Текст книги "Брак по расчету"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава II
Граф Дроксфорд возвращался в поместье. Впереди показался огромный дом, скорее, даже дворец, в котором из поколения в поколение жили его предки.
Известный архитектор Вапбург частично перестроил его, и теперь это был один из самых красивых особняков в Англии.
Величественное, необыкновенных размеров здание словно парило над окружающим ландшафтом, будто архитектор, создавая его, видел перед собой дворец из волшебной сказки.
«Во всем королевстве нет ничего лучше», – воскликнул Георг III, когда первый раз увидел его.
Для графа этот дом, с озерами, садами и парками вокруг, был частью его самого. Он гордился своим поместьем, подумывал, что бы еще сделать, как улучшить планировку до того, как передать своим детям и внукам.
Каждое поколение Дроксфордов, начиная с самого первого графа, получившего свой титул в битве при Эгинкорте, именно так и поступало.
Стены внутренних помещений дома украшали картины известных художников. Коллекция полотен ван Дейка и Гейнсборо была лучше только у короля.
Лепные украшения, роспись по потолку, настенные фрески, выполненные знаменитыми скульпторами и художниками, приводили в восхищение всех, кто их видел. Да и само поместье было поистине королевским. Триста лошадей на конюшне. Свыше тысячи работников – землепашцев и садовников, шорников и стекольщиков, пивоваров и плотников, лесников и лесорубов, кузнецов и мастеров чугунного литья.
«Государство в государстве», – сказал лорд Грей, когда впервые побывал в гостях у Дроксфордов.
По мере того как граф приближался к дому, лицо его омрачалось. Очертания причудливых башен на фоне неба придавали дому романтичный вид. Зато молодые особы, представленные ему в замке герцога, напротив, были лишены всякой романтики. Процедура получилась, прямо скажем, утомительная и вызывала удивление, граничащее с раздражением. «Да, милорд», «нет, милорд» – и это все, что он слышал в продолжение вечера. Притворная скромность, опущенные очи, малопривлекательная внешность. Словом, было так, как и предсказывала Карина.
«Кто станет хозяйкой этого дома? – думал он. – Кто займет место моей матери? Неужели я буду вынужден остановить свой выбор на одной из целого выводка желторотых цыплят, вокруг которых квохчут клуши-мамочки?»
Подумав, что Карина оказалась права, он вспомнил и о том, какую нелестную характеристику она дала леди Сибли.
Оказывается, его возлюбленная имеет привычку приводить очередного любовника в беседку во время ежегодного празднества в поместье герцога Северна. Так, может, и в часовню, выстроенную в греческом стиле, она не только его одного приглашала на свидания? Теперь понятно, почему в этом греческом храме кушетки с мягкими подушками, кресла. На окнах ставни. Кому придет в голову, зажигая свечи перед иконами, закрывать ставни? А эти девицы, которых она ему представляла?..
– Какой чудесный день, мисс Логфорд?
– Да, милорд.
– Вам нравится нынешний праздник?
– Да, милорд.
– Вы не скучаете по Лондону, когда живете за городом?
– Нет, милорд.
«Косноязычные, ужасные гусыни, – подумал он, подъезжая к парадному подъезду. – Неужели леди Сибли специально знакомила меня с самыми непривлекательными девицами? Или они кажутся такими в сравнении с ее красотой?»
– Черт бы побрал эту девчонку! – выругался граф, вспомнив, как Карина назвала леди Сибли удавом. – Может быть, и так, но какое она имела право подслушивать!
Видите ли, никто за него не пойдет, пока он сам не влюбится! Вспомнив эти слова Карины, он и вовсе разъярился. Жена должна его любить, считал граф, а ему самому необязательно. Безусловно, полагал он, знаки внимания он ей оказывать будет, но допускать жену в область своих интересов… и привязанностей не намерен. Жена должна воспитывать детей и жить постоянно в поместье, решил граф, а он будет отдыхать от семейных забот в Лондоне.
Именно так все и должно быть, подвел граф итог своим размышлениям. Этим бессловесным овечкам только такая роль и подходит! Но сможет ли он с веселым сердцем возвращаться домой, зная, что его ожидает супруга с бараньими мозгами? Сможет ли он вынести вид этой матроны, занявшей место его матери? Сможет ли находиться с ней в гостиной, любимой комнате матери?
