Текст книги "Невинность и порок"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Вскоре было объявлено о прибытии из казино Великого князя и его спутницы Каролины Летесснер.
Леони Леблан встречала их с необычайным радушием, а герцог Д'Амайл, несомненно, был рад увидеться с равным ему по положению русским вельможей.
– Что послужило причиной вашего возвращения? – спросил герцог, а Селина, стоявшая неподалеку от этих двух сиятельных персон, случайно услышала ответ князя:
– Каролине намекали время от времени, что она чересчур злоупотребляет русским гостеприимством. Царица не жалует тех женщин, кто красивее ее и получает больше знаков внимания.
Герцог рассмеялся:
– А я-то по наивности считал, что раз Каролина всего лишь актриса, то тайная полиция не проявит к ней интерес.
– Тайная полиция интересуется всем и вся! – резко отозвался Великий князь. – От ее вмешательства никто не застрахован. В конце концов дальнейшее пребывание в нашей стране стало для Каролины просто опасным.
– И вы решили удалиться в изгнание вместе с нею, – с едва заметной усмешкой заключил герцог Д'Амайл.
– Вы ошибаетесь. Скорее я исполнял роль некоего конвоира и соглядатая при ней до определенного пункта на границе, – еще суше произнес князь. – Мой царственный дядя снабдил на всякий случай наше посольство в Берлине некоторыми инструкциями, чтобы я не вздумал задержаться здесь. Уже то, что я провожу время у вас в гостях, а не мчусь обратно сломя голову в Санкт-Петербург, есть нарушение его инструкций.
Герцог Д'Амайл удивленно вскинул брови, а Великий князь между тем продолжил:
– Накануне я имел беседу с одним крупным полицейским чином – а да будет вам известно, наших полицейских по всей Европе пруд пруди, – так он потребовал немедленного моего возвращения, а когда я заявил ему: «Вы не посмеете арестовывать меня», он ответил: «Разумеется, нет, ваше императорское высочество. Но мы в силах переставить ваш вагон на другие рельсы и отправить его в Петербург».
– О боже! – воскликнул герцог Д'Амайл. – И как же вы решили вашу проблему?
– Обычным способом, – ответил Великий князь. – Разве существует на свете страна, где бы деньги не обладали силой убеждения?
Оба джентльмена расхохотались, а Селина с любопытством взглянула на Каролину Летесснер и задалась вопросом, что в ней есть такое особо привлекательное, чтобы мужчина, носящий титул Великого князя, рисковал ради ее прелестей навлечь на себя гнев своего дяди, русского императора?
Однако не было сомнения, что не только Великий князь в восторге от общения с ней. Квентин Тивертон смеялся от души каждой ее шутке.
Когда Каролина смотрела на Тивертона, во взгляде ее был некий вызов, и Селина не могла не подумать обеспокоенно, что алые губки мадам Летесснер, когда она улыбается, выглядят очень манящими.
«Почему я не могу быть такой же, как она?» – с горечью спрашивала себя Селина.
Ее размышления нарушила мадам Леблан.
– Я хочу представить вас, мисс Тивертон, вашему соотечественнику, – сказала она. – Лорд Хоудридж специально попросил меня об этой услуге.
Селина присела в глубоком реверансе, а когда выпрямилась и взглянула на стоящего перед ней джентльмена, то поняла, что лорд Хоудридж гораздо больший англичанин, чем все другие англичане, вместе взятые. Типичнее этого англичанина она еще в жизни не встречала.
Он был высок, светловолос, голубоглаз, и вокруг него витала некая аура ленивого превосходства над остальным родом человеческим, что, по общераспространенному мнению, характерно для англичан.
И голос его был абсолютно английский, и выговор, и банальности, которые он произносил, были до боли знакомые, родные, истинно английские.
Она их выслушала и ответила, стараясь изо всех сил быть вежливой и приятной с ним:
– Да, мы прибыли сегодня… Да, погода была чудесная… Да, в дороге мы испытали приключение, о котором вашей светлости, несомненно, уже рассказали…
– Должно быть, вы испытали неприятные ощущения, – заметил лорд Хоудридж и, не дожидаясь от Селины ответа, продолжил: – А не присесть ли нам? Я нахожу весьма утомительным обычай проводить время стоя на ногах. Почему-то иностранцы испытывают странную неприязнь к креслам и стульям, которых вокруг предостаточно.
