Текст книги "Английская роза"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Барбара Картленд
Английская роза
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1836 год
– Ее светлость хотят вас видеть, мисс Полина!
Полина со вздохом оторвалась от книги, которая поглотила все ее внимание.
Это случалось постоянно: стоило ей погрузиться в чтение, позабыв обо всем на свете, как ее отвлекали и просили что-нибудь сделать. И сейчас у девушки не оставалось сомнений в том, что, для чего бы ни желала видеть ее тетка, приятного в этом будет мало.
С первого дня своего появления в огромном особняке на Гровнор-сквер ей дали почувствовать, что она здесь не желанная гостья, а неприятная обуза.
Она только начала оправляться от горя, потеряв в прошлом году отца. Осиротевшая девушка продолжала жить в их поместье в Глостершире одна, проводя время в обществе своей старой гувернантки, которая почти не выходила из дому и целыми днями просиживала перед камином с вязанием в руках. Но там Полина хотя бы могла каждый день ездить верхом по парку, гулять в лесу и читать!
Эти занятия Полина любила больше всего на свете, особенно чтение, – и огромная библиотека, составленная отцом, стала ее главным утешением после его смерти.
А теперь период траура закончился, ей исполнилось восемнадцать – и тетка потребовала, чтобы она приехала в Лондон. Но сразу же по приезде в столицу Полина поняла, что приглашение не было продиктовано желанием тетки ввести ее в светское общество.
Отец Полины майор Тайвертон всегда отзывался о своей младшей сестре, как о пустоголовой кокетке, впрочем, признавая, однако, ее красоту и целеустремленный характер.
– Она с пеленок была честолюбива! – говорил он Полине. – Если бы можно было, она попыталась бы выйти замуж за какого-нибудь короля. А так ей пришлось удовлетвориться этим невыносимо скучным дураком Ротбери. Не сомневаюсь, что она вертит им, как ей вздумается!
Полину мало интересовала ее тетка, которую она не видела с детства. Но после смерти отца оказалось, что тетя Кэтлин – ее самая близкая родственница, и поэтому именно она стала опекуншей девушки. Между Лондоном и Глостерширом начался обмен письмами, но ни одно не было адресовано Полине: тетка писала адвокатам отца, которые распоряжались не слишком крупными суммами, оставшимися после смерти майора Тайвертона.
Конечно, оставались еще дом и поместье. Полина долго плакала, услышав, что разумнее всего было бы его продать, чтобы у нее осталась некая сумма – как выразился ее адвокат, «на черный день».
– Не то чтобы я думал, что они вам понадобятся, мисс Тайвертон, – добавил он с улыбкой. – Но когда женщина выходит замуж, ей приятно бывает знать, что за ней было хоть и небольшое, но приданое.
Полина поняла, что его слова были в некотором роде комплиментом. Надо было быть дурочкой, чтобы не замечать, что большинство мужчин не просто смотрят на нее, а оказывают повышенное внимание, и в глазах у них загорается особый огонь.
Она скромно считала, что никогда не сможет сравняться с собственной матерью, настоящей красавицей, но думала, что вполне может считаться хорошенькой – и отец часто это подтверждал.
– Чего я терпеть не могу, – говаривал он, – так это уродин! Мне посчастливилось иметь красавицу жену и дочь, которая стала ее отражением.
После смерти матери Полине было очень трудно утешить отца, и он с головой погрузился в чтение – как это попыталась сделать и она, когда потеряла его.
По пути в Лондон, думая о том, насколько мало она знает о мире, существующем за пределами Глостершира, Полина надеялась, что в доме ее тетки окажется библиотека. Библиотека там оказалась – и в ней нашлось множество самых современных романов, вот только времени для чтения у Полины почти не было.
– Боже правый, дитя! Да ты похожа на пугало! – вместо приветствия воскликнула графиня Ротбери при виде племянницы. – Где это ты купила платье?
– Я… я сама его сшила, тетя Кэтлин.
