Текст книги "Рабы любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
На застежке пояса красовались бриллианты невероятных размеров и такой же величины овальные жемчужины.
Ее босые ноги были подкрашены хной. На голове девушка носила расшитую жемчугом шапоч ку-тальпок.
К ее волосам был приколот огромный плюмаж с бриллиантами, свисающий с броши, которая представляла собой букет из рубиновых роз с жемчужными бутонами, изумрудными листьями и алмазными стеблями.
Длинные светлые волосы свободно струились по плечам девушки; в них сверкали бриллианты, прикрепленные к тонким золотым цепочкам.
У Михри были алые губы; глаза подведены углем, а брови, как два черных крыла, выделялись на фоне безупречной белизны ее лица.
Она выглядела так прелестно, что Ямина смотрела на нее, не отводя взгляда. Михри усадила ее на бархатный диван возле стены из резного мрамора, узор на котором был настолько тонким, что напоминал кружево. Михри улыбнулась.
– Вы ищете маленькую служанку, которая когда-то чинила вашу одежду, – проговорила она. – Теперь все изменилось.
– Я слышала, ты теперь влиятельная особа, – сказала Ямина.
– Я – икбал, – ответила Михри, – и султан любит меня. Скоро, думаю, уже очень скоро я стану кадин.
– Он хорошо к тебе относится? – поинтересовалась Ямина.
– Он мой господин и мой повелитель, и я преклоняюсь перед ним, – сказала Михри.
По ее интонации Ямина поняла, что черкешенка не преувеличивает. Затем, подобно женщинам во всем мире, она не могла не похвастаться.
– Посмотрите на мои драгоценности! – воскликнула Михри. – Мои браслеты, мои кольца, бриллиантовое ожерелье! Нет ничего такого, в чем бы он мог отказать мне!
– Я так рада, Михри! – ответила Ямина. – Но тебе не стоит рисковать его благосклонностью ради меня.
– Я никогда не забывала вашу доброту, – сказала Михри, – и доброту вашей матери, самой красивой женщины из всех, которых я видела!
С этими словами она прижала палец к губам и обернулась через плечо.
– Даже у стен есть уши, – прошептала она. – Я не должна забывать, что нужно говорить «нашамать», «нашажизнь». Мое прошлое должно быть вашим прошлым, иначе они заподозрят неладное!
– Я буду очень осторожна! – пообещала Ямина.
Михри взглянула на нее, и ее глаза засияли.
– Пойдемте, – сказала она. – Мы должны одеть вас, как подобает сестре икбал,и вы должны выглядеть красиво.
Она умолкла, а затем добавила:
– Но не слишком красиво! Если вы понравитесь султану, тогда я вас возненавижу!
– Думаю, это крайне маловероятно, ведь у него есть ты.
В следующие дни ей предстояло узнать о царящей в гареме ревности.
Первое, что удивило Ямину, было, то, что люди, считающие гарем обителью необузданной распущенности, никогда не подозревали о царящей там строгости.
Там существовала своя иерархия с собственным протоколом и этикетом. Поскольку многие из здешних обитательниц никогда даже не видели султана, они были вынуждены придумывать себе разные способы времяпрепровождения.
С любопытством оглядывая гарем. Ямина поняла, насколько неестественна здесь жизнь.
Все женщины жили ради одной цели: чтобы их заметил султан. Если это им не удавалось, они были вынуждены утешать себя обильными трапезами, приготовлением восточных сладостей, игрой на музыкальных инструментах, вышиванием или странными, противоестественными любовными связями друг с другом.
Поскольку султан сосредоточил все свое внимание на Михри, Ямина не могла увидеть, что происходит, когда он наносил государственный визит в свой гарем.
Но Михри и другие девушки с готовностью поведали ей об этом.
Прежде всего каждая новенькая должна была пройти школу – Ямина про себя назвала ее «академией любви», – где обучали искусству обольщения.
Они должны были научиться приближаться к Посланнику Аллаха на Земле со смирением, медленно подползать к изножию царственной постели.
Это был их шанс, главный момент в их жизни, которого они ждали и о котором молились.