Селина поняла, что ей ничего не остается, как внимать ему и выражать полнейшую покорность соотечественнику.
Он подвел ее к ближайшей софе, обитой темно-вишневым бархатом и почти скрытой между двумя массивными вазами, заполненными экзотическими тепличными растениями.
– Долго ли вы и ваш брат намерены пробыть здесь? – поинтересовался лорд Хоудридж.
– Не имею представления, – честно призналась Селина. – Вообще-то мы заехали сюда по дороге в Англию.
Она очень боялась, что ее подвергнут допросу насчет их дальнейших планов, и, чтобы не допустить никакой оплошности, поспешно задала ему встречный вопрос:
– А что привело вас в Баден-Баден?
– Причина заключается в том, что я владею двумя лошадьми, участвующими здесь в скачках, – ответил лорд. – И я рассчитываю на их победу.
– Расскажите мне о ваших лошадях, – попросила Селина.
Оказалось, что очень легко поддерживать беседу, почти не вникая в рассуждения лорда по поводу скачек и лошадей, а одновременно можно наблюдать за тем, что происходит в дальнем конце салона.
Квентин Тивертон по-прежнему находился в опасной близости к Каролине Летесснер, и когда та вскидывала головку, чтобы заглянуть ему в лицо, драгоценные бабочки вспыхивали и искрились в ее волосах.
Любил ли он ее в прошлом? Значила ли эта жизнерадостная, очаровательная актриса что-то в его жизни?
Селина удивлялась, почему эти мысли ранят ее, заставляют стыдиться собственной невзрачности и жалеть, что она вообще согласилась прийти на этот прием.
Вот завтра, когда ей доставят заказанные наряды, она, возможно, будет чувствовать себя увереннее.
Но откуда сейчас в ней эта боль, эти ощущения, похожие на ревность? Ведь никакого права ревновать Квентина Тивертона к кому-либо она не имеет.
Или все дело в ее сверхмнительности по поводу платья, которое сейчас на ней?
Лучшего наряда она никогда в жизни не носила, и не так уж плохо она выглядит даже рядом с такими блистательными райскими птичками, как Леони Леблан и Каролина Летесснер.
И все-таки Тивертону интереснее и веселее с ними, чем с робкой, скучной и неопытной девицей. Ему с ними легко… он знает все про них, а они про него…
Хотя Селина была абсолютной невеждой в области отношений между мужчиной и женщиной, все же она понимала, что умного и не связанного условностями холостого джентльмена должны привлекать столь же умные, острые на язык да к тому же ослепительно красивые женщины.
«Разумеется, добропорядочность и скромность в этой компании не достоинства, а недостатки, которые убивают всякий интерес к женщине, обладающей ими», – подумала Селина и попыталась сделать из этого соответствующий вывод для себя.
Тут она увидела, как Каролина Летесснер целует в щеку Квентина Тивертона, а все вокруг громко смеются над только что отпущенной ею шуткой.
– Я спросил у вас, мисс Тивертон, – между тем говорил лорд Хоудридж, – позволения пригласить вас завтра на прогулку в Черный лес. Вы, кажется, меня не расслышали, и я осмелился повторить свое приглашение еще раз.
Селина встрепенулась. Она действительно ничего не слышала из того, что говорил этот джентльмен.
– Мне очень лестно ваше приглашение, но я должна сначала осведомиться, каковы планы у моего брата на завтрашний день.
– Я сам поговорю с ним, – сказал лорд. – Мы с ним вместе учились в Итоне, где, как вам известно, он был бессменным чемпионом по крикету.
– Да… конечно, я знаю, – торопливо сказала Селина.
В салоне появился небольшой оркестр, и тут же зазвучал вальс из оперетты Оффенбаха.
Леони Леблан в паре с Квентином Тивертоном открыли танцы, и прежде чем лорд Хоудридж открыл рот, чтобы пригласить Селину, его опередил француз, имя которого при знакомстве она не запомнила.