– Да, и по нему это видно! Я не могу допустить, чтобы ты предстала перед моими знакомыми, пока ты не будешь одета как полагается.
Полина остро почувствовала, что рядом с теткой действительно выглядит провинциальной простушкой. Ей даже в голову не приходило, что можно так великолепно одеваться не только по праздникам.
Полина любила все красивое, но средства не позволяли ей жить, ни в чем себе не отказывая. К тому же наряды не стояли у нее на первом месте.
Первым делом после появления девушки на Гровнор-сквер графиня Ротбери позаботилась о гардеробе своей племянницы. Той очень понравилось ходить с тетей Кэтлин по магазинам и модным лавкам, расположенным на Бонд-стрит. Девушка перемерила столько платьев и шляпок, что иногда ей казалось, будто все эти разноцветные наряды сливаются в пестром калейдоскопе. Она подумала, что этих вещей ей хватит на всю жизнь, а коробки и картонки из модных лавок все продолжали приносить посыльные в особняк на Гровнор-сквер.
Очень скоро Полине объяснили, что светские дамы переодеваются три или четыре раза в день, поэтому существуют специальные туалеты для утреннего чаепития, для ранних визитов, для файв-о-клока… Не говоря уже об изящных и элегантных вечерних нарядах. А потом оказалось, что ей нужны не только платья, но и накидки, шубки, шали, шляпки, туфельки, перчатки, зонтики… Вещей было такое множество, что Полина потеряла им счет.
Она знала, что им не хватит места в небольшом шкафу ее спальни и что ей понадобятся по крайней мере еще два комода, чтобы разложить в них нижнее белье, которое тетка заказывала целыми дюжинами.
Покупка и заказы всего необходимого заняли почти неделю – а примерки вообще, казалось, никогда не закончатся. Все это время Полине запрещалось появляться в тех местах, где ее могли бы увидеть друзья тети Кэтлин, и она спускалась к обеду только в том случае, если у графа и графини Ротбери не были приглашены гости. А это, как скоро поняла Полина, было огромной редкостью.
Когда она впервые встретилась с графом, стареющим и очень толстым мужчиной, она смогла убедиться в том, что отец говорил правду: он и правда был невыносимо скучный! Он никогда не слушал то, что говорили ему собеседники, и медленно и напыщенно рассуждал на ту тему, которая в данный момент почему-то его занимала. Похоже было, что ему нет дела до того, представляют ли его слова интерес для тех, кто имел несчастье оказаться его слушателями.
Полина вскоре заметила, что тетя Кэтлин не обращает ни малейшего внимания на то, что говорит ее супруг. Было совершенно ясно, что у нее своя жизнь, отдельная от мужа. Леди Ротбери окружила себя близкими друзьями, среди которых было несколько очень внимательных джентльменов с интересной наружностью. Особенно часто в особняк на Гровнор-сквер наведывался один джентльмен, причем его визиты, как правило, совпадали с моментами, когда граф находился либо в палате лордов, либо в своем клубе.
Оглядываясь назад, Полина поняла, что ее судьба решилась в тот день, когда она сидела в гостиной с теткой и дворецкий неожиданно объявил о приходе этого джентльмена. Не успел дворецкий сообщить имя визитера, как гость уже вошел – и Полина впервые с ним познакомилась.
– Гарри! – воскликнула графиня, когда он появился в гостиной. – Какая неожиданность!
– Надеюсь, что приятная… – отозвался Гарри. – Я увидел, как Джордж пыхтит у входа в парламент, и понял, что путь свободен.
Тут он заметил Полину и начал с любопытством ее рассматривать. Графиня с явной неохотой сказала:
– Это моя племянница, Полина Тайвертон. Она у нас гостит.
Полина сделала реверанс, и ее тетка довольно резко добавила:
– У тебя очень много дел, Полина. Можешь идти к себе в комнату и ими заняться. Я буду занята около часа.
– Да, конечно, тетя Кэтлин, – ответила Полина.