Но в глубине подсознания они наверняка всегда помнили о многочисленных неудачах и о султанах вроде Ибрагима, который требовал двадцать четыре девственницы каждые двадцать четыре часа.
А еще был султан Селим III, кроткий молодой принц, которого настолько приводил в ужас обычай удушать каждого родившегося в Серале младенца, не являющегося ребенком правящего султана, что он решил вообще никогда не становиться отцом!
Но несмотря на все эти страхи, история Оттоманской империи была ярким подтверждением тому, что в гареме огромная власть принадлежала женщинам.
Жестокие, хитрые, безжалостные и амбициозные кадинпорабощали своих повелителей и правили не только Сералем, но и всей страной.
Изучив все, что им следовало знать, новенькие должны были предстать перед чем-то вроде экзаменационной комиссии, обычно возглавляемой матерью султана, известной как Султан Валидех.
Ничего не было пущено на самотек, и как практично заявила Михри:
– Это позволяет Повелителю Повелителей избежать многих разочарований!
Когда объявлялось, что девушка в совершенстве постигла самое древнее в мире искусство, она пополняла ряды гаремных красавиц, каковых насчитывалось по меньшей мере две или три сотни. Все они – чувственные, ревнивые и скучающие, все владеющие теорией, которую так редко могли применить на практике, ждущие своего единственного шанса.
Такой шанс мог выпасть, когда султан являлся к ним с визитом. Его прибытие объявляли евнухи, звоня в огромный золотой колокол.
Сразу же начинались лихорадочные поиски самых причудливых и живописных одежд. Девушки красили лица, подводили губы алым, а глаза – черным, чтобы выглядеть загадочно и привлекательно.
Главный казначей гарема и Султан Валидехвстречали султана у входа в гарем и сопровождали его вместе с главным евнухом на прием, который проводился в покоях либо матери султана, либо его правящей фаворитки.
– Это очень интересно! – объяснила Михри. – Первым идет евнух в роскошных одеждах и декламирует: «Узрите нашего правителя! Властителя истинно верующих, наместника Аллаха на Земле, Последователя Пророка, Повелителя Повелителей, избранного из избранных, нашего великого султана! Давайте вознесем хвалу ему, славному владыке Османского дома!»
– А что дальше? – спросила Ямина.
– Султан шествует через ряды женщин, – ответила Михри. – Все застыли в предписанных позах; голова закинута назад, руки скрещены на груди.
– А кто там присутствует? – поинтересовалась Ямина.
– Все! – сказала черкешенка. – Бывшие фаворитки, дочери, или султанас, кадин– жены, родившие султану детей, икбал,которых султан уже удостоил своим вниманием, и гуздех.
– А это кто такие? – осведомилась Ямина.
– Те, кого султан уже заметил, но еще не пригласил на свое ложе.
И она продолжала рассказывать, как на такой церемонии всем предлагают серебряные подносы с кофе и восточными сладостями, как женщины толпятся вокруг султана, изо всех сил пытаясь привлечь его внимание.
– И он выбрал тебя! – улыбнулась Ямина.
– Да, он выбрал меня! – с гордостью согласилась Михри.
– Как? – поинтересовалась Ямина.
– Он спросил Султан Валидех,как меня зовут. Затем мне было приказано приблизиться к помосту и поцеловать диванную подушку господина.
– А после того как он послал за тобой?
– Мы были очень счастливы, счастливее, чем мне вообще когда-либо казалось возможным! А если, как я предполагаю, у меня будет ребенок, он пообещал сделать меня кадин,своей женой.
Она удовлетворенно вздохнула, а затем добавила:
– И тогда у меня будут более просторные комнаты, еще больше рабов, драгоценностей и денег!
Ямину так и тянуло спросить, имеет ли все это большую важность, чем сам султан, но у нее хватило мудрости не задавать этот вопрос.
Она узнала, что Абдул Меджид не унаследовал сильный характер своего отца. Отсутствие решительности затмевало его хорошие качества – добрый нрав и чувство долга.