Едва они закружились в вальсе, как кавалер обрушил на Селину лавину комплиментов и самой невзыскательной, напыщенной лести.
– Вы волшебница! Вы как звезда, упавшая с неба… В вашем присутствии все бриллианты тускнеют и выглядят вульгарными, – говорил он на одном дыхании.
– Я думаю, вы слишком принижаете всех остальных дам, хотя бы очаровательную нашу хозяйку, – застенчиво возразила Селина.
Тон чересчур любезного француза смущал ее, вызывал неприязнь к нему. Неизвестно почему, что-то в его глазах напоминало ей ужасного маркиза.
– Почему мы не встречались раньше? – воскликнул он. – Ведь вы приехали из Парижа? Я был уверен, что знаю всех парижских красавиц наперечет. Где вы скрывались?
– Я… я была там в школе… – Селина вспомнила роль, которую ей было положено играть.
– В школе! – воскликнул он. – Вот в чем разгадка тайны! И кто же вас додумался привезти прямо со школьной скамьи в Баден-Баден?
– Мой брат, – ответила Селина и тут же заметила, как растерялся ее кавалер.
– Ваш брат? Это меняет дело. В таком случае…
Он не докончил фразу, и Селине подумалось, что это к лучшему. Иначе он произнес бы нечто обидное для нее и даже оскорбительное.
Ей не захотелось больше танцевать с ним.
Когда музыка оборвалась, она поспешила назад, туда, где ее ждал лорд Хоудридж, сидя на софе в той же позе, в какой она оставила его.
Француз нагло следовал за ней.
– Пожалуйста, мадемуазель, не покидайте меня, – упрашивал он. – Мы должны потанцевать еще. Я не хочу вас отпускать.
– Вы извините, но я предпочла бы отдохнуть, – заявила Селина. – У меня был трудный день. И я устала.
Она уселась на софу рядом с лордом Хоудриджем. Француз не отставал, продолжая свою болтовню. Лорд Хоудридж задал вопрос Селине по-английски:
– Не портит ли вам настроение этот пожиратель лягушек?
– Не совсем так, но… – Селина замялась, подбирая слова, – мне становится неловко от пустых комплиментов, которые ровным счетом ничего не значат.
– А я думал, что вы привычны к комплиментам, как лошади к седлу и уздечке.
– Не очень-то много я слышала комплиментов в свой адрес до сегодняшнего дня.
– До сегодняшнего дня? – как эхо повторил лорд Хоудридж только с вопросительно-удивленной интонацией.
– На самом деле это мое первое появление в обществе, – призналась Селина.
Это была почти правда. Ведь не считать же жалкие деревенские вечеринки за светские приемы. Да и те прекратились сразу после кончины ее матери.
То, с каким изумлением взирал на нее лорд Хоудридж, обеспокоило Селину, и она возблагодарила небо, что по счастливой случайности Квентин Тивертон, вальсирующий с Каролиной, оказался поблизости.
– Селина, мне кажется, что тебе пора домой, – сказал он.
– Я бы не хотела уводить тебя отсюда, где тебе так весело, – мужественно произнесла Селина.
– Меня пригласили на игру на частной вилле, – сказал Тивертон. – Так что сначала я отвезу тебя в отель, после чего не лишу себя удовольствия провести остаток ночи за любимым занятием.
Селина встала.
– Спокойной ночи, лорд Хоудридж, – вежливо попрощалась она.
– Я навещу вас в отеле завтра, – заявил лорд. – Вы не возражаете?
Селина вопросительно посмотрела на Тивертона.
– Я уверен, что Селина с радостью примет твое приглашение, Хоудридж, – сказал тот и распрощался с бывшим однокашником.
Селина пожелала спокойной ночи хозяйке дома и всем ее гостям. Когда они с Тивертоном уже направлялись к выходу, Каролина Летесснер почти бегом догнала их.
– Когда мы увидимся в следующий раз, Тивертон? – понизив голос, спросила она. – Ты знаешь, где я остановилась. Может быть, ты завтра посетишь мою обитель?
– Разве я могу отказаться от такого приглашения? – промолвил Квентин.
