Текст книги "Невинность и порок"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Которую я должна разоблачить! – закончила за него Селина.

– С тобой мне на редкость легко! – отметил Квентин. – Другие женщины бы сердились и скандалили, что их не везут на приемы или в казино, где им хотелось бы блистать.

– Ты же знаешь, что мне хорошо только там, где ты, – просто заявила Селина.

Безыскусственность и откровенность девушки тронули Тивертона, но он предпочел одернуть ее:

– Ты поступаешь так вопреки своей выгоде. Ты должна быть на виду, привлекать к себе внимание, очаровывать. Сколько можно твердить тебе об этом?

– Я знаю… но если говорить честно, мне все это претит. Комплименты не доставляют мне удовольствия, я чувствую себя неловко, когда на меня все смотрят.

– Что сильно отличает тебя от других представительниц женского пола, – сухо произнес Квентин Тивертон.

Селина никак не откликнулась на это его суждение. Она опять обеспокоилась – не выглядит ли она в его глазах неблагодарной за все, что он на нее истратил.

Но ведь он сам просил говорить всегда только правду, а правда заключалась в том, что никакой званый обед или прием не радовал ее больше, чем совместный обед с ним, чем время, проведенное с ним вдвоем.

Когда они уже въехали на территорию виллы барона, ручка Селины робко скользнула в широкую ладонь Тивертона.

– Молю бога, чтобы мне удалось помочь тебе, – тихо сказала девушка. – Почему-то я уверена, что у меня получится.

Он поднес ее пальчики к своим губам. Поцелуй, даже мимолетный, пронизал дрожью все ее тело, словно Тивертон поцеловал ее в губы.

Конечно, он сделал это в знак благодарности. Можно ли было вообразить, чтобы Тивертон захотел поцеловать Селину, когда сама Каролина Летесснер смотрела на него с явным призывом во взгляде и не постеснялась при всех целовать его в щеку?

Вилла барона производила внушительное впечатление. По меньшей мере с полдюжины лакеев в великолепных ливреях выстроились у входа лишь только для того, чтобы помочь гостям выйти из экипажа, принять у Селины ее легкую накидку, а у Тивертона шляпу и трость.

Потом их проводил с некоторой помпой через холл дворецкий, раскрыл обе створки массивных дверей из черного дерева с золотой инкрустацией и представил торжественно, согласно ритуалу:

– Мисс Селина Тивертон и мистер Квентин Тивертон! Герр барон!

Селина отметила удивленное выражение на лице барона, когда он двинулся им навстречу, а Квентин начал торопливо объяснять:

– Вы должны простить меня, барон, за то, что я привел с собой сестру. Но так получилось, что мы только сегодня въехали в новую виллу и не успели еще обзавестись женской прислугой. Моя сестра боится остаться одна, и, я уверен, вы не станете возражать против ее присутствия здесь.

– Я польщен тем, что мисс Тивертон оказала мне честь быть моей гостьей, – пророкотал барон басом. – Единственно, я опасаюсь, что мисс Тивертон будет скучно с нами.

– Я с удовольствием почитаю газету или книжку, – сказала Селина. – Я не хочу причинять вам неудобств.

– О чем вы говорите! Я счастлив видеть вас у себя. – Барон был в меру галантен. – Жаль только, что не смогу развлечь вас должным образом.

– Меня вполне устраивает, что я здесь рядом со своим братом. Извините меня, пожалуйста, что оказалась такой трусихой и испугалась одиночества в пустом доме.

– Вот чем обернулось мое непродуманное решение взять на себя роль покровителя своей сестры. Мне следовало бы не завозить мисс Селину в Баден-Баден, а прямиком препроводить ее домой в Англию, – сокрушенно произнес Тивертон.

Тем временем Селина пристально изучала барона. Это был средних лет мужчина, плотного телосложения, с типично германскими чертами лица и седеющей шевелюрой. Почему-то у Селины вид его сразу же вызвал антипатию.

Вообще привлекательного в этом мужчине было мало. Жесткие, торчащие усы и большие очки в тяжелой оправе придавали его внешности некую неприятную для окружающих агрессивность.