Полина направилась к двери, ощущая на себе пристальный взгляд Гарри, который произвел на нее почему-то не лучшее впечатление. Закрывая за собой дверь, она услышала, как гость ее тетки воскликнул:
– Да ведь девчонка потрясающе хороша собой! Почему я раньше ее здесь не видел?
В течение последующих двух или трех дней тетя Кэтлин была откровенно холодна с Полиной. Когда девушка сообщила ей о том, что платья и другие заказанные вещи доставлены, ее это, похоже, не заинтересовало – словно не она настаивала на том, что Полине необходим новый гардероб. Разговоров о том, чтобы она спускалась к гостям, больше не было.
Бедная Полина с момента приезда в Лондон ни с кем не разговаривала, если не считать прислуги, и она немного надеялась, что теперь, когда у нее есть модные наряды, тетка повезет ее на какой-нибудь прием или вечер, куда та выезжала регулярно, или хотя бы пригласит ее покататься в экипаже по Гайд-парку.
Вместо этого тетка зловеще молчала, словно совсем забыла о ее существовании.
И сейчас, поспешно откладывая книгу и вставая, Полина пыталась угадать, зачем тетя Кэтлин ее вызывает. Время было довольно раннее, так что приглашение зайти к тетке оставалось непонятным.
Поскольку графиня почти каждый вечер бывала в свете, она редко просыпалась раньше одиннадцати часов, а Полине разрешалось зайти в спальню тетки только после того, как та позавтракает и прочтет все полученные с утренней почтой письма.
Направляясь из своей спальни в покои графини, Полина перегнулась через перила, чтобы посмотреть на напольные часы, стоявшие внизу. Их стрелки показывали всего половину одиннадцатого!
Спальня графини, выходящая окнами в сад, была очень большой и роскошно обставленной. Стены покрывали китайские обои, над огромной кроватью возвышался балдахин из муслина и шелка. Полина знала, что обстановка подобрана по моде, сравнительно недавно пришедшей из Франции. Покрывало на кровати было зеленое – под цвет глаз графини.
Взгляд этих глаз мог быть теплым и завораживающим – или холодным и очень неприязненным. Подходя к кровати, Полина испуганно подумала, что на этот раз он оказался суровым и осуждающим. На покрывале перед теткой лежало несколько распечатанных конвертов и прочитанных писем. Одно письмо она держала в руке. Еще раз пристально посмотрев на него, графиня Ротбери проговорила:
– Мне надо кое-что сообщить тебе, Полина.
– Доброе утро, тетя Кэтлин. Надеюсь, вы хорошо спали! – отозвалась Полина, втайне встревоженная тем, что тетка даже не сочла нужным с ней поздороваться.
– Я хотела тебе сообщить, – продолжила графиня, словно не заметив приветствия племянницы, – что приняла решение относительно твоего ближайшего будущего. На мой взгляд, тебе необычайно повезло.
– Вы… решили мое будущее, тетя Кэтлин?
– Именно это я только что сказала! Будь любезна, не повторяй мои слова, словно говорящий попугай! – раздраженно произнесла графиня. – Ты едешь в Россию.
На секунду Полине показалось, что она просто неправильно поняла слова тетки. Однако, когда первый шок немного прошел, она смогла только изумленно переспросить:
– В-вы сказали… в Россию?
– Да, в Россию! Как я уже сказала, ты должна понимать, что тебе крайне повезло. Большинство молодых девиц пришли бы в восторг, услышав, что им представилась такая блестящая возможность.
– Н-но… почему в Россию, тетя Кэтлин? Это так далеко… И что… я там буду делать?
– Об этом я и собиралась тебе сообщить, – ответила графиня таким тоном, словно разговаривала с полной идиоткой. – В конце концов, у тебя ведь крестной матерью была русская аристократка – в ее честь ты и получила свое странное имя.
– Но ведь она давно умерла!.. Я ее… даже не могу вспомнить.
– Это не имеет никакого значения, – передернула плечами тетя Кэтлин, всем своим видом показывая, что беседа с племянницей несказанно утешила ее. – Просто у тебя есть связи с Россией, так что ты должна по достоинству оценить эту страну.
