ни сейчас, ни в будущем никакого сходства не будет.