Он был невысоким, худым и бледным. Ямина слышала, что султан часто пребывал в печальном настроении, но, когда он улыбался, его лицо словно начинало светиться.
Он правил страной уже шестнадцать лет – феноменально долгий срок в истории Оттоманской империи. Обычно султаны умирали после нескольких лет правления – от яда или кинжала, но чаще всего задушенные тетивой от лука.
Ямина поняла, что Михри хотела произвести на нее впечатление своим богатством и своей удачей.
Они вышли на резной балкон, и Михри показала ей центральный зал дворца, окруженный куполом с массивными золотыми колоннами.
Окна были обрамлены гирляндами и фестонами в стиле эпохи Возрождения; стены расписаны фресками, которые казались банальными по сравнению с оформлением древнего, величественного Сераля.
По всему дворцу в изобилии имелось цветное стекло, огромные светящиеся подставки для ламп красного, зеленого и синего цвета, вазы, инкрустированные кофейные столики.
Очевидно, султан питал слабость к зеркалам невероятных размеров и канделябрам из цветного стекла, ярко расписанным потолкам и громоздким креслам европейского типа.
Однако некоторые мозаики были весьма изысканными, а резной, с замысловатыми узорами, мрамор отличался неописуемой красотой.
Больше всего Ямину поразила невероятная роскошь, которая казалась просто возмутительной, когда она вспоминала бедность простых турок, виденных ею на базаре и на окраинах города.
Она удивилась таким совершенно ненужным вещам, как серебряные совки для мусора или пуговицы из настоящих бриллиантов, пришитые к современным, модным кожаным ботинкам – их привозили из Парижа, чтобы удовлетворить страсть гарема к западному шику.
Были здесь также зонтики с золотыми спицами, усеянными сапфирами; кофейные чашки, вырезанные из цельного изумруда, и жесткие от золотой вышивки полотенца для рук.
На диванах лежали тканные золотом покрывала, отороченные собольим мехом. Шторы завязывались нитями жемчуга.
Ни одна фаворитка никогда не появлялась перед султаном два раза в одной и той же одежде, и, какими бы непозволительными ни были расходы любимых наложниц султана, счета за их пышные украшения никогда не оспаривались.
Ямину заинтересовала роскошь туалетов с мраморными стенами и фонтанчиками.
Ей рассказали, что у султана была ванна из яшмы с золотыми и серебряными трубами; стены благоухали розовым маслом, мускусом и ароматическими смолами, а в курильницах беспрестанно дымились дорогие благовония.
Но вскоре ее интерес ко всем этим диковинным вещам начал угасать, и Ямине стало казаться, словно стены надвигаются на нее и вот-вот ее сдавят, и она не сможет больше дышать.
– Как же я смогу убежать отсюда? – спросила она Михри, когда им удалось поговорить один на один, что случалось крайне редко.
Михри пожала плечами.
– Не знаю, – ответила она. – Сахин говорит мне, что вас могли арестовать как шпионку.
– Верно. Ходили слухи, что начнутся обыски в каждом доме, – сказала Ямина, – и я боялась не только за себя, но и за Хамида.
Она не стала рассказывать Михри о той кошмарной сцене, свидетельницей которой стала на базаре. Она чувствовала, что просто не сможет говорить об этом.
Но вскоре Ямина поймала себя на том, что каждое мгновение думает о побеге из гарема и понимает, что на это все меньше и меньше надежды.
Она не могла избавиться от ощущения, что за ней наблюдают из каждого темного угла.
Глухонемые рабы вызывали у нее невыразимый ужас. Было в них что-то жуткое, когда они сновали по коридорам в огромного размера туфлях.
Были там и карлики, которые скакали перед султаном, развлекая его, в то время как все обитатели гарема смотрели на них с резных балконов. Но Ямина не находила в этом ничего веселого.
Зато всегда-кто-то исподтишка крался по дворцу.
Все бесшумно ступали босыми ногами или в расшитых драгоценными камнями туфлях, и, когда Ямина была одна, эти приглушенные шаги заставляли ее вздрагивать от страха.