Ручка актрисы слегка погладила его руку. Он поднес ее запястье к своим губам и запечатлел поцелуй.
– Спокойной ночи, Каролина. Веди себя хорошо. Постарайся не перевернуть весь Баден-Баден с ног на голову. По моим сведениям, здесь царила тишь да гладь до твоего приезда.
– Тогда настало время пробудить город от спячки, – с озорным блеском в глазах произнесла Каролина Летесснер.
Тивертон рассмеялся, еще раз поцеловал ей руку и, обняв Селину за талию, повел мнимую сестрицу к выходу.
Лакей услужливо сбегал за наемным экипажем и подогнал его к подъезду виллы.
По дороге в отель Селина решилась высказать суждение:
– Мадам Летесснер… необычайно хороша…
– Такой она была всегда, – коротко откликнулся Квентин.
– Ты познакомился с ней в Париже?
– Да, много лет тому назад. В первый мой визит… Время перед ней бессильно. Она излучает очарование и веселье, как солнце свет и тепло, и, по-моему, так будет вечно. В ней живет сам дух Парижа.
– И это тебе в ней… нравится? – задала вопрос Селина, мысленно сравнивая темноволосую Каролину, с неправильными чертами лица, но с пляшущим в глазах дьявольским огоньком, с собой – хрупкой, робкой блондинкой. Контраст был разителен – небо и земля.
– Я не знаю мужчины, который бы не поддался чарам Каролины, – откровенно заявил Тивертон.
В молчании они подъехали к отелю.
– Ты, надеюсь, не будешь скучать? – спросил Квентин, проводив Селину к подножию лестницы через ярко освещенный холл.
– Нет, конечно, – ответила девушка. – А когда ты думаешь вернуться обратно?
– К тому времени ты уже будешь спать крепким сном. – Он улыбнулся. – Вероятно, это произойдет на рассвете. Традиционно истинные игроки расходятся по домам с первым криком петуха.
Он заметил ее что-то ищущий, выжидающий взгляд и постарался успокоить ее:
– Ложись в постель и ни о чем не тревожься, Селина. У тебя было великолепное начало сегодня. Ты пользовалась большим успехом и всем понравилась. А в любой скачке от хорошего старта зависит многое.
Селина покраснела, выслушав от Тивертона похвалу.
– Спасибо. Спокойной ночи, Квентин.
Впервые она решилась назвать его просто по имени и тут же смутилась, хотя причин для этого не было никаких. Ведь они изображали брата и сестру, и ей надо было привыкнуть именно так его называть.
Она поднялась к себе в спальню и уснула мгновенно, едва голова ее коснулась подушки. Сказались пережитые ею душевные и телесные муки, усталость от долгого путешествия и волнения прошедшего дня.
Ее пробудил легкий шум, доносившийся из соседней комнаты. Там открылась и захлопнулась тихонько дверь, послышались осторожные шаги.
Из окна сквозь неплотно задернутые занавески пробивался тусклый блеклый рассвет. Квентин Тивертон не шутил, говоря, что игроки расстаются с картами лишь на заре.
Ей безумно захотелось окликнуть его, сообщить, что она не спит, спросить, повезло ли ему в этот раз за игорным столом.
Но Селина сдержалась: ведь ее вмешательство в дела Тивертона, может быть, ему совсем нежелательно. Вполне вероятно, что он рассердится, подумав, что она следит за ним и отмечает, когда он уходит и приходит.
Все мужчины не любят, чтобы за ними шпионили, а она была убеждена, что Квентин Тивертон как раз из тех, кто ревностно отстаивает собственную независимость.
Лежа в полумраке, прислушиваясь к передвижениям Квентина по комнате за соседней дверью, Селина вдруг вспомнила, как заразительно он смеялся шуточкам, отпускаемым Каролиной Летесснер, как она целовала его в щеку и настаивала на свидании сегодня.
Он был холост, остроумен, хорош собой, и множество женщин, не менее привлекательных даже, чем Каролина, несомненно, стремились заполучить его в мужья.
Однако он в таких обстоятельствах остался независимым, и как-то навязывать ему себя было крайне опасно для Селины. Он явно лишь из великодушия согласился на время заботиться о ней.