Он вспомнил, как умела мать принимать именитых гостей, когда был жив отец, с каким тактом относилась она к его собственной холостяцкой жизни.
Однажды в Дроксфорде останавливался Георг IV, тогда еще регент, мать его просто очаровала.
В ту незабываемую пору юности, когда граф учился в Итоне, он приехал однажды домой на каникулы. Какие очаровательные женщины гостили у них тогда в доме. Блестящие политические деятели были украшением званых раутов. Лорд Мельбурн, сэр Роберт Пил, лорд Палмерстон. А блестящая свита регента? Остроумные шутки, изящные остроты тогда сыпались как из рога изобилия.
Вообразить блеющую овечку в роли хозяйки дома с такими традициями было просто невозможно.
– Черт с ними! – выругался опять граф. – Женюсь на вдове.
Но как ни старался, не смог припомнить среди многочисленных знакомых ни одной молодой красивой вдовы, которая могла бы стать ему подходящей женой.
Граф остановил лошадей у подъезда, украшенного мраморными колоннами. Двор уже погружался в сумерки. Солнце садилось. Стекла окон верхних этажей поблескивали в его заходящих лучах. На ветру колыхался флаг с гербом Дроксфордов. На фоне безоблачного неба он был отчетливо виден.
Взбежав по широким каменным ступеням, граф задержался на верхнем марше. Он оглянулся и долго смотрел на озеро. По серебристой глади медленно скользили грациозные черные лебеди. Лебединое озеро поместья Дроксфордов было гордостью графства.
В саду цвела белая, темно– и бледно-лиловая сирень. К вечеру ее аромат становился острее. Миндаль, посаженный матерью у края озера, цвел розовыми цветами. Лепестки падали на воду и качались, как маленькие лодочки, на легкой зыби, слегка ласкающей склоненные к воде желтые ирисы.
Во всем чувствовались умиротворение и покой. Воспоминания об ушедших в мир иной теснили грудь.
Граф вошел в парадный вестибюль. Альковы украшали мраморные статуи. Высокий потолок расписан итальянским художником. Его специально приглашали из Флоренции. По коридору, вдоль которого стояли лакеи в роскошных ливреях, граф направился в библиотеку. Она была расположена на противоположной стороне здания и выходила окнами в сад, разбитый в строгом соответствии с планировкой лесопарковой архитектуры поместья.
Дворецкий распахнул перед ним дверь и, когда граф вошел в комнату, спросил:
– Что угодно, милорд?
– Рюмку коньяка, – ответил граф.
Мастерс, служивший в семье графа более сорока лет, сделал знак лакею.
Граф прошелся по комнате. По всему периметру библиотеки стояли книжные шкафы, в которых хранились старинные книги и редкие фолианты. Над камином висел портрет деда. Художник Стиббс изобразил его верхом на охотничьей лошади.
– Скажите мне, Мастерс, – обратился граф к дворецкому, – что вам известно о сэре Джоне Ренделе, представляющем наш округ в парламенте?
– Боюсь, ничего хорошего, милорд.
Граф поднял брови.
– После смерти Ее Сиятельства сэр Джон совсем опустился. Говорят, милорд, он проиграл в карты все деньги и его привезли домой в таком состоянии, что даже опасались за его жизнь.
– Жаль, – заметил граф. – Я помню его респектабельным джентльменом и прекрасным охотником.
– Он таким и был, милорд. Его покойная жена всегда говорила, что на сэра Джона во всем можно было положиться.
– Он перестал выполнять свои обязанности в парламенте? – спросил граф.
– Думаю, милорд, состояние здоровья сэра Джона таково, что он не может заседать в палате общин.
– Благодарю вас, Мастерс. Именно так я и думал.
Граф дал понять, что разговор окончен, но Мастерс задержался.
– Раньше леди Рендел часто приезжала к нам, милорд. Она была очень приятной дамой, но сэр Джон всегда отличался тяжелым характером. О нем ходят разные слухи.
– Какие слухи? – резко спросил граф.