Она чувствовала, что даже у Михри иногда сдают нервы. В этом полном интриг дворце на каждом шагу подстерегали невообразимые, скрытые опасности.
Кто мог быть уверен в том, что в приготовленный из сахара и фиалок шербет не подмешали яда? Что, когда вы шагаете по узкому коридору, вам в спину не вонзят усыпанный самоцветами кинжал?
Глоток кофе мог стать глотком смерти, а тончайший платок соперницы мог содержать смертоносный яд.
Один мужчина и так много женщин. Одна фаворитка и так много ревнивых, завистливых глаз; так много сердец, испепеляемых ненавистью.
Однажды вечером, когда Михри в сотый раз показывала Ямине свои драгоценности – сверкающие на солнце бриллианты, рубины и изумруды, – она тихо, произнесла:
– Нам нужно продумать план вашего побега.
Ямина тут же насторожилась.
– Зачем?
– Потому, – ответила Михри, – что вам небезопасно оставаться здесь дальше.
– Но почему? Почему? – удивилась Ямина.
На мгновение она подумала, не оскорбила ли чем-нибудь султана.
Она ни разу не видела его, но уже успела узнать, что ему достаточно лишь произнести роковую фразу: «Пусть она умрет», – и приговор обитательнице гарема вынесен.
Одна из старших и озлобленных обитательниц гарема, которой так и не удалось привлечь внимание султана, смакуя подробности, рассказала Ямине, что предыдущий правитель от скуки приказал умертвить весь свой гарем.
– Он хотел видеть вокруг себя новые лица!
Эта женщина была родом из Персии. С самого начала она пыталась запугать Ямину, вынуждая ее всегда быть начеку.
– Как их убили? – поинтересовалась Ямина, зная, что именно это от нее и ожидалось.
– Обычным способом, – ответила персиянка. – Им к ногам привязали груз, затем их зашили в мешки и бросили в Босфор.
На ее лице появилась неприятная улыбка, а затем она продолжила:
– Говорят, однажды их увидел ныряльщик – они стояли на дне, покачиваясь в волнах. Мертвые, они все равно двигались!
Ямина почувствовала, что ее начинает бить дрожь – не только от самой истории, но и от манеры, в которой она была рассказана.
Она поняла, что женщины, которым было больше нечем заняться, культивировали в себе ненависть к тем, кому повезло больше.
Теперь она задумалась, а вдруг кто-нибудь из чистого злорадства сообщил султану, что она не та, за кого себя выдает. Ямина вопросительно уставилась на Михри, когда та сообщила:
– Может, я и ошибаюсь, но у меня есть предчувствие, что его высочество Кизляр Ага заинтересовался вами.
– Черный евнух? – воскликнула Ямина. – Что ты имеешь в виду? Почему он мной заинтересовался? Он что-то заподозрил?
– Гораздо хуже! – ответила Михри.
Она подвинулась еще ближе к Ямине и прошептала:
– Он может попросить вас для своего собственного гарема!
– Я ничего не понимаю!
– Здесь дело в тщеславии евнухов, – объяснила Михри. – Они не мужчины, но ведут себя так, словно таковыми являются. Имея своих собственных женщин-рабынь, как и их господин, они ощущают власть и могущество. У Кизляр Аги большой гарем. Ходят слухи, что он постоянно стегает их хлыстом из кожи гиппопотама и наказывает своих рабов за малейшие провинности, а иногда и вообще просто так, без всякого повода.
– Не могу в это поверить! – воскликнула Ямина.
– Это правда! – сказала Михри. – И, я думаю, он хочет обладать вами, вовсе не из-за вашей красоты, а потому, что он считает вас моей сестрой!
– Я… я… все равно не понимаю! – заикаясь, произнесла Ямина.
– По его мнению, я добилась слишком большой власти над его повелителем, – ответила Михри. – Черные евнухи всегда боятся, что у женщин будет больше власти, чем у них самих. Поэтому, чтобы следить за мной, он замышляет взять вас в свой гарем!