Присутствующий здесь же в компании карточных игроков француз принялся осыпать Селину такими цветистыми комплиментами, что она покраснела от смущения, но барон выручил ее, резко оборвав словоизлияния француза:

– Раз мы уже все собрались, пора приниматься за игру. Я думаю, что сегодня мы не засидимся допоздна, так как мистеру Тивертону надо будет проводить свою очаровательную сестрицу домой.

– У меня нет желания оставаться здесь надолго, – заявил один из гостей. – Мне завтра придется вставать очень рано, чтобы проверить моих жеребцов в галопе. Я питаю надежду, что один из них перехватит «Золотой хлыст» у англичанина – лорда Хоудриджа. Правда, лорд абсолютно уверен, что уедет из Баден-Бадена с этим призом. Хочется наказать его за излишнюю самонадеянность.

Только сейчас Селина вспомнила, что лорд Хоудридж будет ждать ее у мадам Летесснер. Обеспокоится ли он, не зная, куда подевалась Селина? Может, он решит, что она пренебрегла приглашением мадам специально, потому что не хочет больше его видеть? В любом случае, убедила себя Селина, последствия ее поступка не так уж важны. Главное, что она будет иметь возможность наблюдать за игроками и сможет уличить барона в мошенничестве, если он только к нему прибегает.

Игорный стол располагался посреди салона. Над ним нависала люстра с яркими газовыми рожками, заключенными в матовые стеклянные шары. При таком освещении трудно было предположить, что кому-то из игроков удастся проделать какие-либо махинации с картами незаметно от партнеров по игре.

Селина, усевшись возле камина с газетой, которую, естественно, не намерена была читать, увидела колоды карт, выложенные на маленький столик рядом с бароном. Все были завернуты и запечатаны.

У нее заблестели глаза, когда она увидела, сколько золота выложено на столе перед каждым игроком. Она также отметила с горечью, что перед Тивертоном лежит самая маленькая кучка монет.

Селина вслушивалась в тихие мужские голоса, называющие последовательно какие-то цифры, – занятие это выглядело внешне монотонным, но постепенно возникало ощущение, что напряжение нарастает.

Голос Квентина был начисто лишен эмоций, зато его партнер-француз позволял себе некоторые всплески азарта, когда они выигрывали, или выказывал свою неуверенность при плохой сдаче.

Селина также обратила внимание, что по мере того, как время шло, некоторые игроки расслаблялись и выдавали себя пусть ничтожными и малозаметными, но все же видимыми проявлениями истинных своих чувств.

Кто-то постукивал пальцами по столу в момент нерешительности, у одного из игроков начинало дрожать веко, когда ему шла хорошая карта, другой судорожно сглатывал, третий – ерзал на стуле.

Только барон выглядел абсолютно невозмутимым, и Квентин вел себя ему под стать, и никакой наблюдатель не мог угадать, о чем они думают и что переживают.

Прошел час, затем второй. В перерыве между сдачами слуги вносили напитки и бутерброды и предлагали их игрокам.

В начале третьего часа игры горка золотых монет перед Квентином заметно выросла.

Селина встала, как только барон начал сдавать, и вышла из комнаты. Отыскав в холле лакея, она спросила, как пройти в туалетную комнату.

Мальчик-слуга провел ее наверх, открыл одну из дверей, выходящих на просторную лестничную площадку.

Спальня ошеломила Селину своим убранством. Занавеси были расшиты золотом, мебель тяжелая, дорогая, солидная, в истинно немецком стиле.

Рядом со спальней располагалась ванная комната, в которой Селина обнаружила три двери. Одна вела в спальню, другая выходила на лестничную площадку. А третья? Куда вела третья дверь?

Селина помыла и вытерла руки, затем тихонько приоткрыла третью дверь.

За ней была еще одна спальня, по всей видимости занимаемая кем-то, кто постоянно жил у барона, или, наоборот, первая спальня была гостевая, а в этой ночевал сам хозяин дома.

Газовый свет был притушен, но можно было разглядеть громадную, уродливую кровать, туалетный стол с круглым зеркалом. Одну стену полностью загораживал невероятных размеров платяной шкаф.