– Но… я ведь не поеду… одна? – робко спросила девушка.
– Ну, я-то уж определенно с тобой не собираюсь ехать, если ты это имеешь в виду! – резко ответила графиня. – Позволь мне сказать тебе прямо, Полина: у меня нет желания превратиться на весь остаток сезона в твою дуэнью и повсюду таскать за собой юную девицу. Ты совершенно не сможешь вращаться в кругу моих друзей и вести такую жизнь, какую веду я, жена пэра Англии.
Полина без труда поняла, что на самом деле тетка хочет сказать, что не желает иметь рядом с собой молодую девушку, которая может оказаться в каком-то отношении ее соперницей – хотя самой Полине такое казалось чрезвычайно маловероятным. Девушка считала, что среди остроумных и искушенных людей, которыми окружила себя графиня, она казалась бы скучной и неинтересной.
Для нее было полной неожиданностью, что ее могли выписать в Лондон и накупить ей такое множество чудесных нарядов только для того, чтобы сразу же отправить прочь. Кроме того, мысль о поездке в далекую Россию пугала ее.
Графиня еще раз пробежала глазами письмо, которое держала в руке, а потом сказала:
– Естественно, я заботилась прежде всего о твоем благе, когда сказала жене русского посланника, что у тебя была русская крестная мать – и что очень жалко, что она умерла. Иначе ты смогла бы погостить у нее.
– Она могла бы… не захотеть меня видеть, – несмело произнесла Полина.
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что она была бы счастлива поселить у себя свою крестницу! – возразила графиня. – Так я и сказала посланнице. Она согласилась со мной, что было бы очень печально, если бы ты упустила возможность посетить Россию, – и решила все устроить.
– Что устроить? – испуганным голосом спросила Полина.
– Устроить так, чтобы ты поехала в Россию. Князь и княгиня Волконские будут рады… рады принять тебя в свой дом.
Встревоженная несколько туманной формулировкой, Полина решилась спросить:
– И каково же будет мое положение в их доме, тетя Кэтлин? Я буду гостьей или… у меня будет… какая-то должность?
По лицу графини заметно было, что столь прямой вопрос ее немного смутил.
– Нельзя же ожидать, чтобы ты долго гостила в чьем-то доме и при этом не компенсировала бы затрат, с которыми связано твое пребывание у них!
Полина судорожно вздохнула.
– И… что же я… должна буду делать, тетя Кэтлин?
– У княгини несколько детей самого разного возраста… – начала объяснять графиня.
– Вы хотите сказать, – прервала ее девушка, – что мне предстоит стать их гувернанткой.
Графиня с досадой отбросила письмо.
– Полина, мне не нравится твое отношение и то, как ты позволяешь себе со мной разговаривать. Я думаю в первую очередь о том, что хорошо и полезно для тебя. И ты должна была бы понять, что эта поездка в Россию позволит тебе увидеть мир и узнать жизнь – чего тебе пока очень и очень недостает!
– Папа считал, что я знаю гораздо больше… чем большинство молодых девушек… одного со мной возраста, – только и смогла сказать Полина.
– Мнение твоего отца – это одно, а мое – совсем другое, – ответила графиня. – Я пристально наблюдала за тобой все то время, пока ты жила в моем доме, и считаю, что ты абсолютно невежественна во всем, что следует знать молодой женщине.
– Но тем не менее… вы считаете… что я могу обучать детей!
– Я не говорила, будто ты должна кого-то учить! – отрезала графиня. – В своем невежестве ты не знаешь, что лучшие аристократические семейства России приглашают в свои семьи иностранцев.
Немного помолчав, словно для того, чтобы придать своим словам значимость, она продолжила:
– Жена русского посланника рассказывала мне, что детям императора взяли няню-шотландку: она в их семье уже девятнадцать лет. И к тому же у них множество гувернанток и учителей различной национальности. Кроме того, в царском дворце говорят по-английски и по-французски.