– Говорят, милорд, будто он совсем обезумел после смерти Ее Сиятельства. Она всегда оказывала на него благотворное воздействие. Теперь он вымещает свое горе на дочери. Она единственный ребенок, милорд, и, как я слышал, такая же красавица, как и ее мать.
– Что вы имеете в виду, говоря «вымещает свое горе»? – спросил граф.
– Я только повторяю чужие слова, милорд. Люди, живущие по соседству в течение долгих лет, знают все друг о друге. Соседи утверждают, что, когда сэр Джон пьян, он бьет молодую леди. – Мастерс смущенно кашлянул. – Она совсем молоденькая, милорд. И если, как говорят, похожа на мать, то должна быть миниатюрной и хрупкой особой. Конечно, ужасно, что с ней так обращаются, но что тут можно поделать? Со своими домочадцами джентльмен может поступать как ему заблагорассудится.
– Может! Это точно, – согласился граф, но задумался, все ли его соседи ведут себя как им заблагорассудится. Он раньше никогда не интересовался тем, как ведут себя другие.
Герцог, по словам Карины, грозился избить свою старшую дочь и посадить ее на хлеб и воду, если она откажется выполнить его волю.
А теперь вот сэр Джордж Рендел, которого он всегда считал порядочным и достойным человеком, бьет, как говорит Мастерс, маленькое, похожее на фею создание с огромными зелеными глазами, подобных которым он ни у кого никогда не видел.
«Ужасно, конечно, что с ребенком – а она всего лишь ребенок – так обращается какой-то пьяница, даже если он ее отец! Но Мастерс прав, тут ничего не поделаешь», – размышлял граф.
Однако, будь все это правда или ложь, завтра он навестит Джона Рендела, как и обещал Карине.
А пока у него и своих проблем хватает. Конечно же, он не собирается тратить время, занимаясь ее делами. Он продолжал думать о ней, ужиная в одиночестве в огромном банкетном зале, где легко могли разместиться сто человек. Граф думал о Карине, и это его раздражало.
Он снова вспомнил о Жоржетте Сибли и решил, что она сошла с ума, когда знакомила с претендентками на его руку. Не хватало еще, чтобы и на его сердце! Что же все-таки делать? Высшее общество, конечно, примет с распростертыми объятиями любую из этих созданий. А то, что Его Величество одобрил бы любую из представленных ему девиц, сомнений не вызывало. По мнению короля, именно такая жена должна быть у лорда-лейтенанта. Граф опять помрачнел.
– Я не пойду на это! – громко крикнул он.
Отставив стул, встал из-за стола и вышел из столовой. Мастерс даже не успел налить в бокал порто.
Пожилой дворецкий в испуге застыл, глядя ему вслед, а лакеи подмигивали друг другу, совершенно уверенные в том, что странное поведение графа объясняется какими-то любовными треволнениями.
Граф пришел бы в ярость, если бы знал, что большинство слуг догадывается о его планах на вечер.
Приказывая подать лошадь, он не сомневался, что все поверили, будто он собирается на вечернюю прогулку. Но и конюх, подведший к нему нетерпеливого коня, и слуга, открывший дверь, и старина Мастерс, проводивший с поклоном, – все знали, куда направляется их хозяин.
Сначала он мчался галопом, чтобы успокоить нервы, потом повернул коня на север и углубился в лес, отделявший поместье Дроксфордов от владений лорда Сибли.
Проскакав более десяти километров напрямик, он наконец подъехал к саду, в глубине которого стоял дом лорда Сибли.
Поместье было небольшое. Когда лорд Сибли понял, что запросы жены ему не по карману, он резко сократил штат прислуги, а землю и вовсе сдал в аренду. Поэтому, проезжая по угодьям своего соседа, граф был уверен, что не встретит никого знакомого.
Наконец он доехал до цели и спешился, привязав коня к забору. Тихо прошел между деревьями и кустарником к маленькой белой часовне, построенной в греческом стиле еще отцом лорда Сибли. Старик питал слабость к античности.
Казалось, внутри никого нет. Когда лорд Дроксфорд открыл дверь, он увидел золотистое пламя двух горящих свечей. Леди Сибли сдержала свое обещание. Ждать ее не пришлось. Она лежала на кушетке, откинувшись на шелковые подушки. Когда он вошел, она протянула к нему руки. В прозрачном розовом пеньюаре, подчеркивающем красоту ее тела, она выглядела весьма соблазнительно.