Не поэтому ли он обрадовался, когда узнал, что она отправится на прогулку с лордом Хоудриджем? Ведь не собирался же он брать Селину с собой в гости к Каролине Летесснер?
И долго ли он будет терпеть такую обузу, как несмышленая юная девица, да еще без гроша за душой… за которой к тому же нужен глаз да глаз, потому что к ней липнут, как мухи на мед, подозрительные поклонники?
Она сама просила его найти ей поскорее подходящего супруга. Не посчитал ли Квентин Тивертон, что лорд Хоудридж и есть тот самый «подходящий» кандидат в мужья?
Селина ничего не знала о нем. Он мог бы уже быть женат, как, например, сэр Джон Уилтон. А кроме того, сомнительно, чтобы английский аристократ, преисполненный гордыни – как показалось Селине – своим происхождением и положением в обществе, захочет жениться на ней.
Нет, Квентину Тивертону надо подыскивать ей в мужья кого-нибудь попроще. Но вряд ли они встретят персону незначительную среди блестящего круга гостей в салонах Каролины Летесснер или Леони Леблан.
Селина понимала, что драгоценное время уходит, а трудностей, проблем и нерешенных вопросов только прибавляется. Не хотелось даже думать о том, что ждет ее впереди.
Девушка резко одернула себя. Не дрожать от ужаса она должна, а благодарить судьбу! Если б не Квентин Тивертон, она была бы сейчас пленницей миссис Девилин, терпела бы от нее побои и жестокие издевательства, а Баден-Баден показался бы ей сущим адом.
– Я везучая… везучая… мне выпала невиданная удача, – шептала она, но сквозь ее шепот невольно прорывалось сдавленное рыдание.
Наутро, когда Селина была уже почти одета, раздался стук в дверь, соединяющую спальни.
– Могу ли я войти? – осведомился Квентин Тивертон.
– О, ты уже проснулся! – радостно воскликнула Селина. – Я думала, что ты встанешь сегодня поздно.
Он вошел к ней в комнату. На нем были бриджи для верховой езды.
– Я собираюсь немного встряхнуться и проветриться с часик в седле. Я весь пропитался за ночь вином и сигарным дымом.
– Можно мне составить тебе компанию? – спросила Селина.
Было видно, что Тивертон колеблется.
– Я об этом как-то не думал, но… если это доставит тебе удовольствие, то… Пожалуй, ты можешь взять лошадь Джима. Она получше, чем та кляча, что мы арендовали для тебя в трактире.
– Я готова ездить на всем, что передвигается на четырех ногах… только бы быть рядом с тобой.
– Тогда поторапливайся! – скомандовал он. – А когда будешь готова, я кое-что тебе скажу!
Одно из платьев, заказанных для нее Тивертоном, было, к счастью, уже доставлено в гостиницу, и как раз это был костюм для верховой езды.
Наряд был в высшей степени элегантен. Фасон его придумала сама императрица Евгения, а пошит он был из белого пике. К нему полагалась шляпка с маленькими полями. Тулью окутывала газовая вуалетка, прекрасно гармонирующая с голубыми глазами Селины.
Она инстинктивно почувствовала, что Квентин остался доволен ее видом, когда она вышла из дверей отеля и они на лошадях направились к аллее, предназначенной для верховых прогулок. Он сказал:
– Костюм этот очень идет тебе и действительно стоит тех денег, какие за него уплачены.
– Я очень благодарна тебе и за твою щедрость, и за предусмотрительность, – отозвалась Селина. – Мне же нельзя показываться в Баден-Бадене в том же платье, что я носила вчера.
– Конечно, – улыбнулся он, – хотя, вероятно, оно больше подходит к облику скромной и респектабельной мисс Тивертон, чем твой сегодняшний наряд.
– А я должна быть респектабельной? – задала вопрос Селина, вспомнив пикантное личико Каролины Летесснер. Серьезности во взгляде и манерах этой дамы не было и следа.
Квентин Тивертон ответил весьма мрачно:
– Ты сама выбрала для себя такую роль, и очень важно, чтобы окружающие тебе поверили.