Сама эта мысль показалась Ямине такой жуткой, что ей хотелось закричать. И все же она знала, что должна сохранять самообладание и не показывать свой страх ни Михри, ни кому-либо другому.
– Я придумаю, что можно будет сделать, – сказала Михри. – Он еще не скоро попросит забрать вас, но здесь лучше быть в полной готовности заранее. Быть застигнутым врасплох здесь смерти подобно!
– Понимаю! – воскликнула Ямина.
Несмотря на свое намерение сохранить самообладание, она нервно оглянулась через плечо, словно ожидая увидеть у себя за спиной черного евнуха.
То, что она услышала сейчас, заставило ее почувствовать настоящий ужас – ей уже приходилось слышать еще до того, как она оказалась в гареме, что черные евнухи являли собой воплощение всего самого ужасного и грязного.
Оказавшись во дворце Долмабахчи, она знала, что некоторые, поняв, что никогда не смогут привлечь внимание султана, ухитрились установить своеобразные взаимоотношения с евнухами. Но в большинстве своем женщины были слишком напуганы, и больше всего они боялись Кизляр Агу.
– Они страшно жестокие, – рассказывала Ямине персиянка, которая была поумнее остальных женщин. – Полные злобы и зависти, они хлещут женщин своими хлыстами из кожи гиппопотама.
Некоторым женщинам доставляло удовольствие издеваться над евнухами, которых между собой иронически называли «Хранителями розы» или «Стражами наслаждений».
Если евнух слышал, что они так отзывались о нем, месть его была моментальной и очень болезненной.
Женщинам никогда не ставили клеймо на лицо – этого не должен был заметить султан. Но на других частях тела у них часто были шрамы и рубцы, и после такого обращения они обычно приучались к послушанию и в будущем вели себя исключительно подобострастно.
– Почему ты считаешь, что у него появилась такая мысль? – спросила Ямина.
– Он уже начал говорить султану, что было ошибкой взять мою сестру в гарем. Внимание икбалдолжно быть сосредоточено исключительно на господине.
Михри раздраженно вздохнула.
– Я хорошо знаю его методы! Однажды мне пришлось наблюдать, как он разрушил добрые отношения между двумя женщинами, исключительно ради того, чтобы сделать их несчастными! Мне говорили, что он может быть очень жесток к тем, кому разрешили оставить их детей. Иногда он разлучал мать с ребенком, просто чтобы показать свою власть!
– Что мы можем сделать? – еле слышно спросила Ямина.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала Михри.
Но ее слова прозвучали не слишком убедительно, и Ямина в отчаянии подумала: «В самом худшем случае… всегда есть… Босфор!»
Глава 4
Лорд Кастльфорд вошел в кабинет, где за письменным столом, заваленном бумагами, сидел посол.
Великий Эльчи поднял взгляд и, увидев посетителя, одарил лорда Кастльфорда самой обаятельной в дипломатическом мире улыбкой.
– Оно пришло! – взволнованно произнес лорд Кастльфорд.
– Письмо? От лорда Пальмерстона?
– Да. В своем письме он просит меня отправиться в Афины, но недвусмысленно сообщает, что это лишь временное назначение.
– Он пообещал, что направит вас в Париж, – сказал лорд Стрэтфорд, – но, возможно, вам придется подождать год или два. Но даже несмотря на это, вы будете самым молодым послом в Европе.
Британское посольство в Париже было Меккой для всех начинающих дипломатов, и тот факт, что на эту должность рассматривали кандидатуру лорда Кастльфорда, был почти уникальным в анналах дипломатической истории.
Но он отлично зарекомендовал себя на всех постах, на которые назначался до нынешнего времени, а также в роли выполняющего иностранные миссии дипломата, и лорд Стрэтфорд был уверен, что его ученик не останется не замеченным министерством иностранных дел.
Во время своего последнего визита в Англию посол проинформировал лорда Пальмерстона о многочисленных мятежах, которые предотвратил молодой дипломат.
Великий Эльчи не мог не чувствовать невероятного удовлетворения от той мысли, что его ученик, следуя его собственным методам решения зарубежных проблем, во многом походил на него самого в молодости.