– И я… должна буду преподавать английский! – не отступала Полина.
– Ты будешь просто разговаривать на своем родном языке, – возразила ее тетка. – Жена посланника нисколько не сомневается в том, что тебе в России очень понравится.
– И сколько времени… я должна… там прожить?
Полине трудно было говорить – но и молчать она тоже не могла. Неведение казалось еще более страшным, чем неприятные истины. Но она с ужасом начинала думать, что ее заставят расстаться со всем, к чему она привыкла и что любит, и что она никогда не сможет вернуться обратно на родину.
Графиня равнодушно пожала плечами.
– А почему твое пребывание нужно ограничивать каким-либо сроком?
Наступило тягостное молчание. Собравшись с духом, Полина сказала:
– Мне очень жаль, тетя Кэтлин… но, хотя вы правы, говоря, что это – уникальная возможность посмотреть мир… я предпочту… остаться в Англии. Право, если я… вам мешаю… у меня ведь есть немного денег… Я могла бы поселиться с кем-нибудь из родственников, пока не придумаю для себя… какое-то другое занятие.
– И что это, по-твоему, будет за занятие? – едко осведомилась графиня.
Полина гордо подняла голову.
– Если уж я должна работать, тетя Кэтлин, так я предпочту делать это в Англии.
– Ты хочешь, чтобы люди говорили, будто я не захотела о тебе заботиться? – возмущенно воскликнула графиня. – Ты, кажется, забыла об одной вещи, Полина. Твой отец умер, и опека возложена на меня. Раз я решила, что ты едешь в Россию, значит, так оно и будет!
Полина собиралась было твердо заявить, что откажется ехать, – но в этот момент вспомнила, что до замужества должна оставаться под опекой тетушки Кэтлин. И в качестве ее опекунши графиня Ротбери имела право делать с ней все, что ей заблагорассудится.
Графиня, похоже, поняла, что Полина сдалась, и сказала чуть мягче:
– Не будь упрямой дурочкой. Я сделала для тебя все, что могла: у тебя теперь настоящее приданое из самых лучших магазинов и модных салонов. Так что в качестве благодарности не устраивай мне сцен, а отправляйся в Россию, как тебе сказано.
– Когда вы покупали мне все эти наряды, за которые я вас… так горячо благодарила… вы… именно это и планировали?
Ее тетка ничего не ответила, но по ее лицу Полина поняла, что именно так и было.
Немного помолчав, девушка спросила:
– И… когда же я… должна буду ехать?
– Твою поездку устроит русское посольство. Насколько я понимаю, ты на британском корабле поплывешь до Стокгольма, а там пересядешь на русское судно, которое и доставит тебя в Санкт-Петербург.
Полина ничего не сказала, и, немного подождав ее ответа, графиня проговорила:
– Ах, бога ради, нечего дуться! Ты должна была бы благодарить меня за то, что я для тебя сделала. Неужели у тебя совершенно нет тяги к путешествиям, любви к риску? Кто знает, что тебя ждет? Может, ты найдешь там свою судьбу?
Полина опять ничего не ответила.
Молча поклонившись, она покинула покои графини. Девушка погрузилась в невеселые размышления. Только оказавшись в своей спальне, она тяжело села на край кровати: ноги у нее подгибались. Она уткнулась лицом в ладони.
Дело заключалось не в том, что у нее не было тяги к путешествиям или любви к риску. Они с отцом часто мечтали о том, как, будь у них деньги, они познакомились бы с Францией, посетили бы греческие острова или, может быть, хоть немного посмотрели бы Африку.
Но ехать в Россию одной, расстаться со всем, что окружало ее с самого рождения! Хоть Полине и было стыдно, но она вынуждена была признать, что ей просто страшно.
Россия никогда не внушала ей особого интереса – несмотря на то, что ее мать была очень дружна с ее русской крестной, в честь которой назвала свою дочь. Все, кто впервые встречался с Полиной, говорили о том, какое у нее странное и красивое имя.