– Вы считаете… – начала было Селина и замолкла.
Теперь она поняла, что вела себя на вчерашнем приеме неосторожно и дала повод незнакомому французу обращаться с ней как с легкодоступной девицей. Хорошо хоть, она вовремя почувствовала оскорбительность его заигрываний и отказалась от второго танца с ним.
Между тем Квентин Тивертон, как бы не заметив ее растерянности, перевел разговор на другую тему:
– Я хотел бы сообщить тебе, что принял решение сменить отель «Стефани» на виллу, о которой узнал случайно, что она сдается. Я послал Джима утром осмотреть ее, и, если она нам подходит, мы сегодня же туда переберемся.
– Вилла? – изумленно воскликнула Селина. – Наверняка это очень дорого.
– Это обойдется нам намного дешевле, чем пребывание в «Стефани», – ответил Тивертон.
Но почему-то ей показалось, что он выглядит удрученным. Она спросила сочувственно:
– Мы не можем себе позволить больше жить в отеле?
– Мы с самого начала не могли себе этого позволить, – ответил он, – но я также не мог позволить, чтобы ты первую ночь провела где-нибудь на дорожной обочине. Вилла, о которой мне сказали, небольшая и расположена неподалеку от фешенебельной Линден-штрассе. В тех случаях, когда мы не получим приглашения на чей-нибудь прием с угощением, сможем перекусить в простой домашней обстановке. Джим умеет торговаться на рынке и покупает все задешево.
– Я думаю, что это превосходная идея! – Сердце Селины забилось в радостном волнении. – Давай сразу же съездим туда и посмотрим!
– Мы так и поступим, – пообещал Квентин Тивертон, – но только после прогулки. Я нуждаюсь в глотке свежего воздуха. Ночь выдалась тяжелой.
Они выбрались на открытое пространство в парке, где могли пустить лошадей в галоп. У коня Тивертона был широкий шаг, но Селина не отставала и была очень горда этим. Проскакав галопом около мили, они придержали лошадей. Квентин не без удовольствия посмотрел на разрумянившееся личико Селины, на ее улыбающиеся губки.
– Так-то лучше! Быстрая езда развеивает грусть и вышибает из головы всякую дурь, – сказал он. – Если б вошло в моду играть в карты на природе, мне бы это новшество пришлось по душе.
– Ты выиграл прошлой ночью? – наконец осмелилась спросить Селина.
Она дала себе зарок не лезть в его игорные дела, но вопрос сорвался с ее уст.
– Вначале я выиграл гору монет, – усмехнулся Тивертон, – а потом эта гора растаяла. На последних нескольких сдачах хозяин дома выпотрошил всех, кто там был, до нитки.
– А кто он? – поинтересовалась Селина.
– Барон Бернстофф. Он немец и, как мне кажется, очень богатый человек. Он также и игрок высокого класса, опытный и искусный.
– Лучше, чем ты?
– Не уверен. Однако он отыграл у меня целое состояние, которое было у меня в руках после первых трех-четырех часов игры. Скажу тебе правду, Селина, я до сих пор не возьму в толк, где и как я допустил ошибку… Нечасто случается, чтобы я терпел столь сокрушительное поражение.
– Ты снова будешь с ним играть? – с некоторой тревогой поинтересовалась Селина.
– Обязательно, – твердо заявил Квентин Тивертон. – Те же участники, что и вчера, приглашены к нему и на сегодняшний вечер.
– Вероятно, в эту ночь ты добьешься успеха, – выразила надежду девушка.
– Я уже был на вершине успеха, черт подери! – в раздражении воскликнул Квентин. – Это и гложет меня! Когда человек попал в полосу везения, то уж очень странно, что он сошел с нее в самый последний момент, как раз когда мы уже решили расходиться по домам.
– Могу понять, как это обидно. – Селина была полна сочувствия. – Но ты умен и опытен, и я уверена в твоей победе сегодня… И в том, что свой выигрыш ты уже не упустишь на этот раз.
– Ты вселяешь в меня мужество, – сказал Квентин с улыбкой. – Будем надеяться, что ты права.