Лорд Кастльфорд положил, письмо от премьер-министра на стол послу. Тот внимательно прочел его, а затем сказал:
– Знайте, в Греции будет непросто.
– Вы всегда говорили мне, что Греция – это «непослушный ребенок» всей Европы, – ответил лорд Кастльфорд, – но поскольку вы были причастны к созданию Греческого королевства, то вы и несете ответственность!
– Прошлогодние проделки этого ребенка я никак не могу похвалить, – сказал лорд Стрэтфорд. – И уж конечно, не поведение греческого короля.
– По всей видимости, его величество разочаровал вас, – заметил лорд Кастльфорд.
– Мы можем лишь осудить Грецию за то, что она поддерживает Россию в войне против объединенных сил, – ответил посол.
– Этого и следовало ожидать, – пробормотал себе под нос лорд Кастльфорд. – Греки и русские исповедуют одну и туже религию. И конечно же, Греция триста лет, до 1829 года, находилась под жестоким турецким игом. А у королевы, хоть она и дочь великого герцога Ольденбургского, в жилах течет и русская кровь.
– Это не извиняет короля Оттона за то, что он выбрал момент, когда мы ведем войну, чтобы попросить поддержки в попытке расширить греческую территорию.
Голос лорда Стрэтфорда стал резким, когда он продолжил:
– До нынешнего момента между Грецией и Турцией не было крупных нарушений перемирия в течение двадцати пяти лет, если не считать некоторых приграничных инцидентов в 1847 году.
– И в прошлом году, когда они вторглись в Эпир и были разгромлены турками в Пете, – задумчиво произнес лорд Кастльфорд, – они потерпели поражение в Фессалии.
– Тем не менее мы поступили правильно, высадив британские и французские силы в Пирее и вынудив Грецию объявить о своем нейтралитете, – сказал лорд Стрэтфорд, – и мы будем держать там войска, чтобы границы Греции оставались неизменными.
– Полагаю, народ с радостью поддержал агрессивные настроения своего короля, – ответил лорд Кастльфорд с легким сарказмом в голосе.
– Они поддерживают его лишь тогда, когда он пытается совершить новые территориальные захваты. В своей стране его считают тираном, и народ переполнен негодованием, которое рано или поздно выльется в революцию, – пророчески произнес посол.
– Очевидно, именно это я и должен буду стараться предотвратить, – заметил лорд Кастльфорд, – по крайней мере, пока не закончится война.
– Война! – вздохнул лорд Стрэтфорд.
– Как там идут дела? – поинтересовался лорд Кастльфорд. – У вас есть какие-нибудь конкретные новости об осаде Севастополя?
– Я уверен – и буду невероятно удивлен, если окажусь не прав, – ответил посол, – что Севастополь падет в конце лета или в начале осени. Ну а пока солдаты по-прежнему погибают в сражениях, и, хотя условия в госпиталях теперь лучше, чем раньше, мы все также теряем большое количество людей; они умирают от дизентерии и плохого медицинского обслуживания.
– Я уверен, что мисс Найтингейл не согласится с вами в этом вопросе, – улыбнулся лорд Кастльфорд.
– Мисс Найтингейл творит чудеса! – ответил лорд Стрэтфорд. – Но ей трудно за несколько месяцев преодолеть предрассудки и зависть врачей, которые зачастую намеренно пытаются мешать ей работать.
– Не могу понять, почему вы считаете, что Севастополь вообще падет? – спросил лорд Кастльфорд, следуя ходу своих мыслей. – Несмотря на непрекращающийся обстрел артиллерией, я склоняюсь к тому, что русские правы, говоря о неприступности этого города.
– В конце концов он все равно падет, – без дальнейших объяснений уверенно заявил лорд Стрэтфорд. – Похоже, как обычно, Наполеон III вмешивается и мешает турецким войскам, которые могут великолепно сражаться в одиночку.
Лорд Кастльфорд слегка улыбнулся, услышав теплую нотку в голосе посла.