Граф закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Положив цилиндр, перчатки и хлыст на стул, он рванулся к ней, сгорая от страсти.
– Какая ты красавица, Жоржетта! – сказал он хриплым голосом.
– Я так ждала тебя, – ответила она.
Он наклонился к ней. Ее руки обвили его шею, губы прижались к его губам, и они забыли обо всем на свете.
Карина приоткрыла входную дверь и в который раз посмотрела на дорогу. Ни кареты, ни всадника видно не было. Она вздохнула.
– Я и не надеялась, что он приедет, – сказала Карина самой себе и чуть было не заплакала.
Утром ей с трудом удалось заставить отца одеться, побриться, перебинтовать больную ногу, изуродованную подагрой. Отец расположился в кабинете. В результате ее усилий он выглядел довольно сносно.
Но чего это стоило! Сначала он клял ее на чем свет стоит, но потом, как это часто бывало, настроение у него переменилось, он был полон раскаяния и стал просить прощения.
– Я плохой отец, Карина, – говорил он, – и, как ты верно заметила, не многие порядочные люди приходят сейчас в этот дом. Если Дроксфорд хочет навестить меня, я буду рад. Обещаю хорошо себя вести, только дай мне выпить, иначе я не доживу.
– Ты уже выпил, – сказала Карина. – И ты прекрасно знаешь, папа, что когда не пьешь, язык у тебя не заплетается, голова ясная, с тобой приятно беседовать.
– Черт побери! Я не могу выпить в собственном доме… – начал было сэр Джон, но быстро опомнился. – Хорошо, хорошо, как скажешь.
– Я приготовлю тебе чашку кофе, папа.
– Ужасная гадость… но лучше, чем ничего, – проворчал сэр Джон.
Карина бегом пустилась на кухню, чтобы попросить миссис Джеймс поскорее сварить кофе. Хотя она и знала, что престарелая и полуслепая миссис Джеймс будет долго возиться, она не могла оставить отца одного и заняться этим сама.
В доме теперь было всего двое слуг. Платили им редко, и они бы с радостью ушли, если бы было куда.
Джеймс служил отцу и матери со дня их женитьбы. Сейчас ему перевалило за семьдесят, он плохо слышал и бродил по дому в неизменных ковровых тапках. Ноги его распухли, и другую обувь он носить не мог.
Миссис Джеймс обо всем забывала. Если бы Карина не готовила сама, старушка уморила бы их голодом.
Утром Карина упросила Джеймса надеть ливрею и начистить на ней пуговицы. Брюки были рваные, во многих местах виднелись заплаты, но все-таки он приобрел более приличный вид. Во всяком случае, выглядел лучше, чем когда бродил по дому, накинув на плечи шаль. Он очень боялся сквозняков.
Как только Карина сказала отцу, что собирается заехать лорд Дроксфорд, со стариком стало просто невозможно сладить.
Конечно, она зря сообщила о предстоящем визите вчера, подумала Карина. Когда вернулась домой, он был уже пьян, а поскольку еще и подагра разыгралась, то все, выходящее за обычные рамки, выводило его из себя.
– Дроксфорд? Кто такой Дроксфорд? – спросил он, еле ворочая языком.
– Неужели ты забыл лорда Дроксфорда, папа? – сказала Карина. – Его отец превосходно охотился на лис. Помнишь, раньше ты мне рассказывал, что любил бывать у Дроксфордов.
– Дроксфорд? Так бы и говорила, – проворчал он.
Сэр Джон, высокий и крупный, когда-то был красивым мужчиной. Теперь лицо его опухло, нос покраснел, глаза заплыли, а седые волосы совсем поредели.
Руки дрожали. Он с трудом донес стакан коньяка до губ. Карина увидела, что графин уже наполовину пуст.
– Прошу тебя, папа, выслушай меня до того, как выпьешь, – взмолилась она. – Лорд Дроксфорд хотел бы возобновить ваши дружеские отношения и завтра приедет к тебе в гости. Пожалуйста, встреть его как подобает. Тебе бы только пошло на пользу, если бы ты пообщался для разнообразия с порядочным человеком.