Они возвратились в город и без особого труда отыскали виллу, про которую Тивертону говорили, что она сдается.
С первого взгляда Селина поняла, что о таком жилище можно только мечтать.
Вилла была невелика и окружена высокой ажурной оградой. В саду росли стройные кипарисы, вдоль дорожек благоухали розовые кусты. В центре сада был фонтан. Вода прозрачной струйкой лилась из головы дельфина, которого держал в руках симпатичный, пухленький Купидон.
Внутри было четыре комнаты – салон и столовая внизу в цоколе, а на первом этаже две спальни, каждая со своей ванной.
Обстановка была изысканной, и Селина, переходя из комнаты в комнату, каждый раз восторженно восклицала:
– Какая прелесть! Даже странно, что такой сказочный дом сдается…
– Он принадлежит знаменитой парижской актрисе, – объяснил Тивертон. – Она жила здесь целое лето, потому что свято верит в целительную силу местной воды. Но открылся театральный сезон, а она выступает в новой постановке. Ей пришлось уехать, и она поручила агенту сдать виллу тем, кому можно доверять и кто не устроит в доме разгром. – Он улыбнулся и добавил: – Плата чисто символическая, деньги для хозяйки не важны. Ей покровительствует сам Наполеон.
Селина на мгновение застыла в неподвижности, потом решилась спросить:
– Значит, все женщины в Баден-Бадене кокотки?
– Тебя это разочаровало, я вижу. Не вздумаешь ли ты их осуждать? – с некоторой агрессивностью спросил Квентин Тивертон.
– Нет-нет, конечно, нет, – спохватилась Селина. – Просто я подумала, что мужчины здесь… все такие значительные персоны… а леди…
Она запнулась.
– Ну, договаривай, что ты намеревалась сказать, – произнес он жестко.
– Они… так прекрасны… – Селина с трудом находила слова. – И в то же время, когда вчера произошла эта ссора, они показались мне… такими вульгарными… как торговки рыбой…
– Если тебя воротит от их общества, если ты стесняешься знакомства с ними и предпочитаешь скучную добропорядочную публику, то незачем было цепляться за меня, – жестко произнес Тивертон.
Селина видела, что он рассердился, поэтому подошла к нему и, умоляюще сложив руки, сказала жалобно:
– Пожалуйста… пожалуйста, не думай, что я кого-то осуждаю. Я только стараюсь разобраться в той жизни, которой совсем не знаю. Я не представляла раньше, что есть на свете такие женщины, как мадам Летесснер и мадам Леблан. Но, как ты правильно сказал, они остроумнее, приятнее, веселее многих других леди.
Квентин молча выслушал ее, отвернулся и подошел к окну, встав к ней спиной.
Селине ничего не оставалось, как заняться осмотром комнаты, где они находились. Вероятно, это была как раз спальня той самой актрисы, которой принадлежал дом.
Стены были обиты бледно-розовой шелковистой тканью, а над кроватью на четырех инкрустированных золотом столбиках был укреплен овальный позолоченный венчик, с которого свисал кисейный полог. По углам располагались средних размеров бронзовые скульптурные группы амурчиков и нимф в разных позах, целующихся или обнимающихся.
Покрывало на кровати было шелковым, обшитым по краям брюссельскими кружевами. Обюссонский ковер на стене представлял собой гармоничное сочетание розовых и голубых тонов. Зеркала были повсюду, и в каждом отражалась Селина в элегантном белом костюме, но с расстроенным личиком.
Квентин Тивертон продолжал хмуриться, глядя на идиллический пейзаж за окном.
– Я сожалею… Пожалуйста, извини, если я что-то не так сказала, – с трогательной печалью в голосе твердила Селина. – Ты был так добр ко мне. Ты не должен думать, что я чем-то недовольна. У меня нет других чувств, кроме благодарности тебе за все, что ты для меня сделал.
– Мне не нужна твоя благодарность, – сухо сказал Квентин. – И не надо меня благодарить. Я поступил так, как счел необходимым для твоего же блага. Но сердце мне подсказывает, что я ошибся.
– Но почему же? – воскликнула Селина.