Селина проверила ручку двери, ведущей из этой спальни на лестницу. Дверь была заперта.

Девушка прошлась по комнате. Она уже придумала, что, если кто-то ее обнаружит здесь, она скажет, что искала гребень или щетку для волос.

Подойдя к туалетному столику, Селина обнаружила там щетки, на ручках которых были выгравированы те же гербы, что и на пуговицах ливрейных лакеев. Значит, спальня принадлежала самому барону.

Все туалетные принадлежности – флаконы, баночки с пилюлями – были разложены и расставлены на столике в идеальном порядке, с педантичностью, свойственной барону. Селина заметила среди прочих предметов две пары очков.

«Какой запасливый человек, – подумала она. – Вероятно, у него настолько слабое зрение, что без очков он даже не может разглядеть карты!»

Она взглянула на себя в зеркало и осталась вполне довольна своим видом.

«Как хорошо, что у меня хорошее зрение! – продолжала размышлять она. – Должно быть, для женщины большое огорчение, если она вынуждена носить очки».

Селина вспомнила, что, по словам Тивертона, мадам Летесснер пользовалась лорнетом. «Когда я буду старой, я тоже заведу лорнет. Он гораздо симпатичнее, чем очки».

Тут она не удержалась, взяла пару очков барона и водрузила их себе на нос. Они явно выглядели там неуместно.

Но когда девушка посмотрела сквозь них, то обнаружила, что они из простого стекла. Зрение барона вовсе не нуждалось в улучшении. Селина не ощутила никакой разницы – в очках или без них.

«Вероятно, они предназначены только для чтения», – решила она.

Селина взглянула на этикетку бутылочки с пилюлями, рассчитывая, что надпись на ней станет разборчивей, а буквы крупнее. Ничего подобного не произошло. Тогда зачем барону вообще эти очки?

Позади бутылочек с аптечными наклейками Селина случайно заметила тоненькую кисточку. Интересно, для чего барон использует ее?

Он не из тех, кто занимается живописью. Во всяком случае, не похоже, чтобы он обладал подобными пристрастиями. Правда, она помнила, как ее матушка такой же кисточкой чернила себе брови перед тем, как отправиться куда-нибудь с важным визитом.

«Лицо без бровей выглядит совсем невыразительным, – говорила она дочери. – Но только не выдай меня отцу. Он не любит, когда я крашусь».

Но уж барону такое занятие и вовсе не пристало.

И тут Селина обнаружила, что кончик кисти слегка светится в полутемной комнате. Это озадачило ее. Вдобавок она разглядела, что пилюли в одной из баночек тоже испускают слабое свечение. Чтобы разглядеть их как следует, она сняла мешающие ей очки, и тут же свечение исчезло. И кисточки, и пилюли выглядели обычно.

Снова она надела очки и теперь уже убедилась, что сделала важное открытие.

Селина поспешно выдвинула ящичек туалетного стола. Там были сложены галстуки, стопки носовых платков, а на самом дне лежали колоды карт.

Большинство были в запечатанной обертке, но две – только перетянуты круглой резинкой. Там же была еще одна кисточка и баночка с клеем.

Селина обследовала карты сперва без очков, а затем с очками на носу. В центре некоторых карт были крохотные светящиеся точки.

Она повертела их в руках – карты были явно меченые.

Забрав очки, она устремилась бегом из спальни обратно в ванную комнату, прикрыв за собой дверь. Там она спрятала очки в свой изящный голубой ридикюль и поспешила вернуться в салон.

Игроки даже не повернули головы, когда она входила. Селина села на прежнее место у камина, взяла газету, украдкой бросила взгляд на часы. Близился первый час ночи.

Еще через четверть часа, когда в игре был сделан перерыв и лакеи внесли напитки и бутерброды, барон сказал:

– Я думаю, мы сыграем еще три раза, а потом позволим Тивертону покинуть нас, чтобы проводить сестру домой. У меня такое чувство, что очаровательная леди заскучала.

Селина встала и подошла к столу.

– Мне было интересно наблюдать за вами издали, – сказала она. – Разрешите мне сделать то же самое вблизи.