Его пристрастность и любовь к туркам были известны всем. Посол единолично произвел реформу в Оттоманской империи. Исключительно благодаря его стараниям этой реформой восхищалась вся Европа.
Но теперь Великий Эльчи забыл своих турецких друзей в своем желании помочь лорду Кастльфорду. Он, несомненно, займет один из самых ответственных дипломатических постов, на которые кто-либо когда-либо назначался.
– Королю Отгону недостает необходимых для настоящего правителя умственных качеств и черт характера, – медленно произнес он. – Однажды я ему сказал: «Греческий трон скорее напоминает театральную декорацию».
– Он не обиделся на вас за эти слова? – поинтересовался лорд Кастльфорд.
– Вряд ли, – ответил посол. – Да и в любом случае он не мог позволить себе ссориться со мной. Сами греки устроили мне бурную встречу, а король, как бы он ни симпатизировал России, боится обидеть Англию.
– Я всегда слышал, что его величество – очень привлекательный мужчина, – сказал лорд Кастльфорд.
– Несомненно, если дело касается прекрасного пола, – согласился лорд Стрэтфорд. – Когда он стал королем Эллинского государства, у него была неотразимая внешность и обаяние истинного баварца. Но он обладал также и их склонностью приударять за дамами и любил, когда дамы дарили его благосклонностью.
– Я слышал, что у него было немало любовных интрижек, – сказал лорд Кастльфорд, – в том числе и со скандально известной леди Элленборо.
Лорд Стрэтфорд рассмеялся.
– Чем меньше говорить об этом, тем лучше! Леди Элленборо произвела настоящий фурор в Афинах после того, как не только вступила в любовную связь с королем, но также и, выйдя замуж за адъютанта его величества, увлеклась одним албанским генералом, который попал в Афины из своего горного логова и вскоре стал притчей во языцех при королевском дворе!
– Я также считал – хотя, может быть, это и неправда, – сказал лорд Кастльфорд, – что сама королева Амелия питала слабость к генералу Хаджи-Петросу.
– Думаю, что это правда, – ответил лорд Стрэтфорд, – но она не шла ни в какое сравнение с Джейн Элленборо – мужчины считали эту светловолосую, голубоглазую красавицу просто неотразимой.
Он взглянул на лорда Кастльфорда и подумал, что на его лице появилось несколько циничное выражение.
– Есть такие женщины, – сказал он, – но, наверное, в Англии они встречаются не так часто, как в других частях света. Джейн Элленборо, которую я знал еще совсем молодой, была порывистой, импульсивной, неисправимо романтичной и невероятно ветреной особой. И все же мужчины, которые менее опытны и циничны, чем вы Вернон, по уши влюблялись в нее.
– Вы пугаете меня! – сказал лорд Кастльфорд. – Я рад, что теперь леди Элленборо слишком стара и можно не опасаться ее чар. Да и вообще, она принадлежит к тому типу женщин, который меня совсем не привлекает.
Лорд Стрэтфорд откинулся в своем кресле. Его глаза весело сверкнули, когда он произнес:
– Вы очень самоуверенны, Вернон. Странно, что за все время ваших путешествий по всему миру я ни разу не слышал, чтобы скандал или даже сплетни коснулись вашего имени.
– Как вам известно, милорд, я обручен со своей карьерой, – ответил лорд Кастльфорд. – И хотя некоторых женщин я нахожу вполне забавными и привлекательными, я никогда не позволю ни одной из них помешать моим стремлениям или расстроить планы на будущее.
– Вы никогда не были влюблены? – удивился лорд Стрэтфорд.
– Никогда, если вы подразумеваете это сентиментальное состояние, когда мужчина больше не может сохранять ясность мыслей, когда он считает, что в мире не существует больше ничего, кроме чувств, которые на самом деле мимолётны.
На мгновение воцарилась тишина. Затем посол сказал:
– Это черта вашего характера, Вернон, которую я никогда ранее не замечал. У меня есть ощущение, что вам чего-то не хватает – чего-то такого, что важно для вашего развития как мужчины.