Теперь она решила, что отсутствие ее интереса к России и всему, что с ней связано, было неким предчувствием будущего – как и ее нелюбовь к своему необычному имени. А то немногое, что она все-таки знала, не внушало никакого оптимизма.
Она читала о жизни Екатерины Великой с ее длинной вереницей любовников и о невероятной жестокости ее сына, императора Павла. У нее не возникало ни малейшего желания узнавать больше о подобных людях. У нее сложилось впечатление, что они купались в роскоши и тратили безумные деньги – и в то же время позволяли простым людям в своей стране терпеть ужасные лишения.
Россия!
Полина невольно содрогнулась при мысли о том, что ей придется уехать и оказаться так далеко от Англии, которую она так любила и которая до этой поры наполняла всю ее жизнь.
У них с отцом в округе было множество друзей, не только среди местной аристократии, но и среди простых жителей соседней деревни. Среди них были работники их поместья, старики из богадельни, которых часто посещала ее мать, пожилые слуги, удалившиеся на покой, которые помнили ее отца еще ребенком и отца ее отца…
Когда она уезжала в Лондон, ей было очень грустно с ними расставаться, и в то же время Полина надеялась, что найдет в столице новых друзей. Больше всего ей хотелось, чтобы среди них оказались девушки ее возраста, с которыми у нее нашлись бы общие интересы.
Но – Россия!
Ей казалось, что это слово звучит в ее голове все громче и громче, обжигая леденящим холодом, словно морозное дыхание Сибири. Ей было страшно – очень страшно. И никто не мог помочь ей в эту минуту. Оставалось рассчитывать только на себя.
Она отняла руки от лица и решительно встала с кровати.
– Я не поеду! – громко произнесла она. – Ни за что не поеду. Я убегу!
Но почти сразу же Полина поняла, что тетка твердо решила от нее избавиться. Было бы настоящим позором, если бы побег не удался и ее вернули обратно. Отец Полины ошибался, считая свою сестру пустоголовой кокеткой. Прожив в доме тетки несколько недель, она убедилась в том, что эта женщина умеет добиваться своего.
Ее муж, граф, мог считаться важной персоной и иметь вес в палате лордов, но в доме на Гровнор-сквер он беспрекословно исполнял все желания собственной супруги. Главной причиной могло быть то, что он терпеть не мог ссор и сцен, однако Полине казалось, что он искренне гордится красотой жены. Явно льстило ему и то, что графиня Ротбери была одной из законодательниц во всем, что касалось жизни светского общества, начиная с моды на шляпки и кончая тем, кого можно было считать в этом обществе «своими».
Для графа жена была неким подобием ордена, который можно приколоть на фрак, зная, что у остальных он вызывает восхищение и зависть, проницательно решила Полина.
Увы – поэтому не приходилось сомневаться в том, что, если бы она обратилась к графу за помощью, тот просто велел бы ей повиноваться тетке. А к кому еще ей можно было бы обратиться, Полина не могла придумать.
Единственное, чем она могла хоть немного себя утешить, это то, что в банке на ее имя была положена немалая, с ее точки зрения, сумма, оставшаяся после продажи имения и мебели.
«По крайней мере, я смогу вернуться домой, если захочу», – сказала она себе. И твердо решила, что обязательно должна захватить с собой столько денег, чтобы хватило на обратную дорогу.
Добившись своего, в чем можно было не сомневаться, следующие несколько дней графиня была достаточно любезна и мила со своей племянницей. Тем не менее она по-прежнему не желала никуда вывозить Полину и не приглашала ее спускаться вниз, когда в доме бывали гости.
А спустя несколько дней она повезла ее на чай к жене русского посланника, у которой в тот день никого не оказалось. Полина поняла, что такая обстановка должна означать, что она проходит нечто вроде собеседования перед приемом на должность, которую она займет в доме княгини. У русской аристократки оказались зоркие глаза и острый ум, так что Полина не сомневалась, что от ее собеседницы ничего не укрывается.