– С огромным удовольствием, – стараясь выглядеть безупречно галантным, произнес барон.

Он глотнул вина, потом снял очки и тщательно протер их платком. Закончив эту процедуру, он спрятал очки в карман, но затем, через какой-то момент, вновь достал их.

Селина могла поклясться, что это другие очки.

Она обратилась к Тивертону.

– У тебя покраснели глаза от напряжения, Квентин, – произнесла она достаточно громко тоном заботливой сестры. – Если ты не наденешь свои очки, у тебя снова заболит голова. Надень их, пожалуйста, иначе утром ты будешь мучиться от мигрени.

Сказав это, она ловко изобразила, что вынимает из его кармана очки, которые на самом деле достала из ридикюля. Одновременно, она коснулась его руки, предупреждая, чтобы он не вздумал возражать.

Тивертон, однако, был достаточно сообразителен, чтобы понять, что у нее были причины для подобных манипуляций.

– Ты хлопочешь обо мне, словно надоедливая супруга, – добродушно пошутил он и, покорно приняв от нее очки, водрузил их себе на нос.

Барон, занятый беседой с одним из гостей, не обратил на их диалог особого внимания. Он вскрыл новую колоду и спросил:

– Ну как? Мы готовы?

Селина возвратилась на свое прежнее место.

Она решила, что было бы неразумно ей оставаться возле Квентина, но волнение ее нарастало. Она была уверена, что Квентин уже обратил внимание на светящиеся точки на картах, которые каждый из играющих развернул веером перед собой.

Буквально через мгновение Тивертон положил карты на стол и прикрыл их ладонью.

Барон стал повышать ставки, причем называемые цифры показались Селине астрономическими.

Один за одним другие игроки пасовали, пока на поле брани не остались только двое – Квентин Тивертон и барон.

Сражение длилось долго, ставки все росли, и вдруг Селина услышала, как барон что-то произнес в гневе и бросил карты на стол. Квентин выиграл.

Дважды еще повторилось то же самое, и дважды Квентин одерживал победу.

– Я не могу понять… – проворчал барон. – Удача, кажется, мне изменила!

Несомненно, он был выведен из себя, так как резко встал, с шумом отодвинул стул и с пренебрежительной миной на лице отошел от стола.

– Вы не должны сердиться на Тивертона за то, что он наконец взял реванш, – заметил француз. – Ведь два раза он был в крупном проигрыше.

Больших усилий стоило барону скрыть свое недовольство. Он произнес явно неохотно:

– Да-да, конечно! Все справедливо. Не повторим ли мы игру сегодня вечером?

Квентин Тивертон сгреб часть выигранного золота в платок и завязал концы. Узел получился внушительных размеров. Селина сказала:

– Может быть, какие-то монеты поместятся в мой ридикюль?

Он заполнил ее ридикюль и доверху набил свои карманы.

– Приятный был вечер, барон, – сказал он. – Невозможно описать словами, какое удовольствие я получил…

– Вы придете на следующую игру? – прервал его барон.

Это был скорее не вопрос, а утверждение.

– Не ручаюсь, – ответил Квентин. – Мне кажется, что я слишком мало времени уделяю моей бедной маленькой сестричке. Я слишком забросил ее, и она скучает. Мы получили множество приглашений на званые вечера, и было бы с нашей стороны непростительно пренебречь ими.

– Если вы не сможете сегодня, то я жду вас завтра.

Повелительный тон барона был почти оскорбителен. Но Квентин лишь улыбнулся:

– Вряд ли вам стоит ждать меня, если я не явлюсь вовремя. Все зависит от моей сестры. Она мной повелевает, а я лишь покорный ее слуга.

– Мы все были бы счастливы выступить в подобной роли и сопровождать несравненную мисс Тивертон куда угодно, – вмешался галантный француз.

– И все же я буду ждать вас здесь! – резко заявил барон, до неприличия повысив голос.

Селина и Квентин распрощались с партнерами по игре и через минуту уже сидели в экипаже, который вез их обратно на виллу.