– Потому что тебе не следовало общаться с этими женщинами. Ты никогда не слышала о кокотках, о содержанках и об их покровителях. И лучше бы так и продолжала оставаться в неведении. Я не должен был бы вводить тебя в круг легкокрылых бабочек, которые порхают с цветка на цветок, выставляют напоказ своих любовников и хвастаются их громкими титулами, равно как и количеством бриллиантов у себя в ушах и на шее. К сожалению, может быть, это и мой мир… я в нем живу… и другого у меня нет…
– И у меня тоже нет… – сказала Селина. – Если б я была не с тобой, то с кем? Ты сам знаешь, что тогда случилось бы со мной.
– Знаю, и только поэтому заслуживаю снисхождения за свое опрометчивое великодушие. – Квентин Тивертон горько улыбнулся. – Остается только уповать на божью милость, что он позволит событиям развиваться так, как я надеюсь.
– А на что ты надеешься? – спросила Селина.
– Ответ ты сама знаешь. Все между нами давно переговорено, и… хватит об этом. Пока все не так уж плохо складывается. В этом доме мы найдем приют, и если призраки его прежних обитателей будут тревожить нас, нам некого винить за это, кроме как самих себя.
Он говорил столь сурово, что Селина не решалась вставить хоть словечко. Она укоряла себя за то, что по глупости рассердила его.
В молчании они покинули виллу, так же молча быстрой рысью доскакали до отеля и увидели, что Джим уже все упаковал и вещи выставлены в холле в ожидании наемного экипажа.
Селина с замиранием сердца наблюдала, как Квентин Тивертон просматривает счет, представленный ему портье.
Ее охватил ужас при мысли, что он вдруг не сможет оплатить его. Но Квентин достал из кармана пачку ассигнаций, и она выглядела внушительной.
Селина вздохнула с облегчением, но тут же расстроилась, заметив, что ни одна из банкнот не вернулась обратно в карман Тивертона. Все они перешли в руки портье.
Как же огромен счет за проживание в «Стефани»! Снова Селину стала мучить совесть за то, что она лишний и весьма тяжелый камень на шее Тивертона.
Затем они вновь уселись на лошадей, а Джим погрузил вещи в экипаж, чтобы препроводить багаж на виллу.
Когда они проскакали по мосту, перекинутому через живописную речушку, и отель исчез из виду, Селина нарушила молчание. Она задавала вопрос осторожно, опасаясь нового взрыва с его стороны:
– Очень дорого тебе это обошлось?
– Если сказать по правде, то мои карманы теперь совершенно пусты. Я должен сегодня вечером непременно выиграть, иначе тебе придется вернуться к рулетке.
– Мне действительно надо это делать? – спросила Селина.
– Нет! – вскричал он вдруг гневно. – Ты настолько тупа, что не понимаешь шуток! Я не допущу, чтобы ты втянулась в эту мерзость. Деньги я раздобуду сам тем или иным способом. Все, что от тебя требуется, это постараться быть любезной с лордом Хоудриджем. Он напыщенный болван и таким был всегда, но он богат и холост, и, возможно, в нем есть какие-то чувства, которые тебе удастся пробудить. Хотя я в этом глубоко сомневаюсь.
Квентин произнес это с такой злобной язвительностью, что Селина невольно затрепетала.
Что сказать ему? Что она могла сделать, чтобы их дела как-то наладились? Ведь это ее вина, что он истратил столько денег. Ко всему прочему Квентин еще не расплатился до конца за ее наряды, которые должны доставить сегодня вечером.
Джим не только быстро и четко организовал их переезд на виллу, но и выкроил время, чтобы закупить провизию для завтрака.
– Ты умеешь готовить? – спросил Тивертон у Селины.
– Конечно, – ответила она. – Не хочу себя хвалить, но все же скажу, что я отменная кухарка.
– В таком случае будет лучше, если ты возьмешься за дело вместо Джима. Он если что и умеет, так это просто зажарить кусок мяса.
Обрадовавшись возможности избежать дальнейших неприятных разговоров с Тивертоном, который явно пребывал в дурном настроении, Селина поторопилась сменить шикарный белый костюм для верховой езды на свое старенькое платье и почти бегом устремилась на кухню.