Она непринужденно болтала с графиней, но в то же время было очевидно, что она присматривается к ее племяннице, пытаясь определить, какое впечатление она может произвести в Санкт-Петербурге.
Когда пришло время уходить, жена посланника сказала, обращаясь к Полине:
– Желаю вам хорошо провести время. В русском характере не так легко разобраться, но благодаря его сложности мои соотечественники по праву могут считаться самым интересным народом в Европе. Правда – и самым непредсказуемым!
Полина искренне улыбнулась. Она не ожидала услышать такие слова. А когда графиня направилась к дверям, хозяйка дома добавила:
– Советую вам вести дневник. Вам будет потом интересно вспоминать прошлое и читать отрывки своим внукам – когда они у вас появятся.
Ее слова немного ободрили Полину и заставили ее страх перед будущим отступить.
Тем не менее, когда настал день отъезда, она чувствовала себя так, словно отправляется в изгнание на край света. Ее преследовал страх перед неизвестным – и ей казалось, что она больше никогда не увидит Англию.
Графиня, считая себя страшно снисходительной, проводила племянницу до Тилбери, чтобы посадить на английский корабль, на котором Полине предстояло плыть до Стокгольма.
Полина знала, что графиня не стала бы ее сопровождать, если бы русский посланник не сказал, что направит служащего посольства убедиться в том, что все формальности соблюдены и Полина благополучно начала свое путешествие.
– По правде говоря, мне это совершенно некстати! – посетовала графиня.
– Мне очень жаль, тетя Кэтлин, но вы ведь теперь очень долго меня не увидите.
Полине показалось, что при этих словах лицо графини несколько посветлело, однако ее тетка в ответ сказала только:
– Посланник отдал распоряжение, чтобы кто-то из офицеров корабля помог тебе пересесть на русский корабль. Пересадку ты делаешь в Стокгольме.
Графиня плохо переносила длительное пребывание в карете, поэтому они не разговаривали до самого Тилбери. Там Полина с изумлением увидела, что ей предстоит плыть на пароходе. Еще совсем недавно первые пароходы перевозили пассажиров только вдоль побережья Англии, в курортные места, и прошло всего несколько лет с тех пор, как они начали пересекать Северное море, Ла-Манш и Ирландское море.
На пароходе, который должен был доставить Полину в Стокгольм, были установлены дополнительные паруса, которые добавляли ему скорость, действуя одновременно с установленными на обоих боках судна гребными колесами.
Оказавшись на корабле, графиня попросила, чтобы ей показали список пассажиров, и принялась просматривать его с видом человека, уверенного в том, что в длинном перечне всяких ничтожеств ей не удастся найти ни одного знакомого имени. И вдруг она негромко вскрикнула, на этот раз с видом человека, неожиданно отыскавшего сокровище там, где и рассчитывать не мог! Ничего не говоря Полине, которая послушно шла следом, ее тетка направилась к первому помощнику капитана.
– Лорд Чарнок уже взошел на борт? – осведомилась она.
– Нет, миледи, – ответил офицер, – но его милость, несомненно, вот-вот прибудет.
Графиня осталась стоять неподалеку от каюты помощника капитана, в обязанности которого входило размещение пассажиров.
С легкой улыбкой она наблюдала за трапом. И действительно – прошло всего две-три минуты, и на корабль поднялся высокий мужчина весьма внушительного вида. На нем был дорожный плащ, подбитый мехом. Следом за ним шел секретарь, который нес несколько внушительных курьерских чемоданчиков, на которых был вытиснен королевский герб.
Графиня двинулась ему навстречу. На губах ее появилась улыбка, к которой она обычно прибегала, когда ей надо было к кому-нибудь подольститься.
– Милорд! – воскликнула она. – Какая приятная встреча!
Наблюдавшей за происходящим Полине показалось, что лорд Чарнок испытывает от встречи совсем другие чувства.
Он показался ей невероятно красивым мужчиной, но это впечатление портило высокомерие, холодное и даже несколько презрительное выражение. Если бы Полину попросили добавить к этой характеристике какое-нибудь определение, то она выбрала бы «неестественность». В этом человеке чувствовалось ледяное равнодушие, словно у него в жилах не текла горячая кровь – будто он был из мрамора, а не из плоти.