Тивертон внезапно заключил Селину в объятия и восторженно воскликнул:

– Ты замечательнейшая, чудеснейшая девчонка! Но как тебе это удалось? Как ты смогла вывести его на чистую воду?

Прижавшись к его груди, Селина молчала. Ей трудно было произнести хоть слово. Со всей ясностью она осознала в этот момент, что влюблена.

Глава шестая

Войдя в салон, Квентин Тивертон убрал со столика фарфоровые безделушки и вазочки, высыпал на него груду монет.

Добыча была так велика, что казалось, круглый маленький столик вот-вот подломится под тяжестью монет.

Глаза Селины светились, так же как и золото на столе.

– Сколько же ты выиграл? – спросила она, затаив дыхание.

– Почти тысячу фунтов, если считать на английские деньги, – ответил он. – По крайней мере, достаточно, чтобы не думать о деньгах какое-то время.

– Мы сможем расплатиться с долгами? – обеспокоенно поинтересовалась Селина.

– Сегодня же мы это сделаем, – кивнул он и, опустившись в кресло, вытянул ноги, приняв расслабленную позу. – А теперь доложи в подробностях, как ты это все провернула?

Селина послушно описала ему свое путешествие в спальню барона.

– Я сама не знала, что ищу, – призналась она, – но у меня было предчувствие, что я обязательно найду нечто… какую-нибудь улику, подтверждающую твои подозрения.

– И что дальше? – торопил Квентин. Любопытство жгло его, и он подгонял Селину.

– Я увидела крохотную кисточку и не могла взять в толк, зачем она понадобилась барону…

– Да уж, в пристрастии к искусству его не заподозришь, – согласился Тивертон.

– …и тут я заметила светящееся пятнышко…

Селина дала подробный отчет о дальнейших своих открытиях, о светящихся пилюлях, о волшебных свойствах очков, о колодах карт, хранящихся в ящике туалетного столика.

– Чего я не могу понять, так это зачем барон, будучи столь богатым, докатился до постыдного шулерства.

– Да, он богат, это правда, но есть люди, которым всегда мало того, что они имеют.

Тивертон добавил после некоторого размышления:

– Я убежден, что барон играл честно вплоть до последних нескольких сдач. Но когда на кон было поставлено уж слишком много, а ему казалось, что выиграл он за вечер недостаточно, тут он и поддался искушению.

– Интересно, носит ли он очки в обычных обстоятельствах?

– Я видел его с моноклем, когда он не за карточным столом, но для многих мужчин это просто забавная игрушка или украшение. Они считают, что монокль придает солидность. На самом деле зрение у него в полном порядке.

– Что ты собираешься предпринять? – полюбопытствовала Селина.

– Ничего! – ответил Квентин Тивертон.

– Вероятно, когда он обнаружит пропажу одной пары очков, то догадается, что произошло.

– Наверняка, – согласился Тивертон. – Но пока он еще пребывает в растерянности. Иначе он бы не навязывал мне так упорно свое гостеприимство на следующий вечер.

– Он не может тебе как-то повредить?

Квентин Тивертон покачал головой:

– Он не может ничего предпринять, не выдав себя. Малейшее подозрение в жульничестве сразу отвратит от него всех игроков. Обирать до нитки ему уже будет некого.

– И все-таки ты нажил себе злейшего врага, и я боюсь за тебя, – сказала Селина.

Тревожная нотка, прозвучавшая в ее голосе, растрогала Тивертона. Он постарался принять беспечный вид.

– Как-нибудь я сумею постоять за себя. Обещаю, со мной ничего не случится.

– Мне не нравится барон… и потом… мы все-таки в чужой стране…

Сказав это, она с ужасом подумала, что барон может настоять на дуэли или, что еще страшнее, послать наемных убийц. Вдруг темной ночью, когда Квентин будет возвращаться из казино, на него нападут!

Она слышала, что такие вещи происходят особенно часто за границей, а барон из тех злодеев, кто не останавливается ни перед чем, чтобы осуществить подлые свои намерения.

– Тебе не следует за меня тревожиться, – успокаивающе сказал Квентин Тивертон.