– Что ты имеешь в виду, говоря «для разнообразия»? – свирепо пробормотал сэр Джон.
– Когда ты был членом парламента, к нам приезжало много важных людей, – сказала Карина. – Ты умел развлечь их беседой. Все отмечали живость твоего ума.
– А что сейчас изменилось?
– Ты нездоров, папа, и тебя беспокоит подагра. Прекрасно знаешь, что не должен так много пить, а пьешь. Нога будет болеть еще сильнее.
– Буду делать то, что мне нравится, и если хочу пить, то буду пить, – сказал сэр Джон. – Пока у меня есть деньги. Куда ты, черт возьми, деваешь деньги, которые я тебе даю?
– Ты давно мне уже ничего не давал, – возразила Карина. – Боюсь, лавочник скоро перестанет отпускать нам продукты, если мы не заплатим хотя бы часть огромного долга.
– Какая наглость! – закричал сэр Джон. – Я научу этих проходимцев, как себя вести!
– Прошу тебя, папа, не сердись, – взмолилась Карина. – Нам просто нужно что-нибудь продать. Правда, кроме картин и мебели в маминой комнате, почти ничего не осталось. Но они стоят довольно дорого, и мы смогли бы заплатить по счетам.
– Как ты смеешь! – сэр Джон пришел в ярость. – Как ты смеешь предлагать, чтобы я продал мамины вещи. Это ее вещи, и никто их пальцем не тронет, слышишь? Ты, жадное отродье, всегда стараешься выманить у меня деньги. Как все женщины, не успокоишься, пока не получишь все до последнего. Черт ты тебя побрал, я не продам мамины вещи, если даже на моих глазах ты будешь подыхать от голода!
– Боюсь, что так оно и будет, папа.
Карина спокойно смотрела на него. Казалось, она ничуть не испугалась его гнева, и это привело отца в еще большую ярость.
Он дотянулся до нее и со всего размаха ударил по лицу. Она не ожидала и чуть не упала, но успела ухватиться за спинку стула.
Отец наклонился и схватил ее за руку.
– Ты ничего не продашь из маминых вещей, слышишь? Ничего!.. А если попытаешься сделать это у меня за спиной, вообще пожалеешь, что на свет родилась. Поняла?
До боли стиснув ей руку, он резко рванул ее.
– Конечно, поняла, папа, – спокойно сказала Карина. – Я ничего не сделаю без твоего ведома. Но, боюсь, торговец вином больше не продаст нам ни одной бутылки. Сегодня он так и сказал. Так что это последняя бутылка.
– Последняя? – сэр Джон отпустил Карину и закрыл лицо руками. – Я не могу без вина. Ты знаешь, Карина, не могу.
Она медленно выпрямилась. Щека горела. Отец стонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Она взглянула на него, в глазах ее светились печаль и нежность.
– Продай что-нибудь, – бормотал он. – Продай что хочешь, но чтобы я об этом не знал. Не говори мне, я этого не вынесу. У твоей матери было столько драгоценностей, а сейчас мне приходится пропивать оставшееся.
Говоря это, он схватил стакан и залпом осушил его. Карина знала, что скоро он напьется до бесчувствия, и пошла искать старого Джеймса. Если они сейчас не уложат отца в постель, то потом он не сможет сам подняться наверх и всю ночь проведет в кресле.
Она потерла руку. Рука болела. Утром наверняка будет синяк, но, по крайней мере, отец не избил ее так сильно, как обычно. Ведь иногда от боли она почти теряла сознание.
Карина прятала палки, ремни, когда он бывал пьян, а напивался он теперь ежедневно.
Однако в это утро сэр Джон был сравнительно трезв и выглядел вполне прилично. Карина молила Бога, чтобы граф поскорее приехал.
По дороге из кухни в кабинет она забежала в прихожую и, приоткрыв дверь, выглянула на улицу. Сердце у нее замерло. Во двор въезжал фаэтон, запряженный парой лошадей, за которых она отдала бы все на свете. Лорд Дроксфорд, в сдвинутом на затылок цилиндре, в желтом жилете с желтой гвоздикой в петлице, прибыл собственной персоной.