Полина не могла бы сказать, почему у нее создалось такое впечатление, но у нее была привычка с первого взгляда пытаться определить сущность характера нового человека. Прежде ее отец часто добродушно подсмеивался над ее, как он называл это, «эскизами» – короткими описаниями людей, с которыми ее только что познакомили или с которыми она столкнулась во время верховой охоты.
«Лорд Чарнок, – сказала она себе на этот раз, – это человек, который внушает окружающим робость. И он слишком уверен в собственной значимости».
– Вы плывете на этом пароходе? – тем временем сухо осведомился он у графини.
– Нет, конечно, – ответила она. – Я просто провожаю свою племянницу. Она направляется в Санкт-Петербург. Поскольку она едет одна, то с вашей стороны, ваша милость, было бы очень любезно, если бы вы за ней присмотрели.
По лицу лорда Чарнока Полина поняла, что он отнюдь не желает этого делать и не намерен брать на себя такой труд и ответственность.
– Боюсь… – начал он.
Однако с графиней справиться было не так-то просто.
– Вы так любезны! – поспешно проговорила она. – Я глубоко вам благодарна.
Лорд Чарнок продолжал что-то говорить, но графиня уже повернулась к Полине:
– А теперь я должна с тобой расстаться, милое мое дитя. Будь умницей. Наслаждайся своим путешествием. Я не сомневаюсь в том, что ты найдешь его очень полезным.
Не успела Полина ответить, как тетка поцеловала ее в щеку и, шурша юбками и покачивая перьями, украшавшими ее шляпку, быстро начала спускаться по трапу на берег.
К тому времени как графиня ступила на причал, Полина заметила, что лорд Чарнок успел покинуть палубу. С легкой улыбкой она подумала, что не может его в этом винить. С ее точки зрения, это было так характерно для тетки: попытаться наладить отношения с единственным пассажиром, чье имя было достаточно весомым!
Чего Полина никак не могла знать, так это того, что на самом деле графиня сводила старые счеты с человеком, которого крайне не любила.
Оказавшись в своей каюте – одной из самых комфортабельных на корабле, – раздосадованный лорд Чарнок думал, что племянница графини Ротбери должна будет сама о себе заботиться. Он на себя эту обузу брать не собирается!
Ему было прекрасно известно, что два года тому назад Кэтлин Ротбери вдруг вздумалось завоевать его внимание, а если получится – и его сердце. И не то чтобы она воспылала к нему страстью: просто такая блестящая победа еще прибавила бы ей веса в обществе. Будучи всеми признанной светской красавицей, графиня считала себя оскорбленной, если кто-то из мужчин, с которым она достаточно часто встречалась, не поддавался бы ее чарам. Большинство джентльменов, соблазнившись ее привлекательной внешностью, охотно становились ее рабами и склонялись к ее ногам.
Она была потрясена, когда лорд Чарнок недвусмысленно дал ей понять, что не только не считает ее неотразимой и обольстительной, но даже испытывает к ней неприязнь. Для графини такое отношение было совершенно необъяснимым. Она пыталась найти хоть какую-то причину холодности лорда Чарнока, но не могла ее найти.
Графине было неизвестно, что, по мнению лорда Чарнока, она чрезвычайно жестоко обошлась с неким молодым джентльменом, состоявшим на службе при министерстве иностранных дел. Она несколько месяцев была с ним мила, совершенно вскружила ему голову, а потом абсолютно перестала обращать на него внимание, найдя кого-то более интересного для себя. Джентльмен, о котором шла речь, был еще совсем юн – почти мальчик – и решил, что сердце у него окончательно разбито. Он настоял, чтобы его перевели за границу: вопреки мнению лорда Чарнока, который считал, что юноша был бы гораздо полезнее в Лондоне. Его милость был весьма доволен работой несчастного молодого человека, который был его секретарем.