Он ласково погладил ручку Селины. Девушка вздрогнула, и он ощутил это.

Он заглянул ей в лицо. Она смотрела молча ему в глаза, и оба они вдруг почувствовали, что ни в силах даже пошевелиться.

Наверное, они просидели бы в неподвижности очень долго, им было так хорошо вдвоем, но шум подъехавшего экипажа заставил Селину вскочить.

– Может быть, это барон! – прошептала она в страхе.

Квентин Тивертон тоже встал и, открыв ящик секретера, стал горстями ссыпать туда золотые монеты.

Дверной звонок настойчиво задребезжал, послышались шаги сонного Джима по мраморному полу прихожей.

Когда последняя монета нашла свое место в ящике секретера, Квентин Тивертон задвинул его и повернул ключ в замке.

Мужской голос у парадного входа прозвучал весьма решительно. Джим что-то невнятно ответил, затем проследовал к двери в салон, приоткрыл ее и объявил:

– Лорд Хоудридж!

Он почти тотчас появился на пороге, на удивление изящный и торжественный в элегантном вечернем костюме.

– Извините меня за визит в столь поздний час, – сказал он, – но, проезжая мимо, я увидел в окнах свет и понял, что вы еще бодрствуете.

– Мы только что вернулись, – сказал Тивертон. – Входи и присаживайся, Хоудридж. Могу я предложить тебе глоток вина?

– Благодарю, но вынужден отказаться. Я весь вечер наслаждался отменной едой и экзотическими напитками у Великого князя. Я ожидал встретить вас там обоих…

Селина пришла на помощь Тивертону, объяснив:

– Во время прогулки с его светлостью я предполагала, что мы будем там ужинать.

– Да-да, конечно, – быстро сказал Тивертон. – Но потом нам пришлось изменить планы… Но я уверен, что там было достаточно интересной публики, чтобы ты не чувствовал себя без нас одиноким.

– Мне очень не хватало общества твоей сестры, Квентин, – признался Хоудридж.

Он опустился на софу, обитую голубой парчой, и погрузился в размышления.

– Ты абсолютно уверен, что ничего не хочешь? – осведомился Тивертон.

– Ничего, – твердо заявил лорд Хоудридж. – Ничего, кроме беседы с тобой наедине, если это возможно.

– Тогда я оставляю вас, – сказала Селина. – Еще раз выражаю вам искреннюю благодарность, милорд, за приятную прогулку.

Она сделала реверанс, а лорд Хоудридж тут же вскочил:

– Сегодня я намеревался прокатить вас вокруг замка Маркгрейв. Там превосходные виды.

– Мы еще успеем там побывать.

Она надеялась, что раз Тивертону нет необходимости вновь садиться за карты, то он может провести время с ней.

– За завтраком мы решим, что нам делать, – заявил Квентин, как бы прочитав ее мысли. – Выспись хорошенько, Селина, и… спасибо тебе.

Она знала, за что он ее благодарит, и ответила ему улыбкой, нежной и полной обожания. Впрочем, эту улыбку оценил только Тивертон, лорд Хоудридж был занят тем, что спешил галантно распахнуть перед девушкой дверь, за что также был вознагражден милой улыбкой.

Как обидно, думала Селина, что лорд Хоудридж объявился именно в тот миг, когда они с Квентином переживали самый чудесный момент в жизни.

Впрочем, вполне возможно, что это касалось только Селины, а Тивертон не испытывал подобного чувства. Ведь она была влюблена в него, а он… О том, что он думает, что творится в его душе, она ничего не знала и знать не могла.

Теперь ей уже казалось, что она влюбилась в Тивертона с первой их встречи, с того момента, как он появился в ее мансарде, где она рыдала в отчаянии. Он походил на прекрасного, доброго волшебника, посланца какого-то иного мира, и пришел к ней специально, чтобы спасти ее и свершить чудо.

Но этот чудотворец был еще и мужчиной, а Селина, хоть и юной и неискушенной, но все-таки женщиной, и она неминуемо должна была в него влюбиться.