– Едет! Едет! Джеймс! – позвала Карина. – Быстрее иди к двери. Я встречу его. А ты просто постой у входа.
Но старик будто и не слышал ее. Она схватила его за руку и потащила в холл.
– Лорд Дроксфорд! – крикнула она ему в ухо.
– Я слышу, мисс Карина. Я и первый раз вас слышал. Но я не могу идти быстрее. У меня ноги болят. Сегодня особенно, я всю ночь не спал.
– Знаю, знаю, Джеймс, – сказала Карина. – Открой дверь и постой рядом. Ничего другого делать не нужно.
Она успела подтолкнуть его к двери как раз в тот момент, когда граф остановил лошадей, подъехав к крыльцу.
Карина поспешила ему навстречу. Лицо ее сияло, зеленые глаза искрились. Граф, выходя из фаэтона, подумал, что она еще красивее, чем казалась вчера.
Платье, из которого она выросла, было отутюжено. Зеленый пояс гармонировал с зелеными глазами.
Граф смотрел на ее волосы. Их необычный цвет приводил его в изумление. Они были тщательно уложены и, как золотой ореол, окружали ее прелестное лицо.
Когда она сбежала по ступенькам во двор и солнце осветило ее, ему показалось, будто она взяла у солнца лучик и повязала вокруг головы.
– Вы приехали! – радостно воскликнула она. Я так надеялась, что вы не забудете о своем обещании.
– Я никогда не забываю о своих обещаниях, – произнес граф голосом строгого наставника.
– Я так и думала, – улыбнулась она, – но все-таки боялась.
– Боялась? – переспросил он.
– Папа с нетерпением ждал вашего приезда, – быстро сказала она, – и был бы страшно разочарован, если бы вы не приехали.
Она увидела, как он взглянул на входную дверь, ожидая появления сэра Джона.
– К сожалению, у папы сегодня очень болит нога, поэтому он не смог сам встретить Ваше Сиятельство. Не будете ли вы так любезны пройти к нему в кабинет.
– С удовольствием, – сказал граф.
Он вошел в дом, увидел старого Джеймса, стоящего у двери, машинально отметил про себя, что в холле явно недостает мебели, а на стенах – картин и зеркал. Там, где они когда-то висели, на обоях остались темные пятна.
Карина повела его по коридору, покрытому старым вытертым ковром, и открыла дверь в кабинет.
Мебели в комнате почти не было. Стояло несколько стульев. На одном из них сидел сэр Джон. Письменный стол очень старый – похоже, его уже нельзя было продать.
В комнате был еще один стол – простой, дубовый. На нем стояла огромная ваза с цветами.
– Лорд Дроксфорд, папа, – сказала Карина, остановившись на пороге.
Сэр Джон протянул руку.
– Простите, Дроксфорд, что я сижу, – сказал он. – Эта подагра отравляет мне жизнь и заставляет изменить хорошим манерам.
Если граф и был удивлен, увидев старую развалину вместо человека, который был когда-то умен и красив, то вида не подал. Дружески улыбнувшись, он пожал сэру Джону руку.
– Позвольте предложить кофе, милорд? – спросила Карина.
– Кофе! – фыркнул сэр Джон. – Разве так встречают старого друга? Вина, Карина, или коньяку, не правда ли, Дроксфорд?
Карина бросила на графа умоляющий взгляд, и он понял ее.
– Нет-нет, сэр Джон, – сказал он. – Так рано я не пью крепкие напитки. Но от чашки кофе не отказался бы. Вы составите мне компанию?
Сэр Джон хотел было возразить, но Карина положила ему на плечо руку.
– Хорошо, чашку кофе, – проворчал он. – Мне уже обещали одну, да так и не принесли.
– Думаю, кофе уже готов, папа.
Карина повернулась, чтобы пойти к двери, и граф увидел на руке синяки. На нежной коже проступили отпечатки трех пальцев. Он понял, что Мастерс не преувеличивал, рассказывая ему о сэре Джоне.
Карине понадобилось довольно много времени, чтобы приготовить кофе, хотя она заранее утром вычистила кофейник и поднос.
У миссис Джеймс куда-то запропастился сахар. Потом он нашелся. И когда Карина подходила с кофе к кабинету, она боялась услышать недовольный или, что было бы еще хуже, сердитый голос отца.