– Вы так говорите, словно у меня в этом отношении не все в порядке. Уверяю вас, мне очень приятно проводить время с прекрасным полом, и должен признать, иногда я не мог устоять перед чарами отдельных его представительниц.
Он весело улыбнулся лорду Стрэтфорду и сказал:
– Но я должен разочаровать вас, милорд, и сообщить, что еще ни одной женщине не удавалось сбить меня с избранного пути! Честно говоря, нет такой дамы, ради которой я мог бы пожертвовать своей карьерой.
– Возможно, в один прекрасный день… – осторожно начал лорд Стрэтфорд.
Лорд Кастльфорд перебил его:
– Я знаю, что вы собираетесь сказать, но решительно отвечаю «нет»! Некоторые мужчины самодостаточны, и я принадлежу к их числу. Женщина – это лишь игрушка.
Он умолк, а затем с вызовом продолжил:
– По-моему, султан абсолютно прав. Его игрушки заперты в шкафу, откуда достать их может только он, если ему вздумается поиграть. А когда он занят другими, более важными делами, то ему вообще нет нужды думать о них.
– Типично восточная манера, – заметил лорд Стрэтфорд.
– И вполне разумная, – ответил лорд Кастльфорд. – Только подумайте, насколько легче была бы наша задача, если бы леди Элленборо не закрутила роман с королем и не опозорила страну, сбежав с албанским генералом.
Он умолк, а затем продолжил:
– Разве вам не кажется, что с Парижем было бы легче поддерживать дипломатические отношения, если бы Наполеон III не был помешан на своих любовницах? Их бесчисленное множество, и каждая мешает ему выполнять государственные обязанности, делая его при этом уязвимым для общественного мнения.
На мгновение он взглянул на посла и спросил:
– Вы со мной не согласны?
– Я просто думаю, – ответил лорд Стрэтфорд, – что в глубине души вы либо истинный пуританин, либо ханжа.
– Ни тот и ни другой! – ответил лорд Кастльфорд. – Просто я очень практичный человек, который видит свой долг перед страной как прямую, ясную дорогу. Я не желаю задерживаться среди
цветов, что растут на обочине. Если я изредка останавливаюсь, чтобы сорвать какой-нибудь из них, я знаю, что он быстро завянет и не станет мешать моему продвижению вперед.
Он улыбнулся, увидев выражение лица посла, и продолжил:
– Женщины – это цветы жизни. Как только сорвешь такой цветок, потом ожидаешь, что он начнет вянуть и со временем совсем засохнет.
– Это просто невероятно! – воскликнул лорд Стрэтфорд. – Могу сказать честно. Вернон, вы меня просто шокируете. Я не ожидал увидеть в вас, моем самом любимом и талантливом ученике, такого циничного человека со столь упадническими взглядами.
– Клянусь вам, они вовсе не упаднические, – ответил лорд Кастльфорд. – Возможно, я и вправду немного циничен. Однозначно практичен. И абсолютно несентиментален.
– Афинянки очень красивы, – мягко произнес лорд Стрэтфорд.
– Я с удовольствием посмотрю на них! – ответил лорд Кастльфорд.
– А в Париже вы узнаете, что этот город полон соблазнительных красоток, которые всеми силами стараются привлечь к себе внимание.
– Здесь я с вами согласен, – сказал лорд Кастльфорд, – но в Париже нет притворства. Привлекательные женщины, о которых вы с такой теплотой отзываетесь, имеют свою цену. Вопрос лишь в том, какую из них вы можете себе позволить. Вы платите деньги за чувственные наслаждения, зная, что потом не будет никаких упреков, обвинений н, хуже того, слез!
На лице лорда Стрэтфорда появилось удивленное выражение. Он понял, почему лорд Кастльфорд, мужчина с такой приятной внешностью, так язвительно отзывался о женщинах.
Очевидно, ему до смерти надоели преследующие его женщины, которые были для него лишь кратковременным, мимолетным увлечением, но желающие сделать эти отношения более серьезными и постоянными.
Лорд Стрэтфорд помнил, что в молодости, когда он был таким же красавцем, как лорд Кастльфорд, с ним происходило то же самое.