– Я люблю его! – произнесла она вслух, войдя в свою спальню, и увидела свое отражение в зеркале в дальнем конце комнаты. Девушка остановилась перед зеркалом. В голубом своем наряде при газовом освещении, заставляющем сверкать ее белокурые волосы, она выглядела очень привлекательной.

– Я люблю его! – повторила она. – Ах, если бы он полюбил меня…

Селина не строила иллюзий на свой счет. Она не очень умна, не остра на язык, не обладает особыми талантами. Она не умеет флиртовать, бросать на мужчин зазывные взгляды, как другие женщины, которыми он восхищается. А самое плохое то, что у нее нет ни гроша!

Болезненно уколола ее мысль, что она и так обошлась Тивертону слишком дорого.

– Я не что иное, как никчемная обуза, за которую еще надо платить!

Впервые в жизни ей захотелось быть богатой, обладать знатным титулом, может быть, иметь красивый дом и поместье, чтобы все это отдать любимому человеку.

– Квентин достоин занять самое высокое положение! – говорила она самой себе. – Если у него будет свой дворец и конюшня с хорошими лошадьми, он перестанет увлекаться азартными играми и такими женщинами, как Каролина Летесснер.

Воспоминания о Каролине будто кинжалом пронзили ее сердце. Ей даже расхотелось смотреть на себя в зеркало, ибо отражение в нем настолько не походило на роскошную актрису-куртизанку, что всякая надежда завоевать любовь Тивертона у Селины угасла.

Тем временем внизу после ухода Селины мужчина долго молчали. Квентин Тивертон не выдержал первым:

– Зачем ты пожелал увидеть меня среди ночи?

– Чтобы поговорить о Селине.

– Говори, я слушаю, – мрачно произнес Тивертон.

– Как раз когда я покидал Англию и уже направился в Дувр, чтобы оттуда попасть в Кале, – начал лорд Хоудридж, – то по дороге заглянул к своей кузине, которая живет в Кентербери в Кенте. У кузины есть дочка пятнадцати лет, а у дочки подруга, и эта подруга гостила там…

– И что? – равнодушно спросил Тивертон, только потому что Хоудридж сделал паузу.

– Имя подруги Аннетта Тивертон!

Теперь надолго замолчал Квентин. Но от него ждали объяснений. Он заговорил глухо:

– Селина не любовница мне. В силу обстоятельств, о которых я предпочел бы не распространяться, мне пришлось взять на себя заботу о ней. Простейший способ объяснить всем, почему мы вынуждены жить вместе, – это представить ее как мою сестру.

– Да, неудачно получилось, что я встретился с твоей настоящей сестрой, – сказал лорд Хоудридж.

– Позволь повторить тебе еще раз, – сказал Тивертон. – Мои отношения с Селиной точно такие же, как были бы с Аннеттой, будь она на ее месте.

– Я в это верю. То, как ведет себя Селина, меня в этом убеждает. Но у меня такое чувство, не сочти, Тивертон, мои слова за дерзость, что твое финансовое положение весьма шатко. Я бы хотел предложить Селине свое покровительство.

Наступившее молчание вновь первым нарушил Тивертон:

– Единственный вид покровительства, на который я дам согласие, это обручальное кольцо.

Настал черед лорда Хоудриджа глубоко задуматься. Он произнес после паузы:

– Неужели ты собираешься подыскать мужа для Селины в кругу наших общих, так сказать, «курортных» знакомых? Или ты метишь повыше? Тогда позволь выразить сомнение в успехе твоего предприятия.

– Селина настоящая леди, как ты, кажется, сам уже смог убедиться, – отозвался Квентин Тивертон. – Ее покойные родители были в высшей степени достойные люди.

– Тем не менее благодаря тебе она общается с гранд-дамами парижского полусвета.

– Это не испортит ее, пока я за ней присматриваю, – жестко произнес Тивертон.

– По-моему, ты тешишь себя иллюзиями, – возразил лорд Хоудридж и добавил: – Я буду очень щедр. Я даже готов положить на счет Селины некоторую сумму.

Квентин Тивертон поднялся с кресла.