Но к ее величайшему облегчению, он смеялся над тем, что рассказывал лорд Дроксфорд. И когда она поставила поднос на письменный стол и налила кофе, сэр Джон взял свою чашку и безропотно выпил.
Карина не могла решить, как ей поступить. Хотела оставить их наедине и боялась. Граф разрешил ее сомнения. Выпив кофе, он встал.
– Я был рад снова встретиться с вами, Рендел, – сказал он. – Надеюсь, вы скоро вернетесь в парламент.
– Нет, палата общин никогда больше не увидит меня, – мрачно сказал сэр Джон. – Я не могу баллотироваться на выборах. Мне сейчас даже жить тяжело.
– Жаль, – ответил граф. – Надеюсь, когда будете чувствовать себя лучше, не откажетесь со мной пообедать? Я собираюсь проводить здесь больше времени, чем удавалось до сих пор.
– Теперь вас назначат лордом-лейтенантом? Ведь лорд Хэндли умер? – неожиданно спросил сэр Джон.
«Так похоже на отца, – подумала Карина. – В проницательности ему не откажешь».
Она не помнила, сама ли сказала ему, что лорд Хэндли умер, или кто-то из друзей отца, но он не забыл, что должностное лицо, представляющее власть короля в графстве, обычно назначалось из семьи Дроксфордов.
Карина ждала, что ответит граф.
– Вы правы, сэр Джон, – сказал он. – Его Величество скоро назначит меня на этот пост.
Карина проводила его до коридора.
– Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он.
Она ввела его в гостиную, и граф обратил внимание на то, что и в этой комнате почти нет мебели. Ковер на полу, у камина диван, на окнах шторы… И все. Остальное исчезло – мебель, картины, зеркало в резной раме, которое когда-то стояло на каминной полке, фарфор, маленький секретер из каштана. Леди Рендел обычно писала за ним письма. Стулья, инкрустированные ценными породами деревьев, тоже исчезли. А ведь они передавались от отца к сыну целых пять поколений.
Карина, сжав руки, ждала, когда граф с ней заговорит.
– У вас есть родственники, с которыми вы могли бы жить? – неожиданно спросил граф.
– А что?
Он взглянул на лиловые подтеки.
– Это часто случается?
– Когда он вспоминает о маме, – бесстрастно ответила Карина. – Он так ее любил, что ему невыносима мысль, что он жив, а она мертва.
– А если бы вы ушли от него?
Глаза Карины сверкнули, на щеках вспыхнул румянец.
– У папы есть… Подруга. Она с ним ладит гораздо лучше, но не согласится жить в этом доме, пока здесь я. Если бы отец остался один, думаю, она переехала бы к нему. Она добрая женщина, и у нее есть немного денег. – Карина вздохнула и добавила: – Так что меня ничто не держит.
– Черт бы их всех побрал! – воскликнул граф. – Из всех претенденток вы лучший вариант. По крайней мере, будете благодарны за то, что я спас вас от побоев.
– Вы хотите сказать… что берете меня в жены? – уточнила Карина.
– Да, – ответил он. – Но помните, я делаю это не ради собственного удовольствия. Проклинаю обстоятельства, вынуждающие меня жениться. Я не обещаю быть хорошим мужем, Карина. Потом не жалуйтесь. Вам известно, почему я беру вас в жены. Я вас честно об этом предупреждаю. Не стройте иллюзий.
– Понимаю, – ответила Карина. – Но я бы хотела выйти за вас замуж, милорд, не только чтобы избавиться от всего этого. Думаю, мы могли бы неплохо ладить.
Несмотря на раздражение, граф не мог не улыбнуться.
– Не понимаю, зачем я с вами связываюсь! – воскликнул он. – Наверное, лучше бы было сделать предложение любой из этих пустышек, с которыми меня вчера знакомили.
– Я ведь вас предупреждала, что они будут говорить: «Да, милорд», «нет, милорд», – сказала она. – Держу пари, при разговоре с вами они опускали глаза вниз. Они всегда так делают.
– Я бы и не заметил этого. Считаю, что вы преднамеренно обострили мое внимание.