– Обсуждать эту тему бесполезно, – заявил он резко. – Я твердо намерен выдать Селину замуж, хотя, конечно, в выборе супруга последнее слово останется за ней. Но могу тебя заверить, причем от ее имени также, что ни на какие иные отношения она не согласится. – Чтобы как-то смягчить суровость подобной отповеди, Квентин добавил: – Причиной того, что она сейчас со мной, был ее испуг… Один мерзавец-француз – грязная свинья – предложил ей то же самое, что и ты.

Лорд Хоудридж тоже встал, но не покинул комнату и принялся расхаживать взад-вперед, меря ее широкими шагами.

– Я очень богатый человек, Тивертон, и смогу обеспечить Селине спокойную комфортабельную жизнь.

– А когда она тебе надоест? Что тогда? – поинтересовался Тивертон.

– Она будет хорошо обеспечена. Но как может надоесть такое прекрасное создание? Мы проведем вместе много-много лет.

– Селина до последнего времени жила в тиши и уединении. О внешнем мире у нее нет ни малейшего представления. Ее молодость и невинность сейчас тебя в ней привлекают, а когда их не станет…

– Сколько можно твердить тебе, что я ее обеспечу. У нее будут деньги, свой дом в Лондоне и, конечно, собственный экипаж и лошади.

– То же самое ты мог бы предложить хорошенькой оперной певичке или гризетке, которая тебе приглянулась. Бог мой, опомнись! Мы же говорим о Селине! Ты же видел ее, говорил с нею… Разве ты не понял, какова ее душа?

– Я признаю, что она прекраснейшее из созданий божьих! – ответил лорд Хоудридж. – Но я не готов к браку. Я вообще никогда не женюсь. Я слишком ценю свободу…

– Тогда нам нечего больше сказать друг другу. – Квентин Тивертон поднялся. – Спокойной ночи, Хоудридж. Я посоветую Селине отказаться от твоего приглашения на прогулку. Она получила множество приглашений, и ей предстоит еще сделать выбор, кому отдать предпочтение.

– Значит, есть кто-то другой?

– Ответ на такой вопрос вполне очевиден, незачем его было даже задавать. Мы ведь ведем разговор о Селине! – Он поглядел на лорда свысока. – Когда будешь уходить, взгляни, сколько в холле карточек, присланных Селине. Не меньшее их количество, я уверен, скопилось в «Стефани» от тех, кто еще не знает, что мы покинули отель и переселились сюда.

Квентин услужливо распахнул дверь, чтобы гость мог уйти, но лорд Хоудридж все еще колебался.

– Постарайся рассуждать разумно, Тивертон. – Он вдруг перешел на просительный тон. – Разреши мне самому поговорить с Селиной.

– Тебе нечего ей сказать, – отверг его просьбу Квентин. – И я не позволю тебе тревожить ее! Могу только тебя предупредить, чтобы ты избежал неприятных моментов… Не пытайся говорить с ней на эту тему. Если бы Селина слышала то, что здесь говорилось, она была бы в шоке и почувствовала бы к тебе отвращение… по меньшей мере, если не сказать хуже…

Квентин набрал полную грудь воздуха и произнес речь, в которой каждое слово было подобно удару хлыста:

– Селина не вещь, выставленная на продажу. Я знаю, тебе по средствам купить на аукционе любую породистую лошадь, бриллиант, картину или дворец. Но здесь торг неуместен. Езжай к себе, Хоудридж, выспись как следует и более не трать времени на визиты сюда.

Квентин Тивертон проводил его через холл и вывел на парадное крыльцо.

Ожидающий возле кареты лакей тут же распахнул дверцу перед милордом. Хоудриджу ничего не оставалось, как сесть в экипаж и уехать.

Квентин Тивертон закрыл и запер дверь еще до того, как ночной гость скрылся внутри кареты.

Он пригасил газовые рожки в холле, и за этим занятием Селина застала его. Она появилась наверху, на площадке лестницы.

– Его светлость отбыли? – спросила она с легкой иронией, хотя на самом деле у нее было тревожно на душе. – Что он хотел?

Тивертон вскинул голову. Обычно он возвышался над ней. Теперь было наоборот – он смотрел на нее снизу вверх.