– Вы обвиняете меня в том, что я использовала все возможные способы, чтобы выиграть скачку? – спросила она.
– Однако! Оригинальная точка зрения!
– Скажу по-другому. Считайте, я выиграла золотой кубок на скачках в Эскоте, – ответила она.
Он рассмеялся.
– Вы неисправимы, – сказал он. – Когда станете моей женой, должны научиться не только хорошо себя вести, но и держать свой язычок на коротком поводке.
– Думаю, меня станут называть «забавная графиня Дроксфорд», – ответила Карина. – По крайней мере, нам будет о чем говорить, когда будем видеться. Обещаю, что никогда не произнесу «да, милорд» и «нет, милорд».
– Полагаю, я должен сообщить о нашем намерении обвенчаться вашему отцу, – сказал граф. – Если не ошибаюсь, я должен испросить его благословения.
– Сейчас, пожалуй, не стоит, – ответила Карина. – Лучше я сама ему скажу. Как вы думаете, когда мы сможем обвенчаться?
– Я об этом не думал, – ответил граф.
– Могу я кое-что предложить? – спросила Карина.
– Конечно, – ответил он.
– Я считаю, нам нужно обвенчаться как можно скорее, – сказала она. – А что, если Его Величество не станет ждать, а назначит герцога Северна?
– Боитесь, если это произойдет, я возьму свое предложение назад?
– Естественно, – откровенно сказала Карина. – Я хочу быть уверена в вас, а вы в том, что получите лорда-лейтенанта. – Она подумала и нерешительно добавила: – Может, лучше без всякой огласки обвенчаться в вашей церкви в Дроксфорде? По правде говоря, папа не будет смотреться на пышном бракосочетании.
– Понимаю, что вы хотите сказать, – сказал граф.
– А когда церемония закончится, мы сразу уедем в Лондон, – продолжала Карина. – Это спасет нас от визитов соседей. Утром проснутся и обо всем прочитают в газетах.
– А вы, оказывается, обо всем подумали, – сказал граф. – Признаюсь, я поражен.
– Подумайте и вы! – предложила Карина. – Согласитесь, что я предлагаю разумные вещи.
– Возможно, вы правы, – сказал граф. – Мой священник обвенчает нас. Потом мы можем уехать в Лондон во избежание всяческих пересудов и сплетен.
Говоря это, граф подумал о леди Сибли. Он чувствовал, что, увидев невесту, которую он сам себе выбрал, та не придет в восторг. Как и о каждом, о Карине можно говорить все что угодно, но нельзя не признать, что она необычайно хороша.
Он еще раз посмотрел на Карину. «Она очаровательна», – решил граф и подумал, что ему бы просто не поверили, скажи он, что на самом деле вовсе не влюблен в свою жену.
– Мы поступим так, как вы говорите, – сказал граф. – Я сейчас же поеду в Лондон за специальной лицензией и вернусь завтра утром. После обеда за вами заедет коляска. В три часа вас устроит? После бракосочетания отправимся в Лондон и там устроим ужин.
– В три я буду готова, – сказала Карина. – Если смогу уговорить папу поехать со мной, он будет моим свидетелем, а если нет, может быть, вы кого-нибудь найдете?
– Это не составит труда, – ответил граф.
Он с любопытством посмотрел на Карину. Граф и представить себе не мог, что молодая особа так спокойно и бесстрастно может говорить о своей собственной свадьбе.
Карина взглянула на него. Глаза ее сияли, и только этот блеск выдавал охватившие ее чувства.
– Я должна поблагодарить вас, милорд, за ваше предложение, – сказала она официальным тоном. – Обещаю быть преданной и покорной женой, обещаю не мешать другим вашим… интересам. Надеюсь, вы никогда не пожалеете о нашем договоре.
– Я тоже на это надеюсь, Карина, – ответил граф. Он поднес ее руку к губам и, так как все было уже сказано, пошел через холл к двери.
Выйдя во двор, он сел в фаэтон, а Карина осталась стоять на ступеньках крыльца. Она подняла руку, собираясь помахать ему на прощание, и граф подумал, что она похожа на богиню из греческих мифов. Подумав о том, что его ждет, он нахмурился и стегнул лошадей. Будущее не сулило ничего хорошего.
